Вы здесь

Ужин втроем. Мы так с тобой похожи…. Глава 4 (Анна Данилова)

Глава 4

***


В Москву вернулись в конце июня. На вопрос Даши, встретившей их в дверях с половником в руках, когда же приедет Нэш, Соня лишь неопределенно махнула рукой, мол, когда приедет, тогда и приедет… Она валилась с ног от усталости и всю дорогу ныла о своей тошноте и больной пояснице… Она была беременна, теперь это стало очевидным. На лице ее появились коричневые пятна, которые сама Соня назвала волшебным словом: «Пигментация.»

– Сейчас ужинаем и ложимся спать, – заявила она, плюхнувшись в кресло и очень женственно складывая свои маленькие ручки на животе, словно он у нее уже подрос на пол-ребенка. Нора поражалась тем метаморфозам, которые происходили с Соней прямо у нее на глазах. Да и Даша, накрывая на стол, шепнула, проходя мимо Норы:

– Ты ее там подменила что ли?

В ней изменилось все. Движения стали более плавными, лицо приобрело несколько бледный и одновременно сонный вид, а губы распухли и превратили нежное и изящное личико Сони в глупую растерянно-апатичную физиономию.

– Она ждет ребенка…

Даша чуть не уронила блюдо с гусем.


***


Из романа Сони Л.


«Она почти не изменилась. Разве что стала еще красивее. Я год как была замужем и появление в моей квартире Л. Носило эпатажный характер. Я знала, что она заявилась ко мне не просто так. Она никогда и ничего не делала ПРОСТО ТАК. На ней было сногсшибательное платье, а на шее сверкала плоская, как змейка, золотая цепь. В холеных ее пальчиках блестели какие-то ключи. Длинные волосы, естественными локонами спадавшие ей на плечи, делали ее личико несколько кукольным, но нисколько не портили ее, наоборот, придавали ей какую-то породистость. Я больше всего боялась, что сейчас откроется дверь, и из ванны выйдет мой муж, Миша, и увидит Л. Он тотчас пригласит ее, поскольку вежливый, а ей только того и нужно…

– Ты зачем пришла? – спросила я ее, встав таким образом, чтобы она не смогла пройти дальше того места, где стояла.

– Вот как ты, значит, встречаешь свою лучшую подругу? А что, если я расскажу ему о тебе что-то такое, о чем он еще не знает? Как ты, к примеру брала в…

И она сказала эти слова, от которых меня и сейчас тошнит… Я была молода, глупа, мне было всего четырнадцать, когда Зохин попросил меня сделать ему это. И Л. знала, что это происходило неоднократно в той же самой приемной, где когда-то я увидела их двоих на диване… Сейчас, когда прошло почти десять лет, это вспоминается с содроганием, с ужасом, со стыдом… Я смотрела на Л. и чувствовала, что готова ее растерзать, вырвать из лица ее красивые голубые глаза, ударить наотмашь рукою по ее густо накрашенным губам, которыми она учила меня ублажать нашего директора… Как я ненавидела эту губы, эти волосы, все это существо, которое я знала во всех подробностях, каждую складочку, каждый волосок, каждый изгиб…

Л., еще ТОГДА, привела меня на квартиру од ного из тех четверых, которыми она была в том доме, где ее угощали вином – которое она пила из их рук, лежа на матраце, – и сказала, что пора и мне становиться женщиной. Я сознательно шла на это, подогреваемая рассказами Л. о том, как это приятно, что это и есть НАСТОЯЩАЯ ВЗРОСЛАЯ ЖИЗНЬ… Но то, что сделал со мной ее взрослый приятель, не шло ни в какое сравнение с ее рассказами… Он меня попросту изнасиловал и порвал при этом мои единственные капроновые колготки. Правда, он заплатил, но эти деньги пошли в уплату долгов. Я была, оказывается, должна Л. за конфеты и яблоки, шоколад и колбасу, которые мы покупали вместе с ней на ее, ЗАРАБОТАННЫЕ, деньги. У меня даже не осталось денег на мыло и шампунь, которые у меня к тому времени уже кончились. Может из-за нехватки денег я тогда первый раз САМА пришла к Зохину? И все-таки, хочется быть честной до самого конца: мне было любопытно. Л. Обещала мне новые ощущения. И я их получила. Больше того, Зохин, проводя со мной долгие часы в приемной, преимущественно в ночное время, научил меня как надо обращаться с мужчинами… Можно сказать, что он и стал моим настоящим первым мужчиной, поскольку все то, что произошло у меня с тем мужчиной, не в счет… И я теперь даже не знаю, как мне относиться к Зохину. Мне кажется, что и я полюбила его. Мне больше некого было любить.»


