Глава 2
Учительница по растениеведению
В зал вошла высокая и худощавая женщина весьма неопределённого возраста. Ей можно было дать как тридцать лет с солидным хвостиком, так и сорок с небольшим, едва заметным обрубком. Или даже, если хорошенько подумать, то и все пятьдесят, но только после сильного перепуга. Одно можно было утверждать с уверенностью и определённо: переходный возраст и совершеннолетие у неё давно позади. Да, и такое иногда бывает! Особенно, если смотреть на подобную женщину, поддерживающую себя в хорошей физической форме не вблизи, а с некоторого расстояния! Как и получилось в данном случае. Коли человек каким-то чудным образом находит в себе силы и регулярно изнуряет свой организм как физическими, так и умственными упражнениями, следит за собой, а таких людей очень немного, тогда возраст определить на глаз бывает весьма и весьма затруднительно. А когда правда всё же вскрывается, то, как правило, бывает уже поздно, да и не суть важно. Это был именно такой случай.
У неё были тонкие правильные черты лица. Большие и выразительные тёмно-зелёные с болотным отливом глаза излучали тихий струящийся свет. Эти глаза в минуты гнева, должно быть, загорались страшным зловещим огнём и начинали метать молнии геенны огненной. Нос с небольшой, едва заметной горбинкой, лёгкий и приятный румянец на щеках. Кожа на лице и руках светлая, но не бледная, гладкая и нежная. На кистях рук просвечивались синевой витиеватые, чуть взбухшие венки. Волосы тёмные, с лёгкой серебристой проседью, собранные сзади в строгий тугой пучок. Одета она была в длинный тёмно-серый плащ свободного покроя с широкими свисающими рукавами и большим, откинутым назад капюшоном. На длинных стройных ногах высокие облегающие сапоги из плотного материала чёрного цвета на невысоком каблуке. Но, возможно, всё это лишь казалось благодаря умело подобранному покрою облачения, выставляющему все прелести в положительном свете, и умело скрывающем недостатки, коли таковые имелись. Что-то неуловимо приятное, но вместе с тем и хищное отражалось во всём её облике, некая неведомая непостижимая сила. Двигалась она грациозно и величаво, как дикая кошка перед прыжком. И весь её образ словно вопил: я занудная строгость, подкреплённая властным упорством, замешанным на изрядном ехидстве, густо приправленном отчаянным коварством. Чтобы иметь возможность вооружиться подобным букетом свойств и качеств, человеку просто необходимо обладать весьма значительными умственными способностями, что, в свою очередь, невозможно без богатого жизненного опыта. Такой мы впервые увидели нашу первую учительницу.
Вошедшая коротко кивнула головой и громко поздоровалась:
– Здравствуйте, я ваш учитель по растениеведению, зовут меня Томарана.
Голос тоже был не лишён приятности: низкий, грудной, чистый, без всякой хрипотцы.
Глядя на неё, мне подумалось, что для полноты картины не хватает большой метлы и ступы, в которой она сюда, по-видимому, и прилетела. Но, к сожалению, метлы не было, и ступы тоже. Очевидно, она пользуется каким-нибудь более практичным и современным средством передвижения.
Раздались редкие ответные приветствия. Не обращая ровным счётом никакого внимания на удивлённые и любопытные взгляды окружающих, она подошла к скатерти и, наклонившись как можно ниже, почти сложившись пополам, начала быстро шептать что-то непонятное. Если бы кто-то и находился в непосредственной близости от неё, то и тогда разобрать что-либо вряд ли представлялось возможным. Набрав целый поднос непонятных баночек и скляночек, в некоторых лишь на донышке виднелась какая-то зелёная кашица, она прошла к свободному столику недалеко от нас, по-прежнему не обращая ни на кого внимания. Расположившись, принялась неспешно, но с огромным аппетитом поглощать всевозможные блюда, преимущественно из трав, изредка запивая их разными отварами и настоями. Лишь на одной тарелке у неё лежало что-то похожее на пирог с начинкой. Наверняка начинка была тоже из травы.
Мы, как завороженные, следили за этой удивительной женщиной, в то время как она медленно и с достоинством наслаждалась завтраком.
«Наверное, вегетарианка, – подумалось мне, – борется за здоровый образ жизни. И надо заметить, что вполне успешно! Нужно будет обязательно взять рецепты для моей мамы, ей наверняка понравится!».
Довольно быстро покончив с доброй половиной блюд, растениеведка привычным движением достала откуда-то из складок своего обширного плаща длинную, слегка изогнутую, не лишённую элегантности курительную трубку и как ни в чём не бывало раскурила её. Томарана невозмутимо попыхивала потрескивающим тускло светящимся угольком и пускала клубы сизого ароматного дыма. Словно причудливый паук сидела она среди тонких струящихся нитей, свивающихся в причудливые кружева и изгибающиеся узоры. Бесспорно, некоторым женщинам идёт курить, и Томарана была из их числа. Она курила трубку, задумчиво глядя в себя. Вокруг быстро начал распространяться весьма специфический запах, явно не табака, но неприятных ощущений он не вызывал, по крайней мере, пока. Интересно, что же такое она курит, надеюсь, не сушёные мухоморы?
Вдоволь накурившись, она привычным движением выбила трубку в освободившееся после еды блюдце и спрятала её в недра складок безразмерного плаща. Затем начала опять есть и пить, периодически что-нибудь смешивая, а иногда, будто неожиданно вспомнив что-то, порывисто доставала из таинственной глубины плаща небольшую книжицу и начинала быстро-быстро перелистывать пожелтевшие страницы, бормоча что-то себе под нос. Томарана была так увлечена делами, что окружающий мир для неё не существовал. Постепенно и присутствующие перестали обращать на неё внимание, привыкли, но изредка кто-нибудь украдкой всё же поглядывал в её сторону. Очень интересно было бы узнать, есть ли у неё семья? Но как это узнаешь? Не спрашивать же, в самом деле!
