Глава 5
Домовой получает секретное задание
Дойдя до своей кельи и не встретив по пути ни души, мы утомлённо расселись на удобные старинные стулья, гордо стоявшие вокруг большого круглого стола.
– Ну, а теперь, я думаю, необходимо вызвать домового.
Не успел Дормидорф закончить фразу, как на середине стола вдруг начала расти странная шишка. Медленно, но неудержимо она увеличивалась в размерах и постепенно приобретала знакомые очертания Максимкиной наглой косматой головы. Ну, шишок, он и есть шишок, ничего тут не попишешь. Головешка эта без малейшего зазрения совести, довольно улыбаясь, сообщила нам, что очень рада нашему возвращению, что она уже устала бездельничать и не прочь слегка поозорничать, как впрочем, и всё тело, находящееся в данный момент в надёжном, практически недосягаемом для нас укрытии, под столом.
Мы обрисовали ему ситуацию и объяснили, что нуждаемся в его помощи, необходимой нам в поисках потайного прохода в настоящий Подземный город. Начинать нужно от самого люка и планомерно обыскивать всё до тех пор, пока проход не будет, наконец, найден.
– Вас понял, славный предводитель домоводства, разрешите приступать? – по-военному чётко отрапортовал Максимка, озорно помигивая глазками расплывшемуся в довольной улыбке Дормидорфу.
– Пожалуйста, изволь, приступай скорее. Только уж будь любезен, чтобы тебя никто не увидел! Сделайся, пожалуйста, невидимым, заодно и нам неприятностей меньше будет.
– Не будет, – обречённо и негромко проговорил Юриник.
– Есть, так точно, всё будет исполнено в лучшем виде!
Говоря это, домовой, медленно развернувшись к Юринику, стал потихоньку приближаться к нему, грозно глядя в глаза. Мы же видели только плывущую по столу с всё увеличивающейся скоростью его всклокоченную голову. Строя грозные гримасы и медленно растворяясь, она направлялась прямиком в грудь обречённого Юриника. Ощущение было такое, будто Максимкина голова вплыла внутрь его тела, словно волосатое пушечное ядро, и растворилась там. Зрелище необычное, но, в принципе, ничего особенного.
Дормидорф устало заговорил:
– Ладно, давайте немножко отдохнём, а потом пойдём подкрепимся и с нашим вороном заодно повидаемся. Он наверняка соскучился. Может, нам повезёт, и мы узнаем у него что-нибудь важное. Нам ведь в ближайшее время всё равно делать нечего. Пока Максимилиан будет искать проход, мы совершенно свободны.
Так и поступили. Разлеглись, удобно растянувшись на кроватях. Оказалось, мы очень сильно устали. Так часто бывает: вдруг понимаешь, как сильно вымотался лишь тогда, когда завалишься отдохнуть и расслабишься. Или понимаешь, как ты проголодался, лишь когда начинаешь есть.
И то верно, встали мы сегодня рано, долго ходили по лесу, надышались освежающего лесного воздуха, да и отдыхали последнее время не совсем полноценно, урывками! Неудивительно, что через несколько минут все крепко уснули. Дрыхли, словно суслики в норах, только храп стоял.
А я лежал и слушал себя. В теле медленно образовывалась приятная слабость, словно лёгкое, воздушное покрывало окутывало всё вокруг уютной пеленой. Желанное умиротворение и покой, медленно разливаясь, заполняли собой все уголки впадающего в забытье разума. Чувства, ощущения и звуки потихоньку затихали где-то в непроглядной дали. Безразличие и вакуум. Вдруг сознание, словно прекрасная трепещущая бабочка, расправило свои огромные невесомые крылья. Подхваченное тёплым ласковым ветерком грёз, оно полетело, кувыркаясь, с всё увеличивающейся и неудержимо нарастающей скоростью навстречу прекрасному, родному, долгожданному. От восторга захватывало дух и кружилась голова.
И вдруг, словно обухом по этой самой восторженной голове! Великолепие резко прекратилось и меня рывком, спасибо хоть не пинком, вернули в суровую действительность. Сразу начало слегка подташнивать, а мгновением позже бросило в жар. Я с сожалением и растущим раздражением открыл глаза и услышал ехидное, до боли знакомое похрюкивающее хихиканье. Домовой, как всегда, был в своём репертуаре, а это был именно он, собственной каверзной персоной. Наглая рожа, мохнатая бестия, шишок на ровном месте! Прямо-таки никакого зла на него не хватает! У меня зачесались руки от острого и неудержимого желания схватить его за розовенькое волосатое горло, затем слегка, но всласть похрустеть этими зловредными, каверзными косточками, хорошенько встряхнуть и ещё придавить пару раз посильнее. Это же надо! Испортить мне такой сон, просто уму непостижимо! Не лезет ни в какие ворота! Но нечеловеческим усилием воли мне удалось заглушить и перебороть в себе это естественное желание. Хотя ничего плохого в нём, на мой взгляд, не было, да и для профилактических целей домовому это бы не помешало.
Мокся заговорщицки пыхтел мне прямо в ухо и, препротивнейше щекоча меня своей распущенной волоснёй, что-то возбуждённо бубнил и бубнил, бубнил и бубнил… Наконец мне удалось собраться с мыслями и до меня начал доходить смысл его слов:
– Я всё нашёл почти сразу! Всё нашёл, какой я молодец, да-а?
– Да-да, да-а отвяжись ты, молодец! И иди уже, наконец! – отвечал я, пытаясь хоть немного отодвинуться в сторону от этого чуда в волосьях. Но не тут-то было, он здесь же вновь подполз поближе! Вот ведь какое навязчивое существо! Словно прилип ко мне, как банный лист… не важно, к чему.
Отчаявшись отлипнуть от него, я недовольно пробурчал сквозь зубы:
– Ну ты, прямо, явный разудалый молодец, каких мало! И что ты в очередной раз нашёл?
