Сборник «Крутые повороты»
«Гражданская война» на Танымасе
Та переправа через реку Танымас на Памире (в 1976 году) запомнилась нам, ее участникам, с некими ассоциациями «гражданской войны», поскольку была она делом крайне «мокрым» и опасным.
И еще потому, что с другой стороны, нам навстречу, переправлялась группа Буденного из Тирасполя. Сам Буденный был ростом чуть более полутора метров и шел с планшетом через одно плечо и биноклем через другое, без всякого «намека» на рюкзак. За ним шествовала могучая «конница» из парней ростом под 2 метра с рюкзаками «шифоньерных» габаритов. Когда позже мы спросили у них, почему руководитель шествует налегке, один из его «амбалов» объяснил: «Мы его бережем! Он мужик – ВО!» И показал огромный кулачище с большим пальцем!
Буденному удалось перейти через один рукав реки, при этом вся группа его вымокла капитально, насквозь, вместе с рюкзаками. Через второй рукав они перейти не смогли, и не смогли вернуться назад из-за увеличения стока в середине дня. Они так и заночевали на острове посреди реки в ожидании ночного уменьшения стока воды.
Наша группа переходила немного ниже. Первой, самой «массивной» тройке удалось перейти, но вот вторую, менее тяжелую, смыло потоком, и их пришлось вытаскивать, «мокреньких». Все помогали, но «этот гад Захарченко» засел на берегу с фотоаппаратом (как тот «беляк» за пулеметом, в «Чапаеве») и спокойненько снимал все это «мокрое дело». К его окончанию сухих штанов, ботинок и рюкзаков почти ни у кого не осталось!
После того, как всех вытащили, естественно, стали разбираться, кто в чем, как и почему виноват!
Было высказано много интересных слов, выражений и эпитетов, понятно, что и выражения лиц были тоже весьма, весьма «впечатлительными» и впечатляющими.
Наверно, такими же, как и при споре Чапаева с комбригом Еланем, когда они чуть не пострелялись из наганов, но передумали и решили, что лучше «выпить за дружбу» (в фильме «Чапаев» этот эпизод «мягко» обыгран в сцене спора Чапаева и Фурманова).
А «этот гад Захарченко» продолжал вовсю работать фотоаппаратом, как пулеметом!
В результате получились такие замечательные снимки, что по ним и без подписей ясно, что за разговоры, что за выражения применялись после той памятной переправы.
За эту благодать все возблагодарили «гада Захарченко», как «молодца Захарченко» за находчивость и выдержку. А переправа та в памяти осталась, как «бой местного значения»!
По воспоминаниям участников переправы, мастеров спорта по туризму В.Сергеева, И.Благово («Носатого»), В.Захарченко, И.Остроухова («Усатого», – любезно предоставившего данные «компромотирующие снимки»), Б.Самодельникова на юбилее 70-летия И.Остроухова, март 2002 г. Литературное переложение Е.Буянова.
Е.В. Буянов, Ю.А. Кузнецов
Мягкий рывок
Спрашиваешь, срывался ли на маршрутах?
