О чем рассказали архивные дела. Дома и домовладельцы
Эртелев переулок в эпоху перемен: 1860–1917 гг
В Центральном государственном историческом архиве Санкт-Петербурга, в фондах № 513 и № 515, опись № 1, представлены сотни дел о ссудах под залог имущества, которые предоставляло домовладельцам учрежденное в 1861 г. Санкт-Петербургское городское кредитное общество. Эта ссуда под выплачиваемые заемщиками ежегодно проценты предоставлялась владельцам домов на 25, а позже на 37 лет, что давало возможность перестраивать, ремонтировать старые дома и возводить новые на принадлежащих им земельных участках.
Эти архивные дела – бесценный источник для исследователя города. В фонде № 513 хранятся планы и чертежи отдаваемых в залог зданий, а в фонде № 515 – описи с оценкой имущества домовладельцев, ведомости о доходах с дома со списками жильцов, духовные завещания, протоколы заседаний Городского кредитного общества и др.
Двенадцать архивных дел относятся к домам Эртелева переулка, они позволяют нам проследить его историю до 1917 г. Эту информацию дополняют адресные книги «Весь Петербург» и «Весь Петроград», «Петербургский некрополь» В. Саитова и др.
Улица Чехова, дом № 1. Построен в 1852 г., арх. Н.П. Гребенка
Нашу прогулку во времени и пространстве по бывшему Эртелеву переулку второй половины XIX – начала ХХ вв. мы начнем с углового дома № 1 (ул. Жуковского, 12),[31] он дошел до нашего времени без изменений с 1852 г. В 1867 г. этот дом переходит в собственность вдовы потомственного почетного гражданина Н.И. Чаплиной, она владела им до 1879 г. Каким был этот дом в 1870-е гг., мы можем судить по «Описям с оценкой дома», хранящимся в архивном деле. Имущество Натальи Ивановны «показано» архитектором Кредитного общества Э.Г. Юргенсом. В первом отделении значился «каменный на подвалах лицевой дом с границей по Малой Итальянской улице в четыре, а со двора в пять этажей». В нем были две парадные и одна черная лестницы.
Ко второму отделению был отнесен «каменный пятиэтажный надворный флигель», и, наконец, к третьему – «одноэтажный (служебный) флигель по задней границе двора». Водопровод в квартиры тогда еще не провели, во всем доме имелся один водопроводный кран, отсутствовало и такое достижение цивилизации, как ватерклозеты. Вместо них, как и в середине XIX в., по-прежнему на каждом этаже находилось по два отхожих места.[32]
Из «Ведомости о доходах с каменного дома» за этот год видно, что в нем было 26 квартир, из них одна – однокомнатная, шесть – двухкомнатных, девять – трехкомнатных, по три четырех-, пяти– и восьмикомнатных и еще одна – шестикомнатная. Самые дорогие квартиры из 8 комнат оценивались домовладелицей от 1200 до 1600 рублей годовых.[33] В 1860-е гг. одну из этих квартир занимал вице-президент Академии художеств граф Ф.П. Толстой; в другой, подобной, в 1876 г. жил тайный советник, генерал, известный морской историк Ф.Ф. Веселаго.[34] В так называемых «барских» квартирах были устроены гостиные для приема гостей, кабинеты (мужа и жены), спальная (или спальные), где были дети – детская, а также столовая, комнаты для прислуги, во всех подобных квартирах: прихожие, ванная комната, кухня. В то время несколько квартир отдавались домовладелицей под трактирное заведение, магазин, парикмахерскую.[35]
Улица Чехова, дом № 1. Решетка ворот и входная арка
19 ноября 1879 г. по купчей имущество Чаплиной перешло в собственность княгини Софьи Владимировны Масальской,[36] которая владела этим домом без малого тридцать лет, до 1906 г.[37] Тихая размеренная жизнь дома лишь однажды была нарушена чрезвычайным происшествием. Как следует из справки правления Санкт-Петербургского общества взаимного от огня страхования, 19 июня 1886 г. в лицевом доме произошел пожар, в результате которого были повреждены балкон, потолки, полы, окна, двери и обои в одной из квартир. Убыток от пожара оценили в 476 рублей.[38] В 1906 г. дом перешел в собственность сына Софии Владимировны князя Владимира Николаевича Масальского, генерал-майора от артиллерии.[39] Следует отметить, что новый хозяин шел в ногу со временем и старался ввести в свой дом последние достижения цивилизации. Во все квартиры провели водопровод, появились раковины, а в «барских» квартирах устроили ванны и установили камины. На парадных лестницах с Эртелева переулка и улицы Жуковского жильцов и посетителей дома встречал швейцар.[40]
В предреволюционные годы помимо обычных квартир в доме князя Масальского располагались казенная винная лавка, прачечная контора, велась «железная торговля», имелся мануфактурный магазин. Две пятикомнатных квартиры арендовало «русско-китайское товарищество», а в 17 комнатах 4-го этажа лицевого дома располагалось коммерческое училище Хворовой. Кроме того, мещанин Драгунов одну из квартир первого этажа приспособил под кинематограф, а в одноэтажном надворном флигеле был устроен гараж для «авто».[41] Князь владел этим домом до 1917 г.[42]
Безусловно, один из самых примечательных домов на улице – дом № 3. В 1882 г. на месте старого дома, принадлежавшего А.А. Шландеру, новый домовладелец, доктор В.Ф. Краевский (1829–1901), выстроил одно из самых причудливых по архитектуре зданий. (Владислав Францевич Краевский, будучи пропагандистом вегетарианства и тяжелой атлетики, в 1885 г. основал в своей квартире и возглавил первый в России кружок спорта и борьбы.[43])
Улица Чехова, дом № 3. Дом В.Ф. Краевского. Построен в 1881–1882 гг., арх. М.И. фон Вилькен
27 июля 1882 г. Владислав Францевич обратился в правление Городского кредитного общества с заявлением о выдаче ему под залог означенного имущества ссуды сроком на 25 лет.[44] Опись с оценкою дома, произведенная комиссией 28 августа этого же года, позволяет нам оценить не только внешний облик дома, но и его внутреннее устройство. Из описи следует, что имущество Краевского состояло «из каменного 5-этажного на высоком подвале лицевого дома с такими же флигелями» и «каменных 2-этажных служб на задней границе второго двора». Там же располагались конюшни на 8 стойл, 41 сарай для дров, 20 ледников и прачечная. В доме было более 40 квартир, от дорогих «барских» девятикомнатных до относительно скромных трехкомнатных. Дом отвечал в то время всем современным требованиям гигиены и комфорта – проведен водопровод, имелись 49 ватер – клозетов, 37 раковин с кранами, 14 медных ванн, а в самых богатых квартирах установлены камины (их было 13).
В лицевом доме устроили 3 роскошные девятикомнатные квартиры: одна из которых была с двумя зимними и 2 летними балконами, другая – с двумя зимними, и третья – только с одним зимним балконом, но с особым парадным подъездом. В этих квартирах имелись даже альковы.[45] У парадного подъезда постоянно находился дежурный швейцар. Несмотря на полученную от Городского кредитного общества значительную ссуду,[46] В.Ф. Краевский берет в заем еще большие суммы у частных лиц,[47] а 11 сентября 1887 г. продает свой дом жене почетного гражданина Марии Карловне Герке.[48] Через четыре года он умирает. Из «Петербургского некрополя» В. Саитова известно, что смерть В.Ф. Краевского наступила 1 марта 1901 г., похоронен на католическом кладбище на Выборгской стороне, надпись на его надгробии сделана по-польски.[49]
Улица Чехова, дом № 3. Фрагмент фасада
Новая хозяйка владела этим домом семь лет.[50] За эти годы было отмечено лишь одно серьезное происшествие: 15 декабря 1892 г. в доме произошел пожар, убытки от которого составили большую по тем временам сумму в 3 тысячи рублей.[51]
10 января 1894 г. дом в третий раз сменил своего владельца и перешел в собственность инженера, действительного статского советника Дмитрия Петровича Мордухай-Болтовского.[52] Он владел домом до своей кончины 30 июня 1911 г.[53] 13 января 1912 г. дом перешел в собственность его наследникам-сыновьям: коллежскому асессору Александру Дмитриевичу, статским советникам Ивану и Дмитрию Дмитриевичам и титулярному советнику Константину Дмитриевичу Мордухай-Болтовским.[54] Самым успешным из братьев был Иван Дмитриевич – профессор Императорского училища правоведения, директор 1-го департамента Министерства юстиции, секретарь правоведческих касс, член Совета по делам страхования рабочих. Помимо основной деятельности Иван Дмитриевич вел большую общественную работу, связанную с его увлечениями (был директором Ижоро-рыболовного общества охоты, товарищем председателя Российского общества голубеводства).[55] Наследники Д.П. Мордухай-Болтовского попытались продать этот дом перед самой революцией, но не успели.[56]
Значительно более длинную историю имеет дом № 5. Как нам удалось проследить по адресным книгам «Весь Петербург», в течение 15 лет, с 1890 по 1905 г., им владела жена, а потом вдова генерал-лейтенанта княгиня Клеопатра Михайловна Святополк-Мирская, дочь М.Н. Ханыкова, унаследовавшая этот дом от своего отца[57] (о ее муже, боевом генерале, речь пойдет в другом разделе).
