Вы здесь

Украденные воспоминания. Глава 1 (Екатерина Островская, 2014)

Глава 1

Большинство людей всю жизнь занимается самым распространенным видом спорта – бегом за удачей. И очень многие становятся «мастерами спорта» – завоевывают первые места в очередях на увольнение, на выселение, на проигрыши в лотереях, на протечки в квартирах и на разводы. С ними всегда случаются неприятности: у только что купленной обуви отваливается каблук, на них лают самые смирные собаки, даже когда они стоят на месте, новый начальник оказывается хуже предыдущего, по утрам не заводится автомобиль, а у новогоднего шампанского сильный привкус дрожжей.

Наташа Пешкова поняла это случайно, когда спешила на собеседование, которое ей назначили в одной весьма значительной фирме. Месяц назад она осталась без работы: предприятие, на котором трудилась, приказало долго жить. Уволили не только ее, но и всех остальных сотрудников, и некоторые, узнав, что лишаются насиженных мест, в отчаянии унесли с собой рабочую мебель или компьютерные мониторы.

– Хоть какая-то компенсация! – объяснила Наташе ее коллега Илона Харина, пытаясь впихнуть офисное кресло в багажное отделение своего «Тико». – Два года отпахала на этого козла, а теперь меня коленом под зад…

Она посмотрела на Наташу и сделала еще одну попытку, снова безуспешную.

– Ну, что стоишь? Помогай!

Наташа обернулась по сторонам: участвовать в воровстве ей не хотелось. За шторой кабинета генерального директора маячила тень: судя по всему, Марат Артурович наблюдал за ними.

– Григорян смотрит, – шепотом предупредила Наташа коллегу.

– Да пошел он! – отмахнулась та.

Кресло наконец влезло, что очень удивило Илону.

– Надо же! – сказала она и, довольная, улыбнулась. – Завтра еще что-нибудь прихвачу.

– Завтра суббота, – напомнила Наташа.

– Тогда я два раза приеду, возьму еще одно кресло и музыкальный центр из приемной. Я же на этого урода два года, как последняя дура, вкалывала. Как и ты впрочем. Ну ладно, садись в машину, чего тебе на метро трястить.

Илона была девушкой доброй и отзывчивой. Особенно на зов начальства. Она действительно отработала на Григоряна два года офис-менеджером, то бишь секретаршей, и весь коллектив знал о ее особых отношениях с шефом.

Марат Артурович владел финансовой компанией, основной целью которой было преумножение накоплений григоряновских родственников. Не всех, разумеется, а только тех, у кого накопления имелись. Таковых было не очень много: родной дядя Ашот – сотрудник одного из министерств, его жена Карина – руководитель центра социальной помощи, родной брат Гамлет – заместитель главы администрации одного из городских районов, а также жена брата Анжелика – начальница ПИБа того же района.

Возглавляемая Григоряном финансовая компания была небольшой, но занималась всем, что могло принести доход: скупала ценные бумаги разоряющихся предприятий, в основном акции магазинов, поставляла на российский рынок армянский хрусталь и коньяк, участвовала в долевом строительстве, обменивая украинскую арматуру и китайский цемент на квартиры. Последней крупной сделкой стала покупка участка земли неподалеку от наземного вестибюля одной из станций метро. Землю приобрели и очень быстро перепродали известной компании, которая тут же начала строить на том месте торгово-развлекательный центр. Дядю Ашота после этого торжественно проводили на пенсию, брат Гамлет решил перебраться жить во Францию, и Марату Артуровичу не оставалось ничего другого, как закрыть свою фирму.

Наташе не досталось ничего, даже рабочего стула с матерчатым синим сиденьем. Только запись в трудовой книжке о том, что она три года отработала биржевым аналитиком. Заниматься ей приходилось, разумеется, не биржевыми торгами, а составлением балансовых отчетов, потому что главным бухгалтером компании числилась жена Григоряна, которая в бухгалтерии ничего не понимала и на работу приходила крайне редко. Наташе даже казалось, что Сусанна Арутюновна появлялась в офисе лишь затем, чтобы поболтать с подругами по телефону. Она заходила в кабинет мужа и очень громко с кем-то беседовала. Говорила на армянском, иногда вставляя в свою речь и русские фразы: «Да ты что? Обалдеть можно! Две тыщи евро за короткое платье? Я за полторы купила себе длинное… Ладно, потом перезвоню, я в офисе сейчас – очень много работы…»

Сусанна Арутюновна смотрела на Наташу косо, подозревая, что именно Пешкова является любовницей мужа. Она даже у Илоны этим поинтересовалась. Но та ее разубедила.

