4
Портьеру разложили на столе в комнате для допросов. Когда-то она была красивой – тяжелый бархат табачного цвета, с грузиками, вшитыми по углам нижнего края. Посередине расплылось большое темное пятно, очень похожее на кровь, но Вексфорд уже убедился, что это не так. Другие пятна, поменьше, добавились позднее. Видимо, большое пятно испортило ткань, и портьеру сняли.
Дороти Сандерс посмотрела на штору, потом на инспектора, и только сейчас он заметил, что у нее карие глаза с желтыми крапинками.
– Эта портьера висела на двери в нашей гостиной. – Миссис Сандерс долго, без всякого выражения, смотрела на Вексфорда. – Вот, даже крючки остались, – она дотронулась до края ткани.
Инспектор не сводил с нее внимательного взгляда, потом кивнул. Бёрден хмурился.
– Откуда у вас моя портьера? Где вы ее взяли?
– Ею было накрыто тело миссис Робсон, – пояснил Бёрден. – Помните?
Какая разительная перемена: миссис Сандерс отдернула руки от шторы, словно прикасалась к падали, отскочила от стола, закусив губы, лицо у нее побагровело. Она поднесла ко рту ладонь – характерный жест – и тут же отдернула, вспомнив, чего касалась. Так вот как эта спокойная, рассудительная женщина превращается в истеричку. Пожалуй, Арчи Гривз не преувеличивал.
– Вы уже трогали эту штору, миссис Сандерс. Вы же сами говорили, что приоткрыли лицо убитой.
От этих слов ее передернуло, и она затрясла руками, словно испачкала их в чем-то.
– Присядьте, миссис Сандерс.
– Мне нужно срочно вымыть руки. Где я могу это сделать?
Вексфорд со вздохом снял телефонную трубку, собираясь позвонить, чтобы миссис Сандерс проводили, но в комнату заглянула Мэриан Бейлисс.
– Будьте добры, покажите миссис Сандерс, где у нас дамская комната.
Она вернулась через несколько минут, спокойная, с каменным лицом и подкрашенными губами. От нее пахло жидким мылом.
– Миссис Сандерс, как вы объясните, что тело миссис Робсон было накрыто вашей портьерой?
– Это сделала не я. В последний раз я видела ее… – она призадумалась, – на чердаке, теперь это называется мансардой. Я сложила портьеру и отнесла ее наверх. Возможно, ее взял оттуда сын, не знаю только зачем. Тем более как он мог, без спроса… – Миссис Сандерс поморщилась.
И только теперь до Вексфорда дошло:
– Значит, сын живет с вами?
– Разумеется. – Она говорила так, словно считала неприемлемым, когда взрослые дети живут отдельно от родителей, если, конечно, они не сироты или распутники. Она смотрела на Вексфорда так, будто он испорченный невежда, раз предположил обратное. – Конечно, он живет со мной. А как же иначе?
– Вы уверены, что эта портьера хранилась в доме? Она не лежала в багажнике?
Она не так глупа.
– Возможно, он ее туда положил. – Сразу понятно, кто «он». Миссис Сандерс отвечала на вопросы неторопливо, взвешивая каждое слово. Вексфорд мысленно усмехнулся: эта женщина не из тех, кто отдаст жизнь за собственного ребенка. Другие бы лгали, выгораживали своих драгоценных чад. А для таких, как она, дети – бесплатное приложение. – Думаю, это он положил портьеру в машину. Два месяца назад я заказала по каталогу нейлоновый чехол для автомобиля, но вышла задержка. Думаю, сыну надоело ждать, и он взял портьеру, чтобы прикрывать машину.
Она подняла глаза на инспектора. В который раз человеческая природа удивила Вексфорда. На мгновение он почувствовал, что совсем не знает людей, они остались для него такой же тайной, как и раньше. Но она хотя бы выглядела и говорила по-человечески.
– Мой сын другой, у него ни на что не хватает терпения. Думаю, он вытащил штору, опасаясь неожиданного похолодания. Чехол так и не прислали, хотя прошло много времени. – При этом миссис Сандерс взглянула на часы. Этим жестом она как будто хотела сказать: «Нельзя ведь ждать вечно». Запястье у нее было тонкое, сквозь прозрачную кожу, словно проволока, просвечивали жилки.
