Тёмные души. Часть первая (Карина Василь)

Глава первая

– Вы же всё понимаете, Джейн. Этот брак – дело решённое. Не нам дано выбирать. Если бы ваш отец не отказался от предложения короля, вы и ваш непутёвый брат купались бы в золоте, – говорила высокая чопорная дама молодой серьёзной девушке, нервно теребившей в руках платок. – Милая, поймите: двадцать семь лет, отсутствие приданого, заурядная внешность и ваш вздорный характер делают вас не слишком привлекательной партией. А долги вашего брата отпугивают от него любую девушку, несмотря на его красоту. Карты и вино – не лучшее времяпровождение для единственного оставшегося из рода Глэдстон. Но ваш дядя смирился с этим. И хоть это его и убило, но поделать он ничего не мог. Так и сошёл в могилу разочарованным. Но замок, Джейн! Это же ваш фамильный замок! В нём ваше поколение жило со времён Вильгельма Завоевателя! Неужели вы допустите, что он перейдёт к каким-то Харрисам и Бриджесам? Да, они родственники, но разве они Глэдстоны? Это какое-то отребье, хоть и с деньгами. И ваш брат не нашёл ничего лучшего, как связаться с какой-то куртизанкой. Хоть она и называет себя маркизой. А её маркизат был получен через спальню королевского бастарда. Даже не сына. Умоляю вас, Джейн, подумайте. Предложение Бертрана де Го – это подарок небес. И что, что он француз? Говорят, он красив, несметно богат, может, не настолько знатен, насколько вы, но…

– Послушайте, тётя, – прервала даму девушка. – С тех пор, как Бертран де Го впервые проявил ко мне интерес, я стала наводить о нём справки. Его род достаточно древен, чтобы заинтересовать любое высокородное семейство. Его подвалы полны сундуков с золотом и драгоценностями, он действительно красив – я видела его портрет, который он прислал мне. Однако… Вы помните его герб?

Чопорная дама поморщилась, когда её прервали, но снова взяла себя в руки.

– Конечно. Он очень необычен. Его не сразу забудешь. Насколько я помню, один из его предков объединил гербы отца и матери: чёрное поле с золотым титироном2 и чёрную амфисбену3на красном. Герб рода де Го теперь состоит из двух этих половин.

– А девиз его рода?

– «Быть над всем». Ну и что?

– По-моему, слишком вызывающе. Это, во-первых. Во-вторых, я слышала, что в его владениях нет ни одного монастыря, ни одной церкви.

– Это преувеличение. Как это – ни одной церкви?

– И это ещё не всё. Я много слышала про его предков, которые и объединили гербы, а особенно о том, как они разорили монастырь, на месте которого построили свой замок.

– Дорогая, шла война. А во время войны нет правых и виноватых.

– Война к тому времени закончилась. К тому же, этот Бертран, носящий имя своего зловещего предка, родился, когда его матери было под пятьдесят. А до этого все её дети умирали. И так было в этом роду с тех пор, как первый Бертран де Го разорил монастырь. Я слышала о проклятии…

– Девочка моя. Не выдумывайте. Какие глупости вы говорите! Ну, не повезло этой даме с младенцами, почему сразу говорить о проклятии? Да, может, как все французы, они несколько вульгарны и бесстыдны, но они всё же имеют понятие о правилах чести. Иначе, Бертран де Го не стал так долго жать ответа то вас.

Она сверкнула глазами и повернулась спиной к девушке.

– И всё же… – Девушка упрямо тряхнула головой. – Крестьяне не хотят служить в его замке. В округе ходят слухи о том, что он колдун, а его сестра – ведьма. Что в своих подвалах он поедает трупы погубленных слуг, а его сестра купается в крови девственниц, чтобы сохранить свою красоту. Даже бродяги, что ходят по городам, шёпотом поминают этот замок и имя его хозяина. Туда никто по доброй воле не ездит. Все боятся вампиров и оборотней, обитающих в тех местах.

