Уфимская литературная критика. Выпуск 7. Игорь Якушко. Один в поле – и на дуде игрец[1]. Литературная критика по-уфимски (Эдуард Байков, 2006)

© Э.А. Байков, 2006

© Творческое объединение «Фантасофия», 2006

Мнение составителя может не совпадать с мнением авторов сборника. Составитель не несет ответственности за содержание публикуемых текстов других авторов.

Быть с головой погруженным в глубины литературного процесса на российских просторах – сегодня такое же бесперспективное состояние, как и вообще стремление быть «в теме» всей информационной анархии, свалившейся на голову обывателю, обезумевшему от изобилия сведений, воззваний и мнений. Бесперспективное в том смысле, что любые попытки разобраться, «кто есть ху» в этом нескончаемом калейдоскопе, приводят к состоянию прострации и эмоционального ступора. Теперь я начинаю понимать, почему народ вокруг меня так красноречиво «тупит»: все эти бесконечные развлекательные помои, которыми в изобилии потчуются сограждане, вся эта гигантская пиявка пелевинского «орануса», раздувшаяся до неимоверных размеров от изобилия высосанных мозгов, вся бездумная разрушительная страсть, с которой соотечественники строят развитой капитализм, – все это вполне естественным образом оправдывает всеобщую растерянность, выражающуюся в принципиальной невозможности оторваться от телевизора и открыть книгу. Но эти, безусловно, грустные наблюдения, имеют и свою положительную сторону: теперь, когда такое «погружение» кажется невозможным, у каждого барахтающегося появляется лазейка для оправдания своей некомпетенции, и как следствие, сохранения собственного душевного здоровья. Вот и мне такая позиция удобна: в силу своих редакторских занятий ежедневно прочитывая килотонны текста, я не могу не только с точностью сказать, что именно опубликовано сегодня в свежих номерах толстых литературных журналов, но даже имею самое смутное представление о том, живы ли какие-то из них в данный момент вообще. И, как это ни парадоксально, подобная отстраненность от ключевых точек жизненных интересов нисколько меня не напрягает: ну и что? А ведь, казалось бы: технология связи достигла такого совершенства, что для получения ответа на большинство профильных вопросов достаточно пары кликов мышью, как и для того, чтобы перекинуться парой слов с приятелем, умотавшим на пмж в новозеландскую глушь. Так нет же! Решительно невозможно выкроить из графика своего последовательного и распланированного старения две секунды на эти пару кликов – ни выкроить, ни даже просто заставить себя к этому выкраиванию подступиться.

– И у тебя – тоже, – философски заметил на днях коллега-программист, заглянув ко мне в кабинет побулькать своим чаем и понаблюдав, как я одновременно разговариваю по двум телефонам, вбиваю молниеносные сложносокращенные ответы сразу трем собеседникам в «аську», просматриваю темы свежего спама, топрощащегося из разбухшего электронного ящика, слушаю одновременно радио и новый альбом «Anglagard» и при этом пытаюсь писать какую-то статью. – Что – тоже? – отвлекаюсь я с интересом. – Синдром рассеянного внимания, – комментирует он. – Это когда производительность труда падает оттого, что не можешь сосредоточиться на одном деле. Все твои действия в данный момент – это отвлекающие факторы по отношению друг к другу. Все время уходит на то, чтобы сконцентрироваться хоть на чем-нибудь определенном. Но до начала работы никогда не доходит, – пояснил он и издевательски отхлебнул чаю.

И вот, приметно в такой атмосфере в мои руки попадают четыре выпуска сборника литературно-критических статей и очерков под названием «Уфимская литературная критика». Отложив дела, я погрузился в изучение этих небольших книжиц, и, чем дальше я продвигался в дебри литературной жизни далекого Башкортостана, тем страннее мне становилось от нереальности картины, разворачивающейся перед моими глазами: местные литературные объединения, писательские пиар-акции, литжурналы, творческие семинары, авторы, критики – бурление литературной жизни на периферии, где я бы уж точно ничего искать не стал (в силу своего невежества, как это стало понятно). Я почувствовал, что должен написать об этом. Потому что лишь сами люди, открывшиеся мне прочитанным, став элементом и моего творческого осмысления, выступят тем самым извинительным противоядием моей некомпетенции, проявленной заочным знакомством, и, надеюсь, все-таки осознанной конструктивно. Потому что это крайне интересная задача – разобраться в литературной ситуации, основываясь лишь на тексте одного издания, эту ситуацию несколько запутывающего. И, наконец, потому что я оказался откровенно заинтригован одной любопытной проблемой: явление народу автора и составителя этих сборников – действительно феномен на ниве современной русской литературы или сей дюже писучий муж просто морочит мне мозги? Ответив на этот главный вопрос, я, пожалуй, уберегусь от необходимости утруждать себя ознакомлением с, безусловно, достойными ознакомления прочими первоисточниками и свидетельствами уфимской литературной жизни. Приступим.