Улица Чехова, дом № 5. Построен в 1854–1856 гг., арх. К.Ф. Мюллер
В деле Городского кредитного общества содержится информация об этом доме с 1894 по 1917 г.[58] Из «Описи с оценкой дома» следует, что имущество Клеопатры Михайловны состояло тогда из «каменного лицевого дома в два этажа на подвалах, с двумя выступами во дворе, каменного надворного флигеля с жилым вторым этажом и частично жилыми антресолями над сараями и каменными службами в два этажа по правую и левую границам двора».[59] В доме было всего 7 квартир, четыре из которых «барские», многокомнатные. Так, в девятикомнатной квартире под № 1 проживал тайный советник, сенатор И.Л. Горемыкин, в квартире № 2 из 10 комнат – граф А.Ф. Гейден, в будущем контр-адмирал, квартиру № 4 из пяти комнат занимал князь Святополк-Мирский, сын владелицы дома. К первым четырем квартирам, согласно описи, принадлежали конюшни, сараи и ледники.[60] Домовладелица в это время вместе с мужем, генерал-адъютантом, проживала в Атаманском дворце в Новочеркасске.[61] Управляющим дома служил Николай Осипович Клудников, войсковой старшина главного управления Казачьих войск,[62] в качестве поверенного же выступал И.Л. Горемыкин.[63] В 1904 г. Клеопатра Михайловна овдовела,[64] и имущество, согласно завещанию генерал-адъютанта, перешло к сыновьям – князьям Михаилу, Ивану, Дмитрию, Владимиру и Семену Николаевичам Святополк-Мирским.[65] 11 апреля 1905 г. единоличным владельцем дома становится князь Семен Николаевич.[66] За годы, которые он им владел, в доме не произошло существенных изменений, разве что во всех квартирах установили ватерклозеты и раковины, а во дворе появилась новая «каменная служба частью в один, частью в два этажа по левой границе двора».[67] В 1912 г. в первых четырех «барских квартирах» жили вдова д.т.с. К.П. Победоносцева, тайный советник А.Е. Лагорио, а весь 2-й этаж (24 комнаты) занимала солистка Мариинского театра госпожа М. Фигнер.[68] 19 июня 1912 г. имущество князя «по акту купли-продажи» приобрел доктор медицины Яков Петрович Гофман,[69] который владел домом пять лет. Удивительно, но из последней записи в этом деле от 4 декабря 1917 г., сделанной уже после революции, следует, что имущество доктора медицины по акту купчей перешло во владение Матильды Мееровны Найшуль,[70] но извлечь выгоду из этой сделки последней домовладелице уже не удалось. Нам удалось также проследить судьбу потомков наказного атамана Донского войска, князя Н. Святополк-Мирского в эмиграции.[71]
Единственный дом на улице, отмеченный мемориальной доской, посвященной Михаилу Ивановичу Глинке, – это дом № 7. Долгие годы он принадлежал нескольким поколениям Томиловых. С середины XIX в. им владел капитан-лейтенант Г.Н. Томилов, в 1860-е гг. его имущество включало в себя «каменный на подвалах 3-этажный лицевой дом, такой же каменный 3-х этажный на подвалах и с мансардой надворный поперечный в два света флигель, еще один каменный 4– и частично 3-этажный флигель по правой и задней границе двора и, наконец, каменную 2-этажную службу».[72] В доме на тот период было 3 парадных и 10 черных лестниц, 25 квартир, из которых по 6 двух-, трех– и четырехкомнатных, по 3 – пятикомнатных и однокомнатных и, наконец, всего 2 сравнительно дорогих – шестикомнатных.[73] Типичным для среднего по доходам дома был и социальный срез жильцов.[74]
Улица Чехова, дом № 7. Построен в 1910–1911 гг., арх. Л.В. Богусский
Через 14 лет, 5 февраля 1874 г., имущество Г.Н. Томилова перешло в совместное владение самого капитан-лейтенанта, его сестры Серафимы Николаевны, вдовы полковника Ольги Карловны, дочери полковника малолетней Анны Андреевны и сыновей полковника Александра, Якова и Петра Андреевичей Томиловых.[75] За все эти годы капитальных изменений в имуществе Томиловых не произошло, за исключением того, что в квартиры проведен водопровод, о чем свидетельствуют появление в них раковин, ванн и ватерклозетов, а также вдвое возросшая оценка дома.[76]
Сквозь сухие архивные справки перед нами проходит более полувековая история домовладельцев – петербургской семьи Томиловых, бóльшая часть мужчин которой – военные. Бесстрастные документы дают нам информацию не только о перестройках дома, но и о финансовом состоянии домовладельцев, их продвижениях по службе, родственных связях, рождениях и смерти, месте жительства.[77] О судьбе одного из них, П.Л. Томилова (генерал-лейтенанта Генерального штаба), мы расскажем в отдельном разделе. Последний из домовладельцев Томиловых Александр Александрович все-таки решился на некоторые перестройки в доме. Из отзыва архитектора Д. Шагина от 23 февраля 1908 г. мы узнаем, что: «В лицевом доме две квартиры (первого и второго этажей) соединились в одну и заняты трактирным заведением; в надворном флигеле над частью жилого подвала, перекрытого кирпичным коробовым сводом, помещена небольшая типография».[78] Упомянутое здесь трактирное заведение принадлежало купцу 2-й гильдии Федору Константиновичу Кликанову.[79]
Памятная доска М.И. Глинки на доме № 7 по улице Чехова
Видимо, финансовое положение А.А. Томилова пошатнулось,[80] и 14 апреля 1910 г. его имущество по купчей крепости перешло к инженеру-технологу Моисею Шлемовичу Плотникову.[81] А уже 2 августа 1911 г. новый домовладелец извещал Городское кредитное общество, что «в лицевом флигеле надстроены 3 этажа, а в нижних трех этажах заново перестроены парадная лестница и две черные лестницы. Лицевой флигель соединен с надворным флигелем. Все надворные флигели отремонтированы».[82] Стоимость перестроенного дома значительно возросла, взлетели и годовые цены за квартиры,[83] изменился и социальный состав жильцов.[84] О новом домовладельце следует сказать особо. Впечатляет размах его деятельности и многообразие занимаемых им должностей: статский советник, инженер-техник, кандидат математических наук, директор правления Учетно-ссудного банка, Русского акционерного общества, Акционерного общества соединенного механического завода (быв. Г.А. Лесснера), Акционерного общества «Сормово», Акционерного общества торпедного завода «Русский Чайтлед», Товарищества Гатчинского завода А.С. Лаврова, член правления Судостроительного акционерного общества «Ноблесснер», Русского акционерного общества артиллерийских заводов, председатель правления Товарищества машиностроительного завода «Феникс», электромеханического завода «Вольта» и Русско-американского торгово-промышленного общества; член Совета российско-американской резиновой мануфактуры «Треугольник».[85] В 1917 г., во время революционных потрясений, М.Ш. Плотников вознамерился продать этот дом,[86] но не успел. Из мартиролога «Незабытые могилы. Российское зарубежье. Некрологи. 1917–2001» стало известно, что М.Ш. Плотников закончил свои дни в Варшаве 8 февраля 1940 г.[87]
На нашем пути – дом № 9. Из архивного дела известно, что в 1852 г. этот дом по духовному завещанию титулярной советницы Елизаветы Ивановны Овсянниковой достался ее племяннице – Анне Егоровне Свешниковой, жене коллежского асессора.[88] 21 января 1863 г. она впервые обращается за ссудой в правление Городского кредитного общества.[89] Тогда это «каменный, крытый железом, оштукатуренный лицевой дом в 2 этажа снаружи». В доме – одна парадная, одна черная лестница и всего две квартиры: пятикомнатная (занимала сама домовладелица) и в семь комнат (ее снимала жена действительного статского советника М.М. Лапина).[90] Все имущество оценили в 12 480 рублей, и на основании этой оценки правление Общества постановило назначить А.Е. Свешниковой «ссуду под залог дома на 25 лет и 8 месяцев круглым числом 9000 рублей».[91] Через 8 лет, 22 сентября 1871 г., она продала дом коллежскому асессору Александру Ивановичу Языкову за 24 000 рублей,[92] эти деньги понадобились ему для перестройки, и уже через 2 года он обращается с заявлением в Кредитное общество с просьбой произвести «переоценку перестроенного здания с целью его расширения».[93] К 1873 г. «каменный 4-этажный на подвалах дом» построен вчерне, и «внутреннее его устройство в оценку не вошло».[94] Перестройку здания вел инженер-архитектор И.А. Мерц, и он же, как доверенное лицо А.И. Языкова, 11 июня 1874 г. обращается с заявлением в правление Общества о переоценке дома.[95] В акте об осмотре архитектор отметил, что «ныне лицевой дом окончен вчерне и производится чистая отделка. Надворные же флигели тоже окончены вчерне»,[96] в сентябре 1874 г. перестройка дома была полностью завершена.[97] Из «Ведомости о доходах с дома» известно, что «весь дом, со всеми без исключения находящимися в нем помещениями» сдан «Департаменту иррегулярных войск»68.
