Глава 2
Семь лет назад…
Как всегда, вечеринка стала неуправляемой. Время двигалось к полуночи. Райли Мур, окруженный троицей дружков, придумал новое развлечение. Одними зубами он поднимал рюмки с водкой и выплескивал содержимое на голые сиськи двух девиц. Макс не помнил ни как их зовут, ни откуда они появились. Он смотрел на весело гогочущих парней, приветствовавших каждый удачный бросок Райли. Сам Райли, не удовлетворяясь произведенным эффектом, тут же принимался жадно слизывать с округлостей девиц драгоценную влагу.
Постепенно клоунада Райли рассмешила и Макса. Райли он знал года два, познакомившись через общих друзей. Насчет своего прошлого этот парень не распространялся и ловко уходил от расспросов. Зато Райли был душой любой вечеринки, а про выпивку и говорить нечего. Он обладал просто чудовищной способностью вливать в себя любое количество горячительного. Пил все, что содержало мало-мальски достаточное число градусов, и при этом не превращался в алкоголика. Более того, умел пить не пьянея, сколько бы бутылок его ни окружало. Скажете, безумие? Может, и так, но, кроме спиртного, Райли больше ничем не баловался. Даже марихуаной. Если ему предлагали косяк, Райли неизменно отказывался, говоря, что травка его не интересует. Такая самодисциплина и самоограничение искренне восхищали Макса.
Но и у Райли были свои пристрастия: автомобили и женщины. Куча женщин.
Кто-то больно ударил Макса по локтю. Обернувшись, он увидел своего лучшего друга Картера. Тот успел прилично набраться. Картер обнимал за талию крутую брюнетку, не обременявшую себя излишней одеждой.
– Ну улыбнись же, чувак, – сказал Картер, сам улыбаясь во весь рот. – Расслабься. Вечеринка, как-никак.
Макс кивнул и наклонил недопитую бутылку пива в сторону Картера:
– Со мной полный порядок.
Макс сосал пиво, чувствуя, что кокаиновая дорожка, которую он втянул в себя около часа назад, начинает терять силу.
– Нюхнуть не найдется? – спросил он Картера.
Картер порылся в кармане джинсов, достал мешочек и протянул Максу:
– Держи, приятель. Советую глотнуть чего-нибудь покрепче, а потом с кем-нибудь приземлиться. И улыбку нацепить не забудь. А то ходишь с кислой физиономией, как проповедник.
Повод засмеяться появился у Макса через несколько секунд. Картер споткнулся о диван, повалился на него с новой подружкой и тут же принялся тискать брюнетку и целоваться взасос.
Устами придурка глаголит истина. Картер был прав. Максу скоро стукнет двадцать два. Большой мальчик. Можно и оторваться по полной, сбросив с себя петлю горя, которое не отпускало его вот уже полтора года, со дня смерти отца. Макс боялся ясности в голове и потому глушил и ясность, и душевную боль кокаином и пивом. Вот и сейчас он совершал привычный, хотя и опостылевший ритуал. Макс прекрасно знал, что вплотную подошел к опасной черте, но, по горькой иронии, опасность придавала хоть какой-то смысл его существованию. И потому он втягивал ноздрями кокаин из мешочка, разбавляя пивом.
– Ты пришла! – вдруг завопила какая-то из гологрудых, облитых водкой девиц.
Ее возглас заставил Макса поднять голову от мешочка. Костлявая рыжая встала из-за стола, торопливо натянула футболку (к неудовольствию парней) и почти побежала через гостиную к двери.
Макс снисходительно усмехался… пока не увидел вошедшую. Черт! Рослая блондинка… Именно блондинка, причем натуральная. Макс умел отличать натуральный цвет волос от яркого, насыщенного оттенка, упакованного в красивую бутылочку с красителем. У незнакомки были волосы цвета светлого меда, с пепельным оттенком. Это чудо покоилось на худеньких плечах, облаченных в красный топик с короткими рукавами. Черные джинсы облегали ноги так плотно, что казались второй кожей. Незнакомка была… Она была чертовски красива.
– Идем, познакомлю тебя с Райли! Знаешь, что он умеет? Разливать водку по сиськам, а потом слизывать!
Рыжеволосая качнулась и потащила незнакомку прямо на кухню.
Макс успел заметить, что блондинка вовсе не в восторге от бардака, в который попала. Чувствовалось, она не из тех девиц, кто запросто снимет футболку и позволит незнакомым парням поливать ей сиськи водкой. Эта мысль затронула в душе Макса какую-то неведомую струну, вызвав такое же новое для него, непонятное ощущение. Блондинка двигалась легко и с изяществом. Макс вытянул шею, чтобы следить за ее перемещением. Блондинка обходила гостей, которые перестали для него существовать, превратившись в досадную помеху.