– Ни в коем случае, – ответила секретарша Григоряна, – у Наташи есть жених.

Это было неправдой, у Наташи не было ни жениха, ни мужа, ни любовника. Но если кто-то интересовался ее личной жизнью, она кивала: «Имеется, как и у всех». И замолкала, потому что долго врать не могла. Если честно, то и лживая запись в трудовой книжке ее немного смущала. Но лживые записи были у всех сотрудников, а не только у Сусанны Арутюновны. Илона, например, числилась супервайзером по мерчендайзингу.

А потом все рухнуло. Наташа начала искать работу, и это оказалось нелегким делом. Только через месяц поступило первое стоящее предложение – пройти собеседование в инвестиционном фонде. И вот сейчас, спеша на собеседование, она подумала о том, что все люди гонятся за удачей и не у всех это получается. Так же как некоторые ездят на автомобилях, а другие ходят пешком.

Сияло утреннее солнце, отражаясь ослепительным блеском в оставшихся после ночного ливня лужах. Наташа спешила, задумалась и потеряла бдительность, когда рядом пронесся автомобиль, окатив ее с ног до головы. Вероятно, половина лужи выплеснулась ей на платье, на прическу, на почти новую кожаную сумочку…

Наташа замерла с поднятыми руками, потом наклонила голову, чтобы посмотреть на туфельки, и с головы потекла грязная вода. О собеседовании можно было забыть, а значит, и о новой работе в приличной компании.

Медленно задним ходом подъехал автомобиль. Вероятно, тот самый, который и облил ее грязью. Наташа на всякий случай сделала шаг назад. Дверца автомобиля отворилась и из салона высунулся господин.

– Сорри, – произнес он, – я, кажется, навредил вам немного.

«Иностранец, – догадалась Наташа. – Хорошенькое дело – немного…»

Господин начал рассматривать ее, а потом вышел. Он был высоким, холеным, в дорогом костюме.

– Скажите, куда вам надо, – произнес незнакомец, – мой водитель вас доставит.

– Не стоит, – ответила Наташа. Но в машину почему-то села и назвала адрес.

– По пути, – усмехнулся водитель.

Босс бросил на него строгий взгляд.

– Это мой шофер вас так… – то ли объяснил, то ли посочувствовал господин. И тут же пообещал: – Я его уволю за невнимательность.

– Не надо, – попросила Наташа, – он не хотел.

– Не хотел, – закивал водитель, не оборачиваясь.

«Некоторые разъезжают на автомобилях, – вспомнила Наташа свою последнюю перед неприятностью мысль, – а некоторые ходят пешком, поэтому удачу им не догнать. К тому же фамилия определяет судьбу, а моя фамилия Пешкова».

Автомобиль въехал во двор небольшого офисного здания с синими стеклянными стенами. На крыльце стояли несколько молоденьких нарядно одетых девушек.

– Выходим, – приказал господин, вылезая из салона.

Девушки на крыльце стояли молча и курили. Когда к крыльцу подошла Наташа, они неодобрительно посмотрели на ее мокрые волосы и пятна на платье. И тут же уставились на господина в дорогом костюме, начали улыбаться одинаковыми улыбками, а некоторые даже взмахивать нарощенными ресницами.

– Хеллоу, хеллоу, – посыпалось со всех сторон.

– Гуд дей, – встрял чей-то севший от напряжения голос.

Спутник Наташи открыл дверь и пропустил ее перед собой. Она вошла в холл и увидела еще большую толпу девушек. И только сейчас поняла, что попала именно туда, куда и спешила этим утром, – на собеседование.

Порядок в вестибюле контролировали двое охранников, которые, завидев господина в костюме, тут же организовали коридор, по которому прошла, разумеется, и Наташа. Но возле ступеней лестницы она остановилась.

– Пойдемте, – улыбнулся ей спутник, – ведь вы же наверняка шли ко мне на собеседование.

Кабинет был просторным, светлым и шикарным. На стенах висели фотографии парусников. Господин не стал подходить к столу, а показал Наташе на кресло возле журнального столика:

– Присаживайтесь.

Сам опустился в кресло напротив и опять улыбнулся.