Улица Чехова, дом № 9. Построен в 1872–1873 гг., арх. И.А. Мерц
Через 6 лет после описанных событий А.И. Языков составил духовное завещание, которое проливает свет на его личность. Во-первых, как следует из копии духовного завещания, Александр Иванович «жительство имел» в городе Туле, будучи помещиком в селе Сергиевском «с деревней Фроловкой и пустошью Щекино», во-вторых, кроме родового имения, дома в Петербурге, прочего движимого и недвижимого имущества и капитала он завещал свей жене свои рукописи. Из чего следует, что скромный присяжный поверенный (кстати, имевший университетское образование) имел отношение к литературе. В рукописном отделе ИРЛИ (Пушкинского дома) хранятся письма Языкова к прозаику и актеру И.Ф. Горбунову, свидетельствующие о широте его культурных интересов.
Одно из этих писем датировано 15 декабря 1880 г. Из него мы узнаем, что в это время Александр Иванович находился в Ялте, куда судьба его забросила «на поправление… долгой и трудной болезни». А.И. Языков поздравлял И.Ф. Горбунова с юбилеем и называл себя «старым и искренним почитателем его таланта». По характеру письма, его доверительному тону очевидно, что Александр Иванович и Иван Федорович были приятелями. В этом же письме Языков просит Горбунова передать «дружеский поклон» и поздравление «с прошедшим юбилеем» другому литератору, С.В. Максимову.
Другое письмо И.Ф. Горбунову без даты было послано А.И. Языковым из его дома в Эртелевом переулке. В нем он приглашает Ивана Федоровича зайти к нему «в субботу вечером» и сообщает между прочим, что у него «будут и Сергей Васильевич, и Сергей Филиппович, и вообще наши общие друзья». Сергей Васильевич – это тот самый литератор Максимов, очеркист, этнограф, мемуарист, путешественник, которому Языков посылал привет из Ялты. Большая статья, посвященная ему, помещена в биографическом словаре «Русские писатели. 1800–1917». В рукописном отделе ИРЛИ мы также нашли автограф А.И. Языкова в альбоме редактора исторического журнала «Русская старина» М.И. Семевского «Знакомые».[98] Таким образом, мы можем сделать вывод, что дом № 9 – своеобразное «литературное гнездо» Эртелева переулка.
Но вернемся к истории дома. В октябре 1887 г. А.И. Языков умер, и все его имущество, согласно духовному завещанию, перешло к вдове[99] – Софье Владимировне. Она неоднократно обращалась в правление Городского кредитного общества за ссудой. Из «Описей дома», хранящихся в архивном деле, известно, что в имуществе Языкова за многие годы изменений не произошло, а из «ведомостей о доходах с дома» следует, что вместо нынешнего арендатора «департамента иррегулярных войск квартиры в доме сдавались внаем жильцам. В доме было 22 квартиры, из которых в лицевом доме – 8 „барских“[100]». Из примечательных личностей в 1883 г. в них проживал генерал-майор Г.С. Гуро, дочь тайного советника А.Н. Мессинг, сама домовладелица и др.; в 1893 г. – Г.С. барон Менгден, доктор медицины Н.С. Зевеке и др.; в 1896–1899 гг. – тот же барон Менгден, профессор Н.А. Латкин; в 1910 г. – инженер-генерал М.Ф. Галлер.[101] Последняя ссуда на 27 лет и 6 месяцев была выдана в 1910 г.[102]Последний документ Кредитного общества относится к 20 апреля 1916 г. В нем «Правление» заявляет, что не встречает со своей стороны препятствий на совершение на имущество С.В. Языковой акта закладной на нового владельца, но покупателя на этот дом, видно, не нашлось и до революции он оставался в собственности С.В. Языковой.[103]
Во многом типична для послереформенной эпохи судьба дома № 11. До 1876 г. им владел д.с.с. А.И. Желтаухов, затем – почетный гражданин В.Т. Ефимов.[104] Ефимову достался «каменный двухэтажный лицевой дом, весьма старый и без капитального ремонта», а потому, по замечанию архитектора Э.Г. Юргенса, «требуемый по уставу срок простоять не может». Не были приняты в расчет и «деревянные постройки», располагавшиеся во дворе, тоже «частью уже ветхие». После осмотра дома Юргенс приходит к выводу, что «ценность земли превышает ценность каменного строения», а потому предлагает «всю оценку отнести на землю».[105] В это время в четырех квартирах каменного лицевого дома снимали жилье двое крестьян, фонарный мастер и кронштадтский мещанин, а в деревянном флигеле в пятикомнатной квартире располагалась типография однодворца Матвея Дмитриевича Сорокина, жили крестьянин и портной-сапожник.[106] Деньги, выделенные Кредитным обществом под залог земли (30 000 рублей), Василий Трифонович потратил на возведение нового дома.[107] И уже 20 апреля 1876 г. Ефимов сообщает, что им вчерне выстроены три новых каменных флигеля, под которые он просит выделить дополнительную ссуду. Архитектор Э.Г. Юргенс в «Описи» называет «каменный 5-этажный частью на подвалах лицевой дом с двумя каменными же 5-этажными на подвалах флигелями», еще один «каменный пятиэтажный, частью на подвалах, поперечный надворный флигель», построенные вчерне.[108] «Весь дом, показанный в двух отделениях», оценен архитектором в 56 619 рублей (земля уже состояла в залоге).[109] Правление Кредитного общества 5 октября 1876 г. положило выдать В.Т. Ефимову «в дополнительную ссуду 36 тысяч рублей на 25-летний срок».[110] 8 июля 1877 г. Василий Трофимович в новом заявлении в правление Общества, отмечая, что дом «отделан почти начисто», просит предоставить ему еще одну дополнительную ссуду.[111] Архитектор А.И. Климов в «Описи» отмечает, что «строение оштукатурено» и лицевой фасад «отделан тягами, рустами и лепною работою». В доме было 28 квартир,[112] во всех «проведена вода», установлены 35 ватерклозетов, 27 чугунных раковин и 12 ванн, в барских квартирах помимо голландских изразцовых печей еще и 9 мраморных каминов. В лицевом доме и в надворном поперечном флигеле на лестницах жильцов встречали швейцары, а сами лестницы «освещены газом».[113] Годовая квартирная плата за девятикомнатную квартиру домовладельцем была установлена в 2100 рублей, восьмикомнатную – 1500, семикомнатную – 900, пятикомнатную – 500, трехкомнатную – 480 и двухкомнатную – 300.[114] В доме размещались магазины и лавки.[115]
Улица Чехова, дом № 11. Построен в 1876–1877 гг., арх. А.И. Долотов
Новый дом возвели по проекту архитектора А.И. Долотова,[116] и он получил высокую оценку приемной комиссии, а домовладельцу правление Кредитного общества выделило в дополнительную ссуду еще 74 тысячи рублей, из коих 4 тысячи были удержаны «до окончательной отделки имущества».[117]
Но на этом строительная деятельность Ефимова не остановилась. Уже 22 марта 1887 г. в новом заявлении в правление Кредитного общества он сообщает, что «выстроил в имуществе своем новое каменное здание, деревянное здание также отремонтировано и капитально исправлено и в настоящее время приносит определенный доход»; «каменный 2-этажный дом, выходящий на улицу, также совершенно отремонтирован и также дает хороший доход». В дополнительной описи с оценкой имущества от 19 мая того же года, также называются в I отделении «каменный 2-х этажный дом» и во II отделении «каменное одноэтажное строение».[118] Новые строения оценены комиссией в 12 399 рублей, а общая ценность всего имущества определена в 201 955 рублей.[119] В «Ведомости о доходах» В.Т. Ефимов указывает, что «оба эти дома занимает типография», валовой доход от которой вместе с размещенными там квартирами составляет 6090 рублей.[120] Под актом об осмотре дома стоит подпись архитектора П.Ю. Сюзора. Правление Кредитного общества на основании заключения оценочной комиссии положило «определить полный размер ссуды… в 24 000 рублей на 25-летний срок». Однако уже через год имущество Ефимова перешло во владение д.с.с. Петра Васильевича Бащерского.
