Часть III
Гибель СССР, или «Кто виноват?»
1. Умопомрачение
Происхождение революций и бунтов, несмотря на горы посвященных этой теме исследований, остается все же необъясненным до конца и загадочным явлением, в особенности загадочным в России. Почему собравшаяся толпа вечно чем-то недовольных граждан послушно расходится по свистку городового в девяти случаях, а в десятом, внешне точно таком же, как и все предыдущие, неожиданно остается неподвижно стоять. Потом, после непродолжительного замешательства, вдруг срывается со своего места и решительно движется прямо на продолжающего громко свистеть стража порядка. И вот уже из задних рядов летит первый булыжник; и эта толпа, минуту назад состоявшая из нормальных людей, в секунду, по неведомым причинам, превращается в остервеневшего зверя и рвет свою жертву на куски, потом, опьяненная видом первой невинно пролитой крови, несется дальше в поисках новых жертв, оставляя лежать на мостовой неподвижное, искореженное тело. Почему на нормальных людей, наших современников (в особенности на тех, мозг которых отягощен высшим образованием), в массовом порядке находит иногда такое дикое помутнение ума, что они не только теряют элементарную логику в рассуждениях, но и перестают напрочь замечать откровенную, наглую ложь?
Второе критическое отступление. Во время разгула «перестройки» среди народа была очень популярна телевизионная программа «Взгляд». Резвые мальчики – ведущие этой программы формально, на «первый взгляд», занимались в веселой и непринужденной тусовочной манере критикой существующих в стране недостатков. В качестве «буревестника» грядущего капитализма выступал в то время некий молодой успешный предприниматель Артем Тарасов. Новоявленный миллионер радостно протрубил о своих миллионах на всю страну и стал знаменит. На этой волне он въехал в Верховный Совет депутатом, где позже ему удалось добиться для его кооператива «Исток» неслыханных льгот на осуществление внешнеэкономической деятельности, чем он воспользовался в полной мере, переведя полученные деньги на зарубежные счета своей фирмы и «отъехав» вслед за ними. Давая интервью программе «Взгляд», еще до его «истечения» из страны, Тарасов гордо заявил, что если бы не было удушающего давления государственной системы, то он моментально и с выгодой решил бы, например, экологические проблемы (передача была посвящена экологии) города Усть-Каменогорска, построив на тамошнем комбинате такие очистительные сооружения, которые собирали бы из сточных вод частички всех цветных и редкоземельных металлов, а он бы их тщательно отсеивал и с прибылью продавал за рубеж. Потрясенный гениальной простотой и легкостью решения сложнейшей технической и организационной проблемы, обычно ехидный и недоверчивый ведущий сразу и безоговорочно поверил этому утверждению Тарасова и даже не спросил, сколько такие сооружения могли бы стоить и каков возможный процент выхода из них чистого металла. Вопреки своей обычной развязанной манере перебивать говорящего на полуслове, вставляя свои реплики, в этот раз ведущий был застенчив, как красная девица, и нем, как рыба. Он умело поддерживал диалог одними только подобострастными кивками головой, особенно частыми, когда собеседник гневно клеймил чиновников и всю «административно-командную систему», обвиняя ее в неразворотливости и непроходимой тупости. А спросить новоявленного «изобретателя» о сути его «изобретения» надо было, поскольку очистные сооружения для подобных предприятий могут составлять до 20 % стоимости всех основных фондов, а что и сколько удалось бы «наковырять» из загрязненных фильтров, вообще неизвестно.
Удивительный факт того времени – видавшие виды, умудренные жизненным опытом, вполне нормальные люди с ходу верили любой, самой грубой и беззастенчивой лжи, если она была негативной и бросала хотя бы малейшую тень на нашу прошлую советскую жизнь. Какая-то беспричинная истерия лютой звериной ненависти к СССР охватила большинство, во всяком случае, городских жителей при одновременном массовом провале памяти. По какому-то массовому поветрию люди напрочь забыли, что всего лишь 20 с небольшим лет назад они жили в бараках и для того, чтобы, например, искупать ребенка, вынуждены были выходить на мороз, отдолбить от замерзшей кучи полведра угля и подсыпать его в печку, чтобы приготовить воду для ванночки и хоть немного разогреть остывающее жилье. Еще 20 лет назад они понятия не имели, что такое горячая вода, доступная в любом количестве в любое время дня и ночи, центральное отопление, теплый туалет со сливным бачком и чистая газовая плита, на которой в любой момент можно нагреть чайку и сварить кашу. Они тогда и представить себе не могли, что в летнюю жару можно из собственного холодильника достать запотевшую бутылочку холодного пивка, а белье стирать удобнее в стиральной машине. И все это было обеспечено их государством, их трудом за рекордные сроки и стало доступным каждому жителю страны.
Второе трагикомическое отступление. Захожу как-то в наш цех в комнату мастеров – все сидят и угрюмо молчат. Обычно веселые и бойкие на язык мужики заметно крепко приуныли, кое-как поздоровались. Спрашиваю, в чем дело, что случилось? Старший мастер, не сразу, а выдержав паузу, выдает для начала с яростной злобой несколько очередей отборного мата по адресу родной партии и правительства, затем сообщает мне сенсацию, что наша краса и гордость Юрий Гагарин вовсе не был первым человеком в космосе, а был на самом деле вторым после американца. И как доказательство протягивает мне замусоленную газету, где об этом черным по белому написано. Тут уже пришла моя очередь изумляться. «Какже это может быть, – спрашиваю, – ведь он весь мир объездил именно как первый космонавт! Это невозможно инсценировать!» Они посмотрели на меня со слабой надеждой, но так до конца мне не поверили.
Лживое печатное слово дешевой газетенки для них было непоколебимой истиной, вопреки всякой логике.
Очень подробно этот феномен массового помутнения умов при одновременном провале памяти описал в своих книгах С. Г. Кара-Мурза, но вразумительного объяснения ему он тоже не нашел. Всегда, во все времена граждане любой страны регулярно поругивают свое правительство, традиционно подозревают его во всех грехах, но все-таки руководствуются здравым смыслом, предпочитая зажигательным призывам к революционным скачкам консервативное благоразумие – «не навреди». Да, спецслужбами США истрачены многие миллиарды долларов на разрушение СССР, но даже они не могли предвидеть такого оглушительного успеха, такой обвальной цепной реакции самоуничтожения, которая смела в одночасье все важнейшие и величайшие достижения и завоевания советского народа. Слепо повинуясь шаманским заклинаниям быстро перекрасившихся старых агитаторов и массово народившихся новых, с жаром пропагандировавших «волшебную силу» свободного рынка и частной инициативы, народ с легкостью безумца лишил себя и собственных детей реального бесплатного образования, медицины, путевок, курсовок, профессионального обучения, гарантированной работы, достойной пенсии по старости, бесплатных квартир и многого другого, достигнутого ценой огромного напряжения нескольких поколений советских людей в обмен на «счастье» лицезреть на прилавках фешенебельных магазинов роскошное заморское барахло по заоблачным ценам и бесплатно вдыхать сладкие выхлопные газы роскошных заморских лимузинов.
