С тех пор, как мамуля стала встречаться с Ильей Алексеевичем, она заметно повеселела, похорошела и помолодела. Стала усиленно интересоваться модой, ходила по магазинам, салонам красоты и регулярно посещала фитнес-клуб. Илья Алексеевич тоже как-то посвежел, похудел и, самое главное, перестал болеть. На мамулю смотрел влюбленными глазами и неожиданно оказался до абсурда ревнивым. Их отношения, вопреки бабушкиным ожиданиям, не развивались так стремительно, как ей хотелось бы, но, безусловно, они были близки. Однако, ночуя у нас, «соблюдали приличия» – спали раздельно, мамусик у себя в комнате, а Илья Алексеевич – в домике для гостей. Когда я поинтересовалась, почему они не живут вместе, мамуля ответила.
– Понимаешь, когда мы живем раздельно – это как стадия ухаживания. Нет никаких обязанностей, мы свободны. Не ведем совместное хозяйство, не сидим по вечерам у телевизора, а ходим развлекаться. Илья ухаживает очень красиво, знакомит с интересными людьми, дарит подарки, ну ты сама все видишь. Мне такие отношения нравятся гораздо больше.
Конечно, мамуля права – мне тоже такие отношения нравятся больше. Зачем я торопилась замуж? Непонятно. С другой стороны, если бы не торопилась, Саша мог бы и раздумать. Между прочим, надо напомнить мамуле, чтобы не затягивала – рядом молодые и длинноногие, а Илья Алексеевич, хоть и в возрасте, но очень представительный мужчина и к тому же положение занимает высокое. Профукает жениха, потом локти кусать будет. Как говорит Люся: «Очередь за ней не стоит». Вообще очередь ни за кем не стоит. Почему так несправедливо? Вот было бы классно – выйдешь на улицу, а там очередь поклонников. Выбирай любого! Собственно, к чему это я? У меня замечательный муж – многие завидуют, и очередь мне не нужна.
Про Раймондо мамуля не вспоминала. Недавно он звонил нам домой, поэтому я слышала весь разговор. Мамуля не обмерла, как прежде, а была очень выдержана и спокойна. В конце пожелала ему всего хорошего, а когда он попросил разрешения приехать, она засмеялась, и смех прозвучал как-то обидно и мстительно. Ну что ж, значит, с Раймондо покончено.
– Знаешь, у меня появился стимул к самовыражению, – как-то заявила мамуля.
– Это как? – Удивилась я.
– Я начала писать роман, точнее детектив, – она засмущалась и потупила глазки, а я просто обалдела. Представляю, что это будет, но вслух идею одобрила и купила ей ноутбук – пусть самовыражается. Но к ноутбуку мамуля пока не притронулась, сказала, что пишет ручкой, так быстрее – А то у меня столько мыслей накопилось, пока буду компьютер осваивать, все позабуду.
– Пиши, мамусик ручкой, я потом Лариску попрошу, она слепым методом в два счета все напечатает.
В выходной она и Илья Алексеевич приехали к нам на обед. Были также и Люся с Леней и Нинка с Левочкой. В холле я повесила наши фотографии с Нового Года и с карнавала. Они еще не видели, пусть полюбуются и посмеются. И хотя события на карнавале были трагическими, каждый раз, проходя мимо, я хохотала над Левочкой. В белом балахончике с помпоном вместо хвоста и длинными ушками он выглядел так уморительно, что просто невозможно было удержаться. Как я и предполагала, гости столпились у фотографий и, конечно, смеялись над зайчиком. Сам же он был невозмутим, посмотрел на фото, фыркнул и заметил, что он вышел лучше всех.
– Кстати, Абрам, ты обещала премию за лучший костюм, я так понимаю, премия моя. Где она?
Вот черт, ну и память. Выручил Саша, он прошел в кабинет и достал какую-то допотопную книгу. Вручил ее торжественно Левочке, тот взглянул на обложку, пролистал и даже подпрыгнул от восторга. Оказалось эта книга по кулинарии 1911 года.
За обедом во время разговора Люся за чем-то обратилась к мамуле. Та не откликнулась, а сидела с мечтательным выражением.
– А? Ты что-то сказала? – Встрепенулась она.
– Все мечтаешь? – Люся с насмешкой смотрела на нее.
– Да нет, просто задумалась. Мне как-то не симпатичен Олег, – и, тяжело вздохнув, добавила – видимо, придется его убить.
Все уставились на мамулю. У Ольги Андреевны от удивления брови поползли вверх.
– Алка! Ты что, сбрендила? О каком убийстве идет речь?
– Помнишь, я говорила тебе про Олега.
– Согласна, довольно неприятный тип.
– Но убивать как-то не хочется. Может, так как-нибудь попугать или понарошку.
За столом все замолчали, прислушиваясь к диалогу.
– Нет, так не пойдет. Если решила – убивай. Знаешь, я даже могу подсказать тебе способ, – оживилась Люся.
– Какой?
– Отрави его, лучше мышьяком. Или утопи в ванной. Тоже неплохо.
– Ой, нет, только не утопленники. – Мамуля передернула плечами.
– Кто это Олег? – Не выдержал Илья Алексеевич. Он отложил вилку и ждал разъяснений. Я уже стала понимать, в чем дело и давилась от смеха. Люся громко хмыкнула.
– Я что-то пропустил? – Продолжал Илья Алексеевич.
– Олег – это важный чиновник, – объяснила Люся.
– Я его знаю? – Илья Алексеевич сурово смотрел на мамулю, а она безмятежно улыбалась.
– Нет, дорогой, я пока не буду тебя с ним знакомить.
Похоже, у Ильи Алексеевича аппетит пропал надолго. Если сейчас все не объяснить, они поссорятся. Но тут влез Левочка
– Я не понял, Алла, за что ты хочешь убить этого Олега?