23 марта 1882 г. новый домовладелец просит произвести разверстку первоначальной выданной ссуды для того, чтобы часть имущества, а именно каменные здания, отданные под типографию, продать губернскому секретарю Алексею Сергеевичу Суворину по «акту купчей крепости».[121]
7 мая 1882 г. «вследствие погашения всей ссуды, выданной под залог дома д.с.с. П.В. Бащерского», его дело в Санкт-Петербургском городском кредитном обществе было закрыто.[122] По духовному завещанию Петра Васильевича, после его смерти в 1902 г. дом по наследству перешел его сыну – коллежскому асессору Сергею Петровичу Бащерскому, и дело о залоге в Городском кредитном обществе возобновляется.[123]
Архитектор В.В. Веретенников, по указанию правления осмотревший этот дом, в составленном им акте отметил, что «все строение в капитальных частях хорошей прочной постройки, содержится исправно», и оценил его в 172 111 рублей. Средний валовой доход от дома составлял тогда 24 620 рублей.[124] «Ведомость о доходах» открывается перечнем дешевых двухкомнатных квартир, находящихся в подвале. Самые дорогие «барские квартиры» располагались в лицевом доме. Домовладелец занимал шестикомнатную квартиру на 3-м этаже. Самую же дорогую, 12-комнатную, квартиру занимал с.с. П.Н. Герасимов. Его имя мы встречаем и в других ведомостях о доходах вплоть до 1908 г.[125] Правление Кредитного общества постановило «назначить С.П. Бащерскому в ссуду на 37 лет и 6 месяцев 135 300 рублей»,[126] часть этой ссуды пошла на оплату его долгов частным лицам.[127] Управляющему домом Григорию Петровичу Беклешину домовладелец доверил «получать с дома доходы, отдавать внаем квартиры, нанимать и увольнять дворников, швейцаров и других лиц, производить платежи, вносить в Волжско-Камский коммерческий банк деньги на текущий счет и т. д.».[128]
Попытаемся составить социальный портрет дома: 80 % проживавших в нем лиц – это чиновники, и лишь небольшая часть жильцов представлена купцами, мещанами и крестьянами, проживавшими в надворных флигелях. Цена годовой платы в этом доме была значительно выше, чем в соседнем. В подвальных помещениях размещались «портерная» крестьянина Ефима Баранова и мастерская крестьянина Дмитрия Федоровича Иванова, часть подвальных помещений была отдана под «дворницкую» и «кучерскую».[129]
Улица Чехова, дом № 15. Построен в 1960 г., бывшая школа, ныне – 78-е ОМ Санкт-Петербурга
В последний раз правление Городского кредитного общества 7 мая 1908 г. положило выдать С.П. Бащерскому в дополнительную ссуду 20 800 рублей,[130] еще ранее как чиновник Министерства иностранных дел он командируется в Шанхай в чине надворного советника.[131] В 1908 г. имущество С.П. Бащерского перешло в собственность А.С. Суворину,[132] а после его смерти в 1912 г. – «Товариществу А.С. Суворина „Новое время“»104. Отныне весь дом, а не только типография, занят издательским домом. Здесь располагались: контора типографии «Товарищества» А.С. Суворина, редакция газеты «Вечернее время», брошюровочная, переплетная, газетная печатня и мастерская экспедиции «Нового времени», редакция адресной книги «Весь Петербург» (с 1915 г. – «Весь Петроград»), артель стереоскопической газеты «Новое время», общежитие, амбулаторная, квартира фельдшера, школа газеты, наконец, столовая Товарищества А.С. Суворина.[133] И лишь несколько квартир в доме отдано жильцам – потомственному печатному гражданину Магуле, дочери губернского секретаря Мосоловой, управляющему домом Н. Непенину.[134] Интересный факт: последний раз инженер Н. Непенин обращается с заявлением в Петроградское городское кредитное общество о полной переоценке имущества 7 октября 1917 г. Отзыв с оценкой дома подписал архитектор Н.Т. Стуколкин 18 октября, т. е. за неделю до Октябрьского вооруженного восстания,[135] так что рассмотреть это заявление Правление общества уже не успело.
История домов № 15 и № 17 связана с именами двух известных предпринимателей В.А. Кокорева и П.Ф. Семянникова. На месте дома № 15 в 1960-е гг. построено типовое здание школы (ныне – отделение милиции), а другой дом дошел до нашего времени. В очерке «Особняк моего детства» А.А. Иванов пишет, что Василия Александровича с полным правом можно назвать самородком. Сын солигаличского мещанина, служившего сидельцем в кабаке, он с детских лет начал помогать отцу и приобрел необходимые навыки к винному делу. В 1840-х гг. он приезжает в Петербург и поступает простым продавцом в винную лавку, но благодаря исключительному уму и энергии вскоре становится откупщиком и наживает громадное состояние.
Улица Чехова, дом № 17. Построен в 1869 г., арх. В.Е. Стуккей. Перестроил в 1903 г. арх. С.А. Данини
Имя Кокорева становится известным всей России, он основывает банки и страховые общества, первым начинает добывать нефть на Кавказе, строит Уральскую горнозаводскую дорогу.
В 1860-х гг. Кокорев – уже крупный промышленник и обладатель многомиллионного капитала, но, кроме того, еще и либеральный деятель, отстаивающий свои взгляды в речах и статьях, за что даже угодил в черный список «подозрительных лиц» московского генерал-губернатора А.А. Закревского, приписавшего против его фамилии: «Западник, демократ и возмутитель, желающий беспорядков».[136]
Интересная информация о Кокореве содержится в книге «Исторические кладбища Петербурга». Принадлежа к старообрядческой общине, в конце XIX в. он выступал перед властями ходатаем петербургских поморцев. Особая его заслуга заключалась в том, что он один из первых предпринимателей, который понял важность Бакинских нефтяных промыслов. Василий Александрович – основатель крупнейшего частного Волжско-Камского банка, строитель нескольких железных дорог и сети товарных складов и гостиниц, автор провидческой брошюры о будущем русской внешней политики «Миллион в тумане», друг Д.И. Менделеева, М.П. Погодина, С.И. Мамонтова, меценат и коллекционер, персонаж поэм Н.А. Некрасова и сатир Н.А. Добролюбова. Кокорев прославился не столько своим богатством, сколько редким для России соединением дара финансиста, общественного деятеля и публициста. Как мы уже отмечали, его обширные связи позволяли немало помогать единоверцам, благодаря его заступничеству в 1886 г. в доме рубашечника Никифорова на Лиговке начал действовать новый поморский молитвенный дом.[137]
В.А. Кокорев
Похоронен Василий Александрович на Старообрядческом кладбище на Малой Охте. В «Петербургском некрополе» В. Саитова мы нашли текст надписи, выбитой на надгробии этого благотворителя: «Кокорев Василий Александрович, родился в г. Вологде 23 апреля 1817 года, умер 22 апреля 1889 года в половине 2-го часа по полудни, на 73-м году жизни».[138]
Но вернемся к истории дома, а точнее домов № 15 и № 17 по Эртелеву переулку и № 9 на Бассейной улице. О том, каким был в 1860-е гг. первый из этих домов, мы узнаем из содержащейся в архивном деле Описи с оценкой дома № 15 В.А. Кокорева от 16 сентября 1865 г.: «каменный с улицы 3-этажный, а со двора 4-х этажный дом», и далее «дом старый, но в капитальных частях своих еще довольно прочный». Стоимость дома, определенная оценочной комиссией, составила 27 764 рубля. Правление общества постановило выдать Кокореву ссуду в 11 тысяч рублей на 25 лет». Из «Ведомости о доходах с каменного дома» мы узнаем, что в это время «весь дом отдан в аренду купцу Гомзину… на четыре года».[139] Сам коммерц-советник владел этим домом всего три года. 16 декабря 1868 г. он совершил купчую на продажу трех домов вместе с долгом Городскому кредитному обществу горному инженеру генерал-майору Петру Федоровичу Семянникову (1821–1874),[140] совладельцу Невского литейного и механического завода. Как пишет в своем очерке «Особняк из моего детства» А.А. Иванов, «Выпускник корпуса горных инженеров, Семянников долгое время управлял казенными золотыми приисками на Алтае, где его приятель и однокашник В.А. Полетика исполнял должность приискового пристава. Сколотив на приисках огромный капитал, оба друга в 1857 году „купили“ у англичанина Томсона чугунолитейный заводик за Невской заставой и развернули его в большое производство. Широко пользуясь своими связями и деньгами, Семянников и Полетика сумели получить крупные заказы на изготовление паровых военных судов, а затем и паровозов».[141] Однако ко времени приобретения домов в Эртелевом переулке и Бассейной улице (именно в этом доме он предполагал поселиться со своей семьей) Петр Федорович из-за страсти к кутежам и попойкам уже изрядно растерял свой капитал. Из купчей о приобретении дома известно, что «сверх долга кредитному общества» он «занял 20 000 рублей сроком на 11 месяцев и 16 дней под залог своих домов у генерал-адъютанта Александра Алексеевича Баранцова».[142] Возможно, эти деньги он потратил на строительство нового дома.[143] Однако Семянников недолго прожил в своем новом особняке и умер преждевременно, на 53-м году жизни. Его вдова и наследница Зинаида Николаевна вышла замуж за титулярного советника Полежаева и до 1916 г. владела домами № 15 и № 17,[144] по ее заказу в 1903 г. дом № 17 перестроили.[145] Вдове также принадлежали дома на Бассейной ул., 9, Надеждинской ул., 28, набережной реки Фонтанки, 40. В адресной книге «Весь Петербург» на 1896 г. содержится информация о том, что Зинаида Николаевна была попечительницей детского приюта святого Мефодия.[146]
В 1916 г. дома № 15 и № 17 в Эртелевом переулке приобретает вдова действительного статского советника Ольга Петровна Кушелева, которой суждено стать последней домовладелицей.[147]
Улица Чехова, дом № 2. Построен в 1852 г., арх. А.И. Ланге
Мы проследили историю домов на улице Чехова по нечетной стороне, а теперь перейдем на четную.