Бёрден мерил шагами комнату.
– Значит, машина принадлежит вам, но ездит на ней сын?
– Да, машина моя. Куплена на мои деньги, оформлена на мое имя. Но ведь ему нужно ездить на работу, без автомобиля сейчас никуда. И я разрешаю брать машину, а если надо, он отвозит меня в магазин и забирает.
– Кем работает ваш сын?
Они словно затронули больной вопрос, который посвященные обходят стороной.
– Допустим, учителем.
– А точнее?
Она презрительно сморщила нос.
– Преподает в школе для детей, которые не могут обойтись без дополнительных занятий.
Репетитор, сказал себе Вексфорд. Скорее всего, в школе Мюнстера на Хай-стрит. Это его немного удивило. Наверняка во время учебы в университете Клиффорд Сандерс жил дома, в то время как другие предпочитали студенческий городок, и ездил туда и обратно на автобусе. Интересно, подтвердится ли это?
– Он работает на полставки, – монотонно продолжала миссис Сандерс. Как быстро у нее меняется настроение. – Мой сын не совсем адекватен.
– Он болен?
– Да, теперь это называется именно так, – усмехнулась миссис Сандерс, щеки у нее вспыхнули. – Во времена моей молодости это считали бесхарактерностью.
Сегодня на ней был темно-зеленый костюм, черные туфли, черную кожаную сумочку и черные перчатки она положила на стол. Зеленый цвет подчеркивал бледность кожи, особенно это стало заметно, когда краска снова отхлынула от ее лица.
– Куда, как вы думаете, он направился, пока я ходила по торговому центру? Ездил к своему психиатру. Сейчас их называют психотерапевтами, потому что у большинства нет диплома врача.
– Вы хотите сказать, что ваш сын был на стоянке одновременно с вами?
Она опять покраснела, потом побледнела. Ее обуревали эмоции, словно она проговорилась случайно. Значит, она все-таки любит сына, хотя и как-то странно, возможно, любит даже слишком сильно, так, что самой противно. Но уж очень ей хотелось поругать психиатров, вот она и не удержалась. Теперь она старалась говорить осторожно, взвешивая каждое слово.
– Он должен был ждать меня внизу, но не появился. Машина стояла, а его самого не было.
Она сбивчиво рассказала, как все случилось. Увидев машину и тело возле нее, накрытое тканью, она решила, что это Клиффорд, поэтому и приоткрыла лицо. Это оказался не сын, но она все равно была потрясена и какое-то время сидела в машине, чтобы прийти в себя. Клиффорд должен был забрать ее, как всегда по четвергам. Этот распорядок никогда не нарушался. Хотя график работы у сына мог меняться. При этих словах она опять посмотрела на часы. Клиффорд привозил ее в торговый центр, ехал к психотерапевту и возвращался за матерью. Сама она за руль не садилась. В тот четверг сын должен был ждать ее на втором ярусе стоянки в шесть пятнадцать.
Она сходила в парикмахерскую на верхнем этаже центра – еще одно незыблемое правило, – купила продукты и спустилась на парковку в шесть двенадцать. Слегка оправившись от потрясения – сложно поверить, что она такая слабая, решил Вексфорд, – миссис Сандерс попыталась найти сына. Она поднялась на улицу – показания Арчи Гривза это подтверждают.
– У меня случился нервный срыв, – бубнила миссис Сандерс.
– А где же был ваш сын? Впрочем, можете не отвечать. Передайте наш вопрос ему, а мы подъедем позднее. У него будет время поразмыслить. Договорились? Сейчас вас отвезут домой.
Миссис Сандерс встала и, как сомнамбула, направилась к двери. Худые женщины обычно подвижны, но Дороти Сандерс казалась вялой, словно медуза. Когда дверь за ней закрылась, Бёрден воскликнул:
– Она сказала, что ее сын – с приветом!
