Мэрилин против Мэрилин
Официальная версия – самоубийство. Возможно, случайное. Монро приняла целую горсть таблеток нембутала, забыла об этом и приняла еще. Доза оказалась смертельной.
Как ее спасали и спасали ли вообще – вопрос другой, но принять лекарства Мэрилин действительно могла сама.
Почему?
Приходится признать, что к тому все шло…
Когда начались неприятности – с брака с Миллером?
Или с попытки научиться у Страсбергов играть на сцене и перед камерой «по правилам», что ей самой категорически не подходило?
Оборванные романы с президентом, а затем его братом были, пожалуй, лишь жирной точкой, которую Монро попыталась превратить в запятую. Эта точка запятой не стала. Возникает вопрос: что же дальше?
Чтобы понять, могла ли она в очередной раз наглотаться таблеток (такое уже бывало не раз), попробуем понять, насколько трудной была ситуация перед гибелью Мэрилин.
Начать действительно стоит с брака с Миллером.
За своего первого супруга Джеймса Догерти она вышла замуж в шестнадцать лет, по словам самой Мэрилин, чтобы не возвращаться в приют. Об этом браке даже вспоминать не хочется, они с мужем совсем не подходили друг другу, развелись и, похоже, не вспоминали о несостоявшейся семейной идиллии. У Догерти сложилась своя вполне успешная и достойная жизнь, он никогда не спекулировал своей связью с Монро и не пытался получить от этого дивиденды. Не сказал ни единого дурного слова о первой супруге, что делает ему честь.
За Джо Ди Маджио – бейсболиста, суперспортсмена, любимца всей Америки, национального героя – Мэрилин вышла замуж скорее потому, что Америка так пожелала. При этом сам Ди Маджио любил ее всю оставшуюся жизнь, не раз приходил на помощь и после развода (например, вытащил из психиатрической больницы), надеялся связать свою судьбу с Монро еще раз, он же организовал похороны и позаботился о том, чтобы те не превратились в шоу.
Джо Ди Маджио (1914–1999) – восьмой из девяти детей итальянских иммигрантов Джузеппе и Розалии Ди Маджио. Джузеппе надеялся, что пятеро его сыновей тоже станут рыбаками, а вот Джо терпеть не мог запах рыбы и сделал все, чтобы не идти по стопам отца.
Он стал одним из самых известных и любимых игроков, был членом Национального зала славы бейсбола, самым высокооплачиваемым бейсболистом своего времени.
Первой супругой Ди Маджио стала актриса Дороти Арнольд, которая родила ему сына, тоже Джо Ди Маджио.
Брак с Мэрилин Монро оказался недолгим – с января по сентябрь 1954 года. Джо ревновал Мэрилин к ее работе и вниманию других мужчин. «Последней каплей» стали съемки знаменитой сцены фильма «Зуд седьмого года», когда порыв воздуха из вентиляционной решетки метро поднял юбку Монро у всех на виду.
1 августа 1962 года Джо снова сделал предложение Мэрилин, новая свадьба была назначена на 8 августа.
Ди Маджио обещал Мэрилин, что если переживет ее, то будет приносить красные розы на ее могилу, и обещание выполнил.
Он действительно любил свою красавицу-супругу и больше не женился.
И все же Ди Маджио Мэрилин легко меняла на любого другого мужчину, в которого влюблялась, а влюблялась она часто.
Влюбилась и в Артура Миллера.
Если Ди Маджио был «своим парнем» из рыбацкого поселка (сама Мэрилин не могла похвастать даже именем отца, поскольку не знала, от кого Глэдис ее родила) – верным, безыскусным, добродушным и драчливым одновременно, то Артур Миллер – рафинированный эстет, известный драматург, уже имевший ко времени их знакомства Пулицеровскую премию за «Смерть коммивояжера».
Артур Миллер (1915–2005) – американский писатель, драматург, эссеист. Лауреат премии Тони (театральный Оскар) и Пулицеровской премии за пьесу «Смерть коммивояжера».
Был женат трижды, второй брак с Мэрилин Монро формально продолжался четыре года.
