8
Ему в легкие ворвался ледяной воздух, по всем сосудам хлынула такая же ледяная влага. Слепящий свет мешал открыть глаза, страх тоже не давал поднять веки. Эндрю Стилмен задавался вопросом, где сейчас очнется – в чистилище или сразу в аду. Исходя из его последних действий, рай не светил ему ни в прямом, ни в переносном смысле.
Он больше не чувствовал биения собственного сердца, ему было холодно, чудовищно холодно.
Но раз смерть, как полагают, длится вечность, он не намеревался все это время оставаться в кромешной тьме. Он собрался с силами и приоткрыл глаза.
Ему показалось по меньшей мере странным, что он стоит, прислонившись к светофору, на перекрестке Чарльз-стрит и Уэст-Энд-хайвей.
Ад ни капельки не походил на то, о чем рассказывали на уроках катехизиса в католической школе Покипси, разве что этот перекресток служил лишь входом туда. Но учитывая, сколько раз Эндрю его пересекал, отправляясь на свой утренний моцион, можно было бы и раньше заметить зловещий характер этого места, если бы оно им обладало…
Дрожа как лист на ветру и ежась от растекающейся по спине влаги, он машинально покосился на часы. На них было ровно семь часов, до момента его убийства оставалось еще пятнадцать минут.
Эта фраза, сама собой сложившаяся в голове, показалась ему совершенно бессмысленной. Эндрю не верил в реинкарнацию, еще меньше – в воскрешение, позволившее ему вернуться на Землю за четверть часа до собственной гибели. Он огляделся. Вид утренних улиц совершенно не отличался от того, к какому он привык. Поток автомобилей в северном направлении, другой, в несколько раз более плотный, ползущий в противоположном направлении, в сторону финансового центра, бегуны на тянущейся вдоль реки аллее Ривер-парка…
Эндрю постарался собраться с мыслями. Смерть навсегда избавляет от физических страданий – это единственное, что он точно знал о смерти. Он чувствовал невыносимую боль в пояснице, а перед глазами плясали светящиеся точки, и это служило очевидным доказательством того, что его тело и душа еще не разлучились.
Дышать было очень трудно, однако он дышал – иначе откуда было взяться кашлю? К горлу подступила тошнота, он согнулся пополам, и все, что он съел на завтрак, переместилось в дождевой желоб.
О пробежке этим утром следовало забыть, о том, чтобы когда-либо еще в жизни позволить себе хотя бы каплю спиртного, даже любимый “Фернет” с колой – тем более. Счет, который ему только что предъявила жизнь, был слишком велик, чтобы снова приняться за старое.
Собрав остаток сил, Эндрю повернул обратно. Дома он примет душ, немного отдохнет, и все наладится.
Пока он шел, боль в спине постепенно утихла, и Эндрю убедил себя, что все дело в обмороке, продлившемся не больше нескольких секунд. Секунд, совершенно сбивших его с толку.
Он был готов поклясться, что в тот момент, когда ему стало плохо, он находился у 4-го пирса, а не на углу Чарльз-стрит. Он непременно расскажет врачу – а он уже знал, что без врача не обойдется, – об этом помрачении рассудка. Слишком тревожное происшествие, вызывающее оправданное беспокойство!
Его чувства к Вэлери не претерпели изменений. Вернее, претерпели: страх смерти их только усилил.
Когда все придет в норму, он позвонит в газету, предупредит, что задерживается, и помчится на такси в конюшню нью-йоркской конной полиции, где находился ветеринарный кабинет его жены. Нечего ждать, пора высказать ей свое сожаление и попросить прощения.
Эндрю толкнул дверь своего подъезда, поднялся на третий этаж, вставил ключ в замочную скважину и вошел в квартиру. Там ключ выпал у него из рук: в гостиной он обнаружил Вэлери. Она как ни в чем не бывало спросила, не видел ли он ее блузку, которую она накануне забрала из чистки. С тех пор как он отправился на пробежку, она ее всюду ищет – и никак не найдет.
Прервав на мгновение свои поиски, она взглянула на него и спросила, почему он так обалдело на нее смотрит.
Эндрю не нашелся что ответить.
– Чем стоять столбом, лучше помоги, иначе я опоздаю, а сегодня это некстати, прямо с утра к нам нагрянет санитарная инспекция.
Эндрю не шелохнулся. Рот у него пересох, губы словно склеились.
– Я сварила тебе кофе, он там, на кухне. Ты бы съел чего-нибудь, вон какой ты бледный. Слишком много и слишком быстро бегаешь. – Говоря это, Вэлери не прекращала поиски блузки. – Но сначала найди мне ее, умоляю! Придется тебе выделить мне место в гардеробе, надоело таскать вещи по одной из квартиры в квартиру. Видишь, к чему это приводит?