– Что просили, то и нашёл. Старался ещё, из кожи вон лез! А они в ответ бурчат мне тут недовольно сквозь зубы! Цедят тут ещё, словно на врага народа. Это кому? Мне! Вместо заслуженной и искренней благодарности. Что же это такое делается? Сами просят, и сами же потом и недовольны. Лицо ещё, с позволения сказать, воротят! Смотри мне, я ведь в другой раз не посмотрю, что ты пользуешься моей незаслуженной благосклонностью!
Тут я, наконец, понял, что он нашёл проход. А его последние слова – это не что иное, как строгий выговор мне за грубость и невнимательность. Получить выговор от домового, каково, а? Где ещё найдёшь такую диковинку?
Но я-то, конечно, был виноват перед ним, дело ясное, и, чтобы хоть как-то загладить вину, сказал примирительно-извиняющимся тоном:
– Молодец, конечно, молодец, я просто не сразу понял спросонья! Извини, пожалуйста. И где же он, этот проход?
– Ладно, так и быть, на первый раз извиняю. Но гляди у меня на будущее, чтоб больше не шипел. Вот я и говорю, что я молодец. А ваш потайной проход находится прямо под лестницей, идущей от входного люка. Там имеется большой просторный лаз и из него бьёт яркий свет, прямо из-под ступенек. Только как его открыть, я так разобраться и не смог, может, там секрет какой хитрый есть, не знаю. Облазил всё вдоль и поперёк, можно сказать, не щадя живота своего, и понял, что лестница устроена, как детские качели. Знаешь, такая длинная широкая доска, а посередине опора, обычно бревно. Там опорой служит не бревно, но принцип тот же: лестница должна наклониться в другую сторону. Её низ должен стать верхом, а верх – низом, и проход открыт.
В этот момент мне показалась странной и непривычной его манера изъясняться. Как будто его словарный запас пополнился новыми, несвойственными ему словами и выражениями. Может быть, даже наверняка, это следствие того, что он, сидя в своей трубке, слушает нас, когда захочет, и мотает услышанное на ус, а это явно идёт ему на пользу. Вот хитрец какой, эдак он со временем станет первым учёным домовым.
А высокоинтеллектуальный домовой в это время продолжал:
– Кумекал я, кумекал, на что нужно нажать или за что дёрнуть для достижения желаемого результата, но, к моему глубочайшему сожалению, так и не дошёл, вернее, не сумел разобраться до конца в данной оригинальной конструкции.
«Вот понахватался-то, – восхитился я про себя ещё больше, – мыслимо ли, даже сам себя поправляет!».
– Я, по вашему настоянию, начал осмотр с самого начала и сразу нашёл.
Он ещё долго с упоением мог бы повторять мне свой восхитительный рассказ, если бы от его чрезмерно возбуждённого шипения не проснулись Дорокорн с Дормидорфом. Я хотел, было, разбудить и Юриника, но домовой умолял меня ни в коем случае не делать этого.
Уж не заболел ли он? Ладно, всякие там культурные выражения, это ещё можно понять, но заботиться о безмятежном сне? И кого, Юриника? Это, по-моему, явный перебор! Наш домовой сходит с ума, его нужно спасать!
И только я хотел поделиться своими опасениями со всеми, как всё разрешилось само собой и у меня на душе сразу стало легче. Оказалось, что Максимка очень хотел лично разбудить Юриника и получить от этого незабываемое удовольствие в награду за свою неоценимую помощь.
Он устроил из этого целое представление. Вежливо попросил нас помолчать в течение пяти минут, а то мы можем, дескать, всё испортить, и тогда счастливое и радостное пробуждение не получится, а получится сплошной конфуз, но этого допустить никак невозможно. Да нам и самим было интересно узнать, что задумал этот мелкий пакостник. И потому мы спорить не стали, замолчали и поудобнее расселись на стульях, расставив их возле кровати Юриника, но не очень близко, а на безопасном расстоянии, мало ли что. Конечно, мы остановили бы домового, начни он делать что-нибудь из ряда вон выходящее, как в случае с чёрным котом.
Ничего не подозреваюший Юриник изволил безмятежно почивать на правом боку. Левой рукой он нежно обнимал скомканный край одеяла. Тихо и мирно посапывал, изредка причмокивая губами, как будто пробуя на вкус какое-то изысканное блюдо.
Эти звуки напомнили мне мою милую жёнушку, которая имеет подобную привычку, так называемый «синдром сна рьяного повара». Бывало, лежишь и мучительно пытаешься заснуть, но не получается. А она самозабвенно посапывает рядом и по всему видно, смотрит уже минимум десятый сон. И только вот-вот оно, долгожданное забытьё, но не тут-то было! Вдруг она как начнёт прямо мне в ухо причмокивать! Да ещё так долго, будто тщательно что-то смакует. Аж смех разбирает! И, естественно, уже не до сна. А спать, вроде бы, давно пора. После долгих экспериментов и опасных для жизни испытаний я всё же нашёл способ, как остановить этот кулинарно-женский произвол. Остановить, к сожалению, лишь на время, до следующего приступа. И тут уж необходимо постараться успеть заснуть или придётся повторять весь опасный обряд заново. Опасен же он тем, что существует хоть и небольшая, но вполне реальная вероятность нежелательного пробуждения. Со всеми вытекающими последствиями. Рецепт чрезвычайно прост: я нежно, чуть касаясь, вожу ей по губам пальцем. Видимо, ей становится щекотно, она тут же смешно и обижено, по-детски поджимает их, одновременно с этим чмоканье прекращается. Может быть, это вызывает какой-то другой сон, где нет необходимости пробовать что-то на вкус, но это уже не важно. Главное, что желаемого эффекта не нужно ждать долго, он наступает сразу же.
