Глава 6
Егор Михайлович оглушительно чихнул и поинтересовался:
– Кто работал в гримвагене?
– В смысле? – удивилась Софья Борисовна.
– Там дорогие костюмы. Кто их выдавал? – уточнил полицейский.
– Оля, – пожала плечами Иратова. – Она числится у нас костюмером и перед спектаклем приносит наряды.
Егор покосился на Таткину.
– Да, – подтвердила та. – Вчера я вовремя разнесла костюмы по уборным.
– А вот у меня юбки с блузой кормилицы не было! – воскликнула Мускатова.
– Но я их принесла, – уперлась Ольга.
– Нет! – не сдавалась Светлана. – Ничегошеньки в гримерке не было! Ни туфель, ни корзинки, ни шали. Не ври!
– Дорогой у вас костюм? – оживился Егор.
Я поняла, в какую сторону потекли мысли парня. Светлана тоже сообразила, что к чему, и сразу разрушила надежды дознавателя.
– Самый простой. Я же по роли кормилица. Все серое, без украшений, корзинка из металлических прутьев, шаль копеечная, башмаки вроде ортопедических. Украсть все это никому в голову не придет. Вот у Ромео и Джульетты роскошные наряды, бархат со стразами и кружевами. За них можно большие деньги выручить, а за мой и копейки не дадут.
Полицейский взглянул на Таткину.
– Вы заперли гримваген, когда вынесли из него костюмы?
– Ну… да, – без особой уверенности ответила Ольга.
– Точно? – прищурился Егор. – Каким же образом тогда известная особа проникла туда?
Таткина вскочила:
– Хватит меня винить! У них у всех ключи от гримвагена есть, и если кто-то туда ходил, я ни при чем!
– Что нам там делать? – засуетилась Розалия Марковна. – Да, Лева по непонятной причине выдал артистам ключи, но я своим ни разу не воспользовалась, так и валяется на столике в уборной. Я что, девочка, сама за костюмом бегать? Думаю, вот что получилось: Ольга не закрыла дверь, и кто-то внутрь влез.
– Опять я плохая! – зарыдала Таткина.
Софья Борисовна принялась утешать ее, а следователь недовольно протянул:
– Ну и порядки у вас! У служебного входа нет охраны, гримерки не запираете, ключи разбрасываете…
– Молодой человек, здесь работают разные люди, – торжественно заявил Ершов. – Да, кое с кем трудно общаться из-за его комплекса полноценности, переросшего в манию величия, но воров в коллективе нет. У нас отродясь ничего не пропадало. Ни деньги, ни вещи.
– А моя роскошная зажигалка? – возмутилась Глаголева. – Золотая, с драгоценными камнями.
Григорий Семенович рассмеялся:
– Извини, дорогая, забыл.
– Хорошо еще, что вор не тронул серьги, – продолжала Розалия Марковна. – Они с бриллиантами, от Картье, невероятной стоимости. Вот, посмотрите на мои уши!
– Уборщица! – вдруг воскликнула Софья Борисовна. – Вспомнила, кто у нас из техперсонала женщина! Ей с виду лет двадцать пять или около того. Симпатичная, худенькая, молчаливая. Как же ее зовут…
– Соня, у нас моет полы старуха, – снисходительно перебила ее Глаголева. – Толстая бабень, от которой постоянно несет рыбой. Фу! Я запретила ей за четыре часа до начала спектакля в мою гримерку входить, а то амбре потом долго в воздухе висит.
– Неужели вы забыли? – спросила Светлана. – Баба Рая уволилась, на ее место пришла Фаина.
– Точно, – кивнула Софья Борисовна. – Красивое имя, но в наше время забытое.
– Не знаю никакой Фиры, – скривилась прима. – У меня, ведущей актрисы, более ответственные задачи, чем запоминание всех, кто шваброй по углам тычет, на старуху я обратила внимание из-за издаваемой ею вони.
