Вы здесь

Умереть дважды, или Чешский дневник. Глава 3. Мы распаковываем чемоданы (Татьяна Первушина)

Глава 3. Мы распаковываем чемоданы

Как я и предполагала, за время поездки мы с Маргошей благополучно расправились с содержимым ее «продовольственного» баула. Марго даже немного переусердствовала, поэтому в последнюю ночь у нас были проблемы с таможенниками и пограничниками: они с удивлением каждый раз извлекали мою подругу из благоустроенного туалета, чем вызывали бурю негодования и мощный протест последней. Мне удалось разрулить начинающийся инцидент, объяснив подозрительным чехам, что Марго слишком плотно поужинала накануне, а вовсе не прячется от пограничников.

Наконец, измученные до предела пирожками и постоянными побудками ночных таможенников и пограничников, ранним, хмурым утром мы прибыли на пражский вокзал. Моросил мелкий противный дождик. По перрону кое-где расхаживали парами полицейские. Я объяснила Маргоше, что патруль встречает каждый московский поезд из-за участившихся случаев вооруженных грабежей. Надо отметить, что «местный криминал» в то время состоял исключительно из выходцев из бывших советских республик.

Выход пассажиров из нашего вагона на перрон был осложнен тем, что к одной из пневматических дверей был намертво привязан чей-то гоночный велосипед. Может, его хозяин ехал в Германию и поэтому спал сном праведника в одном из купе (все-таки было шесть утра), а, может, он сошел на одной из остановок в Польше, и пневмо-двери закрылись, оставив его «за бортом». Кто знает… Цепь, которой был примотан к двери велосипед, была очень внушительная, венчал ее амбарный замок. Проводница наша, как назло, куда-то запропастилась. Может быть, она была новенькой и тоже решила побродить по перрону в Польше, ну и…

Решив форсировать события самостоятельно, все пассажиры выстроились в длиннющую очередь в коридоре и очень нервничали: поезд стоял в Праге всего несколько минут, поскольку должен был проследовать в Аахен. Общее количество чемоданов было весьма внушительным, но мы с Маргошей, потрепав нервы себе и другим, все-таки справились с нелегкой задачей и наконец-то потные и злые вывалились на перрон самыми последними.

Я огляделась. Нас никто не встречал. Понятно! Лана опять проспала! Вот сколько ее помню, она никогда еще не встретила меня вовремя.

Маргоша почему-то сильно занервничала, наверное, пирожки еще «играли» в ее желудке:

– Да уж! Картина Репина «Не ждали». Нас кто-нибудь собирается вообще встречать?

– Да не бойся ты. Если и не встретит никто, я знаю, куда ехать. Не пропадем. Возьмем такси, – успокаивала я подругу.

Едва я сказала это, как вдали показалась маленькая хрупкая фигурка Ланы, бегущей по перрону. Одета подруга была, несмотря на лето, в довольно теплую куртку и джинсы, а ее не слишком густые белокурые волосы были забраны в пучок. Как бы извиняясь за опоздание, она еще издали замахала нам рукой, а, приблизившись, натужно улыбнулась:

– Ой, девчонки, простите, еле припарковалась. Поэтому и опоздала.

И Лана затараторила о трудностях раннего пробуждения, очереди на бензоколонке, раннем звонке подруги и т. д.

– Да, ладно тебе, не оправдывайся. Проспала, небось, как всегда, – пробурчала беззлобно я.

Последовали дежурные объятия, принятые «новорусским» этикетом. Зачем его придумали, ума не приложу. Лично меня всегда раздражает, когда две дамы, ненавидя, что есть мочи, друг друга, церемонно прикладываются щечками друг к другу у всех на глазах:

– Здравствуй, дорогая! Как я рада тебя видеть!

– Привет, милая! Как дела?

Чмок-чмок…

По счастью, мы с Ланой не такие, поэтому и объятия вышколенной «пани Бабановой» я восприняла как должное.

