Глава девятая
Тейт
– Доктора! – требует Корбин, входя в кухню.
Вслед за ним появляется Майлз. Корбин указывает на друга, чья рука в крови. Майлз глядит на меня так, словно я обязана знать, что делать.
Это не отделение неотложной помощи! Это кухня моей матери!
– Не поможешь? – спрашивает Майлз, крепко стискивая запястье. Кровь капает прямо на пол.
– Мама! – кричу я. – Где аптечка?
Открываю один шкафчик за другим, тщетно пытаясь ее отыскать.
– В ванной на первом этаже! Под раковиной!
Я указываю на дверь ванной, и Майлз послушно следует за мной. Достаю из шкафчика нужную коробочку. Захлопываю крышку унитаза и велю Майлзу сесть. Сама пристраиваюсь на край ванны и осматриваю его руку.
– Как это тебя угораздило?
Вытираю кровь и изучаю порез. Глубокий. Прямо по центру ладони.
– Схватился за приставную лестницу. Она чуть не перевернулась.
– Лучше бы ты дал ей упасть.
– Не мог. На ней стоял Корбин.
Я удивленно вскидываю голову. И вижу, что Майлз смотрит на меня пронзительными голубыми глазами. Снова обращаю все внимание на его руку.
– Придется зашивать.
– Уверена?
– Да. Хочешь, отвезу тебя в неотложку?
– А сама наложить швы не можешь?
– У меня нет специальных материалов. Нужна хирургическая нить – рана довольно глубокая.
Здоровой рукой Майлз роется в аптечке. Он достает катушку ниток и протягивает мне.
– Вперед.
– Майлз, это же не пуговицу пришить!
– Не хочу целый день торчать в больнице из-за какого-то пореза. Сделай что можешь. Все будет хорошо.
Я тоже не хочу, чтобы он весь день провел в больнице.
Потому что тогда его не будет здесь.
– Если начнется заражение крови и ты умрешь, я не виновата.
– Если начнется заражение крови и я умру, то уже не смогу тебя обвинить.
– Логично.
Я снова промываю рану, потом достаю все необходимое и раскладываю на столешнице рядом с раковиной. Мне неудобно, я встаю, ставлю одну ногу на край ванны и кладу его руку себе на колено.
Кладу его руку себе на колено…
Черт…
Нет, пока его ладонь у меня на колене, ничего не выйдет. Если хочу, чтобы пальцы не дрожали, надо расположиться по-другому.
– Так не пойдет, – говорю я, поворачиваясь к Майлзу.
Опускаю его руку на столешницу и встаю прямо перед ним.
Менее удобно, зато пальцы Майлза не будут касаться моего колена, пока я накладываю шов.
– Будет больно, – предупреждаю я.
Он смеется, как будто познал настоящую боль, а эта для него – ничто.
Я прокалываю кожу Майлза иглой, он даже не вздрагивает. Не издает ни звука. Просто смотрит, как я работаю. Время от времени заглядывает мне в лицо. Мы не разговариваем. Как и всегда.
Я стараюсь не обращать внимания на Майлза. Полностью сосредоточиться на ране, которую срочно надо зашить. Но Майлз так близко, – я чувствую на щеке его дыхание. А дышит он часто.
– Останется шрам, – еле слышно шепчу я.
И куда вдруг подевался мой голос?..
Я в четвертый раз втыкаю иглу. Майлзу больно, но он не показывает. Каждый раз, как только игла прокалывает кожу, я еле сдерживаюсь, чтобы самой не вздрогнуть вместо него.
Нужно сконцентрироваться на ране, но я все время чувствую, как наши ноги соприкасаются. Здоровая рука Майлза лежит на бедре, и кончик одного пальца задевает мое колено.
Столько всего происходит в этот момент, а я могу думать только о кончике его пальца. Он жжет меня сквозь штанину раскаленным металлом. Майлз сидит предо мной с глубоким порезом на ладони, кровь пропитывает подложенное под нее полотенце, я иглой раню его кожу, а меня занимает лишь легкое прикосновение его пальца к моей ноге.
Интересно, как бы ощущалось это касание без тонкого слоя джинсовой ткани?..
На секунду наши глаза встречаются, и я немедленно опускаю взор на его ладонь. Майлз на нее даже не смотрит. Он пристально глядит на меня, и я изо всех сил стараюсь не обращать внимания на его дыхание.
Почему оно участилось? Потому что я стою так близко? Или потому что больно?
Майлз дотрагивается до моего колена двумя пальцами…
Тремя…
Я делаю вдох и пробую сосредоточиться на работе.
Но не могу.
Он это нарочно. Не просто случайно задел. Майлз трогает меня, потому что ему так хочется. Он проводит пальцами по моей ноге. Со вздохом кладет голову мне на плечо и сжимает мою икру.
Сама не пойму, как мне удается устоять на ногах.
– Тейт… – с болью в голосе шепчет Майлз.
Я останавливаюсь. Сейчас он скажет, что ему больно. Попросит подождать немного. Он ведь поэтому меня трогает? Потому что ему больно?
Майлз молчит, я делаю последний стежок и завязываю нитку узлом.