***


Нора отодвинула от себя машинку с каким-то отвращением… Она устала, спина ныла, пальцы словно горели…

– Отдыхаешь? – к ней заглянула Даша и улыбнулась. – А я слышу, машинка перестала стрекотать, ну, думаю, отдыхает наша писательница… – Даша, ты, наверно, что-то спутала. Это Соня писательница, а я только обрабатываю литературно ее тексты…

– Все равно писательницЫ. Вы – обе. Хочешь пирожка?

– Хочешь. – Нора встала и автоматически сделала несколько пражнений. – С капустой?

– И с капустой, и с мясом, и с яблоками.

– А где Соня, что-то не слышно ее командирского голоса.

– Спит. Ей в ее положении полагается больше отдыхать… Я посоветовала ей съездить на дачу, подышать свежим воздухом… Там у нее столько цветов, так красиво…

– Там растут нарциссы?

– Там все растет…


***


Даша ушла. А Нора, съев пирожок, вернулась в кресло и

свернувшись в нем клубочком, вспомнила желтые нарциссы Нэша,

которые он подарил ей… Целую поляну…

Это случилось за день до их отъезда. Шел дождь, было прохладно, но они все равно вышли из дома и направились втроем ужинать в расположенный неподалеку от дома, ресторан. Нэш казался задумчивым, он почти ничего не ел, а только говорил какие-то обычные в подобных случаях вещи: о выставках собак, об аукционах, о картинах…

– Джеймс, а мы ведь так и не показали Норе квартиру…

Может, съездим?

– В такую погоду?

– Но ведь дождя почти нет, так только, слегка моросит… Ну пожалуйста… Мне хочется запомнить ее, потому что еще неизвестно, когда я вернусь сюда… Джеймс, ты почему молчишь? Она хотела услышать от него нечто вроде: «Да что ты такое говоришь, Соня, ты вернешься сюда уже моей женой и станешь хозяйкой в этой квартире», но Нэш ответил сухо:

– Я молчу, потому что согласен. Нора, вы не против? И хотя ей не хотелось смотреть на будущее семейное гнездышко «Нэшей», она конечно же согласилась. Она помнила, как они вышли из ресторана, но вот почему и кто первый предложил поехать в центр Лондона на метро, она так потом и не смогла вспомнить… А ведь его машина находилась всего в нескольких кварталах от них. Возможно, это была идея Сони, которая видела, что Нэш за ужином выпил немного вина. Они «потеряли» Соню в метро, когда, не сговариваясь, бросились к дверям электрички, и оказавшись в переполненном агоне, взялись за руки и так и ехали, боясь расцепиться и потеряться в густой людской толпе… Она не помнила, как они оказались в такси, и пришла в себя уже в каком-то парке… Они молча шли, рука об руку по аллее, и встречающиеся на их пути редкие парочки могли бы подумать, что вот идут мужчина и женщина, которым и сказать-то друг другу нечего… Они и не подозревали, что видели самых настоящих сумасшедших.

Сначала они выбрали небольшую площадку между деревьев, Нэш снял с себя куртку, расстелил прямо на мокрую траву и сев на нее, усадил рядом Нору. Стало быстро темнеть, дождь почти перестал, а ветер усилился…

Нэш овладел ею с нетерпением подростка, потерявшего на время рассудок… Он сделал это так, словно они находились не в парке Кристалл-Палас на траве, а в спальне на большой и уютной кровати… Впившись пальцами в ее бедра, он проникал в нее со всей мощью необузданного и страстного мужчины, изголодавшегося по женщине, словно он и не проводил долгие ночи в объятиях своей невесты…

После парка он отвез ее домой, а сам поехал на квартиру, где, по его предположению, их должна была ждать разъяренная и брошенная Соня…

– А где же сэр Джеймс? – спросила Дороти, открывая ей дверь и взглядом выражая крайнюю степень изумления по поводу мокрой одежды Норы и взъерошенных влажных волос на голове. – Вы попали под дождь, моя леди?

– Они поехали смотреть квартиру, а мне что-то не здоровится… Вы не могли бы приготовить для меня горячую ванну?

