9. Иран, 1953
Безопасность для Падишаха всех Шахов
«Вот так мы собираемся избавиться от этого безумца Мосаддыка (Mosaddegh)», – заявил Джон Фостер Даллес группе ведущих вашингтонских политиков в июне 1953 года [1]. Госсекретарь держал в руках план операции по свержению премьер-министра Ирана, подготовленный Кермитом (Кимом) Рузвельтом (Kermit (Kim) Roosevelt) из ЦРУ. Едва ли были какие-нибудь дискуссии среди людей, облеченных высокой властью в той комнате – никаких предварительных вопросов, никаких юридических или этических проблем.
«Надо было принять смертельно опасное решение, – писал позже Рузвельт. – Оно включало в себя огромный риск. Конечно, оно требовало тщательной проверки, самого пристального рассмотрения, в некоторых случаях – на самом высоком уровне. Таких мыслей на этой встрече не высказывали. Фактически я был убежден, что почти половина из присутствующих, если бы они чувствовали себя свободными или имели бы мужество говорить, высказалась бы против предприятия» [2].
Рузвельт, внук Теодора и дальний родственник Франклина, выражал больше удивления, чем разочарования, говоря о внутреннем процессе принятия внешнеполитического решения.
Первоначальная инициатива убрать Мосаддыка исходила от британцев, так как почтенный иранский лидер возглавил парламентское движение за национализацию находящейся в британской собственности Англо-иранской нефтяной компании, единственной нефтяной компании, действовавшей в Иране. В марте 1951 года закон о национализации был принят, а в конце апреля Мосаддык избран премьер-министром подавляющим большинством парламента. 1 мая национализация была осуществлена. Иранский народ, заявил Мосаддык, «открыл скрытую сокровищницу, на которой лежал дракон» [3].
Как предчувствовал премьер-министр, британцы не приняли национализацию благодушно, хотя она была единодушно поддержана иранским парламентом и подавляющим большинством иранского народа по экономическим соображениям и из чувства национальной гордости. Правительство Мосаддыка пыталось сделать все, чтобы угодить британцам. Оно предложило им 25 процентов чистой прибыли от нефтяных операций в качестве компенсации. Оно гарантировало безопасность и занятость британским сотрудникам. Оно хотело продавать свою нефть, не нарушая прозрачности контрольной системы, такой дорогой сердцу международных нефтяных гигантов. Но британцы не приняли ничего из этого. Единственное, чего они хотели, – это вернуть назад свою нефтяную компанию. И еще они хотели голову Мосаддыка. Слуга не может оскорбить своего господина и оставаться при этом безнаказанным.
За демонстрацией военной силы британскими ВМФ последовали жестокая международная экономическая блокада и бойкот, замораживание иранских активов, что привело к настоящему застою в экспорте иранской нефти и внешней торговле, погрузило и без того бедную страну в почти полную нищету и сделало невозможной выплату любых компенсаций. Тем не менее еще долгое время после того, как они сместили Мосаддыка, британцы требовали компенсацию не только за физические активы Англо-иранской нефтяной компании, но и за расходы при разработке нефтяных месторождений, – условия, невозможные для выполнения. В глазах иранцев это в десятки раз превышало британские доходы, полученные за многие годы.
Британские попытки экономического удушения Ирана не могли быть предприняты без активного содействия и поддержки со стороны администраций Трумэна и Эйзенхауэра, а также американских нефтяных компаний. В то же время администрация Трумэна спорила с британцами о том, что экономическая разруха при Мосаддыке может открыть двери пресловутому коммунистическому перевороту [4]. Когда британцы позже были вынуждены уйти из Ирана, им ничего не оставалось, как обратиться к США за помощью в свержении Мосаддыка. В ноябре 1952 года правительство Черчилля начало переговоры с Кермитом Рузвельтом, фактическим главой ближневосточного отделения ЦРУ, заявившим британцам, что, по его мнению, «нет шансов получить одобрение уходящей администрации Трумэна и Ачесона. Новая республиканская администрация, однако, может быть совсем другой» [5].