Литературно-критическая пирамида Уфы, словно кащеева смерть на кончике иглы, зиждется на пусть гиперактивной, но только лишь одной личности. По крайней мере, такое впечатление производит первый сборник «Уфимской критики». Более того, не впечатление производит – но всеми силами пытается убедить. Знакомьтесь: Эдуард Байков, он же – Виктор Ханов, он же – Эрик Артуров, а еще, быть может, и Зиновий Уфимский, и Кирилл Москвин, и Константин Кириллов, и Марат Сахибгареев, и где-то местами даже Сафиулла Мухамедов и Денис Лапицкий… Кто же это такой? Дабы поделиться с читателем наиболее свежей версией, предлагаемой самим Байковым, процитируем его самопрезентацию из четвертого номера «УЛК»: «БАЙКОВ ЭДУАРД АРТУРОВИЧ. Родился в Уфе в 1967 году. Закончил исторический факультет Башкирского государственного университета. Аспирант кафедры философии УГНТУ. По специальности – историк, обществовед, философ. Академический секретарь Евразийской Академии Проблем Интеграции. Профессиональный литератор: писатель-беллетрист, поэт, публицист. Автор романа «Гнев» (Уфа, 2002), словаря «Символика сновидений по К. Г. Юнгу» (Уфа, 2003), свыше 260 публикаций (на русском и башкирском языках) в российской прессе, сборниках и альманахах, в Интернете. Член Союза писателей СНГ, Союза журналистов России, Союза журналистов РБ, Общества «Знание» России, Всероссийского общества охраны природы. Председатель литературно-творческого объединения «Фантасофия» (г. Уфа). Издатель литературного альманаха «Фантасофия», сборника «Уфимская литературная критика», научно-философского альманаха «Вехи Евразии». Лауреат премии газеты «Истоки» (Уфа, 2004), премии ЛТО «Фантасофия» «Алмазная звезда Фантасофии» (Уфа, 2004)»… И т. д. Лично меня в этом внушительном послужном списке сразу насторожило наличие организации, название которой мне ни о чем не говорит: что такое эта «Евразийская Академия Проблем Интеграции»? В Интернете ответа на этот вопрос я не получил: «Яндекс» дает три ссылки, и все три – в связи с должностью Байкова, но о самой организации – ни слова. «Google» – ничего не дает, «Yahoo» – пусто, «Rambler» – ноль (если не считать таких же четырех упоминаний о должности Байкова). Вывод? Делайте сами. А меня это просто сразу же настроило на скептический лад: похоже, что в вопросах самопродвижения автор склонен к мистификациям.

Но вернемся к первому номеру «УЛК». Книжка, выпущенная в Уфе в 2003 г., отрывается многозначным указанием: «Автор-составитель Э. А. Байков». Так кто же? Автор или составитель? Ведь это не одно и то же. Попробуем разобраться (в скобках замечу, что авторские права на книгу, как указано здесь же, поделены между самим © Байковым и все той же загадочной © «Академией»)…

1. Заглавная статья подписана именем Виктор Ханов, и называется так: «Гнев авторов или бодяга поденщиков?». Статья посвящена роману «Гнев», вышедшему из-под пера башкирского писателя Э. Байкова. «Впрочем, и написанного в романе «Гнев» достаточно, чтобы запретить его для чтения детям до 16-ти», – уверяет читателя В. Ханов, делая вид, что напрочь забыл, как ему самому еще в 14-летнем возрасте надпись на коиноафише про «детям до 16-ти» красной тряпкой застила глаза пуще любой рекламы. Впрочем, все станет на свои места, как только из последующих номеров «УЛК» мы узнаем, что В. Ханов и Э. Байков – одно и то же лицо.

2. Вторым номером сборника числятся «Певцы геенны или бред визионеров?» все того же В. Ханова (обратите внимание на морфологическую маску фразы – она в точности повторяет маску предыдущего названия – подобные наблюдения нам вскоре пригодятся при знакомстве с другими авторами сборника). Предмет статьи – роман «ужасов» Расуля Ягудина «Полная луна». «Любопытным художественным приемом, так сказать, авторской «фенечкой» является периодическое упоминание о самом себе устами персонажей – ввод себя любимого в виртуальную реальность литературно-художественного текста. Автор явно не скромничает, если не сказать, что ему присущ комплекс Наполеона (или мания величия). А может это просто самореклама?» – замечает Ханов.

3. «Современные эпигоны или вычурность стиля?» – так озаглавлено третье произведение сборника под авторством, как Вы уже догадались, г-на Ханова. Оно представляет собой обзор повестей уфимского автора Всеволода Глуховцева «Башня под облаком» и «Полнолуние». Справедливости ради заметим, что здесь, как и в предыдущей статье, критик внимателен к деталям, убедительно и складно расписывает и достоинства, и недостатки рассматриваемых текстов. Но получившиеся в результате этих рассуждений заметки оказываются у него композиционно кастрированными: по прочтении такого отзыва читатель остается в недоумении по поводу позиции критика. Сам-то он (в смысле, критик) вообще-то поддерживает данный текст или выступает против него? Пожалуй, ни то, ни другое. Судите сами. Вот какими словами заканчивается эта статья: «Глуховцеву необходимо очень серьезно работать над стилем и слогом, уделяя особое внимание лексическим несообразностям. Фантазии как видно у автора хватает (а то и через край бьет), руку на сюжетных ходах он набил, все дело в мастерстве стилиста, а вот его-то мы как раз и не заметили, хотя искали весьма усердно». Т. е. автор плох, хотя он хорош, хотя он хорош, хотя он и плох. И так – на протяжении всей статьи. Почему В. Ханов воздерживается от однозначности, нам еще предстоит понять.

