Эпизод 6: Обособление обстоятельств
После окончания школы человек превращается в личность. Я говорю о том, что он в первый раз может распорядиться своей жизнью до некоторой степени самостоятельно. Кто-то идёт в армию, кто-то упорно готовится все лето, надеясь без взяток поступить в какой-нибудь самый-престижный-ВУЗ-страны… и только потом идёт в армию. Кто-то выбирает путь наименьшего сопротивления и подает документы туда, куда уж точно возьмут, и потом работает менеджером по продажам китайских фонариков в метро, гордо повесив на стену диплом дизайнера пляжных зонтиков и садовых оград с отличием… от нормального диплома.
В лингвистический институт я попал, минуя кулинарный техникум, и военную академию. Сейчас уже не помню, откуда у меня была такая тяга к кулинарии и военному делу, но чаша весов моей судьбы угрожающе пораскачивалась и склонилась в итоге к инязу.
С детства иностранные языки давались мне легко. Однако русский, что называется, «хромал», и часть семейного бюджета была выделена на то, чтобы подтянуть грамматику и пунктуацию у эксклюзивного репетитора, к которому меня устроили по «большому блату и протекции».
Репетитор был не прост. Его отрекомендовали как бывшего зам. зама. министра образования республики и заслуженного учителя РФ.
При личной встрече оказалось, что он – это древняя старушка по имени Изольда Ивановна. За стеклами её дубовых сервантов пылились все награды, которые мог «нафармить» * преподавательский персонаж её уровня за такую длинную карьеру. Основной её странностью было то, что она вставляла в свою речь какие-то абсолютно нелогичные паузы. В итоге, за свои же деньги мы выслушали получасовую речь о том, как ей недосуг заниматься с учениками, и какое большое одолжение она нам делает…
– Русский… язык недаром называют… великим, – пафосно проинформировала она, и процесс начался.
Эксклюзивная группа абитуриентов-филологов состояла из меня и Вовы, который в первый же день знакомства у подъезда бабкиной резиденции предложил мне раскурить косячок (от чего я вежливо отказался), и подогнал кассету группы Нирвана, которая показалась редкостной нудятиной. Я ответил ему двойником своей любимой группы – Helloween «Зе киперз оф зе севен киз» и был удостоен снисходительными ремарками.
Разумеется, как настоящие интеллектуалы, мы оба считали, что слишком начитаны и подкованы в родной речи, чтобы ходить к репетитору. И к первому тестовому диктанту подошли с намерением показать старушке, что она зря берёт с нас деньги. Я сделал в диктанте 13 ошибок, а Вова 21. Изольда Ивановна торжествующе посверкала очками и приступила к муштре.
Сказать, что атмосфера, царившая на занятиях, была скучна, значит не сказать ничего. Под тиканье настенных часов с кукушкой и мерное бормотание королевы репетиторов мы водили ручками по бумаге, попеременно зевая до боли в скулах. Мой молодой организм протестовал против этой полуторачасовой пытки, и однажды, перед очередным уроком я согласился на предложение Владимира скрасить скучные занятия [удалено цензурой].
– Будет весело, – пообещал он.
Я себе и представить не мог насколько весело будет.
Сделав несколько затяжек, я ничего особенного не почувствовал. Мы ещё поболтали на улице и пошли на занятие. Накрыло меня уже, когда мы прошли в дубовый кабинет, приспособленный для наших репетиторских истязаний.
– Тема сегодняшнего урока – «Обособление обстоятельств», – торжественно провозгласила Изольда Ивановна.
«А-ба-са-бле-ни-е-аб-ста-йа-тельст-в, – подумал я, – А-ба-са… бли-и-и-ин…»
Володя зачем-то хихикнул, и я понял, что урок будет нелегким.
Исполненный уважения к этим самым обстоятельствам я взялся за ручку и начал писать диктант. Старушка диктовала нам отрывок из книги Островского «Как закалялась сталь». Там есть эпизод, когда главный герой Павка Корчагин приходит домой к девушке Тоне из богатой семьи. А по ходу романа, если кто не читал, Павка показан этаким библиофилом из народа, что в неудержимой тяге к знаниям измусолил все три книжки, до которых дорвались его мозолистые пролетарские руки, и теперь хочет ещё. И в данном конкретном отрывке он приходит к Тоне домой на чай и видит, что у них дома книгами забиты целые шкафы.
– Павка окинул взглядом длинные ряды книг и удивился, – продиктовала наша мумиеобразная репетиторша, ритмично клацая вставными челюстями.
Написав это предложение, я по привычке пробежал его глазами ещё раз и замер. То, что я написал, показалось мне жутко забавным. Я глубоко вздохнул, надул щёки, покраснел и опустил голову, пытаясь подавить непреодолимый взрыв смеха, который рвался у меня из груди.
