Про школу, различия и «кузькину мать»
На прошлой неделе мы наконец определились со школой для Стефана и подтвердили серьёзность намерений первой порцией денег, которые тут необходимо заплатить «за просто так». Школьный вопрос оказался тут задачей со звёздочкой. В школу, называемую публичной, после ряда консультаций решено было ребёнка не отдавать. В районе, в котором мы живём, таких школ, считай, и нет, а возить шестилетнего заспанного человека в место, которое поначалу будет очередным источником стресса, на мой взгляд, антигуманно.
С системой образования тут странная история. По идее есть бесплатные школы, высшее образование в университете тоже декларируется бесплатным, но поступить туда, за редким исключением, под силу только выпускникам частных школ. В фавелах строят школы, но учителям платят так мало, что профессионалы просто не идут туда работать. В публичную школу, которая находится в спокойном месте и показывает достойные результаты на выпуске, количество претендентов зашкаливает, так что будущих учеников отбирают посредством не конкурса, а лотереи… Есть ощущение глубинного системного изъяна.
С частными школами тоже всё неоднозначно. Прежде всего, они стоят денег, и больших денег. Меня особенно коробит понятие «matricula», когда платишь за то самое «просто так» – за сам факт зачисления. В отдельных школах этот сбор достигает десятков тысяч долларов. И это не отменяет лист ожидания! В нашем случае это куда более щадящий побор. Однако придётся платить за недели каникул, форму, учебники… Но это та цена, которую мы сочли справедливой за наше спокойствие в часы, что Стефан будет проводить в школе, и за два языка, на которых он предположительно сможет говорить – мы остановились на двуязычной англо-португальской программе.
Денежный вопрос – не единственная сложность в выборе школы. Значительная их часть имеет тот или иной религиозный уклон. Другая странность – отсутствие оценок в первые два года. Хотя дети идут в школу пораньше, чем у нас – в шесть лет, так что может, это и оправданно. Ещё бросается в глаза совершенно другой уровень тактильного общения: учитель обнимает детей при встрече, сами дети бегут обниматься, когда видят своего учителя в коридоре… Для Стефана это пока дикость. Мы его сейчас учим хотя бы улыбаться всем в ответ. Так ведь они всегда улыбаются! Понятно, что среднестатистическому российскому мальчику сложно всем зеркалить улыбки – куда там обниматься…
Нет оценок – зато есть рейтинги школ. Самая топовая – школа исключительно для мальчиков. Ученики так не отвлекаются от учёбы на всякое ненужное. Реальный аргумент. А как им потом с другой половиной человечества общаться?..
С равноправием тут, к слову, какая-то беда, по-моему. Я могу понять отдельные очереди в супермаркетах и спортплощадки специально для людей преклонного возраста. Но какая логика кроется в отдельных женских вагонах в составе поезда метро?..
—
В последние пару недель на глаза случайным – или неслучайным – образом попадались статьи разного авторства про российское школьное образование. Вернее, про то, что от него осталось. Ещё вернее, про то, чего больше нет. Названия, в общем, говорящие: «Детки в клетке», «Образование погибло», «Умные больше не нужны» и т. п.
Всё, как известно, познаётся в сравнении. Вот так, к примеру, обстоят дела со школьным образованием в Бразилии, в самой большой стране Южной Америки, ВВП которой обгоняет все другие государства региона.
За жизнью бразильской фавелы стоило подглядеть одним глазком, чтобы остаться под глубоким впечатлением. В том числе от условий, в которых живут и учатся дети. Понятно, что заманить туда хороших учителей непросто, особенно принимая во внимание уровень вознаграждения. Говорят, в какой-то степени этот пробел восполняют волонтёрские организации, так что я, насмотревшись разного и проникшись идеей про учение-свет, остановилась на одной такой организации с самым вменяемым сайтом и предложила свою посильную бесплатную помощь. Английский, например, говорю, могу детям преподавать. На это человек по имени Scott на идеальном английском мне ответил, что моя двухнедельная посильная помощь обойдётся мне в столько-то тысяч реалов. Я говорю, мол, вы меня не поняли, что ли, я помочь хочу. А мне в ответ: «Мы поняли, приезжайте на две недели, мы вас встретим, поселим с другими волонтёрами тут же, в фавеле Росинья, и преподавайте что хотите». В общем, эти фавельные школы некоторые предприимчивые Scott’ы превратили в как бы экзотические туристические маршруты с полным погружением.
