Активизация общественности как фон думской сессии
После заявления А. Н. Хвостова от 10 (23) декабря 1915 г. о запрете съездов общественных организаций вопрос о месте и возможных сроках их созыва повис в воздухе. Гучков не собирался отступать и фактически провел съезд ВПК под другим названием и в другом месте. Формально другой была и повестка дня. 13–15 (26–28) декабря в Петрограде под председательством Гучкова было созвано совещание представителей местных комитетов1. Оно заслушало доклады о работе на местах: ввиду отсрочки созыва съезда Гучков в первый день предложил продлить работу совещания до 20 декабря 1915 г. (2 января 1916 г.), но формально от этого предложения отказались, поэтому обработка докладов продолжалась в ЦВПК2. Совещание было довольно результатами, о них говорилось в стиле пресловутых ящиков со снарядами: «Доклады доказывают активное участие многих тысяч промышленных деятелей в работе по организации обороны страны. Учреждается ряд предприятий, имеющих специальное назначение, и создаются отрасли промышленности, которых до сих пор в России не было благодаря иноземному ввозу»3.
Совещание обратилось (по рекомендации Коновалова) с призывом ускорить введение представителей рабочих в комитеты всех уровней. Кроме того, было принято решение провести съезд в январе 1916 г.4 Материалы докладов обсуждались в ЦВПК – он отчитывался о достижениях в организационной работе. Комитеты получили на нее из казны 518 тыс. руб., из них 300 тыс. руб. было направлено в распоряжение Центрального комитета, еще 160 тыс. руб. было получено от Совета съездов промышленности и торговли5. 22 декаря 1915 г. (4 января 1916 г.) Гучков сделал сообщение о докладах представителей 34 областных и местных комитетов. Он был доволен результатами – на местах было замечено значительное оживление работы, достигнуты большие успехи. В ходе обсуждений были выявлены и основные проблемы – расстройство перевозок и отсутствие топлива6.
Решение совещания о созыве съезда в январе также не было выполнено. Кроме ошибочных расчетов относительно съездов Земского и Городского союзов была и еще одна причина переноса. Накануне предполагаемого открытия съезда и сразу же после завершения работы в ЦВПК заболел Гучков. В ноябре 1915 г., после поездки на автомобиле в Ригу по делам комитета, он простудился. Состояние больного резко ухудшилось в начале года. Новости о здоровье Гучкова стали достоянием общественности. «Тяжко занемог председатель Центрального военно-промышленного комитета А. И. Гучков, – сообщал 7 (20) января орган ЦВПК. – Судьба к нему немилосердна: проклятый недуг подкрался к нему в тот момент, когда он был так необходим, ибо полным ходом пошла работа Центрального комитета и задачи огромной важности и трудности стали перед ним. Как нужен был бы теперь его ясный четкий ум, его огромная энергия, его исключительная работоспособность! Нет, он не должен болеть. Напряжением всей нашей воли и наших знаний
7
мы должны отвоевать его у смерти»7.
Следует отметить, что в начале 1916 г. обстановка вокруг Путиловского завода вновь обострилась. Возглавляя по сути дела обанкротившийся орган, Гучков ревностно критиковал плохо работавшее детище Путилова. Использовались самые различные приемы давления на общественность и государственные органы, не была обойдена вниманием и Ставка. 11 (24) февраля туда вернулся из Петрограда Николай II8. В Могилеве были собраны Главнокомандующие фронтами, которые должны были обсудить вопрос об оказании помощи Франции9. 21 февраля началось германское наступление на Верден, которое в первые дни развивалось весьма успешно. В Могилеве император принял британскую делегацию – 16 (29) февраля сюда прибыли генерал А. Пэджет и капитан лорд Р. Г Пемброк. Они вручили русскому Главковерху жезл фельдмаршала британской армии10.
Обстановка на Западном фронте Антанты была крайне напряженной. Непростой была ситуация и на внутреннем фронте в России. Кажущееся спокойствие многих не устраивало. Перед отъездом в Россию британские офицеры наслушались от представителя общественности рассказов о неизбежности революции в России, император которой все время прислушивается к «знаменитому монаху, Распутину»11. 14 (27) февраля 1916 г. Гучков отправил М. В. Алексееву телеграмму, извещая начальника штаба Главковерха о срочной необходимости сделать доклад о деятельности ЦВПК и получить «важные для комитета Ваши указания». Сам он приехать не мог по причине продолжавшейся болезни, а в обществе распространялись слухи о том, что глава ЦВПК умирает, «отравленный распутинской бандой». Поэтому он предложил принять вместо себя своего заместителя А. И. Коновалова12. В тот же день было проведено заседание бюро ЦВПК по вопросу о подготовке проведения 2-го съезда военно-промышленных комитетов. В связи с болезнью Гучкова он был избран почетным председателем будущего съезда, а в председатели был намечен Коновалов13.