Преследовался «Палатой комиссии по антиамериканской деятельности» за свои левые взгляды, считался близким к коммунистической партии США.
Ради брака с Миллером Мэрилин Монро перешла в иудаизм. Она была очень дружна с отцом Артура Исидором Миллером, даже представила свекра президенту Кеннеди, о чем Миллер-старший мечтал.
Мэрилин казалось, что любовь взаимна, что Миллер увидел в ней то, чего не смогли разглядеть другие, – ум, желание учиться, любовь к серьезной литературе, стремление играть серьезные роли.
В Мэрилин словно жили две женщины, она признавала это сама. Одна любила серьезные книги (многие ли из нас осилили «Уиллиса»; о том, чтобы любить это произведение, вообще говорить трудно), мечтала играть героинь Достоевского, пыталась интересоваться политикой и гражданскими правами, была доброй и серьезной.
Вторая – белокурая красотка – полная противоположность. Эту женщину не могла увлечь судьба Грушеньки из «Братьев Карамазовых», напротив, интересовали бриллианты, она была крайне неразборчива в интимных связях, немыслимо сексапильна и довольно глуповата.
Мэрилин твердила, что вторую она играет, что это созданный для экрана образ.
Достаточно положить перед собой голливудские фотопробы 1940-х годов, чтобы понять, что так и есть.
Секс-символ родился не сразу и, кстати, существовал не так долго – первый относительно успешный фильм состоялся в 1950 году, первый прорывной – «Ниагара» – в 1953-м, а последний, самый яркий и известный – «Некоторые любят погорячей» («В джазе только девушки») – в 1959 году. До того были эпизодические роли, часто даже без упоминания в титрах, а после два фильма («Займемся любовью» в паре с Ив Монтаном и «Неприкаянные» с Кларком Гейблом) откровенно неудачные, третий – «Что-то должно случиться» – остался незавершенным и явно получался провальным.
Смею утверждать (не первая и не единственная), что Мэрилин Монро всю свою кинокарьеру играла одну-единственную роль – роль Мэрилин Монро. И только! Она была актрисой одной роли, так бывает. Зрители не воспринимали белокурую красавицу ни в какой другой ипостаси, и не только зрители, но все, кто ее окружал, неважно где: на съемочной площадке, в ресторане, на улице, даже в постели.
В этом была не только ее трагедия, но и трагедия тех, кто попытался связать с Монро свою жизнь, – Джо Ди Маджио и Артура Миллера.
Монро видела в Миллере своего спасителя, надеялась, что рядом со знаменитым драматургом сумеет доказать всем, что у нее самой кроме красивых форм есть нечто внутри, что она вовсе не глупа, не капризна и отнюдь не только сексуальна. Надеялась, что Миллер разглядит в ней Норму Джин и нераскрытые таланты и способности.
Не увидел, не разглядел, даже не попытался это сделать.
Артур Миллер, как все, видел в Мэрилин именно Мэрилин, а не Норму Джин, видел красивое тело и красивое лицо и едва ли отдавал себе отчет, что под этой красивой оболочкой скрывается что-то серьезное. Ему не была нужна серьезная, неприкаянная Норма Джин. Думаю, он и сам не понимал, что именно нужно. Как многие, поддался чарам роковой блондинки и не пожелал вникать в ее проблемы.
А проблем оказалось с избытком…
Став супругой Артура Миллера, Мэрилин не смогла спрятаться от сложностей мира ни в его объятиях, ни за его спиной. У Миллера не было средств, чтобы содержать красавицу-жену, не было желания помогать ей становиться настоящей актрисой (пусть меня разорвут на части поклонники Монро, но я считаю, что она не была актрисой совсем, Монро умела гениально играть только ту, от которой старалась избавиться, она вообще не играла, а влезала в шкуру сексапильной блондинки и жила в этой оболочке перед камерой), и Мэрилин снова пришлось сниматься, чтобы заработать на жизнь, причем сниматься в прежнем образе секс-символа.