– Да в том-то и дело, что не хочу, а придется.
– Ну и ну, я не знал, что ты такая кровожадная. Между прочим, Абрам, сациви сегодня просто бесподобное.
Илья Алексеевич с грохотом отодвинул стул и вышел из-за стола. Мамуля с удивлением посмотрела ему вслед, но продолжала сидеть с весьма задумчивым видом.
– Илья! – Не выдержал Саша. – Это же персонаж из романа. Ты что не понял?
Тот резко повернулся и непонимающе уставился на мамулю. Та захлопала глазами
– Ну да. А ты, что подумал? Просто я не хотела пока говорить, пока не закончу.
– Аллочка, ты пишешь роман? – Илья Алексеевич под громкий хохот вернулся на свое место за столом.
– Да. Ты же не хотел, чтобы я занималась переводами. Мне стало скучно сидеть просто так дома.
– Мамуля решила самовыражаться, – пояснила я, а мамусик кивнула в подтверждение головой.
– Чем же провинился бедный Олег, что его надо непременно убить?
– Потому что он отрицательный герой, и потом это же детектив, надо же кого-нибудь убить.
– Я должен обязательно почитать.
– Конечно, я для этого и пишу. Мне надо еще проконсультироваться с тобой по одному вопросу. – И она стала что-то тихо спрашивать у него. При этом он почему-то все косился в мою сторону.
После обеда мужчины ушли в бильярдную, а мы сидели у камина и болтали о своем, о девичьем. В это время зазвонил мой сотовый. Оказалось, это звонил Филя, двоюродный брат мамули и Люси.
– Я так понимаю, все семейство в сборе? – После приветствия спросил он. Я ответила утвердительно.
– Тогда приглашаю всю вашу компанию к себе на юбилей.
Он назвал ресторан, дату и время. Отлично, сходим, повеселимся, повстречаемся с родней.
– Кстати, сколько ему лет? – Поинтересовалась у окружающих, когда закончила разговор.
– Он вроде Алкин ровесник или моложе. Алл! Тебе сколько? – Это зря спросила Люся. Мамуля заерзала и моментально придумала какую-то причину, чтобы улизнуть. После ее ухода Люся задумчиво произнесла – Все-таки я балда. Ну что я ей все время наступаю на больную мозоль? Ведь прекрасно знаю, насколько сама ее старше. Ну, хочется ей делать из этого тайну, и на здоровье.
– В конце концов, это право каждой женщины, – подала голос бабушка. – Мне с некоторых пор тоже неприятно вспоминать свой возраст. А давайте поиграем в карты, как в прошлый раз.
В прошлый раз мы играли в девятку на деньги. Ставили понемногу, а выигрыш получился приличный. У меня. Все еще шутили, что им в любви везет, а я занервничала. Что же это получается, мне, значит, не везет? И Сашины командировки стали более длительными. Не буду играть, вдруг опять выиграю? Но меня уговорили. И как назло, я опять стала выигрывать. Нет, с этим надо что-то делать.
«Интересно, если я завтра умру, кто-нибудь заметит?» Юльке вспомнился фильм с Мелом Гибсоном в главной роли, где он читал женские мысли. А ведь ситуации очень похожи. Там девушка тоже работала курьером, такая же серая мышка, как и она. Никто не интересовался, кто она такая, ее просто не замечали. Юлька загрустила. Как все-таки это несправедливо, если ты не красавица, не модно одета, и занимаешь скромную должность, то никто не обращает на тебя внимания. Не модно? Да, что уж там, просто отвратительно. Никому не было до нее дела. Ну, ходит, берет документы, разносит их по отделам, иногда развозит. «Эта, как ее там, чума болотная, чучундра или мышь очкастая» – Юля слышала все эти прозвища, которыми ее награждали сотрудники крупного офиса заказчика-инвестора, даже не утруждая себя понизить голос. Если бы не нужда, она ни за что не стала бы здесь работать. Ей тут сразу не понравилось. И кадровик, который цедил слова, разговаривая с нею, и непосредственная начальница Алена Александровна, крупная красивая блондинка, которая при встрече с ней обязательно фыркала и презрительно морщила нос, как будто от Юльки дурно пахло. Это было обидно. Пахло от нее хорошо. Еще оставались мамины духи, и потом она каждый день тщательно мылась, а свитера, которые впитывают запах пота, во время стирала. Духи, правда, экономила, понимая, что не сможет себе купить новые. Мама тоже не могла, она получала мизерную зарплату, хотя работала и воспитателем в детском саду и музыкальным работником. Духи дарили благодарные родители. А еще они дарили конфеты, чашки, заварные чайники и разные сувениры. Мама умерла внезапно из-за врачебной ошибки. Ей поставили диагноз почечные колики, а оказался аппендицит, который перешел в перетонит. Пока врачи решали, чем лечить почки, сделать что-то было уже поздно. Любаня, соседка по лестничной площадке, и единственная Юлькина подруга, ходила в больницу, скандалила и грозилась подать в суд. Но, зная Юлькину нерешительность, махнула рукой.
– Ладно, человека все равно не вернешь, тебе сейчас думать надо, как дальше жить.
Вот этого Юлька представить себе не могла. Сколько себя помнила, всю жизнь жила вдвоем с мамой. Никаких родственников у них не было. Когда кто-нибудь из одноклассников говорил, что был у бабушки или ходил с дедом в кино, она ужасно завидовала. А когда за Анечкой Дмитриевской приезжал папа на роскошной синей иномарке, настроение портилось надолго. Отец у Юльки, надо полагать, был, но это была запретная тема.