Джон Фостер Даллес определенно был другим. Ярый антикоммунист, он видел в Мосаддыке олицетворение всего того, что ненавидел в третьем мире: явный нейтралитет в холодной войне, терпимость к коммунистам, неуважение к свободному предпринимательству, о чем свидетельствовала национализация нефтяных ресурсов. Стоит заметить с иронией, что в предшествовавшие годы Великобритания национализировала несколько собственных основных отраслей промышленности, и государство было главным собственником Англо-иранской нефтяной компании. По мнению Джона Фостера Даллеса и ему подобных, эксцентричный доктор Мохаммед Мосаддыкбыл по-настоящему сумасшедшим. Учитывая, что Иран был чрезвычайно богат черным золотом и имел общую границу с СССР протяженностью более 1000 миль, госсекретарь не слишком переживал по поводу того, каким конкретно образом иранский премьер-министр должен уйти из публичной жизни.
Дело повернулось так, что свержение Мосаддыка в августе 1953 года стало в большей степени операцией американской, чем британской. 26 лет спустя Кермит Рузвельт предпринял необычный шаг, написав книгу о том, как он и ЦРУ проводили эту операцию. Он назвал свою книгу «Контрпереворот», напирая на то, что переворот был организован ЦРУ для предотвращения захвата власти Иранской коммунистической партией (Туде), тесно связанной с Советским Союзом. Рузвельт, таким образом, утверждал, что Мосаддыка надо было сместить, чтобы предотвратить коммунистический переворот, в то время как администрация Трумэна считала, что для этого его как раз надо было сохранить у власти.
Было бы неверно утверждать, что Рузвельт выдвигал мало доказательств в защиту своего тезиса о коммунистической опасности. Точнее было бы сказать, что он вообще не приводит их. Вместо этого читатель имеет дело с простым утверждением тезисов, которые повторяются снова и снова; их авторы, очевидно, полагают, что беспрестанное повторение убедит даже самых колеблющихся. Таким образом, нас потчуют вариациями вроде следующих:
«Советская угроза [была] настоящей, опасной и неотвратимой»… Мосаддык «образовал альянс» с Советским Союзом для свержения шаха… «Очевидная угроза советского переворота»… «Союз между [Мосаддыком] и управляемой Советами партией Туде приобретал угрожающую форму»… «Возрастающая зависимость Мосаддыка от Советского Союза»… «Рука Туде и за ней рука Советов проявлялась все больше и больше каждый день»… «Поддержка Туде Советами и [Мосаддыком] становилась все более очевидной»… Советский Союз был «активнее всего в Иране. Его контроль над руководством Туде усиливался с каждым днем. Он осуществлялся часто и, на наш взгляд, с открытой наглостью» [6]…
Но ни одного доказательства советской подрывной деятельности так никогда и не было приведено или же было недостаточно явным и бесспорным, чтобы вооружить Рузвельта хотя бы одним примером для заинтересованного читателя.
В действительности, хотя партия Туде более или менее верно следовала за изменениями линии Москвы в отношении Ирана, отношение партии к Мосаддыку было гораздо более сложным, чем Рузвельт и другие апологеты холодной войны могли себе представить.
Туде двояко относилась к богатому, эксцентричному, владеющему землей премьер-министру, который тем не менее противостоял империализму. Дин Ачесон (Dean Acheson), госсекретарь Трумэна, воспринимал Мосаддыка как, «в сущности, богатого, реакционного, феодально мыслящего перса» [7], которого с трудом можно представить в качестве сочувствующего коммунистической партии.
Время от времени Туде поддерживала политику Мосаддыка, но чаще всего Мосаддык совершал ожесточенные нападки на эту партию. Так, например, 15 июля 1951 года Мосаддык жестоко подавил демонстрацию, организованную Туде, что привело к 100 погибшим и 500 раненым. Более того, иранский лидер успешно вел кампанию против продолжавшейся советской оккупации Северного Ирана после Второй мировой войны, а в октябре 1947 года инициировал в парламенте отклонение предложения правительства о создании совместной ирано-советской нефтяной компании, которая добывала бы нефть на севере Ирана [8].
Действительно, чего мог бы достичь Мосаддык, отказавшись от части своей власти в пользу Туде и/или СССР? Утверждение, что Советский Союз якобы хотел, чтобы Туде захватила власть, – не более чем спекуляция. Имелось гораздо больше доказательств тому, что СССР был более озабочен своими отношениями с западными правительствами, чем судьбой местной коммунистической партии в стране за пределами социалистического блока Восточной Европы.