Пока я предавался воспоминаниям, домовой начал действовать. Он шустренько залез под юриникову кровать, затем потихонечку, очень аккуратно просочился сквозь неё и занял место скомканного края одеяла, так нежно обнимаемого нашим другом. Получалось, что спящий заботливо обнимает нашего обормота, возлежащего на левом боку лицом к лицу с ним. Некоторое время ничего не происходило, пока Юриник вновь не начал чмокать. Максимилиан, недолго думая, проделал то же самое, что и я со своей женой. Поводил своим, далеко не нежным волосатым заскорузлым пальцем по губам Юриника. Чмоканье тут же прекратилось. Правда, и равномерное дыхание спящего тоже! Он вообще перестал дышать. Зато его глаза резко распахнулись и уставились прямо в лицо якобы давно и крепко спящему домовому. Мы замерли, с интересом вытянув шеи и наблюдая за разворачивающимся представлением. А посмотреть-то, могу вас уверить, было на что!
Постепенно в широко раскрытых глазах Юриника начало появляться некоторое осмысленное выражение. Одновременно с этим его брови стали хмуриться, а глаза распахиваться ещё шире. Хотя шире, казалось, уже некуда! В ближайшие секунды они, судя по всему, планировали вывалиться из орбит прямо на Моксю. Но дыхание Юриника пока не восстановилось. Видимо, вовсю шёл некий мыслительный процесс.
Неожиданно его грудная клетка начала медленно подниматься, а лицо приобрело выражение человека с мухобойкой, который загнал в угол и собирается прихлопнуть надоевшую до чёртиков жирную зелёную муху. Юриник набрал полные лёгкие воздуха и в тот самый момент, когда его дыхание вновь замерло, а мышцы резко начали своё сокращение, домовой, хихикнув, пропал. Как будто его и не было, прозвучал лишь шлепок, словно лопнул воздушный шарик.
Юриник, рыча и тиская в объятиях пустое одеяло, завалился на пол. Мы тоже обязательно последовали бы его примеру, если бы не позволили душившему нас смеху наконец-то вырваться наружу.
Засоня понял, что его опять ловко обвели вокруг пальца, обиженно уселся на кровать и укутался с головой в своё горячо любимое одеяло. Только лицо оставил снаружи. Так и сидел, словно живой укор, мерно покачиваясь из стороны в сторону, изредка глупо улыбаясь и иногда кивая головой, будто удивляясь каким-то своим потаённым мыслям.
Наконец мы пришли в себя. Произошло это не так быстро и не так легко. Стоило кому-нибудь хоть немного успокоиться и с превеликим трудом взять себя в руки, как взгляд падал на остальных, да ещё цеплял Юриника, и начиналось всё сначала. Потом другой неимоверным усилием воли овладевал собой, снова короткий взгляд на соседа – и всё повторяется.
Придя всё же в себя, наперебой принялись рассказывать Юринику, как всё это было с самого начала. Ну и смеялся же он! Надо заметить, никак не меньше нашего. Когда же Мокся появился недалеко от стола, робко и смущённо покашливая, всем своим видом показывая, что это была всего лишь дружеская шутка и ничего больше, мы замерли в тревожном и томительном ожидании. Но Юриник и не думал обижаться, видимо, махнул рукой на этого неисправимого волосатого субъекта и уже начинал привыкать к его не всегда безобидным шуткам и розыгрышам. Что ж, очень прискорбно осознавать это. Чует моя селезенка, придется самому тряхнуть стариной и преподать примерный и показательный урок этому избалованному своенравному сказочному мужичку. А для начала мне стало очень интересно, читал ли он книжку «Тысяча и один не съеденный пряник»?
Максимилиан ещё раз самым подробнейшим образом рассказал, теперь уже всем нам, где и как он нашёл потайной проход, и что этот лаз собой представляет. Затем мы начали размышлять, каким образом можно было бы попытаться его открыть, но так ничего путного и не придумав, решили пройтись посмотреть на месте. Может быть, тогда у нас появятся хоть какие-нибудь варианты. Необходимо только сначала, дабы не вызывать ни у кого подозрений, а особенно у ворона, пообедать. Тем более, мы уже давно нагуляли аппетит. Наспех приведя в порядок комнату и пригласив домового залезть обратно в трубку, мы отправились в обеденный зал.
Как только мы свернули в коридор, ведущий к залу, тут же налетели на Корнезара, чуть не сбив его с ног. От неожиданности он шарахнулся в сторону. А едва успокоившись, с укором сказал:
– Что-то вы не торопитесь, а зря, нет у вас совершенно никакого сострадания к бедной и несчастной маленькой птичке.
– О чём это ты, Корнезар, уж не галлюциногенов ли грибных ты отведал сегодня?
Мы не поняли сразу, кого он имел в виду, какая ещё такая несчастная маленькая птичка, да ещё и которую способен пожалеть сам Корнезар! Уж кого-кого, а ворона совместить с этими эпитетами нам не пришло бы на ум никогда.
– Как о чём? – искренне удивился он, – несчастный Коршан все ноги себе, наверное, уже истоптал! Словно наскипидаренный бегает перед входом туда-сюда, туда-сюда! Скоро тропинку протопчет в каменном полу, дожидаясь вас. Он, горемычный, настолько не в себе, что даже меня спокойно мимо пропустил, не стукнув и не клюнув, как это обычно у него заведено. А о чём это говорит? – спросил он с явным интересом.
– О чём же, интересно узнать?
Корнезар, самодовольно ухмыльнувшись, радостно пустился в объяснения:
– А говорит это о том, что он оголодал до невозможности и ни о чём другом, кроме еды, думать не способен. Время обеденное, все вокруг едят всякие вкусные блюда, и у Коршана начался активный процесс в организме, который всегда у него начинается перед кормёжкой. А еды-то нет! Пища в его подготовленный организм, извините, так и не поступает! И вас тоже нет, вот он и нервничает. Так что вы уж, будьте любезны, поторопитесь, не испытывайте чрезмерно его терпение, пока он не осерчал окончательно.
И мы поторопились, внемля его просьбе, а Корнезар, ехидно улыбаясь, отправился дальше по своим важным делам.
И действительно, перед самым входом в обеденный зал, словно часовой, чеканя шаг, маршировал ворон. Узрев нас, он радостно закаркал с неизменным утино-поросячьим акцентом, захлопал крыльями и, суетливо приплясывая, бросился навстречу.
