Глава 14. Там, где нас нет/Дети Сириуса
Догоны – это народность, которая живет в скалах, а скорее на скалах. Их жилища карабкаются вверх на высоту от 200 до 600 метров. Давным-давно они вытеснили других жителей и так здесь и остались. Этот народ – анемисты, и здесь до сих практикуются жертвоприношения, но уже не людей (а был ли мальчик?), а собак и других животных. В деревнях где мы побывали нет ни электричества, ни водопровода, ни газа. Что для Африки неудивительно, но все же… Каждая деревня – это родовое поселение. Все роли четко распределены: кто-то работает в поле, кто-то готовит еду, кто-то пасет коз, а кто-то – туристов. Обычно, туристические пастухи – это пожившие в городе и поднаторевшие в искусстве выманивания и душещипательных бесед гиды, говорящие, как правило, на английском или на традиционном для Западной Африки французском языке. А еще догоны выращивают хлопок, ткут из него полоски на старинных ткацких станках установленных прямо посреди деревни. Полоски идут на изготовление одежды для местных и декора квартир неместных. Кстати, в последнее время некоторые модные марки одежды, такие как французская «Кана Бич», например, торгуют костюмчиками из малийского биологически чистого хлопка по 300 у. е. На местном рынке цены кусаются намного меньше.
О дороге
К поселкам догонов следует карабкаться часами (для неподготовленных туристов восхождение может вполне обернуться и летальным исходом) по скалам. Но это еще не самое обидное. На третий день моих мытарств: (любопытство подталкивает все на новые подвиги!) я намертво приросла к огромному валуну: от страха, усталости и морального изнеможения двигаться дальше не было ни желания, ни сил. Вдруг, я услышала шорох. Мимо, клацая шлепками, пронесся с ведром воды бойкий 5-летний малыш. Он с любопытством обернулся. Но куда ему! Разве мог он понять, что это белая тетя тут расселась. А я-то с жизнью прощалась на краю неприступного света….
К вечеру следующего дня мы добрались до деревни Верхняя Юга. Моим восхождением я полностью обязана жухлому, сгорбленному старичку-носильщику. Нет, не подумаете уж обо мне совсем плохо, шла-то я сама, и даже несла огромный, навьюченный абсолютно бесполезным феном, диктофоном и запасной купальной простыней рюкзак сама, но… По мере приближения облаков настроение у меня падало, и примерно на полпути, отчаянно вцепившись в скалу, я поняла, что ни «туда» ни «обратно» мне уже не сдвинуться. От ужаса.
На все попытки мирных переговоров с попутчиками я отвечала лишь сдавленными рыданиями и проклятиями.
Местные жители с недоумением снуют мимо по свои нуждам, кричат детишки, поднимается над горным аулом дымок, а я горько оплакиваю свою долю. Подоспевший на помощь старичок цепко схватил мою ладошку, и потянул меня под облака. Вас в детстве учили, что старость нужно уважать? Вот и меня тоже. Старичку перечить мне воспитание так и не позволило, да и его самого тоже жалко. Вдруг вместо меня в пропасть полетит по слабости именно он?
Через пару часов мы достигли верхней точки страны догонов. Растянувшись в тени, с наслаждением потягиваем свежий манговый сок, а горный старичок-сморчок с радостью прячет в котомку честно заработанные франки. И хитро улыбаясь, что-то бормочет себе под нос.
Про жилье
Там, где прошли жадные до зрелищ французские туристы, можно надеяться на присутствие 2—3 отелей. Но страна догонов – это особый случай. Приехал – выкручивайся сам. Часто мы засыпали в палатках недалеко от деревни. Плюсы: свежо и близко от машины. За компьютер и припасы волноваться не приходится. Минусы: тут мне, как всегда, повезло: с утра я чуть не уселась на заспанного скорпиона: убить бы он меня не убил, но крови попортил бы, это уж точно. После долгих мытарств поселились в кемпинге «Дружба». А после непродолжительного, но яростного скандала: (в нашей кровати уже спала… огромная ящерица), нас заселили в номер люкс: без ящериц, со светом до 12 часов и окном в сад. Ели каждый день одно и то же: шашлык из говядины и сладкую (как наша перемороженная) картошку.
На утро хозяин ласково заглядывая в глаза, стал предлагать различные блага и услуги. Оказалось, увидев, что я вечно что-то пишу, он принял нас за сотрудников одного из многочисленных туристических изданий. Да бы загладить инцидент с пресмыкающимся визитёром, он был готов даже кормить нас бесплатно, но на чужой хлеб мы не позарились, а про путеводители и их несовсем, как оказалось, беспристрастных авторов сделали соответствующие выводы.
