6
Сашке – или, как его потом стали звать на израильский манер, – Алексу Гольдману везло всегда. Он вообще считал себя везунчиком и человеком удачливым, которому легко покорялись поставленные задачи. И ведь так оно, по сути дела, и было.
Ещё до отъезда в Израиль, у себя дома, в большом украинском городе, он имел всё, что хотел. Потребовалось дать отпор дворовым хулиганам в детстве, и он записался в спортивную секцию дзюдо, где за короткое время дорос до кандидата в мастера спорта. А потом, когда стал старше, увлёкся борьбой серьёзно и шаг за шагом стал продвигаться к медалям. Олимпийских вершин, правда, не достиг, но стал мастером спорта и периодически вывешивал на стену медали разного достоинства, добытые в первенствах Украины, а потом и Союза.
Благодаря спорту, у него появились влиятельные друзья, которые помогали успешно продвигаться по жизни. Стать на закате спортивной карьеры тренером он не захотел, зато ему хотелось романтики, где его умение пригодилось бы в полном объёме, и он пошёл работать в милицию. Полгода потоптав землю в шкуре участкового, он поступил в юридический ВУЗ, закончил его и с помощью влиятельных друзей перевёлся на элитную по милицейским понятиям работу – в уголовный розыск. Тут уже романтики было выше крыши, однако совсем не той, которой хотелось. Погони, единоборства и перестрелки, конечно, случались, однако больше было бумажной работы и выяснений отношений с начальством. А это его не устраивало никак.
К тому времени он познакомился со своей будущей женой Светой, которая была участницей сборной команды республики по гимнастике, и пропустить мимо себя эту очаровательную украиночку Сашка не мог. Да и ей понравился симпатичный черноглазый крепыш с накачанными плечами, на которых к трём лейтенантским звёздочкам вот-вот должна прибавиться четвёртая, капитанская.
Сашкины родители против свадьбы не возражали. Лишь дед, который всё ещё не мог забыть родное местечко, немного побурчал про то, что негоже еврею брать в жёны нееврейку, но кто же его будет слушать?
После свадьбы Сашка продолжал работать в милиции, но отсутствие особого рвения по части сочинительства отчётов и расшаркивания перед начальством тормозило его дальнейшее продвижение, а Света после рождения первенца перешла на тренерскую работу в местный спортивный клуб. И жили бы они в любви и согласии до скончания веков, только началась перестройка, и их благополучие стало давать трещину.
Милицейские зарплаты почти не росли в отличие от цен на продукты, а работы по отлову расплодившегося уголовного отребья прибавилось во много раз. Выяснилось так же, что и спортивному клубу уже не требуются тренеры по гимнастике, так что вместо любимых Сашкой выездов на природу под шашлычки и водочку теперь приходилось ограничиваться в редкие свободные от работы дни скучным сидением у телевизора и пивом под варёную картошку, денег на которую пока хватало.
Нужно было предпринимать какие-то кардинальные шаги, дабы не впасть в беспросветную нужду, в которой уже копошились многие из знакомых. У влиятельных друзей, всегда выручавших Сашку, теперь были другие заботы, и им было совсем не до скромного опера, который к тому же забросил большой спорт, хоть и периодически являлся в спортивный зал поддерживать форму.
Нужно мотать за границу, решил Сашка, и Света не возражала. У неё были дальние родственники в Канаде, с которыми они переписывались, и те постоянно приглашали их приехать погостить. Но когда Света сообщила, что хотела бы перебраться в Канаду на постоянное место жительства, письма и телефонные звонки сразу прекратились. Некоторое время Света всё ещё пыталась дозвониться до них, но никакого результата не было, и она смертельно обиделась.
– Не хочу никакой Канады, – заявила она Сашке, – поехали в твой Израиль. Там никаких родственников искать не надо. Ты мужик головастый, сумеешь и там пробиться в полицию, а я… я что-нибудь придумаю. Уверена, что мне и там найдётся местечко в каком-нибудь фитнес-клубе. Везде есть девочки, которым хочется иметь красивую спортивную фигурку. Не сошёлся свет клином на нашей незалежной!
Сборы были недолгими. Ни машины, ни недвижимости у Сашки не было, а то, что было, он с лёгким сердцем оставил родителям и родственникам жены. Многочисленные друзья, если и не выражали большого восторга по поводу его отъезда, то, по крайней мере, относились к его выбору с пониманием.
Неожиданное препятствие возникло со стороны Сашкиного милицейского начальника полковника Горбатенко.
– Значит, уезжаем? – сказал тот, изучив Сашкин рапорт. – Покидаем Родину в трудную минуту?