Непосредственно перед этим съездом, 20 февраля (4 марта) 1916 г., в Петрограде был открыт 1-й Съезд представителей металлообрабатывающей промышленности. Его председателем был единогласно избран А. Д. Протопопов, тот самый, которого осенью того же года либеральная общественность дружно обвинит в непрофессионализме и безумии. Съезд рекомендовал включить не менее двух членов избранного Совета съезда в Особые совещания по обороне, топливу, перевозкам, продовольствию, обеспечению армии предметами боевого и материального снаряжения и другие комиссии, которые еще будут созданы правительством14. Кроме того, съезд выступил категорически против секвестра Путиловского завода, «всегда стоявшего во главе инициативы и производства вооружения нашей армии»15. На заводе шла забастовка, в разжигании которой его владелец на съезде обвинил Рабочую группу ЦВПК. Ее председатель вслед за этим публично возразил под аплодисменты промышленников16. Проблема взаимодействия общественных и рабочих организаций с особой остротой встала на 2-м съезде ВПК.
В отсутствие Гучкова съезд, собравшийся в Петрограде 26–29 февраля (10–13 марта) 1916 г., открыл Коновалов. Он же был избран его председателем. На съезд прибыло около тысячи делегатов, в том числе представители от рабочих из 20 городов17. «Громадный зал Собрания инженеров путей сообщения, где происходит съезд, – отмечал корреспондент “Речи”, оказался заполненным сплошь, даже все проходы были заняты членами съезда»18. Сопредседателями были избраны Г. Е. Львов, М. В. Челноков и П. П. Рябушинский (который также отсутствовал по причине болезни). Это было зримым осуществлением призыва Коновалова к объединению общественных сил во имя победы, прозвучавшего в первый день съезда19. Первая же его речь наметила и явные политические задачи общественного единства.
Коновалов заявил: «Мы вправе сказать: если в стране сеются семена новой России, если создаются новые попытки найти путь к тому, чтобы Россия экономически встала твердо на ноги, эти семена, наряду с другими общественными организациями, сеются и деятелями мобилизованной промышленности. Настоящий съезд даст нам возможность подвести итоги сделанного и наметить новые пути и методы для дальнейшей работы. Чувство глубокого удовлетворения вызвала во всех деятелях военно-промышленных комитетов речь председателя Государственной думы М. В. Родзянко, с думской трибуны признавшего полезность работ военно-промышленных комитетов. В настоящий момент, когда больше, чем когда-либо, рассеяна ядовитая атмосфера злых козней, подозрений, интриг, недоброжелательства, искусно и упорно создаваемых вокруг деятельности общественных организаций, ценно признание Государственной думой деятельности промышленников, ценна эта моральная поддержка. Наше горячее желание – да будет прочной творческая деятельность Государственной думы по укреплению в стране порядка и законности, да будет непрерывным благотворное течение ее работ, необходимых для блага родины, для нашей победы»20.
Последние слова потонули в громе аплодисментов. В конце своей речи Коновалов призвал к установлению более тесного сотрудничества с Земским и Городским союзами. Эта мысль также вызвала бурную продолжительную поддержку делегатов. Готовность сотрудничать во имя победы проявил выступивший немедленно после выборов руководства съезда Львов. Глава Земского союза был доволен проведенной работой и вновь обратился к пресловутому символу достижений общественных организаций: «Посмотрите на ящики со снарядами, на которых красуются теперь итоги наших совокупных трудов в виде надписи: “Снарядов не жалеть”»21. На фоне таких достижений остается удивляться, почему П. И. Пальчинский – представитель горнопромышленников Урала – 29 февраля (13 марта) отметил, что в обществе распространены взгляды «на промышленников, как на пиявок, присосавшихся к здоровому народному телу», и призвал съезд «подчеркнуть неправильность» такого взгляда22. О создании положительного образа своей организации в руководстве ВПК не забывали и без напоминаний.
