Управление культурами. Предисловие (А. В. Фетисов, 2010)

© ФГБОУ ВПО «Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации», 2010

В современном мире один из основных принципов управления «Думай глобально, действуй локально». Он особенно актуален в социокультурной сфере, где многие действия и инициативы реализуются в форме проектов и контекст продумывания и разворачивания действия может выступать одновременно как источник ресурсов и как пространство самоопределения участников. При этом социокультурная сфера понимается широко, охватывая политику, хозяйство, образование. Однако на деле глобальные процессы современности и культурно-исторические контексты не всегда учитываются на стадии целеполагания, при принятии решений по реализации социокультурных проектов различного масштаба.

В данном учебном пособии к курсу «Управление культурами» предпринята попытка совместить цивилизационный подход с современными принципами управления, в частности с концепцией организационной культуры. Такой междисциплинарный подход базируется на ряде культурологических концепций, ставших классикой XX в., и на результатах семинаров, обсуждений и бесед с учеными, футурологами и экспертами в сфере организационного управления и социокультурного проектирования.

Формирование у студентов широкого (контекстного) понимания особенностей современного управления в сфере культуры на основе освоения моделей глобальных цивилизационных процессов, что поможет им лучше ориентироваться в определении культурных и социальных смыслов управленческих действий, актуализировать эти знания в менеджерской практике.

• Ознакомление студентов с наиболее важными культурологическими концепциями, влияющими на политическую и управленческую практику.

• Формирование у студентов понимания основных закономерностей развития культуры и механизмов трансляции культурных ценностей и норм в условиях становления глобальной культуры.

• Ознакомление студентов с актуальными культурологическими и управленческими концептами современности.

• Формирование у студентов навыков позиционирования в широких социокультурных контекстах.

Курс лежит в предметном поле прикладной культурологии и технологий современного управления. Основной акцент делается не столько на систематическое изложение существующих культурологических теорий, сколько на анализ базовых тенденций в широком социокультурном контексте, обзор главных концепций, оказывавших влияние на культурную политику и управленческую практику в разные исторические периоды в разных странах (с акцентом на российский материал).

«Управление культурами» является элективным курсом программы магистерской подготовки «Управление социально-культурными проектами». Концептуально он связан с курсом «Введение в менеджмент» и знакомит слушателей с особенностями функционирования культуры как объекта управления в контексте глобальных цивилизационных трансформаций.

Деятельность человека детерминирована не биологическими механизмами, а «сущностными силами человека» (К. Маркс), поэтому и удовлетворение достигается предметами не природными, а особыми, возникшими в ходе и результате этой деятельности, даже если в их основе имеется природное субстратное начало. Таким образом, культурная деятельность – деятельность по созданию нового, не имевшегося в природе и не могущего возникнуть по ее собственным законам. Такое утверждение предполагает, что творческое начало в человеческой деятельности само получает развитие, приводя к созданию все более высоких в духовно-ценностном смысле предметов культуры. Это не значит, что в ней не заключен или полностью устранен момент рутинной деятельности, воспроизводящей достигнутый уровень культуры. Но развивающаяся культура отмечена повышенной креативной, творческой, скорее продуктивной способностью, нежели репродуктивной.

В ряде культурологических концепций находит место противопоставление материальной и духовной сфер культуры, связанное с разделением единого культурно-исторического бытия человека на две составляющие: культуру и цивилизацию. Многие современные культурфилософы подвергают критике цивилизацию Запада, к которой относятся практически все развитые страны, усматривая в ней состояние кризиса духовной культуры как проявление и усиление дегуманизационных тенденций. Одним из выражений этого кризиса стала культурфилософская теория, известная под названием «постмодернизм». Ее сторонники, естественным образом побуждаемые необходимостью пересмотра основных понятий традиционных учений о культуре, человеке, обществе, подвергают критике существующие принципы и формы культурного бытия человека.

Ведущей тенденцией современного этапа социокультурного развития является смена функции образования: от педагогической «машины» как средства педагогического воздействия к образованию как способу стратегического развития общества. В этой новой социокультурной ситуации образование (система образования) перестает быть самостоятельной целостностью и вместе с тем окончательно исчезает процедура целеполагания внутри самого образования (у образователей и у образуемых), так как все цели выносятся за пределы собственно образования. Эта разноположенность целевых установок (у образователей в направлении удовлетворения заказа на образование, у образуемых – карьерные целеустремления), а также неизбежная в этом случае потеря самоопределения приводят к отчуждению обоих позиционеров образовательного процесса, к их несовместимости в единой деятельности.

Являясь своеобразным полигоном общественных преобразований общества, образовательная сфера призвана определить стратегические перспективы развития России. Для этого необходимо сформулировать цели социокультурного развития, которые определят тип формируемого образовательного уклада, что обеспечит появление новой культурно-образовательной парадигмы. Несмотря на разброс возможных представлений о целях развития, в том числе социокультурного и образовательного, оно фактически представляет собой белый лист бумаги. Будучи самостоятельной, но взаимосвязанной с другими областями общественной жизни сферой, социокультурная сфера детерминирует развитие экономической и социально-политической сфер общества, а потому является приоритетом стратегического развития России.

Для превращения социокультурной сферы в приоритет стратегического развития необходимо выделить цели общецивилизационного развития, затем на основании результатов этой работы – цели конкретных направлений социокультурных прорывов в различных видах предметной деятельности. Это может быть достигнуто прежде всего благодаря тому, что образование становится сферой разработки проектов общественного развития. Помимо традиционных продуктов – универсально образованных и развитых людей – образование начинает поставлять в общество проекты и группы людей, способных реализовывать эти проекты. При этом отличие образования от сферы проектирования и проектных разработок состоит в том, что в образовании проект реализуется лишь для того, чтобы выявить методологические предпосылки осуществляющего его мышления, способов действия и коммуникации. Затем эти методы мышления, способы действия и коммуникации становятся предметом специального исторического анализа и социокультурного преобразования для развития людей и приобретения ими опыта. Но для того чтобы данные проектные разработки не были фиктивными, а обеспечивали реальное преобразование российского общества, необходимо реализовать три направления развития с позиции образования: обеспечивать развитие связей образования с другими сферами общественной практики; создавать внутри и на основе образования систему новых наук и практик; обеспечивать в системе образования выращивание новых форм организации сознания. Соорганизация этих блоков друг с другом будет способствовать переходу к новой образовательной парадигме и представляет наиважнейшую методологическую образовательную проблему.

В историческом ряду смены объектов владения и власти (человек – в эпоху рабства, земля – в эпоху феодализма, деньги – в эпоху капитализма) образование осуществляет прежде всего владение интеллектом и власть над ним. Оно представлено тремя основными процессами: просвещением, или собственно образованием (знания как основа мышления), воспитанием (ценности и нормы как основа поведения) и обучением (навыки практических действий). Соответственно и продукты – результаты триединого процесса образования – различны: просвещение порождает искусство (и искусства), воспитание – волю, обучение – мастерство. Триединство процесса образования обусловливает и возможности «выворачивания» продуктов и результатов: возможно, например, освоение мастерства в искусстве и искусства мастерства. Все зависит от потенциала образовательного процесса, интенций (наклонностей) образуемого сознания и задач, которые стоят перед образовательной системой как основным средством воспроизводства культуры и ее развития в ходе социокультурной деятельности.