Два раза было и всё по легкомыслию участников и самоуверенности руководителя. Первый раз в Безенги, на траверсе Урала, в 70-м. Потерял один из нас пару ледовых крючьев, а руководитель решил по наглому спуститься с перемычки по ледосбросу. Без кошек, – их у нас не было. Две веревки-«сороковки» связали, закрепили на ледорубе, забитом в фирн и вдвоем спустились. Внизу еле-еле забили ледорубы в какую-то трещину на глубину штычка. Склон безнадежно гладкий, – стоим еле-еле, чуть дыша. Третий, – наш отважно-отчаянный храбрец-руководитель, – О-ОХом назовем, – снял веревку, пошел и упал на пятом шаге, всей тушей с рюкзаком прямо на нас без попытки зарубиться… Ничего не успели, – какой там маятник, или выбор веревки!.. Чувствую, что несусь на спине вниз головой. Того, кто страхует при нижней страховке всегда так сбрасывает. Как удалось перевернуться и распластаться, – не знаю сам. Одежду рвет с хрустом, на вытянутой руке тащится ледоруб. Подтянуть его оказалось делом долгим, а когда подтянул, нас как раз через бергшрунд кинуло с короткой «отключкой» мозгов. Потом резкий скрип, переходящий в шорох и…оглушающая тишина с солнцем в лицо! Встаём…
Смотрим, – все ли цело. Вся верхняя одежда до подмышек закатана, до голого пуза. Но нигде ни синяков, ни ссадин. Только ладони рук раздулись до размеров боксерских перчаток. Полезно оглянуться на пройденный путь, – «наждачили» по льду метров пятьсот, не меньше. Вещичек наших по склону поразбросало! Пришлось походить… Интересно, что одежду не порвало, хотя она терлась о лед и фирн очень сильно.
Сверху слышен гомерический хохот нашего О-Оха, Кости. Ему страшно забавным показалось то, что он после остановки оказался выше нас. Ведь в начале срыва он решил, что улетит дальше всех. Его остановило достаточно «мягким» рывком веревки, после чего мимо него пролетели мы с напарником. Собирали вещички, а он все продолжал весело смеяться, «орел»…
На тропе к альплагерю меж нами открыто пошли «костерные» (жаркие) разговоры:
– Вот гад какой! Сам и подставил нас, сдернул, руки нам «надул», да еще смеется! Мы с такими «сувенирами» на руках, а он цел, как копейка! Издевается, ядрена вошь!
– Сделаем «темную» этой «светлой голове». За мягкий рывок надаем по мягкому месту. В виде «моральной» компенсации и за «сдерку», и издевательство в виде смеха.
– Да, половым «абалаковским» способом.
– Это как это?
– А просто! Рюкзак абалаковский на голову, прижать голову к полу и основной веревкой по заднице, по заднице. Аккуратно, но сильно! Га-га-га-га! Десять раз с прочтением десяти заповедей грешнику… Господи, благослови на святое дело!
– А голову еще надо спальником придавить, – чтобы начспас вопли не услышал. Узнает, – всем влетит «до чертиков», и восхождение не зачтут. Спальник погрязнее, попыльнее надо подобрать!..
– А чтоб очнулся на полу в лагерной Шхельде. Затащим туда в знак особого расположения. Ты, Костя, как? Как к таким перспективам относишься? Как ты, нас будешь водкой отпаивать, или «потерпишь издевательства»?
– Лучше потерплю. Но буду сопротивляться. Ой, долгой-долгой драка будет, – и виновник «торжества», до того слушавший с виноватой улыбкой планы начинающих садистов, сокрушенно покачивал головой.
Но эти мысли кончились в душе. Бог сам наказал, оставив удар хлыста! Вокруг всего туловища «клиент» имел сине-фиолетовую полосу от грудной обвязки, – результат «мягкого рывка».
– Ха-ха-ха-ха! Ой, не могу! «Мягкий» рывок!..
– О-хо-хо-хо-хо! Вот и «моральная компенсация»…
– Знак божий! А если б рывок жесткий был?
– Мясо бы с плеч немного сняло?
– Хрен тебе! Вся бы решетка, как скорлупа яичная треснула!
«Клиент» и вечером стал предметом шуток и насмешек: Спорили, какого цвета эта «лента ордена обвязки» на спине: синего, фиолетового, или черного. Просили показать, справлялись у него о состоянии здоровья, участливо похлопывали своими руками-перчатками по спине и приглашали поделиться опытом «мягкого рывка» и скатывания наперегонки по льду.
Мы-то, конечно, ему все сразу простили, а треп… О чем только не треплются альпинисты! Ведь среди них есть немало настоящих «гусаров». Потому, конечно, внешне восхищайтесь, удивляйтесь, охайте, но не слишком-то верьте их рассказам о «мужских подвигах», о «женской щедрости», о «воспитательном поколачивании» и пьяных гулянках в альплагерях. Все это – красивые выдумки для тех, кто там не был.