Некоторое объяснение этого феномена дал наш духовный пастырь, покойный митрополит Иоанн, когда сказал, что русский народ доверчив, как дитя, поэтому частенько увлекается, забывая об осторожности и легко поддаваясь соблазнам. Возможно, так и есть, но это плохо сочетается с когда-то утвердившемся за этим самым народом почетным званием самого образованного и читающего народа (хотя, с другой стороны, запойное чтение романтической литературы прямо ведет к утрате реального ощущения жизни).
Наиболее глубокий и обстоятельный ответ на этот мучительный вопрос мне удалось найти у ныне покойного выдающегося русского философа и социолога Александра Александровича Зиновьева. Его слово для нас ценно вдвойне, поскольку он, обладая мощным, разносторонним талантом, глубочайшими профессиональными знаниями, завидной трудоспособностью, был всегда безупречно честен и искренен в своих суждениях, за что часто попадал в немилость к власти. Насильно высланный из страны за роскошь иметь свое собственное мнение, он прожил на Западе 20 лет и больше, чем кто-либо другой, имел право на сравнение двух систем. Его изобретение – социальный роман, открыло новую форму передачи и осмысления социальной и политической жизни, нравов и устоев человеческого общества. Его книга «Русская трагедия. Гибель утопии» необычайной выразительностью формы и абсолютным совершенством языка предельно точно передает пронзительное ощущение трагедии, случившейся с нашим народом. На меня этот роман произвел такое же сильное, неизгладимое впечатление, как в свое время «Прощай, оружие» Хемингуэя. В своих работах гибель СССР он назвал «удавшейся контрреволюцией» и одновременно указал на наличие определенных внешних и внутренних факторов, вызвавших эту контрреволюцию.
В нашем случае мы ограничимся рассмотрением внутренних факторов, или внутренних причин разрушения СССР. А. А. Зиновьев в своей работе «Глобальное сверхобщество и Россия» выделяет три основных внутренних фактора, приведших к гибели СССР, – это социальное расслоение населения, назревание экономического кризиса и перелом в идейном состоянии советских людей.
Социальное расслоение населения
«Вопреки марксистскому учению о бесклассовости коммунистического общества в реальном советском обществе с самого начала наметилось расслоение населения на социальные классы, занимающие различное положение в структуре общества и, соответственно, обладающие различными возможностями в распределении жизненных благ /…/ К концу брежневского периода классовое расслоение советского общества достигло высокого уровня. Стала очевидной тенденция к снижению вертикальной динамики населения, т. е. сокращались возможности перехода из одних слоев в слои более высокого уровня. Представители высших слоев редко стали опускаться в низшие слои…»[20]
Ситуацию катастрофически ухудшали два обстоятельства, оказавших непосредственное влияние на деградацию качества руководителей СССР. Во-первых, поколению руководителей страны, построивших Днепрогэс и Магнитку, отстоявших независимость своей Родины в смертельной схватке с фашизмом, бескорыстному и безупречно честному в своем большинстве, в 60 – 70-х годах начали приходить на смену мальчики-«мажоры» 50-х годов – пионерские и комсомольские активисты, специалисты по отдаче победоносных рапортов и по ретивому ведению общественно-бесполезной работы. Заботливо оберегаемые старшим поколением от жизненных невзгод и праведных трудов, эти комсомольские функционеры, мало интересуясь настоящей созидательной работой, очень быстро усваивали приемы успешного продвижения по карьерной лестнице, заменив демагогией и ловким интриганством настоящее дело, которое их интересовало лишь постольку, поскольку оно могло обеспечить их взлет наверх. Во-вторых, партийная иерархическая пирамида замкнула на себя абсолютно все государственные органы и службы так, что важнейшие для страны политические и экономические решения принимались ограниченным кругом лиц, находившихся на самой верхушке пирамиды – Политбюро. Эта экстремальная концентрация власти – фактически диктатура – стала спасением во время войны, потому что позволила провести быструю мобилизацию страны на военные нужды. В дальнейшем она обеспечила возможность оперативного маневрирования всеми ресурсами государства. Но она же могла стать гибельной для страны в любой момент, окажись на этой вершине власти хотя бы пара-тройка негодяев или предателей.
«Те же советские люди, которые стали активными идеологами и деятелями контрреволюции, как правило, были выходцами из высших слоев общества, принадлежали к его привилегированной части, занимали в нем высокие посты (достаточно назвать самих Горбачева и Ельцина), принадлежали к идеологической и культурной элите. Они поднялись в высшие слои за счет советской системы, в ней добились успехов, сделали карьеру. Согласно социальным законам они по своему положению в обществе должны были быть опорой этого общества, его апологетами и защитниками. А они ринулись разрушать его, превзойдя на этом пути диссидентов, критиков режима, самых отъявленных антикоммунистов Запада. Они начали с остервенением рубить сук, на котором сидели. Почему?! /…/
Холодная война длилась сорок лет до начала советской контрреволюции – срок более чем достаточный для того, чтобы эта часть советского населения, которой предстояло сыграть основной силой и опорой контрреволюции, подверглась моральному и идейному разложению. Она стала прозападно настроенной и возжаждала иметь для себя западные жизненные блага, сохраняя то, что уже имела. Этот фактор послужил одним из важнейших условий успеха контрреволюции»[21].
Сказано исчерпывающе точно. Верх пирамиды, ее управляющая верхушка безоглядно предали интересы своей страны. Остается только один вопрос – а где же у этих людей была, и была ли вообще честь, совесть, достоинство и ответственность за порученное дело – исполнение долга служения собственному народу, поднявшему тебя так высоко над собой?
Назревание кризиса
«К концу шестидесятых годов в советской экономике сложилась ситуация, получившая название «застой».