Представление о социокультурной деятельности как сложной и многоуровневой сфере позволяет четче определить проблемное поле, которое задает функции специалиста, работающего в социокультурной сфере, а следовательно, и содержание его проектной деятельности. Предметная область, подлежащая регулированию в рамках культурологического подхода, включает закономерности, механизмы и условия оптимизации культурных процессов на следующих уровнях: общенациональном (в рамках государственной культурной политики); региональном (региональная культурная политика, включая деятельность органов управления культурой и учреждений); на уровне социально-культурной общности (в форме непосредственного руководства процессами становления и развития самодеятельных объединений, ассоциаций, движений). Именно на этих уровнях возможна и наиболее эффективна проектная практика.

Для профессии менеджера социокультурной сферы основным контекстом проектной деятельности является социокультурная среда, а целью – создание условий для саморазвития культурной жизни, поддержка приоритетных направлений и видов культурной деятельности, имеющих общественную и личностную значимость. Это требует особых методологических акцентов при разработке технологических приемов и методов практической деятельности.

Управление социокультурной сферой в современном мире – это управление семантикой, смыслами и социальным целеполаганием, а также публичными образами и стереотипами, т. е. всей полнотой социальной инфраструктуры. Это оказалось возможным именно в среде, обладающей новым поколением постиндустриальных механизмов и технологий. Сегментом новой социальной инфраструктуры стали разнообразные формы организации интеллектуального процесса, включая, в частности, и журнально-аналитическую деятельность, и клубную активность, и образовательную сферу. Одновременно происходит формирование сети интеллектуального влияния. Однако приходится констатировать печальный факт: субъекты управления (отдельные страны, политические лидеры, общественные институты, руководители, сообщества людей, каждый человек в отдельности) пока явно недостаточно знают общие законы и принципы управления, не умеют пользоваться ими в практической деятельности. Это во многом является причиной социальных аномалий, потрясений, которые мешают устойчивому развитию в мире, особенно в России.

Именно управленческий ресурс сегодня становится определяющим. Его неполное использование ведет к стагнации общественного развития и вносит дезорганизацию в социальную жизнь.

Современный уровень менеджмента предполагает, что объектом управленческой деятельности являются организационные культуры различного типа, а не процессы, люди, их деятельность и т. п. Поэтому овладение новейшими управленческими технологиями невозможно без освоения основ организационно-культурного подхода, дающих комплексное понимание процессов эволюции и функционирования различных организаций с учетом глубинных механизмов поведения людей в многофункциональных, динамически изменяющихся контекстах.

Разные культуры отличают членов одной группы от другой. Люди создают культуру как механизм воспроизведения социального опыта, помогающий жить в своей среде и сохранять единство и целостность сообщества при взаимодействии с другими сообществами. Каждая организация как некая совокупность людей, реализующих определенные цели и задачи за продолжительный отрезок времени, вынуждена заниматься воспроизведением заимствованного социального опыта.

Выделяют следующие основные исторические типы организационных культур:

• органическую;

• предпринимательскую;

• бюрократическую;

• партиципативную.

Современные руководители и управляющие рассматривают культуру своей организации как мощный стратегический инструмент, позволяющий ориентировать все подразделения и отдельных лиц на общие цели, мобилизовывать инициативу сотрудников и облегчать продуктивное общение между ними. Они стремятся создать собственную культуру для каждой организации, чтобы все служащие понимали и придерживались ее. Современные организации, как правило, представляют собой поликультурные образования.

Определить значение той или иной культуры в жизнедеятельности организации можно лишь с учетом того обстоятельства, что для каждой из них характерны специфические управленческие формы, выполняющие функцию воспроизведения социального опыта параллельно с функцией регулирования деятельности людей в этой организации. Управленческие формы (или их сочетания) обеспечивают воспроизведение совокупности норм, ценностей, философских принципов и психологических установок, предопределяющих поведение людей в организации. В поликультурных организациях наличие этих управленческих форм позволяет отыскивать различные варианты решения возникающих проблем. В частности, в случае конфликтов его участники могут апеллировать и к общепризнанным нормам поведения (коллективистская управленческая форма), и к соображениям выгоды (рыночная), и к установлению властей (бюрократическая), и к легитимному мнению большинства заинтересованных участников (демократическая), и, наконец, прибегнуть к развернутой диалогово-знаниевой аргументации, чтобы убедить своих противников.

В XX в. отчетливо проявились взаимосвязь и взаимообусловленность культуры и политики. Культура, будучи процессом духовного, творческого, интеллектуального общения, подразумевает взаимное обогащение новыми идеями в контексте культурного обмена и, таким образом, объединяет различные по социальной, этнической, религиозной принадлежности группы людей, выполняя важную коммуникативную функцию. Сегодня она становится «языком», на котором может быть построена вся система современных отношений, внутренних и внешних, поскольку понятие «культура» включает и хозяйственную, и экономическую деятельность. К сожалению, российское управленческое мышление до сих пор демонстрирует отраслевой подход к культуре и культурной политике. Культура понимается как отрасль, требующая управления, даже при условии множественности субъектов культурной политики.

Компетенции управленца социокультурной сферы (иногда этот тип деятельности называют социальным управлением) выходят за пределы имеющихся специальностей «система государственного управления», «муниципальный менеджмент» и «государственное и муниципальное управление», выступают как частный случай социокультурного (социального) управления в целом и базируются на его общих законах и принципах, без которых каждая из этих учебных дисциплин не может быть понята и освоена. Сегодня нет чисто экономических, социальных, политических предметов деятельности, соотносимых с соответствующими отраслями научного знания. Существуют интегральные зоны, такие как социально-экономическая, культурно-политическая и т. д. Социальные изменения давно уже не носят линейный характер, хотя воздействия на них в обществе по-прежнему преимущественно односложны. Поэтому практика управления не может ограничиваться только воздействием на отдельно взятую сферу; требуется системное, целостное воздействие на предмет управления, который сам по себе требует комплексного исследования. Закономерности функционирования и поддержания целостности общества и всех отдельных видов управления (по сферам), познание и использование которых позволяет обеспечивать цели общества как единой системы, являются главным содержанием управленческого знания. В него входят общие закономерности, принципы социального воздействия независимо от того, в какой сфере жизни они осуществляются, закономерности и принципы создания и функционирования самой системы управления.

При таком системном подходе к культурной деятельности и пониманию культуры как одного их ключевых ресурсов общественного развития менеджер социокультурных проектов оказывается в культурно-политической позиции, которая может (и должна) работать на границе различных сфер деятельности, где и происходит выработка социокультурных форм будущей цивилизации.

Человек существует в культуре. Культура представляет собой специфическую форму бытия, возникновение, существование и изменение которой связаны исключительно с человеком и определены его деятельностью. Однако дать определение культуры оказывается не так-то просто. В настоящее время существует более полутора сотен определений, различающихся не только деталями, но и существом понимания культуры.