– Я должен как-то загладить свою вину. А потому беру вас на работу не глядя.

И тут же рассмеялся. Потому что на протяжении всего времени их знакомства только и делал, что разглядывал ее.

– Но учтите…

Господин снова стал серьезным.

– Все-таки задам вам несколько вопросов, чтобы определить место в нашем коллективе и то, чем вы будете заниматься.

– Меня зовут Наташа Пешкова, – поспешила представиться она.

– А я – Джон Кеннеди Говард Хадсон. Говард – имя моего отца, который работал в администрации президента и был очень предан ему. Когда Кеннеди застрелили, он решил назвать его именем сына. Я каким-то образом узнал об этом и тут же родился…

Мистер Хадсон весело взглянул на Наташу, очевидно предполагая, что та оценит шутку. Наташа тактично улыбнулась.

– Где вы работали прежде и кем? – спросил мистер Хадсон.

– Биржевым аналитиком в финансовой компании.

– На какой бирже?

– Товарно-сырьевой, – соврала Наташа.

– Угу, – кивнул Джон Кеннеди Хадсон, задумался и тут же спросил: – Скучно, наверное, все это: фьючерсы, опционы, контракты, быки, медведи…

– Мне нравилось, – опять соврала Наташа.

Глава фонда снова задумался. Произнес, не выходя из задумчивости:

– Well, well, well…

И начал рассматривать парусники на стенах. Тут Наташа поняла, что ей сейчас вежливо откажут.

– Как у вас с английским? – спросил мистер Хадсон.

Тогда она перешла на родной для него язык:

– Я окончила специализированную школу. Во время обучения дважды побывала в Англии. Мы жили в семьях, и проблем с общением у меня не имелось. Потом, уже учась в университете, еще раз съездила в Англию. Провела в Лондоне два месяца, исходила весь центр пешком…

– На бирже были? – пошутил мистер Хадсон.

– Хотела пойти, но туда не пускают любопытных.

– Чем занимается ваш отец?

– У него строительный бизнес.

Объяснять, что ее отец занимается ремонтом и отделкой квартир, Наташа не стала.

– Well, – снова произнес американец и перешел на русский.

– Вы говорите по-английски лучше большинства моих сотрудников. Не только русских, кстати. Но у вас очень сильный лондонский акцент, а потому в Нью-Йорке вы все равно будете иностранкой. Но меня это устраивает, я вас беру… Сейчас распоряжусь, чтобы разогнали тех девиц на входе, и приглашу сюда вице-президента фонда, в чьи обязанности входит работа с кадрами. С биржами работать, увы, вам не придется, но обязанности ваши будут не менее ответственны – вам придется заниматься финансовым анализом. Аналитический отдел у нас большой, потому что обороты нашего фонда… – Мистер Хадсон посмотрел на потолок и завершил фразу обтекаемо: – Очень большие. Испытательный срок два месяца. На этот период зарплата две тысячи долларов, а потом, если ваша работа нас будет устраивать, пять тысяч. Если будет очень устраивать, возможны хорошие премиальные.

Он снова оглядел Наташу.

– Нет, пожалуй, сейчас я никого приглашать не буду. Ступайте домой, приводите себя в порядок. А завтра с утра – милости просим. Только не ходите больше так близко к краю дороги…


Наташа не шла домой, а летела, не веря в удачу. «Так не может быть, так не может быть… – твердила она себе. – Завтра наверняка сообщат, что пришел кто-то более достойный, и мне откажут. Тогда я попрошу любую другую работу, любую должность, лишь бы взяли…»

Она вспоминала офис с мраморными полами, просторный кабинет главы фонда с фотографиями парусных яхт на волнах синих морей. Снимки были прекрасными. И люди, которые наверняка находились на тех яхтах, были счастливы, сидели в своих каютах, поглядывая в иллюминаторы на пробегающие мимо барашки изумрудных волн. Наташа вспомнила американца со странным именем Джон Кеннеди и нашла его вполне обаятельным. Подумала, что ему, вероятно, лет сорок, может быть, сорок пять, то есть он уже не молод, но выглядит просто замечательно – спортивная фигура, загар и ослепительная улыбка. Уж наверняка его жена не приходит в его кабинет и не болтает по три часа с подругами на пределе голосовых возможностей…. Интересно, а кто у него жена?