Быстренько познакомив подругу с Маргошей, я стала расспрашивать Лану о действительной цели нашего приезда.

– Потом, потом, – отмахнулась от меня Лана и жестом подозвала носильщика, который благополучно довез на тележке наш багаж до машины.

Маргоша выпучила глаза, увидев, какой автомобиль ждет нас на парковке. Темно-синяя красавица «Mazda RX-7»! Шикарная гоночная машина, в которой пассажиры на передних сиденьях почти что лежат.

– Зачем вы столько барахла с собой притарабанили? – изумилась Лана, ворочая в багажнике наши сумки туда-сюда, чтобы багажник закрылся, – знала бы, так приехала бы за вами на «Volvo», а то, боюсь, что все авоськи и не влезут.

Ворчала она, конечно, зря. Потому как багажник у «Мазды» был весьма объемный, несмотря на то, что машинка казалась просто игрушечной.

Только мы сели, как «игрушечка» рванула с места примерно пятьдесят километров в час и понеслась по шикарной дороге, без единой выщерблены.

Сзади послышалось одобрительное покряхтывание Маргоши. Я удивилась. Похоже, подруга сейчас явно не боялась ехать, не то, что в Москве. «Наверное, просто она опасается отечественных автомобилей», – решила я про себя, а вслух произнесла:

– Марго, обрати внимание, какая красотища вокруг.

Но мне не к чему было концентрировать ее внимание. Маргоша ехала, открыв рот, и вращала головой, как флюгером. Из динамиков вырывались наружу сексуальные стоны и пение с хрипотцой Хулио Иглесиаса, машинка неслась по дорожному серпантину с идеальным покрытием, вокруг были зеленые холмы и горы.

Неожиданно, при выезде из туннеля, горный ландшафт сменил равнинный. Везде, куда только хватало глаз, простиралась неувядающая красавица-Прага, с ее узкими мощеными улочками, островерхими соборами, просторными площадями, небольшими, аккуратными домиками с красной черепицей на крышах.

Шпалерные розы повсеместно, словно сорняки в Подмосковье, свисали с заборов и изгородей. Красные, розовые, фиолетовые, оранжевые, белые, голубоватые…

Оглянувшись назад, я увидела, что Маргоша впала в какое-то каталептическое состояние, из которого смогла выйти только тогда, когда мы примерно минут через пятнадцать остановились у красивого белого особнячка, обнесенного особым видом «слоеного» железного забора. У ворот стоял темно-серый «Volvo».

– Ну, вот мы и дома, – возвестила Лана и, видимо, довольная произведенным на Маргошу впечатлением, подмигнула мне – давай, зови подругу завтракать. Вам еще нужно отмыться от дорожной пыли, а у нас программа дня весьма насыщенная. Отдыхать будете после…

Открыв массивную калитку, мы по асфальтовой дорожке подошли к дому, на крыльце которого стояла большая собачья будка. Радом с будкой сидела совершенно индифферентная маленькая собачка породы «русский спаниель» и периодически зевала. Оказалось, что флегматик задремал, сидя на солнышке, поэтому не сразу заметил нас.

– Баксик! – крикнула я радостно.

Спаниель залился радостным лаем и принялся вытанцовывать вокруг меня, периодически подпрыгивая и стараясь лизнуть меня в руку.

– Ах, ты мой золотой, – тютюшкала я собачку, – вспомнил, Баксюша, свою верную Яну, – сколько вкуснятины я тебе скормила.

– Слава богу, ты не так часто приезжаешь, а то бы Бакс давно околел от ожирения, – проворчала Лана, но видно было, что и она рада моему появлению.

– А где Артур и Мишаня? – спросила я.

– Они уехали отдыхать от меня и Бакса на какие-то острова, кажется, Мальдивы, но точно не скажу. Так что мы предоставлены сами себе, – пошутила Лана. – Но времени к нас не так много, чтобы расслабляться, – загадочно добавила она.