Но сначала был фильм «Принц и танцовщица». Наверное, тогда ей казалось, что наступившая светлая полоса будет длиной в оставшуюся жизнь. Все складывалось просто блестяще: замужество с Миллером, прекрасные отношения с его родителями, особенно отцом (Мэрилин так мечтала о семье, которую могла бы назвать своей!), собственная кинокомпания Marilyn Monroe Productions, съемки вместе с английской звездой Лоуренсом Оливье в совсем не комедийном фильме, наконец, беременность!
В Лондоне Оливье и его супруга Вивьен Ли встретили Монро и Миллера подобающе, толпы журналистов, пресс-конференции сначала в Нью-Йорке, потом в Лондоне, замечательный дом с садом для звезды, прекрасные условия на съемочной площадке, любимый муж рядом… Мечта начала сбываться.
Не тут-то было.
В безобразии, вечно творившемся на съемочной площадке, безусловно, виновата сама Мэрилин. Она просто не умела (никто не научил, даже не объяснил) вести себя ответственно. Девчонка из эпизодических ролей вдруг вырвавшаяся даже не в звезды, а на площадку серьезного (относительно серьезного) фильма, решила, что ей позволено все.
Когда в 1954 году Мэрилин снималась у Премиджера в фильме «Река, не текущая вспять», режиссер совершенно не желал признавать ее звездой и создавать особые условия. Мало того, требовал больше, чем от остальных. Дело не в тяжелых физических условиях, когда приходилось по-настоящему рисковать жизнью, мокнуть и мерзнуть на плоту посреди бурной реки, ей просто не делали скидок на симпатичную мордашку и прочее. И Монро играла!
Удивительно, но фильм прошел почти незамеченным, видно, зрителям не нужна такая Монро – красивая, но серьезная и почти не сексапильная.
Лоуренс Оливье, привыкший к дисциплине на площадке, к ответственному отношению к делу всех – от звезд до тех, кто убирает мусор за этими звездами, был в шоковом состоянии. Монро не просто капризничала, она срывала график съемок, что безумно удорожало картину, доводила съемочную группу до белого каления своей несобранностью, безалаберностью и нежеланием подчиняться правилам.
Это было всегдашней бедой Мэрилин, она никогда не задумывалась, каково тем, кто рядом с ней на площадке. Из-за ее несобранности и неумения запоминать самые простые диалоги и даже отдельные фразы приходилось снимать десятки дублей, этот непрофессионализм выводил из себя тех, кто делал все прекрасно с первого раза.
Актерам очень трудно с одинаковым накалом повторять одно и то же много раз в ожидании, когда же у белокурой красавицы с уст сорвутся нужные по сценарию слова.
Всегда и всех бесили ее опоздания, часовые задержки в гримерной, неспособность собраться и сконцентрироваться. Она еще не была звездой, а партнеры подолгу прели на площадке в ожидании, когда же Мэрилин завершит макияж и выберется, наконец, под софиты.
Не будет преувеличением сказать, что партнеры по съемкам, причем не только режиссеры и актеры, но и гримеры, осветители, ассистенты… терпеть не могли капризную актрису. Тони Кертис, игравший с Монро в самом знаменитом ее фильме «Некоторые любят погорячей» («В джазе только девушки»), говорил, что целовать ее все равно что целовать Гитлера.
Мэрилин опаздывала всегда и везде, неважно, была ли это просто встреча с приятелем в кафе или серьезная официальная церемония. Она даже опоздала выйти вовремя к микрофону, чтобы спеть президенту свое знаменитое поздравление. Сама Монро язвила, что это не она вечно опаздывает, а другие куда-то торопятся. Ее непунктуальность вынужденно терпели, но симпатий со стороны тех, кто маялся в ожидании, не добавляло.