– Мне, знаете ли, пожалуй, сегодня не легче, чем Родине, – попробовал отшутиться Сашка, тем более ничем полковник навредить ему уже не мог. – Да и родители у меня здесь остаются, собираюсь их по мере возможности навещать. Думаю, оттуда я смогу им помогать гораздо больше, чем смог бы здесь.
– Да я не о том! – отмахнулся полковник. – Как же так: честь милиционера для тебя пустой звук? Поманили сладкой западной конфеткой – и ты рад стараться, бросаешь Родину, которая тебя вырастила и воспитала, дала тебе специальность и… – Что ещё дала Родина, полковник вспомнить с ходу не мог.
Сашка хотел было ответить что-нибудь в подобном казённом духе, но дразнить старика не хотелось. Тому два года до пенсии, и выдай Сашка что-то, о чём никогда раньше вслух не говорил, чего доброго старика кондрашка хватит. Он не то чтобы недолюбливал Горбатенко, просто въедливость и занудство старика нередко доводили его до белого каления. Не дай Б-г вовремя не подай отчёт или неверно оформи протокол…
– Тебе у нас плохо жилось? – продолжал экзекуцию Горбатенко. – Или… – тут он слегка запнулся, – кто-то в милиции упрекнул тебя в еврейском происхождении?
– Было дело, – откликнулся Сашка, – и не раз, но сейчас всё это мелочи…
– Ну, так это ребята не со зла, шутки у них такие, – отмахнулся полковник, – а как меня поливают, надеюсь, тебе рассказывать не надо? Да что тебе говорить, ты и сам, небось, за глаза… А чем мы тебе ещё не угодили?
– Не об этом я пришёл беседовать, Василий Степанович, – нахмурился Сашка, – подпишите рапорт и – до свиданья.
– Э-э, брат, так быстро дела не делаются! – даже развеселился старик. – Значит, так. Даю тебе день на размышления. Хорошо всё обдумай, ещё раз с женой посоветуйся, а потом приходи. Не придёшь – буду только рад. Порву твой рапорт и – никакого разговора между нами не было. Договорились?
– Я не передумаю, всё уже решено.
– Сказал, приходи завтра – значит, завтра!
Что он воду мутит, раздумывал Сашка по дороге домой, всё равно никуда не денется и подпишет. Ох, эти старорежимные буквоеды!
Но и на следующий день быстро расстаться с полковником Горбатенко ему не удалось. Старик вытащил из папки Сашкин рапорт и принялся изучать с таким интересом, будто увидел впервые. Сашка стоял у стола и чувствовал, как в нём растёт раздражение. По всему миру люди ездят, куда им захочется без всяких разрешений и бумажек, поселяются и живут там, где им нравится, а здесь…
– Ну, не передумал? – не отрываясь от чтения, спросил Горбатенко.
– Нет. Я ещё вчера сказал об этом.
– Хорошо, я подпишу, но… – Горбатенко поднял голову и посмотрел на Сашку, – с тобой хочет побеседовать один человек. От него многое зависит. Рекомендую, разговаривать с ним не так, как со мной. Не дерзить.
И тотчас вышел из кабинета, а вместо него появился невзрачный мужчина в сером стандартном костюмчике и присел на полковничье место.
– Надеюсь, догадались, из какой я организации? – спросил он тихим голосом и притянул к себе листок с Сашкиным рапортом.
– Да уж, почувствовал.
– Вы присядьте, потому что разговор у нас будет длинный. Или наоборот очень быстро закончится. Всё зависит от вас.
Сашка присел на стул, на который Горбатенко всегда усаживал распекать особо отличившихся подчинённых. Но сегодня Сашка уже был не во власти милицейского начальства, да и не во власти этого мужичка с мягкими кошачьими повадками. Через несколько дней он сядет в самолёт и улетит от всей этой публики, общение с которой его всегда угнетало и до последнего времени не приносило ничего хорошего.
– Печально, что вы покидаете Родину, – притворно вздохнул мужчина, – но ничего не поделаешь, это ваш выбор. Препятствовать вам никто не имеет права…
– Я сейчас заплачу от умиления! – Сашка даже хихикнул, вслушиваясь в его гладкие казённые слова.
– Напрасно иронизируете, – погрозил мужчина пальцем, но улыбка пока не покидала его лица, – есть достаточно много зацепок, чтобы вас не выпускать. Ваша украинка-жена поедет в Израиль, а вы еврей, останетесь здесь. Как вам такой абсурд?
– И что это за зацепки?
– А вы не понимаете? С документами под грифом «секретно» работали?
– Практически нет. Какая у нас в уголовке секретность? Все дела, которые я когда-то вёл, закрыты, а какие-то инструкции для внутреннего пользования – вы их имеете в виду?