Джон Кеннеди Говард Хадсон, как выяснилось очень скоро, оказался неженатым. Любовницы у него вроде тоже не было. И служебными романами он, похоже, не увлекался. Русские сотрудники фонда называли его Джон Говардович, хотя сам мистер Хадсон просил обращаться к нему просто по имени – Джон, потому что обращение вроде «Джон Кеннеди» или «мистер Джон Кеннеди» было бы не очень уместным. Глава фонда вообще любил пошутить. Он даже знал, что некоторые работники промеж себя называют его «мистером Гадсоном», и смеялся. А иногда говорил о себе так в третьем лице. Мог, например, позвонить Наташе на мобильный вечером и сказать:

– Наташенька, завтра с утра мистер Гадсон ждет вас у себя в кабинете с отчетом о рентабельности наших пакетов акций госкорпораций.

После чего интересовался ее настроением и здоровьем родителей. Она думала, что в американских фирмах так принято, и это нравилось ей.

К тому же, после того как закончился ее испытательный срок, мистер Хадсон лично вручил ей конверт с премией. Заглянула в него, выйдя в коридор, и обнаружила внутри ровно четыре тысячи долларов, то есть стопроцентную премию. Это очень обрадовало. А затем должностной оклад ей определили не пять тысяч, а семь. Значит, через год ей удастся купить небольшую квартирку. О собственной жилплощади она давно мечтала. Конечно, оплатить ее полностью все равно не получится, придется взять кредит, но совсем небольшой, за следующий год можно будет рассчитаться и с ипотекой.

Мечта о квартире крепла, и Наташа стала уже подумывать, что, вероятно, стоило бы уже сейчас начать подыскивать варианты: премии случались часто – раз в месяц, а потом уж и к Рождеству. На новогоднем корпоративе Джон усадил Наташу рядом с собой и весь вечер ухаживал за ней, приглашал танцевать и спрашивал, как здоровье мамы и как продвигается бизнес отца…

Уже после праздников в столовой офиса за Наташин столик подсела Марина Степановна из отдела аудита. И почти сразу шепотом объявила: все уже в курсе, что мистер Гадсон положил на Наташу глаз.

– Вы так решили, потому что на корпоративе шеф уделил мне столько времени? Просто он очень внимательный! – попыталась отговориться Наташа.

– Однако со мной, например, наш мистер Гадсон не считает нужным лишний раз поздороваться.

Почему с ней надо здороваться лишний раз, аудиторша не объяснила. Зато сказала:

– Глава фонда, конечно, завидная партия, но ты очень нравишься Максиму. Так что подумай и сделай правильный выбор.

Максим Грановский был начальником Марины Степановны. Ему было тридцать пять лет, он был разведен, приветлив и выдержан. От него всегда пахло хорошим парфюмом, а ногти его были обработаны профессионально.

– Я думаю, вы заблуждаетесь по поводу Джона и Максима, – покачала головой Наташа. – Что во мне такого?

– Ладно, не прикидывайся. Ты – девка красивая, и у тебя никого нет. Скажи спасибо, что они оба – с чистыми намерениями. Максим, кстати, просил меня узнать, как ты к нему относишься. Только это между нами.

– Я отношусь к нему очень хорошо, – ответила Наташа. – Но не настолько, конечно, чтобы согласиться на служебный роман.

– Ты что, дурочка совсем? – удивилась Марина Степановна. – Какой еще служебный роман? Максим Леонидович хочет сделать тебе предложение. Не сразу, разумеется, а сначала поухаживает: в клуб тебя сводит, в театры… Как принято, так и будет. Потом ты познакомишь его со своими родителями.

– Со своими родителями я могу и вас познакомить, а вот насчет замужества…

– Ты, главное, подумай, – шепнула аудиторша. – Максим все знает про Гадсона, что тот к тебе тоже неровно дышит. Грановский – не дурак и прекрасно понимает, что в случае чего его могут попросить отсюда… Ну, если ты согласишься за него выйти, а Гадсон обидится. Но у Максима Леонидовича есть и своя собственная фирма – не такая, как этот фонд, разумеется, но очень прилично стоящая на ногах. Он там не работает, разумеется, но он единственный владелец и взял на работу хороших менеджеров. Ты подумай…

Наташа не собиралась ни о чем подобном думать. Мало ли что кому показалось? Потом, она, может быть, и хотела бы замуж, но – по любви. Конечно, и Максим Леонидович, и Джон Говардович – люди приятные и обходительные, с ними приятно беседовать, но в качестве супруга Наташа не могла представить себе никого из них. Мужа, как ей казалось, надо в первую очередь любить, а потом уж уважать. Хотя как это совмещается, она не знала.