– Хватит! – гневно вскричала женщина, резко поворачиваясь к девушке. – Вы слишком много читаете. И читаете всякую гадость. Эдвард Харрис и Том Бриджес как ваши опекуны устроили этот брак. Я приложила все силы, чтобы склонить их к согласию – и вот как вы мне ответили! Да если бы не я, и вы, и ваш братец-дурак были бы на улице, а родовой замок ушёл бы к мешку с деньгами и к надутому индюку

– Я вам благодарна, тётя Элоиза, за всё. Но согласитесь, брак со столь зловещей личностью, как Бертран де Го, не может не пугать меня.

– Глупости! Вы сейчас же начнёте собираться в дорогу. Письмо о вашем приезде я уже отправила.

Дама развернулась и твёрдой походкой вышла из комнаты. Девушка осталась одна.

Она подошла к окну и села, глядя в темноту невидящими глазами. Её мысли были далеко от этого места. Тяжело быть гордой, бедной и некрасивой в свои двадцать семь. Тяжело иметь бедного, но гордого отца, красивого, но глупого брата. Тяжело строить крепость из песка. Все усилия всё равно разбиваются о глупость или гордыню, и всё надо начинать сначала.

Джордж и Джейн Глэдстон – последние представители некогда могучего знатного рода. Рода, в котором каждый его представитель беззаветно был предан королю, жёны все как одна любили только своих мужей, даже слуги отличались редкой преданностью. Да и девиз их: «Нет бога, кроме Христа. Нет хозяина, кроме короля» говорил сам за себя. За эту прямоту и честность и поплатился отец Джейн, когда нынешний король предложил ему свидетельствовать о неверности своей жены: уж очень ему хотелось иметь сына, которого ему не могла дать жена, но обещала любовница. Перед Говардом Глэдстоном тогда стоял выбор – потерять честь или отказать хозяину. Он выбрал второе. Джейн прекрасно понимала выбор короля: репутация отца не давала поводов заподозрить его в двуличии, а шаткое финансовое положение могло существенно улучшиться, если бы отец согласился. Но прямой и гордый Говард Глэдстон так же прямо и гордо отказал королю. Он верил, что его поступок вызовет уважение. Однако король пришёл в ярость. Красота отца, фамильная черта мужской линии Глэдстонов, всегда раздражала короля. Его честность задевала короля, готового ради выгоды прогнуться под обстоятельства или человека или силой подмять их под себя. А тут ещё недвусмысленный отказ, ставивший короля в глупое положение – всё это настолько вывело короля из себя, что Говард Глэдстон был удалён от двора, как выразился король, «по причине пошатнувшегося здоровья». Его лишили всех земель, которые король подарил ему ранее. Лишил бы и этого замка, но королевская власть перед ним отступила. В то время король еще не перекраивал законы к своей выгоде. «Пусть уползёт в свою конуру и издохнет там», – сказал он тогда, когда очередной фаворит капризно потребовал лишить Говарда Глэдстона и этой его части земных благ. Замок действительно был похож на конуру. Его полуразрушенные стены, обвалившиеся проходы, заросшие лестницы – всё говорило о том, что он давно не знал ремонта. Умирая, отец просил сына взяться за ум, а дочь скорее выйти замуж. Совет отца Джордж воспринял своеобразно. Для начала он порвал с азартными играми и увлёкся маркизой Эггерт, бывшей одно время любовницей незаконного сына короля и его служанки. Не нынешнего короля, а его предшественника, Генриха VII, человека с запоминающимся лицом и непростой судьбой. Стареющая красотка как из рога изобилия изливала на нового любовника деньги и драгоценности, которые плавно переходили через карточный стол в карманы других игроков. Ибо, уверовав, что золотой дождь не кончится, а красота его не увянет ещё долго, Джордж вернулся к прежним привычкам. Однако власть фавориток тоже имеет свой конец. Когда маркизе Эггерт дали отставку, она всецело переключилась на Джорджа. Теперь ревность, подкреплённая скупостью, ибо, чем старше становилась маркиза, тем более она страшилась нищеты, доводили Джорджа до белого каления. Игра тоже перестала ему приносить прибыль.