Секретный доклад разведки Госдепа от 9 января 1953 года, составленный в последние дни администрации Трумэна, утверждал, что Мосаддык не искал никакого альянса с Туде и что «главная оппозиция Национальному фронту (правящей коалиции Мосаддыка) исходит из правящих кругов с одной стороны и партии Туде – с другой» [9].
Партия Туде была объявлена вне закона в 1949 году, и Мосаддык не отменил этот запрет, хотя и позволил партии действовать до некоторой степени открыто из-за своих демократических убеждений, атакже назначил нескольких сочувствующих Туде на посты в правительстве.
Многие цели Туде перекликались с теми, что заявлял Национальный фронт, отмечалось в докладе Госдепа, но «открытое движение Туде к власти могло бы, вероятно, объединить независимых и некоммунистов всех политических убеждений, что привело бы к энергичным попыткам уничтожить Туде силой» [10].
Сам Национальный фронт был коалицией совершенно разных политических и религиозных элементов, включая правых антикоммунистов; его участников объединяли уважение к личности Мосаддыка и его честности, а также националистические чувства, особенно в связи с национализацией нефти.
В 1979 году, когда Кермита Рузвельта спросили об этом докладе Госдепа, он ответил: «Я не знаю, как это понимать… Лой Хендерсон (Loy Henderson, посол США в Иране в 1953 году) считал, что существует серьезная угроза того, что Мосаддык передаст Иран под советское влияние» [11]. Будучи главной движущей силой переворота, в этом случае Рузвельт перекладывал ответственность на человека, которому, как мы увидим в главе о Ближнем Востоке, приписываются алармистские заявления о «коммунистическом перевороте».
Кто-то может спросить, как Рузвельт воспринял бы заявление Джона Фостера Даллеса перед комитетом Сената в июле 1953 года, когда операция по свержению Мосаддыка уже шла. Госсекретарь, как сообщала пресса, под присягой показал, что «нет существенных доказательств, подтверждающих, что Иран сотрудничает с Россией. В целом, добавил он, мусульманская оппозиция коммунизму всегда одерживает верх, хотя временами иранское правительство обращается за помощью к партии коммунистического толка Туде» [12].
Молодой шах Ирана был сведен Мосаддыком и иранским политическим процессом к очень пассивной роли. Его власть уменьшилась до той точки, с которой он был «неспособен к независимым действиям», отмечалось в разведывательном докладе Госдепа. Мосаддык добивался контроля над вооруженными силами и расходами шахского двора, а неопытный и нерешительный шах – «падишах всех шахов» – не мог открыто противостоять премьер-министру из-за популярности последнего.
Ход инициированных Рузвельтом событий, которые привели на трон шаха, в ретроспективе кажется довольно простым, даже наивным и обязанным в немалой степени удаче. Первый шаг заключался в том, чтобы убедить шаха, что Эйзенхауэр и Черчилль стоят за ним в его борьбе с Мосаддыком за власть и готовы оказывать ему любую необходимую военную и политическую поддержку [13]. Рузвельт на самом деле не знал, что думал Эйзенхауэр и знал ли он вообще об операции, но сам сфабриковал сообщение шаху от имени Президента США с выражением ему ободрения.
В то же время шаха уговорили издать указ, отправляющий в отставку Мосаддыка с поста премьер-министра и назначающий на его место некоего Фазлоллу Захеди, генерала, которого британцы арестовывали за сотрудничество с нацистами во время войны [14]. Поздно ночью с 14 на 15 августа посланник шаха доставил указ в дом Мосаддыка, охраняемый войсками. Неудивительно, что посланника приняли очень холодно, и премьер-министр не счел нужным с ним встречаться. Вместо этого его обязали оставить декрет со слугой, который расписался в получении листа бумаги, отрешающего его хозяина от власти. Также неудивительно, что Мосаддык от власти не отрекся. Премьер-министр, справедливо утверждая, что только парламент может отправить его в отставку, выступил следующим утром по радио и заявил, что шах, подстрекаемый «иностранными элементами», предпринял попытку государственного переворота. Мосаддык затем заявил, что он, таким образом, вынужден взять в свою руки всю полноту власти. Он назвал Захеди предателем и попытался его арестовать, но генерала спрятали люди Рузвельта.