Культурологи, стоящие преимущественно на религиозной точке зрения, видят в культуре способ существования и выражения религиозных верований или религиозной сущности человека. Для приверженцев христианства именно эта религия представляется высшим, итоговым состоянием человеческой культуры. Сторонники идеалистической философии склонны сводить культуру исключительно к духовным явлениям, а культурную жизнь и деятельность человека – к существованию его в сфере идеальных отношений. Нередко культуре в указанном смысле противополагают цивилизацию как состояние общества, в котором господствуют преимущественно материальные, нетворческие, следовательно, лишенные духовности интересы людей.

В современную теорию культуры большой вклад внесли семиотические исследования и лингвистика, занимающая особое место в гуманитарном познании XX в., когда теоретическое обоснование получила идея равноценности культур в связи с развитием теории лингвистической относительности. Многие исследователи и философы склонны отождествлять философию и теорию культуры и относить свои теоретические идеи к области философии культуры.

При всем многообразии культурологических концепций в них можно проследить определенную логику, в общих чертах обозначенную самой сменой теоретических ориентаций от субстанциональных построений («культура – совокупность материальных и духовных продуктов человеческой деятельности») к ценностным и психологически-личностным культурологическим построениям, к реляционным взглядам («культура – совокупность отношений между людьми»), далее к деятельностным концепциям («культура – та или иная сторона специфической человеческой деятельности») и, наконец, к креативистским концепциям («культура – творческая деятельность человека и общества»).

Другое направление – это психологические (например, личностные, в которых культура – «личностное измерение» человеческой истории) и семиотические теории культуры; все они заранее отвлекаются от содержательной стороны человеческой истории и не ставят вопрос о содержательном соотношении категорий «общество», «история», «культура». Поверх этих концепций существуют теоретические построения, где основным является понимание механизмов развития различных культур, понимаемых часто в качестве локальных цивилизаций.

Для понимания культуры как деятельности надо иметь в виду следующее.

• Культура может быть представлена как совокупность материальных и духовных ценностей, добытых человеком за предшествующую историю и пополняемых непрерывно его настоящей деятельностью.

• Культуру можно понимать как деятельность, в результате которой человек созидает и использует, сохраняет и передает последующим поколениям культурные ценности.

• Культуру можно понимать в смысле специфических связей, отношений, институтов, в которых и через которые человек осуществляет свою деятельность и накапливает продукты этой деятельности.

• Наконец, культуру можно понимать как особое свойство, качество всех видов человеческих связей, отношений, деятельности и их результатов, по которым они отличаются от природных, в том числе биологических.

Развитие и жизнь человека в культуре означают в первую очередь процесс овладения им смыслами культурных знаков, что происходит в процессе включения его в коллективную деятельность, овладения родным языком, обычаями и традициями народа, к которому человек принадлежит. В активной деятельности полноценный и культурный человек не только реализует заключенное в культурных кодах духовное и ценностное знание, но и обогащает его своим опытом и достижениями. Но прежде чем действовать, надо определить предмет, с которым это действие будет совершаться; необходимо знание о культуре и методах работы с «культурным материалом» и культурными феноменами.

Для понимания культурных феноменов обратимся к основателю феноменологической школы немецкому философу Эдмунду Гуссерлю.

Реформа наук, по мнению Гуссерля, осуществляется путем эйдетической коммутации между феноменологией как «единственной абсолютно самостоятельной наукой» и различными эмпирическими науками. Взятые сами по себе, эти науки обнаруживают принципиальную методологическую наивность, которая отличается от обыденной наивности лишь тем, что является «наивностью более высокого ранга», оперирующей понятиями без интенциональной экспликации их смысла. «Возможно, – пишет Гуссерль, – что именно в этом проявляется глубокая и чреватая последствиями трагика современной научной культуры, на которую обычно сетуют в научных кругах; так велико количество специальных наук, что никто уже не в состоянии извлечь пользу из всего этого богатства. Наука в ее специально научной форме превратилась в некоего рода теоретическую технику, которая, как и всякая техника в обычном смысле, чаще держится на самовзращенном в многосторонней и многоопытной практической деятельности “практическом опыте”, чем на вникании в ratio осуществленного действия». Освободить ее от этой наивности способна, как полагал Гуссерль, только феноменология, но чтобы приобщиться к феноменологии, опытные науки должны предварительно рационализировать некритически используемые ими априорные категории. Поэтому каждой опытной науке должна соответствовать предваряющая ее эйдетическая наука, предметом исследования которой является выяснение региональных априорных понятий, лежащих в основании соответствующей эмпирической дисциплины.

Это приводит к тому, что научные методы определяются:

• категориями исследуемых ими предметов, так что каждой категории соответствует специфический вид конститутивного рассмотрения;

• сущностью предметности как таковой, изучаемой в соответствующих онтологиях. Регион охватывает эмпирические предметности, по отношению к которым он является высшим конкретным родом, или априорной категорией.

Поэтому, по Гуссерлю, априорно онтологий должно быть столько же, сколько региональных категорий. Региональная онтология – априорная эйдетическая наука, подчиняющаяся региональному эйдосу, который в свою очередь проясняет предпосылки и структуры соответствующей опытной науки.

Какую значимую для современного мира практику обеспечивает онтологическое конфигурирование? Для ответа на этот вопрос выделим значимые характеристики современного мира:

1) переход к «новой экономике»;

2) конкуренцию «культурных миров», или «цивилизаций», и господство идеологии постмодернизма;

3) взаимосвязанные процессы глобализации и регионализации.

Переход к «новой экономике» подразумевает, что производство, трансляция, распространение, усвоение и употребление знаний становятся основными производственными технологиями. «Капитализация» знаний, имеющих способность к «самовозрастанию», происходит через обладающие статусом общезначимые методы, онтологии, парадигмы, научные школы, интеллектуальные традиции, стандарты и т. п.

Постмодернизм и конкуренция «культурных миров» по отношению к «новой экономике» выполняют функцию «антитрестовского законодательства». Они не дают знаниям построиться в иерархическую конструкцию, удерживают ситуацию множественности оснований знания, «катастрофичности» мышления (термин С. В. Попова). Возникает конкуренция «частных», или «региональных», онтологий. В условиях глобализации «катастрофичность» мышления и конкуренция оснований знания приводят к встречным процессам регионализации, причем формирование регионов может происходить как по границам конкурирующих «культурных миров», или «цивилизаций», так и под влиянием других факторов пространственного развития. Одним из таких факторов регионализации может быть наличие конкурентоспособной и привлекательной региональной онтологии, вокруг которой происходит «сборка» нового региона.

Обычно в этой конкуренции оснований знания выигрывает тот, у кого больше власти, ресурсов, т. е. кто может сделать свои основания общезначимыми за счет прямого властного или экономического принуждения или за счет «промывания мозгов». Онтологическое конфигурирование задает принципиально иные возможности практического действия в этой ситуации – интеллектуальные, а не авторитарные в своей основе. Выигрывает тот, кто сумел построить объемлющую онтологию.