Сказать честно, я немного расстроилась. Бедный восьмилетний Мишаня, мой крестник, уже объездил с отцом весь мир, поэтому никакие экзотические острова и дальние страны вызывали у него не детский щенячий восторг, а лишь зевоту и скуку.

– Мишка очень хотел остаться, чтобы поиграть с тобой, даже попытался симулировать грипп. Но Артур живо его в самолет запихнул, у него не забалуешь, – доложила мне «политическую обстановку» Лана.

Зная уже много лет Артура и Лану, я никак не пойму, как два таких разных человека могут столько лет уживаться вместе. Правда, они познакомились еще, когда учились в институте, поэтому первую пылкую влюбленность давно сменил размеренный темп семейной жизни. Артур большую часть жизни проводит в самолете или в гостях. А Лана спокойно кукует дома, наслаждаясь богатством и ничегонеделанием. Хотя и бездельницей ее не назовешь. Во-первых, живя в Праге, она самостоятельно, накупив учебников и самоучителей, изучила юриспруденцию, бухгалтерию и три языка (испанский, английский и чешский). Правда, как Лана рассказывала мне, семейное счастье их не коснулось в том смысле, о котором она мечтала в юности. Но экономический показатель играет в хозяйстве немалую роль, и Лана стала закрывать глаза на то, что Артур со временем превратился в настоящего «ходока».

Кое-как проталкивая свои сумки вперед, стараясь не наступить на суетящегося у нас под ногами довольно поскуливающего Бакса, мы наконец-то вошли в прихожую, из которой открывался вид на гостиную и другие комнаты. За одной, слегка приоткрытой дверью спускалась вниз лестница, покрытая серым ковролином. Она вела в гараж, в котором стоял любимый Ланин «Самурай», а также «Мерседес» Артура и скутер Мишаньки.

Направо была дверь в большую квадратную кухню, мечту «хозяйки»: вся необходимая здесь техника, включая посудомоечную машину, была встроена прямо в кухонную «стенку». Каждая мелочь радовала женский глаз: уютные пестрые шторы, светло-бежевый кафель на полу, экзотические рыбы в большом двухсотлитровом аквариуме, смешные хомячки, возящиеся в домике-клетке, редкие цветы на подоконниках, красивая посуда и даже большой белый холодильник, стоящий особняком, весь сверху донизу обклеенный записками на разноцветных магнитиках (напоминание о походе в банк, ко врачу, в бассейн…).

Два огромных «евроокна» с разных сторон открывали панораму сада, где росли черешня, абрикосы и даже грецкий орех; кроме сада, был виден также и кусок узкой улочки, на которой стояли точно такие же дома. Из кухни через красивую арку можно было пройти прямо в просторную гостиную с беленьким чистеньким камином, на котором было разложено множество безделушек, а также ровной стопкой лежали фотоальбомы.

На втором этаже было несколько комнат и дополнительный санузел, а на третьем располагался уютный кабинет, пройдя через который, можно было попасть прямо на чердак, где была оборудована детская игровая, слегка потеснившая сушку для белья.

Из окон спальни открывался чудесный вид на холмы и горы, покрытые зеленью, вдали блестело небольшое озеро, в котором водилась мелкая рыбешка. На меня сразу же нахлынули воспоминания… Когда Мишаньке было лет шесть, я мастерила из марли сачки, и мы ходили с ним ловить рыбку в ручейках, впадающих в это озеро…

– Так, девочки, давайте быстро умывайтесь и спускайтесь завтракать, – послышался властный голос хозяйки, вырвавший меня из лап собственных воспоминаний.

Мы с Маргошей, дружно распаковав чемоданы, быстро раскидали свои вещи по полкам встроенных в стены шкафов и пошли смывать с себя дорожную пыль.

Войдя в ванную комнату, сверкавшую белизной, я осторожно открыла краны. Капнув немного ароматной пены в ванную, я смотрела, как вода, громко падая, образует огромные мыльные пузыри. Внезапно еще одно давнее воспоминание рассмешило меня.