– Понял, почему рывок «мягким» получился. Потому, что веревка вытянулась, – на длинном конце. Да потому, что закреплена была не жестко, – ведь он нас сдернул. Его рывком остановило, а нас «покатило». Получилось, как два шара стукнулись…
– Хорошо, что катились не кубарем, не «бочкой». «Бочкой» бы скорость такая вышла, что по частям бы на склоне разобрало…
Второй случай очень был похож, – на спуске с пика Каракол, на Тянь-Шане. На этот раз крючья были в наличии, но наш новый О-Ох сумел уговорить всех, что их использовать не надо. Один дурак всех остальных дураками сделал, – стандартный путь начальника-идиота, пребывающего в радужном заблуждении, что у человека несколько жизней! Этот потом не раскаялся, – считал себя правым, несмотря на срыв. Я стал ему возражать, я был «битый». Но он, отрава, стал «подначивать» тем, что я, якобы, «трус». А я, хотя и битый, все же не сумел возразить, как научился позже. Примерно в таком духе: «Пусть я и „трус“, но тебя не боюсь!.. Я считаю: нужна страховка!»… Внутренняя этика альпиниста должна ему указать на необходимость обеспечения безопасности по первому требованию товарищей! Нелегкая это бывает ситуация, когда инструктор «подначивает» группу на неправильные действия, – в таких ситуациях надо уметь показать характер. Бывает и наоборот: группа «подначивает» инструктора, – тогда он должен характер проявить, и остановить небрежность, заставить лентяев и любителей «дармовщинки» работать, как надо…
Ну, начали спуск, надвязали мы четыре веревки, на которых расположились «паровозом» все восемь человек. На нижнем конце верхней сороковки встали двое страхующих, – моя жена и еще один участник. О-ох на этот раз сорвался не на пятом шаге, – он сорвался на пятом метре. Большая разница!.. Я был самым нижним в «паровозе», и видел всю последовательность…
«Я срывы те не в „телявизоре“ видал!»
Сначала, как пушинок, он сдернул мою жену и напарника, а дальше весь этот комок шутя срывал остальных членов «поезда».
«На дальней станции сойду… дрожа по пояс».
Стоящий двадцатью метрами выше парень повернулся ко мне, и спокойным таким, отрешенным голосом сказал: «Юрка… Это конец!..». Опять, конечно, не было маятника, и падали друг на друга. Навалился на ледоруб, воткнул клюв, насколько удалось, в склон. За рывком опять последовал короткий провал в памяти. Осознаю, что лечу на спине головой вниз. Рюкзак с барахлом опять смягчил удар и защитил голову, – она, как и у других, без каски. Летим далеко!.. Потому закрываю голову руками и смутно размышляю о превратностях пути и судьбы. Куда вынесет: вправо, к обрыву пропасти, в полное небытие, или влево, на спасительный снег, на выполаживание. Если в пропасть, то… Мама! Она не переживет!.. Других мыслей не было. Странно: немало людей пишут и судят о том, о чем думает человек в момент гибели. Но никто еще не написал о мыслях того человека, который действительно погиб.
Нам повезло, – вынесло влево, на широкую седловину перевала Джеты-Огуз. В нижней части наш «экспресс» сорвал небольшую мокрую лавинку, – первый раз увидел, как лавина помогла, а не угробила.
Когда остановились, сразу пересчитались по головам и спешно откопали мою жену, полузадушенную веревками. Одежду опять задрало до самого верха. Потом при ураганном ветре долго ставили тандемом палатки, нарезая крышками от кастрюли снежные кирпичи для ветрозащитной стенки. Травма досталась только мне, – на этот раз распухла только правая рука от отчаянной попытки остановить летящих сверху «пассажиров». Все пришли в себя через несколько минут, но какая-то напряженная настороженность осталась… По мозгам так врезало, что они где-то глубоко внутри понимать начали: «Что-то не то сделали, ребята!..». Этот руководитель оказался неисправимым. Свою вину не признал, – было видно, что не чувствует себя виноватым. Потому мы никогда больше с ним не ходили.