– Ты все воспринимаешь буквально и отстал от жизни, – улыбнулся Вексфорд. – Клиффорд ходит на работу, водит машину, социально адаптирован. Разве можно назвать его сумасшедшим?
– Ты прекрасно понимаешь, о чем я. Этот психопат и Лесли Арбель прекрасно подошли бы друг другу.
– «Одной из характерных черт психопатии является эмоциональная незрелость во всех ее проявлениях. Такие люди импульсивны, безрассудны и не умеют делать выводы из собственных ошибок». – Вексфорд задумался, словно вспоминая, и продолжил: – «Активны при достижении цели, но не настойчивы. Эмоциональны, но неискренни, много требуют от других, но не от себя. Постоянны лишь в своем непостоянстве. Это бесхребетные, неуравновешенные люди, вспыльчивые, обреченные быть вечно несчастными».
Бёрден опешил:
– Ты что, прямо сейчас это выдумал?
– Конечно, нет. Определение психопатии по Дэвиду Стэффорду-Кларку. То, что я запомнил. Выучил наизусть, на всякий случай. В нашей работе все может пригодиться, – хитро улыбнулся Вексфорд. – Прозу я тоже читаю, между прочим.
По выражению лица Бёрдена стало понятно, что слово «проза» ему незнакомо.
– Здорово. И весьма кстати. «Постоянны в своем непостоянстве». Здорово.
– Оксюморон.
– Это что, психическое заболевание? – спросил Бёрден.
Вексфорд только покачал головой.
– Это цитата из книги? Где ее можно купить?
– Наверно, ее больше не издают, она выходила двадцать лет назад. Возможно, это определение не подходит для Клиффорда Сандерса. Мы с ним еще незнакомы.
– У нас все впереди, – хмуро изрек Бёрден.
Инспектор ехал по своей улице. Было уже темно. Подъезжая к дому, он увидел припаркованный около гаража «порш». Шейла. Это плохо, но его не обрадовал приезд дочери. Конечно, Шейла его любимица, но сегодня суббота, а он так и не отдохнул. Хоть Бёрден и говорит, что дело выеденного яйца не стоит, впереди трудное расследование. А теперь еще и Шейла.
Вексфорд рассердился, что не может загнать машину в гараж, «порш» стоит прямо перед воротами. Но Шейла не виновата, она думала, что отец дома. Или даже что у него сегодня выходной, как и предполагалось. А теперь придется оставить машину на улице. Наверно, Шейла сидит сейчас с матерью, изливает душу. Вексфорд представил, как каждые десять минут она говорит, что надо переставить машину, пока папочка не вернулся.
Эти мысли вызвали у него улыбку, он почти услышал мелодичный, с придыханием голос дочери. Он ничего не скажет ни о разводе, ни об инциденте на военной базе. Ни слова упрека. И не станет хмуриться. Вексфорд провел рукой по заднему стеклу автомобиля Шейлы: не жалко ей гонять машину на такие мероприятия? С другой стороны, всего лишь маленький черный «порш», не пачкается… Где же дочь, почему не выбегает поцеловать отца? Вексфорд вошел через заднюю дверь, повесил пальто в прихожей. Из гостиной донесся голос Шейлы, она же Беатриче Ченчи, Антигона, Нора Хелмер, а теперь еще и леди Одли. Инспектор прошел в комнату, и дочь повисла у него на шее. Через ее плечо он видел, что Дора насмешливо улыбается.
– У тебя все хорошо? – спросил Вексфорд.
– Да как сказать, – засмеялась Шейла. – Не очень. У меня ужасные проблемы. И мама очень сердится. Мама – это просто кошмар.
По ее скорбной улыбке Вексфорд понял, что она шутит. Глупо, конечно, но когда он видел дочь такой, то ничего не мог с собой поделать и каждый раз восхищался заново ее прекрасным выразительным лицом. Если повезет, время пощадит ее. Светлые длинные волосы, голубые глаза, ясные, как у ребенка, но взгляд совсем не детский. Он заметил, что Шейла не надела обручальное кольцо, но вообще она не любит кольца, как не любит шикарно одеваться, кроме особых случаев. Сегодня на ней был синий свитер в тон джинсам и деревянные бусы. Господи, а джинсы-то какие потрепанные, даже у Бёрдена приличнее.