Шах, испугавшись, что все потеряно, сбежал со своей женой в Рим через Багдад с одной только ручной поклажей. Не смутившись этим, Рузвельт продолжил действовать и направил копии шахского декрета для распространения в обществе, а также послал двух своих иранских агентов к важным военным командующим в поисках их поддержки. Получается, что важнейшая задача военной поддержки была оставлена на последнюю минуту. Действительно, один из двух иранцев-агентов был завербован для этого дела в тот же день, и только он и преуспел заручиться поддержкой иранского полковника, у которого в подчинении были танки и бронемашины [15].
С утра 16 августа в Тегеране состоялась массовая демонстрация в поддержку Мосаддыка против шаха и США, организованная Национальным фронтом. Рузвельт воспринимал демонстрантов просто как «членов Туде, науськанных Советами», опять не подтвердив своего утверждения никакими доказательствами. «Нью-Йорк таймс» назвала их «сторонниками Туде и националистическими экстремистами» [16].
Среди демонстрантов также были люди, работающие на ЦРУ. Согласно Ричарду Коттаму (Richard Cottam), американскому ученому и писателю, работавшему в то время в ЦРУ в Тегеране, этих агентов посылали «на улицы, чтобы действовать, как если бы они были из Туде. Они были больше, чем просто провокаторами, – это были ударные части, которые действовали, как если бы они были членами Туде, бросали камни в мечети и священнослужителей», с целью представить Туде, а заодно и Мосаддыка, противниками религии [17].
Во время демонстраций Туде возобновила свои привычные требования демократической республики. Они призывали Мосаддыка сформировать объединенный фронт и раздать им оружие для защиты от переворота, но премьер-министр отказался [18]. Вместо этого 18 августа он приказал полиции и армии положить конец демонстрациям Туде, и этот приказ был с усердием исполнен. Как считали Рузвельт и посол Хендерсон, Мосаддык предпринял этот шаг после встречи с Хендерсоном, в ходе которой посол сетовал по поводу чрезмерной жестокости иранцев по отношению к американским гражданам. Оба американца промолчали на предмет того, какая часть обвинений была сфабрикована ими по случаю. Так или иначе, Хендерсон сказал Мосаддыку, что, если это не прекратится, он будет вынужден приказать всем американцам покинуть Иран немедленно. Мосаддык, говорит Хендерсон, умолял его не делать этого, так как американская эвакуация могла бы показать, что его правительство не контролирует страну, хотя в то же время премьер-министр обвинял ЦРУ в подготовке и выпуске указа шаха [19]. Газета Туде в то время требовала выслать «интервенционистских» американских дипломатов [20].
Какой бы ни была мотивация Мосаддыка, его действия вновь остро противоречили утверждениям, что он был в союзе с Туде или что Туде собиралась брать власть. В действительности Туде снова не вышла на улицы.
На следующий день, 19 августа, иранские агенты Рузвельта организовали шествие по Тегерану. Для этих целей в одном из сейфов американского посольства хранилось около миллиона долларов, и «чрезвычайно компетентным и профессиональным организаторам», как назвал их Рузвельт, не составило труда купить себе массовку; вероятно, достаточно было лишь малой части этих денег. По различным подсчетам, свержение Мосаддыка обошлось ЦРУ в Иране от 10 тысяч до 19 миллионов долларов. Большая сумма основана на докладах о том, что ЦРУ подкупало членов парламента и других влиятельных иранцев в борьбе против премьер-министра.
Вскорости можно было увидеть кучки людей, идущих с древних базаров, ведомых крепкими молодыми парнями. Марширующие махали флагами, скандировали: «Да здравствует шах!». По краям процессии люди раздавали иранские деньги с портретом шаха. По ходу движения толпа разрасталась, подхватывая песни, – люди присоединялись по невероятному разнообразию политических и личных причин. Психологический баланс поменялся не в пользу Мосаддыка.
По пути некоторые марширующие выходили из строя, нападая на офисы поддерживающих Мосаддыка газет и политических партий, а также Туде и правительственные здания. В то же время радио Тегерана прервало свои передачи и сообщило, что «указ шаха об отставке Мосаддыка выполнен. Новый премьер-министр, Фазлолла Захеди, уже выполняет свои обязанности. Его императорское величество возвращается домой!».
Это была ложь, или «предправда», как выразился Рузвельт. Только после этого он пошел доставать Захеди из его укрытия. По пути он наткнулся на командующего ВВС, который был в толпе демонстрантов. Рузвельт приказал офицеру захватить танк и немедленно отвезти в нем Захеди к дому Мосаддыка [21].
