Глава 17
Совет вам да любовь!
Доехали благополучно. Ромик припарковал машину рядом с мусорным баком, на котором красовалась несколько двусмысленная надпись: «Очистим Москву от мусора!», и друзья бегом кинулись к подъезду. Поднялись на лифте на шестой этаж, и Ромик, пробубнив себе под нос: «Надо еще и от дома запасной комплект сделать» – нажал кнопку звонка. Открыли далеко не сразу. Когда в дверном проеме появилась заспанная физиономия старшей сестры, Ромик виновато сообщил:
– Тимоха сегодня без квартиры остался, так что мы у нас переночуем.
Ленка вытаращила глаза и по-рыбьему открыла рот. Затем подняла руку, словно намереваясь то ли перекрестить ночных гостей, то ли небрежно отмахнуться от них, то ли надавать отменных тумаков, однако сдержалась и лишь почесала под мышкой.
– Мама дорогая, – вырвалось у неё, – говорила я тебе, что пора жениться и валить отсюда, да видать поезд уже ушел…
– Прекрати чушь молоть! Мы ещё с Тимкой поженимся…
– Совет вам да любовь!
– Да я не в том смысле!
– Привет, Леночка, извини за беспокойство, – вмешался в разговор Тимофей.
– А кто вам разрешил мои платья брать?! – опомнилась заядлая феминистка.
– Слышь, ты, мегера, давай завтра всё обсудим, – предложил Ромик, снимая кроссовки. Затем повернулся к Тимофею, – Раздевайся, пойдем грим смывать.
– Устроили тут дом гомосексуальной терпимости…
– Чего ты несешь?
– Да вы себя в зеркало-то видели? Молодожены голубые!
– Слушай, когда тебе сделали операцию имени Кесарева, ты совсем дурой стала…
В этот момент открылась дверь, и появилась заспанная, грозная старуха в ночном чепце, чем-то напоминавшая графиню из «Пиковой дамы», вот только подсвечника в руке ей явно не хватало.
– Чего вы тут разора…
– Мама, иди спать!
– Мама, посмотри на это поколение Pepsi! Совсем стыд потеряли! И они меня ещё дурой обзывают!
– А то нет! – наехал в ответ Ромик, – А кто Лужкову, которого уже давно убрали «в связи с утратой доверия Президента России», письмо отправил с просьбой оборудовать места внезапного появления насильников специальным знаком?!
– ДУРАК! Ромашка хренова!
– Хватит орать, вы, оба! – решительно приказала старуха. – Внука разбудите. По разным комнатам – и спать, сучьи дети, спать всем!
Через пару минут квартирный гомон угомонился, а мы воспользуемся этим обстоятельством, чтобы сказать пару слов о Ленке. Она отнюдь не была зловредной и подлой натурой, какой могла показаться на первый взгляд, хотя близость тридцатилетнего рубежа и отсутствие мужа или хотя бы постоянного любовника не могли не породить изрядную долю стервозности и проявление феминистических наклонностей. Однако Ленка, как могла, сдерживала себя, поверяя все свои неприязненные мысли заветному дневнику, ведомому со школьной поры. Например, одной из последних записей стала: «Я так сильно ненавижу мужиков и одновременно с этим, так сильно тоскую по сексу! Мне даже тяжело смотреть на упругий соленый огурец, чтобы не воспользоваться им…»
Тем временем, друзья смыли с себя все следы принадлежности к противоположному полу и, прежде чем завалится спать, Ромик зло заявил:
– Когда общаешься с этими бабами, то становится ясно, почему мозг женщины на двести грамм легче мужского.
– Ладно тебе кипятиться. Мы с тобой и, правда, как педики выглядели…
Однако если Тимофей уснул практически мгновенно, то Ромик еще долго ворочался, мысленно проклиная и злясь на сестру, «опозорившую» его перед лучшим другом. И лишь выкурив пару сигарет на балконе, под которым простирался разноцветный Ленинский проспект, он, наконец, успокоился, представив себе кровожадную расправу с Ленкой и ее отпрыском.
Наверное, теперь наступил тот самый момент, когда следует поведать читателю о червоточине, таившейся в душе Ромика несколько последних лет. Он носил в себе страшную тайну заговора против собственной сестры и племянника, с того самого момента, когда вышеупомянутый Бориска появился на свет, и суть этого заговора заключалась в следующем – безапелляционное избавление от Ленки с сыном, причем, любыми путями. Не исключалось даже убийство! Конечно же, не собственными руками и не путем нанятия киллера (Краснобайский был трусоват, малодушен и бедноват для подобных действий), но все другие способы рассматривались в Ромашкиных планах с удовольствием. Например, он представлял, что как-нибудь днем Ленка с сыном останутся дома одни, захотят чая, поставят на газовую плиту чайник, а сквозняк задует пламя. Естественно, Ленка забудет про чай, Бориска заиграется в игрушки, затем наступит время послеобеденного сна… И, вернувшись вечером домой, Ромик с мамой обнаружат два блаженно почивших тела. Или их просто собьет пьяный водитель. Или у лифта оторвется трос и они погибнут в шахте. Или Ленка заразится СПИДом, передаст эту страшную болезнь сыну и они зачахнут в течение двух-трех лет, хотя, нет, эта версия представлялась Ромику менее удачной. А самой лучшей и надежной он считал приобретение бойцовой собаки, заранее натасканной на перекусывание артерии. И как бы кровожадно не было это убийство, но наш «герой» частенько видел в мыслях эту картину, когда Ленка с сыном выходят из подъезда, и из ближайших кустов выскакивает какой-нибудь голодный бультерьер, стаффорд или питбуль и, четко выполнив свою миссию, бежит обратно, где его уже поджидает вознаграждение в виде отравленного мяса. И вот оно блаженство – ни идиотки Ленки, ни ее ублюдошного сына, один Ромик и его мама…
Но, Ромик никогда никому (и даже близкому другу Тиме) не рассказывал об этих помыслах, что с одной стороны облегчало его существование, с другой – неимоверно отягощало.