Глава 4
Экстренный вызов
До отвала накормив страусиху яблоками и сердечно поблагодарив, мы отпустили её. Получилась страусиха, живьём нафаршированная яблоками. Она уходила с явной неохотой, изредка оглядываясь и грустно мигая большими серыми глазами, издавая протяжные вздохи, способные разжалобить кого угодно, но только не Дормидорфа. Он был словно кремень – непреклонен и непоколебим! Видимо, дед ей пришёлся по нраву, или просто хотелось пообщаться. С хорошими-то людьми грех не поговорить лишний раз. Впрочем, скорее всего, имело место и то, и другое. Но это так и осталось тайной, покрытой мраком. Тайной, которую общительная страусиха с превеликим удовольствием, не задумываясь, выложила бы, если бы мы только заикнулись или каким-то другим образом дали ей понять, что нам любопытно: а почему это у неё такой грустный и печальный вид, не случилось ли чего? Но мы не доставили ей подобной радости, предугадывая возможные последствия.
Неожиданно неподалёку раздался громкий пугающий звук, похожий на предсмертный визг покрышек вследствие экстренного торможения большого гружёного автомобиля. Уже в который раз я едва не свернул шею из-за не подчиняющегося разуму инстинктивно резкого, с неприятным хрустом поворота головы в поисках неведомого, но ужасающего источника шума. Ничего-ничего, моя многострадальная шея выдержала и на этот раз, обошлось без травм. А мы с дедом принялись наблюдать, как приземляется носатая птица без перьев, похожая на птеродактиля, размером с небольшой спортивный самолётик. На спине у неё находились три пассажира: две девушки в светлых облегающих одеждах и мужчина средних лет, видимо, их отец. Закинув в пасть птице что-то большое, похожее на ампутированную ногу или свиной окорок, что в принципе одно и то же, и поблагодарив её, они со смехом зашли в ворота третьего от нас дома. Птеродактиль, а это оказался именно он, взмыл с места ввысь, шурша крыльями и обдав нас тёплым потоком воздуха вперемешку с дорожной пылью.
Дед украдкой поглядывал на меня, видимо, ожидая увидеть невообразимое удивление. Или, на худой конец, услышать восторженно-восхищённые вопросы. Но я как ни в чём не бывало, мол, и не такое видали, пошёл потихоньку в сторону гостевого домика, где мы изволили остановиться. Он, догоняя меня, спросил:
– Ну, как, не укачало тебя на страусе?
– Не-а! Я бы ещё полетал, да бедненькую птичку жаль было впустую гонять. Она мне по секрету сказала, что очень спешит. Ей, видите ли, крайне необходимо яйца высиживать, а я у неё зря отнимаю драгоценное время.
Говоря это, я кинул быстрый взгляд на деда, но он и бровью не повёл. По всему видно – старая школа. Позже он всё-таки сознался: заговор вынудить меня обратно именно лететь, а не скакать, имел место, но всё делалось только ради моей пользы и ни в коем случае не ради смеха! Но почему-то я сильно в этом сомневаюсь.
– Учти! – назидательным тоном, словно профессор студенту, начал свою лекцию Дормидорф. – Страусы очень привязчивые, а чувства юмора у них нет вовсе. Оно у них от рождения атрофировано. Отсутствие всякого присутствия, понимаешь? И не вздумай это проверять. Я тебе категорически не советую этого делать! А иначе пеняй на себя, но я тебя предупредил! И ещё учти: страусы всё принимают буквально, а любую тему сводят к своим яйцам: «Ах, какие они у меня красивые да большие». За своих птенцов могут и по голове наклевать или лягнуть. А удар у них тяжёлый что клювом, что ногой, если нарвёшься, то костей точно не соберёшь, в общем – мало не покажется, так и знай! А куда любят бить, паршивцы, знаешь? – и он выразительно посмотрел мне ниже пояса.
Меня захлестнула волна негодования.
– Да что же это? Ну и дела! Надо же было меня раньше предупредить! Это ради чего, интересно, я так рисковал? – с нотками возмущения, вперемешку с праведным гневом и досадой, заявил я, холодея при одном воспоминании о моих недавних намёках страусихе о необыкновенно аппетитной яичнице с помидорами, которую я люблю, видите ли, с самого раннего детства. Вот и были бы у меня сейчас действительно «помидоры с яичницей» на всю оставшуюся недолгую жизнь.
– А что в этом такого, не понимаю! Чего ты так взбеленился? Если на то пошло, я тебя сейчас и предупреждаю. А если бы предупредил заранее, никакими коврижками тебя на страуса не заманишь, – невозмутимо заявил хитроумный дед и добавил, но уже снисходительно-миролюбивым тоном: – Да ладно тебе! Мне понятно и знакомо твоё беспокойство, но не думай, что я такой бессердечный! Я сразу поведал страусу, что ты новенький, оповестил его, так сказать, первым делом. Так что поверь, твоему достоинству ровным счётом ничего не угрожало! Если только так, самую малость.