В сравнении с процветающей в те годы экономикой западных стран этот фактор вносил свой вклад в умонастроения советских людей, подогреваемые западной пропагандой. Советские люди, разуверившиеся в скором приходе коммунистического изобилия (по потребности), стали видеть земной коммунистический рай на Западе. Этот фактор стал одним из условий успеха будущей (для тех лет) контрреволюции /…/
Что на самом деле имело место в Советском Союзе в эти годы? Советский Союз превратился во вторую сверхдержаву планеты отнюдь не за счет экономической несостоятельности коммунизма и застоя, а, наоборот, за счет необычайно интенсивного развития. Только одни проглядели его вследствие самоослепления, а другие умышленно сфальсифицировали, изобразив как провал. В послевоенные годы население Советского Союза выросло на сто миллионов человек! Повысился жизненный уровень. Выросли потребности людей. Теперь речь шла не просто о хлебе и какой-то крыше над головой, а о комнатах, квартирах, телевизорах, холодильниках, мотоциклах, автомашинах и т. д. И страна так или иначе делала колоссально много, чтобы жить на достаточно высоком уровне /…/
Сущность надвигавшегося кризиса заключалась в том, что сложившаяся и нормально функционировавшая до этого система власти и управления советского общества стала неадекватна новым условиям. И по мере прогресса общества степень неадекватности все более возрастала. Этот процесс можно было остановить, т. е. предотвратить кризисный взрыв или смягчить его. Его можно было преодолеть теми средствами, какими советское общество располагало, т. е. средствами коммунистическими. При этом не требовалась никакая перестройка социальной системы…»[22]
Любая система для успешного функционирования требует регулярного ухода и постоянного обновления – профилактического осмотра, при необходимости ремонта, замены изношенных деталей, реорганизации составных частей, одним словом, периодического реформирования – это известно из любого учебника, любого научно-популярного журнала. Вопрос состоит только в том, с какой периодичностью, с какой частотой должна та или иная система реформироваться. Для экономической системы СССР был определен верный для того времени срок – 5 лет. Он позволял получить ощутимые результаты от предыдущего периода хозяйствования, выявить неэффективные и ошибочные решения и наметить новые, учитывая изменившиеся условия жизни и появившиеся за этот период новые тенденции мирового развития. Нет раз и навсегда определенных, идеальных, застывших схем и правил функционирования общественных, экономических и политических систем, как нет и предела их совершенству. Поэтому основной задачей управления такими системами является непрерывный творческий процесс их адаптации к изменяющимся условиям дня, поиск путей их реорганизации и реформирования для обеспечения эффективной работы.
Первое практическое отступление. Несколько лет я проработал в качестве инженера-конструктора на крупной, самой что ни на есть капиталистической немецкой фирме. Оптимальное структурирование, оперативное взаимодействие между отделами, поставщиками, заказчиками; реально воплощенная в жизнь АСУП, к которой мы начинали делать первые шаги в начале 80-х годов; отсутствие множества бестолково снующих по коридорам и между корпусами цехов взволнованных людей с бумажками в руках, при этом сказочно короткие сроки исполнения заказов – все это вместе производило ошеломляющее впечатление. Тогда мне казалось, что лучшей организации машиностроительного предприятия просто быть не может, идеал достигнут и всем остается только работать и работать на благо владельцев фирмы, немецкого народа и немножко для себя. Но всего лишь через несколько лет оснащение рабочего места того же конструктора только за счет мелких, но постоянных изменений и усовершенствований, совершенно незаметных в будничной работе, введения новых компьютерных программ, обеспечения их более глубокого взаимодействия настолько изменилось, что прошлые приемы работы, с которых я начинал свою трудовую деятельность на этой фирме, стали казаться смешным анахронизмом. Эти новшества, разрабатываемые специальным отделом и появляющиеся почти с недельной периодичностью, иногда действуют на часть персонала несколько раздражительно. Постоянная необходимость в переобучении нравится далеко не всем сотрудникам, особенно не в восторге от нее работники преклонного возраста. Однако все понимают, что остановить развитие, прогресс – значит умереть, поэтому, тяжело вздохнув, прилежно переучиваются.
Поколением руководителей страны 60 —70-х годов было отвергнуто элементарное условие непрерывности процесса развития общества – регулярное, своевременное реформирование его социально-экономической системы. Тогда это еще не было сговором. Просто большинство людей, оказавшись в коридорах власти, предпочло не утруждать себя тяжелой, ответственной работой, требующей полной самоотдачи, максимального напряжения всех умственных и физических сил и таящей в себе риск внезапного провала и соответственно немедленного исключения из круга активных игроков за главный приз – полную и безграничную власть генсека. Разразившийся управленческий кризис заключался в основном в том, что борьба между конкурирующими группировками и личностями проходила не в сфере столкновения различных идей и концепций социально-экономического развития страны, как этого следовало бы ожидать в цивилизованном обществе, а велась по пещерному принципу «свой – чужой» всего лишь за лучшее место под солнцем. Оружием в этой жестокой борьбе служила все та же закостенелая марксистская догма, громкие клятвы в верности которой приносили жирные дивиденды, а ловкие обвинения в отклонении от которой могли уничтожить любого, самого компетентного и успешного конкурента. Конкретная, будничная хозяйственная работа предприятий и министерств была утоплена руководством КПСС в нараставшей от съезда к съезду безмерной помпезности. После триумфальных отчетных докладов об очередных победах строительства коммунизма в стране, под бурные, несмолкаемые аплодисменты делегатов съездов принимались, как под копирку написанные, очередные планы развития народного хозяйства с одними и теми же процентами роста от достигнутого. Невыполнение плана грозило потерей поста и партийного билета, а выполнение его даже ценой приписок, ловкими трюками с двойным и тройным счетом с последующим торжественным рапортом «уму, чести и совести нашей эпохи» всячески приветствовалось и поощрялось.
В результате к началу 80-х годов партийно-хозяйственное руководство СССР в подавляющем большинстве представляло собой скопище карьеристов, т. е. людей, по определению не способных к творческому и упорному труду. Вся их энергия уходила на бравурные публичные рапорты об очередных победах социализма и на невидимую внешне, бескомпромиссную подковерную борьбу за лучшее место на трибуне. Именно этим объясняется феномен «долгожительства» во власти «белых ворон», таких, как, например, А. Н. Косыгин или Н. К. Байбаков, которые всю свою жизнь без остатка отдали искреннему служению собственному народу, не интересуясь при этом особенно постами, званиями и наградами. Именно благодаря своей самоотверженной работе они не представляли никакой опасности для кремлевских карьеристов, которые благосклонно дозволяли им трудиться до последнего часа. Их безграничная преданность делу, а не персонально очередному вождю, была большой редкостью в высших кругах, поэтому, полностью отдаваясь работе, они были всегда в стороне от враждовавших группировок, которые играли в совсем другие игры.
Премьер А. Н. Косыгин ясно видел очевидные недостатки советской экономики и осторожно пытался провести ряд хозяйственных реформ, призванных повысить ответственность хозяйственных субъектов за результаты своей деятельности. Но все его труды пошли прахом, разбившись о железобетонные ряды новых и старых партийных бонз, не желавших перемен, способных угрожать их благополучию и пытавшихся таким образом избежать риска, неизбежно связанного с инициативной деятельностью. Эта публика желала себе одного – сытой и спокойной жизни. Даже без оценки других, загубленных на корню инициатив и предложений советских экономистов одни только реформы Косыгина вкупе с хрущевской реформой управления промышленностью и строительством, создавшей территориальные органы управления – совнархозы вместо бесчисленных центральных московских министерств, могли открыть широчайшие горизонты для дальнейшего успешного развития и совершенствования механизмов народного хозяйства страны.