Про догонов
Про них как утверждает Грег, знает каждый образованный француз. Перевод: широко известны узкому кругу неограниченных людей…
В центре каждой деревни – каза палабра. Местный сельсовет. Охотники до редкостей, не проходите мимо: столбы, на которых держится крыша заведения, украшены резьбой и тайными знаками и стоят здесь уже несколько веков. Стен – нет. Да и к чему? При таком то вечном лете! Столб-другой можно прикупить недорого, а потом загнать по спекулятивной цене в один из крупных антикварных магазинов Парижа. Так многие туристы и поступают, а еще многие видные политики, архитекторы, психотерапевты и другие именитости украшают деревянными колоннами свои кабинеты, дабы показать свою посвященность, а значит и просвещённость.
Отдохнув, мы двинулись по деревне.
Про фетиши
По всей деревне громоздятся кучки камней. Выстроены дома колдунов и жрецов культа. Бегают заколдованные животные. Трогать, фотографировать ничего нельзя. Я повинуюсь, а вдруг? А на дворе – 21 век.
Проводник сообщает, что с нами хочет познакомиться местный старейшина, дедуле аж 108 лет! В темной хижине на циновке восседает аксакал: иссохшее лицо, ввалившиеся щеки, беловатые, заплывшие катарактой глаза. В миске у ног – каша из местного проса с курочкой. Старик с завидным аппетитом вылавливает лакомые кусочки прямо рукой, затем с наслаждением обсасывает покрытые жиром пальцы. Нам предлагают разделить трапезу деревенского шефа.
Переглянувшись, вежливо сгребаем кучку и отправляем ее в рот. Была не была. Может «Иммодиум» сразу выпить? Проводник одобрительно покачивает головой и шепчет что-то старику на ухо. К чему такие церемонии, мы ведь все равно ничего не понимаем?
По окончанию трапезы мне с трудом удается сдержать рвотные порывы, но как оказалась, наше вежливое поведение не осталось не замеченным. Старик приглашает небрезгливых гостей на праздник женского обрезания. В качестве кого, позвольте узнать?
Про традиции
Вы не ослышались. Женского. Хотя и мужское обрезание здесь практикуется, кстати также без анестезии и антисептических средств. Но этому процессу можно найти хоть какое-то мало-мальское объяснение. В целях гигиены, например. Но женское?
Традиция женского обрезания берет свое начало в мифах догонов. Верховный бог этой народности Аммо создал из кома земли себе жену – землю. Но уже через несколько дней земля покрылась термитниками – символами женского полового органа. Бога возмутили размеры термитников, а может просто ему завидно стало? И посему повелел Аммо лишать женщин клитора по достижению половой зрелости, дабы ничто не превосходило в величии его мужское начало. Мифы-то мифами, да и бог бы с ними… Но ведь подобные обряды практикуют и по сей день, а жертвами становится девочки-подростки 8—9 лет…
Для неравнодушных – ссылка на статью о НГО с долгим названием «Малийская Ассоциация по Изучению и Ориентации Традиционных Практик» http://www.courantsdefemmes.org/newsletter44_12072307.php.
На данный момент женское обрезание практикуется не только у догонов, не только в Мали, но и в других странах региона. Так, по данным вышеуказанной негосударственной организации в Мали 90% женщин были подвержены в детстве этой варварской процедуре. Параллельно существует несколько государственных, а значит абсолютно бездейственных комиссий и законов по борьбе с «пережитками прошлого». Правда, в последнее время в Мали и Нигере некоторые неправительственные, к счастью, организации проводят кампании по работе с населением и, что самое главное, по переобучению мастериц-обрезальщиц. Ведь кто согласиться ради одного только красного словца бросить прибыльный бизнес? А если у «специалистки» найдется занятие повыгоднее, то может и зло сойдет на нет?
Как вы понимаете, на «праздник» мы не пошли, а я так торопилась скрыться из дикой деревеньки, что первую часть пути, а вернее спуска, преодолела на диво всем практически бегом.
На следующий день мы уже прогуливались по столице Мали – Бамако. В центре шумела многолюдная международная ярмарка, и глядя на довольные лица туристов, надутые физиономии чиновников и надменные лики африканских дев, я судорожно пыталась найти ответ на вопрос: Как все это возможно в одной и той же стране? и почему всем безразлична судьба маленьких африканок, которые корчатся от боли и потери крови на соломенной подстилке где-то на краю земли?