Несколько лет назад, в свой первый приезд в Прагу, я была так же, как и Маргоша сейчас, ошеломлена красотой города и шикарными условиями, в которых жила моя подруга. Не зная тогда, что уровень жизни Ланы чуть-чуть выше среднего среди «новых русских», я восторженно глазела по сторонам, рассматривая части интерьера и пытаясь что-то запомнить для применения в Москве. Времени у меня было предостаточно. Лана, привезя меня с вокзала, быстро организовала завтрак и умчалась по делам, предложив мне пока помыться с дороги и немного отдохнуть.

Привыкнув в Москве к обычным «советским» кранам, я со всего маху крутанула золоченые вензеля и, о, ужас! Вензель отломился, и из крана стала хлестать горячая вода! Секунду я стояла, как вкопанная. Потом, заорав обычное для всех времен и народов «мама!», я заметалась по дому в поисках рукоятки, перекрывающей подачу воды в дом.

В московских многоквартирных домах все очень просто: зашел в туалет, открыл дверцу на стене за унитазом и перекрыл вентиль. А в таком роскошном трехэтажном особняке я совершенно растерялась и металась по туалетам, натыкаясь лишь на стены, сплошь покрытые кафелем.

Горячая вода, давно уже наполнив, ванную, переливалась через борт и заливала пол. Баксик, решив, что осторожность прежде всего, немедленно выбежал из дома, залез на крышу своей будки и завыл. Ничего не соображая и тоже подвывая от ужаса, я понеслась вниз, в подвал, где стоял «Титан», огромный бак с водой. Подлетев к баку, я совсем приуныла. Вентилей тут было штук пятнадцать, не меньше. Побоявшись, что перекрою что-нибудь жизненно важное, или наоборот, открою какой-нибудь газ, я вылетела на улицу за помощью. Может, кто-нибудь из соседей сможет разрулить ситуацию.

Надо сказать, что я уже успела почти раздеться, чтобы принять ванну. На мне были только трусики да майка, еле закрывающая бедра. Волосы мои были всклокочены, взгляд безумен. Стоя на крыльце, я дико вращала головой в разные стороны в надежде увидеть кого-то из прохожих: авось, повезет, и помогут. Но, как назло, на улице не было ни единого человека.

Совсем уж было отчаявшись, я вдруг заметила, что слева, на соседской территории, в тени абрикосовых деревьев, на стуле сидит старый-престарый дедушка, укрытый, несмотря на жару, пледом.

– Сюда! Сюда! – отчаянно замахала я руками деду, – помогите! У меня краны сорвало! Вода дом заливает!

Дедушка моргнул пару раз, видно, очнувшись от забытья. Увидел меня и, поняв, что я не мираж, разумеется, испугался. Сейчас мне смешно вспоминать это, но тогда мне было совсем не до веселья.

– Да идите же вы сюда! – яростно махала я руками. – Вода! Вода!

Дед, ничего не понимая, приподнялся со стула. Вид безумной полуголой тетки, орущей что-то по-русски, видно, не вдохновлял его на подвиги. Поэтому он, по всей вероятности, решил даже прервать отдых в саду и уже засобирался домой, полагая, что русская просто пьяна, поэтому будет продолжать буянить и все равно не даст ему спокойно подремать в тенечке.

Увидев, что «последний из могикан» собирается покинуть меня в беде, я заорала так, что дед уронил плед. Поняв, что действительно случилось что-то экстраординарное, он выпучился на меня во все глаза.

Я, неистово жестикулируя, манила его пройти в дом, заламывала руки, кричала, что случилась «авария», словно дамочка из «Бриллиантовой руки», кричавшая «Цигель-цигель, ай, люлю». До сих пор уверена, что в тот день я выла и молила деда подойти ко мне не менее талантливо.

Конец ознакомительного фрагмента.