В Безенги видел результаты похожих срывов с куда более печальными исходами. Когда погибших с трудом опознать можно было. Кем лучше быть, – живым «трусом» или «храбрым» покойником, – решите сами, какие кавычки выбрать. И решите сами, кто из них умнее. А дураков, и их обвинений боятся не стоит. Горы уважать надо, и всегда считаться с ними. Нам в этих случаях они легкомыслие простили. Но могли и не простить!..
(Написано по рассказам Кузнецова Ю.А., Иркутск, 29.10.06. Иллюстрации: фото Буянова из похода 1991 г., группа Цехановича Г.С. 5 к. сл., на спуске с перевала ВГУ, по гребню от пика Каракол на перевал Джеты-Огуз.)
Е.В. Буянов, П.П. Захаров, Ю.А. Кузнецов
Они больше «не ходили»…
Рассказал мне знакомый альпинист одну историю.
Был в альплагере один компанейский парень. Балагур, весельчак, певун и гитарист. И по хозяйству хорош во всем! В любой компании его рады были видеть. В общем, «душечка», а не парень. Но вот однажды взяли мы его в группу на восхождение. В компании у нас он был новеньким, – никто с ним до этого не ходил. Случился на этом восхождении срыв, – сорвался его напарник по связке. А вот сам он к срыву был не готов, – мы сразу поняли, что сейчас первый сорвет второго и полетят оба! Но! Он вдруг быстрым движением отстегнул карабин связочной веревки. Кажется, по простой и понятной логике: «Зачем биться двоим?..». К счастью, веревка, хотя и отстегнутая, все же как-то случайно змеилась и зацепилась за скалу, – срыв был остановлен. Однако… Что-то изменилось в наших взглядах на этого парня.
С ним больше никто из нас не ходил…
Вот такая история.
Был однажды в горах трагический случай. Знаю понаслышке, как легенду. Парень не мог удержать девушку. Понял, что оба разобьются, и… перерезал веревку. Момент был очень опасный! Потому группа скрыла и «покрыла» этот поступок, – не захотели, чтобы его за этот поступок судили. Бог им судья! Но вот с ним, с этим парнем они больше уже не ходили…
Рассказывала мне еще одна альпинистка, Лида Боревич об одном случае. Дали ей в напарники одного парня, – и она уже на маршруте поняла, что он ни по снегу ходить, ни по скалам лазать, ни страховать не умеет. Маршрут они все же прошли, – спустилась она, вся взмыленная, с ужасом в глазах… Больше она с ним, с этим парнем, не ходила.
Тот же альпинист (что и в начале) рассказал еще одну притчу-легенду. Одно время тренировался он у одного опытнейшего инструктора-методиста. И появился у них в группе парень, – сама «услужливость». Он инструктору тарелки и кружки подносил… А тот его за это из своей группы очень скоро выгнал, и другим сказал: «Не верьте тем, кто вам кружки и тарелки таскает.… Не верю я таким!» (такую легенду мне, якобы, про Барова рассказали, но, – вот беда, – Баров сам о таком случае не помнит).
Я, конечно, примерно представлял, что имел в виду «инструктор», но вот яркого примера такого «типа» у меня на памяти не было. А тут, как будто специально уже другой старый альпинист рассказал еще одну историю, которая «тык-в-тык» с выводами и смыслом слов Барова совпала. Но вначале Пал Палыч сказал вот что.