Одной из составных программы ЦВПК было и единение с рабочими организациями, обеспечить которое должен был рабочий съезд. Эта идея была подготовлена декларацией Рабочей группы. Декларация была принята 29 ноября (12 декабря) 1915 г. и оглашена в заседании бюро ЦВПК
3 (16) декабря 1915 г., где она получила полную поддержку23. Более того, 21 декабря 1915 г. (3 января 1916 г.) на общем собрании ЦВПК Гвоздев выступил с докладом, в котором были оглашены следующие требования группы, также получившие полную поддержку со стороны руководства комитета: право на устройство по мере надобности и без разрешения и присутствия полиции собраний и разного рода совещаний во всех фабрично-заводских предприятиях, а также незамедлительного открытия приостановленных с момента возникновения войны всех легальных рабочих организаций, как культурно-просветительных, так и экономическо-профессиональных.
4 (17) января 1916 г. заместитель председателя ЦВПК Коновалов обратился с письмом к министру внутренних дел с просьбой об удовлетворении ходатайства Рабочей группы, на что последовал отказ24.
Через две недели в принадлежащих Коновалову «Русских ведомостях» было опубликовано письмо за подписями членов Рабочей группы, извещавшее «товарищей рабочих» о том, что главной своей задачей группа считает подготовку общероссийского рабочего съезда с целью объединения рабочего класса и с призывом устанавливать для этого связь с группой ЦВПК25. Гвоздев зачитал на съезде декларацию Рабочей группы. Ее текст был опубликован уже после Февральской революции: «Мы считаем очередной задачей рабочего класса, всей демократии и всех искренних сторонников спасения страны борьбу за созыв Учредительного собрания на основе всеобщего, равного, прямого и тайного избирательного права, за немедленное осуществление всех гражданских свобод: слова, собраний, печати, союзов и коалиций, за отмену всех национальных ограничений, признание за всеми населяющими Россию народами права на национальное самоопределение, за немедленное переизбрание всех городских и земских учреждений на основе четырехчленной формулы, за широкое социальное законодательство, за восьмичасовой рабочий день, за землю крестьянам и за немедленную амнистию по всем религиозным и политическим делам»26. Выступление Гвоздева полностью соответствовало запрещенному обращению Рабочей группы по вопросу о стачке на Путиловском заводе и упомянутой выше декларации.
Его речь была встречена бурными овациями, а председательствующий Коновалов даже не сделал попытки прервать выступающего27. Конечно, учитывая предсъездовскую работу руководителя Московского ВПК, это не должно вызывать удивления, но все же… Гвоздев открыто ставил под вопрос цели войны, фактически призывал к миру «без аннексий и контрибуций», обвинял правительство в том, что оно развязало преследование евреев, мусульман и финляндцев, готовит «общероссийский погром», преследует Земский, Городской союзы и ЦВПК28. В его словах содержался весьма слабо замаскированный призыв к революционному перевороту. «Добиться же при существующих в России условиях права для всего народа на самозащиту, – говорил он, – означает не что иное, как немедленное и коренное изменение существующих политических условий и вручение власти правительству, поставленному народом и ответственному перед ним»29. Цензура пропустила только небольшой отрывок из этой речи: «.группа говорит, что. рабочие действуют в полном согласии с идеей защиты народов от военных нападений и насильственных подавлений.»30 Другие представители рабочих выступали в стиле Гвоздева и даже предлагали предпринимателям «поддержку со стороны рабочих, не считаясь с жертвами»31.
Присутствовавшие аплодировали32. Впрочем, поддержка таких заявлений не была постоянно единодушной. Контуры знакомых конфликтов были уже довольно явными. Со стороны представителей промышленников в сторону рабочих депутатов был даже брошен упрек в незрелости. Он «вызвал резкую отповедь со стороны рабочих»33. Обстановку несколько разрядил М. И. Терещенко, призвавший не обострять «рабочего вопроса», и представитель Московского ВПК, предложивший не превращать комитеты в «арену классовой борьбы». После этого делегаты 2-го съезда ВПК единогласно и с аплодисментами проголосовали за декларацию, предложенную представителем петроградских рабочих Г Е. Брейдо о созыве рабочего съезда34.
Это была резолюция Рабочей группы от 3 (16) декабря 1915 г., и в результате была создана организационная комиссия и выработана программа будущего съезда. Она включала в себя следующие пункты: 1) отношение рабочих к современному положению страны; 2) дороговизна жизни и продовольственный кризис; 3) экономическое положение рабочих и охрана труда во время войны; 4) рабочие и жертвы войны (инвалиды, беженцы и проч.); 5) отношение к Военно-промышленным комитетам; 6) выборы в Центральный ВПК35.