Если перенести эти рассуждения на региональные онтологии, то их конфигурирование открывает возможности «пересборки» регионов, «собирания» макрорегионов, формирования иных практик в сфере регионального развития в глобализирующемся мире. При этом онтологическое конфигурирование будет способствовать повышению капитализации их носителей.

Стандартная ситуация, требующая процесса онтологизации, – это ситуация онтопрактики, когда люди вынуждены концентрироваться на вопросе подлинности своего существования: в чем смысл моего бытия? Для этого приходится конструировать картины мира, позволяющие людям самоопределяться, а также конституировать нормы и ценности, обеспечивающие критерии подлинности своего бытия. Если конфигурирование конструктов и их норм и ценностей проводится ad hoc, ситуационно, то мы имеем дело с онтиками. Придание онтическим конструктам статуса онтологических схем строится на основе концептуализации. Поиск оптимальных для разрешения конфликта нормативно-ценностных полей (парадигматик) является поиском «предельных онтологий». Таким образом, онтологизация как процесс включает следующие процедуры: концентрирование на онтических вопросах, конструирование схемы картины мира, конституирование ее в нормативной структуре, конфигурирование в рамках нормативно-ценностной системы предметных представлений и многоэтапная концептуализация.

Пространство онтологизации может быть интерпретировано как нормативно-деятельностное. Это пространство задается тремя осями: реализацией, идеализацией, материализацией. Получаем следующие интерпретационные плоскости:

1) фиксация норм и ценностей (парадигматика);

2) фиксация форм для конструирования картин мира (синтагматика);

3) фиксация практических результатов разрешения онтических ситуаций (прагматика).

Это нормативно-деятельностное пространство можно рассматривать как пространство полагания и разворачивания содержания онтологического мышления, а вышеупомянутые плоскости – соответственно как парадигматику, синтагматику и прагматику онтологического мышления и онтологической работы.

В этом пространстве онтического содержания можно осуществить предметизацию, поскольку онтики обеспечивают связанность пространств синтагматики и прагматики, онтологи – пространств синтагматики и парадигматики, онтономики – пространств парадигматики и прагматики.

Предложенную схему можно интерпретировать как базовую для классической онтологии, сложившейся в Новое время. Тогда экзистенциальное самоопределение любого существа может быть рассмотрено в пространстве поиска сущности (идеализация), установления особенностей бытия сущего (материализация) и существования (реализация).

Сложившаяся онтическая ситуация характеризуется как кризис цивилизационной идентичности, обусловленный, с одной стороны, распадом СССР, с другой – продолжающейся фазой «глобальной неопределенности». Иначе говоря, представление о цивилизациях может быть положено в основание новой онтологии. Суть происходящего перехода – формирование онтологических представлений для новой культурной эпистемы.

С этой точки зрения управление культурами, или культурная политика, получает «задание» производить новые синтагмы – смыслы в коммуникации и понимании, создает культурные гештальты и «перцептивные конфигурации», а за счет этого – пространства для возможных и допустимых в данных рамках поступков и действий. Активизируя работу представления (фантазии и проектирования) и создавая новые методы объективации знаний и других эпистемологических организованностей, культурная политика ведет борьбу за распространение и внушение определенных представлений (рамок), одновременно превращаясь в борьбу за возможность сохранять или трансформировать условия человеческой мыследеятельности.

Культурполитическая установка признает производящий характер культурных норм и превращает культуру из рамки мира в предмет манипулирования и воздействия. Признавая на первом шаге, что самодеятельность возникает только в пространстве культурной организации, культурная политика делает процесс изменения и реструктуризации указанного культурного пространства предметом особого типа мышления и деятельности. Это заставляет отказаться от заведомо «зауженной» ориентации на культуру и вернуться к анализу различных типов рамок и к процессам рамочного употребления знаний в целом. Можно сказать, что подобная расширительная трактовка культурной политики (по отношению к базовой идее культуры) возникает в тот момент, когда становится очевидным, что любое слово является действием. Интерсубъективное взаимодействие и коммуникация начинают трактоваться как способ передачи (усвоения) смыслообразующих рамок.

В последней четверти XX в. сложилась особая сфера культурной политики, которая включает (помимо образования и средств массовой информации) массовые политические технологии, дизайн и художественное проектирование, юридическую и финансовую инженерию, пабликрилейшнз, рекламу и маркетинг, архитектурное проектирование и формирование среды обитания. Социальные науки и философия в контексте культурной политики приобретают новый тип практичности, влияют на ее инструментарий и содержание. В то же время бурное развитие сферы культурной политики проблематизирует существующие техники интеллектуальной работы и предметно организованного мышления.

Очевидный для всех кризис культуры, т. е. кризис культурной идентичности, находит выражение в борьбе двух синтагм: натуралистической и интеллектуалистической (натурализм и интеллектуализм). Первую надо выводить из механического понимания природы, вторую – из спекулятивной концепции познавательного процесса как процесса типического. Современная культура тесно связана с техникой и все более подчиняет силы природы целям общества, облегчая жизнь людей и делая ее комфортной. Основой жизни становятся хозяйственные и материальные интересы. Однако обращение к видимому миру делает положение человека в нем неустойчивым. В таком мире отсутствует забота о человеке. Жизнь человечества представляет собой эпизод лишенного остановки и смысла мирового процесса, в котором теряются человек и человечество.

Словосочетание «кризис идентичности» касается в первую очередь того, что называется исторической памятью. Политическая история прошлого века – это эпоха глобального противостояния СССР и США, которое зарождалось в 1930 – 1940-е гг. Вся вторая половина XX в. прошла под знаком противостояния этих держав, закончившегося крушением СССР. Самороспуск Советского Союза привел к ситуации, которая называется кризисом идентичности. Это значит, что каждый гражданин новообретенной страны бывшего Советского Союза должен ответить на вопрос: кто я такой? Многие на этот вопрос до сих пор не ответили. Исторический отрезок времени, примерно десятилетие после распада Советского Союза было отпущено на размышление. Но после 11 сентября 2001 г. надо было уже действовать. Однако симптомы кризиса цивилизационной идентичности охватили многие западные страны (такие как Франция и ФРГ), и не только европейские, но и азиатские страны. О собственной идентичности задумываются и японцы, и индусы.

Принципиальный вопрос для всякого самоопределения: что происходит с каждым из нас и со всем миром в начале наступившего столетия? Весь мир втянут в так называемый процесс глобализации. И все жители планеты (в том числе последующие поколения) поставлены в ситуацию выбора: если возникает некая глобальная суперцивилизация, то чье культурное наследие будет определять ее лицо? Конечно, есть формальная альтернатива, которая состоит в том, чтобы разойтись по своим «локальным цивилизациям», вернувшись к тому существованию, которое 500 лет назад было нормой для всех жителей Земли. Но что тогда делать с таким цивилизационным культурным достоянием, как Интернет? Итак, на повестке дня вопрос о том, что будет представлять собой глобальная картина мира (цивилизации), или говоря иначе, в какой реальности предстоит жить будущим поколениям.