– Готово, – говорю я и кладу нитку с иголкой на столешницу. Майлз не отпускает меня, а я не отстраняюсь.
Его рука медленно скользит по моей ноге к бедру и выше, к спине.
Дыши, Тейт!
Майлз за талию притягивает меня к себе. Его голова по-прежнему на моем плече. Я инстинктивно обнимаю его за плечи, чтобы не упасть.
Все мышцы моего тела разучились выполнять свои функции.
Я все еще стою, Майлз все еще сидит, но теперь я зажата между его колен – так близко он притянул меня к себе. Майлз медленно поднимает голову, и я невольно опускаю веки – я так нервничаю, что даже взглянуть на него не могу.
Чувствую, как Майлз отводит голову назад, чтобы взглянуть мне в лицо, но мои глаза по-прежнему закрыты. Смыкаю веки еще крепче. Не знаю почему. В этот момент я вообще ничего знать не хочу. Только его.
Кажется, Майлз намерен меня поцеловать.
Я сама хочу, жажду поцеловать его.
Рука Майлза медленно скользит по моей спине, до тех пор, пока не достигает шеи. Такое чувство, словно там, где он дотрагивается до меня, остаются следы. Губы Майлза почти касаются моей щеки. Они так близко, что неясно – это его губы или дыхание я чувствую своей кожей.
Я сейчас умру, а в этой дурацкой аптечке нет средства, чтобы меня спасти.
Пальцы Майлза крепче обхватывают мою шею, и… он меня убивает.
Или целует. Не уверена, что именно он делает, потому как особой разницы нет. Его губы на моих губах словно жизнь, смерть и перерождение – все одновременно.
Боже, он меня целует…
Его язык у меня во рту, нежно поглаживает мой, а я даже не помню, как это произошло. Неважно.
Не отрываясь от моих губ, он встает и прижимает меня к стене. Рука, которая придерживала мою голову, теперь опускается на талию.
Боже мой, какой властный рот…
Черт побери, у Майлза только что вырвался стон…
Рука от талии медленно перемещается к бедру.
Убей меня… просто убей…
Майлз забрасывает мою ногу себе на пояс, прильнув всем телом ко мне. Это так восхитительно, что я издаю стон прямо в его губы.
И на этом все кончается…
Почему он отстранился? Нет, не останавливайся, Майлз…
Он опускает мою ногу и тут же упирается ладонью в стену, словно боясь упасть.
Нет, нет, нет… продолжай… вернись к моим губам…
Я хочу заглянуть ему в глаза, но они закрыты, будто жалеют о содеянном…
Только не смотри, Майлз… Не хочу видеть сожаления в твоем взгляде…
Мы оба молчим и пытаемся отдышаться. После нескольких глубоких вдохов Майлз отталкивается от стены и подходит к раковине. Пока он не отвернулся, глаза, к счастью, у него были закрыты. Теперь же Майлз ко мне спиной, и я не наблюдаю сожаления, которое он явно испытывает. Майлз берет ножницы и отрезает полоску бинта.
Я приклеена к стене. Так и останусь тут навсегда, словно кусок обоев.
– Не надо было этого делать.
Голос у Майлза холодный и твердый. Словно металл. Словно меч.
– Я же не возражала.
У меня голос совсем не железный. Он похож на воду. Он сейчас испарится.
Майлз перебинтовывает руку и поворачивается ко мне.
Взгляд у него такой же жесткий, как голос. И холодный. Как сталь. Как кинжал, перерубающий ниточку, на которой держалась смутная надежда – та, которую подарил мне его поцелуй.
– Больше никогда не позволяй мне этого делать.
Но я хочу, чтобы он делал «это» – хочу больше, чем праздничный ужин. Но Майлзу не отвечаю ничего. Не могу говорить, потому что его сожаление комком застряло в горле.
Майлз открывает дверь и выходит.
Я по-прежнему приклеена к стене.
Как…
Это…
Понимать?!
К стене я больше не приклеена.
Теперь я приклеена к стулу.
За столом я сижу рядом с Майлзом.
С Майлзом, с которым не заговаривала с тех пор, как он назвал себя, нас и наш поцелуй словом «это».
«Больше никогда не позволяй мне этого делать».
Однако я бы не смогла ему помешать, даже если бы попыталась. Я настолько жажду «этого», что даже пропал аппетит, а ведь я так люблю ужин на День благодарения. Иначе говоря, мне ужасно хочется «этого», и я не имею в виду еду на тарелке.
«Это» – значит Майлз. Мы с ним. Я, целующая его. Он, целующий меня.
В горле внезапно пересохло. Я тянусь за стаканом с водой и тремя большими глотками осушаю половину.
– Майлз, у вас есть девушка? – спрашивает мама.
Да, мама, задавай, задавай ему такие вопросы, потому что мне слишком страшно интересоваться таким самой.
Майлз прочищает горло.
– Нет, мэм.
Корбин издает чуть слышный смешок, от которого в груди у меня поднимается облачко разочарования. Видимо, у Майлза такой же взгляд на отношения с женщинами, как и у братца. Оттого Корбину и забавно, что мама могла вообразить, будто его друг способен на верность.
Внезапно наш поцелуй становится гораздо менее значимым.
Конец ознакомительного фрагмента.