Учил меня еще мой мудрый дедушка: может, будет в жизни тебе кто-то свое «золотишко» в разных видах «подпихивать». В виде самых разных «благ»! Так вот, прежде чем эти блага взять, ты посмотри ему в лицо хорошенько. На месте ли оно, лицо, или это маска? А если маска, то что под ней? Под ней может и харя свиная, и морда волчья оказаться! В общем, посмотри, вглядись хорошенько. И если лицо тебе не понравится, не бери никакое «золотишко», как бы заманчиво не смотрелось… Боком выйдет!.. Это – мудрость жизни. А сама история вот такая случилась.
Попала группа в непогоду на гребне Бжедуха. Отсиживались, а продукты на исходе. Холодно и голодно. Последние сухари считали и делили! Был в группе парень один, – компанейский, с виду трудолюбивый. В общем, нормальный и хороший парень. Как все считали. Как и другие, он нес продукты, – порядочный такой шмат колбасы.
– А где колбаса-то, коллега?..
– «Вы знаете, рюкзак перекладывал, выложил ее на уступ, и позабыл там…».
Ну, ладно, бывает. Ночью лежим в палатке, и вдруг слышим какой-то приглушенный звук. Думали, что показалось. Прислушались. Чавканье негромкое слышно… Перешептались: действительно, чавкает кто-то во сне. Разобрались быстро. Он, как глист, забрался внутрь спальника с закрытой стороны, и жрал колбасу втихаря. Колбасу у него отобрали, и остатки поделили.
На следующий день никто с ним в связке идти на спуск не захотел. Пришлось идти мне, руководителю. Там есть место одно, – «гоголем» называется. Скала в форме носа, – три монолита, а между ними трещина. Надо сверху подлезть, нащупать в трещине крюк и повесить карабин спусковой веревки. Я это сделал, а потом стал выбирать веревку для приема напарника. Конец веревки ко мне без узла пришел…
– Ты зачем веревку отвязал, ядрена вошь!!?
– Да, а вдруг Вы бы сорвались, – мне что, тоже лететь?..
Пришли в лагерь. Ночью вызывают в медпункт. Врач говорит:
– Где это у Вас так участник побился?
– Какой участник? У меня никто не побился, – все целые пришли, как огурчики!
– Да, вот этот… Его в больницу отправлять надо. Я спрашивал, где побился. А он все молчит…
Его вечером ребята под ручки отвели в лесок за лагерем, взяли «в кружок» и устроили «пятый угол» руками по лицу и по туловищу, а ногами по «пятой точке». Так «метелили», пока он не догадался свалиться. Понятно, лежачего не бьют, – лежачему они объяснили:
– Вали отсюда! Со страшной силой! Никто из нас к тебе не пристегнется! И доброй девочке к тебе «пристегнуться» не позволим, – ты ее в благодарность в пропасть спустишь. Этого еще не хватало! Мотай подальше, гнида!.. Ты нам не нужен!..
Может, конечно, и не совсем так оно было, – я того не видел. Но, по сути, – по сути, было так!
Больше его в альплагерях не видели.
Знать надо, с кем ходить. А если видишь, что с «этим» ходить не надо, надо сразу завернуть с ним вниз. При первой возможности, – черт с ним, с маршрутом…
Лучше, «черт с маршрутом», чем «с чертом на маршруте»!
И не ходите с теми, с которыми другие предпочитают не ходить.
Ходить надо не с «господами», а с товарищами. Есть такое понятие.
Жизнь одна, товарищ!..
(Написано по рассказам Кузнецова Ю.А., Иркутск и Захарова П.П., Москва, 29.10.06.).
Домбайский бокс
– Правила простые: ринг ограничивается веревками, которые держат в руках помощники судей. Участникам-боксерам завязывают глаза и на правую руку до локтя наматывают спальный мешок, – этой рукой можно наносить удары. Левые руки закрепляют на поясе сзади, – ими наносить удары нельзя. Ведут боксеров партнеры-направляющие с открытыми глазами. Ведут на веревках-поводках, закрепленных на поясах боксеров ремнями обвязки Абалакова. Направлять и отдавать приказы голосом запрещается. Судят бой судья на ринге и двое боковых судей. Победа присуждается за активность, большее число нанесенных ударов и по прихоти судей. Если кто-то из боксеров падает, – это считается «нокаут». Потеря «перчатки» – штрафные баллы. Объявляют обычно, что боксирует чемпион Мира против чемпиона Европы. Или Олимпийских игр! Предупреждают, что за нарушение правил или общественного порядка могут «убить морально»: положить голову на плаху и «отрубить» ее подушкой.