4. В. Ханов. «Творческие порывы юности или стилистическая безграмотность?» Нет, это уже не смешно. Определенно, эта маска что-то должна означать. Предмет разговора – рассказ молодой писательницы Ольги Шевченко «Обманутая Цеце, или Кому помешал Дымшиц».

5. Ханов: «Литературный редукционизм или бессилие творцов?» (о рассказах уфимского писателя Юрия Горюхина «Африканский рассказ» и «Юлька и Савельич»).

6. Ханов: «Большие надежды или «Калифы на час»?» (о молодых уфимских авторах Денисе Лапицком, Игоре Фролове, Оксане Кузьминой и Анатолии Яковлеве).

7. Ханов: «Наш ответ «магическому реализму» или литература для интеллектуалов?» (об уфимском литераторе Александре Леонидове).

8. Ханов: «Женский взгляд или прозрение Сивиллы?» (о творчестве Светланы Чураевой).

9. Виктор Ханов. «Талантом по темечку». Стоп. Что такое? Где маска? К тому ж, откуда ни возьмись – эпиграф… Статья о местной газете «Русский язык». И вновь о Расуле Ягудине уже в качестве ее главного редактора. О литераторе и чиновнике от литературы Александре Леонидове (Филиппове). И кое о ком еще: «Следующий, наиболее часто встречающийся на страницах «Русского языка» автор – Эдуард Байков. Судя по подписям, этот литератор обладает множеством званий и титулов в сфере искусства и науки (инфантильное бахвальство или ненавязчивое паблисити?)»… Резюме статьи: «Вышеперечисленные писатели, несомненно, обладают хорошим творческим потенциалом, и хотя до подлинных талантов им еще далеко, все задатки одаренных литераторов у них имеются».

10. Эдуард Байков (наконец-то!). «За гранью дозволенного (нестоличная проза в столичном декоре)». Обзор антологии «Нестоличная литература. Поэзия и проза регионов России» (Москва, 2001), причем, обзор достаточно негативный: «Если это – искусство, то, в таком случае, к высочайшим проявлениям художественного творчества можно с тем же успехом отнести сумбурные творения пациентов психиатрических клиник и матерно-шизофренические пошлости «народно-блатной» низменной «культуры». Давайте уж, чего там, причислим к шедеврам словесности те самые словечки, что выводят на заборах и стенах общественных уборных перманентно озабоченные подростки!». С чем связано такое настроение и почему отзыв публикуется под собственным именем? Уж не потому ли, что в рассматриваемую антологию не включен, в отличие от некоторых других уфимских литераторов, наш любимый писатель Э. Байков?

11. Эрик Артуров. «Цветок мудрости». Прежде чем процитировать самые любопытные места из этого обзора уфимского журнала «Цветок жизни», напомню: Эрик Артуров – одна из ипостасей Э. Байкова. «Отличное качество печати, мелованная бумага, цветная (многоцветная) глянцевая обложка, множество прекрасных иллюстраций и фотографий – большая заслуга учредителя и издателя, но искушенного потребителя массовой информации этим уже не удивишь. Подкупает другое: серьезный, выдержанный тон публикаций, как и умелая подборка занимательных материалов», – вещает Артуров. И, знаете, почему? Потому что и здесь в качестве одного из авторов фигурирует вездесущий Байков, который, как видно, и у Артурова является любимым писателем: «И в заключение о художественно-литературной рубрике. В журнале опубликован остросюжетный мистический рассказ «Сиддха» нашего земляка – уфимского литератора Эдуарда Байкова. Эта увлекательная новелла повествует о простом человеке – бывшем журналисте, ставшем, благодаря своему упорству в овладении восточными психотехниками и удачному стечению обстоятельств, никем иным, как сверхчеловеком. Именно так – «совершенная личность» – переводится с санскрита слово «сиддха».

12. Эрик Артуров. «Молодая литературная гвардия Башкортостана». Разумеется, какая же гвардия без главного гвардейца? «Криминальный роман Эдуарда Байкова «Гнев» – детективное, полное драматизма повествование о жизни и судьбе наемного убийцы, профессионала высокого класса, раскаивающегося в своих кровавых прегрешениях и пытающегося порвать с «работодателями» – чему посвящена первая часть романа (действие происходит в Москве). Во второй части (действие переносится в Уфу) автор достаточно серьезно и убедительно проанализировал внутренний мир серийного убийцы, свихнувшегося на психосексуальной почве (чувствуются немалые познания писателя в области психоанализа и всей глубинной психологии). Противостояние киллера и маньяка – весьма любопытный и нетрадиционный сюжетный ход. В целом, по мнению многих уфимских литераторов, роман написан не хуже, а то и лучше многочисленных творений московских и питерских детективщиков».