Здесь уместно вспомнить концепцию социокультурной динамики и понятие социокультурного цикла. Обобщающая концепция культурно-исторических типов цивилизаций принадлежит Питириму Сорокину, которую в сжатом виде он изложил в знаменитой работе «Кризис нашего времени» (сокращенный и популяризированный вариант знаменитой четырехтомной «Социальной и культурной динамики»). Ключевая категория, которую он использовал, – это социокультурная суперсистема, в основе которой лежит мировоззрение, формирующееся на базе определенного способа познания.

Сорокин выделил следующие типы суперсистем:

1) умозрительная, или спиритуалистическая, основывающаяся на сверхчувственной реальности;

2) сенсуалистическая, признающая чувственность источником и мерой всех вещей;

3) идеалистическая, основанная на синтезе интуиции, разума и чувственности.

Данные суперсистемы существуют идеально, но исторически объективируются в материальных средствах.

Согласно Сорокину, исторический процесс представляет смену одних социокультурных суперсистем другими. В основе этого движения лежит замена доминирующего мировоззрения и обусловленных им способов восприятия действительности. Основные причины изменения находятся внутри суперсистем. Переход от умозрительной к идеалистической суперсистеме и от нее к чувственной носит хотя и кризисный, но относительно спокойный характер, и только путь от чувственной к другим социокультурным суперсистемам приобретает форму самого затяжного и мучительного кризиса. Именно таков, по оценке Сорокина, кризис наших дней. Но выход из него должны найти ученые, познавшие механизмы протекания кризиса, и ответственные политики, обязанные разработать и реализовать стратегию его преодоления. Ибо при всей стихийности кризисных процессов они должны стать социально управляемыми.

Теория культурно-исторических типов Сорокина принципиально отличается от теорий Шпенглера и Тойнби. Сорокин отмечал определенные черты формирующейся цивилизации, объединяющей все человечество. Такой подход свидетельствует об осознании глобализации социальных и культурных процессов в современном мире, являющейся одной из главных тенденций нашего времени, которые Сорокин отразил в одной из работ, написанных в 1960-е гг.

Одна из основных категорий теоретической системы Сорокина – «ценность». Она выступает как необходимое условие познания, которое затем становится условием бытия культуры. По большому счету именно ценность направляет человеческую потребность в смысле и в творческом искании этого смысла в определенное русло.

В свою очередь условием существования и социального влияния ценности является ее соответствие реальности. Ценность может господствовать в культуре достаточно длительное время лишь при некотором минимуме такого соответствия. Поэтому она должна быть согласована с приоритетной традицией знания, должна получить и постоянно подтверждать через ее посредство свою легитимацию. На этой диалектике знания и ценности, взаимно легитимирующих друг друга, основываются глобальные процессы становления, развития и смены культурных суперсистем.

Ныне популярные представления о модернизации и переходе к постмодерну легко встраиваются в концепцию Сорокина. Современное общество сформировалось в процессе реализации ценностей, действительное содержание которых – это возрастающее располагание и обеспеченность сущим как вещами этого мира. Полагая, что именно в вещах сосредоточена сущность человеческой деятельности, люди строят свои отношения в зависимости от того, чем и как они располагают. Отношения между людьми принимают форму отношений между вещами: люди для себя и друг для друга предстают как объекты эксплуатации или как субъекты выгодного обмена благами. Отчуждение и овеществление человеческих отношений переворачивает отношения индивида и социального целого. Государство, корпорация, школа становятся персонализированными субъектами, а каждый отдельный индивид – обезличенным объектом их деятельности и социальной функцией, поддерживающей целое – общество.

В основу модели социокультурной макродинамики Сорокина положен известный из глубокой древности принцип цикла. Согласно его модели в истории каждой цивилизации последовательно и неизбежно сменяют друг друга культурные суперсистемы. Упрощенно и схематично этот процесс можно представить как движение маятника из одной крайней точки – «идеациональной» – в другую крайнюю точку – эмпирическую, и обратно с прохождением через промежуточную фазу «идеалистической», или интегральной, культуры либо эклектичного конгломерата разнородных культурных форм.

К эмпирической, или «чувственной», фазе социокультурного развития (тип культурной суперсистемы) Сорокин относит евро-американскую цивилизацию XX в. Ее яркий признак – стремительная экспансия зародившейся на предыдущем этапе автономной светской культуры, нормы и институты которой становятся определяющими в общественной жизни. Ее краеугольные камни – эмпирическая наука, технология, светская идеология и «человеческие, слишком человеческие» (слова Ф. Ницше) этико-правовые нормы. Этот пафос «чувственной» культуры определяет новое направление поиска «последней истины», которая усматривается теперь на земных путях научного познания «физических и биологических свойств реальности». Стимулируемая этим идеалистическим побуждением чувственная наука достигает не мыслимых ранее высот и масштабов, становясь лучшим достижением, своего рода лицом культуры чувственного типа. В то же время внутри этой науки идет процесс усиления прагматического, утилитарного аспекта, роста ценности «польза» относительно ценности «истина», что в конечном счете приводит ее к всеобщему кризису. Тот же характер носит система образования, главная забота которой, по словам Сорокина, в том, чтобы «подготовить удачливых бизнесменов, ремесленников, инженеров, политиков, юристов, докторов, учителей, священников и т. д.».

Господство и последовательное нарастание ценностей утилитаризма приводят к тому, что техника и технология обретают культурную автономию, становясь в известном смысле целью и важнейшим критерием общественного развития. Такую же автономию и влияние обретает идеология – своеобразная «религия земного», лишенная трансцендентного измерения и ориентированная на конечные, светские аксиологии, представляющие более или менее органичные гибриды идеалистических и чувственных ценностей. Светское «чувственное» право рассматривается обществом как созданное человеком. Светское общество «рассматривает все этические и законодательные правила как простые изобретения человеческого ума, в высшей степени относительные и изменчивые». Поэтому нормы светского права относительны, изменяемы и условны, в силу чего законы предрасположены к постоянным изменениям. Его кары «целиком чувственные, лишенные сверхчувственных санкций. Их цель не искупление, а возмездие, перевоспитание преступника, безопасность общества и сходные утилитарные соображения». Правила и процедуры здесь гибки, изменяемы и свободны от жесткой формальности, свойственной религиозному закону. Такой закон, светский по природе, не дополняется какими-либо священными или каноническими установлениями; он основан на исключительно чувственной системе показаний и на светском статусе судей.

Еще одна важнейшая характеристика «чувственного» этапа развития культуры – новый тип искусства. К достижениям современного «чувственного» искусства Сорокин причисляет техническое совершенство, превосходящее совершенство чувственного искусства любого другого века и культуры; творения, «беспримерные и по своему объему, и по своему размеру»; уникальное многообразие стилей, жанров и тем, представляющее всю известную до сих пор историю искусства. К его «недугам», особенно сильно проявляющимся на позднем этапе, он относит возрастающую отстраненность от культурных и моральных ценностей, тенденцию становиться все более поверхностным, болезненную концентрацию на патологических типах людей и событиях, возрастающую непоследовательность, эклектичность, внутреннюю и духовную бессвязность.

