Глава 3
Я снял трусы
Ленинский проспект, «Дом фарфора», квартира на шестом этаже. В ванной лежал смешной, круглолицый человек двадцатишести лет и тренировал дыхание. Делая глубокий вдох, он зажимал ноздри указательными пальцами, погружался под воду, высоко вздымая колени, и пытался как можно дольше продержаться в таком положении. В дверь постучала его мама:
– Ромашик, тебе Тимоша звонит. Говорит, ты ему срочно нужен. Возьми трубочку.
– Сейчас открою, – громко ответил Ромашик, вылезая из ванной. Обмотав полотенце вокруг бедер, он открыл защелку и резко выхватил протянутую ему трубку радиотелефона:
– Приветиус, май френд!
– Здорово, Ромик. Слушай, дружище, выручай. Приезжай к половине пятого на Даев переулок.
– А что стряслось?
– У меня покупают машину, а одному этим заниматься как-то стремно.
– Все понял, скоро явлюсь. Куда именно?
– Дом двадцать. Встретимся у проходной.
– До встречи.
Ромик выключил телефон и провел рукой по прохладной поверхности зеркала, оставляя широкий мокрый след. Затем полюбовался на недельную небритость, которая говорила не столько о невнимательности к своей внешности, сколько о возможности позволить себе такую роскошь. Волнистые каштановые волосы достигали лопаток, а на шее красовалась серебряная цепь венецианского плетения, на которой висела миниатюрная прямоугольная пластинка, стилизованная под армейский медальон смертника. На внутренней стороне пластинки была выгровирована группа крови и резус Ромика, на лицевой – знак зодиака Рак. Небольшие круглые уши забавно оттопыривались, придавая и без того комичной физиономии еще более потешное выражение. Ромик был среднего роста, обычного телосложения, с заметно выпиравшим животом. Сейчас он втянул его внутрь, чтобы не мешал любоваться мужским достоинством, но в дверь опять постучала мама:
– Сынок, тебе ухи подогреть?
– Только по-быстрому, а то мне скоро уходить! – рявкнул любящий сын и принялся растираться полотенцем.
Последнее время он нигде не работал, несмотря на массу положительных качеств и кучу способностей. Дабы не иметь над собой начальства и сохранять свободу действий, Ромик вечерами колесил по Москве на старенькой «ОКЕ», которую называл любовно «КАМАЗИК», занимаясь частным извозом. Иногда он помогал своему другу Тимофею доставлять свеженаписанные картины в художественный салон, расположенный на первом этаже Центрального Дома художника. Именно от Тимофея ему нередко приходилось выслушивать упрёки типа: «Какого черта бездельничаешь? С твоим-то роскошным баритоном и талантом чтеца, давно бы устроился на радио или, на худой конец, обычным зазывалой».
Но Ромик был слишком большим лентяем, мечтавшим, подобно персонажам из русских народных сказок, получить все и сразу, не слишком при этом утруждаясь. Возведя в идеал своей жизни высказывание «лень – это подсознательная мудрость», Ромик, подобно мифическому герою, сидевшему на берегу речки и поджидавшему, когда по ней проплывет труп врага, тоже частенько валялся дома перед телевизором и ждал непонятно чего…
Вот и приходилось жить в малогабаритной двухкомнатной квартире с мамой-пенсионеркой, старшей сестрой Ленкой, которая звала его исключительно Ромашка, и её полоумным пятилетним сыном Бориской, причем двух последних родственников Ромик, мягко выражаясь, ненавидел до смерти, но об этом чуть позже.
С одной стороны, денег на обзаведение собственной семьей у него не было, с другой – Ромик с ужасом представлял себе совместное проживание с какой-то иной женщиной, кроме покорно любящей мамы.
Ведь возможная супруга будет требовать завтрак в постель, не говоря уже о солидных заработках! Более того, она будет смотреть по вечерам абсолютно идиотские сериалы, запретит ему пить пиво с друзьями и курить даже на кухне, потребует приходить домой вовремя и заставит постоянно ремонтировать сантехнику. Но, самое страшное, она потребует любить ее больше всех на свете! Даже больше его собственной мамы!