Мама всегда хотела, чтобы у нее было хорошее образование, и хотя Юлька училась очень хорошо, у нее была серебряная медаль, об университете даже не мечтала, но мама настояла, чтобы она подала документы в МГУ. А теперь она на последнем курсе филологического факультета и пишет диплом. Что делать потом с этим хорошим образованием, не имела ни малейшего понятия. Любаня, с которой Юлька делилась абсолютно всем, только вздыхала
– Да, хорошая была женщина, Майя Марковна, но совершенно без понятия. Лучше бы она в торговлю тебя пристроила, хоть не нуждалась бы теперь. Хотя, конечно, вряд ли ты смогла бы там работать.
Сама Люба после школы, не раздумывая, пошла в торговлю. Сначала торговала овощами на рынке, потом в палатке колбасой, а теперь цветами около «Динамо». К ним в дом, на улицу Правды переехала десять лет тому назад, сразу после развода, и Юлькина мама, не доверявшая продавцам и, недолюбливая их, почему-то Любе очень симпатизировала и не имела ничего против их дружбы, хотя Люба была на десять лет старше Юльки и уже побывала замужем.
После маминой смерти остались деньги, половина которых ушла на похороны, а половину Юлька растягивала несколько месяцев, но они все-таки кончились. Жить на стипендию невозможно, даже если один хлеб есть.
– Что же делать-то с тобой? – Горестно вздохнула Люба. Она сидела на кухне за столом, подперев щеку кулачком, и смотрела, как Юлька пыталась найти кастрюлю для пельменей, которые Люба принесла с собой. Увидев, что Юлька достала самую большую кастрюлю, встала, молча убрала ее на место и достала маленькую, подходящую по размеру.
– Ты, Юлька, совершенно неприспособленная, новелла ты наша, – Юлька попыталась сдержать смех, но поперхнулась, закашлялась, и тут же получила мощный удар по спине. Кашлять перестала, но от боли выступили слезы. Рука у Любани тяжелая. Да, если бы мама слышала, как та произносит это слово, то тоже хохотала бы. Дело в том, что Люба слышала, как мама часто называла Юльку «невейлой» – это по-еврейски вроде недотепы. Мама была еврейкой, но знала всего несколько слов. Юлька действительно была недотепа и еще всего стеснялась. Стеснялась покупать в магазине, стеснялась пойти к врачу, спросить дорогу, а так как у нее была сильная близорукость и очки до девятого класса она не носила, это было настоящей катастрофой. Однажды мама принесла допотопную оправу, Юлька подозревала, что ее принес кто-то из родителей, и они с Любаней заставили ее померить, в один голос, уговаривая надеть очки. В общем, пока в оправе не было стекол, Юльке даже нравилось, но когда вставили стекла, и глаза сразу уменьшились, она перестала обольщаться на этот счет. Возражать не стала, понимая, что на модную оправу денег все равно нет.
– Люба, а если пианино продать? – Нерешительно предложила Юлька.
– Майя Марковна не одобрила бы, – Люба налила воду для пельменей и поставила на огнь кастрюлю, потом посолила и уселась напротив. – С другой стороны, жить-то на что? Завтра, пожалуй, куплю «Из рук в руки», посмотрю, что почем. Да что дадут-то за него? Опять же деньги проешь, а дальше как? На работу надо устроиться. —
– А как же Университет? – Жалобно спросила она.
– Университет бросать нельзя. Надо временную работу найти. Вообще есть у меня одна мысль. Клеится ко мне один парень, он охранником работает в какой-то фирме. Хвастался, как там все богато и замечательно, народу много, фирма большая, целое здание занимает. Попрошу его, может что-нибудь найдется для тебя. Господи! Да что ты побледнела? Юля! Нельзя же так! Ну, что ты испугалась? Никто тебя там не съест, никому ты не нужна! – Эти слова оказались пророческими. Юлька действительно никому здесь не нужна. К ней даже по имени не обращались. Многие были ее ровесниками. Девушки выходили из кабинетов летящей походкой, оставляя шлейф умопомрачительных запахов, держа наманикюренными пальчиками важные документы, высоко подняв ухоженные хорошенькие головки. Молодые люди были в строгих костюмах, делавшими их старше, ходили со значительными лицами, курили дорогие сигареты, переговаривались умными фразами и ездили на красивых машинах. Вообще, вначале Юльке казалось, что она попала в какой-то западный кинофильм. Она никогда прежде не видела таких красиво одетых людей и такой красивой обстановки. Все было в мраморе и коже, светлое и прекрасное. Она понимала, что своим видом никак не соответствовала этому антуражу. Первые дни прошли как в кошмаре, она настолько растерялась от окружавшей ее роскоши, что никак не могла запомнить элементарных вещей. Путала отделы, имена начальников и никак не могла найти туалет, а спросить она стеснялась. Нашла его случайно, когда семенила за начальником отдела кадров, чтобы передать ему бумаги. Кричать было неудобно, и поэтому она шла следом за ним. И чуть было не влетела в мужской туалет, хорошо, что вовремя подняла глаза на дверь и увидела стилизованную мужскую фигуру. Господи, какой позор! Она воровато оглянулась. Показались две девушки, деловой походкой направлявшиеся к ней. Проходя мимо, фыркнули и открыли соседнюю дверь. Юлька, красная как рак, вошла следом, чтобы не стоять здесь под дверью. Девушки были в кабинках и переговаривались, не стесняясь
– Прямо ископаемое какое-то.
– Правда, откуда такие берутся? – Юлька тихо прошмыгнула в кабинку по соседству и затаилась.
– Видела, что у нее но ногах? Еще бы галоши надела. Какая-то дебилка. Куда только кадровик смотрел? – Послышались щелчки открываемых дверей.
– Смотри, какой джемперок я отхватила? Вчера Сережку в Смоленский пассаж затащила —
– Мог бы что-то и поприличнее купить —
– С его жадностью и это прогресс. – Они, смеясь, вышли. Юлька, убедившись, что никого нет, решилась выйти. Она помыла руки и взглянула в зеркало.