Однако московская элита встала стеной на пути распахивавшихся новых грандиозных возможностей. Испугавшись перспективы потери абсолютной власти над страной, она немедленно вернула себе все нити управления народным хозяйством, возродив и создав сотни новых министерств и ведомств и подчинив им все имевшиеся предприятия и организации страны. Таким образом, была отрезана появившаяся было возможность для естественного развития хозяйственной инициативы на местах. Москва же обеспечила себе власть, намного превышавшую власть золотоордынских ханов, к которым великие князья должны были ехать на поклон всего лишь за ярлыком на княжение, оставаясь у себя дома в остальное время суверенными правителями. Москве было угодно, чтобы тысячи предприятий необъятной страны постоянно слали к ее ногам десятки тысяч своих ходоков для решения мельчайших текущих вопросов.
Такая чрезмерная концентрация управления в условиях невиданного технического прогресса, усложнявшегося с каждым днем производства, его растущих потребностей при отсутствии мощной вычислительной техники и сегодняшних возможностей по передаче и обработке огромных объемов информации неизбежно вела к «перегреву» системы и появлению многочисленных «отказов». Попытки Москвы любой ценой оставить за собой контроль над многообразными процессами производства по всей стране приводили только к появлению совершенно абсурдных методов управления. Эти методы включали, например, необходимость ежесуточного отчета ведущих предприятий страны своим министерствам по более чем 20 параметрам производства. Пресловутый непотопляемый основной показатель производства – вал, который для выполнения плана, получения наград и премий вынуждал предприятия затрачивать максимально возможное количество материально-технических ресурсов, продолжал свое победоносное шествие по стране. Благодаря ему контроль за работой всех предприятий, начиная от парикмахерских и кончая металлургическими комбинатами, осуществлялся на основе элементарной прямопропорциональной зависимости – чем больше истратишь в процессе производства, тем лучше твои показатели и, соответственно, фонды зарплаты, материального поощрения, социального развития и т. д. И самое разрушительное действие этой, хорошо видимой всем, безнадежно отставшей от жизни организации народного хозяйства заключалось в том, что эта бессмысленная трата ресурсов происходила на фоне помпезных съездов КПСС, вещавших на весь мир о великих достижениях. Делегаты этих съездов единодушно приветствовали лозунги вроде «Экономика должна быть экономной» бурными, нескончаемыми аплодисментами, переходящими в овации. А через пару часов, уже при выходе из Кремля, они прочно забывали все, чему восторженно аплодировали, и не вспоминали об этом до следующего съезда, принимавшего очередные исторические решения.
Разумеется, из-за таких перегибов, явных просчетов и ошибок, грубо нарушавших не только логику экономического развития, но и прямо противоречащих элементарному здравому смыслу, страна теряла темпы развития. Поэтому ситуация к началу 80-х годов в СССР вовсе не была безоблачноголубой, но, с другой стороны, она не была настолько драматичной и катастрофической, чтобы устраивать последовавший в конце 80-х, начале 90-х полный разгром экономической, политической и социальной систем страны. Больше того, выстроенная народами СССР всего лишь за несколько десятилетий социально-экономическая государственная система демонстрировала удивительную живучесть в условиях, когда любое другое государство неминуемо и быстро пошло бы ко дну. Для подтверждения этого приведем выдержку из книги Д. В. Валового «Экономика в человеческом измерении». Он приводит следующие показатели экономического и социального развития страны за 1987 год, т. е. того самого периода времени, когда, по мнению доморощенных интеллектуалов, стало дольше «так жить нельзя».
«..За два года пятилетки прирост промышленного производства, как и намечалось планом, составил 8,9 %. На путь устойчивого развития выходит сельское хозяйство. Ежегодный валовой сбор зерна превысил 210 миллионов тонн зерна, или на 17 % больше, чем в годы одиннадцатой пятилетки. Среднегодовой объем производства мяса возрос на 13 %, молока – на 8,7 % /…/
Ввод в действие жилых домов в прошлом году по сравнению с 1985 годом увеличился на 15 %, дошкольных учреждений – на 16 %, больниц – на 17 %, школ – на 27 %, поликлиник— на 34, профтехучилищ— на 65, а клубов и домов культуры – на 72 %».
О таких показателях, достигнутых всего за два года, сегодня можно только мечтать. К тому же заметим, что накануне, в 1986 году, более чем в два раза упали цены на нефть, все еще во «всю катушку», не считая, исстрачивал огромные народные деньги ВПК, медицина и образование были бесплатными, а экономика по-прежнему оставалась затратной. В том, что вопреки существенно устаревшим, достаточно примитивным методам управления экономикой у страны откуда-то брались силы и средства, чтобы развивать производство и осуществлять бурное строительство в сказочных для современной России масштабах нет никакого чуда. Этот феномен опять-таки обеспечивали рядовые «строители коммунизма» – весь советский народ на «молекулярном уровне», и в первую очередь управление первого звена – мастера, прорабы, начальники цехов. Это именно они, взвалив на себя тяжелый труд реального созидания, пропадая на работе, когда требовалось, чуть ли не сутками, безжалостно растрачивая собственные нервы и здоровье, как-то умудрялись в ненормальных условиях что-то производить и строить, выполняя при этом план и одновременно поощряя рабочих на «трудовые подвиги» достаточным количеством закрытых нарядов.
Третье критическое отступление. Конечно, качество вводимых объектов, угробляемое в погоне за валом, оставляло желать много лучшего. В этом мне пришлось убедиться лишний раз в Германии. Для наших новоселов раньше считалось нормой, если при установке мебельной стенки в обычной новой квартире шкафы стояли, как пизанские башни, с угрожающим наклоном в разные стороны и только набором прокладок их можно было привести в нормальное вертикальное положение. Внутренние перегородки новеньких пяти и девятиэтажек, как правило, имели по несколько «животов» всевозможных размеров и причудливых конфигураций, а каждая четвертая оконная рама или дверь полностью не прикрывалась. В Германии же купленные шкафы встают с равным зазором в 2 мм от стены по всей высоте и без всяких прокладок, а сами стены таковы, что при укладке кафеля самый нижний и самый верхний ряды имеют одинаковое количество плиток. Да и стенные «животы», за которыми может открыться непотребная картина, а то и улица, стесывать не требуется, ввиду их полного отсутствия. Поэтому, с другой стороны, нашему человеку, привыкшему на пути к благоустройству собственного жилища что-то без конца выдумывать и мастерить, чтобы преодолеть всегда внезапно возникающие препятствия и технические проблемы, в Германии должно быть скучно.