В своей книге Кермит Рузвельт стремился убедить читателя, что на этот момент все уже было кончено и ему оставалось только открывать шампанское: Мосаддык сбежал, Захеди получил власть, шаха пригласили вернуться – драматический, радостный и мирный триумф народной воли. Но он почему-то забывает упомянуть, что все это время на улицах Тегерана и перед домом Мосаддыка в течение 9 часов шли столкновения между солдатами, верными Мосаддыку, с одной стороны, и теми, кто поддерживал Захеди и шаха, – с другой. Сообщалось, что около 300 человек погибли, сотни пострадали, прежде чем защитники Мосаддыка прекратили сопротивление [22].
Рузвельт также не упоминает о каком-либо вкладе британцев в операцию, что существенно нервировало людей из МИ6 – коллег ЦРУ, которые утверждали, что они, как и сотрудники Англо-иранской нефтяной компании, местные бизнесмены и другие иранцы, сыграли значимую роль в этих событиях. Но о том, какова это роль была на самом деле, они упорно молчали [23].
Американская военная миссия в Иране также претендовала на роль в операции, как позже свидетельствовал перед Конгрессом генерал-майор Джордж Стюарт (George С. Stewart):
«На момент, когда кризис продолжался и ситуация грозила выйти из-под контроля, мы нарушили наши обычные критерии и среди прочего, что мы сделали, – мы предоставили армии незамедлительно, в срочном порядке одеяла, обувь, униформу, электрогенераторы, лекарства, что позволило создать обстановку, в которой она могла поддержать шаха… Оружие, которое они держали в руках, грузовики, на которых они ездили, бронемашины, на которых они патрулировали улицы, средства связи, которые позволили им управлять обстановкой, – все это было предоставлено в рамках программы военной помощи» [24].
«Вполне допустимо, что Туде могла повернуть ситуацию против сторонников шаха, – писал Кеннет Лав (Kennett Love), репортер «Нью-Йорк таймс», который был в Иране в эти критические дни августа. – Но по некоторым причинам она оставалась в стороне от конфликта. Я полагаю, что Туде была удержана советским посольством, так как Кремль в первые годы после Сталина не хотел иметь дело с вероятными последствиями установления режима под контролем коммунистов в Тегеране».
Точка зрения Лава, содержащаяся в его статье, написанной в 1960 году, могла сложиться в результате информации, полученной из ЦРУ. По его собственному признанию, он был в тесном контакте с Управлением в Тегеране и даже помогал ему в его операции [25].
В начале 1953 года «Нью-Йорк Таймс» отмечала, что «преобладающим мнением среди объективных наблюдателей в Тегеране» было то, что «Мосаддык – самый популярный политик в стране». На протяжении более чем 40 лет общественной жизни Мосаддык «приобрел репутацию честного патриота» [26].
В июле директор иранского отдела Госдепа заявлял, что «Мосаддык обладает такой огромной популярностью в массах, что свергнуть его было бы весьма трудно» [27].
Несколько дней спустя «по меньшей мере 100 тысяч человек заполнили улицы Тегерана, чтобы выразить сильные антиамериканские и антишахские настроения. Хотя демонстрации и были организованы Туде, их многочисленность превзошла все ожидания партии» [28].
Но популярность и массы, когда они не вооружены, значат мало. Ибо в конечном итоге в Тегеране обе стороны прибегли к открытым столкновениям. Солдаты послушно выполняли приказы кучки офицеров, некоторые из которых поставили свои карьеры и амбиции на выигрывающую сторону; у других были идеологические убеждения. «Нью-Йорк Таймс» охарактеризовала внезапный поворот в судьбе Мосаддыка как «не более чем мятеж низших чинов против офицеров Мосаддыка»; низшие чины почитали шаха и жестоко подавили предыдущие демонстрации, но отказались делать тоже самое 19 августа и вместо этого повернули оружие против своих офицеров [29].
Какие связи имели Рузвельт и его агенты с некоторыми офицерами шаха заранее, неясно. В интервью, которое Рузвельт дал в момент, когда заканчивал книгу, он заявил, что некоторые шахские офицеры в то время, когда шах сбежал в Рим, получили убежище в городке ЦРУ, примыкавшем к американскому посольству [30]. Но поскольку в книге Рузвельта нет ни слова об этом важном и интересном развитии событий, к другим его утверждениям надо подходить с осторожностью.