13. Зиновий Уфимскй. «Право на защиту». Достоверных сведений о том, кто скрывается под этим именем, в моем распоряжении нет. Но об этом нетрудно будет догадаться, как только мы доберемся до следующих двух авторов. «Разнесенный в пух и прах за свой роман «Гнев» уфимский писатель Эдуард Байков нуждается в обелении от абсолютно неправомерных нападок и ошибочных оценок критика В. Ханова («Истоки», № 5). По моему глубокому разумению, этот Зоил не сумел понять истинный смысл произведения Байкова, выраженный в тематике, проблематике и идейном мире романа, т. е. в содержании. Как не удосужился отметить и сильные стороны авторского стиля, т. е. Формы», – пишет Зиновий. И прежде чем рассказать, как построена защита З. Уфимского, заглянем немного вперед: способы этой защиты особенно любопытны в сравнении с методами следующих авторов.

14. Кирилл Москвин. «Творчество беллетриста подобно искусству кулинара». «Собственно, все вышесказанное – лишь повод для того, чтобы рассказать о новом романе уфимского писателя Эдуарда Байкова «Гнев». Романе, который сочетает в себе черты детектива и триллера»… «Гнев» – книга, необычная во многих отношениях»…

15. Денис Лапицкий. «Время смешения жанров». «Раскритикованный в номере 5 газеты «Истоки» за свой роман «Гнев» уфимский писатель Эдуард Байков, как кажется, нуждается в оправдании и защите…» Так ведь неспроста кажется! Вот что писал Байков о Лапицком: в «Больших надеждах…»: «Очевидно, он находится в самом начале своего творческого пути, и ему еще предстоит заявить о себе более значительными и яркими произведениями. Несомненно, одно – Лапицкий от рассказа к рассказу явно прогрессирует в творческо-художественном отношении. От ранних и несколько бедных по содержанию и стилистике, я бы даже сказал, сюжетно примитивных, рассказов («Обмануть джаррасийца», «Подарок для посла») автор поднялся до умело построенного художественными средствами речи и композиции, интересного в проблемно-идейном отношении рассказа «Большая охота». Пожелаем ему удачи в дальнейших литературно-творческих дерзаниях». Неужели кукушка хвалит петуха за то, что хвалит он кукушку? Нет, господа, дела тут обстоят еще хуже, чем Вы думаете. Сейчас мы с Вами сравним фрагменты из трех последних статей, посвященных роману «Гнев» Э. Байкова, и все сразу станет понятно:

1) «А теперь перейдем к «плюсам». Прежде всего, бросается в глаза богатый словарный запас автора, благодаря чему в романе немало удачных описательных моментов, да и речь героев воспринимается «как живая» – что, отметим, в отечественных детективах встречается не так уж часто. Персонажи в романе выписаны достаточно правдоподобно, с претензией к глубинно-психологическому осмыслению. Киллер предстает реальным, глубоко отчаявшимся человеком – он творил немало зла, но еще не потерян для общества и, что тоже немаловажно, для самого себя. Основная идея: и в «грязи бытия» можно обнаружить незапятнанные места.

К числу несомненных достоинств можно отнести и то, что автором была предпринята попытка объяснить поведение преступника, серийного убийцы-маньяка – а по-настоящему удачные опыты такого постижения зла (вернее – Зла) в художественной литературе наперечет. И к числу таких удачных попыток, как кажется, можно отнести и «Гнев». Здесь надо действительно разбираться в вопросах глубиной психологии, психопатологии и психиатрии. На мой взгляд, повторюсь, Э. Байкову это удалось. И, как это может быть ни странно, количество жестокости, насилия и неприкрытых порносцен в романе вовсе не чрезмерно – всего этого в «Гневе» намного меньше, чем в большинстве современных романов», – это написал Денис Лапицкий.

2) «Особую радость вызывает то, что книга написана на высоком профессиональном уровне – причем автор одинаково успешно показывает нам как детективную, так и лирическую линию сюжета книги. Столь же убедительно и «выпукло» показаны и герои романа – причем независимо от того, главный это персонаж или одно из многочисленных второстепенных лиц, в их реальность веришь сразу, окончательно и бесповоротно.

Главный герой книги, наемный убийца по прозвищу Маугли, при всех своих «суперменских» качествах похож на обычного человека из толпы – в том смысле, что он убедителен (как, повторюсь, и все герои «Гнева» – особенно на фоне безликих «картонных» персонажей современного «массового» детектива). Столь же убедительно и впечатляюще автор показывает борьбу Маугли со столичными криминальными авторитетами, демонстрируя при этом немалые познания в оружии, технике боя и прочих специфических областях», – это написал Кирилл Москвин.