– Фамилию Фаины кто-нибудь знает? – перебил Глаголеву Егор. – Ее адрес? Вчера уборщицу видели? А сегодня? Во что она была одета? Кто у вас занимается кадрами?
В кабинете воцарилось молчание. Когда оно стало тягостным, Ольга произнесла:
– Она у нас недавно, пришла в тот день, когда Лев Яковлевич первую репетицию «Ромео и Джульетты» проводил. А бабу Раю из-за Клюева уволили. Иван Сергеевич очень в приметы верит и однажды увидел, как старуха, убирая сцену, семечки щелкала. Он тут же ко Льву Яковлевичу бросился. Обоймов немедленно пенсионерку вон выставил, а где Фаину нашел, понятия не имею. Еще удивилась, когда ее увидела, думала, главреж меня заставит полы драить. Найти уборщицу намного труднее, чем актрису, а в наш театр вообще людей на техническую работу не заманишь – зарплата-то копеечная, а вкалывать надо. Я со страхом ждала приказа заняться уборкой, но нет, баба Рая ушла, а наутро Фаина появилась. Помнится, я еще подумала, что она совсем бедная и без образования, раз на работу в «Небесах» согласилась. Считаете, это она в гримвагене погибла?
– Глупости, – буркнула Розалия, – наверняка запила девка. Все уборщицы алкоголички. Выйдет из запоя и появится. В гримвагене сгорела фанатка.
– Пенсионерку уволили из-за семечек? – удивился полицейский. – Разве их запрещено лузгать?
Григорий Семенович перекрестился, Розалия Марковна укоризненно поцокала языком. А Софья Борисовна замахала руками и застрекотала:
– Егор Михайлович, слово «семечки» вообще нельзя в стенах театра произносить! Вы не из нашего мира, поэтому объясню: если грызть за кулисами семена подсолнечника или тыквы, то спектакль провалится, публика на него не пойдет, сборов не будет. А уж если с ними, не хочу лишний раз их называть, на сцену выйти… Тогда непременно беда приключится. У артистов много примет, но есть основные. Если уронишь текст роли, непременно надо на листы сесть и лишь потом их поднимать. И еще эти ужасные… э… э… зерна в шелухе. О них надо забыть навсегда! Даже дома лучше не держать, нельзя рисковать.
В моем кармане завибрировал мобильный, я достала его и тихо произнесла в трубку:
– Алло.
– Что случилось, Степа? – спросил Якименко.
Я обрадовалась:
– Игорь Сергеевич, мне нужно вас увидеть. Как можно скорей.
– Немедленно прекратите болтовню! – рявкнул Егор. – Козлова, я к вам обращаюсь!
– Кто там такой строгий? – удивился Якименко. – Ты где? На совещании?
– Нет, на допросе, который проводит Егор Михайлович Бочкин, – наябедничала я. – Вчера вечером во дворе театра «Небеса» сгорел гримваген. Сегодня приехал следователь.
– Если сейчас же не отключите трубку, – пригрозил полицейский, – я вас задержу до выяснения.
– Ой, какой сердитый, – хмыкнул Игорь Сергеевич. – Дай-ка ему свой сотовый.
Я протянула дознавателю телефон.
– Это вас.
– Меня? – поразился Егор. – Кто? Алло. Да, слушаю. Ага… Ясно… Ну, да… тогда, оно конечно. Будет исполнено.
Бочкин, отведя глаза в сторону, отдал мне трубку.
– Через полтора часа можем встретиться в торговом центре «Крок», в кафе. Успеешь? – спросил Якименко.
– Конечно, – заверила я. Положила мобильный в карман, посмотрела на Егора и спросила: – Можно мне уйти? Я рассказала все, что знаю.
– Ступайте, – милостиво разрешил Бочкин. Не удержался и пригрозил: – Но имейте в виду, вы мне еще понадобитесь.