Ворон первым нарушил нависшее молчание и задумчиво произнёс:
– Да-а, вот это женщина! Как в смешной детской загадке про женщин, знаете? Нет? Ну, слушайте! Что есть в каждой женщине: небольшое, тёмненькое и сморщенное?
Мы недоумённо переглянулись, раскрыв от удивления рты, а Коршан, не дожидаясь нашего ответа, невозмутимо продолжил, задумчиво закатив при этом глаза:
– В каждой женщине есть изюминка! Ну, или почти в каждой. Так вот и с Томараной: как не верти, а есть в ней какая-то изюминка! И я бы сказал, что она в ней довольно крупная! Эх, был бы я человеком, обязательно пригласил бы её на ужин при свечах, зажарили бы мы с ней кабанчика или двух барашков, а там глядишь и…
Коршан вновь мечтательно закатил глаза, но вдруг опомнился, спохватившись, и запоздало смекнул, что малость заговорился. Он успел перехватить наши недоумённые взгляды и обиженно проговорил, будто оправдываясь:
– Да ладно вам, что тут такого? И нечего переглядываться! Когда я был человеком, то очень любил общаться с женщинами! Наверное, не меньше, чем есть мясо! И женщины меня очень даже любили. Правда, врать не буду, не все! Я был мужчиной на любительниц, их от меня в дрожь бросало и немилосердно трясло от восторга и нетерпения. Так-то! А как я, бывалочи, стариной своей тряхну, да приготовлю что-нибудь вкусненькое, так просто объеденье! Как же они балдели, прямо за уши не оттянешь! Не оттянешь, как не старайся, ни за уши, ни за какие другие места! Это я вам говорю без шуток, на полном серьёзе! А может быть, когда-нибудь расскажу и поподробней, договорились? А уж после мяса они такое вытворяли! Но вам следует поскорей забыть то, что я сказал про Томарану! Это я не подумал и сдуру сболтнул лишнего. Вот когда-нибудь я вновь стану человеком и тогда обязательно закачу пир на весь мир! А если вы будете держать язык за зубами и дальше вести себя правильно, то будете на том пиру почётными гостями! Так уж и быть, угощу вас тогда парой-тройкой моих самых любимых и коронных блюд и, очень даже может быть, подкину рецептик. А эта Томарана весьма необычная женщина, разве вы сами не видите?
С ним никто и не собирался спорить по этому поводу! На самом деле, обычного в ней было мало, можно сказать даже больше, обычным и не пахло вовсе! И всё же, чем это она набивает трубку?
Теперь подал голос Юриник:
– А кто будет вести у нас другие предметы? И когда прибудут остальные учителя, ведь завтра первый день занятий, если я не ошибаюсь?
Ворон оживился, видимо, обрадовавшись тому, что мы сменили тему разговора:
– О-о, у нас свои методы преподавания! А заключаются они в том, что вы будете изучать каждый предмет по очереди, отдельно и углублённо, а не все предметы поверхностно и одновременно, как бывает обычно. В этом и состоит главное принципиальное отличие. Лекции с раннего утра и до позднего вечера, сжатый курс, день за днём один предмет, в конце экзамен для тех, кто выживет, естественно.
Мы вновь недоумённо переглянулись, а он, будто ничего не замечая, продолжал:
– После экзамена погребение несумевших его сдать, заодно и небольшой, но заслуженный отдых. В это время ничегонеделанья как раз и будет прибывать новый учитель. Отдых несколько дней, совмещённый с практикой по пройденным темам, разве это можно назвать делом? Так, баловство одно. Там ещё отсеются несколько человек. Но это никакая не беда, я вам буду помогать по мере возможности. Вы справитесь! Наверное… Может быть, даже все… Я так предполагаю. После отдыха ставшие уже привычными погребения, и только тогда начнётся новый курс. И так по кругу, сколько понадобится.
Мы, поражённые его рассказом и нашей дальнейшей перспективой, изумлённо уставились на него, а он, наглая носатая рожа, переминался с ноги на ногу, будто хотел в туалет и терпел, бесшумно трясясь от смеха. Смешно ему, видите ли, сделалось!
Немного успокоившись и смахнув крылом выступившие на бесстыжих глазах крокодильи слёзы, он сказал, восторженно и удовлетворённо всхлипывая:
– Да шучу я, шучу, но… видели бы вы свои лица… я не могу, хи-хи, хрю!
Пока мы слушали разглагольствования шутливого крылатого мешка, утыканного редкими перьями, Томарана закончила трапезу, отнесла посуду и поднос и удалилась такой же величественной поступью, как и пришла.
Нам также пора было заканчивать затянувшийся завтрак, пока он плавно не перешёл в обед и ужин. Потому-то мы последовали за Томараной, с удовольствием распрощавшись с Коршаном, который вновь остался нами очень доволен, чего нельзя было сказать о нас.
На прощание он с живым интересом осведомился:
– Разрешите полюбопытствовать, друзья мои, когда я вновь буду иметь удовольствие лицезреть вас? Когда вы соизволите явиться к обеду или ужину? Чтоб я хоть знал, сколько мне голодать придётся, с вашими-то несвоевременными походами?
На что мы скромно отвечали, дескать, сами ещё толком не знаем, как получится, но, в принципе, всё возможно, надежды терять ни в коем случае не следует. На том и распрощались.
Перво-наперво мы решили зайти в свою келью, но уже по дороге туда передумали и потому пошли сразу к выходу из Подземного города.