3) «Сразу же виден необычайно богатый лексический багаж – автор превосходно владеет словарной составляющей литературного стиля. Не секрет, что у большинства начинающих авторов тексты полны грамматических и лексических ошибок (впрочем, и стилистических недоразумений тоже). В произведениях Байкова подобных просчетов вы не найдете. Вероятно, автор или сам является грамотным стилистом и лексикологом, или имеет персонального редактора-корректора, который правит его тексты. Герой романа – киллер проходит «все круги экзистенциального ада» современной криминальной жизни. В лучших традициях Достоевского автор рефлектирует над глубинами подлости и нравственности, разверзающимися в характере главного персонажа. Превосходно показано, как среди мерзости бытия возникают источники, откуда мощными струями бьют излучения высших мотивов и чувственных проявлений, определяемых безусловными инвариантами Добра, Любви и Милосердия.

Кроме всего прочего, автор впервые(!) в мировой художественной литературе проник в психическую сферу серийного преступника, со всей убедительностью и научной достоверностью раскрыв перед нами мир мотиваций и побуждений маньяка. Жалкие попытки всяких там Томасов Хэррисов (в его «Молчании ягнят» и «Ганнибале») разобраться в подсознательных импульсах и желаниях серийных убийц, опосредующих их кровавую деятельность, выглядят смехотворно и откровенно слабо. Байков ДЕЙСТВИТЕЛЬНО РАЗБИРАЕТСЯ в подобных вопросах», – написал Зиновий Уфимский.

Вам не кажется, что на самом деле все три фрагмента принадлежат перу одного и того же человека? Догадываетесь, чьему?

16. Константин Кириллов. «Уфимский альманах». «Большую часть объема первого выпуска альманаха занимают два произведения – «Роковые персонажи» Эдуарда Байкова и «Рикша в Иномирье» (Роуминг по Вселенной») Ренарта Шарипова»… «Автор повести «Роковые персонажи», написанной в жанре остросюжетной мистики, разрабатывает довольно популярную тему – а именно, оживление и проникновение в реальный мир вымышленных героев книг. Но, несмотря на известность подобного сюжета, повесть является оригинальным динамичным произведением, да и саму тему борьбы авторов книг с порождениями собственного разума и таланта никак не отнесешь к числу «избитых».

17. Марат Сахибгареев. «Клиническая Литература» (о романе «Гнев» и его авторе). «Огромным недостатком книги и ее автора я считаю то, что он выволок на свет божий и популярным языком изложил многие закрытые, специальные аспекты психиатрии. Вероятно, Байков (или тот, кто скрыт под этим псевдонимом) – профессиональный медик, психиатр – и вдвойне должно быть ему совестно за разглашение врачебных тайн, за то оружие, которое он дает в руки преступников и маньяков – чтобы, зная, еще ловчее увиливать и уклонятся от психиатрических экспертиз. Детектив частенько превращается в популярное пособие для воров – как ловчее обмануть сыщика, но впервые детектив стал пособием психически больному человеку укрыться от принудительного лечения»… «Байковщина есть пример колдовского волхования в мире слова, использование темных, инфернальных сил слова для выколачивания из публики звонкой монеты. Но не будем забывать, что колдовство и черная магия всегда осуждались и преследовались церковью, всегда были поводом для негодования», – согласитесь, это интригует! Помните пример с «детям до 16-ти» вначале моих наблюдений? Если сопоставить приведенный фрагмент с теми тремя, которые мы уже сравнили между собой, обнаруживается удивительное: под маской обличительного гнева читателю предлагается та же мысль, что и в тех фрагментах! Сахибгареев – еще один клон Байкова?

18. Марат Сахибгареев «Нужный в мелком, ненужный в большом» (очерк о собутыльнике). Предмет работы – портрет Александра Леонидова. «Когда мы пили с ним водку, Леонидов казался мне загнанным зверем…» Но! При этом: «Александр Леонидов – слабый писатель, хиловатый публицист, совершенно не известен никому (и не нужен суетливым современникам) как великий теолог…» – о, как! Согласитесь, как-то не верится, что они «пили».

19. Сафиулла Мухаммедов. «За гранью грань» – о статье Э. Байкова «За гранью дозволенного». Чего стоит одна только фраза загадочного Сафиуллы: «Нелишне напомнить, один из славных представителей «золотого века» граф Толстой тоже, как и Э. Байков, провозгласил три рода, определяющих искусство». Заметьте: не Байков вслед за графом Толстым, а «Толстой тоже, как и Э. Байков»! Я эту возмутительную сентенцию иначе как причислением Мухаммедова к клонам Байкова объяснить не могу…

Подведем итоги содержанию первого номера «УЛК». Из 19 статей сборника, по крайней мере, 17 написаны Э. Байковым и подписаны разными именами. Две оставшиеся – статьи Дениса Лапицкого и Сафиуллы Мухаммедова – оставим указанным персонажам (первому – поскольку он упоминается в качестве самостоятельного автора, но если он живой человек – то наша хула, срам и позор ему за приведенные фрагменты; второму – поскольку я не усмотрел достаточных оснований в пользу версии «клона» в приведенном тексте, но подозрения такие все-таки есть). Из 19 статей сборника в каждой имя Байкова как минимум упоминается, а 6 из них (т. е. около трети объема) – посвящены его творчеству целиком. Мой вывод однозначен: первый сборник «Уфимской литературной критики» – чистой воды акт самопродвижения писателя Эдуарда Байкова. Никаких других (даже побочных) целей создания данной книги автор исследования не усматривает.