Коршан явно прибывал в сильнейшем эмоциональном возбуждении. Он проговорил ворчливо и нараспев:
– Ну-у, наконец-то! То-то же, явились не запылились, не прошло и восьми часов. Где же, позвольте полюбопытствовать, вас носило? Сколько, скажите на милость, вас ждать? Вы что, занимались какими-то важными делами? Что-то не похоже! Ну, взгляните, что творится! Уже конец обеда, между прочим, а у меня ни маковой росинки, ни кусочка мяса во рту ещё не было! Это же ни на что не похоже, это же никуда не годится, доложу я вам! Это понимать же всё-таки надо!
Нам с трудом удалось успокоить этого разбушевавшегося пернатого чревоугодника, урезонив его тем, что он сам же себя и задерживает, а заодно и нас. А ведь мог бы давно наслаждаться жареной с чесноком куриной ножкой, утиной грудкой или гусиным крылышком.
На что ворон капризно заявил, но уже без малейшей тени раздражения:
– Предпочитаю наслаждаться куриной попкой! Она намного превосходит гусиную, утиную или какую-либо другую. Я имею в виду, по своим вкусовым качествам. Нет ни неприятного привкуса и послевкусия, ни тёмного цвета, да и по мягкости куриная намного нежнее всех остальных. К тому же, когда я был ещё совсем ребёнком, мой добрый и умный дядька нередко говаривал мне, что у тех, кто часто употребляет в пищу куриные попки, очень хорошо растут волосы. Да-да, они становятся на редкость вьющимися и на загляденье кучерявыми и шелковистыми.
Потом ворон, немного подумав, поправил себя:
– Не кучерявыми, а кудрявыми! А это, по-моему, большая разница. Глотать куриные попки вполне можно и без хлеба. Не удивляйтесь, прошу вас, милостивые государи, не удивляйтесь.
Но мы никак не могли последовать его совету и были немало удивлены.
Коршан тем временем продолжал, наотрез ничего не желая замечать:
– Я ведь, друзья мои, всегда был изысканным гурманом. Да-а, сколько помню себя, с самого раннего детства! Ну, не могу я есть абы что, и всё тут, ничего не могу с собой поделать. Видимо, во мне сказывается врождённый аристократизм и недюжинная породистость личности.
Мы безмолвно таращились на ворона, заливавшего так самозабвенно без всякого, даже самого малейшего зазрения совести. Кто бы мог подумать, что его словарный запас столь разносторонен и способен изобиловать изречениями, подобными прозвучавшим сейчас? Хоть нас несколько удивили гастрономические пристрастия тайного породистого аристократа личности, но мы предусмотрительно не стали дальше поддерживать этот, безусловно, занимательный и совершенно бесполезный разговор.
Мы просто направились к скатерти заказывать себе и ворону обед. Когда Коршан услышал, что я специально для него заказал целое блюдо обжаренных с корочкой куриных попок в сметане и с зелёным лучком, то его неописуемой радости не было предела. Он прямо весь засветился изнутри, засуетился и сделался на редкость учтивым, милым и вежливым до умопомрачения.
Ничего особенного за время обеда не произошло. Наевшись досыта, мы распрощались с вороном, который предпочёл остаться слизывать с блюда вкуснейшую сметанку, как он сам выразился: «не пропадать же добру»! Да и Корнезару как раз до омерзения не нравился луковый запашок, и чесночный аромат тоже был ненавистен. А это, естественно, означало лишь одно, что необходимо будет сегодня, а лучше прямо сейчас пошептаться с ним о чём-нибудь очень важном. Удовольствие от этой содержательной беседы с уха на ухо как раз и станет достойным десертом для бедненькой птички.
Оставив ворона подлизывать сметанку с луком, мы отправились прямиком осматривать загадочную лестницу. Что касается меня, то я гораздо с большим удовольствием предпочёл бы поваляться ещё хоть немножко, хотя бы полчасика на кровати, задрав повыше ноги. Но дело есть дело.
Вскоре мы были на месте. Подробнейший и самый придирчивый осмотр лестницы ровным счётом ничего не дал. Мы самым тщательнейшим образом осмотрели и обшарили каждый миллиметр ступеней, стен и потолка: нигде ни щелки, ни дырочки, даже лезвие ножа некуда просунуть, не говоря о каких-то явных указаниях на то, как открыть потайной лаз. В общем, самый дотошный осмотр ровным счётом ни к чему не привёл, как впрочем, и следовало ожидать.
Мы упёрлись лбами в стенку в прямом и переносном смысле, как совершенно правильно сказал Дормидорф. Повисла гнетущая тишина. Все напряжённо раздумывали в поисках выхода из создавшегося положения. Думали мучительно, но тщетно.
Некоторое время спустя Дорокорн первым нашёл возможный путь решения задачи и радостно сообщил об этом:
– Слушайте, чего тут думать, всё ведь проще пареной репы! К чему нам головы-то ломать? Почему мы не можем попросить нашего разудалого домового проникнуть туда?
Мы встрепенулись, а он своим пальцем-колбаской ткнул в сторону лестницы и продолжил:
– Да-да, и ничего тут особенного нет, нужно только проникнуть и всё честно рассказать геронитам. И тогда они, как пить дать, сами откроют проход изнутри или, по крайней мере, расскажут домовому, как это сделать нам.
Юриник тут же подхватил идею друга и радостно поддержал её двумя руками, к нашему искреннему удивлению:
– Отличная идея! Да-да, на этот раз я совершенно согласен с Дорокорном! Да к тому же, раз смельчак-домовой с таким успехом начал это дело, ему, вне всякого сомнения, надлежит и закончить его! А уж мы-то как потом будем им гордиться! Станем всем рассказывать, какой он у нас доблестный и смелый, прямо героическая личность, ни дать ни взять!
Все охотно согласились с ним, справедливо рассудив, что мысль сама по себе неплохая и вполне может сработать. По крайней мере, это гораздо лучше, нежели нам всем лазить здесь на карачках без пользы для дела.