– Не важно. Но даже этого, поверьте, достаточно, чтобы закрыть вам выезд лет на пять, а то и больше.
Сашка скрипнул зубами и опустил голову:
– Что вы от меня хотите?
– Практически ничего. – Мужчина встал из-за стола и стал прохаживаться по кабинету. – Вас никто не собирается тут задерживать, летите на здоровье, куда хотите. Нам нужно от вас всего лишь одно маленькое обещание…
– Вербуете в тайные агенты? – невесело усмехнулся Сашка. – Только я ещё и сам не знаю, чем буду заниматься в Израиле. Возможно, меня ждёт там лопата или что-нибудь не менее экзотичное.
– Не прибедняйтесь, – мужчина даже похлопал его по плечу, – вы же офицер, и у вас есть навык оперативной работы, так что вам и карты в руки… А в агенты мы вас не вербуем, уровень у вас не тот, уж извините за откровенность.
– Чем я могу тогда вам пригодиться?
– Спокойно езжайте с семьёй, устраивайтесь, работайте, кем хотите, хоть на той же самой лопате. Никто вас тревожить не станет. Но… – Мужчина поднял кверху указательный палец. – Может возникнуть ситуация, когда от вас потребуется помощь. И нам важно знать, что если наш человек к вам обратится, вы его не прогоните.
– Накормить, напоить и спать уложить?
– Иногда и такое необходимо.
– Я должен сейчас подписать какие-то бумаги?
Мужчина, кажется, окончательно развеселился:
– Фильмов про шпионов насмотрелись? Какие бумаги? Если вы окажетесь человеком непорядочным и лживым, то сразу по приезду побежите в соответствующие израильские конторы рассказывать, как вас путём шантажа заставили подписать расписку о сотрудничестве с органами. Так что от бумаг толку нет… Мне важно увидеть вашу реакцию на моё предложение. Кроме того, мы неплохо оплачиваем труд людей, которые помогают нам за рубежом. Ну, я вас убедил?
Сашка неопределённо пожал плечами и ничего не ответил.
– Хотите ещё денёк-другой подумать над моим предложением? – не отставал мужчина.
– Нет. – Сашка тяжело вздохнул и посмотрел ему в глаза. – Нет у меня времени раздумывать… Мне нужно будет с вами связаться, когда приеду в Израиль?
– Вот совсем другое дело! – почти пропел мужчина. – Об этом не беспокойтесь. Как говорят в шпионских фильмах, мы сами разыщем вас. Вы только помните, что человек, который придёт от нас, передаст вам привет… ну, скажем, от Василия Степановича.
– От Горбатенко?!
– Да хоть от него… Ещё вопросы есть?
– Вроде нет.
– Тогда можете идти. И счастливого вам пути!
Сашка встал, перевёл дыхание и вдруг вспомнил:
– А рапорт? Когда его полковник подпишет?
– О рапорте не беспокойтесь. Спокойно идите и собирайте вещи для отъезда. – Мужчина хмыкнул и прибавил: – И не забудьте прихватить с собой томик Шевченко.
– Зачем?
– Для жены. Не одного же Шолом-Алейхема ей там читать…
Последний раз Сашка шёл по коридорам управления, и ему почему-то очень не хотелось встречаться с бывшими сослуживцами. Все, конечно, знали о его отъезде, но лишний раз выслушивать слова прощания, будто его хоронили заживо, было для него пыткой. Где-то за дверями отделов слышались голоса, два бодрых сержанта провели мимо него избитого кавказца в наручниках, где-то плакала женщина – всё шло своим чередом, как и в любом милицейском подразделении.
И ещё очень не хотелось встретить напоследок Горбатенко. В принципе, ничего плохого полковник ему не сделал, а пару раз даже прикрыл от прокурорского гнева. Его же занудство и буквоедство – что ж, у каждого свои тараканы в голове. Будем помнить о нём только хорошее, решил Сашка и вышел на улицу.
Если до похода к начальству где-то в глубине души было смутное сомнение в том, не совершает ли он ошибку, так поспешно уезжая в Израиль, то теперь сомнений не было. Общение с гебешником только подстегнуло скрытое недовольство, которое, оказывается, вызревало в нём издавна, но до сегодняшнего дня он старался не обращать на это внимания, считая, что таковы правила игры, и никуда от них не деться. Хоть никаких формальных обязательств он сегодня не давал, всё равно было крайне неприятно.
Сашка глубоко вздохнул и пошёл домой, твёрдо решив, что ничего ни для кого делать не будет. Пускай его находят и передают приветы хоть от Горобченко, хоть от самого министра внутренних дел. Там-то они уже ничего ему не смогут сделать, а он сможет – послать всех на три весёлые буквы…