– Действительно, откуда такие берутся? – Мрачно сказала своему отражению и стала рассматривать себя. Русые волосы немного в рыжину, гладко забранные в хвостик, на висках слегка вились, особенно в сырую погоду. Очки сильно уменьшали глаза, вот рот красивый, особенно зубы. Она сняла очки и почти уткнулась в зеркало. А если посмотреть на себя издалека? Юлька отошла, перевернула очки и смотрела одним глазом через одно стекло. Другой глаз при этом прищурился, и в зеркале отобразилась кривая рожица. Да, зрелище не для слабонервных. Послышались голоса, она быстро вернула очки на свое привычное место и посмотрела на ноги. Эти сапоги они покупали с мамой на Черкизовском рынке и очень гордились покупкой. За семьсот рублей на натуральном меху с двумя молниями, замшевые, а внизу кожа, очень удобные и не скользкие. Здесь все ходят в туфлях, но туфель у Юльки нет. То есть, одни были, но сломался каблук, а дядя Ашот, который жил в их доме и всегда чинил им обувь, сказал, что дешевле купить новые. Как только получит зарплату, сразу купит себе туфли, если доживет до зарплаты и не сбежит отсюда.
– Ты, что, плакала? – Люба принесла букет гвоздик, по-хозяйски прошла в комнату, взяла керамический кувшин
– Зачем цветы?
– Остались сломанные. Ничего, в этот кувшинчик если поставить, совсем неплохо. А?
– Спасибо, Любаш, – Юлька потрогала цветы. С некоторых пор она не любила гвоздики, сразу вспоминала похороны и кладбище. Слезы полились, и остановить их не было никакой возможности. Люба подошла и обняла ее за плечи.
– Вспомнила? Да? – Она помолчала, потом громко высморкалась и бодро сказала
– Слушай, я тут смотрела «Из рук в руки». Если хорошее пианино, можно за тысячу долларов продать. А это хорошее?
– Понятия не имею. Знаешь, подожду еще немного. Если зарплаты не хватит, тогда продам. Хотя, конечно не хватит. Я тебе тысячу должна и еще за квартиру за два месяца.
– Да брось ты! – Люба попыталась возразить.
– Нет, Люб, я обязательно отдам.
– Господи, щепетильная до тошноты. Сколько раз можно говорить, у меня есть деньги.
Но Юлька только упрямо покачала головой. Ей было стыдно, Люба и так постоянно ее кормила. Она с грустью посмотрела на пианино. Неужели придется с ним расстаться? Мама так любила играть. И вообще, видимо, этот инструмент вызывал в ней приятные воспоминания. Юлька замечала, как мама, бережно вытирала с него пыль, как бы гладя, и вид у нее при этом был задумчивый. Как жалко, что она никогда не рассказывала дочери о своем прошлом.
– Юлек, а на работе все в порядке? —
– Да, все замечательно, – бодро откликнулась Юлька. Не вываливать же на Любу свои переживания. Ведь она так радовалась, узнав, что Юльку взяли на работу.
– Ты с кем-нибудь подружилась? – Продолжала выпытывать Любаня.
– Мне очень нравиться одна женщина. Она секретарь Демина. Это первый зам. Когда я прихожу, всегда со мной здоровается и спрашивает про учебу, ну, и так, вообще.
Это было правдой. Елена Георгиевна сразу проявила к ней интерес. Вчера она даже угостила Юльку чаем и вкусной конфетой. Павла Николаевича не было на месте, и Елена Георгиевна удерживала Юльку расспросами о ее жизни, где учится, с кем дружит, где живет, спрашивала про маму. В какой-то момент Юльке даже показалось, что Елена Георгиевна ее знала. Потому что, зачем ей было интересоваться маминой девичьей фамилией. Насколько Юлька знала, у мамы всегда была одна фамилия – Оленская. Про своих родителей мама рассказывала очень скупо, и Юля видела, что эти разговоры ее очень расстраивают. Когда Елена Георгиевна спросила про маму, Юлька удивилась, а Елена Георгиевна вдруг предложила чай и угостила вкусной конфетой с орешком внутри. За этим чаепитием незаметно для себя, Юлька ей рассказала все о себе. Елена Георгиевна сочувственно кивала и внимательно слушала. А потом приехал ее начальник, недовольно покосился на Юльку, прошел к себе в кабинет и вызвал Елену Георгиевну. Та вернулась через несколько минут и, стараясь не смотреть на Юльку, стала рыться в бумагах. Юлька с сожалением вышла, так и не поняв, желательно там будет ее присутствие в дальнейшем или нет. Первую неделю она запоминала, где находится, какой отдел, как зовут руководящий состав», путалась этажами и стеснялась лишний раз спросить. Велена Петровна, сотрудница ее отдела и такая же, как она, «серая мышка» сообщила, на каких этажах находятся отделы, как зовут начальников, бухгалтеров и секретарей замов и Генерального. Юлька была ей очень благодарна за это, тем более, что ее начальница не стала затруднять себя объяснениями. Боясь что-нибудь перепутать, она не поленилась и составила для себя табличку с названиями отделов, рядом отметила этажи, номера комнат и вызубрила ее. После этого уже не ошибалась. Сотрудники отделов отличались друг от друга. Самые молодые, нарядные и шумные работали в рекламно-информацинном, а самыми строгими и молчаливыми были сотрудники технического отдела. Они были и постарше, вот их руководитель, Князев Игорь Феликсович, был молод. Он был высокий, плечистый, интересный, но очень серьезный и неулыбчивый.
