Глава 8
Доктор Лебедев
Один из необычных, я бы сказала, замечательных людей, которых я знала в своей жизни. Военно-медицинская академия других не берет. Высокий, приятный в общении, слегка заикающийся, наверное, потому, что спешил жить. Не успевала за ним реальность. Добрый, отзывчивый. Талантлив от Бога. Одним словом молоде́ц. Красаве́ц.
Мы, как все приличные, порядочные буржуины, обзавелись домашним доктором. Доктором Лебедевым. Муж познакомился с ним где-то на очередном фуршете. Тогда он не был мужем. На встрече по-русски. Сходке влиятельных, в меру влиятельных лиц. Многие люди из разных областей социума вдруг спонтанно стали знакомиться друг с другом. На коммерческой основе. Социалистическая Иерархия рухнула, упали барьеры, долго выстраиваемые предыдущим ответственным. Кормчим. Рабочий мог попасть только в местную, специально построенную ему больницу. Не так уж плохи они были, бесплатные больницы социализма. Все, конечно, и тогда зависело от человека, доктора, который вел историю болезни, знал все твои болячки, даже помнил их каким-то чудным способом. Когда приходили старые, обветшалые в процессе строители с новыми, только что народившимися строителями коммунизма, доктор знал все. Возможные напасти, болезни, которые и при социализме передавались наследственным путем. Несмотря на то, что Генетика как наука не стала авторитетной в те, социалистического рая, годы, не указ она была руководителям Страны. Коммунистическая Партия не признавала ничьей воли, кроме собственной коммунистической Воли народа. Так тогда говорили. Замолчали. Ушли.
Гены не переставали мутировать в малосъедобной, полной стрессов среде. Болели много, часто. Мои дети не исключение. Ходили по врачам, как все. Лечились, как могли, как доступно было. Выросли.
Теперь, когда все становилось платным, я решила: раз уж платить, так миллион. Лучшему то есть.
Доктор Лебедев.
Специалист по мозгам, как его называли в Военно-медицинской академии. Хирург от Бога. Мы обращались к нему со всеми напастями, дружили домами. Узнали ближе. Не подвел.
Одной из напастей оказался алкоголизм. Я и раньше не могла справиться до конца. Периодически давала себе слово, завязывала. Потом снова развязывала. Надеясь держать процесс под контролем. Ничего, естественно, не получалось. Сидело во всех моих предках, передаваясь по наследству из поколения в поколение. Я была наследственной пьяницей. Единственное, что меня отличало от всех моих предков, что я уже поняла, что это такое, сознательно подходила, как мне казалось, к проблеме. Пила тайком.
Никто не видел. Одна из степеней алкоголизма, особенно женского. Могу различить в других. Часто беспокоюсь, сказать не могу. Не спрашивают.
Скрытое пьянство.
Частный ресторан, то есть, собственно, мой, снабжали мы разными, появившимися тогда экзотическими, западного производства напитками. Ликеры разноцветные. Что в них давало такой ядовитый цвет, сейчас уже не вызывает сомнения. Эту экзотику пили сами, подавали в ресторане. Люди охотно заказывали, пробовали, хвалили. Спивались уже на западный, цивилизованный, думалось тогда, манер. Всем вдруг стало интересно, как там, за бугром. Как люди живут. Попробовать вкус западной жизни. Шампанское «Мадам Помпадур». Сейчас понимаю, здесь такого слыхом не слыхивали. Не пробовали. Не стали бы пить.
Тогда же Главе Православной Церкви выдали официальную, что ни на есть лицензию. Лицензию на алкоголь. Церковь везла напитки, мы спаивали. Такая образовалась цепочка. Лицензии никому больше не выдавали. Я сотрудничала с Православной Церковью. Не в лучшем виде. Таким путем.
Завозили мы и из своих союзных, бывших республик, производителей вина, водку. Вин хороших местных становилось все меньше. Рушились все постсоветские пространства. Не только в России Индустрии рушились.
Грузии отказали совсем. Крымские, мускатных качеств, вина отправляли на Запад. Там другого не брали. Всем хотелось заработать твердую копейку. Доллар. Нам доставалось то, что, по-хорошему, здесь, в Европе никто не пил.