Эндрю шагнул к ней и схватил за руки, чтобы привлечь ее внимание.
– Не пойму, что это за игры, но то, что я застал тебя здесь, – лучшая неожиданность за всю мою жизнь. Ты мне, конечно, не поверишь, но я как раз собирался нанести визит в твой рабочий кабинет. Мне необходимо с тобой потолковать.
– Вот кстати! Мне с тобой тоже. Надо наконец решить, поедем ли мы в отпуск в Коннектикут. Так когда ты улетаешь в Аргентину? Ты говорил мне вчера о предстоящей командировке, но мне это так не понравилось, что я все сразу забыла.
– Зачем мне опять в Аргентину?
Вэлери оглянулась и внимательно на него посмотрела.
– Зачем мне опять в Аргентину? – повторил Эндрю.
– Разве газета не поручила тебе “крупнейшее расследование, которое запустит твою карьеру в небеса”? Я просто повторяю то, что ты втолковывал мне в эти выходные в чрезвычайном возбуждении, близком к помешательству. Твоя главная позвонила в пятницу и предложила тебе туда снова поехать, хотя ты только что оттуда вернулся. Она так настаивает, придает этому расследованию такое значение, что…
Эндрю отлично помнил этот разговор с Оливией Стерн, помнил и то, что состоялся он после его возвращения из первой командировки в Буэнос-Айрес, в начале мая, а теперь было уже начало июля…
– Она звонила мне в пятницу? – пролепетал Эндрю.
– Пойди перекуси, а то ты, кажется, не в себе.
Не отвечая ей, Эндрю метнулся в спальню, схватил пульт и включил телевизор. По каналу “Нью-Йорк-1” шел утренний выпуск новостей.
Ошарашенный Эндрю вдруг понял, что все “новости” для него совсем не новы. Трагический пожар на складе в Квинсе, унесший двадцать две жизни… Повышение стоимости въезда в город начиная с нынешнего дня… Только этот самый день уже два месяца как прошел.
Эндрю дождался даты на информационной строке внизу экрана: 7 мая! Пришлось сесть на кровать, чтобы попытаться осмыслить случившееся.
Ведущий метеостранички сообщал о приближении первого за сезон тропического урагана, теряющего силу по мере приближения к берегам Флориды. Эндрю Стилмен знал, что ведущий ошибается, что ураган под конец дня, наоборот, усилится, даже помнил, сколько жертв оставит это ненастье на американском побережье.
Портной сказал ему, что жизнь – не устройство, на котором можно нажатием одной кнопки проиграть выбранный отрезок пленки, что возвратиться вспять нельзя. Получается, мистер Занетти ошибся. Кто-то где-то нажал на волшебную кнопку, отчего жизнь Эндрю Стилмена отмоталась на шестьдесят два дня назад.
Войдя в кухню, Эндрю с замиранием сердца открыл холодильник и обнаружил там то, что так боялся обнаружить: пластиковый пакет с блузкой, который его жена, то есть тогда еще не жена, случайно сунула туда вместе с йогуртами из магазинчика на углу.
Он торжественно вручил ей блузку, Вэлери спросила, почему она такая ледяная, Эндрю объяснил, и Вэлери пообещала, что больше никогда не будет упрекать его за рассеянность. Он слышал это обещание уже во второй раз: впервые оно прозвучало при тех же обстоятельствах двумя месяцами раньше.
– А кстати, зачем тебе понадобилось сегодня ко мне на работу? – спросила она, хватая свою сумочку.
– Просто так, соскучился.
Она чмокнула его в лоб и убежала. На бегу напомнила ему пожелать ей удачи и предупредила, что может задержаться дольше обычного.
Эндрю уже знал, что никакой санинспекции с проверкой не будет: как раз в этот момент инспектор угодил в автомобильную аварию на мосту Квинсборо.
В половине седьмого вечера Вэлери позвонит ему на работу и предложит сходить в кино. Они опоздают на сеанс по его вине – он задержится в редакции и, чтобы загладить вину, пригласит ее в ресторан.
У Эндрю была отличная память. Он всегда этим гордился и никогда не подумал бы, что из-за этого своего достоинства однажды впадет в такую панику.
Сидя в квартире один и обдумывая немыслимое, Эндрю понял, что в его распоряжении есть шестьдесят два дня, чтобы выяснить, кто его убил и почему.
Главное было успеть до того, как убийца осуществит свой замысел…