– Но и этой малости мне бы с лихвой хватило выше крыши! – закончил я за Дормидорфа и тут же продолжил: – А вы, как я погляжу, очень весёлый дедушка! Много там ещё у вас для меня шуточек заготовлено?
– А как ты хотел, внучок, есть ещё маленько в запасе пороха в пороховницах. Да разве ж энто шуточки? Энто ещё токмо разминка, а настоящие шуточки впереди! Без добрых шуток, видишь ли, совсем неинтересно жить, скучно прямо-таки, это я тебе могу заявить с полной долей ответственности, как настоящий знаток этого славного дела. Вот есть у меня друзья, приблизительно твоего возраста, Дорокорн с Юриником, так те и спорят, и подшучивают друг над другом всю сознательную жизнь! И ничего, стало быть, покуда живы и здоровы. Живут радостно, цветут и пахнут. А порой даже благоухают! За ними наблюдать, так можно иной раз и штаны обмочить от бьющего через край юмора! Я тебя с ними всенепременно познакомлю, касатик!
У домика нас поджидали старый знакомый, лось, страстный любитель сухариков и, судя по всему, его лосиха – очаровательное создание. Но в данный момент она явно была сильно возбуждена, топталась на месте от нетерпения, рыла копытами утрамбованную землю и фыркала. Дед, чуя недоброе, быстрым шагом приблизился к лосю. Они перекинулись парой слов, и дед запрыгнул к нему на спину, коротко бросив мне:
– Нужна помощь. Давай залезай быстрей, всё объясню по дороге, нельзя терять понапрасну время!
Естественно, мне пришлось подчиниться, а куда бы я делся? И мы поскакали! Дормидорф на лосе, я на лосихе. Со стремительностью скорой помощи, мчащейся на вызов, только что без мигалок и сирены.
Через несколько минут бешеных скачек мы находились уже в лесу, где быстро не поскачешь при всём желании, но лоси и не подумали замедлиться. Они очень хорошо знали местность, буквально как свои четыре копыта. Мы с дедом, пригнувшись к шеям животных, положились на них в прямом и переносном смысле. Со всех сторон сверкало, хлестало, трещало и свистело. Никогда не мог предположить, что бег по лесу может быть настолько опасен. У меня с непривычки сводило все мышцы, особенно на ногах и спине, а дед даже испариной не покрылся, вот что значит сноровка, привычка и тренировка. Дормидорф ещё умудрялся переговариваться с лосем. Это на полном-то ходу! Наконец мы остановились на небольшой светлой полянке, и я увидел беспомощно лежавшего, подмявшего под себя ноги лосёнка, издававшего жалобные звуки, похожие на тихий горестный плач утомлённого изнуряющей болью ребёнка. Из глаз его текли, оставляя влажные следы, крупные прозрачные слёзы. Чувство жалости и желание поскорее помочь и облегчить страдания несчастного захлестнули меня. Но хорошо бы было ещё и не навредить, а для этого нужны опыт и знания, коих у меня не было. Зато они были в достатке у деда, чем он и не преминул воспользоваться. Сразу было видно, что делает он это далеко не в первый раз.
– Поломал переднюю ногу. Пытался перепрыгнуть вон через тот ствол, да не рассчитал и оступился, попав передним копытом в нору, – коротко объяснил дед. – Но перелом закрытый.
Аккуратно и бережно ощупывая ногу лосёнка, Дормидорф успокаивал его:
– Ну потерпи, потерпи. Сейчас зафиксируем, и до свадьбы заживёт. А в месте перелома кость будет ещё крепче. Скоро будешь опять скакать, будто ничего и не было!
Привычным движением он достал из-под куртки большой нож и подал его мне, попросив отрубить кусок полена около метра длиной и обязательно без сучков. Ни за что бы не подумал, что дед вооружён! А я, повстречав в подозрительном лесу незнакомца, всё гадал: и где это белозубый пенсионер прячет свой грибной разделочный топорик?
Ближайшие двадцать минут я был очень занят – выполнял дормидорфов заказ. Когда всё было готово, дед с помощью другого обрубка ствола и ножа расщепил это полено вдоль ровно пополам, хорошенько обтесал его со всех сторон и с помощью бинта, который достал из поясной небольшой сумки, накрепко зафиксировал ногу лосёнка между двумя пластинами. Причём зафиксировал таким образом, чтобы намертво обездвижить оба сустава, ближайшие к месту перелома. После этого лосёнок мог пусть медленно, но передвигаться, минимально беспокоя раненую ногу. Приблизительно через месяц, когда кости срастутся, шину нужно будет снять. А пока мать-лосиха, сердечно поблагодарив нас, повела лосёнка, как сказал дед, «проводить обезболивание» с помощью травы, название которой я тогда не запомнил. Лось-отец топтался рядом, с благодарностью заглядывая в лицо спасителю своего детёныша.