Мы радовались совсем в ту пору бездумно. Витрины ресторана наполнились новыми названиями, звучащими интригующе зазывно. Джонни Уокер. Белая лошадь. Виски. Скотчи. Абсолют. Амаретто. Особенно полюбилось. Пахнущее миндалем, сладко-тягучее, янтарное зелье. Оставалось ореховое послевкусие на языке.
К нам стали захаживать всякие гости. Знакомая, вдохновившись моим женским примером, открыла мебельный магазин у меня за углом. Я не интересовалась подробностями, она часто заходила с молодым человеком. Старый компаньон, муж, учредитель, на чьи капиталы она открыла новое предприятие. Мне не было дела. Она бронировала отдельный зал для ВИПов, гостей, которым надо было обсудить что-нибудь важное. Мы накрывали, она платила. Какое мне дело до «С кем она?»
Да хоть с кем.
Дела наши двигались в гору. Ресторан набирал обороты. Посетитель пошел.
Мне, как хозяйке, приходилось часто выходить в зал. Приветствовать. Беседы беседовать. Выпивать с особенно важными, настырными. Отказать гостям было неловко, да и криво косились тогда, кто не пил. Я выпивала рюмку, другую. Гости нужные, как не уважить. Не пить.
Доктор приходил иногда тоже. Я видела нашу схожесть в стадии, при протяженности времени. Мы приглашали, он приходил. Иногда с женой. Жена работала в интересном учреждении. Военно-медицинская академия занялась изучением феноменов. Многие вдруг феноменальные способности появились у обычных людей. Стали изучать влияние мысли на расстоянии. Женщина могла взглядом двигать предметы. Телекинез. Гипноз. Ясновиденье. Яснослышание. Тогда называлось по-другому. Медицинские термины. Не помню. Искали по всей стране необычных. Сажали в лабораторию. Изучать. Доктор интересовался этим тоже. Кому же, как не ему, специалисту по мозгам, понимать, что происходит с людьми, по-новому расшифровывать. Познавать. Интересная лаборатория. Я узнала позже возможности этой лаборатории. Когда подперло. Время пришло.
Подруга просила аудиенции. К ней приходили почетные гости. Она хотела их привести к нам. Мы закрыли ВИП-помещение. Выполнили заказ. Я бегала по делам, не обращая особо внимания, кто заходил, выходил.
Этих людей я заметила сразу. С подругой. Гости. Раньше они ходили по улицам в серых, сидящих особенно правильно пальто. Теперь костюмы по новой моде, двубортные. Не красные, что особенно в то время оказалось популярно, черные. Люди в черном. Ни с кем не спутать. КГБ.
Мне приходилось с ними сталкиваться. Не с главными – низшими. Предлагали услуги по моему охранению. Я отказала. Зачем мне такие хранители. Пришли опять, теперь уже вроде с рекомендацией. С подругой.
Ах, как хороша, – подумала я. Отвернулась.
Подруга, несмотря на мои отговорки по занятости, все-таки затащила меня в ВИП. На столе стояли налитые кем-то заранее рюмки. Амаретто. Я улыбнулась, для проформы, из вежливости. Дежурной улыбкой Хозяйки Ресторана. Костюмы протянули ко мне свои руки здороваться, рюмки. За дружбу.
Кто откажется пить? Я выпила.
– «Амаретто» какой-то странный, нужно проверить производителя…
Это последнее, что я вменяемо помню. Пространство передо мной потекло. Я видела себя, как в кино, размыто. Костюмы пытались узнать, кто меня финансирует, ненавязчиво, мило беседуя со мной в моем кино. Подруга слегка нарочито хихикала. Скорей ухмылялась. Мне виделся ее, ставший странным, образ. Лик. Слегка перекосившийся. Хохотал. Я отвертелась с вопросами. Отговорилась, должна уйти.
Вышла, качаясь. Пошла к кабинету. На половине дороги упала. Больше ничего. Не помню. Ничего.
Проснулась я через несколько суток. Проспала в коме, встала. Пришла в себя.
Голова раскалывалась напополам, болела наплывами. Соображала плохо. Единственное умное пришло в голову. Нужно бросать пить.
– Точно. Бросить. Бросать. Искать.
– Не пить.
Кто мне поможет в таком состоянии? Конечно Доктор Лебедев. Позвонила. Назначил.