Была исключительно несобранна и временами словно нарочно испытывала терпение окружающих. Например, могла внимательно наблюдать, как накладывают грим в течение довольно длительного времени, а потом, убедившись, что все закончено, вдруг объявить:
– Ах, какая я рассеянная – не приняла душ! Извините…
Следовала полуторачасовая ванна, и гримеры начинали работу сначала. Все это время съемочная группа страдала в ожидании. Не все бывали столь добродушны, чтобы прощать подобное неуважение к себе…
Причем все это не только в бытность звездой или на съемках «Неприкаянных», где продюсером была она сама, а сценаристом супруг, но и тогда, когда до звездности было еще очень далеко. На съемках одного из первых фильмов «Все о Еве», когда возмущенные актеры, устав ждать Монро, были готовы просто покинуть площадку, только у Бэт Дэвис хватало мудрости зайти в ее гримерную, взять начинающую актрису за руку со словами «Пойдем, все тебя ждут!» и вывести наружу. Мэрилин просто боялась появления на площадке, боялась что-то сделать не так, показаться смешной, нелепой, опозориться…
Но постепенно эта неуверенность в себе переросла в уверенность, что будут ждать и терпеть. Отвратительная черта характера, но из песни слова не выкинешь, эта черта у Монро имелась и даже была гипертрофирована.
Опаздывала она и в Лондоне. Опаздывала, просыпаясь слишком поздно, подолгу приводила себя в порядок, в рабочее состояние, гримировалась, смывала грим и все переделывала, пила шампанское… Вместо утра, когда хороший свет и у актеров еще нет теней под глазами от усталости, съемки начинались далеко за полдень.
Когда группа уже просто кипела от возмущения, съемочную площадку вдруг озаряло солнце – прибывала Мэрилин. Ей даже в голову не приходило извиниться за опоздание и срыв нескольких часов работы.
Злился Лоуренс Оливье.
Злился и Артур Миллер. Жизнь рядом с Мэрилин оказалась не такой, как он ожидал. Красивая внешность вовсе не подразумевала ангельский нрав. Звезда мгновенно затмила своего супруга, Миллеру пришлось довольствоваться ролью «при» – быть при Монро сопровождающим, улыбаться, когда ей задают вопросы, держать пальто или цветы, подавать руку, многозначительно помалкивать…
А еще выслушивать выговоры Оливье по поводу очередного опоздания и даже пропуск съемочного дня. Лоуренс просил Артура повлиять на супругу, будить ее пораньше, самому привозить на съемочную площадку. Фактически Миллер становился нянькой.
К тому же рядом с Мэрилин все время работы находилась ее новая наставница Паула Страсберг, которая не только поддерживала ее как актрису, но и вмешивалась во все остальное, вплоть до личной жизни. Для Артура было довольно унизительно то покаянно соглашаться с Лоуренсом Оливье, то отступать перед Страсберг, кстати, получавшей за свои труды зарплату куда большую, чем многие актеры фильма.
Мэрилин не слушала ни советов, ни требований Оливье, не то чтобы она не признавала его авторитет, но желала играть, как сама чувствует роль. Лоуренс Оливье был на картине режиссером и исполнителем заглавной роли, и откровенное пренебрежение заморской звезды сильно задевало его, принижая в глазах съемочной группы. Для Оливье это был самый трудный и неприятный опыт работы в его карьере.
Позже в своих весьма предвзятых воспоминаниях Оливье выставил себя этаким умудренным опытом страдальцем, вынужденным терпеть глупые капризы мало на что годной заморской звезды, ставшей популярной безо всяких на то оснований. Следует признаться, что не один Лоуренс Оливье, но и режиссеры, однажды поработавшие с Монро, зарекались повторять печальный опыт даже за большие гонорары.
Монро никогда не отличалась хорошей памятью, ей бывало тяжело запомнить простой набор фраз. Это страшно раздражало Миллера, который не мог понять, как актриса не может выучить роль. Они без конца пререкались, то и дело вспыхивали мелкие ссоры… Мэрилин ставила супруга на место, объявляя, что критиковать ее неумение работать он будет тогда, когда снимет сам или хотя бы снимется хоть в одном фильме, и советовала заняться своим делом – писать пьесы. Писать не получалось…
Миллер надеялся плодотворно поработать, пока супруга будет занята съемками, но вместо этого без конца решал проблемы ее непунктуальности, здоровья, а то и капризов. По привычке Артур заносил свои мысли и ощущения в дневник. Съемки еще только готовились, а Мэрилин уже знала, что думает о ней супруг, потому что прочитала этот дневник, оставленный открытым на видном месте.