Подавляющее большинство жителей страны, несмотря на возникавшие то тут, то там проблемы низкого качества, нехватки и дефицита, тем не менее, до последнего момента искренне верило, что все они преодолимы. А самое главное, люди, за исключением отдельных вечно недовольных брюзг, верно чувствовали положительную тенденцию развития общества, видели своими глазами изменявшуюся с каждым днем в лучшую сторону жизнь, на что отвечали сравнительно высокой рождаемостью, тогда опережавшей смертность. Потребность в детских садах и яслях, несмотря на огромные объемы их строительства, тогда оставалась постоянно неудовлетворенной, беременные женщины встречались повсюду намного чаще, чем сегодня, а в подъездах многоэтажных домов невозможно было пройти из-за многочисленных детских колясок. По мнению Адама Смита, важнейшим признаком успешного развития государства как раз и является рост его населения: «Самым бесспорным свидетельством процветания всякой страны служит возрастание численности ее населения». Т. е., другими словами, положительный прирост населения является одним из важнейших доказательств успешного развития государства. Конечно, любители поспорить в качестве контраргумента здесь могут привести страны Африки и Азии, в которых при крайне низком уровне жизни наблюдается бум рождаемости. Однако такое сравнение будет абсолютно некорректным, т. к. в случае с СССР мы имеем дело с людьми цивилизованной, высокоразвитой страны поголовной грамотности, имеющими достаточно высокие представления об уровне жизни и обладающими необходимыми навыками в обращении с контрацептивными средствами. Во втором же случае мы имеем дело с населением, живущим в полудиких условиях.
Люди, пришедшие к руководству страной в середине 80-х, должны были дорожить доверием своего народа и были обязаны развивать достигнутые успехи на новом организационно-техническом уровне. И для этого у них были все возможности. Появившаяся в 80-х годах современная вычислительная техника, средства связи, информационные технологии давали огромные шансы советской плановой экономике. Разработка и внедрение в системе Госплана одной только программы «Пионер», работу над которой возглавлял чемпион мира по шахматам М. М. Ботвинник, позволила бы максимально оптимизировать управление материально-техническими ресурсами всей страны, исключив при этом отрицательное влияние «человеческого фактора», и сулила получение огромного народнохозяйственного экономического эффекта. Но, как и прежде, никто из ответственных работников не захотел рисковать своим положением и своевременно поддержать эту работу. В конечном итоге энтузиазм М. М. Ботвинника, как и многих других до него, разбился о глухую стену равнодушия партийно-государственных чиновников, которых интересовали совсем другие вещи.
«Но советские руководители и их идеологические холуи поступили как раз наоборот. Они ринулись в «перестройку», гибельность которой была очевидна заранее. «Перестройка» развязала кризис, который стал всеобъемлющим, охватив и сферу экономики. К чему это привело, известно. Нет надобности еще раз говорить об этом»[23].
После уничтожения СССР демографическая ситуация в стране и прежде всего в ее историческом и экономическом ядре – России и Украине – радикально изменилась – рождаемость резко упала, смертность резко возросла. Еще недавно переполненные детские сады опустели, вместо полок и шкафов с игрушками там выстроились ряды витрин и прилавков с китайским барахлом и поддельной водкой, а вместо детского смеха в бывших игровых комнатах зазвучали мертвящие электронные завывания телефонных аппаратов и суетливые повизгивания печатающих устройств расплодившихся как грибы после дождя всевозможных офисов.
«Почему высшее советское руководство во главе с Горбачевым поступило так? Можно ли это объяснить только глупостью, тем, что не ведали, что творили, руководствуясь добрыми намерениями? Думаю, что нет…»[24]
Мы тоже не станем уподобляться Милюкову и театрально восклицать – что это – глупость или измена? Разумеется, и то и другое, плюс вновь приобретенные патологическая жадность и безмерное тщеславие, но это не меняет дела, трагический результат всей этой деятельности был ясно виден заранее всем, кто оставался на тот момент в здравом уме.
Перелом в идейном состоянии населения
«…Под влиянием Запада произошло смещение интересов людей в сторону чисто материальных интересов и соблазнов. Негативные явления советского коммунизма стали объектом грандиозной антикоммунистической пропаганды на самом Западе и в Советском Союзе со стороны Запада. Капитализм не сошел со сцены истории, как предрекали Маркс и Ленин, а укрепился и вроде бы (в обывательском представлении и пропаганде) выиграл соревнование с коммунизмом именно в экономическом отношении. В Советском Союзе наметилась тенденция к экономическому спаду, тогда как на капиталистическом Западе наступило неслыханное процветание. Советские люди стали видеть обещанный коммунистами земной рай на Западе, идеализируя ситуацию на Западе и сверх всякой меры преувеличивая в своем воображении западное изобилие /…/
…Гигантский идеологический аппарат, занятый пережевыванием потерявших даже идеологический смысл марксистских догм, не смог даже в ничтожной мере использовать в контрпропаганде материалы, которыми изобиловали средства массовой информации самого Запада и которые буквально вопили о преимуществах советской экономики перед западной…»[25]
По моим наблюдениям, советская пропаганда начала терпеть поражение за поражением в сражении с западной с момента начала политики разрядки. Широкая, прямая русская душа была непривычна к политике двойных стандартов. На предложение дружить русские всем сердцем ответили «да» и безоглядно бросились в объятья своих недавних противников, хотя те их не торопились раскрывать. Хорошо помню выход в прокат широко разрекламированного документального фильма Романа Кармена «Неизвестная война» с Бертом Ланкастером в роли ведущего. По замыслу создателей, фильм предназначался для американского зрителя, который был убежден, что гитлеровский нацизм победили доблестные американцы на пару с англичанами, и поэтому прежде всего был призван восстановить историческую справедливость среди простых людей за океаном. Вступлением к фильму послужил трогательный призыв к миру Брежнева с сидящей у него на коленях внучкой, а Ланкастер вел комментарий к фильму с явным сочувствием и даже состраданием жертвам Второй мировой, понесенным советским народом. Не знаю, много ли американцев видело этот фильм, но не думаю, что он произвел на них сильное впечатление, а вот в сознании советских людей под его влиянием произошел определенный сдвиг. Люди стали считать, что вот теперь-то наконец американский народ узнает правду о жертве советского народа, положенной им на алтарь мира и свободы; резко изменит свое негативное отношение к СССР; заставит свое правительство заключить с СССР договор о нерушимой дружбе и сотрудничестве и наступит на Земле вечный „Peace and Love", доказательством чего служили проходившие в это же время переговоры по подписанию между СССР и США договора ОСВ-2. Стало неловко даже на кухне продолжать обвинять потенциального друга в во всяких нехороших наклонностях – агрессивности, хищности, двойных стандартах и т. п. Вскоре случился Афганистан с последовавшим бойкотом московской Олимпиады, и только что появившееся чувство неловкости сменилось чувством вины перед всем «прогрессивным человечеством». Все это время советский агитпроп демонстрировал удивительную беззубость и даже беспомощность в отпоре агрессивной пропагандистской атаке США, хотя обвинения в нарушении прав человека и звание «империи зла» в гораздо большей степени относились к самим США, чем к СССР. В СССР фундаментальные права человека на труд, бесплатное образование, жилье, бесплатное медицинское обслуживание неукоснительно исполнялись уже в течение 30 лет, несмотря на тяжелейшую войну, огромные потери, полностью уничтоженные тысячи городов и сел европейской части страны вместе со всей инфраструктурой. Безработица, высокая преступность, расовая дискриминация, бездомные, недоступное для многих слоев населения образование и медицинская помощь считались пещерной дикостью и были в относительно бедном СССР уже с 40 —50-х годов совершенно изжиты, тогда как в благоухающих США эти бичи общества продолжали цвести пышным цветом. Что же касается титула «империи зла», то всего лишь в 1975 году американские солдаты покинули Вьетнам, уничтожив там перед этим во имя гуманизма и торжества прав человека напалмом 4 млн мирных жителей вместе с их деревнями, полями и лесами. Осталось так и не выясненным, какую потенциальную угрозу сожженные крестьяне Вьетнама представляли для США, находясь за 10000 км от ближайших материковых рубежей и располагая таким вооружением, из которого самым мощным видом была мотыга. Когда же случился Афганистан, имевший традиционно дружественные отношения с СССР, то тут негодование США по поводу вторжения во внутренние дела суверенной страны сразу взлетело до небес, хотя было ясно, что недружественный Афганистан впрямую затрагивал стратегические интересы СССР, поскольку имел общую сухопутную границу с СССР, а значит, потенциально мог служить еще одним враждебным военным полигоном, которых и без того было слишком много понастроено вокруг границ СССР. Можно спорить о правильности выбора стратегии в данном случае, но бесспорно то, что в Афганистане не было ни ковровых бомбардировок, ни напалмовых смерчей, в которых заживо сгорали мирные жители Вьетнама. Тем не менее достойного ответа советских товарищей Соединенным Штатам не последовало. Более того, к началу «перестройки» как-то незаметно бывшие «капиталистические джунгли», в которых человек человеку был всегда, как известно, волком, вдруг превратились в бананово-лиановый рай.