Договор был как раз с лабораторией. Там служил Доктор, друг Доктора. Гипнотизер. Договорились в ближайшее время. Тянуть больше некуда. Я пошла.
Лаборатория похожа была на все остальные, советского времени. Полутемное помещение с осциллографами, мигающими зеленым глазом в пространство, освещая его дополнительно зеленым светом. От этого лица там работающих людей отливали зеленым отливом. Мой естественный цвет лица, в тот момент, был неестественно сине-зеленым, синюшным, я бы сказала. Не важно. Пришла.
Доктор меня уложил на кушетку. Привел гипнотизера. Сеанс начался. Проходило действо часа четыре.
Я все время спала. Находилась в беспамятстве. Хорошо, Доктор рекомендовал. Могло ведь всякое произойти. Я тогда о последствиях косвенных не думала. Мне помогали. Я доверяла. Спала.
После пришествия в себя на твердой, деревянной кушетке, с зеленым от осциллографов, нависшим на меня лицом Доктора, мне показалось опять странным пространство. Он меня будил. Оно продолжало плыть.
Мы попрощались. Меня встретили. Посадили в машину, поддерживая, как немощную.
Немножко странную. Я все время встряхивала головой, пытаясь зафиксировать пространство, напрягая глаза, морща зеленого цвета лоб. Домой приехали к вечеру. Поднялись в квартиру. Я тогда жила в старой квартире, на восьмом этаже.
Дети угомонились рано. Мы жили отдельно с бывшим, опостылевшим мужем. В квартире, кроме меня, мамы, детей никого не было. Город спал.
Я по причине предыдущего двухдневного забытья спать не могла. Что-то мешало. Смотрела в потолок. Считала слонов.
Засветилось окно, необычным светом. Я встала, подошла посмотреть. Часы показывали три ночи, ничего такого не могло быть. За окном, где-то на окраине города, светился сигарообразный объект. От него исходил конусный луч, расширяясь книзу, захватывая большой городской участок, как бы в себя. Луч однородного видимого свечения.
Голос в голове сказал: – Не бойся, это мы, твои близкие. Мы слышали все. Готовы помочь.
Я потрясла головой, пытаясь наладить нормальный контакт с реальностью. Поплыла. Как плыла, я не помню. Увидела себя. Не знаю, каким образом, не могу сказать. В колбе. Огромной колбе, похожей на шприц. Свернутая калачиком, голая. К шприцу был подключен шланг. Через колбу я с кем-то говорила, скорее, кто-то говорил со мной. Объяснял, что, выкачав жидкость, они заменят ее на другую, без вируса. Вируса алкоголизма. По прозрачному шлангу текла жидкость. Моя жидкость. Шланг каким-то образом был подключен ко мне. Жидкость собиралась в шприце поменьше. Потом его унесли. Помню совершенно одинаковые формы резервуаров, в которых я находилась с жидкостью, которую унесли. Через какое-то время принесли тот же шприц с совершенно прозрачным, живым наполнением. Когда уносили, оно было мутным, с темными хлопьями грязных облачков. Я видела. Новая жидкость, совсем светлая, как в бассейне, с немножко хлорированной водой.
Жидкость вкачали обратно.
Я проснулась. Затрясла головой, уже по дурной привычке. Что это было? Сон или явь.
Самое интересное, что пропали все симптомы алкоголизма. Совсем ушли. В мое квадратное зеркало в ванной на меня смотрела молодая, пышущая здоровьем особа с озорными глазами. Это была я.
С той поры мне ни разу не захотелось. Даже тяги не было. Бесследно прошла.
Мы всей семьей обрадовались моему выздоровленью. Я, конечно, не рассказала всего, что было. Не хотела пугать детей, маму. Да и не поверили бы они мне.
Поехали к Доктору с благодареньем. Рассказать ему мое приключенье после Гипнотизера не представлялось возможным. Доктор тогда не верил ни в какие чуди’. Позже изменился. Понял, к чему эти чуди’ могут проследовать. К чему привести. Стал интересоваться процессами, происходящими в лаборатории. Подглядывал результаты. Стал понимать, что к чему. Загорелся сам освоить эту науку. Магию. Попал к колдуну.