Религия в «чувственной» культуре переживает глубокий кризис. В результате многосторонней секуляризации она постепенно оттесняется на периферию культуры, загоняется в своего рода социальные и культурные резервации. В обществе нарастает скептицизм, вольномыслие и атеизм. Культура религиозной жизни все более клонится к упадку, поскольку ее социальный престиж и интерес к ней в обществе неуклонно снижаются. В результате религия достигает «абсолютного минимума» социального и культурного влияния; там, где она не преследуется как откровение Бога, она «опускается до уровня вторичного “социального убеждения” – своего рода политического кредо». Сходный, хотя несколько менее выраженный, кризис переживает и философия, которая в контексте данной культуры становится, по словам Сорокина, второстепенной «чувственной» утилитарной наукой.

Однако конец XX в., который часто называют эпохой постмодерна, характеризуется развеществлением общества. Его теперь можно трактовать не как «институционально регулируемое целое», а как «арену конфликтов из-за использования символических благ». Однако хотя институциональная структура перестает быть собственно социальной, она отнюдь не исчезает. Этот парадокс можно объяснить с помощью понятия «виртуализация общества». О виртуализации можно говорить постольку, поскольку сущность человека отчуждается не в социальную, а в виртуальную реальность. Речь в данном случае идет не только о так называемых киберпанках – людях, для которых смыслом жизни стало погружение в миры компьютерных симуляций и «бродяжничество» по сети Интернет, хотя именно киберпространство – базовая для предлагаемой концепции метафора. В любого рода виртуальной реальности человек имеет дело не с вещью, а с симуляцией. Человек, застающий себя в социальной реальности, воспринимает ее всерьез, как естественную данность, в которой приходится жить. Человек, погруженный в виртуальную реальность, увлеченно «живет» в ней, сознавая ее условность, управляемость ее параметров и возможность выхода из нее.

Перспектива того, что отношения между людьми примут форму отношений между образами, и есть перспектива развеществления общества. Виртуализация общества может трактоваться как нарастание секулярной идеациональности. Образы, столь эфемерные и столь действенные в постмодернистскую эпоху, представляют собой те самые экстрасенсорные элементы культуры, возрастание роли которых предсказывал Сорокин. То, что эти элементы не являются религиозными, не отменяет ни их экстрасенсорного статуса, ни вклада в социокультурную трансформацию. Тенденции этой трансформации отчетливо проявляются в сферах, которые анализировал Сорокин, – изящных искусствах, науке, праве, социальных отношениях, включая экономику, политику и семью.

В условиях постмодерна создается не произведение искусства, а скорее образ его путем фрагментарного, но нарочитого цитирования классических художественных приемов в коллажах, клипах, хэппенинге, перформансе. Вычлененные из классики клише включаются в любые комбинации с бытовыми предметами и жестами и служат знаками, маркирующими эти комбинации как «художественное творчество». Публика отыскивает узнаваемые «следы» – отсылки к оригинальным, но хрестоматийным произведениям и стилям. Именно реактивация их образов создает эстетический эффект. Мы живем в эпоху образов искусства.

Наука в условиях постмодерна – это род языковых игр, состязаний в манипулировании моделями дискурса. Она становится перманентным процессом построения альтернативных моделей. Если раньше аргументом против теории считали противоречащие ее положениям данные опыта, то теперь им может быть изобретение альтернативной модели. Объект науки развеществляется. Развеществляется и институциональный строй науки. Академический статус становится функцией образа компетентности, заслуживающей финансирования. Отсюда расцвет в последние десятилетия именно социальных технологий, которые адекватны симуляции компетентности, – исследовательских фондов, грантов, консультирования, конференций, академических обменов, перманентного образования. Постмодернистская наука обнаруживает черты, которые можно трактовать как «возвращение» идеациональности в сферу знания.

Современная юридическая практика также обнаруживает признаки «возвращения» идеациональности. Согласно Сорокину, идеациональное право основывается на своде норм, центральное место среди которых занимают нормы, квалифицирующие преступления против сверхчувственных ценностей. Современное право в возрастающих масштабах создает правоотношения людей и подобного рода сверхчувственных ценностей: преступления против человечности, защита прав человека, семейных ценностей, интеллектуальной собственности и т. д. Эти правоотношения идеациональны по сути, хотя и секулярны по форме.

На постмодернистском рынке обращаются создаваемые рекламой образы ценностей потребителей, а не реальные вещи. Собственно экономический процесс, т. е. производство стоимости, покидает конструкторские бюро и конвейеры, перемещаясь в отделы маркетинга, рекламные и PR-агентства, в студии СМИ и т. д. Симуляция вещи в рекламном послании экономически превалирует над самой вещью. Система кредита делает платежеспособность не столько функцией обладания реальными средствами платежа, сколько функцией образа финансовой «благонадежности». В идеациональных по характеру экономических отношениях определяющую роль играют не технологии и рыночная конъюнктура сами по себе, а социокультурная идентичность – образ «лояльного и заботливого своего» товаропроизводителя для потребителей, бизнеса для инвесторов, контрагента для партнеров. В современной секулярной и глобализованной культуре, санкционирующей свободу выбора, права человека, экономические идентичности конструируются.

В условиях постмодерна борьбу за власть ведут в форме теледебатов и рекламы. Власть становится функцией образа – политического имиджа. Политику творят в телестудиях и на концертных площадках. Следствием становится изменение характера политического режима – массовой демократии. В ходе выборов больше не происходит сколько-нибудь существенной смены чиновников-экспертов, которые осуществляют рутинную работу по управлению в коридорах власти. Меняются публичные политики, т. е. те, кто буквально работают на публику.

Другой симптом симуляции институтов массовой демократии – замещение апелляций к общественному мнению манипуляциями с рейтингами. Рейтинги, основанные на выборочном опросе, когда респонденты соглашаются с вариантами мнений, сконструированными экспертами, представляют собой лишь своего рода модель общественного мнения.

В условиях культурно санкционированных, технически и финансово обеспеченных сексуальной свободы и социальной защиты семья в качестве постоянного и социально признаваемого союза разнополых эго, нацеленного на материальную и эмоциональную взаимопомощь и воспроизводство потомства, симулируется в виртуальных семьях – «пробных», неполных, экстерриториальных, гомосексуальных. Мы живем в эпоху семьи образов и образов семьи. Распространение семейных форм, в которых образ, идея семьи явно преобладает над реальными отношениями (как это ни покажется странным), может расцениваться как «возвращение» идеациональности. По мысли Сорокина, идеациональная ментальность рассматривает людей не как индивидов самих по себе, а с точки зрения принадлежности их к единству, возникающему на основе духовного родства. Поэтому идеациональная культура характеризуется преобладанием социальных отношений фамилистского типа. В таких отношениях существует спонтанное внутреннее единение между индивидами, их спонтанное притяжение друг к другу, глубочайшая солидарность слияния их «я» в одно «мы». В идеациональной культуре семья задает образец единения, бескорыстной любви и преданности для всех форм социальных отношений. В чувственной же культуре во всех сферах, в том числе и в семье, доминируют социальные отношения контрактного и отчасти принудительного типов. Семейные отношения формируются и поддерживаются по соображениям достижения статуса, материального благополучия, общественного одобрения и т. п. Виртуальные же семьи поддерживаются не соображениями выгоды или подчинения окружающим, а аффективными «мы»-образами, сконструированной гармонией идентичностей.