В свою очередь, вокруг Джейн никогда не было толпы поклонников. Она, в отличие от брата, не блистала красотой, но была слишком независима и горда, чтобы быть просто приложением к мужу. Глупые мужчины считали её самонадеянной дурнушкой и закоренелой старой девой. А умные, которых едва можно было сосчитать на пальцах одной руки, держались с ней как друзья или братья. Однако, ни тем, ни другим не приходило в голову, что в неё можно влюбиться.

И вот, как снег на голову – предложение от Бертрана де Го, французского барона, чей род мог считаться столь же древним, как и род Глэдстонов. Джейн, прекрасно осознававшая своё положение, с первых же дней стала наводить справки об этом человеке. Её удивляло и настораживало, почему знатный, богатый и молодой сеньор захотел жениться на знатной, но бедной и некрасивой девушке, при чём не первой молодости. Да ещё не видя её и толком о ней ничего не зная. Да ещё из Англии, когда во Франции полно знатных дам, могущих составить его счастье. Слухи и сплетни ужаснули её. О роде де Го не говорили ничего хорошего. Всё, что узнавала Джейн, мало походило на зависть, поскольку сведения ей доставлялись из разных слоев общества. Как-то через Глэдстон проходил табор. Предполагая, что кочевой табор мог кочевать и во Франции, как он кочевал в Англии, набравшись смелости, Джейн переоделась служанкой, и поздним вечером направилась к шатрам и кострам в поле. При упоминании имени де Го цыганский табор разразился разнокалиберным гомоном. Выкрики и причитания, из которых Джейн не понимала ни слова, прекратились, когда заговорил седой морщинистый цыган. Он строго расспрашивал Джейн, зачем ей нужно знать о де Го. Джейн, войдя в роль служанки, ответила, что её хозяйка выходит замуж за Бертрана де Го. К её удивлению, старик перекрестил её и сказал:

– Когда у вас, христиан, хотят, чтобы бог вам помогал, вас благословляют. Благослови бог и все ваши святые твою хозяйку, ибо худшего зла, чем стать женой демона, нет.

Его слова заинтересовали Джейн. Она стала расспрашивать. И хотя слова старика походили на цыганские сказки, Джейн решила, что зерно истины в них есть. Это подтверждали и другие люди, которых ей довелось расспрашивать.

Бертран де Го, единственный сын барона де Го, умершего не так давно, был красив, как Аполлон, но жесток. С ним в его замке жили две его сестры – Катерина, точная его копия, и Бьянка, которую никто никогда не видел. Катерина слыла колдуньей, как её брат-близнец за то, что они могли возникать ниоткуда и исчезать в никуда. С ними в замке жил их дядя, брат отца, уродливый горбун Гильом ле Муи. Ходили слухи, что в замке прячется маленький сумасшедший старик. Но старый цыган о нём ничего не знал.

Тётя Джейн, Элоиза Каннингэм, урождённая Глэдстон, за спиной девушки наладила переписку с потенциальным женихом, и в один из дней он прислал Джейн свой портрет. Когда она его распаковала, то поразилась богатству отделки рамы и блеску украшений на картине. Казалось, что художник рисовал то, что видел, а не то, что придумал. В прилагаемом письме весьма учтиво было написано о том, что хотя они даже не помолвлены и поэтому посылка портрета женихом невесте против всех правил этикета, но «я могу понять ваши колебания. Страшный грех моего предка и связанные с ним слухи о проклятии вполне могут отвратить от меня ваш взор. Однако я рассчитывал на ваш ум и проницательность, и именно поэтому высылаю вам свой портрет. Чтобы вы увидели, что во мне нет ничего от моего несчастного предка. Что я вовсе не зверь, как обо мне могут говорить».