В ванной комнате, сняв с себя узкие брюки, джемпер и полуразорванное белье, которое Нэш сорвал с нее в порыве страсти, она сунула все это в пластиковый пакет, чтобы потом уничтожить или выбросить, забралась в наполненную горячей водой ванну и заплакала. Завтра она будет уже в Москве, и никогда, никогда не увидит больше Нэша… И хотя она продолжала еще слышать его голос, который внушал ей, что ее отъезд ничего не значит, что он приедет в Москву, что он будет писать ей, звонить ей, что он любит ее, она не хотела слышать всего этого… Между ними проляжет океан. Океан соленой воды и океан соленых слез…


***


Из романа Сони Л.


«Я повторила свой вопрос: «Зачем ты пришла?» Но и на этот раз она мне ничего не ответила. Поставила свою сумочку на полку в прихожей, она повернулась к зеркалу и принялась поправлять и без того безукоризненно уложенные волосы, затем достала помаду и не спеша, словно играя на моих нервах, принялась подкрашивать свои губы. Я смотрела на нее, на то, как она водит по губам жирной красной помадой, и волна ненависти затуманила мой рассудок. Я уже собиралась наброситься на нее, чтобы повалить на пол и раздавить, затоптать ногами (Боже, прости меня за мои грешные и недостойные мысли!), как мне помешали исполнить задуманное. Вышел Миша. Увидев Л., он машинально поздоровался и взглядом спросил меня: кто это?

– Познакомься, это моя подруга детства, Л.

– А что же ты держишь ее у порога?

У меня был красивый молодой муж, с которым я собиралась прожить до конца своей жизни. Но сейчас при одном его имени меня начинает трясти еще хуже, чем когда я слышу имя Л.!

Она провела у нас почти весь день, тем более, что была суббота, больше того, из-за Л. мы не пошли в театр, хотя мне очень хотелось. Миша, казалось, забылся. Он видел только ее. И я ревновала, я просто с ума сходила от ревности… Мне почему-то вспомнился ее покровитель, которого я называла Дмитрием, и я подумала, Л. стала взрослая, интересно, как сложились их отношения? И я, помнится даже, спросила ее об этом.

– О, мы старые друзья…

Но я так тогда и не поняла, что именно она хотела сказать этим «старые друзья»…

Когда стало совсем темно, весь ужин был съеден и вино выпито, Л. даже ухом, что называется, не повела, чтобы распрощаться и уйти. И я поняла, что она пришла насовсем. Мы с Мишей жили в однокомнатной квартирке, спали на узком и страшно неудобном диване, у нас не было раскладушки, не было матраца, чтобы постелить ей постель на полу… И Миша предложил нам всем спать ВМЕСТЕ. И я, как ни странно, согласилась, потому что зная Л. я понимала, что стоит мне только уснуть, как она затащит моего мужа хоть на люстру… А так, если он будет спать у стенки, я непременно проснусь, если он вздумает перелезать через меня. У меня были нехорошие предчувствия… Что я помню из этой ночи? Пожалуй, как Миша, на мой вопрос, который я задала ему глубокой ночью сквозь сон, что случилось, ответил, что он хочет пить. И лишь спустя каких-нибудь полчаса я поняла, что он хотел не пить. Когда я проснулась и обнаружила, что лежу на диване ОДНА, мне стало нехорошо. Я вся задрожала. Мне стало страшно, как бывает, наверно, людям перед смертью. Вся жизнь моя рушилась в моих предчувствиях…

Я встала и тихонько, на цыпочках, как тогда, в кабинете директора, после того, как обчистила сейф, подошла к двери, ведущей на кухню. Больше им было спрятаться негде. Но я ошиблась. Их не было в квартире вообще. Я включила свет в прихожей и обнаружила, что замок на входной двери поставлен на предохранитель. Значит, они вышли из дома. Вышла и я. В подъезде было тихо, а это означало, что и здесь их нет. Была ночь, но они не спали. Я увидела их на скамейке возле соседнего подъезда… Л. старалась изо всех сил доставить ему удовольствие. Я слышала все звуки. Я сходила с ума от ревности. лунный свет играл в ее белых кудрявых волосах… Ее красивые плечи стали голубовато-сиреневыми, а груди почти черными от теней… Длинные колени, бесстыдные, голые и отвратительно белые блестели влажным блеском…

Я вернулась домой, заперлась, взяла сумочку Л. и вытряхнула оттуда все содержимое. Я нашла то, что искала: телефон и адрес Дмитрия. Что я тогда собиралась делать? Да ничего. Это уже потом, через несколько дней, я начала разрабатывать план…»


***


На даче у Сони действительно росло много цветов, да и вообще сад был ухожен, он благоухал, он звал бросить все дела и отдаться теплому солнечному свету… Что они все и делали, за исключением, конечно, садовника и Даши. Садовник полол грядки с лилиями, а Даша на огромной итальянской террасе на открытом воздухе жарила мясо… Соня и Нора дремали в шезлонгах, а большой пес, сенбернар, по кличке Робин, высунув розовый язык, прятался от солнца в тени большой старой яблони… Ему было жарко.