В ее жизни были, разумеется, мужчины – двое, за которых Наташа собиралась замуж. Первый был сокурсником и передумал жениться в самый последний момент, когда они уже направились подавать заявление. А второй – коллега по работе. Тот был женат, но с женой не жил вместе и обещал развестись, вот только постоянно находил причину не подать заявление о разводе.

Об их романе знали на службе все, поэтому Наташе пришлось уйти и устроиться в финансовую компанию Григоряна. Со своим возлюбленным она встречалась теперь только дома. Вернее, в съемной однокомнатной квартирке. Убегала с работы, носилась по магазинам и спешила туда. Прежде-то они отправлялись вдвоем. Ехали в его машине, в салоне играла музыка, текла легкая беседа о чем-то, и Наташе казалось, что она влюблена.

Ее избранник был мужественным и малоулыбчивым. Но очень скоро после перемены места работы все изменилось. Приходя в ту квартиру, она уже не заставала его там. Любимый приходил поздно, придумывал всякие нелепые оправдания, и от него пахло вином, что было самым неприятным. Однажды Наташа сказала, что не может сидеть вечерами, дожидаясь его.

– Не можешь, и не надо, – ответил Малоулыбчивый и Мужественный.

Она тут же ушла. Любимый мужчина смотрел, как она собирает вещи, не пытался ее задержать, а потом и вовсе уселся перед телевизором, на экране которого два накачанных американца дубасили друг друга. Наташа ушла тогда, уверенная, что Малоулыбчивый и Мужественный завтра же примчится за ней, попросит прощения. Но тот даже не позвонил. С тех пор она решила малоулыбчивым не доверять. Понимала прекрасно, что это полная чушь, но ничего не могла с собой поделать: опыт есть опыт, сын ошибок трудных.

Джон Кеннеди Говард Хадсон улыбался часто и ослепительно, а Грановский чаще всего молчал. Оставаясь с Наташей на не очень продолжительное время наедине, Максим Леонидович еще пытался разговаривать на разные экономические темы, а вот в присутствии других сотрудников фонда на все ее вопросы только кивал или качал головой, словно хранил какую-то огромную тайну фирмы и боялся ненароком проговориться.

Тайна у фирмы была одна – многомиллиардные обороты. И прибыль, соответственно, такая же. Большую часть прибыли иностранные владельцы уводили на Запад, а то, что оставалось, снова шло в дело. Конечно же, огромная часть средств, находившихся в обороте, принадлежала западным инвесторам, но помимо ее на счета фонда были закачены деньги различных российских бюджетных и коммерческих организаций, например пенсионных негосударственных фондов, рассчитывающих на высокий процент от своих инвестиций. А какова была прибыль самого предприятия, наверняка знали лишь несколько человек – в том числе и Грановский, разумеется.

Наташа этим вопросом интересовалась мало – знала то, что ей положено было знать, а в другие дела старалась нос не совать. Она больше думала о собственной квартире, о том, как будет обустраивать ее, какую мебель купит. Думала: «Через год я буду жить самостоятельно. Тогда у меня будет настоящая личная жизнь, и наверняка удастся познакомиться с настоящим, очень порядочным и добрым человеком. Желательно, разумеется, чтобы тот оказался молодым и красивым…»

Иногда, правда, ей звонила домой Марина Степановна с единственной целью помочь образумиться.

– Ты подумай, – шептала аудиторша в трубку, – реши для себя главное и сделай правильный выбор. Никто тебя не осудит, конечно, но хватит мечтать о журавлях в небе, когда синица у тебя в кулаке. А Максим Леонидович, как ты понимаешь, даже и не синица – он далеко пойдет. Его в минфин давно уже зовут, Грановский же предпочитает трудиться в нашем фонде…

Однажды вечером, ложась в постель, Наташа подумала: «Хорошо бы проснуться, открыть глаза и увидеть, что ты в своей собственной квартире. За это можно отдать полгода жизни. Нет, лучше никому ничего не отдавать. Просто проснуться и увидеть за огромным окном лес или парк, над которым летают птицы, а рядом красивого и обаятельного мужчину. Нет, за такое стоит отдать полгода… пожалуй, даже год жизни».