Читая письмо, Джейн поглядывала на портрет. Ясный взор Бертрана де Го не мог рассеять сомнения в её душе. Выражение «рассчитывал на ваш ум и проницательность» подобало бы произносить, адресуясь мужчине, а не женщине, пусть и зрелой. Всё же это несколько подкупило Джейн. Слова старого цыгана о том, что двадцатишестилетний барон был уже четырежды женат и все его жёны умерли как-то очень быстро, заставляли её сердце сжиматься от тревоги. Её душа не хотела этого брака. Всё её естество протестовало против него. Однако, страх потерять Глэдстон заставил её тётю дать согласие на брак, так толком и не поговорив с самой невестой. И сегодня тётя поставила её перед фактом: Джейн Глэдстон невеста барона Бертрана де Го. В их церкви об этом уже объявили. Теперь Джейн должна уехать, чтобы выйти замуж.

От раздумий Джейн прервал стук в дверь. На пороге стояла её тётя Элоиза с письмом в руке.

Мужайтесь, дорогая, – ровным голосом сказала Элоиза Каннингэм. – Я только что получила письмо от вашего брата.

Джейн встала. Страшное предчувствие пронзило её.

– Что там? – бледнея, спросила она.

Тётя подошла к ней. Её лицо тоже было бледно. Но спокойно.

– Письмо привёз слуга. Читайте. Я передам вам то, что он сказал мне на словах.

Джейн взяла письмо. Нетвёрдой рукой и витиеватым слогом Джордж целую страницу жаловался на превратности судьбы и злых людей в его жизни. Затем, через недомолвки и намёки, пафос и показную жертвенность Джейн поняла, что её брат просто-напросто решил жить за счёт богатых женщин. Дочитав до этого места, Джейн возмущённо вспыхнула. Однако она принудила себя читать дальше. Муж очередной дамы как-то раз вернулся раньше времени с аудиенции у короля. То ли у него настроение было плохое, то ли подагра разыгралась снова, то ли король устроил ему разнос, но на этот раз обманутый муж не стал делать вид, что ничего не видел. Для начала он крепко избил Джорджа ножнами его меча. Заработавший таким образом себе шрам на лице, красавец вызвал его на поединок. «И теперь, – писал Джордж. – Уже завтра я проучу этого выскочку, который посмел поднять руку на дворянина, который не ценит привычек двора. Где это видано: бить любовника жены! Да ещё портить моё красивое лицо! Этого я не смог стерпеть. И не далее, как завтра, мадам будет вдовой».

Видя, что Джейн закончила, Элоиза Каннингэм подошла к ней и взяла её за руки.

– Мужайтесь, дорогая.

– Так мой брат мёртв? – побелевшими губами спросила Джейн.

– Да. Слуга сказал, что ваш брат приказал своему духовнику не отсылать это письмо, чтобы он дописал, как победил на поединке. Но не смог: меч герцога пронзил ему грудь в прорезь лат.

– Герцога?

– Да. Герцог Кавендиш муж той дамы.

– Боже. Один из любимцев короля, – Джейн прикрыла рот руками.

– Да, дорогая. Теперь ты понимаешь, что твой отъезд во Францию должен состояться как можно скорее?

– Но это против всех правил этикета! Я должна буду жить до свадьбы в доме жениха!

– Помолвка объявлена. Да и во Франции, я думаю, поймут. Здесь же я всё возьму на себя.

Джейн опустила голову.

– Тебе, господи, вручаю душу мою, – прошептала она, подняв глаза. – Да не оставь меня в дни тяжких испытаний. И дай сил перенести их.

Элоиза Каннингэм молча перекрестилась.