– Райли, хочу тебя познакомить. Это Лиззи, моя лучшая подруга. Лиззи, познакомься с Райли.
Лиззи сдержанно улыбнулась. Рыжеволосая обвила руку Райли вокруг своей талии.
Какая чудная улыбка была у этой Лиззи. И белые ровные зубы идеальной формы.
– Привет, Лиз, – улыбнулся ей Райли. – Выпить хочешь?
– Я не Лиз, а Лиззи. Спасибо за предложение, но я за рулем.
Макс не помнил, чтобы кто-нибудь из девиц отказывался, когда Райли предлагал им выпить. Это даже считалось дерзостью. Макс видел, как у Райли вытянулась физиономия, но уже в следующую секунду тот громко расхохотался:
– Так у нас, Лиззи, есть выпивка на все уровни трезвости. Думаю, от «спрайта» ты не откажешься.
Раньше, чем Лиззи успела ответить, Райли налил ей большой стакан «спрайта» и подмигнул. Улыбка Лиззи имела оттенок снисходительности и была до жути сексуальной. Макс подобрался к ним поближе. Мешочек с кокаином он запихал в задний карман брюк. Сейчас ему было не до него.
Лиззи пробыла на вечеринке минут сорок, и все это время Макс не сводил с нее глаз. Она была не только красивой, но и остроумной; за словом в карман не лезла, хотя и не выходила за рамки добродушного подшучивания. Несколько раз она оглядывалась на Макса. В ответ он мягко улыбался и кивал. И каждый раз на щеках Лиззи появлялся румянец – такой же натуральный, как ее волосы.
Макс был спец по цветистой болтовне, на которую ведутся девицы. Окажись на месте Лиззи другая, он бы немедленно влез в разговор и начал ее охмурять.
Но сейчас что-то удержало его от привычного шаблона поведения. Что-то незнакомое и пугающее. Интуиция подсказала ему: с Лиззи нельзя заигрывать. С ней нужно быть честным и открытым, иначе… можно и без яиц остаться.
В тот вечер он не сделал попытки познакомиться с Лиззи, но знал: ему обязательно нужно снова увидеть ее.
Реабилитационный центр занимал внушительную территорию. Целых пятнадцать акров, если точно. Пока снежный покров в центральной части Пенсильвании еще не достиг уровня непроходимости, Макс бродил по дорожкам и лужайкам, останавливался, чтобы выкурить сигарету, и шел дальше. Здесь он впервые убедился, что тишина бывает пронзительной и звенящей. Какое там наслаждение тишиной! Для Макса, выросшего в мегаполисе, тишина оказалась худшей пыткой, чем оглушительный шум. Он привык к какофонии звуков Нью-Йорка. Адаптация к просторам заснеженных полей и чистому воздуху была достаточно тяжелой.
Сеансы с Эллиотом были частыми: по пятнадцать раз в неделю. Остальное время Макс тратил на прогулки, бродя без всякой цели, а также на музыку и чтение. Поначалу, когда он только выбирался из кокаиновой удавки, это было здорово и даже нравилось ему. Темп жизни замедлился до скорости улитки. Но через две недели эта медлительность уже раздражала, безделье – тоже. Эллиот обещал: как только будет пройдена необходимая фаза медикаментозного лечения, Макс сможет ходить в спортзал и заниматься с персональным тренером. По правде говоря, он рвался в спортзал. Скопившееся напряжение требовало сброса, а то у него плечи уже начали сутулиться. Но раньше, чем Эллиот даст заключение, путь к занятиям на тренажерах был для него закрыт. Изволь ждать. В качестве альтернативы Максу предложили ходить в класс йоги.
Опять нечто медленное и легкое.
Макс рассмеялся Эллиоту в лицо, объяснив, что он не из тех парней, кто ходит на йогу. Уж лучше просто сидеть у себя в палате.
Нельзя сказать, чтобы Макс тяготился четырьмя стенами. И слово «палата» лишь отдавало дань традиции, но отнюдь не отражало размеров помещения. Размерами и обустройством палата больше напоминала номер люкс в дорогом отеле. Спальня с просторной кроватью, гостиная с мягкой мебелью и удачно подобранными картинами на стенах. Удобная ванная. Картер специально отыскал для него реабилитационный центр с почти домашней обстановкой и небольшим числом пациентов (сейчас их было семнадцать), где одновременно полная уединенность и круглосуточная забота. Конечно, чтобы устроить сюда Макса вне всякой очереди, Картеру пришлось изрядно раскошелиться.
Работа центра в основном строилась по двенадцатиступенчатой программе общества «Анонимные наркоманы» с добавлением элементов холистической терапии. Возможно, кому-то эта терапия и была способна помочь, но только не Максу. Он не желал тратить время на всякую заумь о единстве разума, тела и души и о необходимости целостного подхода к преодолению наркотической зависимости. Максу хотелось лишь одного: побыстрее слезть с тяги к коксу и вернуться домой.