Юлька проработала уже две недели, но ее по-прежнему не замечали, а если замечали, то, смерив взглядом, тут же отворачивались. Правда, Князев при встрече с ней всегда вежливо здоровался. Она при этом жутко краснела и хотела что-нибудь сказать в ответ, чтобы он заметил, что она совсем не тупая, как всем кажется, а напротив, очень даже умная. Но он ограничивался только вежливым приветствием. В своем отделе она слышала о нем много хорошего. Какой это замечательный специалист, с ним считается руководство, к его мнению прислушиваются, его ждет большое будущее. Слушать это ей было приятно, потому, что он ей очень-очень нравился. Но об этом она не говорила даже Любе.
Игорь вспоминал, как это все было. Он вышел от Демина, очень гордый собой. Было, чем гордиться, ему поручили подготовить все технические и коммерческие предложения для торгов. Тендерный комитет их рассмотрит и примет решение, какой компании доверить отделочные работы в престижном жилом комплексе на юго-западе Москвы. В конкурсе принимали участие пять российских компаний, одна турецкая и одна югославская. Все компании были хорошо известны, кроме одной российской. Решающее слово будет, конечно, за Деминым. Генеральный полностью ему доверяет, а тот в свою очередь доверяет Игорю и опирается на его мнение. Ну, что ж, он не подведет. Если сделка окажется удачной, его ждет повышение, премия и уважение коллектива. Родители будут радоваться, и гордиться им. Мать станет названивать подружкам и хвалиться, а отец ничего не станет говорить, а только похлопает его по плечу «Ну, ну, сынок». И это будет самой большой похвалой. Размечтался! Какой же все-таки он наивный, да нет, просто дурак. Его использовали по полной программе. Теперь-то он понял, а тогда никак не мог взять в толк, почему Демин отдал предпочтение никому не известной российской компании, проигнорировав очень выгодное предложение турков и его Игоря мнение. Как же он сейчас ругал себя. Идиот, решил, что с ним будут считаться. А теперь сроки срываются, материал не качественный. Жаловаться некому. В последний раз, когда он докладывал об этом Демину, тот изобразил удивление, – «Как же так, ведь вы сами готовили документы». Игорь хотел возразить, что не он их утверждал, но промолчал. Что тут скажешь? Он уже понял, что будет козлом отпущения. Уволиться нельзя, и работать невозможно. Вот попал! А еще Ляля, которая давно и безрезультатно мечтает его заполучить, и еще есть Ира, которая ему нравится. Очень. Нет, с девушками он потом разберется, а пока будет носом землю рыть, чтобы как-то выпутаться из ситуации, в которую попал.
– Здравствуй, Марат —
– О, Володя, дорогой! Как ты там? —
– Да все так же. А вы? Как Тамара, Гуля? —
– Гуля воспитывает Андрюшку, планируют второго, так что у нее все в порядке, а вот Тамаре надо срочно делать операцию. Повезу ее в Германию. —
– Что, так плохо?
После небольшой паузы он ответил, с трудом выговаривая слова
– Не хочу думать о плохом.
– Может, мне здесь договориться?
– Нет, спасибо, Володя, я уже определился с клиникой, ее там ждут.
– Тендерный комитет утвердили?
– Да, вместо меня остается Демин.
– Он справится?
– Я полностью ему доверяю, и потом в комитет входят кроме старых специалистов новые, молодые и очень толковые.
– Ну, что ж, тогда я спокоен. Знаешь, пожалуй, я приеду сейчас в Москву, все равно собирался в июне. Просто приеду немного раньше, и ты не будешь дергаться. Марат, если нужна помощь, позвони. Тамаре передавай большой привет.
Беляев повесил трубку и задумался. Они дружили с Маратом со студенческих лет. Владимир вспомнил, как тот познакомился с Тамарой, точнее, в начале с ней познакомился Владимир, они сходили пару раз в кино, а потом он пригласил ее в компанию. Марат был там же с красивой девушкой, но, как только увидел Тамару, сразу забыл про свою спутницу. Владимир попробовал возмутиться, но Марат вдруг сказал, что это его судьба и Владимир, которому, в общем-то, было все равно, легко уступил, посмеиваясь в душе над другом. Марат встречался с Тамарой полгода, а потом они надумали пожениться. Они бы поженились раньше, но родители с той и другой стороны были категорически против. Родители Марата заявили, что русская сноха не переступит порог их дома, а Тамарины сказали, что не хотят зятя-татарина. Что же им теперь и сала не поесть? Но они все равно поженились. Родителей на свадьбе не было. Да и свадьбы, как принято было с куклой на бампере «Волги», свидетелями с красными лентами, праздничным столом, тоже не было.