Глава вторая

Владения барона де Го были обширные. Хорошие дороги, крепкие дома, поля, луга, леса – всё говорило о том, что хозяин богат и не скупится на поддержание своего богатства в надлежащем виде. Однако всё это не развеивало смуту в душе Джейн Глэдстон. В деревнях было мало жителей, а которые попадались, старались быстрее скрыться в своих домах. Сам замок был мрачен, как узилище. И, когда, проехав широкий ров, за Джейн захлопнулись высокие кованые ворота, ей показалось, что она мышь, попавшая в мышеловку. Встречать Джейн и её небольшой эскорт, состоявший из камеристки и крепкого слуги с огромной палицей, вышли немногие слуги с хмурыми лицами. Не глядя на неё и её слуг, они взяли скудный скарб и унесли в замок. Джейн огляделась. Обширный двор, со стороны конюшен и хлева покрытый свежей соломой, а в остальных местах вымощенный крупными камнями, крепкие хозяйственные пристройки, высокие каменные стены самого замка с небольшими оконцами, всё это тяготило Джейн. Зря, зря она сюда приехала. Смутное беспокойство не проходило.

– Мне не по себе, госпожа, – прошептала камеристка. – Мрачно тут как-то. – Джейн кивнула.

Пока она оглядывала свои будущие владения, молодой красивый черноволосый человек разглядывал её. Его любезная улыбка напугала Джейн ещё больше, чем мрачные стены замка. Какую-то непонятную тревогу вызывали ровные белые зубы, правильный изгиб алых губ, что-то смутно неприятное было в красивых чёрных глазах, взгляд которых, казалось, обволакивал невидимой паутиной. Вкрадчивая грация движений хищника настораживала и пугала больше, чем откровенная сила необузданного дикого зверя. Странным было его лицо: младенчески гладкое, безусое и румяное оно казалось слишком женственным для мужчины. Заметив, что он наблюдает за ней, Джейн вспыхнула. В тот же момент Бертран де Го, раскинув руки, сошёл с лестницы к ней навстречу.

– Моя дорогая невеста! – воскликнул он, и, не доходя нескольких шагов, церемонно раскланялся.

Джейн присела в реверансе. Камеристка последовала её примеру. Слуга поклонился, не снимая с плеча палицу.

Подойдя ближе, Бертран де Го медленно прикоснулся губами к руке Джейн, не сводя взгляда с её лица.

– Я вас долго ждал. Надеюсь, вам тут понравится, – проникновенно сказал он.

Джейн вместо ответа склонила голову.

– Пойдемте, дорогая. Я познакомлю вас с будущими родственниками.

– Буду рада встрече, – без эмоций произнесла Джейн.

Слуги барона де Го проводили куда-то в сторону её камеристку и слугу.

– О них позаботятся, – усмехнулся барон на вопросительный взгляд Джейн. Она непроизвольно вздрогнула.

Когда они прошли кованную тяжёлую дверь, Джейн увидела, что они оказались в высоком мрачном зале. Десяток свечей и факелов, освещавших его, не прибавляли радости и уюта. Через узкие оконца едва пробивался дневной свет. В середине стояли маленькие по сравнению с огромным залом и казавшиеся игрушечными фигуры мужчины и женщины. При взгляде на мужчину Джейн едва подавила крик отвращения: верхняя губа его была от самого носа разделена надвое, что делало лицо похожим на морду зайца или кота. Подойдя ближе, Джейн заметила, что не только губа, но и вся верхняя челюсть имела такое уродство. Вдобавок массивное тело и широкую грудь с крупными красными руками венчал большой горб. И всё это было посажено на кривые, казавшиеся при таком теле худые ноги.

– Это мой дядя, Гильом ле Муи. Брат моего умершего отца, – произнёс Бертран.

Джейн поёжилась под откровенно алчным взглядом уродливого человека.

– А это моя кузина, Бьянка ле Муи, дочь дяди Гильома.

Джейн посмотрела на женщину и поразилась тому, насколько не были похожи отец и дочь. Насколько отец был крупен и массивен, настолько дочь была худа и хрупка. Бледное лицо её, оттеняемое чёрным одеянием, было печально. Серые глаза выражали тоску и пустоту. Отвечая на приветствие, Джейн едва слышала её голос.