Проведя в центре две недели, Макс был вынужден признать (правда, весьма неохотно), что здесь совсем неплохо. Разумеется, он дико скучал по друзьям и дому, но он не впервые попадал в места, изолированные от окружающего мира. Максу было с чем сравнивать. Реабилитационный центр – та же тюрьма, только значительно уютнее. Здесь приятнее пахнет, нет казенной обстановки, а персонал тебя внимательно выслушивает и улыбается. Сеансы с Эллиотом изматывали Макса; порою до такой степени, что хотелось повалиться на кровать, свернуться калачиком и замереть. Групповые занятия были еще хуже, но в групповых занятиях имелся один очевидный плюс. Другие пациенты оттягивали внимание на себя, а их разговоры иногда бывали даже интересными – насколько могут быть интересными разговоры чокнутых.
Взять того же Стэна – двадцативосьмилетнего парня, кокаинового наркомана. Как и Макс, он зарывался ноздрями в белый порошок, чтобы временно забыть о мерзостях жизни. Этот крепкий пуэрториканец ростом в пять футов и шесть дюймов был невероятно болтлив и мог говорить без умолку. Говорил Стэн постоянно, на каждом групповом сеансе. Макс не возражал. Если Стэн начинал свой монолог, это означало, что групповой психотерапевт Лайл и его помощник Хад будут слушать только Стэна, временно забыв о существовании Макса. Следовательно, никто не поднимет Макса с места и не попросит высказать свою точку зрения и так далее.
За десять групповых сеансов, которые посещали все семнадцать пациентов, Макс умудрился не сказать ни слова. Он и не хотел говорить. Макс не знал, с чего начать. Это не значит, что у него вообще не было мыслей. Наоборот: мысли появлялись с самого утра, стоило только открыть глаза. Громко стучались в мозг, освобожденный от кокаинового дурмана. Раньше он намеренно глушил мысли кокаином, называя это кокаиновым одеялом. В центре он нашел замену «одеялу» – капюшон своей фуфайки. Макс прятал лицо в складках капюшона и пытался расслабиться.
Это легче сказать, чем сделать. Особенно когда Стэн пускался в цветистые раскаяния по поводу своей прежней жизни. Черт бы побрал эти раскаяния!
– Неужели даже Господь не в силах заткнуть этот долбаный фонтан? – послышался шепот.
Макс повернул голову влево. Вопрос исходил от Дома Хейза, еще одного кокаинщика. Дом не только потреблял сам, но и приторговывал кокаином, отчего не раз сталкивался с законом и успел побывать за решеткой. И надо же было так глупо попасться! Тем не менее тюрьма не сделала Хейза подонком. У этого человека остались честность и принципы. Макс помнил, как в один из первых дней его пребывания в центре Дом поделился с ним сигаретами. Максу тогда было настолько тошно, что он собирался плюнуть на все и рвануть обратно в Нью-Йорк. С тех пор они сблизились с Домом. Странно, конечно, но Дом здорово напоминал ему Картера. Временами это было просто невыносимо, а временами успокаивало.
Макс и представить не мог, что будет так жутко скучать по Картеру.
Даже если и считать Картера придурком, их дружба началась еще в детстве, почти двадцать лет назад. Придурок или нет, но ведь взял же он вину Макса на себя и оттрубил полтора года в тюрьме Артур-Килл. Понимал: если Макса посадят, он потеряет Лиззи. Правда, потом он и так ее потерял. И этого придурка Макс едва не застрелил, когда сам ударился задницей о каменистое дно своей жизни. Этот придурок не дал Максу сдохнуть на полу ванной, кричал на него, уговаривал, умолял согласиться на реабилитацию и порвать с кокаином. Не кто иной, как Картер, почти четыре часа гнал машину, чтобы привезти его сюда, без звука оплатил все расходы и крепко обнял на прощание. Обратно Картер уезжал со слезами на глазах, твердя Максу, что все будет хорошо.
Макс вздохнул и ненадолго прикрыл глаза, отключившись от Хейза и остальных. Надо называть вещи своими именами. Без Картера его бы сейчас не было в живых. Без финансовой поддержки Картера и деловой хватки Райли он бы потерял и автомастерскую, и ее репутацию, которую его отец строил собственными руками. Без Картера он бы не пережил уход Лиззи.
Вот так всегда! При одной мысли о Лиззи живот пронзила острая боль. Расползлась по телу, вонзив когти в сердце и легкие. Макс невольно подался вперед. Он дышал ртом, морщась от боли. Слава богу, на него никто не обращал внимания. Все были поглощены монологом Стэна.