Что номер два «УЛК» нам готовит? Вначале – два отзыва на уровне констатации факта (Анны Кузнецовой и Павла Басинского) о первом «УЛК», опубликованные в журналах «Октябрь» и «Знамя» в 2004 г. Далее – по содержанию.

1. Виктор Ханов. «Улыбка фортуны или прорыв самородков?» Речь в статье идет об опубликованных в Москве новых произведениях башкирских писателей – повести Всеволода Глуховцева «Перевал Миллера» и романе В. Глуховцева и А. Самойлова «Бог сумерек». Чрезвычайно сжато и без упоминаний имени Э. Байкова.

2. Виктор Ханов. «Дух дышит, где хочет» (короткое сообщение о выходе в свет нового сборника уфимских авторов под названием «Слово»).

3. Виктор Ханов (Эдуард Байков указывается в скобках – карты раскрыты). «Искусство для мертвецов». Тут Байков на примере двух романов («Мизери» Стивена Кинга и «Коллекционера» Джона Фаулза) и фильма «Сердце ангела» представляет читательскому вниманию некоторые акценты неофрейдизма от Э. Фромма.

4. Виктор Ханов (Эдуард Байков). «Торжество пессимизма или гибель героев?» (против постмодернизма и за саспенс (недосказанность) на примере рассказов Максима Яковлева и Анны Ливич).

5. Эдуард Байков (в скобках – Виктор Ханов – значимая смена позиций). «Мудрость наблюдателя или фантасмагория бытия?» (о творчестве Рустема Вахитова).

6. Эдуард Байков. «Колоритный дебют» (короткое сообщение о выходе в свет сборника рассказов «Опасные вещи» уфимской писательницы Анны Ливич).

7. Эдуард Байков. «О русском слове…» (рассматривается ситуация с литературными изданиями в Башкортостане).

8. Эдуард Байков. «Вначале было слово…» (обзор раздела прозы одного из номеров журнала «Бельские просторы»).

9. Юрий Горюхин. «Гегемоны литературных карьеров». Короткий отзыв в адрес Байкова в стиле «сам дурак». Но обойти вниманием этот отзыв составителю сборника никак не можно, и, думаю, вот по какой причине. Там есть одна фраза, которая будет впоследствии успешно использоваться деятельным критиком. Вот она: «Как ни крути, Эдуард Байков со всеми своими псевдонимами – единственный, постоянно освещающий русскоязычную республиканскую литературу…»

10. Игорь Фролов. «Свой среди чужих, или премия за реализм» (обзор произведений, вошедших в шорт-лист премии имени Юрия Казакова за лучший рассказ 2003 года, учрежденной журналом «Новый мир»). Должен отметить, что Фролов – не Байков. Отличия от бесконечных бай-клонов первого номера «УЛК» чувствуются сразу. И главное, чем порадовала эта работа, это введение в обзорную статью элементов рассказа с развивающимся во времени сюжетом: завязкой (вот, сидит критик перед монитором в ожидании результатов премии, болея за от души любимого земляка Юрия Горюхина, попавшего в шорт-лист), кульминацией (критик решает посмотреть «конкурентов» и рассуждает по этому поводу) и развязкой (выясняется, кому же досталась премия). И на меня, как читателя, этот текст произвел чрезвычайно благоприятное впечатление. Моя благодарность автору.

11. Игорь Фролов. «Возвращение Эвридики» (Послесловие к подборке современной американской поэзии). Бальзам на мое сердце! Анализ стихотворного перевода в лучших традициях рубрики «Вглубь одного стихотворения» бессмертной «Иностранки». «Когда переводчик выводит из немой тьмы иноязычия действительно прекрасную Эвридику, мы не должны подозрительно вглядываться в ее черты. Сомнения здесь неуместны по одной простой причине – настоящую мы и не видели (и, может быть, слава Богу?)». Автору – крепко жму руку, ну, прямо со слезами благодарности на глазах. Эта статья – жемчужина сборника, на мой взгляд.

12. Юрий Горюхин. «Убить Тарантино». О фильме «Убить Билла»: «Я о том, что такого нелепого двухчасового винегрета из штампов не видел давно, и даже готов был зааплодировать, ожидая умопомрачительную пародию на все виды «колотушек» сразу, но так и остался с раскрытыми ладонями, сжимающими воздух, до конца фильма. Фильм на пародию не тянул, на взрослый мордобой тоже, даже для почти половозрелых подростков не мешало бы еще посидеть за монтажным столиком».

13. Алексей Симонов. «Пожалейте убийцу»: «Главный герой дилогии – не Билл, не Невеста, а… сам Квентин Тарантино. Впрочем, то же самое относится и к любому автору. Сублимация – страшная штука, но с этим ничего не поделаешь. Все творчество Тарантино пронизано единым желанием – уничтожить красоту, которую любишь».