Наше знакомство с историей домов четной стороны мы начнем с углового дома № 2/8. Следует отметить, что это единственный дом в Эртелевом переулке, владельцы которого ни разу не закладывали его в Городском кредитном обществе. История дома прослежена по адресным книгам, и, как уже было сказано выше, новый дом, построенный в 1852 г. для купца Степана Андреевича Сокова,[148] в начале 1860-х гг. приобретен отставным поручиком, впоследствии полковником Андреем Андреевичем Шландером (1820–1893).[149] В «Петербургском некрополе» В. Саитова содержится информация о том, что свой последний покой он обрел на Волковском лютеранском кладбище. Там же покоится его жена Анна Ивановна (1828–1885), которую он пережил на восемь лет, и братья: Егор (1828–1890), Владимир (1830–1891) и Иосиф (умер в 1896 г.).[150]
Андрей Андреевич, как следует из Адрес-календаря на 1870 г., состоял главноуправляющим Главного управление путей сообщения и публичных зданий, был «членом совета департамента хозяйственных дел общего присутствия» и дослужился до звания инженер-полковника.[151] В конце своей жизни он продал свой дом Ольге Владимировне Ивановой, которая помимо этого владела еще тремя домами,[152] дом № 2/7 принадлежал ей до 1917 г.
Улица Чехова, дом № 4. Построен в 1896–1898 гг., арх. В.А. Пруссаков
В адресных книгах мы нашли имена известных литераторов, проживавших здесь в 1860 – 1910-х гг.: В.С. Курочкина, П.В. Анненкова и др., о них мы расскажем в последующих разделах, а пока перейдем к дому № 4. До 1881 г. Дом принадлежал сначала тайному советнику, шталмейстеру Двора его величества Николаю Петровичу Хрущову (1807–1881),[153] а затем еще 12 лет, до 1893 г., его сыновьям.[154] В «Русском биографическом словаре» сообщается, что «Хрущовы, русские дворяне, родоначальник которых Иван Иванович Хрущ выехал из Польши в Россию в 1493 году и, приняв православие, стал именоваться Хрущовым». Информация о родовом гербе Хрущовых содержится во второй книге «Гербовника».[155]
Николай Петрович принадлежал к высшему свету и был заметной личностью в столице. Из его духовного завещания мы узнаем, что помимо дома в Эртелевом переулке он владел еще двумя домами – на Средней Мещанской ул., 13, и в Рождественской части по набережной реки Невы, 19,[156] а еще «наделом земли в количестве 2077 десятин 1852 кв. сажень», находящимся в «Егоревском уезде Рязанской губернии, при деревнях Харлампьева и Пруды».[157]
Как выглядел дом в 1860-е гг., можно судить из описи в архивном деле от 2 января 1862 г.: он состоял из «лицевого трехэтажного дома, выходящего на улицу и имеющего деревянные ворота с обеих сторон; каменного флигеля во дворе без подвалов в 6 этажей и одного каменного четырехэтажного дворового флигеля без подвалов, с мезонином».
Кроме каменных во дворе дома были и деревянные флигели, которые комиссия не приняла в оценку из-за их ветхости и по причине «воспрещения исправлять и поддерживать деревянные постройки в Литейной части».
В каменном лицевом доме и двух каменных дворовых флигелях насчитывалось 42 квартиры: от двенадцатикомнатной до двухкомнатных.[158] Больше всего в доме было пяти– и шестикомнатных квартир.[159]
В деревянных флигелях были еще 22 квартиры, из которых больше всего – трехкомнатных.[160] В то время в квартиры специальных бочках, и в списке жильцов мы находим водовоза. Отсутствовала канализация, и вместо привычных ватерклозетов устроили 28 отхожих мест,[161] в доме на тот момент была лишь одна парадная лестница в подъезде, выходившем в Эртелев переулок.[162]
Улица Чехова, дом № 4. Пример внутридворовой застройки
Дом этого времени очень скромный, что отражает и социальный состав его жителей. Относительное большинство жильцов составляли мещане – 15 человек, 5 человек относились к мелким чиновникам, столько же в доме проживало крестьян, лишь один жилец отнесен к купеческому сословию и еще один священник.[163] Размеренная жизнь дома лишь однажды была нарушена пожаром 10 июля 1868 г., ущерб составил довольно большую для того времени сумму – в 1000 рублей.[164]
После смерти Н.П. Хрущова 5 марта 1882 г. принадлежавшее ему имущество, согласно духовному завещанию, перешло к сыновьям – статскому советнику Николаю Николаевичу и коллежскому советнику майору Александру Николаевичу Хрущовым.[165]
Следует особо заметить, что помимо недвижимости своим сыновьям он также завещал большую библиотеку, «вещи из бронзы, часы, гравюры и портреты». Из этого завещания следует, что у Николая Петровича было трое сыновей и две дочери, каждому из них Хрущов отписал часть этого имущества, подробно оговорив, кому какая доля и при каких обстоятельствах достанется после его смерти.[166] Дополнительную информацию о нем и его домочадцах мы почерпнули из «Петербургского некрополя» В. Саитова.
Семейный некрополь Хрущовых находился до его разорения в послереволюционные годы в Троице-Сергиевой пустыни. Здесь в августе 1881 г. на 74-м году жизни похоронен сам Николай Петрович, а за 11 лет до него, в октябре 1870 г., его жена Ольга Карловна (урожд. баронесса Пирх). Здесь же находились могилки двух их дочерей – младенцев Марии и Софьи, а также сына Михаила Николаевича, штабс-ротмистра, умершего в 1876 г. в возрасте 26 лет.[167] Последний успел опубликовать в XXXVIII томе журнала «Русская старина» «Заметки из родословия и фамильные предания».
Но вернемся к истории дома.
Из новой описи с оценкой принадлежащего Хрущовым дома, произведенной в ноябре 1882 г. архитектором А.И. Ковшаровым, мы узнаем, что за 20 лет, прошедших с последней оценки дома, в нем произошли некоторые изменения: на один этаж надстроен лицевой дом, разобраны деревянные дворовые флигели, улучшились бытовые условия жильцов. Произошла и перепланировка квартир: больше всего стало уже не шестикомнатных, а четырехкомнатных квартир (20).[168] Весь нижний этаж лицевого дома занимал трактир купца второй гильдии Елкина.[169] Кроме него еще одним состоятельным жильцом дома был владелец газетной мастерской, почетный гражданин Макаров, за которым числились три квартиры в 7, 6 и 5 комнат. Основными жильцами дома Хрущовых в это время по-прежнему являлись мелкие чиновники, мещане, отставные унтер-офицеры и рядовые солдаты, ремесленники и крестьяне. Среди них было немало представителей разных национальностей и губерний Российской империи.[170]
Сыновья шталмейстера Н.П. Хрущова проявили себя рачительными хозяевами, в результате чего значительно увеличился валовой доход с дома.[171] Тем не менее братья Хрущовы в том же 1893 г. продали этот дом уже знакомому нам почетному гражданину Василию Трифоновичу Ефимову и потомственному почетному гражданину Николаю Аполлоновичу Самарину.[172] Новые владельцы значительно расширили приобретенное ими имущество постройкой четырехэтажного каменного лицевого дома с таковым же надворным флигелем,[173] на порядок выросла и цена за жилье в новом доме.[174] Самые дорогие барские квартиры занимали сами домовладельцы, уже упоминавшийся нами ранее почетный гражданин Н.А. Макаров, а также дворянин Вельский.
Купец Соловьев содержал в этом доме три конюшни на 50 лошадей и каретный сарай на 30 экипажей, кузницу и сеновал.[175] В.П. Ефимов и Н.А. Самарин владели этим домом 12 лет. В 1905 г. они продали его провизору Бернгарду Матвеевичу Шаскольскому.[176] Будучи членом Фармакологического общества, он пользовался большим авторитетом среди петербургских аптекарей, ему принадлежали также две аптеки – в собственном доме на Садовой ул., 24, где жил сам, и на углу Сампсониевского пр., 1/12, и Финляндского переулка.[177]
Новый домовладелец продолжил перестройку дома. В отзыве от 17 декабря 1904 г. архитектор Д.А. Шагин, в очередной раз оценивавший дом, называет новую постройку: «каменный двухэтажный флигель по левой границе двора на нежилом подвале с чердачным помещением, приспособленным для склада», и кроме того, проводится ремонт дома. В нем появились квартиры, говоря современным языком, с улучшенной планировкой (с двумя ванными, клозетами, кухнями, прихожими и др.), но по очень дорогой цене. На парадной лестнице приходящих встречал швейцар. Впервые жильцами лицевого дома стали не только богатые купцы и зажиточные мещане, но и лица «первых шести классов».