– Наконец ты приехал, – улыбнулась Дора. – Предлагаю выпить. Лично мне не помешает, – она посмотрела на мужа, понимая, что нужно оставить их вдвоем. – Принесу вина.
Шейла села на стул.
– Будешь меня расспрашивать? Что да почему?
– Нет, не буду.
– Ты так уверен в моей правоте?
– Совсем не уверен. – Вексфорда подмывало упрекнуть дочь за развод, сказать, как ему нравится Эндрю. Но он сдержался. – А собственно, какую из твоих выходок ты имеешь в виду?
– Папочка, миленький, я должна была перерезать эту проволоку. Это не истерика и не самореклама. Я просто должна была сделать это. Я слишком долго настраивалась. Люди следят за моей жизнью, ведь я у всех на виду. И если уж такая знаменитость, как Шейла Вексфорд, решилась на подобный шаг, значит, это серьезно.
– Так что произошло?
– Я купила кусачки в магазине «Сделай сам» на Ковент-Гарден. Мы поехали на базу вдесятером – все члены организации «Актеры против ядерного оружия», я из них самая знаменитая. Графство Нортгемптоншир, Лоссингтон, авиационная база со старыми бомбардировщиками. Мы отправились туда на трех машинах. Дело не в том, какая база, а в самом факте.
– Понимаю, – кивнул Вексфорд, но ему не терпелось услышать главное.
– Голая местность, несколько бетонных построек, ангары, кругом трава по колено, грязь, и на мили вокруг – ржавая проволочная изгородь высотой как на теннисном корте. Мы подошли с кусачками, каждый перерезал понемногу. После этого отправились в город и сдались полиции, а потом…
В комнату вошла Дора, составила с подноса пиво и бокалы с вином.
– Ты бы хоть отца пожалела.
– Но, пап, сначала они хотели устроить акцию на базе в Майрингфорде, а я отказалась, потому что это ваш участок. Так что я подумала о тебе. Но, так или иначе, я должна была это сделать, понимаешь?
– Не строй из себя Антигону, – рассердился Вексфорд. – Или Беньяна, это тебе не игрушки. И что значит «должна»? Оттого, что вы порежете забор на старой авиабазе, никто не отменит ядерное оружие. Я и сам не в восторге от военных, даже побаиваюсь их. Когда вы с Сильвией были маленькими, мы тряслись за вас, боялись, что начнется война. Я прекрасно понимаю, что сорок пять лет мира войны не отменяет. Но вы нашли глупый способ воздействовать на правительство.
– Я и сама это понимаю. Но что мы еще можем? – воскликнула Шейла. – Да, они сократили количество крылатых ракет, но это ничего не меняет. Они избавились всего от десяти процентов мировых запасов оружия. У нас есть и другой вариант: сложить крылышки и предаться унынию.
– Скажи еще: «Дабы зло восторжествовало, достаточно, чтобы хорошие люди сидели сложа руки»[3].
– Замечательная идея, – вмешалась Дора. – Если объявят о ядерном ударе, у нас будет ровно десять минут порадоваться, что мы не страусы.
Шейла молча выпрямилась на стуле, а потом тихо произнесла:
– Любой человек должен быть против ядерного оружия. Это вроде аксиомы. Как и то, что млекопитающие сосут молоко матери и что у насекомых шесть ног. Человек – это существо, которое боится ядерного оружия, отвергает его и пытается от него избавиться. Это зло, дьявол, Антихрист, ведущие нас в ад.
Кто-то позвонил Шейле, и она вышла в соседнюю комнату.
– С ней бесполезно спорить, – сказал Вексфорд жене.
– Шейла твердит, что Эндрю – правый, – вздохнула Дора. – Что у него нет своего внутреннего мира, он – капиталист.
– Как будто она не знала, что Эндрю капиталист.
– Она его больше не любит, в этом все дело.
– Идеализм чистейшей воды. Любовь просто так не исчезает. Чуть что – разводятся, а потом наступают на те же самые грабли. Кстати, ты меня еще не разлюбила?