– Деточка, будь добра, отнеси в мою гримерку гель, – попросила Софья Борисовна, протягивая мне тюбик. – Вчера я его в карман платья сунула, а сейчас сижу и в руках мну. Еще вытечет…
Я взяла тубус, вышла в коридор, сделала пару шагов и была остановлена резким криком:
– А ну стой!
Обернувшись, увидела Бочкина и уточнила:
– Вы меня звали?
– Что тебе дала Иратова? Покажи, – велел Егор.
– Вам мама никогда не говорила про волшебное слово «пожалуйста»? – спросила я. – И кричать девушке «А ну стой!» не очень-то вежливо.
– Вы подозреваемая, – отрубил Бочкин. – Что унесли из кабинета? Немедленно покажите!
Я протянула хаму тюбик.
– Это гель для закрепления зубных протезов, собственность Иратовой.
– Сейчас поглядим, – протянул Егор и отвинтил пробку.
– Не выдавливайте! – предостерегла я. – Если содержимое попадет на вашу руку, оно может склеить пальцы.
– Глупости… – фыркнул полицейский. – А раз ты боишься, что я интересуюсь этим гелем, то на него просто необходимо взглянуть.
Егор нажал на тюбик, из него вывалилась трехсантиметровая прозрачная колбаска и в мгновение ока растеклась по пальцам Бочкина.
– Пахнет ментолом, – с разочарованием констатировал он.
– А вы что ожидали увидеть? – удивилась я. – Наркотики, алкоголь, оружие? Пожалуйста, верните тюбик.
– Вот что, Козлова, – сказал Бочкин, перекладывая тубус в испачканную руку, – сегодня в девять вечера извольте явиться для допроса по адресу…
– В двадцать один ноль-ноль я должна быть за кулисами, – возразила я. – Если очень вам нужна, сами приезжайте в «Небеса».
С этими словами я попыталась взять тюбик, но потерпела неудачу.
– Вау! Больно! – поморщился Бочкин. – Ой, что случилось?
– А ведь я предупреждала вас… – еле сдерживая смех, ответила я. – Тюбик приклеился к пальцам!
– И что теперь делать? – опешил парень.
– Отдирать, – нежно посоветовала я. – Когда справитесь с задачей, не сочтите за труд, отнесите гель в гримуборную Иратовой, комната номер три. Извините, я спешу!
Егор открыл рот, но я уже неслась по коридору и даже не оглянулась на его вопль:
– Козлова, стой!
Выслушав мой подробный рассказ, Якименко заказал кофе и сказал:
– Не переживай, дело отдадут нам.
– Вы же занимаетесь только самыми запутанными случаями, а тут пожар в гримвагене… – удивилась я. – Очень жаль погибшую, но, наверное, там просто закоротило проводку, вот и произошло возгорание.
Игорь взял из корзиночки кусок хлеба и, намазывая его маслом, заметил:
– Кормят тут вкусно, но порции кошачьи. Хорошо хоть в этом «Кроке» на хлеб расщедрились.
Жуя бутерброд, Якименко продолжил:
– Нет, это не простое возгорание, произошедшее из-за нарушения правил техники безопасности, а поджог. Преступники используют огонь для того, чтобы что-то скрыть, например, уничтожить труп или следы ограбления. Правда, полностью сжечь тело трудно, но вот сделать его практически неопознаваемым можно. И пожары тушат при помощи воды, а она удаляет все улики. Понимаешь, да? Сначала место происшествия основательно обгорело, потом его залили пожарные. Разве отыщешь после этого частички ткани, волокна, следы ботинок, капли слюны? Еще спалить имущество любят не очень умные мошенники – застрахуют его на крупную сумму и пустят красного петуха. Я не рассматриваю несчастные случаи, когда пенсионер ставит на конфорку электрочайник, включает газ и идет смотреть телевизор.
– Неужели существуют люди, способные водрузить на плиту электроприбор? – усомнилась я.