Лоуренс Оливье считал Монро испорченным ребенком и даже откровенно называл при Миллере сучкой. Больше всего Мэрилин потрясло то, что Артур с таким мнением Оливье соглашался, а также то, что позволил прочитать дневник.
Было ли это случайно? Едва ли, ведь опытный драматург прекрасно понимал, какое впечатление произведет написанный текст. К чему было так опрометчиво оставлять дневник, открытый на нужной странице, там, где его могла прочесть жена?
Всего три недели счастья, и все рухнуло! Брак дал серьезную трещину.
Для Мэрилин самым ужасным оказалось то, что Миллер оправдал худшие ее опасения: он понял, что жена не соответствует ему интеллектуально (чего больше всего боялась сама Монро).
Миллер (правда, после гибели Мэрилин) щедро делился впечатлениями об их браке в своих произведениях. В тех фрагментах его книги «Извивы времени», что посвящены Мэрилин, полным-полно покровительственных речей о «дорогой девочке» и «совершеннейшем ребенке», о вечно рассеянном и пребывающем в расстроенных чувствах существе, которое копается в выдуманном им самим прошлом, а также о женщине, от которой он еле успел унести ноги, сохранив жизнь и здоровую психику. Хотя ни от какой автобиографии нельзя ожидать объективной оценки интимных переживаний ее автора, однако данные конкретные воспоминания носят на редкость неполный характер, избирательны при изложении фактов, относящихся к их супружеской жизни, а также необычайно затемнены попытками самозащиты и самооправдания; их мог написать лишь тот, кто испытывает чувство вины и угрызения совести.
Быть может, Мэрилин искала счастье на земле, но он разыскивал богиню. Артур мог почувствовать себя возмущенным, обнаружив, что Мэрилин не только не является для него ни спасительницей, ни тем человеком, который, как он надеялся, разрешит его духовные проблемы, но и сама испытывает трудности в отношении себя. Мэрилин не дано было преодолеть его творческую немощь и те симптомы заторможенности в его эмоциональной жизни, в которых он сам признавался.
На фоне семейного разлада съемки шли очень тяжело, а потому все вздохнули с огромным облегчением, когда они наконец закончились. В последний день Мэрилин повинилась перед съемочной группой, попросив прощения за то, что «была такой бякой».
А потом была внематочная беременность и попытка отравиться. Удивительно, как вообще, постоянно принимая барбитураты, Монро решилась забеременеть. Уже тогда врачи знали, что эти средства опасны для плода.
Семья не состоялась, хотя они с Миллером не развелись, продолжая играть счастливую пару. Для Мэрилин столь скорый развод был бы унизителен, а Артуру попросту нужна платежеспособная супруга, чтобы поправить свои финансовые дела. За время столь странного брака он ничего не написал. Вина ли в этом Монро? Едва ли, скорее Миллеру было нечего сказать своим читателям. Он был левым по убеждениям, Миллера даже вызывали в «Палату комиссии по антиамериканской деятельности», такому автору публиковать произведения в период «охоты на ведьм» оказалось сложно.
Они и с Мэрилин познакомились, когда Миллер приехал в Лос-Анджелес с Элиа Казаном, чтобы договориться о съемках фильма по сценарию Миллера «Крюк». Сценарий был признан антиамериканским (очень серьезное обвинение!), и фильм не сняли.
У главы ФБР Эдгара Гувера против Артура Миллера имелся большой зуб. Почему?
Гувер вообще не любил интеллигенцию, подозревая в мягкотелости и антиамериканизме. А Артур Миллер к тому же был евреем, и его никак не удавалось прижать достаточно сильно, чтобы поставить на колени или заставить просить прощения. Запрещали одну за другой пьесы, иногда на совершенно дурацком основании.
Впервые Миллера допрашивали в 1944 году. Его пьеса 1947 года «Все мои сыновья» была объявлена пропагандой линии компартии, что означало, что ее никогда не будут ставить в Америке, хотя пьеса получила две премии Тони (театральный Оскар).