Колдун научил Доктора некоторым премудростям. Доктор стал применять на особо отчаянных, отчаявшихся пациентах. Много было пациентов с пробитыми пулями головами, размозженными, развороченными мозгами. Доктор хотел всем помочь. Восстановить функции мозга было особенно интересно, почетно. Никто не может. Он мог. Самые невероятные случаи стали происходить с Доктором. С пациентами. Колдун не рассказал, откуда черпает силы.
Колдун.
Силы давались Доктору в его искусстве. Медицине. Лечении. Отбирались у него. Личные силы Доктор передавал пациентам. Амбициозно соперничая с Творцом. Восстанавливал непутевое, многострадальное население. Шальной народ. Сам при этом чах, на глазах превращаясь в старца.
Когда я звонила из Амстердама, просила за Антона, он обрадовался, стал расспрашивать, как мы, что мы. Обещал помочь.
– Конечно, поможем, пусть приходит.
Голос, по-прежнему немножко заикаясь, дрожал.
Мы договорились.
Доктор был еще жив.
После этого он продержался недолго.
Свалился совсем.
Перестал лечить. Бороться. Он никогда бы не победил. Не выиграл.
Понял, с кем имеет дело.
Напившись досыта.
Всем, что хотел.
Ушел.
Из отзыва в Интернете.
Испытала потрясение, Лара. Написано очень хорошо, но шок от другого: я знала доктора Лебедева в тот самый период, когда он, еще ведя прием в красном кирпичном здании Военно-медицинской академии, уже окончил курсы колдунов.
Ходила я к нему по поводу похудения, платила за сеансы. Уже не помню сколько. Пользовался он, как он сам говорил, народными методами, которые достались ему по наследству от деда, а тому от самого Распутина, которого доктор Лебедев считал своим родственником.
Методы не помогли. Но я тогда не знала, что проблема веса связана с надпочечниками. Через год-полтора он сам позвонил мне, пригласил на встречу. В то время он уже не работал в академии. Приехала в офис. Хирург Лебедев со товарищи хотели дать через наше агентство рекламу «жезлов фараона». Они, эти жезлы, и сейчас рекламируются как средство от всех болезней. Встречала недавно в интернете.
Меня поразил его вид, его глаза. Черные зрачки подпирали радужную оболочку, ее просто не было. Единственная мысль пришла: Лебедев принимает наркотики. Неточные движения, возбужденное поведение, речь тоже быстрая, неровная. Он практически не заикался. Единственная мысль пришла: не жилец.
Если ты уехала в 93-м, то я была у него, наверное, в 95-м. Тот разговор о жезлах, та встреча были последними. Мне не захотелось ни сеансов, ни рекламы. До сих пор помню эти страшные черные глаза.
Лебедев посоветовал мне одну колдунью, с которой он вместе занимался обучением магией. Странная женщина. Ей больше подошло бы стоять за прилавком и орать на покупателей. Но некоторое время мы общались. Однажды у меня в офисе, на очередном сеансе с очисткой свечой, она ткнула мне пальцем в живот и сказала: «Камни пойдут из почек!»
Через два месяца я попала в больницу: камни, самые крупные были величиной с две спичечные головки, шли каждый день и причиняли боль. Одно время не ходила на работу – невыносимые боли снимала по совету моего друга-врача таким вот способом: пила пиво вместе с 7-10 таблетками но-шпы за раз. Помогало здорово.
Помню одно такое утро: еле подняла себя с постели после бессонной ночи, вышла на улицу, в ближайшем ларьке купила несколько бутылок пива и снова домой. Нош-па и пиво. Всех, кто звонил с работы, – посылала, не матом, но конкретно. Сотрудники решили, что директор стала запойной. Объяснить кому-то правду было невозможно.
Через пару-тройку лет зачем-то я позвонила этой женщине и спросила: «Как успехи в деле исцеления?» Ответ меня шокировал: «Я больше этой х…й не занимаюсь…» Я робко спросила: а чем? Ответила: «Работаю на депутатов, политикой занимаюсь».
Вот такая странная история. Думаю, что к этому времени хирурга Лебедева уже не было на этом свете.
А вот наркотики, Лара, в его жизни были точно. Я почти в глаза сказала ему об этом. Доктор не отрицал, он вообще ничего не ответил. Возможно, он был болен и принимал наркотики в качестве обезболивающего. Не знаю. Может быть, и так.