– А где же ваша сестра? – спросила Джейн, быстро оглядев залу.

– Сестра? – удивлённо поднял брови Бертран де Го.

– Катерина де Го. Я слышала, она очень похожа на вас.

Бертран де Го и Гильом ле Муи обменялись странными взглядами, а Бьянка ле Муи съёжилась как от удара.

– О, моя сестра сейчас на прогулке, – с усмешкой сказал Бертран. – Она всегда перед ужином объезжает окрестности.

Бьянка ещё ниже опустила голову.

– А вам так не терпится её увидеть? – Что-то в тоне Бертрана заставило насторожиться Джейн. Какой-то странный огонёк плясал в глазах её жениха, а на губах гуляла двусмысленная улыбка.

– Я бы хотела её увидеть, – вежливо произнесла она.

Бьянка тихонько вздохнула и еле слышно попросила разрешения уйти. На её слова никто не обратил внимания, и она тихо вышла.

– Дорогая, – произнёс Бертран. – Я распорядился отнести ваши вещи в комнату. Вы устали с дороги. Позвольте, я вас провожу. А замок покажу завтра.

– Вы очень добры, – произнесла Джейн. Она и в самом деле устала и хотела уединения, чтобы собраться с мыслями и подумать. Скоро она станет хозяйкой этого замка. Однако это её совсем не радовало. От природы прямой и честный человек, она не любила тайн. Здесь же тайнами был пронизан самый воздух. Однако никакой романтики Джейн не ощутила. Наоборот, эта неизвестность тяжким грузом ложилась на её душу.

Пока Джейн и Бертран поднимались по широким и мрачным лестницам, хозяин без умолку говорил о Джейн и о своём замке. Слишком утомлённая переживаниями сегодняшнего дня, Джейн слушала его вполуха. Наконец, когда он остановился передохнуть, она его спросила о комнатах сестёр.

– Бьянка живёт в башне, – ответил Бертран. – Там она чувствует себя ближе к богу, – бесконечное презрение на мгновение появилось на его лице. А Катерина… – Он странно посмотрел на Джейн. – Комната Катерины рядом с моей. В другом крыле.

Несмотря на простоту слов, Джейн почувствовала тревогу, природу которой она понять не могла.

Наконец они остановились у ничем не примечательной двери.

– Это ваша комната, мадемуазель Джейн, – сказал Бертран.

Он открыл дверь и ввёл Джейн в комнату. Джейн огляделась. Он некоторое время смотрел на неё странным взглядом, потом вдруг поклонился и повернулся, чтобы уходить.

– Я пришлю вам камеристку, чтобы помочь раздеться, – произнёс он с тем же странным выражением. Затем, снова поклонился и вышел. Джейн, наконец, осталась одна.

Она подбежала к двери и тут заметила, что на ней нет ни замков, ни запоров. Бегло оглядев комнату, она схватила кочергу от камина, в котором, несмотря на лето, жарко пылал огонь, и подперла ею дверь. Только теперь она вздохнула свободнее и внимательнее осмотрела комнату.

Комната была большой и сумрачной. Высокие стены уходили в темноту, но обилие свечей и свет от камина не давали возможности увидеть, где они заканчиваются. Окна были маленькие и узкие, едва пропускавшие дневной свет. Подойдя к ним, Джейн увидела, насколько высоко находится её комната. Ни балконов, ни карнизов, только голая стена вокруг и камни внизу.

Несмотря на тёплое лето, Джейн ощущала ледяной холод, и подошла к камину отогреть руки. Позолота отделки поблёскивала везде, куда падал взор. Богатое убранство комнаты то появлялось, то исчезало в неверном пламени свечей.