27 января 1911 г. имущество, принадлежавшее Бернгарду Моисеевичу Шаскольскому, по его духовному завещанию перешло во владение вдовы провизора Евгении Морисовны (Михайловны), горного инженера Владимира, окончившего курс Петроградского университета, Павла, приват-доцента того же университета Петра и личного почетного гражданина Михаила Бернгардовичей Шаскольских с сохранением пожизненного владения за Евгенией Шаскольской.[178]
При новых владельцах в 1911–1915 гг. на месте каменных служб построили дворовые шестиэтажные корпуса, ставшие заметным явлением в архитектуре Петербурга. Наследники Шаскольского владели домом до 1917 г.[179]
Обратимся теперь к истории дома № 6, вошедшего в историю города как Суворинский. До того момента, когда этот участок с существовавшим здесь строением приобрел знаменитый издатель, им, как мы уже отмечали, долгое время владела семья обергауптмана V класса И.А. Кованько. Архивное дело проливает дополнительный свет на предысторию Суворинского дома и его строительство.[180]
Из рапорта архитектора Р.Б. Бернгарда, производившего 23 сентября 1871 г. опись с оценкою дома, мы узнаем, что перешедшее Пелагее Михайловне по наследству от мужа имущество включало в себя «деревянный одноэтажный с каменным жилым подвалом и мезонином и каменной пристройкою со стороны двора жилой лицевой дом», а также дворовые строения, которые «по случаю их ветхости» даже не были включены в опись.[181]
Улица Чехова, дом № 6. Построен в 1888 г., арх. Ф.С. Харламов
В доме, помимо домохозяев, которые занимали скромную двухкомнатную квартиру в подвальном этаже, проживал тайный советник Константин Карлович Ренненкампф, занимавший 17 комнат с прихожей, кухней и чердаками, а также с погребом, конюшней на 5 стойл, каретным сараем и прачечной. При оценке дома особо отмечено, что в квартире важного чиновника «проведена невская вода», т. е. был уже водопровод, еще одна небольшая квартира управляющего приказчика находилась во флигеле во дворе. Там же в 6 комнатах располагались «2 каретных сарая, 2 кладовые, конюшня на 2 лошади и стеклянный склад».[182] Пелагея Михайловна дважды обращалась за ссудой в правление Городского кредитного общества, а 20 июня 1883 г. продала свой дом потомственному почетному гражданину Александру Тимофеевичу Дылеву,[183] последний владел им чуть более двух лет. После сильного пожара, случившегося в доме 20 декабря 1884 г., и устранения его последствий[184] 8 октября 1885 г. он продает здание губернскому секретарю, известному издателю Алексею Сергеевичу Суворину,[185] но только через восемь лет на месте старого дома построили четырехэтажный каменный дом.
Этому событию предшествовал еще один большой пожар, который вновь произошел в этом доме 13 февраля 1889 г., о его масштабах свидетельствует огромная сумма, в которую оценили убытки от пожара – 22 500 рублей.[186] Видимо, после этого пожара А.С. Суворин и принял решение о строительстве нового каменного дома. Для строительства нужны были большие деньги, и поэтому присяжный поверенный Алексей Петрович Коломнин, которому Суворин доверил ведение всех дел, от лица своего доверителя 3 октября 1885 г. занял для него у прежнего домовладельца, потомственного почетного гражданина Александра Тимофеевича Дылева, 20 тысяч рублей сроком на один год.[187] А 23 сентября 1893 г. от Алексея Сергеевича поступило заявление в Городское кредитное общество о выдаче дополнительной ссуды на 36-летний срок, и эту ссуду он получил.
Улица Чехова, дом № 6. Фрагмент фасада
В описи с оценкой дома, произведенной архитектором А.А. Ковшаровым 20 октября 1893 г., указывается, что ныне имущество А.С. Суворина составляет «каменный четырехэтажный с улицы дом, а со двора – пятиэтажный на подвалах в связи с надворными пятиэтажными флигелями по правой границе двора и поперек двора», в доме есть водопровод, 4 ватерклозета, 12 раковин и 10 ванн, и только в нем устроен лифт.[188]
Из ведомости о доходах с каменного дома мы узнаем, что в нем всего 13 квартир, из которых одна – 17-комнатная (ее во втором этаже занимал А.С. Суворин), в ней: передняя, кухня, 3 людских, ванная, 4 ватерклозета. В доме были три восьмикомнатные квартиры, в двух из которых проживали сыновья домовладельца – М.А. и А.А. Суворины, а в третьей – личный повар домовладельца Лосский. Шестикомнатную квартиру на первом этаже занимал поверенный А.С. Суворина А.П. Коломнин. В двух квартирах располагалась редакция газеты «Новое время» и контора справочных изданий. Еще несколько квартир, записанных за домовладельцем, исключая домочадцев А.С. Суворина, его сотрудников и прислуги, сдавались внаем.[189]
В «Ведомости о доходах дома» особенно оговаривалось, что «все квартиры сдаются с хозяйскими дровами, с услугами дворников и швейцаров».[190]
Улица Чехова, дом № 6. Фрагмент фасада, вход в дом
После смерти А.С. Суворина его имущество перешло к наследникам – сыновьям, дочерям и вдове,[191] а 28 мая 1914 г. совершена новая купчая крепость: «заложенное потомственными дворянами Михаилом, Никитою и Наталией Алексеевичами Сувориными надворное имение перешло во владение потомственных дворян жены Елены Ивановны, Никиты и Наталии Алексеевичей Сувориных».[192]
Последняя «Ведомость о доходах с дома» была составлена 7 января 1917 г., из нее мы узнаем, что по-прежнему бóльшую часть квартир в доме занимали Суворины. За Е.И. Сувориной записаны квартиры № 6 и № 11 – всего 16 комнат, А.А. Суворин также занимал две квартиры № 3 и № 4 в 12 комнат.
Редакция «Нового времени» размещалась в нескольких квартирах, для ее работы были выделены 38 комнат, еще 9 комнат занимал лазарет «Нового времени».[193] Несколько квартир по-прежнему сдавались внаем.[194] Пожалуй, с известностью Суворинского дома могли поспорить лишь дома № 8 и № 10.
История этих домов неразрывно связана с именами датских подданных, отца и сына Карла Матвеевича и Карла Карловича Неллисов. Экипажная фабрика в Эртелевом переулке была известна всему Петербургу.
Из хранящегося в деле № 146 Санкт-Петербургского городского кредитного общества «Свидетельства» 2-го департамента Санкт-Петербургской палаты Гражданского суда мы узнаем, что «каменный дом со всеми при нем строениями и землею достался купцу 3-й гильдии Карлу Матвеевичу Неллису от наследников умершего слесарного мастера Иоганна Августа Яхмана по купчей крепости, совершенной в сей палате 1 марта 1844 года».[195]
Улица Чехова, дом № 8. Построен в 1861–1863 гг. Бывший дом К.М. Неллиса, арх. К.Ф. Мюллер
23 февраля 1862 г. «экипажный фабрикант» обращается в Кредитное общество с заявлением о предоставлении ему ссуды под залог принадлежащего ему имущества.[196] Как отмечается в акте, составленном архитектором И.И. Климовым, «под литерой „А“ указан оконченный и занятый жильем корпус поперек двора с таковым же флигелем по правую сторону, в три этажа, частью на нежилых подвалах. Все эти строения не оштукатурены. В описи под литерой „В“ показан вчерне возвращенный флигель и постройка для кузницы». Отдельно выделены смешанные «каменные с деревянными постройки и каменное строение по Эртелеву переулку в один этаж с деревянным мезонином и каменный флигель по левую сторону двора, также в один этаж с деревянным мезонином и надстройкой». Эти постройки наполовину занимались «экипажной фабрикой» К.М. Неллиса. Так в «главном доме размещалась «обойная мастерская», во флигеле «В» – «малярная», во флигеле «С» – «экипажная лавка», в «поперечном доме» во дворе – «кузница о пяти горнах»,[197] но часть квартир сдавалась внаем жильцам.
В первом этаже лицевого дома в шестикомнатной квартире жил сам домовладелец, он же занимал еще одну шестикомнатную квартиру в деревянном мезонине. Одна комната в мезонине предназначалась для приказчика, две другие – для рабочих экипажной фабрики. Во флигеле «В» в деревянном мезонине размещалась «людская». На 2-м, 3-м и 4-м этажах жилого поперечного дома квартиры снимали чиновники, военные, настройщик музыкальных инструментов, танцовщик, французский подданный. В двухкомнатной квартире на 3-м этаже проживал архитектор К.Ф. Мюллер (Миллер), впоследствии капитально перестроивший дом К.М. Неллиса.[198] Ссуду, предоставленную ему Кредитным обществом (34 000 рублей), он использовал для капитальной перестройки своего дома.[199] В деле прослеживаются все этапы этой стройки под руководством академика архитектуры К.Ф. Мюллера (о нем подробнее расскажем в другом разделе), так уже 15 января 1863 г. в своем новом заявлении в правление Кредитного общества Карл Матвеевич сообщает, что дом уже построен «вчерне», и просит освидетельствовать и оценить его.