А. А. Зиновьев: «Кризис советского общества начал созревать на высотах идеологии и власти, а не в сфере экономики. И в числе его симптомов следует упомянуть потерю чувства и сознания гражданской ответственности перед своей страной и своим народом, а также потерю способности объективного понимания как советской, так и западной экономики даже на уровне обыкновенного здравого смысла, не говоря уж о высотах науки. Эти слои (а не низшие!) оказались прозападно настроенными. Они возжаждали иметь для себя западные блага, надеясь сохранить и то, что имели в советском обществе. И каким бы ни было недовольство населения…»
Безусловно, разрушительная инициатива исходила от «верхов». Но, к великому сожалению, она очень быстро стала распространяться и среди «низов». Вместо того чтобы задуматься над происходящим и трезво оценить свои перспективы в новых условиях жизни, все очертя голову бросились за «верхами», боясь упустить свой шанс в погоне за легкой добычей.
Осенью 1990 года в Москве состоялся первый и последний всесоюзный съезд трудовых коллективов страны. Организаторы надеялись, что этот съезд послужит началом для создания мощной трудовой партии в СССР, но этого не произошло. Поскольку в то время я был председателем совета трудового коллектива нашего института, мне также удалось принять участие в этом съезде. Надо сказать, что уже в 90-м году сложилось очень тревожное положение в машиностроении вообще и в нашем министерстве в частности. Действия сначала союзного, а потом российского правительства привели к тому, что предприятия лишались не только бюджетных денег, но и уже заключенных прямых договоров с другими предприятиями; фонды зарплаты и социального развития стремительно пустели; работники предприятий, ожидавшие получения жилья, детских садов и т. п., лишались возможности их приобретения в обозримом будущем. Но все же тогда еще оставалась надежда, что руководящие товарищи разберутся в сути происходящего, исправят свои ошибки и просчеты и законные права людей на труд, оплату, жилье удастся восстановить. Обязаловки на участие в съезде не было, но поскольку на нем предполагались выступления ключевых фигур «перестройки»– представителей правительства, видных экономистов и т. п., я уговорил нашего директора, экономившего каждую копейку, выписать мне командировку, чтобы на месте разобраться, в какую сторону дуют ветры перемен.
Насчет Ельцина у меня уже тогда не было никаких иллюзий.
Примечание. Чего только стоит рассказанный им самим эпизод с боевой гранатой, которую он пытался разобрать с помощью обычного слесарного молотка, находясь уже в достаточно ответственном возрасте. «Умная» граната, разорвавшись, видимо, исключительно в воспитательных целях, аккуратно отрезала будущему президенту всего лишь два пальца, и то на левой руке, но зато сохранила его жизнь для России.
Решительно неспособный ни к реалистичной оценке и анализу сложившейся в стране сложной ситуации, ни к принятию продуманных, ответственных решений, Ельцин все свои силы и энергию направил исключительно на достижение безграничной власти, ради которой он был способен на все.
Но ведь в Москве было очень много толковых людей, и я надеялся на съезде их увидеть и услышать. Мне упорно не верилось, что можно все так запросто, совершенно безответственно и бездумно, в один момент взять и до основания разрушить, безжалостно уничтожить установившийся жизненный порядок, обеспечивавший вполне приличные условия жизни всех советских людей.
Увиденное и услышанное на съезде не только не вселяло надежд, но безнадежно убивало последние из них. Хотя в выступлениях с трибуны делегаты старались соблюсти приличие, предлагая различные формы самоуправления все еще в рамках существовавших хозяйственных структур, но на деле повсюду, во всех делегациях царила одуряющая эйфория праздника непослушания. «Долой партию, долой план, долой министерства, долой номенклатуру! Даешь свободу форм собственности, приватизацию, свободные цены и зарплаты!» – вот основное настроение представителей «гегемона» и «пролетариев умственного труда», царившее тогда не только на съезде, а и повсеместно. В условиях торжества корыстных устремлений большинства делегатов вести плодотворные дискуссии было невозможно, даже спорить было бессмысленно. Помню, как в кулуарной беседе за «круглым столом» я пытался возразить одной дамочке, представительнице топливно-энергетического комплекса. Дама с жарким возбуждением пыталась доказать присутствующим прелести жизни со свободными ценами на электроэнергию. Когда она приостановилась, чтобы перевести дух, я вслух предположил – «но цены-то, по-видимому, скорее будут расти, чем падать», на что она, немного смутившись, утвердительно кивнула головой. Тогда я задал ей вполне естественный следующий вопрос – кто же и чем, по ее мнению, за это повышение должен расплачиваться? Дама расправила плечи, неожиданно одарила меня улыбкой Моны Лизы и негромко, но внятно, для всех присутствующих, сказала: «А товарищ-то, оказывается, реакционер». Тем самым я был надежно выключен из дальнейшего разговора.