Мы решили поскорей отправиться в свою комнату, чтобы не светиться здесь лишний раз и уже там, в спокойной обстановке, уговорить наше секретное оружие, Максимку. Всем нам почему-то казалось, что для шустрого и находчивого домового не составит особого труда пробраться по ту сторону лестницы и выполнить задание. Мы были в этом совершенно уверены, но оказалось не всё так просто.
Когда мы, радостные, пришли в нашу комнату и уселись за стол, я по знаку Дормидорфа достал свою курительную трубку и зачем-то потёр её ладонью сбоку, видимо, перепутал по аналогии с волшебной лампой. Затем подчёркнуто вежливо попросил домового явиться к нам по очень важному делу. А в ответ тишина. Ни ответа, ни привета! Ну, ладно, с первого раза он не появился, может, чем-нибудь был занят. Но он и со второго раза тоже совершенно игнорировал нас!
Тогда Дорокорн сказал, выражая мнение всех присутствующих:
– Да-а, что-то в этот раз Максимка не очень торопится к нам на помощь! А вот раньше, бывало, его и звать не надо, он сам всегда спешил к нам на выручку, как и подобает настоящему и верному другу!
Мы все закивали и негромко утвердительно замычали в знак согласия.
Немного помолчав, в надежде, что домовой всё же одумается, устыдится и выйдет, в конце концов, навстречу будущей славе и успеху, Дормидорф выдвинул робкое предположение:
– Что-то это не очень похоже на нашего домового. Быть может, с ним что-нибудь случилось?
Ему на это незамедлительно ответил Юриник:
– Вот именно, что случилось! Пряников он объелся и теперь неудержимо страдает медвежьей болезнью! Или у него воспаление хитрости, ведь к геронитам под лестницу лезть, это не мелочь по карманам тырить! Да испугался наш отважный Максимилиашка и теперь сидит и трясётся в своей пепельнице мелкой дрожью. А ещё друг называется, в кровать ко мне лезет!
Мы все, конечно, понимали, что Юриник предположил наиболее вероятный вариант. Также нам было понятно, что мы опять оказались в тупике. Как открыть проход мы не знали, а тот, кто мог нам помочь, пропал без вести и молчит как рыба об лёд! Неужели придётся сидеть в этом подземелье вечно, а в придачу ещё и учиться? Но унывать нельзя, что-нибудь обязательно придумается, надо только лишь пытаться…
Нависло напряжённое молчание.
– Что ж, – нарушил его Дормидорф, – нам пока ничего другого не остаётся, как учиться в этой школе и самим пытаться продолжать искать возможность проникнуть в Подземный город. Не будем терять надежды, а там обязательно что-нибудь придумается.
Опять Дормидорф говорит моими мыслями, подумал я, никак не могу привыкнуть к этим его штучкам. Наверное, он уже успел прослушать все наши мысли. А, может, просто совпадение.
Вдруг Юриник, в это время ближе всех находившийся к выходу, настороженно поднял указательный палец, призывая к тишине и вниманию. Мы прислушались. Сначала ничего не было слышно, кроме стука моего сердца. Надеюсь, что другие его не слышали. Хотя кто его знает? Оно, казалось, сейчас вот-вот выскачет из груди. Потом послышалось шарканье ног. Будто старое приведение, бродящее по подземным коридорам, решило навестить нас, чтобы слегка попугать, так, от нечего делать. Тем временем звук приближался, а мы смотрели во все глаза на вход в комнату.
И оно появилось! Неторопливым шагом, издавая эти самые шаркающие звуки, в проход вошли удивительно мягкие, ручной работы тапочки!
– Ну и где же вас носило? – недовольно спросил Юриник, обращаясь непосредственно к ним. – И куда подевался ваш непутёвый хозяин?
Что-то слегка зашипело, и в тапочках появился довольный домовой.
Юриник вздрогнул, ловко изображая испуг, домовой аж засветился от радости. Тогда Юриник и говорит ему:
– Ох, напугал, так напугал! Тебя не поймёшь, улыбчивый наш, то тебя не дозовёшься, а то вдруг сам являешься, без приглашения, да ещё и пугаешь всех до полусмерти! Я, например, до сих пор весь дрожу, как осиновый лист или дорокорнов голосок по весне!
– Хи-хи, а вы меня звали, что ли? Значит, я вам очень нужен, да? Кто бы мог подумать!
– А то ты не слышал, да? – передразнивая его, спросил Юриник. – И где же ты был? Ох, не у меня ты в трубке живёшь, а то бы я тебя выкурил, жертва никотиновой зависимости!
И домовой, немножко поломавшись, но только так, для приличия, начал свой рассказ:
– Когда вы, то есть мы были ещё там, на лестнице, и не могли найти, каким образом её перевернуть, я услышал краем уха, что вы хотите попросить меня проникнуть туда и поговорить с геронитами. Хоть я их и немного побаиваюсь, но всё же решил помочь вам! Вы ведь меня знаете, я ради вас в расшлепок, а не то, что с какими-то там юриниковыми родственниками пообщаться. Это-то мне запросто!
Юриник вздрогнул, как будто его кто-то неожиданно пихнул коленом под рёбра, и сконфуженно засопел. Но надо отдать должное, пока ещё он находил в себе силы героически терпеть, черпая их, видимо, из каких-то скрытых резервных источников. Мне так думается, что если мы всё же проникнем к геронитам, то терпением ему придётся запастись про запас и надолго. Мы-то с Дормидорфом ладно, а вот Дорокорн с домовым крови у него попьют всласть. И ещё неизвестно, кто больше. Главное, чтобы им не пришло в голову устроить соревнование. Будем надеяться, что сами они до этого не додумаются, а подсказать пока некому, а мне некогда.
Домовой, довольный собой до невозможности, продолжал:
– Когда вы ушли, я решил остаться и смело проник под лестницу. Сами понимаете, какой мне был смысл, зная, о чём вы хотите меня попросить, топать сюда, а потом опять шкандыбать туда… Ноги-то у меня не казённые!