Улица Чехова, дом № 10. Бывшее экипажное заведение К.К. Неллиса. Ныне – автобаза правительства Ленинградской области
В «Описи с оценкой дома», составленной архитектором Э.Г. Юргенсом, называются «каменный четырехэтажный на подвалах вчерне возведенный дом с таковыми же двумя пристройками для лестниц», далее «каменный трехэтажный на подвалах вчерне возведенный флигель, покрытый временно досчатой крышей, наконец, еще один каменный трехэтажный флигель с такой же пристройкою для кузницы в один и два этажа». Кроме того, в описи перечислены «конюшни на 4 стойла» и «каретный сарай». Стоимость всех строений оценили значительно выше первоначальной, в 92 324 рубля, и это при том, что «внутреннее устройство дома» еще не было закончено.[200] Поэтому, положив К.М. Неллису новую долгосрочную ссуду в 22 500 рублей, правление Кредитного общества удержало из этих денег 4500 облигациями, впредь до устройства крыши над надворным флигелем и дальнейшей отделки дома на эту сумму,[201] а уже 15 июля 1863 г. К.М. Неллис, в очередной раз обращаясь за ссудой, информирует правление Кредитного общества о том, «что все перестройки ныне произведены».[202] Архитектор И.И. Климов в составленной им новой описи имущества Неллиса отмечает, что фасад нового дома «с богатой и красивой отделкой» из кирпича.[203] Завершена и внутренняя отделка лицевого дома, в него проведен водопровод, установлены 30 ватерклозетов, 10 кранов с чашами и трубами, 3 медных ванны.[204]
В лицевом доме было 10 квартир,[205] кроме того, на 1-м этаже располагался магазин домовладельца. Еще один экипажный магазин К.М. Неллис содержал в левом надворном флигеле, в правом жилом флигеле было еще 6 квартир.[206] Значительное число квартир использовалось под производственные нужды, на 1-м этаже дома располагалась малярная, а в поперечном, надворном, флигеле – обойная и стапажная мастерские, а также кузница. На трех его жилых этажах были устроены по одной шести– и четырехкомнатных и шесть двухкомнатных квартир. В одной из них на 3-м этаже по-прежнему проживал строитель дома К.Ф. Мюллер. В надворном флигеле в заднем дворе размещались: на первом этаже – еще одна кузница на 4 горна и прачечная, на втором – две однокомнатные квартиры, на третьем – большая комната для рабочих экипажной фабрики и корпусная мастерская.[207]
Выделенную правлением Кредитного общества ссуду в 14 000 рублей К.М. Неллис использовал на перестройку каменного дома для каретной мастерской (дом № 10),[208] возведенной в 1866 г.[209]
21 марта 1866 г. К.М. Неллис скончался. Из «Петербургского некролога» В. Саитова мы узнали, что он похоронен на Волковом лютеранском кладбище,[210] и по его духовному завещанию дом переходит к вдове датского подданного – Екатерине Яковлевне Неллис.[211] Через 5 лет, 10 апреля 1871 г., Карл Карлович (сын К.М. Неллиса) в прошении, адресованном в правление Городского кредитного общества, заявляет: «ныне, за отказом матушки моей как от пожизненного владения означенным домом и вообще от всяких прав на имущества, я, как главный наследник и согласно выраженному в духовном завещании воли отца моего, оставляю вышеупомянутый дом за собою».[212] 27 октября 1872 г. новый домовладелец в заявлении в правление Городского кредитного общества просит провести переоценку дома и выдать новую ссуду.[213] Архитектор Э.Г. Юргенс в отзыве от 25 января 1873 г. отмечает, что «после составленного в разное время оценок сего дома произведены разные внутренние переделки с прибавлением печей, окон, дверей, ватерклозетов, ванн, кранов и т. п., отчего стоимость имущества увеличилась.[214]
Кроме того, в «барских» квартирах установили 10 каминов,[215] но в дворовых флигелях по-прежнему на каждом этаже сохранялись «отхожие места». В «Описи» указывается также, что «в сем дворе существуют деревянный крытый землею ледник и деревянная помойная яма» – характерные особенности быта доходного дома.[216]
В «Ведомости о доходах с дома» от 25 января 1873 г. среди жильцов, проживавших в «барских» квартирах лицевого дома, встречаются имена знатных особ: адмирала А.И. Панфилова, генерала Э.Б. Бриммера, князей Эристова, Юсупова, Оболенского, сенатора Гамма, академика Вольфа и др.
Десятикомнатную квартиру занимал сам домовладелец, за ним записаны еще и конюшня на 5 стойл, сеновал и кучерская. В отдельной приписке указано, что «ко всем квартирам полагается прачечная, устроенная с водопроводом, все квартиры сдаются без дров и, где нет водопровода, без воды. Все лестницы и двор освещены газом».[217] Весь дом вместе с землей оценили в 142 тысячи 111 рублей 50 копеек, т. е. в два раза больше, чем в 1862 г.[218] На этот раз правление Кредитного общества положило определить полный размер ссуды под залог имущества на 25-летний срок в 98 тысяч рублей.[219] В последующие годы К.К. Неллис еще не раз обращался за ссудой: в 1888 г. его долг Кредитному обществу рассрочен на 36 лет,[220] производившие оценку дома архитекторы каждый раз отмечали, что «все строения в капитальных частях прочны, содержатся удовлетворительно».[221]
Дела Карла Карловича шли в гору. Из адресных книг Санкт-Петербурга за 1890-е гг. мы узнаем, что он – гласный Санкт-Петербургской уездной земской управы, в 1900-е гг. – купец 1-й гильдии, мануфактур-советник, затем статский советник. В начале ХХ в. стал председателем Тихоокеанского китобойного и рыбопромышленного Акционерного общества «Бр. Г.Г. Кейзерлинг и K°», председателем правления акционерного общества машиностроительного, чугунолитейного и котельного завода «Г.А. Лесснер», чиновником особых поручений при Витте. Как благотворитель Карл Карлович – председатель правления Санкт-Петербургского университета, председатель комитета Тенишевского училища.[222]
О размахе его деятельности свидетельствует и то, что помимо дома в Эртелевом переулке владел домами № 61 на Большой Пушкарской улице и № 32 по Каменноостровскому проспекту, в котором он и проживал до 1917 г.[223] В начале ХХ в. К.К. Неллис продолжил работы по дальнейшему обустройству дома № 8. Так в 1910 г. в надворные флигели подвели водопровод и, как следствие, во всех квартирах установили ватерклозеты и раковины, а отхожие места вовсе исчезли.[224] Данные ведомости позволяют сделать вывод, что К.К. Неллис, возглавлявший в это время ряд крупных акционерных обществ, передал все помещения бывшей экипажной фабрики «Акционерному обществу Фрезе и Кº».[225] О Петре Александровиче Фрезе, бывшем управляющем каретной фабрики, а затем и компаньоне К.К. Неллиса, создателе отечественного автомобиля, мы расскажем в другом разделе.
Здесь же следует сказать, что возглавляемое им акционерное общество в 1910 г. арендовало первые этажи среднего поперечного флигеля под литерой «В» (здесь располагалась кузница и кузовная мастерская), правого флигеля под литерой «Г» (устроена шорная мастерская), заднего поперечного флигеля под литерой «Д» (на всех трех этажах были приемный покой и кладовая материалов, распиловочная, токарная и обойная мастерские).
Акционерному обществу целиком отдали дом № 10, где устроили гараж. Ежегодная арендная плата за эти помещения равнялась 6 тысячам рублей.[226] В жилых флигелях по-прежнему квартиры снимало приличное общество: чиновники, отставные офицеры, а в заднем дворе – мещане и крестьяне.
Среди жильцов лицевого дома за этот год мы увидели в «Ведомости о доходах» фамилию магистра истории, впоследствии известного общественного деятеля Павла Николаевича Милюкова, который занимал восьмикомнатную квартиру под № 5 на 3-м этаже за 1860 рублей в год.
Числящаяся же за самим домовладельцем десятикомнатная квартира (под № 7 и № 8) на 4-м этаже лицевого дома, включавшая в себя помимо обычных комнат, передней и кухни, 3 ватерклозета, 3 людских и ванную, с 1 августа 1910 г. по 10 августа 1915 г. сдавалась генералу М.И. Батьянову за 3600 рублей.[227]
15 сентября 1910 г. правление Кредитного общества в последний раз положило выдать К.К. Неллису дополнительную ссуду в 175 тысяч 600 рублей[228] на 36 лет и 8 месяцев. Однако через 5 лет дома № 8 и № 10 по акту купчей крепости от 25 апреля 1915 г. перешли в собственность барона Николая Борисовича фон Вольфа, действительного статского советника, члена Государственной думы,[229] и принадлежали ему до революции. Карл Карлович Неллис эмигрировал в Германию и умер в Висбадене 1 сентября 1925 г.[230]
Современный безликий дом, объединивший под одной крышей ранее существовавшие дома под № 12, № 14 и № 16, казалось, навсегда скрыл их прошлое, но архивные дела и адресные книги помогают нам воссоздать утраченные страницы.
Первый из домов, стоящий на этом участке под № 12, до 1917 г. принадлежал наследникам первого его владельца, тайного советника, сенатора Н.Ф. Ремера. С того момента, когда его жена Анна Федоровна Ремер первый раз 17 января 1862 г. обращается в правление Городского кредитного общества за ссудой, и до 1913 г., когда ее дочь фрейлина Мария Николаевна полностью погасила долг обществу и дело было закрыто,[231] мы имеем возможность проследить историю дома.