– Что случилось, Павел? Вы не пишете? – старушка удивлённо воззрилась на мои метаморфозы.
На беду ими также заинтересовался накуренный Володя. Он с любопытством заглянул в мою тетрадь, прочитал, написанное мною, вздрогнул и, сделав судорожный вздох, резко отвернулся и затрясся в попытке подавить нездоровое веселье.
– Молодые люди, вы устали? – Изольда Ивановна явно была в недоумении.
Наступила пауза. Пару минут мы тряслись от беззвучного хохота. Наконец, не поднимая головы, я помотал ею.
– Мы можем продолжать?
Опять минутная пауза. Усилием воли я поднял на неё полные слёз глаза и опять, молча, кивнул. Я сделал ещё несколько глубоких вздохов, и постепенно взял себя в руки. Казалось, потенциальный конфуз был позади, но тут я, перевел взгляд на Володю, и увидел его красное, трясущееся и кривящееся лицо, перекошенное судорогами сдерживаемого смеха. Нас рвануло одновременно.
Мы не засмеялись, и даже не захохотали. Звук, который вырвался из наших глоток, был похож на предсмертное ржание умирающих мустангов. Мы ревели, хрипели и гоготали, стуча лбами по деревянному столу, выпучив глаза и надувшись венами на шее. Мы выли и задыхались, но не могли остановиться. Наши, управляемые каннабиноидами мозги бились в припадке наркотического веселья.
Старушка явно потеряла самообладание и не знала, что делать. Оживленно потряхивая, остатками прически она испуганно переводила взгляд с меня на Вову и молчала.
– Что у… вас там смешного? Ну-ка, дайте-ка? – она потащила к себе мою тетрадь и начала читать вслух.
– Павка окинул взглядом длинные ряды книг и удавился, – произнесла она. Окончание фразы потонуло в нашем хохоте.
– Ааа… у вас же тут ошибка. Вы вместо «удИвился», написали «удАвился», – я поднял мокрое от слез лицо и закивал.
Ещё минут пять после этого ушло на воспоминания Изольды Ивановны о том, какие они тоже были смешливые в юности «смеялись над любой… ерундой». Учитывая, что наша чрезмерная весёлость имела совсем иную природу и объяснялась мощным воздействием отборной краснодарской [удалено цензурой], эти воспоминания поставили нас опять на грань приступа, но постепенно мы взяли себя в руки, и диктант продолжился.
Испытывая стыд от своего непотребного поведения, диктант мы дописывали в полной сосредоточенности, пытаясь не выпускать эмоции из-под контроля.
Минуты текли медленно. Вперив глаза в свои тетради, под монотонное бубнение старушки и тиканье настенных часов, мы старательно выводили предложение за предложением, не забывая обосабливать обстоятельства. Неожиданно речь старушки приобрела некоторую невнятность.
– Жыгроыхклхлюп, – сказала вдруг она.
Не отрывая глаза от тетради, я замер, навострив уши.
– Ыыычхлиип-клац, – продолжила через секунду Изольда Ивановна. Я поднял на неё глаза и в ужасе увидел, как вставные зубы заслуженного преподавателя Российской Федерации вываливаются изо рта. Пытаясь предотвратить скоропостижную разлуку с жевательным аппаратом, старушка сделала пару судорожных хватательных движений челюстями, но зубы, покинув владелицу, с глухим стуком упали на тетрадку, лежавшую перед ней.
На миг воцарилось молчание. Мы с Володей в отчаянии посмотрели друг на друга и рухнули на стол в истерическом пароксизме.
Я понимал, что смеяться над уважаемой преподавательницей и по совместительству древней бабушкой, было верхом неприличия. Но неприличность ситуации смешила меня ещё больше. Было невероятно смешно, и я ничего не мог с этим поделать.
Сконфуженные и красные от смеха и стыда мы кое-как досидели до конца занятий и вывалились на улицу.
– Это был абзац, – резюмировал Вова, когда мы стояли и давились беляшами у ларька, пробитые на хавчик немилосердной [удалено цензурой]. Я его мнение разделял полностью.
Памятное для меня, наполненное разнообразными событиями лето 1994-го подходило к середине. И вот настал час «Икс», или час «Э». Я про вступительные экзамены. Многие люди не любят сдавать тесты и экзамены. Мне же всегда это нравилось, потому что подспудно я всегда воспринимал их как шанс показать себя с лучшей стороны.
Как я уже писал здесь ранее, именно во время вступительных экзаменов со мной случилась первая любовь. Я уже успешно сдал на отлично два экзамена из трёх – историю и английский язык, третьим и последним было написание сочинения, и оно должно было решить, поступлю ли я или отправлюсь ловить «вспышку справа» и ходить в наряды.