Всемирную популярность Миллеру принесла пьеса «Смерть коммивояжера», поставленная на Бродвее в 1949 году, которая тоже получила Тони, а еще Пулицеровскую премию.
ФБР было наплевать на престижнейшие премии, «Смерть коммивояжера» также объявлена очерняющей американский образ жизни.
Пьесы Миллера на Бродвее с успехом ставил режиссер Элиа Казан, который, когда его вызвали на допрос в «Палату комиссии по антиамериканской деятельности», назвал восемь имен своих коллег, которые так или иначе интересовались русской литературой и русской историей. Все перечисленные были наказаны за антиамериканскую деятельность, а сам Казан подвергнут со стороны коллег настоящему остракизму.
Миллера в списке восьмерых почему-то не было, но он использовал историю с Элиа Казаном для своей новой пьесы «Суровое испытание», в которой пересказал произошедшее, но аллегорически. Аллегории Гувера не обманули, и Миллеру даже запретили выехать в Лондон на премьеру этой пьесы там.
А когда он написал «Вид с моста» о доносительстве на незаконных иммигрантов, началось настоящее преследование. Теперь надежды ставить свои «опасные» пьесы в США Артур Миллер лишился окончательно.
Как бы ФБР ни отнеслось к его браку с Мэрилин Монро, помешать оно не смогло (или не желало, ведь строптивого драматурга проще держать под присмотром с помощью его жены, далекой от левых идей).
У Миллера сложилась ситуация, когда писать то, что желал, он не мог, вернее, мог, но в стол. А писать то, что издавали бы, не хотел. Плодотворной работы в Лондоне не получилось, позже, когда они вернулись в США семьей только формальной, он пытался изложить некоторые тонкости своих отношений с Мэрилин в небольших произведениях, но быстро понял, что теперь успешен лишь в той степени, в какой является отражением своей блестящей супруги. Это Миллера не устраивало и устроить никоим образом не могло, все же он был самодостаточен и без жены.
Они пытались сохранить хотя бы видимость семьи, хотя Америка бы легко простила Блондинке развод с «этим высоколобым умником, почти коммунистом». Америка поддержала любимицу в ее браке с национальным героем – суперспортсменом Джо Ди Маджио, потому что соединились две звезды. Простила развод, не осуждая Джо за то, что тот поколачивал свою красавицу-супругу из ревности (кто бы из мужчин не понял таких порывов?).
Но простить брак с умником левого толка не могла.
И все же они не развелись, продолжая хотя бы работать вместе.
Однако в работе сильней всего сказалась разница интересов, видения мира, оценка происходившего вокруг, разница в их внутренней организации.
Артур Миллер всегда использовал личные впечатления и события своей жизни и жизни знакомых ему людей, чтобы создавать литературные произведения. Для Мэрилин это было неприемлемо совершенно. Она не представляла, как можно вынести на всеобщее обозрение свои мысли и чувства. Вот показать нижнее белье во время съемок – пожалуйста. Но это же не она, это ее героиня…
А рассказать всему миру о том, что глубоко внутри и затаено для самого близкого человека, – увольте.
Мэрилин еще перед венчанием попросила Артура обещать, что тот никогда не станет описывать их отношения и ее поведение наедине, каким бы оно ни было и где бы события ни происходили. Он обещал. И обещание много раз жестоко нарушил.
Речь не о произведениях, опубликованных вскоре после смерти Монро, Миллер взялся писать сценарий для фильма «Неприкаянные», главная героиня которого списана с Мэрилин.
Худшего названия фильма для Мэрилин придумать трудно. Она и без того всю жизнь ощущала себя неприкаянной. Кроме того, Миллер был прекрасным театральным драматургом, блестящим эссеистом, но он не был сценаристом. Саму Мэрилин в фильм заманили возможностью сыграть с Кларком Гейблом, ради этого она была готова терпеть нудный сценарий, тяжелую роль и невыносимые условия съемок в пустыне.
Конец ознакомительного фрагмента.