Все, кроме Дома. Тот сразу заметил.
– Парень, ты в порядке? – шепотом задал он традиционный вопрос.
Макс торопливо кивнул, прочистил горло и попытался дышать так, как его учил Эллиот. Медленно и ровно. Глубоко, неторопливо. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.
Когда-то это было проще простого. Но без нее и без белых кокаиновых дорожек даже дышать удавалось ценой отчаянной борьбы.
– Расскажите мне про тот эпизод на групповом сеансе.
Только сейчас до Макса начало доходить, что доктор Эллиот либо вездесущ, либо чертовски хорошо осведомлен. От внимания психотерапевта не ускользала ни одна мелочь. Скорее всего, этот миленький, богатенький центр реабилитации под завязку нашпигован скрытыми камерами. Так оно или нет, но Эллиот знал все! Или эпизод, о котором он упомянул, оказался (вопреки надеждам Макса) достаточно заметным.
– Ничего особенного там не случилось, – пожал плечами Макс.
Одному Богу известно, зачем он продолжал врать. Лучше от этого Максу не становилось, и уж конечно, такая манера общения с психотерапевтом ничуть не ускорит его возвращение домой. Тогда вообще получается какая-то чушь. Разве не затем Макс и порол Эллиоту откровенную лажу, чтобы почувствовать себя лучше и поскорее вернуть собственную задницу в Нью-Йорк?
Опять эти чирк-чирк в блокноте.
– Макс, вам станет легче, если вы согласитесь поговорить об этом. – Эллиот сделал несколько глотков из своей неизменной кружки с эмблемой бейсбольного клуба «Филадельфия Филлис».
Интересно, что у него налито в кружку? Кофе? Или что-нибудь покрепче: скажем, виски или коньяк? Макс сейчас не отказался бы от хорошего глотка «Джека». Глядишь, и беседа потекла бы легче.
– Все было как раньше, – пробормотал Макс, сопровождая слова медленным выдохом.
Взгляд Эллиота потеплел.
– Лиззи, – тихо произнес он.
От двух этих слогов Максу сильно сдавило грудь.
– Расскажите, – ненавязчиво попросил Эллиот. – Все, что сможете. Расскажите.
Трудно сказать, что именно пробило брешь в эмоциональной броне Макса. Возможно, на него подействовали мягкие уговоры Эллиота. Или сработало желание показать, что он способен выбраться из кокаиновой ямы. Наверное, не последнюю роль сыграло желание не подвести Картера, продолжавшего верить в него. Мало-помалу Макс стал рассказывать Эллиоту о вечеринке, где впервые увидел Лиззи, но не посмел с ней заговорить, поскольку струсил. Следом он рассказал о взбучке, которую ему устроили Картер и Райли. Оба не могли понять, почему за две недели он так и не удосужился ей позвонить, хотя ужасно хотел ее видеть. Дико, отчаянно, жутко хотел. Потребность видеть Лиззи тогда его просто доконала. Но и сейчас, по прошествии времени, ничего не изменилось.
В общем, он наконец решился набрать цифры, записанные на мятом клочке бумаги, что лежал у него в кармане еще с той вечеринки. Лиззи явно обрадовалась его звонку. Он это понял по ее нежному, страстному голосу. Потом они встретились в кегельбане, где Лиззи обыграла его почти на пятьдесят очков и разрешила себя поцеловать. Этот поцелуй, ее губы…
…Макс едва дышал. Воспоминания не просто сдавливали ему грудь. Они обрушивались и яростно, неумолимо молотили его. Бешено бьющееся сердце стало похожим на мотор, охваченный огнем. Поле зрения резко сузилось. Остатками разума Макс сознавал: нужно поскорее убраться из кабинета, однако ноги не слушались. И боль, эта нестерпимая боль в груди. Макс принялся массировать грудь. Наверное, у него сердечный приступ. Макс попытался сказать об этом Эллиоту, но не мог выдавить ни слова.
Макс даже не видел, как Эллиот очутился рядом с его стулом. Психотерапевт стоял на коленях, крепко держа его за руку и уговаривая дышать как можно глубже. Макс ощущал пальцы Эллиота, однако был не в состоянии ответить. Его охватила паника. Глупее состояния не придумаешь. Мозгоправ столько раз уговаривал Макса что-нибудь рассказать, открыться, и вот Максу искренне захотелось это сделать, однако он сидит как идиот и не может сказать ни слова. Паника была на поверхности. Более глубинный слой психики Макса сознавал всю иронию его положения. Надо же: он привалился к спинке стула, как мешок. Слышит голос Эллиота, а ответить не может. Похоже, он вышел из тела и плавает в воздухе, а эмоциональный шквал грозит утащить его на дно.
«Я умираю», – успел подумать Макс. В следующую секунду удушье придавило его к стулу.