Мы внимательно слушали, не перебивая, и домовик продолжал:
– К тому же мне и самому было очень интересно узнать, что там таится под лестницей. А ещё хотелось посмотреть, как вы поступите, когда я не приду на ваш зов. Небось расстроились? А Юриник вообще, наверное, плакал! И даже, судя по выражению его лица, вполне может быть, что и рыдал навзрыд! Зато теперь, когда я пришёл, вы возрадовались! Должен же я вам и радость иногда доставлять! А особенно моему лучшему другу и почитателю всех моих неисчерпаемых талантов, Юринику, ведь мы с ним даже постель иногда делим! Ему ведь ничего для меня не жалко! Ну-у, вы и сами всё это прекрасно знаете, были, так сказать, очевидцами.
Отвлечения от темы лишали нас всякого терпения. Но мы молча ждали, не перебивая.
– Ладно, я продолжаю. Из-под лестницы идёт широкий коридор, переходящий в огромную пещеру. Из этой пещеры и исходит яркий свет, который я видел в прошлый раз. Но я даже и представить себе не мог, что эта самая пещера таких гигантских размеров. Вы не поверите – конца-края не видно! А перед самым входом в неё притаились в надёжных укрытиях несколько вооружённых геронитов. Ха-ха! Наивные! Думали, что я их не замечу! Заметил, и ещё как! Я же всё и всегда замечаю и даже запоминаю, да вы же меня и сами прекрасно знаете, и, смею надеяться, сугубо с самой лучшей стороны! Ну до чего же они, горемычные, доложу я вам, похожи на кое-кого! На одного моего очень хорошего знакомого! Ох, и поиздевалась же над ними судьба, как природа над черепахой! Гм, кхе-кхе, хотя ладно, сейчас не об этом.
Сопение Юриника вновь усилилось, только теперь он ещё начал усердно жевать губы и нервно при этом морщиться, как от навязчивой и изматывающей зубной боли. Дорокорн предусмотрительно молчал, всем своим видом показывая, что совсем ничего не понимает и вообще это его не касается никаким боком. Он только изредка, когда Юриник не видел, подёргивал бровями, быстро приподнимая и опуская их, будто говоря этим: «Подождите-подождите, то ли ещё будет! Вот уже совсем скоро у нас намечается великий праздник – долгожданная встреча с геронитами.
Тогда-то уж только держись, повеселимся на славу, я ему ещё устрою «дрожу, как дорокорнов голосок»! Я этому геронитообразному Юринику всё припомню вдвойне. Он у меня узреет небо в алмазах!». Юриник же в это время сосредоточенно рассматривал малюсенькую дырочку на своём бывалом плаще. Затем он робко поднял глаза на почему-то замолчавшего Максимку. Домовой, бескорыстная добрая душа, весело подмигнул нахмурившемуся Юринику, пытаясь подбодрить его, и продолжил:
– Я-то мудро решил идти на разведку невидимым, а то мало ли что? Вон, он меня один раз чуть не поймал, помните? – кивнул он головой в сторону Юриника, который ответил удивлённым и непонимающим взглядом.
Домовой продолжил свою мысль, но уже несколько обиженно, с лёгким оттенком досады в голосе:
– Выкурю, выкурю… как ещё язык повернулся такое сказать? И ведь кому – мне! К тому же я говорил, что их побаиваюсь. А говорил ли я или не говорил, что эти герониты как две капли воды похожи, простите, на… кое-кого!
– Да говорил ты, – не выдержал Юриник, – говорил, все уши уже этим кое-кем прожужжал! Так что хватит подзуживать, и давай рассказывай, пожалуйста, не тяни кота за хвост!
– Ну, так вот, они-то, низкорослые волосатики, меня не видят, а я решил к ним приглядеться поближе, чтобы понять, с кем из них мне лучше иметь дело, кто поспокойней да порассудительней. В общем, с кем мне будет сподручней разговоры разговаривать. Их там, оказывается, ни много ни мало, аж четыре группы, по три человека в каждой. Одна группа залегла в засаде метрах в сорока от входа, прямо напротив него. Две другие притаились по бокам, но чуть ближе. А последняя, четвёртая, отсиживалась на специальном козырьке над входом. Хитрющие, просто жуть! Окопались, замаскировались и тихонечко сидят, ждут, истекая тягучей слюной, словно паучищи в засаде, поджидая свою очередную невинную жертву. Там и муха не пролетит незамеченой. Молодцы, одним словом, нечего сказать! Ну-у, так и мы, как вам должно быть известно, не лыком шиты и не лаптем деланы! Естественно, я решил для знакомства подойти к тем, что напротив входа, чего выдумывать-то? Они ведь все одинаковыми оказались при ближайшем рассмотрении.
Подхожу я, а они тихонечко между собой беседуют и всё у них вроде хорошо. Тихо, спокойно, подземная благодать, да и только. «Здравствуйте, – говорю вежливым и нежным голоском, я так иногда умею, – здравствуйте, добрые люди!». Они насторожились. «Мир вашему дому, милостивые государи!». Тогда и началось именно то, чего я больше всего не люблю – возня, суета и бестолковая беготня. Они вдруг сорвались со своих мест и давай бегать кругами, как угорелые или ошпаренные, осматривая каждый камешек, каждую кочку, словно им скипидаром одно чувствительное место хорошенько обмазали. Потом, правда, вернулись, видимо, набегавшись вволю, на свои исходные места, но судя по всему, так и не нашли то, чего потеряли. И поэтому о чём-то крепко призадумались. Э-эх, жаль, я-то им сейчас помочь всё равно ничем не мог, да и дело у меня до них серьёзное и не терпящее отлагательств.