Может быть, демонстрация 19 августа, организованная командой Рузвельта, была просто толчком для тех офицеров, которые этого ждали. Если так, то это показывает, насколько Рузвельт доверялся случаю.
К какому выводу можно прийти относительно американской мотивации в свержении Мосаддыка в свете всех этих сомнительных, противоречивых и запутанных заявлений, исходивших от Джона Фостера Даллеса, Кермита Рузвельта, Лоя Хендерсона и других американских официальных лиц? Последствия переворота лучше всего помогут нам разобраться в этом вопросе.
В течение последующих 25 лет шах Ирана был таким близким союзником США, что независимый и нейтральный Мосаддык пришел бы в ужас. Шах буквально отдал свою страну в распоряжение американских военных и разведывательных организаций, чтобы ее использовали как оружие в холодной войне – как окно и дверь в Советский Союз. Электронные прослушивающие устройства и радары были размещены около советской границы. Американские ВВС использовали Иран как базу для разведывательных полетов над СССР. Шпионы просачивались через границу. Различные американские военные объекты усеяли иранский ландшафт. Иран рассматривался как жизненно важное звено в цепи США, созданной для «сдерживания» Советского Союза. В телеграмме исполняющему обязанности британского министра иностранных дел в сентябре Даллес написал: «Я думаю, если мы сможем двигаться вперед в Иране скоординированно, быстро и эффективно, мы закроем самую опасную брешь в дуге от Европы до Южной Азии» [31]. В феврале 1955 года Иран стал членом Багдадского пакта, созданного США, по словам Даллеса, «для твердого противостояния Советскому Союзу» [32].
Через год после переворота иранское правительство заключило контракт с международным консорциумом нефтяных компаний. Среди новых иностранных партнеров Ирана британцы потеряли свои исключительные права, которыми они наделены были ранее: их доля сократилась до 40 процентов. Другие 40 процентов отошли американским нефтяным фирмам, остальные – прочим странам. Однако британцы получили чрезвычайно щедрую компенсацию за свою бывшую собственность [33].
В 1958 году Кермит Рузвельт покинул ЦРУ и перешел на работу в Gulf Oil Со, одну из американских нефтяных фирм в консорциуме. На этом посту Рузвельт отвечал за связи компании с правительством США и иностранными правительствами, а также имел возможность вести дела с шахом. В 1960 году он стал ее вице-президентом. Впоследствии Рузвельт создал консалтинговую фирму «Доунс и Рузвельт» (Downs and Roosevelt), которая между 1967 и 1970 годами получала, по имеющимся сведениям, 116 тысяч долларов в год сверх расходов за свои услуги в интересах иранского правительства. Другой клиент – аэрокосмическая компания «Нортроп Корпорейшн» (Northrop Corporation) – платила Рузвельту 75 тысяч долларов в год за помощь в продвижении своих продаж в Иран, Саудовскую Аравию и другие страны [34]. (См. главу о Ближнем Востоке, о связях Рузвельта и ЦРУ с королем Саудовской Аравии Саудом.)
Другим американским членом нового консорциума был Standard Oil Со из Нью-Джерси (нынешний Exxon), клиент нью-йоркской юридической фирмы «Салливан и Кромвелл» (Sullivan and Cromwell), в которой Джон Фостер Даллес долго был старшим партнером. Его брат Аллен Даллес, директор ЦРУ, также был партнером фирмы [35]. Публиковавшийся одновременно в нескольких изданиях обозреватель Джек Андерсон (Jack Anderson) сообщал несколькими годами позже, что семья Рокфеллеров, которая контролировала Standard Oil и Chase Manhattan Bank, «помогла ЦРУ организовать переворот, свергнувший Мосаддыка». Андерсон перечислил несколько примеров благодарности шаха Рокфеллерам, включая большие вклады на его личном счете в Chase Manhattan и строительство жилых домов в Иране компанией семьи Рокфеллеров [36].