Просто вчетвером пошли в ЗАГС. Марат пригласил Володю свидетелем, а Тамара позвала подружку. Их быстро расписали, пожелали официальным голосом и казенными фразами счастья, и они пошли в ближайшее кафе отпраздновать это событие. Жить стали у тетки Марата Гульнары. Родители не знали о предательстве родственницы. Только, когда родилась Гуля, названная в честь Гульнары, Марат пошел к родителям, с которыми не виделся полтора года. Узнав, что родилась внучка, они тут же собрались и поехали ее смотреть. Восторгам не было границ. Вскоре туда приехали и родители Тамары, которым она позвонила. Началось знакомство, и, удивительное дело, никто не вспоминал, кто здесь русский, а кто татарин. Правда, немного поспорили, решая, где молодым лучше жить. И те и другие предлагали переехать к ним. Тетка Гульнара положила конец этим спорам, сказав, что как жили, так и будут жить, то есть, у нее. И они остались у Гульнары, она делала всю домашнюю работу, Тамара только занималась ребенком. Марат и Владимир после окончания строительного института работали на стройке прорабами за квартиру. Когда Гуле исполнилось пять лет, Марат получил двухкомнатную квартиру в доме, который строил. Но в это время тетя Гульнара тяжело заболела, и Тамара стала ухаживать за ней. Болезнь победила, и тетя умерла. Тамара очень тяжело перенесла смерь Гульнары. За эти годы они просто сроднились друг с другом. Потом был переезд на новую квартиру на Речной вокзал. Гулю отдали в садик, Тамара пошла работать к свекру в магазин. Владимир продолжал вести жизнь холостяка. Ему тоже дали квартиру, только однокомнатную в доме по соседству. Но встречаться они стали реже. Марат после работы спешил домой, а Володя шел на свидание с очередной хорошенькой мордашкой из стройуправления. Как только очередная пассия начинала наводить порядок в его холостяцкой квартире и заполнять шкаф своими вещами, он расставался с ней и искал другую. Девушки, как правило, были предсказуемы. Все обожали комплименты, подарки и рестораны. Всегда эти встречи заканчивались постелью, иногда слезами при расставании, иногда небольшими истериками, но, в общем, все заканчивалось легко, без сожалений и воспоминаний. Пожалуй, одна только зацепила. Это была девушка из интеллигентной обеспеченной семьи. Она училась в музыкальном училище. Была очень сдержанной и недоступной. Наверное, поэтому он и запомнил ее. Несколько месяцев он, испытывая азарт, обхаживал ее, все пытался затащить в постель, и когда это случилось, неожиданно появилось чувство влюбленности. Но, когда она сообщила ему, что беременна, Володя испугался. Ребенок? Семья? Зачем ему связывать себя, лишать удовольствия холостяцкой жизни? Он предложил ей сделать аборт, и с тех пор ее не видел. Она пропала. Владимир думал, что легко ее забудет, но вскоре понял, что обманывает себя. Тогда он решил, что женится, тем более, что она беременна, да и Марат с Тамарой все доставали вопросами, куда делась самая приличная из его знакомых девушка. Беляев окончательно решился и позвонил ей, но ему ответил незнакомый голос и сказал, что хозяева уехали в Израиль. «Ну, что ж, наверное, это к лучшему»– подумал он. А потом встретил Киру и женился на ней. Черт его знает, зачем. Ни любви, ни страсти он не испытывал, просто подумал, что пора жениться и женился. Семьи не получилось, но Володя не разводился, ему было не до того. Они с Маратом организовали свою строительную фирму, которая со временем выросла в большую компанию с несколькими филиалами. А теперь уже много лет он жил в Америке, периодически приезжая в Москву. С женой развелся, обеспечив ей приличное содержание, детей у них не было, и последнее время он все чаще жалел об этом. Полгода назад у Владимира нашли неизлечимую болезнь, и тогда он впервые задумался о завещании. Кому оставить все свои миллионы? Ради кого он пахал всю жизнь? От безысходности и тоски он неожиданно позвонил бывшей жене Кире. Она пожалела и посочувствовала ему, но в ее голосе проскальзывали нетерпеливые нотки, а рядом слышались веселые голоса. Он повесил трубку и разозлился на себя. Какого черта он стал ей жаловаться? Уж очень хотелось сочувствия. Из родственников у него оставались двоюродные брат, сестра и сын сестры Володя, названный в его честь. Он помогал им, не жалея средств, но близких отношений, принятых у родственников, у них не было. Владимир всерьез задумался, что одинок. У Марата вон уже внук, а у него как-то не сложилось. Может и есть у него где-то ребенок, если та девушка не сделала тогда аборт. Эта мысль и раньше приходила в голову, а последнее время просто стала наваждением каким-то. Но перед поездкой в Москву он созвонился с известными специалистами в Израиле и направился туда. Каковы же были его радость и удивление, когда результаты обследования не подтвердили страшный диагноз. По приезду в Москву он сразу хотел найти адвоката, чтобы поручить ему поиск той девушки, но из-за неожиданного происшествия поиск пришлось отложить. Дело в том, что в Шереметьево на него было совершено покушение. Кто-то попытался ударить его ножом прямо в аэропорту. Охрана вовремя отреагировала, правда, нападавшего не задержали – произошло это все в толпе туристов, но помешали совершить преступление. Только кашемировое пальто пострадало. Пришлось его выбросить, не штопать же дырку. Пока разбирали это происшествие, прошло некоторое время. А разбирали все досконально. Служба безопасности работала добросовестно. После всех их вопросов и предположений у Владимира болела голова. Он считал, что все это чушь, нелепая случайность, но невольно и сам задумывался. Кому это нужно? Марату? Да никогда он его не заподозрит своего товарища и другим не позволит. Бывшей жене? Зачем ей это? Наследство? Пожалуй, это возможно допустить, но, хорошо зная Киру, он отмел и это предположение. Она не настолько алчная и вообще ей это не надо. При разводе он щедро обеспечил ее и потом, она сейчас не одна. Перед их последним разговором она звонила и радостно сообщила, что вскоре выйдет замуж за очень состоятельного человека. И потом, он не звонил ей, узнав окончательный диагноз, значит, если она и заинтересована в его смерти, то просто будет ждать конца. Зачем ей рисковать и нанимать киллера? А родственникам он не сообщал ничего, хотя Кира и настоятельно ему советовала это сделать. Через несколько дней он окончательно выбросил мысли о покушении из головы и позвонил адвокату.
– Но ваши сведения очень скудные. – Адвокат пожал плечами. – Только имя и год рождения, фамилию вы не помните, еще знаете, что проживает в Израиле. Но только по имени невозможно найти человека. Возможно, вы вспомните адрес, по которому она проживала прежде в Москве?
– К сожалению, Григорий Михайлович, я не помню адрес. Где-то на Сретенке, в переулке.
Григорий Михайлович постучал ручкой по блокноту и предложил
– Знаете, Владимир Анатольевич, поезжайте на Сретенку, найдите тот переулок, возможно, что-то и припомните.
Беляев обрадовался. Конечно, как ему раньше это в голову не пришло?