Однако натасканный Изольдой Ивановной на деепричастные обороты и сложные суффиксы я был спокоен и почти не сомневался в успехе.
С легким превосходством и интересом я поглядывал на других абитуриентов. Молодые люди и девушки в основном обладали прогрессивной внешностью и резко отличались от привычных моему глазу обитателей рабочих кварталов города Нальчика. Многие парни носили длинные прически, и имели вид неформальный и местами даже богемный. А девушки были раскованы, дружелюбны и, как на подбор красивы, или хотя бы миловидны. В основном это была молодёжь из русскоязычных городов юга России – Ставрополь, Ростов, Волгодонск, Зеленокумск, Новороссийск, Кисловодск и т. д.
Несмотря на всю уверенность в себе, я немного робел перед ними. Они казались мне более продвинутыми, модными и раскованными.
– Привет! – я обернулся и увидел рядом с собой неземной красоты девушку. Её стройные ноги по последней моде облегали белые лосины, вырез ярко-красного пиджака с золотыми пуговицами демонстрировал высокую грудь, под белой шёлковой блузкой. Она что-то говорила мне, но я не слышал. Не в силах отвести взгляд я стоял и пялился, расплывшись в глупой улыбке.
Это была пресловутая любовь с первого взгляда. Если вы можете представить себе семнадцатилетнюю голубоглазую, русоволосую Вайнону Райдер, то вы можете понять, как выглядит бледное подобие моей первой любви. Она была так красива и стояла так близко, что я превратился в библейский соляной столб. Очарованный, вдыхал её аромат молодости, лета и апельсиновых духов, начиная потихоньку осознавать, что ангел перестал улыбаться и приобрел вид несколько озадаченный.
– Эээ… чего? – брякнул я, благодаря природу за то, что она лишила моё лицо способности краснеть, какое бы смущение я ни испытывал.
– Ты тоже сочинение сдаёшь? – повторила девушка.
– Ага… я… это… сдаю, да…
– Слу-ушай, помоги, пожалуйста, будь другом, – голос девушки приобрел просительные интонации. – Я шпаргалки не успела написать, не поделишься, если у нас темы будут разными?
Я сглотнул накопившуюся во рту слюну, и она прогрохотала по моему пересохшему горлу, как гиря, выброшенная в мусоропровод в три часа ночи.
– Конечно, не вопрос. (Кто бы смог отказать на моем месте! Посмотрел бы я на такого!)
– Ой, спасибо тебе большое! – ангел вновь озарился чудесной улыбкой. – Тогда сядем вместе?
– Угу, – горячая волна смущения окатила меня от пяток до макушки.
– О, всё, уже зовут, пошли быстрей, надо хорошие места занять, – она без колебаний взяла меня за руку и потащила сквозь толпу абитуриентов в аудиторию.
Млея и тая, я плыл за ней, как самое счастливое в мире облако. С самого начала я связывал надежды на чудесные изменения в моей жизни с поступлением в этот институт, но не знал, что они начнут сбываться с такой скоростью. Ещё вчера в дранных спортивных трико и промаслянной рабочей майке я, пошатываясь, брёл в окружении двух других трущобных рыцарей на квартиру подпольной торговки за второй бутылкой палёной водки, чтобы распить её в грязном сарае, и вот я уже держу за руку самую красивую девушку на свете, которая явно очень положительно ко мне расположена.
Я вытянул билет по мотивам романа «Горе от ума» Грибоедова, а ей выпала одна из тем по «Войне и миру». Мой ангел с надеждой и приязнью посмотрел на меня пронзительно чарующим взглядом, и тут я вспомнил, что никаких шпаргалок по «Войне и Миру» у меня нет. Да и с чего бы им появится у меня? Исчитав до дыр все книги в трех нальчикских библиотеках, я был уверен в себе, и моя программа подготовки к экзаменам состояла из ударного распития водки, пива и портвейна. Никакого написания шпаргалок.
Ужас, что я подведу Её, обуял меня, и в голове тут же возникло решение.
– Ну, вообще, по шпаргалкам писать опасно. Давай я лучше напишу тебе сочинение, я знаю твою тему, ты просто пиши пока что-нибудь, а потом перепишешь своим почерком.
Восхищение в глазах моей возлюбленной было лучшей наградой.
– А ты сам-то успеешь?
– Не волнуйся, я очень быстро пишу! – ответил я голосом Черного Плаща, отправляющегося спасать жителей Сен-Канара от очередной смертельной угрозы, и взялся за дело.
Пьер Безухов и Андрей Болконский, раскрывая свои сложные патриотические характеры, послушно укладывались ровными рядами строк, пересыпанных цитатами, и спустя час, я незаметно подсунул готовое сочинение благодарной соседке по парте.