Каким же он был в конце XIX в.? Из описи, произведенной архитектором Н.В. Трусовым, мы узнаем, что в то время имущество Анны Федоровны состояло из 4 отделений. В 1-м отделении записан «каменный 2-х этажный лицевой дом», его «наружные и внутренние стенки были оштукатурены», а «над окнами помещены наличники с сандриками». Во 2-м отделении назван «каменный 3-этажный надворный флигель на подвалах», в 3-м – «каменный же 3-этажный, но отделанный только вчерне и неоштукатуренный флигель», наконец, в 4-м – еще один каменный «2-этажный надворный оштукатуренный флигель», в нижнем этаже которого были устроены службы.[232]
Улица Чехова, дом № 12–16
Лишь в отдельных «барских» квартирах лицевого дома стояли ватерклозеты, раковины с кранами и ванны, в жилых же флигелях еще долгое время сохранялись «отхожие места».[233]
В лицевом доме располагалась одна «барская» 16-комнатная квартира, объединявшая скорее несколько квартир на 2-м и 3-м этажах, где жили сама домовладелица и ее «доверитель» – супруг, тайный советник, сенатор Николай Федорович Ремер. В их распоряжении были также сарай для экипажей, конюшня на 4 стойла, сарай и подвал для дров, прачечная, кладовые и ледник. Кроме того, в доме, выходившем в Эртелев переулок, находилась одна семикомнатная квартира, а в дворовых флигелях – 14 трехкомнатных и по одной шести-, пяти-, четырех– и двухкомнатных квартир.
В квартирах поскромнее, составлявших бóльшую часть дома, проживали обычные для Эртелева переулка жильцы: ремесленники, мещане, крестьяне, а также прислуга, кучера, дворники.[234] Как можно судить по многочисленным описям дома, вплоть до 1913 г.[235] существенных изменений в «составе имущества» Ремер не произошло, лицевой дом по-прежнему оставался двухэтажным, а дворовые флигели – трехэтажными. Начисто флигель отделали в 1875 г. (при первом осмотре не был оштукатурен), кроме того, в том же году выстроили еще один жилой дворовый флигель. К 1883 г. во все квартиры провели водопровод, значительно выросла годовая квартирная плата, несколько изменился и социальный состав жильцов.[236]
В декабре 1893 г. Анна Федоровна Ремер погасила всю ссуду Городскому кредитному обществу, и дом с этого времени перешел в собственность ее дочери «фрейлины их императорских величеств» Марии Николаевны Ремер,[237] которая владела им до 1918 г. и проживала в своем доме, занимая квартиру из 16 комнат с парадным подъездом и двумя черными ходами, швейцарской, тремя коридорами, кухнями, двумя людскими, четырьмя ватерклозетами, кучерской, ванной, каретным сараем и конюшней на 3 стойла.[238] Положение, занимаемое ею при дворе, требовало от Марии Николаевны жить, как говорится, «на широкую ногу». В 1894 г., пока строился собственный дом, «губернский секретарь» А.С. Суворин снимал скромную трехкомнатную квартиру в доме Ремер.[239]
Два других дома, вошедшие в современное здание, с конца XIX в. служили общественным целям. В доме № 14 с начала 1890-х гг. располагался Кодификационный отдел Государственного совета, а с 1902 г. – Государственная канцелярия.[240] Здесь же, по данным адресной книги «Весь Петербург» на 1912 г., Ссудосберегательное и взаимовспомогательное товарищество служащих типографий, Санкт-Петербургских книжных магазинов и конторы газеты «Новое время» А.С. Суворина. Целью общества, как было записано в его уставе, являлось стремление: «а) получать на необременительных условиях ссуды; б) помещать сбережения для приращения их процентов; в) получать единовременные безвозвратные пособия в несчастных случаях и г) образовать пенсионный капитал».[241]
Соседний дом № 16, когда-то принадлежавший наследникам столярного мастера А.Х. Вернека, с начала 1890-х гг. числился уже как дом евангелическо-лютеранской церкви Святой Анны, а с 1902 г. Фридрих-Юльевской богадельни, благотворительного учреждения при этой церкви.[242]
Нашу прогулку в прошлое улицы Чехова мы заканчиваем у углового дома № 18.
Как уже отмечалось, в 1860-е гг. этот дом принадлежал отставному генерал-майору Петру Петровичу Есипову, а после его смерти вдове, Ольге Петровне. В январе 1889 г. ее не стало,[243] по духовному завещанию дом поступил в собственность старшей дочери – Варвары, в замужестве Олсуфьевой. Ее сестры Елизавета (по мужу Пешкова) и Мария (по мужу Суходольская) получили по завещанию соответственно 14 000 и 4650 рублей.[244] 28 апреля 1889 г. новая домовладелица обращается в правление Кредитного общества с просьбой о выдаче ей под залог имущества долговременной ссуды.[245] Опись с оценкой дома, произведенная 8 мая 1889 г. архитектором Х.Ф. Тацки, позволяет представить, каким он был в конце XIX в.
Улица Чехова, дом № 18. Построен в 1895 г., арх. П.И. Балинский
Имущество включало в себя «каменный на подвалах двухэтажный, со стороны двора трехэтажный лицевой угловой дом, с таковым же трехэтажным, частью на подвалах, флигелем по правой стороне двора», «каменный двухэтажный флигель по левой границе двора», еще один «каменный двухэтажный флигель по левой границе двора», «каменные двухэтажные службы по левой границе двора», наконец, «каменную одноэтажную службу по правой границе двора».[246] В доме на 1889 г. 17 квартир, из которых четыре в лицевом доме – «барские». В самой большой и роскошной жил граф А.А. Крейц, который снимал также прачечную, каретный сарай и «конюшню на два стойла», годовая плата составляла баснословную по тем временам сумму в 2800 рублей. Сама домовладелица жила в восьмикомнатной квартире.[247] В 11 квартирах были устроены ватерклозеты и раковины. Средний валовой доход с дома составлял в то время 9860 рублей, значительно меньше, чем во многих других домах Эртелева переулка.[248]
Правление Санкт-Петербургского городского кредитного общества постановило назначить В.П. Олсуфьевой «в ссуду на 36-летний срок пятьдесят шесть тысяч девятьсот рублей». Когда 13 ноября 1894 г. Варвара Петровна вновь обратилась в правление Кредитного общества с заявлением о своем желании «перезаложить дом на очередные 36 лет», архитектор А. Климентьев в описи с оценкой дома отмечал, «что капитальных изменений в нем не произошло, за исключением небольшой перепланировки – квартир стало на две меньше, т. е. 15». По-прежнему больше всех комнат (17!) в квартире № 1 занимал граф А.А. Крейц, самый примечательный жилец дома, в квартире № 3 (бывших № 2 и № 7), состоящей из 12 комнат, жила сама Варвара Петровна. За ней в этом же доме записана еще одна двухкомнатная квартира; ее муж, статский советник П.П. Олсуфьев, занимал, помимо того, еще и пятикомнатную квартиру.
В 1895 г. в многолетней истории дома произошел важный поворот: имущество Варвары Петровны «перешло во владение лекаря лейб-гвардии Московского полка Николая Николаевича Войцеховича». Новый домовладелец задумал капитальную перестройку дома, и в 1896 г. на этом участке («частью вновь построены и частью перестроены с нанесением двух этажей») появился нынешний каменный 4-этажный дом на подвалах.
Значительно возросло число комфортабельных многокомнатных квартир, в доме на 1896 г. было 3 десятикомнатных, пять восьмикомнатных, по 3 шести– и пятикомнатных и только по одной трехкомнатной и двухкомнатной квартире. В них были установлены 10 каминов, 30 ватерклозетов, 18 раковин и 10 ванн. На порядок возросла и годовая плата за них: от самой дорогой, десятикомнатной, оцененной домовладельцем в 3500 рублей, до средних, пяти– и шестикомнатных, за которые установили плату в 1500 рублей. Справедливости ради надо отметить, что оценочная комиссия посчитала назначенную квартплату завышенной и существенно снизила ее на 500–800 рублей в год.
По всей видимости в годы капитальной перестройки дома здесь не было жильцов, о чем свидетельствует и безымянная «Ведомость о доходах» за октябрь 1896 г. Кроме того, архитектор А.М. Ковшаров рекомендовал Городскому кредитному обществу удержать с Н.Н. Войцеховича 6 тысяч рублей до завершения всех строительных работ. Эти деньги, как видно из дела, были возвращены ему только в июле 1897 г., а через год вновь отстроенный дом от Н.Н. Войцеховича перешел во владение Российского общества застрахованных капиталов и доходов по акту купчей прочности и принадлежал ему до Октябрьской революции. Ныне здесь размещается Некрасовский телефонный узел.
В 1918 г. все дома в Эртелевом переулке национализировались и перешли под управление домкомов, начался процесс уплотнения, бывшие барские квартиры становятся многонаселенными коммуналками.
Совершив путешествие во времени, вернемся теперь к началу улицы и попытаемся создать ее архитектурный портрет.