Николай Васильевич, водитель Беляева, недоумевал, глядя, как его шеф мечется по Сретенским переулкам, выискивая что-то, но вопросов не задавал, конечно. Не положено. Ага, кажется, нашел, встал перед каким-то домом и задумался. Охранники тоже беспокоились, после случая в аэропорту Беляеву усилили охрану и ни на минуту не отпускали одного. Но вот, наконец, он вернулся в машину. По выражению лица водитель понял, что шеф нашел, то, что искал. Сев в машину, Владимир велел ехать в Сокольники к двоюродной сестре. Он подумал, что Ленка наверняка запомнила ее фамилию. Так получилось, что однажды они оказались в одной компании. Сестра с инквизиторской дотошностью выясняла, где она учится, сколько ей лет и фамилию наверняка спросила.
Сестра долго не могла взять в толк, что он хочет выяснить и зачем. Беляев долго и путано пытался объяснить, для чего ему понадобилось разыскивать ту девушку, но, вопреки его ожиданиям, Ленка так ничего вразумительного и не сказала.
Адвокат, выслушав Беляева, хмыкнул и сказал, что, пожалуй, по этим данным он попытается ее найти.
– Звонила Аллочка, сказала, что едет к нам, – бабушка сидела перед пасьянсом, но было видно, что мысли ее совсем не в пасьянсе.
– Странно. Я в том смысле, что по выходным она теперь не приезжает, все пишет. Кто бы мог подумать, что мамуля вдруг начнет романы писать.
– Какая молодец! Интересно будет почитать.
– Однако, сомневаюсь, что будет интересно, – пробормотала я, а бабушка вопросительно посмотрела на меня.
– Представляете, мамуля и детектив?
– Да, – замялась бабушка, – мне кажется это не ее жанр.
Поздоровавшись с нами, мамуля сразу перешла к делу. Она выложила на стол пухлую папку с рукописью
– Вот. Это мое произведение. Между прочим, у меня уже два трупа, – с гордостью произнесла она и весело блеснула глазами.
– Конечно, – согласно кивнула я, – два трупа гораздо лучше, чем один, и с опаской посмотрела на мамулю. Как-то мне не понравился опасный задор во взгляде. Все-таки речь шла о трупах. Зря она взялась за детектив.
– Ты говорила, что попросишь Ларису напечатать. Как думаешь, она согласится?
– Сейчас позвоню, – я стала набирать Ларискин телефон, а сама косилась на рукопись. Ничего себе, мамуля самовыразилась. Тут, наверное, страниц двести будет, а может и больше. Надеюсь, не очень кровожадно. Даже странно, мамуля всегда была против насилия.
– Алло!
– Ой, Ларис! Привет. У меня к тебе будет одна просьба, – я прошла с телефоном в кабинет, – помнишь, я говорила, что мамуля пишет детектив.
– Ну, и что? Я такую литературу в принципе не читаю.
Это плохо, может не согласиться.
– Понимаешь, она привезла сейчас рукопись и очень просила тебя напечатать. Ты же у нас печатаешь слепым способом. И заодно сама почитаешь.
Лариска помолчала, а я занервничала. В конце концов, попробую сама напечатать, просто будет не так быстро.
– Читать всякую чепуху я не собираюсь, но напечатать, конечно, возьму. Тащи свой детектив
Мамуля обрадовалась, а я быстренько оделась и сбегала к Лариске.
Она была не в духе, с Витькой была «в контрах», повод я не стала выяснять, а то это надолго. Отдала рукопись, выслушала опять про то, что она не читает всякую чушь, и быстренько побежала домой. Мамуля с бабушкой сидели на кухне и пили кофе, вернее, кофе пила только мамуля, бабушка осталась верна чаю. А я тоже полюбила кофе и последнее время даже немного перебарщивала в употреблении. Дома было непривычно тихо. Щенков всех разобрали. Последнего мальчика отдавала со слезами, так жалко было. Но мы подумали, что две собаки – это перебор, и потом мы еще не определились с местом. Дейзи все также продолжала жить в зимнем саду.
– Доченька, я со своей писаниной совсем забыла про Ивана. Как он там?
Иван – это неудавшийся киллер, которому я по ошибке сделала заказ. Нет, не убийство, конечно, а два портрета, свой и Сашин, так как подумала, что это художник. Слава Богу, никого не убили, то есть, убили, но не нас. В общем, все обошлось опять же по недоразумению. Ивана вначале отправили лечиться от обморожения, а сейчас он лежит в хорошей клинике под наблюдением психиатра.
– Он начал вспоминать и, кажется, нашлись его родные. Знаю только, что он биатлонист, поэтому хорошо катается на лыжах и стреляет, а больше ничего сказать не могу. Вот приедет Юра и все расскажет.
– А Юрочка как поживает? Не женился? Хотя, что я спрашиваю, и так все понятно.
– Да, – подала голос бабушка, – к сожалению, Юра из тех, кто женится очень поздно или не женится никогда. У него сейчас критический возраст. Хоть бы познакомили его с какой-нибудь девушкой. Родители его спят и видят, когда он женится. Аллочка, может быть, у тебя есть кто-то на примете?
– Мои девушки уже скоро на пенсию выйдут, – опрометчиво заметила мамуля, но сразу спохватилась, – то есть, им до пенсии, конечно, далеко, а вот у девочек знакомых много.
– Мамусик, это совершенно бесполезное занятие. Вспомните Новый Год и Дашу. Все наши мужчины на нее запали, а Юра даже бровью не повел. А кстати, кто у него родители?
– Они живут в Петербурге, – при этом бабушка тяжело вздохнула. Все-таки она очень скучает по Питеру. – Очень славные интеллигентные люди. Семен Григорьевич был военным переводчиком, а Раиса Львовна работала врачом в нашей поликлинике. Какое-то время мы жили в одном доме, но потом они усыновили Юру и решили поменять жилье.