Потом Дормидорф задумчиво посмотрел на меня и начал что-то старательно искать по своим многочисленным карманам. Вскоре его поиски увенчались успехом и снова, как во время нашей первой встречи, он достал клочок не то тряпочки, не то бумажки и старательно потряс этим перед самым моим носом. Дормидорф постелил на землю всё ту же скатерть, аккуратно и бережно разровняв её края руками. Наклонившись над ней, он что-то скороговоркой пробормотал себе под нос. Вдруг лицо его исказила нервная судорога, он указал пальцем куда-то мне за спину, широко раскрыв от удивления глаза и слегка присев. Сердце моё учащённо забилось. Молнией пронеслась мысль: «Вот и настал мой бесславный конец, если уж то, что сзади меня, так испугало самого Дормидорфа, то это не просто конец, а мучительная и неизбежная кончина! А ведь так ещё хотелось немного пожить, особенно теперь, когда впереди вырисовывается столько интересного!» Оборачиваясь, я готовился к самому страшному. Но ничего ужасного позади себя не увидел и даже глазам своим не поверил, поэтому тщательно огляделся ещё раз. Результат тот же: лес как лес! Опять, наверное, его молодецкие шуточки! Ладно, запомним. Я вопросительно и осуждающе посмотрел на деда, а он указал взглядом мне под ноги, где была расстелена скатёрка. Свершилось чудо – стол был накрыт, как я люблю, в лучших деревенских традициях!
Каверзный шутник, не дав мне опомниться, начал лекцию о необыкновенных вещах, которые могут повстречаться в этом расчудесном мире. Лось ему во всём поддакивал, уже вполне успокоившись после происшествия с лосёнком, чего нельзя было сказать обо мне. У меня тряслись мелкой дрожью коленки после удачной шуточки Дормидорфа, который принялся вещать без всякого зазрения совести:
– Всё, что в вашем мире встречается в сказках, былинах и поверьях, у нас есть в реальной жизни: лешие и кикиморы, лесовики и домовые с разными привидениями, да много чего. Есть Кощей Бессмертный, Баба Яга и существа, которые их с лёгкостью заткнут за пояс! Так что не расстраивайся, скучать тебе не придётся! Есть у нас и волшебники, колдуны, ведьмы и знахари, всех так сразу и не упомнишь! Каждый живёт сам и старается не вредить и не мешать жить другим. Конечно, иногда происходят и у нас маленькие и большие шкоды. Как без этого? Но по большому счёту все заинтересованы в скорейшем прекращении раздора, а иначе никому не видать спокойной жизни, как собственных ушей. Ну, а всякие невинные шалости кикимор, леших и домовых я в расчёт и вовсе не беру, ибо эти существа для того и созданы и по-другому попросту не могут. У нас каждый знает, как с ними договориться, я и тебе как-нибудь расскажу! Ты ещё экспертом по этим делам станешь! А сейчас давай-ка немного перекусим. Я вот и нашему другу сухариков заказал с солью. Может быть, надо было ещё стручковый горошек попросить, да я как-то не сообразил сразу.
Только сейчас я понял, как проголодался, и с удовольствием воспользовался предложением деда. Ели молча, лишь хруст сухарей был слышен, будто их кто-то с маниакальной одержимостью разминал в мелкую крошку деревянной колотушкой в пустом ведре. Это наш лосик самозабвенно и восторженно предавался дикому наслаждению, позабыв обо всём на свете. Насколько я мог судить, он увлекался поглощением любимого блюда каждый раз, когда ему выпадала подобная счастливая возможность. Мы с Дормидорфом старались есть, не издавая посторонних звуков, хотя при подобном звуковом оформлении в этом не было необходимости. Насытившись и уняв дрожь в членах, я негромко спросил:
– Как же мне договориться, например, с лешим? Очень хочется узнать, раз мы сейчас в лесу, вдруг понадобится когда-нибудь!
Дед, недолго думая, взял бутыль, вскочил с места и, повернувшись к самым буреломным и густым зарослям, произнёс нараспев, словно певчий поп под хорошей мухой, при этом одержимо и грозно размахивая бутылью во все стороны, будто неким дьявольским кадилом:
– Лес дремучий, расступись, хитрый нежить, появись!