Программа была опубликована 29 марта (11 апреля) 1916 г. в органе ЦВПК36. Хорошо изданная, эта, по сути дела, легализованная политическая прокламация распространялась в большом количестве по всей стране37. Группа призвала всех сознательных рабочих немедленно приступить к организации ячеек на производстве, начать подготовку общероссийской первомайской стачки, при каждом выступлении требовать мира «без аннексий и контрибуций» и т. д.38
Естественно, что Рабочая группа полностью поддержала резолюцию 2-го съезда ВПК о создании «ответственного министерства», реформу местного самоуправления и введение всеобщих, прямых, равных и тайных выборов в Государственную думу. Гучков мог быть доволен – возникала перспектива создания контролируемого его организацией всероссийского рабочего движения. Последнее было тем более важно, что руководитель ЦВПК явно не стремился к ответственности перед IV Думой39. Впрочем, руководители ЦВПК пока что не торопились раскрывать карты – Дума должна была стать орудием для осуществления их замыслов, и поэтому они с явным удовольствием поддерживали призывы делегатов принять обращение «к законодательным собраниям, так как только они могут вывести страну из создавшегося тупика»40.
Текст резолюции был немедленно доставлен главе МВД и Николаю II. На докладе император, как почти всегда, был непроницаемо спокоен41. Однако он был весьма недоволен тактикой, избранной военным министром в отношении ЦВПК и его Рабочей группы, и результатами ее политики попустительства, проявившимися во время съезда ВПК42. Весьма болезненным оставался и вопрос о Путиловском заводе. В результате стачки работа важнейшего для обороны страны завода была фактически парализована две недели. Забастовка закончилась 4 (17) марта 1916 г. Генералу Крылову, наводившему порядок на Путиловских заводах, не удалось избежать падения производства. Полную производительность они дали только к 15 (28) марта 1916 г.43 Военное управление вложило в завод еще около 20 млн руб., с 25 до 30 тыс. человек увеличилось число рабочих. Увеличился и объем производства – завод в 1916 г. дал 2828 орудий (против 1566 в 1915 г.), в 2 раза увеличился их ассортимент, начался выпуск новой продукции, 76-мм зенитных орудий, и, наконец, был освоен выпуск 6-дюймовых снарядов. В 1916 г. завод давал около половины всех снарядов этого калибра, производимых в России44.
В разгар этой работы Крылова на Путиловском заводе выздоровел Гучков. После своего выздоровления он, по собственным словам, не мог уже равнодушно видеть бессилие ГАУ в организации правильного снабжения русской армии тяжелой артиллерией и предложил в течение шести месяцев поставить шесть шестиорудийных батарей 16-дюймовых гаубиц в полном снаряжении, со всем необходимым для немедленного выступления. Таким образом, в кратчайший срок предлагалось достичь паритета с противником в этой области. В качестве эксперта Гучковым был приглашен бывший директор Путиловского завода А. П. Меллер, который предложил довольно экстравагантный план: освободить три мощнейших завода – Путиловский, Обуховский и Ижорский – от производства снарядов для тяжелой артиллерии для производства этих тридцати шести 16-дюймовых гаубиц45.
Чем должна была в эти шесть месяцев стрелять остальная русская артиллерия – на этот вопрос ответа не было. Гарантии выполнения этого чрезвычайно сложного проекта также не предоставлялись. Неудивительно, что Главное артиллерийское управление отказалось от него. Однако сам факт этого предложения многое объясняет в том поведении, а вернее, в той игре, которую вел руководитель ЦВПК. Деятельность военно-промышленных комитетов приобретала все более ярко выраженный политический характер. 5 (18) марта 1916 г. на заседании продовольственного отдела ЦВПК при участии А. И. Коновалова для решения продовольственного вопроса было решено создать в Москве Центральный комитет объединенных общественных организаций, который бы начал действовать, не считаясь с политикой Министерства земледелия. Предполагалось, что именно кризис в продовольственном вопросе должен был вызвать в ближайшее время кризис власти46.