Выждал я немного, гляжу, вроде успокоились. Ну, я снова и говорю по-чётче да погромче на ухо одному из них: «Перестаньте же вы, добрые люди, бегать, словно ужаленные, мне же нужно с вами поговорить, в конце-то концов, поимейте хотя бы совесть!». Они встрепенулись, переглянулись, да как ринутся на мой голос, ещё похлеще Юриника, доложу я вам! Помните, там, в таверне? Насилу успел отскочить в сторону! А что, страшно ведь! Я хоть и очень смелый, но осторожный. А они как давай махать руками направо и налево, а в руках у них, между прочим, секиры были или алебарды, я их вечно путаю. Ну как, скажите на милость, с такими вот разговаривать по душам? Хотел я их, было, немного успокоить, вы ведь знаете, я могу, особенно, если меня затронуть за живое. Но вижу, не уймутся они всё равно так просто.
Тут к ним и остальные подошли. Никто ничего понять не может, а я-то из скромности молчу, пусть, думаю, попереживают, а потом я их и обрадую неожиданно: «Вот проходил мимо и зашёл в гости на огонёк, так что смело накрывайте на стол, будем пить чай с пирожками, если они у вас есть, конечно!». Но они какие-то хмурные все сделались. «Нет, – думаю, – эдак у меня с ними никакого приятного разговора не получится, нужно мне видимым становиться и ещё разок попробовать». А вдруг они будут тогда очарованы наповал моей положительной внешностью, представительным обликом и мужественным овалом лица? Даже не вдруг, а наверняка будут, на это только и осталось уповать.
И он испытывающе посмотрел на Юриника. А тот, в свою очередь, старательно избегал встречаться с ним взглядом. Домовой подождал ещё мгновение и, не услышав никаких возражений, продолжил:
– Отправился я туда, откуда и пришёл, к лестнице. По дороге немного успокоился. Потом материализовался. И не спеша вхожу обратно в пещеру. Делаю поклон до земли, всё как положено, чин по чину. И только уж было хотел речь приветственную загнуть от всей души, а тут на тебе! Не успел я и рта раскрыть, как они в меня с десяток стрел со свистом запустили. Вот как, даже внешность моя не помогла! Пришлось мне скорей под землю проваливаться! Чудом цел остался, если бы меня вообще можно было стрелой убить! Отлежался немножко, а когда наружу выполз, их там уже понабежало – целая армия, тьма-тьмущая, человек триста, не меньше! Горлопанят и бубнят, аж земля гудит, ну и голоски же у них… да вы и сами представление имеете.
И он снова взглянул мельком на Юриника, а тот сосредоточенно ковырял ногтем стол.
– Ну, я-то опять невидимым сделался, на всякий пожарный случай, а то мало ли чего и, как оказалось, не зря, уж очень они тщательно всей гурьбой рыскали по округе, того и гляди затопчут. Затем потихоньку-помаленьку к лестнице пробрался и сразу галопом по окопам к вам. Так что не получилось у меня с ними никакого задушевного разговора. Они сперва стреляют, а потом и говорить уже не с кем будет.
Всё время, пока Максимка говорил, мы молча внимали ему. И к концу рассказа выглядели явно огорчёнными. Все, но только не Дормидорф. У хитрого деда, что бы ни случилось, всегда есть в запасе какой-нибудь премудрый план, а то и не один.
Он сказал, как всегда в таких случаях приглаживая свою боцманскую бородку и вновь лохматя её:
– Благодарим тебя, Максимка, ты настоящий друг и очень помог нам. Теперь мы знаем, где потайной вход и как он охраняется, а остальное дело техники. Извини нас, пожалуйста, что мы плохо о тебе подумали! Мы решили, будто ты струсил, когда долго не могли тебя дозваться!
– Да ладно, ерунда какая! Но всё равно, пожалуйста, – отвечал домовой, выглядевший явно польщённым. – Только чем это я вам так уж помог, если мне даже не удалось поговорить с геронитами?
– Зато ты нашёл заветный ключик от прохода, и теперь мы запросто туда проникнем, – сказал дед, хитро прищурившись.
Домовой непонимающе смотрел то на одного, то на другого из нас, в недоумении пожимая плечами, но было видно, что ему очень приятно. Он даже забыл попросить своих любимых пряников!
Нам всем не меньше, чем Максимке, интересно было узнать, что же придумал Дормидорф. Но из деликатности мы не хотели спрашивать, а молча и терпеливо ждали, когда он поведает нам свой план. И одновременно с этим пытались сами разгадать его намерения. Ведь мы знали ровно столько же, сколько и он! Но почему-то именно сейчас, как назло, лично мне ничего на ум не шло. Да и моим товарищам, судя по их глупым выражениям лиц, видимо, тоже. Оставалось одно – ждать, когда хитроумный дед расскажет обо всём сам. А Дормидорф держал уже давно затянувшуюся паузу и о чём-то думал, лишь изредка бесшумно шевеля губами.
Так мы и сидели: Дормидорф думал, а мы ждали, заодно и наблюдали за Максимилианом. А наш герой, нашедший сам того не зная какой-то там неведомый заветный ключик от Подземного города, оживлённо вихляясь всеми частями тела, расхаживал по комнате, держа переплетённые пальцы рук в замке и заложив их за спину. Словно большой обросший волосатыми перьями гусь, переваливаясь с ноги на ногу, он бродил, как неприкаянный. От нечего делать то исчезал, то неожиданно появлялся через небольшой промежуток времени. Этот проказник каждый раз возникал не там, где мы ожидали. Потеряв надежду услышать объяснения Дормидорфа, нам ничего другого не оставалось, как дружно вертеть головами, стараясь предугадать, где же он соизволит появиться в очередной раз.
Так прошло минут пятнадцать, хотя нам они показались вечностью. Наконец Дормидорф окончательно додумал свой секретный план.
Он вспомнил-таки о нашем присутствии и заговорил:
– Разрешите вас поздравить, друзья мои! Поздравить от всей души, ибо сегодня ночью мы обязательно попадём в Подземный город, встретимся и поговорим с геронитами и даже, думаю, с нами ничего плохого не случится. По крайней мере, останемся живыми и здоровыми! Гм, гм, во всяком случае, будем на это очень надеяться.