– Спасибо! – прошептала она, коснувшись моей руки.
– Пожалуйста, – улыбнулся я ей улыбкой, в которую постарался вложить максимум очарования. Однако упиваться моментом времени не было. У меня оставался ровно час для того, чтобы блеснуть письменными мыслями по поводу творчества Грибоедова.
Ровным почерком я списал с доски шапку для сочинения со своими данными, и принялся за Чадского и К.
– Сразу начисто пишешь? – уважительно протянула моя любовь. Я почуствовал, как мой рейтинг подрос ещё немного.
– Да, нормально, я редко делаю ошибки, – скромно махнув чёлкой, я принялся строчить уже второе вступительное сочинение.
Результаты, как нам сказали, собирались вывесить в пять часов вечера. В моём распоряжении был почти весь день, чудесная летняя погода, красивый курортный город и самое прекрасное создание на земле. Окрылённый недавним успехом, я решил действовать.
– Может, пойдем, погуляем пока, погода хорошая.
Девушка кокетливо улыбнулась, склонила голову набок и долго смотрела на меня. – Ладно, давай, – наконец, решилась она. – А куда пойдем? Кстати меня Юля зовут
– Паша, – запоздало представился я.
Я понятия не имел, куда можно повести гулять девушку в чужом городе, но это не могло остановить меня.
– Да тут много красивых мест, я тебе покажу.
Гулять с Юлей было легко и приятно, оказалось, что она сама из Пятигорска и, естественно, знает город гораздо лучше меня, над чем мы весело посмеялись. Шесть часов пролетели незаметно, мы бродили по парку, ели мороженое и катались на каруселях. Посетили место дуэли Лермонтова и Цветник. Я не хотел, чтобы день заканчивался, но пора было возвращаться.
– Ура! – Юля громко радовалась своей четвёрке за моё сочинение.
– Спасибо тебе ещё раз, – прошептала она мне в ухо и поцеловала в щёку. – До встречи в сентябре!
Счастье, как оно есть. Я буквально излучал его, подходя к машине моих родителей, которые приехали забирать меня в родной негостеприимный Нальчик.
– Пятёрка? – воскликнула мама, увидев мою сияющую улыбку.
– Нет, – ответил я, и моя улыбка стала ещё шире. – Четвёрка!
Каждую ночь мне снилась Юля. Я думал о ней, просыпаясь утром. Я думал о ней, обедая с электриками на стройке, сидя за бутылкой вина вечером в сарае с пацанами, и, конечно же, засыпая, я мечтал о том, как встречу её снова в сентябре. Ожидание было томительным и сладким.
И вот настал день посвящения в студенты, ещё в толпе я увидел Юлю и махнул ей, но она была окружена подругами и не заметила меня. Места вокруг них в зале были заняты, и я решил подойти к ней после, сев рядом со своей группой. Кроме меня и ещё одного рыжего парня, мужского пола больше не было, но я не смотрел на симпатичных одногрупниц, постоянно ловя взглядом Её.
После традиционных розыгрышей, шутливых лекций и серьёзных напутствий встреча с абитуриентами закончилась. Юля задержалась, разговаривая со своими преподавателями, и я решил подождать её на улице
И вот, наконец, этот момент! Двери главного здания открылись, и появилась она. Боже, я уже и забыл, как она была прекрасна!
– Привет, Юля! – только и смог я выдавить из себя, охваченный смущением и внезапной робостью.
– Па-аша, привет! А я что-то тебя не видела на встрече. Ты в какую группу попал?
– Я в четвёртую, а ты? – я надеялся, что нам выпало учиться вместе.
– Я в одиннадцатой! Ну ладно, я побежала, меня ждут! Увидимся! – и она, улыбнувшись, порхнула вниз по ступенькам, а я застыл в недоумении и разочаровании.
Около главного корпуса стояла тонированная подержанная, но солидная иномарка, из которой вышел кучерявый крепыш на вид лет на пять постарше меня. Юля подбежала к нему, а он, обняв мою первую любовь, стал целовать её взасос своими мерзкими пухлыми губами.
Я стоял, не в силах поверить своим глазам. Жизнь поплевала на руки, отступила на пару шагов, поудобней ухватила ржавую лопату реальности, и с размаху врезала мне по прыщавой физиономии, вдребезги раскрошив толстые розовые стёкла иллюзий, которые я питал.
Так я впервые понял, что настоящая любовь – это страдание.
Говорят, первое впечатление – самое верное.
* «нафармить» – от английского farm (в значении долго и упорно собирать (например, артефакты и другие трофеи, выпадающие из убиваемых персонажем монстров). Термин пришел из компьютерных РПГ-игр.