– Дорогой, ты же знаешь, как я тебя обожаю. Ты мой муж, я без тебя пропаду, и…
– Вот-вот, – рассмеялся Вексфорд и отправился на кухню за новой банкой пива.
Обычно Шейла не оставалась ночевать. Она приехала в четыре, посидит часов до девяти и вернется в Лондон, отсюда до ее дома меньше часа езды. Но, поговорив по телефону, Шейла передумала и вернулась в комнату, довольная и счастливая.
– Если вы не возражаете, я останусь до утра, а может, и до обеда.
Маленькая избалованная хитрюга – знает, как подлизаться к родителям.
– Только мама готовит такой ростбиф и йоркширский пудинг.
Вексфорд подумал, что вопрос о том, где Шейла сейчас живет, вряд ли можно расценить как вмешательство в личную жизнь, но сказал только:
– Мне нравится ваш дом в Хэмпстеде.
– Я должна была переехать. Я не могу жить в Дауншир-Хилл, в доме Эндрю, купленном на его деньги. Говорят, сейчас он стоит около двух миллионов. Так что я съехала оттуда. – Шейла сидела на ковре, обхватив руками колени. – Мне, конечно, такой дом не потянуть, поэтому я сняла квартиру в Блумсбери, на Корам-Филдс. Очень милая квартирка, тебе понравится, – улыбнулась она.
Дора листала телепрограмму.
– Скоро начнется «Леди Одли», я не пропускаю ни серии. Если не хочешь смотреть, я постелю тебе.
– Мам, я уже насмотрелась. Но могу посидеть с тобой. Только отгоню машину от гаража и поставлю на место папину. Ты не обидишься, если я чуть-чуть опоздаю?
– Я сам все сделаю, – сказал Вексфорд. – Ваше кино начнется через пять минут. Шейла, давай ключи.
Она достала из кармана джинсов ключи и протянула отцу.
Дора включила телевизор. Вексфорд вышел на улицу. Въезд в гараж слегка узковат для его машины, так что он вовсе не из альтруизма решил это сделать, просто Шейла может поцарапать его новенький «монтего». На улице темно и тихо, желтые пятна фонарей мерцают в тумане. Справа от дома – чужой незастроенный участок, отгороженный проволочным забором. После вчерашнего урагана часть изгороди завалилась прямо на клумбу. На лужайке перед домом – голое вишневое дерево с несколькими замерзшими листьями. Повсюду на земле – влажная темная листва, на один из кирпичных столбиков кто-то положил перчатку. На улице ни души. Сквозь эркерное окно дома Вексфордов светится голубой экран телевизора, который загораживает собой Шейла, переключая программы.
Дочь не заперла свой «порш». Вексфорд открыл дверцу и сел в машину. Он, конечно, не может указывать дочери, но его «монтего» и дешевле, и оснащен автоматической коробкой передач. Инспектор ездил на новой машине всего полгода и уже отвык от педали сцепления и рычага переключения скоростей. Вексфорд не заметил, что рычаг не отжат, и, когда включил зажигание, машина дернулась, как норовистая лошадь. Хорош водитель, ухмыльнулся Вексфорд. Еще немного, и врезался бы в гараж. Он снова включил зажигание, отжал педаль и переключился на задний ход. Откуда взялось это странное, необъяснимое чувство? Обостренное восприятие собственного тела и окружающего мира, словно в вены впрыснули живительный эликсир. Только что он чувствовал себя разбитым, а теперь играет каждая мышца. И одновременно пронзила ясная, как день, мысль. Все произошло в доли секунды. Кажется, Вексфорд уловил какой-то звук, что-то вроде тиканья. А может, это кровь билась в висках? Дав задний ход, Вексфорд неожиданно для самого себя вдруг распахнул дверь, выпрыгнул из машины и распластался на земле. Почти одновременно с этим раздался страшный грохот, землетрясение, взрыв.
Все это произошло синхронно – и падение на землю, и взрыв, и резкая ослепляющая боль, когда инспектор ударился головой обо что-то холодное и твердое.