Нынешний кризис цивилизационной идентичности связан с тем, что на роль основы глобальной цивилизации претендовали парацивилизация Запада и квазицивилизация Востока (СССР и его сателлиты). Борьба между ними завершилась относительным «концом истории», но оба претендента фактически утеряли христианские истоки как основу для дальнейших глобальных действий, а потому не могут рассматриваться как полноценные цивилизационные образования.

С точки зрения становления глобальной цивилизации можно выделить следующие социокультурные мегатенденции.

1. Культурная поляризация. Именно под знаком этой мегатенденции прошла большая часть XX в., сопровождавшаяся масштабными мировыми войнами в горячем и холодном «исполнении», противоборством двух лагерей – капиталистического и социалистического, геноцидом. Взаимозависимость, порождаемая страхом взаимного гарантированного уничтожения, – такова основная скрепа глобального мира на протяжении нескольких десятилетий ушедшего века. Поляризация и сегментация политической и геоэкономической карты мира, сопровождаемые формированием устойчивых военно-политических и экономических региональных союзов, – таков основной механизм реализации этой мегатенденции. Очаги возможной поляризации в наступившем столетии: растущее экономическое и экологическое неравенство (между народами и регионами, внутри отдельных стран), религиозный и рыночный фундаментализм, претензии на расовую и этническую исключительность, стремление отдельных государств или военно-политических блоков расширить зону контроля во фраг-ментированном мире, распространение оружия массового поражения, борьба за доступ к скудеющим природным ресурсам.

2. Культурная ассимиляция. Общепризнано, что последние два десятилетия прошедшего века ознаменовались торжеством идей западного либерализма. Тезис Ф. Фукуямы о «конце истории» гласил: «Вестернизации как последовательному подчинению (через постоянно расширяющуюся систему мировых рынков) западным ценностям и западному образу жизни всех экономически активных слоев населения Земли альтернативы нет». Продолжается экономическая интеграция при сохранении (с помощью глобальных финансовых и экономических институтов) доминирования нескольких западных стран, которое подкрепляется концентрацией у них ключевых интеллектуальных и информационных ресурсов. Расширяется процесс установления универсальных (общечеловеческих) норм и правил в международных отношениях.

3. Культурная гибридизация к концу XX в. приобрела совершенно новые качества. Процессы «креолизации» культуры, которые традиционно вели к образованию новых этнических общностей (стоит напомнить хотя бы расхожий образ США как «плавильного котла» для американской нации), дополняются процессами транскультурной конвергенции и формирования транслокальных культур – культур диаспоры, а не традиционно локализованных и стремящихся обрести национально-государственную идентичность культур. Интенсификация коммуникаций и межкультурных взаимодействий, развитие информационных технологий способствуют диверсификации многообразного мира человеческих культур, а не их поглощению некой универсальной глобальной культурой. Мир превращается в сложную мозаику взаимопроникающих транслокальных культур, которые образуют новые культурные регионы, имеющие сетевую структуру. Пример – новые профессиональные миры, возникшие в связи с ростом компьютерных и телекоммуникационных сетей.

4. Культурная изоляция. XX век дал многочисленные примеры изоляции и самоизоляции отдельных стран, регионов, политических блоков, причем к средствам политической и культурной изоляции («санитарные кордоны») или культурной самоизоляции («железный занавес») прибегали в целях консолидации социальных систем против внешних и внутренних врагов. Источниками изоляционистских тенденций в наступившем столетии станут культурный и религиозный фундаментализм, экологические, националистические и расистские движения, приход к власти авторитарных и тоталитарных режимов, которые будут прибегать к таким мерам, как социокультурная автаркия, ограничение информационных и гуманитарных контактов, свободы передвижения, ужесточение цензуры, превентивные аресты.

Поиск универсальной культуры (в качестве основы глобальной культуры) для универсальной метацивилизации связан с профессиональной идентичностью, которая является ключом к пониманию глобальной профессиональной революции, которая образует механизм формирования глобальной метацивилизации.

Природа центральной цивилизации, объективно составляющей основу становящейся глобальной цивилизации (примерно с 1500 г.), связана с процессом профессионализации. «Цивилизация профессионалов» пытается преодолеть ограниченность конфессиональных цивилизаций, под флагом которых начинала складываться глобальная цивилизация как результат европейского проекта. Природа кризиса «цивилизации профессионалов» состоит в том, что специализм новейшего (секулярного) профессионализма противоречит претензии на универсальность. Первый шаг в преодолении этого противоречия состоит в появлении универсальных профессионалов (парапрофессионалов), которые образуют контркультуру по отношению к профессионализму специализма. Разрешение указанного противоречия состоит в переходе к транспрофессионализму, и далее – к трансфессионализму. Профессионализация, таким образом, оказывается базовым цивилизационным процессом.

Кризис идентичности «цивилизации профессионалов» выражается в разрыве между неустранимым «творческим порывом», сметающим все профессиональные стандарты, и необходимостью сохранить универсальные стандарты культуры профессионализма. Чем отличаются транспрофессионалы от парапрофессионалов (и других профессионалов)? Готовностью «здесь и теперь» организовывать и проводить трансдисциплинарные комплексные партиципаторные исследования действием.

Основной тренд процесса профессионализации: от универсализации к уникализации. Он начинал доминировать в конце XX в. Пути формирования транспрофессионалов:

1) изобретение универсальных технологий раньше других и их умелое использование парапрофессионалами («манипуляторами символов»);

2) искусство конфигурирования знаний и людей разных профессий для решения уникальных проблем.

Кроме того, в условиях глобализации появляется новый тип политиков-космократов, готовых работать в поликультурных средах над решением глобальных и региональных проблем. Эти новые виды профессионалов появились в середине 1990-х гг. Управление знаниями и формирование команд лидеров – это ведущие технологии транспрофессиональной работы.

Глобализация – объективный процесс формирования общепланетарной цивилизации. Взгляды на истоки и время возникновения глобализации являются дискуссионными. Историки рассматривают этот процесс как один из этапов развития капитализма. Экономисты ведут отсчет от транснационализации финансовых рынков. Политологи делают упор на распространение демократических институтов. Культурологи связывают проявление глобализации с вестернизацией культуры, включая американскую социокультурную экспансию. Имеются информационно-технологические и экологические подходы к объяснению процессов глобализации. Различается политическая и экономическая глобализация. В качестве субъекта глобализации выступает регионализация, дающая мощный кумулятивный эффект формирования мировых геоэкономических полюсов.

Начало осознания процессов формирования нынешней глобальной цивилизации можно отнести к 60-м гг. XVIII в., когда появляется термин «цивилизация» в современном понимании. Интерпретация этого понятия получила в дискурсе Просвещения мощный импульс, противоположный христианскому образу цивилизации, корни которого уходят в античность. Этот импульс был направлен в сторону того, что можно назвать атеистической цивилизацией.