И что в итоге? В один прекрасный день это алчное, привередливое и безжалостное существо предпочтет ему лучшего друга – того же Тимофея, например!
Да! Чуть было не забыл! Ромик с детских лет обладал уникальным талантом сочинять по поводу и без такового стихи. Особенно здорово у него получалось в стиле хайку. И если в японской поэзии нерифмованное трехстишье состоит из семнадцати слогов (5+7+5) и, как правило, отличается простотой поэтического языка и свободой изложения, то Ромашкины хайку упорно тяготели к рифме и витиеватости русского языка. Ещё в его, так сказать в Ромашкиных «хайкухах» категорически отсутствовала тайна, двоякость что ли. Он любил сочинять топорно, без излишних намеков. Например, однажды, когда Ромик с Тимофеем и тремя другими сверстниками после окончания восьмого класса впервые попробовали ёрш… – потерялись все. Оказалось, что две бутылки водки, перемешанные с двумя литрами пива непосредственно в трёхлитровой банке, могут оказать такое мощное воздействие на организмы пяти молодых людей – мама не горюй! Короче говоря, начали вместе, но, попав под воздействие «зелёного змия», расползлись, кто куда смог. В гордом одиночестве Ромик очнулся поздней ночью в школьном туалете, сидя на унитазе. Сходить по маленькому и большому получилось, но вот штаны он снять запамятовал. Тогда ему в голову пришло такое хайку:
Я снял трусы,
Увидел shit…
Опять не повезло!
Наконец, Ромик насухо вытерся, набросил полотенце на палку, держащую шторку, снял халат с вешалки и только собрался его надеть, как нечаянно смахнул телефонную радио-трубку, которая с грохотом завалилась за стиральную машинку.
– Ну, абзац, именно этого мне сейчас и не хватало! – зло пробубнил Ромик, вдобавок грязно матюгнувшись. Затем он повесил халат обратно, дернул на себя стиралку, лёг на её поверхность и протянул руку вниз. По злой иронии судьбы, Ромик не обратил внимания на предмет лежавший на стиральной машинке, а была это игрушечная обезьяна, принадлежащая полоумному Бориске. Так получилось, что на обезьяну пришлась самая нижняя часть Ромашкиного живота, и после того как он несколько раз дернулся, в попытках дотянуться до телефонной трубки, внутри обезьяны сработал механизм, и она громко, неприятно писклявым голосом запела: «Чунга-чанга весело живет! Чунга-чанга лето круглый год!».
– Да заткнись ты, ещё орать мне тут будешь! – прогремел голос Ромика, и резкими движениями своего таза вниз-вверх, вниз-вверх, вниз-вверх, он попытался выключить поющую мартышку. Проходившая мимо ванной комнаты старшая сестра Ленка-феминистка услышала странные вопли брата и открыла дверь, которую Ромик позабыл закрыть на щеколду после общения с мамой… Увидев то, что невозможно представить порядочной девушке даже в кромешных помыслах, Ленка побелела, и с жалостью посмотрела на поющую мартышку, выглядывавшую печальными глазами из-под насильника-братца. Не секрет, что нервная система женщин менее устойчива, чем у мужчин. Поэтому женщины быстро переходят от одного эмоционального состояния к другому. Вот и Ленка, в подтверждение вышепреведённого факта, резко покраснела, с пренебрежением окинула уничижающим взглядом обнаженное тело озабоченного «зоофила», неестественно перегнутого через машинку, и выдавила из себя высоким визгом,
– Совсем озверел! Жениться тебе пора и валить отсюда, извращенец!
Затем она громко захлопнула дверь и бросилась на кухню, с криком:
«– Мама, мамочка, Ромашка совсем из ума выжил! Борькину обезьянку…»
– Да едрит твою мать! Что же это за житуха-то такая? Может и вправду жениться! – процедил Ромик, кое-как выудил телефонную трубку, пододвинул назад стиральную машинку, сочувственно посмотрел на уже замолкшую макаку и добавил. – Эх ты, чунга ты матанга, может мне на тебе и жениться…