Выступавшие на съезде представители правительства и экономической науки вносили еще большую сумятицу и беспокойство в умы и в основном подыгрывали очевидным настроениям публики. Тогдашний председатель Совета министров РСФСР Силаев начал свое первое выступление с сообщения досточтимой публике о недопустимости дальнейшего сохранения имевшегося соотношения производства средств производства к производству предметов потребления. В СССР оно составляло на тот момент 3:1, в мире, по его словам, была обратная пропорция. И хотя этого не было сказано прямо, но фактически такое вступление означало призыв к беспощадному уничтожению советской индустрии. Такое заявление можно было бы простить студенту-заочнику экономических курсов, но слышать это от человека, много лет проработавшего на самых высоких министерских постах самых уважаемых министерств страны, было совершенно невыносимо. Невозможно было поверить, чтобы он, опытнейший человек, искренне считал практически осуществимым и безболезненным мероприятие по переходу 50 % гигантов индустрии с выпуска турбин, прокатных станов и подводных лодок на выпуск книжных полок и крышек для унитазов. Дальнейшие его предложения по снижению налогов, например на НИОКР, вообще теряли смысл – для кого и для чего это нужно, если 50 % промышленности идет под нож? Для оставшейся части? Но ведь после отстранения от работы миллионов рабочих, инженеров и служащих, после закрытия огромного количества производств в стране неизбежно наступит ситуация обвального падения всего промышленного комплекса, т. к. практически все предприятия продукцию производили монопольно и потеря хотя бы одного из них могла сразу ввести в полный ступор целую отрасль. Кто же тогда воспользуется заманчивыми предложениями правительства? И в первую очередь сам Силаев, как никто другой, должен был понимать последствия подобных «экспериментов». Далее в своем выступлении премьер-министр призвал представителей трудовых коллективов побыстрее акционировать свои предприятия, чтобы выйти из-под контроля союзных министерств. И опять-таки для чего? Чтобы героически умереть под флагом РФ, а не СССР? На меня его выступление произвело очень тяжелое впечатление и своим смыслом, и заискивающей перед собравшимися делегатами самой манерой выступления. Но публике своим революционным духом оно очень понравилось и ему дружно аплодировали.
Примечание. По российскому телевидению недавно демонстрировался документальный фильм, посвященный позорному инциденту, случившемуся в СССР в середине 70-х годов, – угону в Японию тогда свежей советской военной разработки – истребителя-перехватчика МИГ-25. В фильме неожиданно появился со своим комментарием и Силаев. МИГ-25 тогда привел в восхищение западных экспертов. Они обнаружили в его конструкции больше десятка совершенно новых и оригинальных устройств и агрегатов, неизвестных ранее западным авиаконструкторам. И вместо того, чтобы с гордостью подтвердить высокие достижения советского авиастроения и рассказать подрастающему поколению о конкретных оригинальных технических решениях, воплощенных в этом самолете, он выбрал и с ухмылкой сообщил следующее: «Хе-хе, они пришли в восторг от использования нами в системе управления ламповой техники вместо микропроцессоров, решив, что это сделано для повышения надежности работы системы при высоких температурах. Хе-хе, они просто не знали, что у нас еще и в помине не было микропроцессорной техники. Хе-хе».
Не все делегаты съезда были одержимы идеей разгона министерств и отпуска цен на свободу. На пленарных заседаниях съезда я сидел на галерке и оказался в компании донецких шахтеров. Это были спокойные, разумные, внимательные, в общем, отличные ребята. Они к тому времени уже «набастовались» вволю и поняли, что эта дорога ведет в пропасть. Один из них мне это открытие уверенно пояснил – сегодня что-то вырвал я, завтра ты, но принципиальных проблем забастовками не решить, тришкин кафтан такими действиями нельзя превратить в шикарное манто. А чтобы перевести экономические забастовки в политические, надо хотя бы приблизительно сформулировать какие-то конструктивные политические требования, а не просто орать во всю глотку: «Долой!». Поэтому, сказал он, они и приехали в Москву, чтобы попытаться здесь найти ответы на свои вопросы.
Но среди шахтеров имелись и группы, настроенные совершенно противоположно. В центральном проходе зала дислоцировалась группа воркутинских шахтеров.
Это были совсем другие люди – крикливые, нетерпеливые, бесцеремонно, выкриками с места перебивавшие любого докладчика, если он им почему-то не приглянулся или говорил что-то не то, чего бы им хотелось. Такого вызывающего поведения мне даже на стадионах не доводилось наблюдать. Среди этой группы особенно выделялся один – видимо, их лидер, дирижировавший всем их спектаклем. У него были прямые темные волосы с косой челкой на глаза, неестественно размашистые, «на публику», движения. Одет он был в приличный темно-синий костюм, концы брюк которого были беспощадно запихнуты в модные в то время «дутые» сапоги-луноходы серебристого цвета. С постоянным мрачно-свирепым выражением на лице, видимо, долженствовавшем выражать классовую и прочую ненависть, он практически все время работы съезда простоял в проходе, демонстративно повернувшись спиной к трибуне. Оборачивался он лицом к докладчикам и скупо аплодировал, не меняя выражения лица, только тогда, когда те откровенно, не стесняясь в выражениях, принимались хаять «административно-командную систему», номенклатуру и т. п. Этот тип очень точно соответствовал моим представлениям о тех «солдатах революции», которые в 1917 году сначала жгли помещичьи усадьбы, потом носились на тачанках в составе всевозможных банд, сея повсюду смерть и разорение, расстреливали, не моргнув глазом, заложников и неутомимо таскали фамильное серебро из столовых «их благородий». Для полноты картины этому делегату не хватало только кожаной куртки и маузера на боку. В 30-х годах эти же типы рушили православные храмы и прикладами отбивали последний хлеб у крестьян, обрекая их семьи на голодную смерть. Отличительной, роднящей особенностью тех «борцов революции» и нынешних «борцов перестройки» было то, что ни те ни другие никогда, ни на минуту не задумывались хорошенько над тем, что происходит вокруг, какие последствия может иметь для народа их кипучая деятельность. Они всегда предпочитали полностью полагаться на готовые чудо-рецепты, чем радикальнее, тем лучше.
На втором, уже только всероссийском съезде, проходившем после августовского «путча», я с нетерпением ожидал выступления министра вновь образованного Министерства промышленности РСФСР, в которое вошел наш институт. Положение института непрерывно ухудшалось на протяжении всего прошедшего года. Из имевшейся годом ранее численности в 600 сотрудников четверть была сокращена или уволилась, оставшимся маячил тот же путь, поэтому мне очень хотелось из первых рук получить информацию о наших дальнейших перспективах. После объявления о выступлении новоиспеченного министра к трибуне вялой походкой вышел как будто не выспавшийся сравнительно молодой человек с длинными волосами. Ни разу не взглянув в зал, постоянно хмурясь, он монотонным голосом зачитал присутствующим сообщение о выдающихся победах нового правительства на поприще борьбы с бюрократией. Руководство всей промышленностью РСФСР отныне осуществлялось всего лишь с помощью трехсот сотрудников министерства, из которого исчезли привычные главки и управления, а им на смену пришли департаменты. К этому, без каких-либо объяснений, он добавил, что оборонные предприятия являются самыми подходящими объектами для приватизации, поэтому с них поскорей нужно снимать режим секретности и что по желанию трудовых коллективов они могут объединяться в концерны. Вежливо поблагодарив за внимание, он той же вялой походкой покинул зал.