– Не поверишь, сколько их, – хмыкнул Игорь. – Вкупе с любителями установить «жучок» вместо пробки. К тому же многие втыкают в одну розетку телик, фен, торшер, миксер или три удлинителя на восемнадцать приборов.
– А что, нельзя? – насторожилась я, вспомнив про свою кухню, где есть единственная сдвоенная электрическая розетка.
– Не советую этого делать, – строго предупредил Якименко, – спалишь квартиру. Обязательно поменяй старые провода, от них жди беды, и не используй замотанные изолентой. В общем, простые правила, но люди их не выполняют и становятся погорельцами. А еще не читают инструкции к бытовым электроприборам, развешивают на масляные обогреватели одежду для сушки, не задумываясь о том, что она может вспыхнуть.
Я хихикнула.
– Что смешного я сказал? – удивился Игорь Сергеевич.
Отпив кофе, я пояснила:
– Пару лет назад, когда в Москве ударили сорокаградусные морозы, я подарила бабуле упомянутый вами радиатор. Изабелла Константиновна вечером пожаловалась мне, что батарея почти не греет, надо сдать ее обратно в магазин. Я спросила у нее: «Ты, наверное, установила регулятор температуры на минимум?» «Нет, – ответила бабушка. И тут же поинтересовалась: – А что, у прибора такой есть?» Мне стало понятно: она не открывала руководство по эксплуатации. Я отругала ее и велела внимательно его прочитать. Утром за завтраком Белка задумчиво протянула: «Степа, представляешь, с помощью твоего подарка нельзя сушить вещи. Кстати, не прочитай я приложенную к радиатору брошюрку, никогда бы не додумалась, что на него можно повесить для сушки белье». И с той поры она, несмотря на мое негодование, использует обогреватель в качестве сушилки. На некоторых людей инструкции действуют странным образом.
Якименко насыпал в чашку сахар.
– У твоей бабушки менталитет четырнадцатилетнего подростка.
Я посмотрела на кекс – и не взяла его.
– Нет, скорее двенадцатилетнего.
Игорь Сергеевич отхлебнул кофе, поморщился и стал помешивать его ложечкой.
– Ладно, хватит уже о тех, кто устраивает пожар по глупости. Сосредоточимся на преступниках. Итак, сокрытие улик и мошенничество. Плюс пироманы. Психологи считают, что последние – в основном мужчины в возрасте от семнадцати до сорока пяти лет, с неустроенной личной жизнью и неудавшейся карьерой, чаще всего имеющие авторитарных родителей. Баловаться огнем такие люди начинают в раннем детстве, это для них выпускают плакаты «Спички малышам не игрушка». Но, подрастая, они начинают изобретать оригинальные способы поджога, так сказать, из любви к искусству. Специалисты прекрасно знают: пироман не убежит после того, как разгорится пламя, а обязательно останется в толпе, будет наблюдать за происходящим. Подчас люди, поджигающие дома и машины, идут работать пожарными или становятся членами добровольных дружин. Могу рассказать тебе о парне, который сначала бросал горящие спички в гаражи, а потом прикатывал к ним на красной машине с брандспойтом и храбро боролся с огнем.
– Гримваген стоял на заднем дворе, никаких зевак там не было, – напомнила я. – А огнеборцы прикатили, когда от автобуса остались рожки да ножки. Сказали, что их дорожные пробки задержали.
Следователь взял в руки меню, полистал и задумчиво произнес:
– Может, мне еще пирог с мясом слопать? Что-то не наелся совсем… Полагаю, что в «Небесах» орудовал серийный маньяк. Он не первый раз на охоту выходит, на нем уже три трупа, а с тем, что в театре – четыре.
Я выронила чайную ложку.
– Что? Откуда вы знаете?
– Ну, я его пытаюсь поймать. Правда, пока без особого успеха, – ответил Якименко.