Представители «Прогрессивного блока» явно оказались позади событий, что их категорически не устраивало. Только 7 (20) марта 1916 г. Дума рассмотрела вопрос о положении на Путиловском заводе в закрытом заседании. В результате была принята формула с требованием установления «реальной» зарплаты, создания профсоюзов и примирительных камер. С речью о положении на Путиловском заводе выступил военный министр. Это выступление, как и в августе 1915 г., не было согласовано с правительством47. «Одновременно с объявлением о закрытии завода и об общем расчете рабочих, – отчитывался Поливанов, – в соответствии с обязательным постановлением военной на театре военных действий власти, все рабочие, которые числятся военнообязанными и получили отсрочку явки к исполнению воинской повинности, собственно для выполнения срочных заказов военного и морского ведомств, коль скоро они этой обязанности не выполняют, то они привлекаются к исполнению общей воинской обязанности, то есть в запасные батальоны для воинского обучения. Из бастовавших на Путиловском заводе рабочих, военнообязанных, призваны только два младших возраста, а именно: ратники первого и второго разряда и новобранцы 1915 и 1916 гг., и рабочего элемента, наименее привычного к работе, наименее (повторы) подходящего к званию квалифицированных рабочих. Для суждения над учинившими насилие и побои военной властью учрежден военно-полевой суд»48.
В заключение министр назвал забастовку на Путиловском «ударом в спину», который армия получила от «своих». Эта речь была встречена бурными аплодисментами49. Выступление Поливанова не подверглось критике, но вслед за ним выступил Милюков, который возложил ответственность за происходящее на правительство и резко осудил насилие по отношению к бастующим, объяснив случившееся экономическими причинами и недостатком пропаганды среди рабочих. «Как же сделать, чтобы этого не было, – ни “пораженчества”, ни анархизма? – восклицал он. – Нужно, чтобы человек не чувствовал себя чужим, чтобы он чувствовал себя в самом деле “своим”, тогда “ударов в спину”, может быть, не будет. Тогда поймут, что этих вещей нельзя делать, тогда и те немногие элементы “пораженчества”, которые существуют, исчезнут. Приобщите рабочего к общей равноправной семье, дайте ему средство цивилизованными способами считаться с работодателями, и когда вы это дадите, тогда взыскивайте»50. Милюков не подверг критике владельцев завода, обошел он молчанием и действия военных. Следует отметить, что Поливанов полностью расходился со Штюрмером по вопросу об отношении к забастовке, а после этого выступления он способствовал тому, что сведения о закрытом заседании появились в прессе51. Уже 13 (26) марта с санкции военного министра и председателя Государственной думы отчет о нем был опубликован в «Речи»52.
Принятая Думой 7 (20) марта формула перехода к делам содержала прямое осуждение подавления забастовки: «…насильственное и одностороннее разрешение столкновений на экономической почве способно лишь привести к внутренней розни, ослабляющей и радующей нашего врага.»53 Руководители «Прогрессивного блока» вскоре попытались вернуть себе инициативу. 12–13 (25–26) марта 1916 г. прошли съезды Земского и Городского союзов, в ходе работы которых усилилась политизация требований их руководства. П. Н. Милюков выехал в Москву, чтобы принять участие в работе съездов и попытаться согласовать их резолюции с линией «Прогрессивного блока». Сделать это ему не удалось, хотя съезды все же заявили о своей поддержке блока. Требование «ответственного министерства», естественно, было также включено в резолюцию.
Не был обойден вниманием и поднятый на съезде военно-промышленных комитетов рабочий вопрос. О нем напомнил выступавший представитель Рабочей группы ЦВПК В. А. Черногорцев, повторивший программные требования «гвоздевцев». В свою очередь А. И. Коновалов предложил объединить все общественные организации по примеру «Союза союзов» в 1905 г. и приступить к организации Союза рабочих, высшим органом которого должна была стать Рабочая группа ЦВПК и Всероссийского крестьянского союза54. «Русские ведомости» и «Речь» начали публикацию проекта рабочего съезда – его делегаты должны были избираться выборщиками (от организаций от 100 до 1000 человек – 1 выборщик и свыше 1000 человек – по 1 выборщику от каждой сотни) под контролем рабочих групп. На съезд должны были быть представлены по 10 делегатов от столиц и по 5 от прочих городов55.
Но если радикализация программы общественных организаций вызывала естественное удовлетворение у их руководства, то не менее естественным в этой обстановке было и раздражение Николая II. Политика сотрудничества с ЦВПК оборачивалась весьма неприглядными последствиями на «домашнем фронте»56. Кроме того, результаты деятельности общественности в деле мобилизации промышленности на нужды фронта также трудно назвать впечатляющими. Неудивительно, что на этом фоне встал вопрос об уходе из правительства человека, ставшего летом 1915 г. символом «нового курса» во внутренней политике. В марте 1916 г. в Ставке появились слухи о скором смещении креатуры Николая Николаевича (младшего) – генерала Поливанова – на посту военного министра. Это сразу же отметил британский представитель при русском Верховном командовании: «…возможно потому, что он (Поливанов. – А. О.) не был persona grata. Его заменит Шуваев»57.