Объявляют: «То, что нельзя свалить с больной головы на здоровую, можно свалить со здоровой на нетрезвую»!
И что в горах «здоровая» голова, которая не сумеет вовремя «свалить», вовремя становится «больной»…
Примерно так объяснил нам правила домбайского бокса директор военной турбазы «Терскол» подполковник Галич (в июле 1969 года). Картину развлечения мы представили, но реальность внесла некоторые коррективы.
Одним из дополнительных условий «соревнования» являлась изоляция участников последующих боев, – им не давали просмотреть, как боксируют перед ними. В этом обстоятельстве таилась какая-то загадка. Видимо, от боксеров что-то скрывали. Еще перед первым боем бросилась в глаза и запомнилась плутоватая физиономия одного из боковых судей с каким-то задорным, хищным блеском в глазах. Оба эти парня проявляли необычайную активность, вроде не вполне свойственную их пассивным обязанностям. С лукавыми улыбками уселись они в углах ринга на свернутые в трубочку ватные спальные мешки, – такие же, какие использовались в качестве «перчаток» боксеров.
Боксеры же с намотками спальников на руках имели несколько «инвалидный» вид. Помните: «Шел, упал, очнулся, – гипс!..» – «Береги руку, Сеня!..»
Что же будет, что же будет?.. Но вот ударил гонг, и слепые боксеры двинулись навстречу друг другу, направляемые поводками поводырей, размахивая перчатками и пытаясь достать друг друга. Под дружный рев, смех и свист толпы болельщиков. Вот тут двое боковых судей вскочили, подхватили из-под себя свитки спальных мешков и… вступили в схватку. Подскочили сбоку к боксерам, и с размахом трубкой спальника сверху по голове! Тучи пыли, выбиваемой из спальников, мешались с тучами пыли из под ног всей «великолепной семерки», топтавшейся на ринге. Удары «по кумполу», естественно, вызывали резкую ответную реакцию «домбайбоксеров», которым казалось, что это наносит удары удачливый противник. Они начинали вертеться и боксировать более активно, пытаясь взять реванш за нанесенные удары. Толпа болельщиков билась в истерике от судейского «шкодства» и неуклюжих попыток «домбайцев» достать противника, – ведь удары сыпались с той стороны, где противника не было. Иногда боксерам все же удавалось доставать друг друга. Судья на ринге кое-как руководил боем, иногда разводя участников и давая указания направляющим. Комментаторы смачно обсуждали перипетии поединка в стиле то Синявского, то Набутова, то Котэ Махарадзе. Так дрались участники-новички.