Мне стало абсолютно ясно, что пришедшие к власти в результате «перестройки» и особенно после августовского перевороталюди не имеют ни малейшего представления о том, какие огромные людские, материальные и мощнейшие научно-технические ресурсы, неразрывно связанные между собой сложнейшей системой взаимодействия, державшей в хрупком балансе многие сотни самых современных, принципиально различных по характеру производств и технологий, оказались в их руках, по злой воле прокатившихся по стране тяжелых волн роковых событий. Им была просто недоступна вся сложность структурного устройства советской экономики, теснейшего переплетения науки и производства, которая до сих пор позволяла стране в рекордные сроки успешно создавать лучшие образцы самой современной техники. Они совершенно не понимали всей той глубины ответственности за будущее страны и ее народа, которая внезапно обрушилась на их головы. На смену гигантам, умевшим генерировать новые идеи, находить и принимать оптимальные решения для невиданных ранее научных, технических и организационных проблем, нести персональную ответственность за их исполнение, обладавшим мощно развитым системным мышлением, способным непрерывно держать в поле зрения и обрабатывать огромные объемы информации, начиная от подробных технических характеристик выпускаемых изделий, объемов плановых заданий, перспективных заделов и кончая числом мест в детских садах на подведомственных предприятиях, пришли жалкие, жадные пигмеи с кругозором рыночной торговки и убогим умишком, способным к удержанию в памяти только одного показателя – скорости наполнения собственного кармана.
Второе ностальгическое отступление. Я до сих пор с гордостью храню удостоверение «Отличник социалистического соревнования Министерства общего машиностроения СССР» с подписью О. Д. Бакланова, бывшего министра Минобщемаша, в описываемый момент находившегося в «Матросской тишине» за членство в ГКЧП. Подпись не подлинная – клише, но тем не менее это самый дорогой для меня документ, потому что с этим именем связаны выдающиеся победы создателей отечественной ракетно-космической техники, к числу которых относится и успешное осуществление программы «Буран-Энергия». Этот проект, судьба которого, как и многих других, оказалась по воле «младореформаторов» трагичной (проект был окончательно похоронен в середине 90-х), был в какой-то мере продолжением проекта «Буря», начатого еще в 50-х годах легендарным ОКБ С. Л. Лавочкина. В конце 50-х годов в связи с блестящими результатами работ над ракетой Р-7 команды С. П. Королева, с одной стороны, и недостатком государственных средств, с другой стороны, исполнение проекта «Буря» было приостановлено. В результате ОКБ Лавочкина практически осталось без работы, что в какой-то мере послужило причиной преждевременной кончины его руководителя. Но в середине 70-х годов, когда время бросило очередной вызов, поставив новые задачи перед создателями ракетно-космической техники, проект «Буря» возродился на неизмеримо более высоком уровне развития науки и техники и был триумфально воплощен в жизнь беспрецедентным по сей день беспилотным полетом, завершившимся ювелирно точной автоматической посадкой советского космического челнока «Буран». И хотя Государственные испытания этого комплекса возглавлял уже другой министр – В. X. Догужиев, заслуги О. Д. Бакланова в этом проекте невозможно переоценить.
Под занавес съезда состоялось одно выступление, ради одного которого стоило приехать в Москву. Это было выступление иностранца, испанца Карлоса Вальехо – рабочего бывшей испанской государственной автомобильной компании SEAT, в то время уже принадлежавшей немецкому автомобильному концерну VW. Рабочие этой компании, случайно узнав о прохождении в Москве нашего съезда уже во время его работы, срочно собрали необходимые деньги и, без специального приглашения, рискуя опоздать, направили своего представителя для предупреждения пролетариата первой страны рабочих и крестьян от возможных поспешных, необдуманных решений. Их посланник успел попасть в зал к самому закрытию съезда, когда делегаты уже начали разъезжаться. Уже под громкие звуки захлопавших сидений председательствовавший попросил у делегатов разрешения на дачу слова вновь прибывшему гостю, на что они милостиво согласились. Испанец к моменту своего выступления уже знал о настроениях съезда и поэтому очень волновался, пытаясь, максимально смягчая выражения, образумить российский пролетариат, который легкомысленно, на глазах изумленного мирового пролетариата добровольно сдавал себя со всеми потрохами в лапы капитализма. Стоявший плотно рядом переводчик, пользовавшийся тем же микрофоном, что и докладчик, создавал испанцу дополнительные сложности. Посланник испанского пролетариата начал с предупреждения, что на самом деле на Западе нет тех свобод, о которых вещает западная пропаганда, чем сразу вызвал гул недовольства, прокатившегося по залу. Примеры, взятые им из непосредственной «капиталистической жизни», никак не вязались с теми сладостными картинами, которые вовсю, яркими красками рисовали тогда газеты, воспевая неустанную материнскую заботу владельцев компаний о благе своих наемных работников, во что российский «гегемон» уже успел свято уверовать. По сообщениям испанца выходило, что в условиях частной собственности рабочие не должны терять бдительность ни на минуту, и только постоянная борьба за свои права является единственным средством для обеспечения себя и собственной семьи необходимым минимумом средств для ведения очень скромной жизни. Но большинство остававшихся в зале делегатов, даже под давлением фактов, приводимых испанцем, не желало расставаться с вновь обретенной сказкой о свободном капиталистическом рае, быстро сменившей поднадоевшую сказку о рае коммунистическом. Депутаты отказывались верить испанцу, не позволяя даже тени сомнения омрачать светлый образ «огоньковского» капитализма. Послышались выкрики: «Хватит пропаганды!», «Провокатор!». Но мужественный испанец, догадываясь, чем вызваны шумное недовольство и крики в зале, пытался снова и снова найти убедительные аргументы, чтобы заставить людей хотя бы на минуту задуматься над его словами. Тогда еще в народе не было навыка устроения публичных обструкций неугодным ораторам, все еще сохранялись приличия, поэтому докладчику дали договорить до конца. Он говорил об очень важных вещах, например о том, что главной ценностью в экономике является не физическая, а технологическая собственность; что разработки HIGH-TECH в странах капитала независимы от рыночной конъюнктуры и полностью выведены из поля капиталистической конкурентной борьбы; что они ведутся в основном на государственные деньги и далеко не каждое государство Запада может их себе позволить; что желание одним прыжком оказаться в рынке может привести общество к огромной трагедии и что не нужно никого копировать, тем более исполнять условия, уже продиктованные МВФ, а нужно находить собственные пути экономического развития. Но все было напрасно, разумным и убедительным речам испанца никто не хотел верить.
Конец ознакомительного фрагмента.