– Как усыновили?! – Одновременно вскричали мы с мамулей. – Выходит у Юры приемные родители? А почему вы раньше не рассказывали об этом?
– Просто так получилось.
– А Юра знает?
– Конечно. Он был уже не младенческого возраста.
– А сколько ему было лет?
– Примерно лет восемь. Он уже учился в школе, но Раиса Львовна говорила мне, что он очень отстает. Когда они сменили жилье, она бросила работу и занималась только Юрой. Он был очень худенький и болезненный мальчик. Она записала его в разные спортивные секции, потом Семен Григорьевич похлопотал, чтобы его приняли в военное училище. Он хотел, чтобы сын пошел по его стопам, но Юра выбрал для себя другой путь. С Сашей они познакомились случайно, мы как-то с Раисой Львовной говорили об этом. Надо же, как тесен мир! В детстве не дружили, хотя встречались иногда, а теперь вот не разлей вода.
Мы с мамулей молча переваривали информацию, когда в прихожей раздался звонок
– Ой, это Наташка звонит.
Я открыла дверь – это действительно была Наташка. После той истории с Кириллом, она неделю ходила, как пришибленная, а потом опять стала прежней, как всегда.
– Всем, бонжур. Убежала от Евдохи. Вот пришла похвастаться. Смотрите, какое я симпатичное пальтишко прикупила. Хорошо, что свекруха еще не видела, а то достанет своими нравоучениями. Сколько у меня в гардеробе должно быть блузочек и юбочек, и зачем только я все покупаю и покупаю, ведь уже вешать некуда. А женский гардероб, сами знаете, «вешать некуда, а носить нечего».
– Замечательное пальто, – заключила бабушка после тщательного осмотра, причем швы рассматривались особенно долго. Что уж в изнанке она нашла замечательного?
– Да, мне тоже нравится. Белый цвет – это всегда эффектно, – одобрила мамуля. – Ланочка, примерь, мне кажется, тебе тоже очень пойдет.
– Нет, это не ее размер, – возразила Наташка и сама его надела.
Пальто действительно сидело, как литое и очень Наташке шло. Как назло, мне тоже пошло бы. Но теперь я такое точно не куплю, не можем же мы с Наташкой в одинаковых пальто ходить. Достаточно, что и так все время вместе, и на работе и дома. Ничего, не очень-то и хотелось.
– Мне сейчас не пальто, а машину надо покупать, моя уже еле дышит.
– А какую думаешь покупать?
– Понятия не имею. Может, к Петьке в салон подъеду, «Пежо» посмотрю. А что у тебя еще в пакете?
– А, это купальник, хотела поплавать. Пойдем вместе.
Мы спустились вниз.
– Баня еще не готова, давай пока маски сделаем.
– Да уж, не помешало бы. Последнее время в зеркале такие ужасы показывают.
– Какие ужасы? – Не поняла я.
– Как говорится: «Свет мой зеркальце заткнись, умываться я пришла».
– Ну не знаю. В моем зеркале вроде ужасов не показывают. Но сделать маску и попариться в бане не повредит.
– А Саша в командировке?
– Ага
– Опять?
– Что значит опять?! – Вскинулась я. – Если надо поехать, значит, надо!
– Да успокойся, я просто так спросила. Просто заметила, что он зачастил.
Вот сволочь. Решила вывести меня из терпения. Ничего, я промолчу, ни за что не поддамся на провокацию. Хотя, пожалуй…
– Ой, вчера вечером Петьку видела, когда он к дому подъехал. К нему наша соседка подошла, и все нахваливала его туалетную воду, прямо всего его обнюхала.
– Какая соседка? – Сразу насторожилась Наташка.
– Ну, дочка Дарьи Васильевны. Интересная такая. А от Петьки правда, пахнет
– обалденно. Это ты его духами поливаешь?
– Никто его не поливает, сам душится. Все. Пошли париться.
Двигаться было лень, даже говорить было лень. Что-то так разморило после бани. Мы лежали на шезлонгах и балдели
– Слушай, я забегала к Лариске, – не открывая глаз, сказала Наташка. – Она была злющая и яростно колотила по клавишам компьютера, наверное, работу взяла домой. На всякий случай, я не стала выяснять, чего она там колотит, чтобы лишний раз не раздражать, а то начнет опять зудеть, что я мало работаю. Надоела.
– Это не работа, это я попросила ее напечатать мамулин роман.
– Что? Чей роман? – Наташка резко села и уставилась на меня, смешно округлив глаза.
– Чей слышала. Мамуля решила самовыразиться и написала детектив.
– Да ты что? Почитаю обязательно.
– А Лариска сказала, что такую чепуху читать не станет.
– Да ну ее. Зануда. —
Мы зашли еще раз в парную, потом долго плавали в бассейне, а потом балдели на шезлонгах. Господи! Хорошо-то как!
Юлька слышала, как обсуждали последние торги. Князев входил в тендерный комитет, подготавливал материалы, и к его мнению прислушивался сам Генеральный. А уж Демин без него шагу не сделает. Но сейчас ходили слухи, что Князев почему-то предпочел никому неизвестную российскую компанию, и пока дела идут плохо. Сроки срывают. Генеральный уехал в Германию лечить жену. Демин только плечами пожимает и кивает на Князева. Если Бакиров узнает, какую глупость сделал Князев, его выгонят. Юлька слушала все эти разговоры и очень сочувствовала ему. Вообще в каждом отделе что-нибудь или кого-нибудь обсуждали. В рекламном отделе всегда слышался смех, Юльке иногда не хотелось уходить отсюда, здесь было так весело, но ее никто не удерживал. В туалете разговоры велись, в основном, о тряпках, о косметике и о мужиках. В здании было кафе, буфет и безалкогольный бар. Юлька один раз случайно туда забрела, вытаращилась на цены и хотела уже отойти
Конец ознакомительного фрагмента.