«Аминь, ядрёна мать», – добавил я про себя, вздрогнув от неожиданности. Ну, никак не ожидал я в тот момент ритуальных выкрутасов и заунывных песнопений от милого дедушки! А дед укоризненно посмотрел на меня и перевёл взгляд на трущобу, куда только что обращался. Под лапой огромной ели, стоявшей неподалёку, что-то громко и гулко ухнуло, даже ветки закачались, но не сильно, а лишь едва. Когда смолкло эхо, начали проявляться расплывчатые очертания чего-то коряжно-древовидного и сказочно могучего. К нам вышло нечто метров двух высотой, покрытое наростами и мхом так, что ни кожи, ни рожи видно не было. Если бы оно неподвижно стояло в нескольких шагах от меня, то я ни за что не признал бы в нём живую сущность, приняв за причудливое засохшее дерево. Только бездонные глаза неопределённого цвета, пугающие своей глубиной и дико горевшие изнутри зловещим болотным огнём, настороженно смотрели на нас. Да-а, не хотел бы я встретиться с ним с глазу на глаз ночью, да ещё и на узкой тропиночке!
А может, встречался, да не раз, только проходил мимо, не обращая внимания. Раньше в лесу у меня часто возникало ощущение, что я там не один и за мной кто-то наблюдает. Этакая лесная паранойя, но ничего страшного – стараешься только не придавать этому особого значения, чтобы не возникла душевная паника, и со временем вполне привыкаешь. Нынешнее появление настоящего лешего – как раз и есть подтверждение моим тогдашним самым смелым подозрениям и малоприятным ощущениям. Причём я разговаривал на эту тему со многими людьми, и все они со мной соглашались. Попробуй не согласиться! Особенно если находишься в незнакомом дремучем лесу и при мерцающем свете костра слушаешь леденящие душу истории. Некоторые признавали, что с ними такое случалось не раз, опасливо при этом поёживаясь и придвигаясь к костру, дабы подкинуть дров в угасающий огонь. Кто не верит, тот может и сам попробовать рассказать подобную историю. Если останетесь живы и здоровы после подобных разговоров и без приключений доживёте до утра, значит, вам очень повезло!
– Всё ходют тут и ходют! Зовут ещё! У меня, может быть, делов целая роща! Откуда прознал, что я здесь? И пошто кликал? – спросил леший, обращаясь к Дормидорфу, как к старому знакомцу. Лось испуганно вздрогнул при звуке скрипучего голоса и отпрянул назад. Да и мне было как-то не по себе.
Дормидорф отвечал, ничуть не смутившись:
– Как же не знать? Если в лесу что-то происходит, то ты первым тут как тут, наблюдаешь откуда-нибудь из самого укромного места. А позвал я тебя, чтобы угостить кваском. Мы ведь сейчас уже уходим.
– Вот и хорошо. Вот и славно. Нечего вам здесь… заблудиться можно. А квасок твой ничего, знатный!
Леший со скрипом протянул вместо руки не то ветку, не то корягу и схватил бутыль довольно шустро и цепко. Затем, запрокинув наростообразное подобие головы, долго булькал и удовлетворённо кряхтел и ухал, словно старый филин, поймавший жирную мышь. Заутробный концерт продолжался до тех пор, пока не был выпит весь квас до последней капли. Только тогда он вернул бутыль обратно, смачно крякнув при этом.
Вдруг неподалёку раздался пронзительный визг, затем треск и волной прокатившийся под ногами грохот, обычно сопровождающий падение огромного дерева. Лес отозвался гулким и протяжным эхом. Мы, как по команде, вскинулись на этот звук, а когда посмотрели на место, где мгновение назад стоял леший, то его уже и след простыл, только длинные стебельки травы чуть покачивались от слабого дуновения ветра да неподалёку усердно отмеряла кому-то годы кукушка. И словно запоздалые слова благодарности прозвучало знакомое уханье старого филина, которому посчастливилось-таки поймать жирную мышь. Мы переглянулись, а лось недовольно фыркнул.
– Вот и попили кваску, – иронично заметил я.
Спешить было некуда, а потому неспешная прогулка выглядела намного приятней, нежели тряска на лосях с уворачиванием от веток. Особенно после сытного обеда. Мы решили пешком двигаться в сторону селения, рассчитывая по дороге встретить ещё одного лося или оленя, хоть какое-нибудь мало-мальски пригодное средство передвижения. Ведь лосиху сейчас трогать было нельзя, она осталась с лосёнком, а сидеть на одном лосе вдвоём – удовольствие весьма сомнительное.
Спустя некоторое время перед нами оказалась довольно большая и пологая возвышенность. Деревья основательно поредели, да и ужин наполовину провалился, а потому идти стало гораздо легче. Добравшись до верха и немного запыхавшись, мы единогласно решили сделать привал и осмотреться. Стоило нам остановиться, как лось тут же принялся, аппетитно хрумкая, шустро объедать молодые веточки, фыркая и тряся головой. Его уши при этом звонко шлёпали, отгоняя насекомых, которые тут же начинали роиться вокруг разгорячённого тела, непременно желая поскорей испить свежей лосиной кровушки.