14. Эдуард Байков. «Заметки Зоила»: «Разумеется, были и есть авторы (и таких немало), которые в своем творчестве противопоставляют истинные человеческие переживания, высоконравственные идеалы и величайшие дерзания духа прагматичным интересам сильных мира сего. Но и они тоже являются всего-навсего благородными мечтателями, всю свою жизнь занимающимися литературным и общественным донкихотством. Ни один из них не изменил мир и не изменит, так как они далеки от действительности, а злободневные проблемы пытаются разрешить нереальными и непригодными способами. Что говорить, если даже гениальные практики не сумели изменить природу человеческую! Наскоком или увещеванием здесь ничего не добьешься. Поэтому потерпели поражение и Ленин, и Христос и иже с ними».

15. Эдуард Байков. «Гвозди в гроб литературы»: «Итак, свершилось! Дождались – в России вновь появилась цензура»… «Например, в «черный список» попали такие книги, как: «Аллах не любит Америку», «Антология современного анархизма и левого радикализма» (в 2-х тт.), «Коммандос. Своя разведка. Способы вербовки агентуры» Р. Ронина, «Почему люди ненавидят Америку?» З. Сардара и М. В. Дэвиса, «Почему нас ненавидят? Вечная война ради вечного мира» Гора Видала, «Сказки про нашего Президента» и др. Этот список наводит на определенные размышления и выводы. Тексты, в которых чихвостят иудо-масонов и американо-глобалистов по мнению властей представляют угрозу национальной безопасности. Чьей именно – американской? Так ведь мы пока что еще не америкосы-янки и неча путать приоритеты и амикошонствовать – у них своя кобыла с телегой, а у нас – своя. Неужто мало властям нашим примеров тройной политики, двурушничества, грязных политтехнологий и политического лицемерия США, как и подлых обманов (т. е. «кидков») с их стороны, чтобы понять, наконец, – друзьями нам они НИКОГДА не станут. Так что и рассыпаться в любезностях со своим давним геополитическим противником не стоит – себе дороже выйдет. Я знаю: слова эти, призывы пламенные, пропадут втуне. Как пропадем все мы, ежели не научимся уважать прежде всего самих себя и свою историю, свои традиции, свою Родину!»

16. Эдуард Байков. «Песнь героя» (о повести Бату Сиразитдинова «Последняя песня»).

17. Александр Леонидов. «Дискретный Байков». Эта песнь песней или, как любит выражаться сам Байков, осанна в его адрес, просто ни в какие ворота не лезет по перебору пафоса: даже границы пародии и фарса трещат по швам, уступая место молчаливому недоумению: «Хтонический мир образов и логностических заданностей у Байкова сменяется более светлым миром высших сфер психической деятельности, попадающих теперь в сферу особого внимания ученого. Для познавательного процесса важны как демоны, так и ангелы Байковской методологии, дискретность их – лишь видимый оптический обман, на деле все это – суть есть детали единого познавательного процесса в рамках грандиозной а-константной дуги сферического исследования гуманитарной сферы». Ноу комментс. Здесь давайте просто помолчим.

18. Григорий Садовников-Федотов. «Издательский тяп-ляп» (грустная заметка о том, как издательство «Китап» испоганило сборник стихов поэта А. П. Филиппова многочисленными ошибками и опечатками).

Резюме по второму номеру «УЛК»: 18 статей, из них 11 (60 %) написаны Э. Байковым, плюс еще 2 – о Байкове. Оставшиеся 5 вносят в сборник некоторое разнообразие (по сравнению с первым номером). Впечатление оставили обе работы Игоря Фролова и байковские «Гвозди в гроб литературы» – написано, по-моему, от души. Таким образом, проект «Да здравствует Байков!», похоже, плавно превращается в «Добро пожаловать, дорогой друг Карлсон, ну и ты, Малыш, заходи тоже». Посмотрим, что будет дальше.

Третий выпуск «Уфимской литературной критики» начинается с семи работ Эдуарда Байкова:

1 – 7. «Священные символы эпоса “Урал-Батыр”» (о сказке «Дочь Солнца» уфимского литератора Георгия Кацерика), «Символы вокруг нас» (о книге И. И. Валеева «Воспитание на символах»), «Русская словесность Башкортостана» (классификация современных русскоязычных писателей Башкортостана), «Невыносимая грандиозность бытия» (о романе Фердинанда Бигашева «Этот наш параллельный мир»), «Преодолеть историю или обрести себя» (отзыв о книге «На углу Социалистической и Бекетовской» Сергея Круля), «Яркие протуберанцы словесности» (обзор нового литературного альманаха «Протуберанцы», вышедшего в Москве в 2005 г.) и «Наслаждение для подлинных гурманов» (о книге А. Л. Леонидова «Экзистенциея»). В этих заметках автору удается передать многоцветную палитру современной башкирской литературы – написано интересно, во многом познавательно и более развернуто, по сравнению с работами из предыдущих номеров «УЛК», что настраивает читателя на более серьезный лад. Однако ж, и о себе, любимом, неутомимый Байков никогда не забывает, стараясь упомянуть свое имя при любом удобном случае. Так, например, в его классификации «Русская словесность Башкортостана» мы постоянно натыкаемся на перечисления авторов и литдеятелей, начинающиеся со ставшей уже родной фамилии: «Следующая категория – так называемые младомэтры, то есть уже состоявшиеся авторы – тридцати– и сорокалетние. Отличие их от остальной массы сверстников-коллег в том, что эти литераторы внесли весомый вклад в развитие литературы Башкортостана не только в творческом отношении, но и в организационном. Это подвижники от литературы, объединяющие вокруг себя молодых, помогающие начинающим обрести себя в мире литературного творчества. К ним можно с полным правом причислить таких мастеров пера, как Эдуард Байков…», «Многие из числа молодых и относительно молодых отмечены различными литературными премиями – местными и российскими. Например, Эдуард Байков…», «Такие авторы, как Лилия Баимбетова, Эдуард Байков… <…>, помимо местных периодических изданий, были опубликованы в «толстых» литжурналах и альманахах или изданы в книжных издательствах – в Москве, Петербурге и за границей…», «В августе 2002 г. была создана литературная группа «Фантастика Башкортостана», лидерами которой первоначально явились писатели из Уфы, работающие в жанрах остросюжетной беллетристики – Эдуард Байков…», «Затем в апреле 2003 г. группа была преобразована в литературно-творческое объединение «Фантасофия», председателем которой является Эдуард Байков»… Ну, не скромничает Эдуард Артурович, не престало это великим.

8. Александр Стрелец. «Возвращение “веховского” движения» (заметка о выходе второго сборника «Вехи Евразии», автором-составителем которого, как сказано, тоже выступает Э. А. Байков): «Консервативные охранители требуют от современного режима нечто большее, чем простая отставка, уход; они требуют коренной перемены всего строя власти и мышления. Только это спасет и режим, и страну от революции или, как пишет наш А. Леонидов, "от гораздо более вероятного молекулярного распада социальных связей в стране", что обрушит Россию в смуту». Как Вам парадокс? От режима требуют отставки во имя… спасения режима. В общем, чувствую, было бы крайне интересно покопаться и в этом детище Байкова.

9. Уже знакомый нам по первому сборнику Марат Сахибгареев (предполагаемый бай-клон) с опусом «Суд чести над академиком» (о рассказе Э. Байкова «И лона зев…»). Под видом в-пух-и-прах-разноса автор подсовывает нам очередное вознесение г-на Байкова к вершинам… уж, прямо, не знаю, к вершинам чего. Так и подмывает представить Вашему вниманию полный текст этого шедевра, но единство стиля взывает к воздержанности, посему ограничусь красноречивыми цитатами. Дивитесь, люди, с какой наглостью это делается: «Пока же – о недостойном и нелицеприятном открытии альманаха – о рассказе мэтра критики и публицистики Башкортостана, академика ЕврАПИ Э. Байкова…», «Приличный человек, уставший от порнухи и чернухи в массовой литературе, такой рассказ и читать не станет, а мне приходится, да под чьим авторством?! Байкова, первейшего нашего тартюфа и лицемера, жгучего обличителя массовой культуры, моралиста газетных полос, числящего себя, вслед за академиком Лихачевым (еще одним лицемером), под титулатуру "совести нации"…», «И что же написал этот претендент на моральный престол литературного мира? Порнографию. Не постыдился при этом снабдить похабный материал своей чистоплюйской фотографией, где выглядит как методистский проповедник, а вещает с амвона альманаха (нахально, кстати, залезши на площади, предназначенные МОЛОДЫМ!) совершенно невероятные и неудобоваримые вещи…», «Уважаемый в регионе человек, научный работник, лауреат всевозможных «брежневских» награждений распоясался на страницах «Слова» (превратив его в «нецензурное Слово») с той же бессовестной развязанностью, с какой украшал свою грудь не всегда заслуженными советскими и постсоветскими регалиями…», «В совершенстве владея словом, тонкой словесной филигранью, матерый литрецидивист Байков – не найду иного образа – прилюдно сношает Слово, заставляя слово в своих устах выделывать извращенные и противоестественные развратные кульбиты. По сути, с немалой ремесленной умелостью уважаемый кем-то и когда-то академик ЕврАПИ возносит гимн проституции, низменному животному началу, и это человек, за гораздо менее нескромные сцены бичевавший своих собратьев по перу символическим «жезлом железным»! Отвратительна эта жадная амебная приспособляемость Байкова, алчного до роскоши и комфорта, к компрадорскому миру гнусности «мейнстрима». Человек, возглашавший себя евразийцем и веховцем, сторонником и защитником традиционных ценностей, Байков с головой ныряет в попытку «прийтись ко двору» всякого рода ожиревшим олигархам. Он занимается перед нами (в его-то возрасте, и с его отнюдь не бедственным положением в обществе!) нравственной проституцией, проституированием, я бы сказал, своих идеалов и своих постулатов в более чем 200 публикациях, которые у всех на слуху и на памяти…», «Тут же мы имеем дело с обалдевшим от вседозволенности высокопоставленным функционером, подвергшим себя «саморазоблачению» нам на смех, себе на поругание». Ноу комментс. Помолчим еще разок.

Конец ознакомительного фрагмента.