В XIX в. это получает продолжение – наступает время «французской цивилизации», а в XX в. – российской «социалистской цивилизации», которая была модернистским проектом в чистом виде. И часть своей жизни мы прожили в цивилизации, которая была явной попыткой построить альтернативу.

Строили социализм на территории, которая является третью земного шара, если взять в расчет часть африканского населения, которое также пытались побудить двигаться по этому пути. А кто осуществлял этот проект? Это делали люди, которых В. И. Ленин назвал профессиональными революционерами. И партия нового типа, которую он создал, была партией профессиональных революционеров. С этой точки зрения можно рассматривать всю историю XX в. как период, когда профессиональные революционеры жестко противостояли традиционной конфессиональной цивилизации и попытались построить социалистскую цивилизацию на грубом и зримом отрицании конфессиональных основ цивилизации. В чистом виде это не получилось, приходилось делать симбиоз. Идеологическая и управленческая деятельность профессиональных партийных работников до распада Советского Союза была попыткой реализовать эту доктрину. И это был явный цивилизационный вызов.

Последние десятилетия XX столетия прошли под знаком революций – научно-технической, демократической, неолиберальной, информационной, сексуальной и т. п. Их кумулятивный эффект британский социальный историк Г. Перкин обнаружил в профессиональной революции, которая, по его оценке, ведет к формированию профессионального общества в глобальном масштабе. Результатом этих революций и процесса модернизации стало появление принципиально новой цивилизации профессионалов. С этой точки зрения традиционное общество с традиционными профессиями, как сословиями, претерпело за это полутысячелетие три профессиональные революции. Сейчас продолжается третья профессиональная революция. У глобальной профессиональной революции наряду с экстенсивными параметрами можно выделить интенсивные, связанные с глубокими структурными изменениями в способах профессиональной деятельности и мышления, а также в формах ее социальной организации. Следовательно, можно говорить о трех профессиональных микрореволюциях в истории Нового времени.

Первая профессиональная микрореволюция – это появление свободных профессий, которые существуют не в сословных мирах, где складывались традиционные профессии. Их питательная среда – это частная собственность, возможность свободно продавать свой труд, услуги; это полноправное распоряжение произведенным продуктом. И способ их организации не сословия, а профессиональные сообщества.

Вторая профессиональная микрореволюция инициирована промышленным переворотом и зарождением массового серийного производства. Происходит формирование массовых профессий. При этом возвращаются традиционные бюрократизированные, пирамидальные организации, которые позволяют удерживать массовые профессии в рамках систем массового воспроизводства деятельности. Ключевым социокультурным процессом второй профессиональной революции оказывается процесс стандартизации. Свободные профессионалы, представители первой волны, встраиваются в мегамашинные образования в качестве специалистов, менеджеров или изобретателей, проектировщиков этих мегамашин. Наряду с этим в 60-70-е гг. XIX в. появляются системы воспроизводства и образования, нацеленные на подготовку профессионалов.

Возникает антагонизм между представителями массовых профессий и людьми, которые, как представители свободных профессий, олицетворяют собой «верхи». И возникает дилемма развития. Либо социалистический вариант, когда лидеры массовых профессий приходят к власти и пытаются в интересах массовых профессий построить социалистскую цивилизацию. Либо социальный мир выстраивается таким образом, что представители массовых профессий интегрируются в его иерархическую, жестко организованную структуру, где каждый знает свое место – хозяина или исполнителя. История XIX–XX вв. – это история противостояния двух социальных проектов современной цивилизации.

Третья профессиональная микрореволюция началась в 1970-е гг., в эпоху глобальной неопределенности. Ее главные действующие лица – транспрофессионалы, основные участники – профессиональные менеджеры. Они должны быть готовы свободно, за счет мышления и способов организации своей деятельности работать в различных профессиональных средах. Комплексирование методов, средств, способов мышления и деятельности под конкретную проблемную ситуацию, не имеющую стандартных вариантов решения, – такова специфика транспрофессиональной работы. Транспрофессионал должен быть готов выполнять функции предпринимателя и менеджера, а не только быть многосторонним техническим специалистом.

В настоящее время господство финансового капитала привело к тому, что в сфере экономики в роли творца выступает, по выражению Э. Перро, «манипулятор символами», т. е. транспрофессионал, выявляющий и решающий экономические проблемы. Манипуляторы символами – интеллектуалы, способные взглянуть на проблему со стороны, увидеть ее во взаимосвязи с другими факторами и сформулировать решение. Их задача – в хаосе обрушивающейся на них информации выделить и осмыслить нужные данные, придать им иной порядок. Сила манипуляторов символами в том, что они создают взаимосвязи там, где их не дает мировая экономика. Манипуляторы символами, с одной стороны, интегрированы в глобальную систему, с другой – вместе с критиками экономической системы разделяют идею, что «глобализация – это финансовое насилие в планетарном масштабе», что это адская машина, победа которой достигается ценой социальной дезинтеграции, экологических потерь и политического вреда.

Сейчас выкристаллизовывается третья форма социальной организации таких профессионалов – профессиональные сети. И в этом контексте Интернет – техническая инфраструктура, которая позволяет реализовывать третью профессиональную микрореволюцию, т. е. появление новых суперэлит транспрофессионалов, которые живут и работают в этих сетях. Они работают командой. Концентрация в одной точке многодисциплинарного комплекса знания и есть основание для формирования транспрофессиональных команд, способных решать комплексные проблемы.

Последние десятилетия XX в. ознаменовались переходом к новой технологии кадрового менеджмента – от управления персоналом к управлению человеческими ресурсами. Коллективистская по природе идеология профессионализма, свойственная массовым профессиям, к середине 1950-х гг. стала тормозом на пути научно-технического прогресса. Стимулирование индивидуального профессионального развития за счет личной заинтересованности и персональной ответственности – такова специфика подхода в кадровом менеджменте, получившего распространение в развитых странах в 1960-1970-е гг.

Однако ориентация на потребительскую мотивацию работника вела к эрозии морально-психологического климата организации, снижая в целом эффективность ее деятельности. Поэтому в качестве противоядия естественным выглядел возврат к коллективистским ценностям. Социальное и культурное творчество работников, их непосредственное участие в самоорганизации и самоуправлении деятельностью, взаимный контроль, взаимопомощь и взаимозаменяемость, проясненность общих ценностей, коллективная ответственность за результаты – таковы слагаемые нового подхода в кадровом менеджменте 1980-1990-х гг., получившего название «team management» – «командный менеджмент».

Команды (или сети) транспрофессионалов являются носителями социокультурных инноваций, которые могут стать ценностями и нормами новой цивилизационной формации. Понятия традиции и инновации могут быть соотнесены с разными пластами человеческой культуры. Традиция возникла и развивалась в первобытной культуре, где определенный набор символов и знаний передавали из поколения в поколение, его осваивали все члены первобытного коллектива, в то время как для рождения цивилизаций как центров посреди первобытной периферии потребовалось нечто большее, а именно появление культурных инноваций.

Конец ознакомительного фрагмента.