Стандартное американское прочтение событий в Иране в 1953 году, вне зависимости позиции автора по отношению к операции, гласит, что США спасли Иран от советского/коммунистического переворота. Однако в течение двух лет американской и британской активной подрывной деятельности в Иране Советский Союз не сделал ничего, что могло бы подтвердить приписываемые ему намерения. Когда британский ВМФ сосредоточил в иранских водах свои крупнейшие со времен Второй мировой войны силы, СССР не предпринял никаких враждебных шагов. Советский Союз не предпринял их и тогда, когда Великобритания ввела драконовские международные санкции, которые ввергли Иран в глубокий экономический кризис и сделали его очень уязвимым. Нефтяные месторождения «не стали заложниками» большевиков, несмотря на то что «в распоряжении Советского Союза была вся партия Туде» в качестве агентов, как заявлял Рузвельт [37]. Даже перед лицом переворота, осуществленного руками иностранцев, Москва не сделала угрожающих шагов, а Мосаддык никогда не просил русских о помощи.
И все равно через год «Нью-Йорк Таймс» вещала: «Москва… подсчитала своих цыплят, до того как они вылупились, и думала, что Иран станет следующей «народной демократией». В то же время газета предупреждала с поразительным высокомерием, что на примере Ирана «развивающиеся страны с богатыми ресурсами получили наглядный урок о том, какую непомерную цену придется заплатить тем из них, которые бездумно играют с фанатичным национализмом» («фанатичным национализмом» в данном случае газета называет патриотизм и стремление к независимости. – Прим. ред.) [38].
Спустя десятилетие Аллен Даллес торжественно блистал в главной роли разоблачителя коммунизма, который «добился контроля над правительством» в Иране [39]. И через десять лет после этого журнал «Форчюн» (Fortune), ссылаясь на один из многих примеров, воскресил историю, написав, что Мосаддык «планировал вместе с коммунистической партией Ирана Туде свергнуть шаха Мохаммеда Резу Пехлеви и примкнуть к Советскому Союзу» [40].
А как насчет иранского народа? Чем «спасение от коммунизма» обернулось для него? Для большинства населения жизнь при шахе состояла из тяжелой нищеты, полицейского террора и мучений. Тысячи были казнены под предлогом борьбы с коммунизмом. Несогласие подавлялось с самого начала нового режима при помощи американцев. Кеннет Лав писал о своей уверенности в том, что офицер ЦРУ Джордж Кэрролл (George Carroll), которого он знал лично, работал вместе с генералом Фархадом Дадсетаном (Farhad Dadsetan), новым военным губернатором Тегерана, «в первые две недели ноября 1953 года над разработкой эффективных способов подавления потенциально опасного диссидентского движения, исходящего от базарной площади и Туде» [41].
Печально известная иранская тайная полиция (САВАК), созданная под руководством ЦРУ и Израиля [42], раскинула свои щупальца по всему миру, чтобы карать иранских диссидентов. По свидетельству бывшего специалиста ЦРУ по Ирану, ЦРУ давало САВАК инструкции по технике пыток [43]. «Международная амнистия» подытожила ситуацию в 1976 году, подчеркнув, что в Иране «самый большой процент смертных приговоров в мире, нет действенной системы гражданских судов, а история пыток превосходит все границы. Нет страны в мире, в которой ситуация с правами человека была бы хуже, чем в Иране» [44].
Если добавить к этому уровень коррупции, который «поражал даже самых опытных свидетелей ближневосточного воровства» [45], становится понятным, почему шах нуждался в огромной военной и полицейской силе, отстроенной при необычайно щедрой американской помощи и программах подготовки [46], – чтобы держать ситуацию под контролем настолько, насколько сможет. Сенатор Хьюберт Хамфри (Hubert Humphrey) сказал, похоже, с некоторым удивлением:
«Знаете, что сказал глава иранской армии одному из наших людей? Он сказал, что армия сейчас в хорошей форме благодаря американской помощи, что сейчас она способна справиться с гражданским населением. Эта армия не собирается воевать с русскими. Она собирается воевать с иранским народом» [47].
Где сила могла не сработать, ЦРУ обращалось к самому надежному оружию – деньгам. Чтобы обеспечить поддержку шаху или, по крайней мере, устранить недовольство, ЦРУ начало платить иранским религиозным лидерам – этой всегда капризной компании. Выплаты аятоллам и муллам начались в 1953 году и продолжались регулярно до 1977 года, когда президент Картер внезапно прекратил их. Один «информированный источник в разведке» оценил эти выплаты примерно в 400 миллионов долларов ежегодно; другие считают эту цифру слишком большой, что возможно. Прекращение выплат святым людям считается одной из причин, предопределивших начало конца «падишаха всех шахов» [48].