Прогревшись, Джейн продолжила осмотр. В комнате она нашла за драпировкой несколько дверей, которые оказались запертыми. Превозмогая отвращение к себе, Джейн посмотрела в каждую скважину. Но ничего, кроме темноты, она не увидела. Наконец, не слишком успокоенная, она села на огромную постель под бархатным пологом. «Под этим покрывалом летом задохнуться недолго, – подумала она. – Уж не от этого ли умерли все жёны Бертрана де Го? Хотя, в замке такой холод, что покрывало только к стати». Распутывая завязки плаща, она продолжала размышлять о замке и его хозяине.

Внезапно её мысли прервал стук в дверь. Джейн подошла и убрала кочергу. После этого она открыла дверь. На пороге стояла женщина, как две капли воды похожая на Бертрана де Го. В первое мгновение Джейн показалось, что она обозналась и это сам Бертран де Го стоит перед ней. Настолько были похожи два лица. Но, увидев нежную шею и в вырезе платья округлую грудь, Джейн вынуждена была признать, что это всё же его сестра.

– Добрый день, дорогая, – произнесла Катерина де Го. Её голос ничем не отличался от голоса брата. Джейн вздрогнула, подивившись этому обстоятельству. – Я, как вы могли догадаться, Катерина де Го. Я только что вернулась с прогулки, и брат мне сказал, что вы уже приехали. Ведь вы – Джейн Глэдстон? Будущая жена моего брата?

Джейн поздоровалась. Рассматривая Катерину, она не могла отделаться от мысли, что видит её брата. Заметив это, женщина, странно улыбаясь, произнесла:

– Мы с братом очень похожи, правда? Если бы мы были сёстрами, нас бы вообще не отличали.

– Да, это правда, – кивнула Джейн. Однако одно отличие она заметила: то, что в брате казалось женственным, в сестре было излишне мужественным. Слишком широкие для женщины плечи, низкий голос, крупные черты красивого лица. Если брат, казалось, был бы красивой женщиной, то сестра выглядела бы обольстительным юношей. За исключением этого маленького обстоятельства Джейн, как ни старалась, не могла найти отличий между братом и сестрой: те же тёмные и густые брови, сросшиеся на переносице, чёрные как агаты глаза, алые губы с правильным изгибом, нос с небольшой горбинкой, придававшей лицу нечто хищное, и роскошные чёрные волосы, полускрытые обилием драгоценностей.

Пройдя в комнату, Катерина заметила в руках Джейн кочергу.

– Дорогая, это лишнее. Наша местность самая безопасная на всём севере Франции. Это вам любой королевский смотритель скажет.

Джейн покраснела.

– Я просто ворошила дрова. Здесь прохладно.

– Вы правы, милочка, – Катерина прикоснулась к руке Джейн, и глаза её странно блеснули. – Боже, вы совсем замёрзли! Здесь, в шкафах полно меховых накидок. Возьмите одну, прошу вас.

Она легко подбежала к массивному шкафу тёмного дерева и достала роскошный меховой плащ.

– Вот, накиньте, – произнесла она, и, не дожидаясь ответа Джейн, сама набросила ей плащ на плечи. Длинные и тонкие пальцы её при этом слегка подрагивали. – Вот, так лучше?

– Да, спасибо, – произнесла Джейн, удивившись внезапно изменившемуся голосу Катерины.

– Ой, что это я? Вы же не переоделись! – вдруг воскликнула она. – Брат не дал вам горничную?

– Он сказал, что пришлёт её.

– И где же эта лентяйка? – с показной суровостью весело спросила Катерина. – Может, я сойду за неё? – Её голос снова изменился.

Стук в дверь избавил Джейн от ответа на этот странный вопрос. На лице Катерины промелькнула гримаса неудовольствия. Вошла бледная девушка с опущенными к полу глазами.

– Барон Бертран прислал меня служить вам, мадемуазель, – еле слышно произнесла она.