– Вот это да! Уж утешил, так утешил! Умеешь ты успокаивать, однако, старина Дормидорф! – язвительно заметил Юриник. – Какое облегчение для всех нас! Почему-то у меня нет страстного желания встречаться с ними, учитывая их количество, гостеприимство, и, особенно, внешность. Даже несмотря на твои оптимистические прогнозы!
– С тобой никто и не будет спорить, но внешность-то, между прочим, часто бывает обманчива, – ответил Дормидорф с лёгкой улыбкой. – Мы не желаем им зла. Когда они это поймут, то не будут иметь к нам никаких претензий, к тому же у нас есть секретное оружие – наш верный домовой, готовый всегда прийти на помощь в минуту опасности!
Мы одновременно посмотрели на наше секретное оружие, которое всё ещё продолжало вышагивать по-гусиному, но оно уже не исчезало надолго, а часто-часто мерцало, то исчезая, то появляясь, словно основательно перегрелось от долгого ожидания и вынужденного бездействия. Мокся, услыхав, как его величают, здесь же расправил плечи, выпятил грудь колесом, гордо выставил вперёд свою всклокоченную бороду и изменил походку на более подобающую его теперешнему высокому званию и привилегированному положению. Теперь он стал похож на павлина, распушившего хвост или павиана, порядком переевшего забродивших фруктов.
– Ладно, – начал Юриник, – всё это замечательно, но как мы сумеем открыть потайной проход? И где тот самый хвалёный заветный ключик, который мы, оказывается, ухитрились отыскать с помощью Максимилиана? Только лично я этого вовсе не заметил! Кстати, если ты будешь злоупотреблять расхваливанием нашего домовика, то он того и гляди лопнет от гордости. Посмотрите, эко его раздуло!
– Ничего страшного, не лопнет. Сдуется потихоньку, мы ведь его зря не хвалим, а только за дело!
Слегка поникший было домовик, при этих дормидорфовых словах вновь воспрянул духом и бросил на Юриника многообещающий победоносный взгляд вместо ответа.
А Дормидорф продолжал:
– Терпение, мои нетерпеливые друзья, главное, терпение. Всё узнаете в своё время, а это время наступит ночью. Так что у вас ещё есть масса свободного времени, и вы вполне можете потратить его на самое полезное, что мы сейчас можем сделать. И что полезно делать всегда, а именно – хорошенько пораскинуть мозгами!
Остаток дня и ужин тянулись дольше обычного, ибо все с нетерпением ожидали таинственной ночи и, конечно, старательно пытались хорошенько пораскинуть мозгами, но только толку от этого не было. Хоть режь, так никто из нас и не додумался, где этот самый ключ, и как всё-таки старина Дормидорф надеется проникнуть в Подземный город.
Отужинав, мы изнывали от бездействия и неопределенности. Наконец, дождавшись одиннадцати вечера, дружной гурьбой отправились к лестнице на обещанную нам встречу с кровожадными геронитами. Шли быстро, жёстко и неукоснительно соблюдая ставшие привычными правила конспирации. Особенно остерегался предстоящей встречи наш бедный Юриник, хотя он крепился и пытался не показывать вида. Дорокорн на пару с мстительным домовым, пугая после ужина не на шутку распереживавшегося Юриника, наговорили тому всяких ужасов! Мне и самому сделалось как-то не по себе от их рассказов.
Выходило, что герониты непременно должны будут, просто-таки обязаны съесть у живого Юриника его печень сырой или лишь слегка её обжарить, но ни в коем случае не солить. Они ведь, оказывается, всегда поступают так с потомками беглецов, такой у них обычай. А традиции они чтят свято, что есть, то есть, и это, в принципе, неплохо, коли традиции хорошие! Но есть у человека его печёнку! И сразу меня начала мучить подозрительная ностальгия и неприятно повеяло чем-то болезненно родным. Подобные добрые традиции могут понять и одобрить лишь чиновники из моего никудышного мира – мира непутёвых медвежьих услуг. Чиновники, которые только тем и промышляют, что пьют кровь и пожирают внутренности своего терпеливого народа, не гнушаясь ничем. Они жадно высасывают жизненные соки у людей, бытие которых они должны облегчать, а не усложнять, для того они, казалось бы, и существуют! Но на деле система старательно пожирает сама себя на радость тем, кому это выгодно.
А на счёт радужных перспектив Юриника и его печени Дорокорну стало известно якобы со слов вездесущего домового, с коим они успешно спелись и ловко сплели заговор против обречённого Юриника. И вот сердобольный Дорокорн, как истинный заботливый друг, поспешил заранее, пока не слишком поздно, предупредить Юриника о страшной опасности, нависшей над ним. А убивать они его ни в коем случае не будут, что они, звери, что ль, какие? Просто-напросто сожрут его печень и всё тут! Делов-то на грош! Может быть, они даже употребят его печёнку в пищу не целиком, а оставят немного и самому Юринику, так сказать, на пробу.
Но шутки шутками, а впечатлительный Юриник проникся этими кулинарными изысками своих предполагаемых соплеменников всерьёз. Он потом ещё долгое время ругался на тех, кто предлагал ему отведать печёнку в любом виде, с солью и без таковой. А предложений, благодаря стараниям Дорокорна и вездесущего домового, надо думать, поступало огромное количество, особенно поначалу. Ибо блюд с использованием печени существует великое множество. Однажды, много времени спустя умелому пройдохе домовому всё же удалось подсунуть Юринику вкусненький пирожок с чудной начинкой. После чего домовой ловко всучил ему брошюрку, где описывался подробнейший рецепт приготовления сего принципиально нового и доселе незнакомого Юринику кушанья. И, как оказалось, если иметь в виду начинку, Юриник действительно никогда ранее не едал ничего подобного. Уже немного подзабывший историю со своей печёнкой, Юриник наивно заинтересовался. Новым же в том рецепте оказалось только то, что в разделе «приготовление начинки», вместо «берем свежую печёнку жирного гуся», было каллиграфическим почерком Дорокорна подписано «берем свежую печёнку жирного беглого геронита»! Вовсе нетрудно догадаться о реакции Юриника на эту невинную шутку друзей.