Обедали на террасе, за большим столом. Даша, утомившись, не стала есть, а ушла в самую дальнюю часть сада, чтобы поплавать в бассейне с прохладной водой… Все знали, что у нее там свидание с Сержем.

– Не забудь, что у тебя на плите стоит клубника… – крикнула ей вслед разомлевшая от еды и жары Соня. – Это чтобы ей жизнь медом не казалась, – пояснила она Норе и принялась намазывать на лицо толстым слоем крем.

Оставшись вдвоем, Соня вдруг начала рассказывать Норе со всеми подробностями историю о своей МНИМОЙ беременности. Она приводила множество примеров, смеялась…

– Так значит, ты не особо расстроилась, когда узнала, что не ждешь ребенка?

– Конечно, нет. Я даже обрадовалась. Понимаешь, это сложное чувство. С одной стороны, мне, конечно, хотелось, чтобы у нас с Нэшем родился ребенок, но с другой стороны – это роды, это боль, эти мои страхи… которые теперь позади!

Нора знала, что Нэш присылает ей подарки и цветы, письма… А ведь могло бы случиться все наоборот… и подарки бы он присылал ей, Норе. Как она жалела теперь о своей слабости, о том, что отдалась ему, как последняя нимфоманка прямо на траве…

– Ты перепиши сегодня все, что я тебе надиктовала… Что-то ты сегодня бледная… – проявила Соня заботу о Норе.

– Это я-то бледная? Да у меня лицо, как помидор… красное…

– Я наверно тебя замучила работой… Но ведь мы не написали и четверти всего… Скажи, тебе интересно, что будет дальше? Я, гляжу, ты перестала задавать мне вопросы. Почему? У тебя пропал интерес к сюжету или тебе надоела я и моя реакция на твои вопросы?

– Соня, давай обойдемся и без этих вопросов… Я перепишу все то, что мы с тобой записали на пленку и дам тебе показать. И все же, считаю, что эти тексты надо бы перенести на компьютер.

– Но кто это сделает? Я ведь никому, кроме тебя, не доверяю!

– А разве ты не собираешься опубликовать эту книгу?

– Не путай кислое с пресным. Опубликованная книга – это одно. А вот сейчас, в самом процессе работы над книгой мне очень важно, чтобы ни одна душа, кроме тебя, не видела этих текстов… Люди устроены примитивно, вот как ты, к примеру…

– Вот спасибо… – покачала головой Нора и усмехнулась акому комплименту.

– Да успокойся ты, я тоже примитивна… Говоря это, я имела в виду тот факт, что потенциальный читатель – наборщик компьютерный, к примеру, будет, вот как и ты, искать аналогии между главной героиней и мною, а мне бы этого не хотелось, тем более, что все это не правда…

Нора уже давно изучила эту дурацкую манеру Сони напускать туману в свои «околоромановые» разговоры… То она – это она, а главная героиня – персонаж полностью вымышленный, то она – это и есть главная героиня… В ее заявлениях мог сам черт сломать ногу! Поэтому Нора научила себя не обращать внимания на ее очередные попытки расставить все психологические акценты в ее работе над романом, а просто выполняла все ее прихоти, чтобы только поскорее разделаться с этим бессмертным творением, как «роман Сони Л.»


В одном Соня устраивала свою «филологиню» – гонорары. Она платила исправно, щедро и каждый раз, вручая ей конверт с деньгами, словно извинялась за столь ничтожную сумму. А ведь деньги были немалые – Нора уже успела скопить несколько тысяч долларов. Разумеется, большую роль в процессе накопления играл тот факт, что Нора жила в доме Сони на полном пансионе, как и было оговорено, и старалась вообще не тратить денег, даже на одежду. Соня, понимая это, сама покупала ей время от времени кое-что из вещей, что попадалось ей на глаза и в чем она хотела бы увидеть Нору.

Конец ознакомительного фрагмента.