Но вот на ринг вывели кое-кого из «бывалых», тертых калачей. Таким, в частности, явился наш инструктор, альпинист-перворазрядник. Его уже нельзя было удивить ударами спальника по башке, – с этими судейскими «штучками» он был хорошо знаком, а голова у него была достаточно крепкой. Он вышел на ринг с правильной, ясной и светлой целью как следует поколошматить не противника, а судей. Не без труда, но это ему удалось. Он наносил удары решительно и смело во все стороны, и от этих ударов крепко доставалось всем, – и противнику, и судьям. А на удары судей мгновенно отвечал ударом в сторону обидчика. Логика простая: к чему бить противника, который ни в чем не виноват, – лучше побить наглых судей, беззастенчиво избивающих одноруких, слепых «домбайцев». Судьи от него испуганно разбегались по рингу, – берегли зубы… Он вертелся и бросался в разные стороны совершенно непредсказуемо, лишь немного учитывая направляющие подсказки своего поводыря. По положению поводка он чувствовал, где «свой» и в его направлении удары не наносил. А в других направлениях действовал решительно и жестко, и такие действия имели успех. Рано или поздно, он должен был кого-то «достать». Тактика «бей всех, кроме своего», явно побеждала. Наконец, к поросячьему восторгу окружающих, один из судей был «нокаутирован» сильным ударом «перчатки» и корпуса. Он пытался подкрасться сбоку и нанести удар, но сам получил удар перчаткой по уху и, в состоянии «обалдения», был сбит с ног силовым приемом, как в хоккее. Судья скрылся в пыли ринга, мелькнули тапочки, – справедливость восторжествовала!.. За «такое» нельзя было не «зауважать». Победа! Благодарные судьи начислили дополнительные призовые баллы, объявили своего обидчика победителем, вручили ему ценный приз, – пачку печенья. И вместе с ним отправились «пьянствовать» победу, – от «своего» не обидно и по физиономии получить. Ведь это была одна «компашка»…
Шхельда
Шхельда (4320) – вершина Центрального Кавказа, не слишком высокая, но крутостенная соседка не менее знаменитой и более высокой Ушбы (4710). Замыкает собой одноименное ущелье с Шхельдинским ледником. Река Шхельда впадает в Адылсу – правый приток Баксана. У устья реки Шхельды стоит альплагерь «Шхельда» (в прошлом от спортобщества «Спартак»). Венчают Шхельду пять башен-вершин, пять огромных зубцов и несколько отстоящая от них вершина пика Профсоюзов. Простых маршрутов на Шхельду нет, – ее стены гремят камнепадами, лавинами и водяными водопадами, омываются мощными ветрами. Штурмовать Шхельду могут только опытные альпинисты, – многих эта вершина закалила на восхождениях. Немало альпинистов сложило головы на пути к опасным башням вершины. Шхельда воспета в нескольких туристских и альпинистских песнях, – самая известная из них лирическая песня Юрия Визбора «Шхельда». Есть очень мрачная песня «Шли вчетвером они на траверс Шхельды…», – ее сочинили в конце 30-х годов, пели у костров Великой Отечественной. Варианты этой песни приведены в сборнике Курчева «Горы в наших сердцах» (в основу песни легли несколько трагических случаев гибели альпинистов, в частности, гибель Чашникова на Шхельде, – она описана в моей статье «Срыв!.. А сколько он падал?..).
«Шхельди» на местном наречии означает «брусника», и «законный» запах этого слова – брусничный. Насчет реки и вершины Шхельды, возможно, сказал Онегин: «…Боюсь, брусничная вода мне б не наделала вреда…»
Но в туристско-альпинистском лексиконе прочно укоренилось еще одно шутливое, «знакомое, но незаконное» смысловое содержание слова «ШХЕЛЬДА», равнозначное терминам «туалет» и «сходить в туалет» (сходить «на шхельду»). Известны несколько версий происхождения этого термина. По одной версии он произошел из-за того, что из туалета лагеря «Шхельда» вершина была хорошо видна, «как на картинке». По другой версии одна из альпинистских групп, идущих на Шхельду, очень страдала расстройством желудка, и своеобразно «промаркировала» весь свой маршрут к вершине частыми заходами «на шхельду». По третьей версии все группы, поворачивавшие в ущелье Шхельды, по дороге упирались в туалет альплагеря, все тропы сходились здесь. А заблудившиеся на этих тропках группы неизменно выходили опять к туалету (опять «шхельда!», опять «вляпались!»). По четвертой версии дорожка в альплагере к туалету шла и «в сторону вершины», потому прогулку к туалету и стали шутливо называть «походом на Шхельду». Имеются и другие версии, – почти каждая группа, проходившая мимо этого альплагеря сочиняла свое объяснение. Подтекст в шутливом ключе: выполнить действие важное, нужное и трудное, как восхождение на Шхельду…
Конец ознакомительного фрагмента.