Неделей позже я разговорилась с Лусией, тренером по теннису моего сына. Оказалось, что она, помимо преподавания в этой утопающей в зелени теннисной академии для таких маленьких везунчиков, как Стефан, преподаёт физкультуру в двух муниципальных школах, расположенных в разных фавелах. И я так эмоционально ей рассказывала про то, что хотела вот помочь с каким-нибудь, например, английским ребятам из Росиньи, а какой-то Scott вот что ответил… Лусия выслушала меня и сказала примерно следующее: «Деточка, ну какой английский? Они понимают значение не всех португальских-то слов, которые я им говорю. Когда я приезжаю на урок, на въезде в comunidade меня обыскивает полицейский с автоматом – он проверяет, нет ли наркотиков. Когда во время уроков за стенами школы начинается стрельба, дети знают, что делать: они бросаются на пол, закрывая голову руками. Когда я на прошлой неделе спросила у мальчика, почему твоя мама не подстрижёт тебе ногти, он ответил, что мама умерла при его рождении, а у опекуна на него нет времени. В обеих школах вместо спортивного зала – помещение размером двадцать квадратных метров. Принесённую мною теннисную сетку, которую хоть для интереса можно было бы как-то использовать, украли на следующий же день. Всё, с чем можно заниматься, я привожу и увожу теперь с собой…»
Конечно, далеко не все школы в Бразилии такие. Упоминала уже про прекрасные частные школы, месяц учёбы в которых стоит несколько средних бразильских зарплат. Есть хорошие публичные школы, возможность учиться в которых разыгрывается в лотерею. При всём при этом лучшие университеты страны – государственные, учёба в них ничего не стоит, при этом если студент бросит учёбу или завалит экзамены, то должен будет вернуть потраченное на него государством. К сожалению, поступить в них по понятным причинам могут единицы ребят из фавельных и прочих публичных школ. Проблему решают с помощью квот, то есть преимущественного поступления для определённого процента трёх категорий абитуриентов: бедных, чернокожих и представителей коренных народностей. Если такой абитуриент всё же набирает нужное количество баллов, необходимое для поступления по общим правилам, то квотой может воспользоваться другой. Решение проблемы довольно спорное, на мой субъективный взгляд…
Возвращаясь к теме российского школьного образования, стоит признать, что судя по сегодняшним отзывам и по моим детским воспоминаниям, двадцать лет спустя в современной российской школе мало что изменилось. Молодые учителя работать туда идут неохотно, опытные, проработавшие в школе всю жизнь, несмотря на формальные переаттестации, безнадёжно отстали в методиках преподавания, учебный процесс строится на зубрёжке, о взаимном уважении среди учеников и учителей часто нет речи, большинство детей с программой не справляется, получая в итоге липовые тройки и выходя из школы в целом малограмотными людьми. Из нового – ЕГЭ, единый учебник по истории и курс про основы православной культуры. Немудрено, что в России сегодня бум домашнего образования. Можно по-разному к такой тенденции относиться. Мне сразу приходит в голову, что все жилые дома за пределами фавел в городе Рио-де-Жанейро обнесены высокими заборами; и хорошо, если при этом нет колючей проволоки. Эти заборы есть прямое следствие наплевательского отношения к декларируемому в Бразилии «общедоступному» школьному образованию.
В отличие от авторов тех статей о проблемах в российских школах, я, пожалуй, оптимист, потому что считаю, что российской школе явно есть что терять.
Конец ознакомительного фрагмента.