– Долго же ты шла, – резко сказала Катерина, и, обернувшись к Джейн, она, обворожительно улыбаясь, произнесла:

– Приятно было с вами познакомиться. Увидимся за ужином, дорогая, – и она направилась к двери.

Когда дверь за Катериной де Го закрылась, Джейн внимательно посмотрела на девушку. Небольшого роста с каштановыми волосами, спрятанными под чепец, хрупкая бледная фигурка девушки походила на привидение в этом мрачном замке.

– Скажи, милочка, – произнесла Джейн, не сводя с неё глаз. – А где моя камеристка? Почему её не прислали ко мне, как говорил ваш хозяин?

Девушка быстро взглянула на Джейн и снова опустила глаза, занятая разбором вещей Джейн.

– О, мадемуазель. Хозяин отвёл ей очень хорошую комнату на половине слуг. Она там обустраивается.

– На половине слуг? – Джейн была возмущена. – Оставь мои вещи, любезная. И передай своему хозяину, что я пока ещё не его жена. А только невеста. И хоть обстоятельства и заставили меня жить в доме жениха до свадьбы, но я всё же хотела соблюсти хоть какие-то приличия. Моя камеристка здесь, как и дома, должна проживать рядом со мной, а не на половине слуг. Иди.

Девушка снова стрельнула глазами по Джейн, сделала книксен и вышла. Джейн же попыталась разобраться, что же промелькнуло в этом быстром взгляде: неодобрение, облегчение, сомнение? Девушка явно что-то знала или чего-то боялась. Жаль, Джейн поддалась порыву и выпроводила её. Сначала надо было её расспросить. Но теперь уже поздно – горничная ушла.

Джейн снова подперла кочергой дверь и снова занялась завязками своего плаща.

Глава третья

От этого захватывающего дела её снова отвлёк на этот раз лёгкий шум за одной из задрапированных дверей. С похолодевшим сердцем Джейн ждала, что будет дальше. Наконец, шум стал немного громче, и в замке скрипнул ключ. Джейн подбежала к камину и выхватила от туда ещё одну кочергу. Дверь медленно отворилась, и из тёмного проёма послышался прерывающийся голос:

– Умоляю, мадемуазель Жанна! Это Бьянка ле Муи. Позвольте, я войду?

Держа кочергу в руках, Джейн подошла к задрапированному проёму, в котором увидела бледное и печальное лицо Бьянки.

– Это вы? – изумлённо спросила она, разглядывая чёрное одеяние гостьи.

– Боюсь, против моего кузена это бессильно, – произнесла Бьянка, указывая на кочергу. – Но в вас я не ошиблась. Вы не глупы, как те четыре глупые курицы.

– Против вашего кузена? – переспросила Джейн, опуская кочергу. – Позвольте, но что вы здесь делаете? И почему вошли именно так?

– Оставьте вопросы, – Бьянка бросилась к Джейн. – Бегите от сюда! Спасайтесь! Сейчас же собирайте свои вещи и уезжайте!

– Простите, – отстраняясь, сказала Джейн. – Но я приехала выйти замуж за вашего кузена.

– Выйти замуж! Ха-ха! – Бьянка воздела руки к небу. Затем, тише добавила: – А что вам известно о четырёх прежних жёнах моего кузена? Что вам известно о замке? О нашем роде? О, я вижу, вы слышали о проклятии. Иначе у вас не было бы такого выражения лица, когда вы вошли в замок.

Джейн удивилась. Она старалась не подавать виду, что и замок, и хозяин ей неприятен. Что до Бьянки, то Джейн не заметила, чтобы та хоть на минуту подняла на неё глаза, когда её кузен их представлял. И всё же она углядела и Джейн, и то, что Джейн хотела скрыть.

– Да, да. Я вижу всё. Поскольку я знаю о грехах нашего рода. Я охотно искупила бы их. Но у меня недостаёт смелости.

– Что вы такое говорите? Вы сумасшедшая! – Джейн понимала, что в словах этой странной женщины есть смысл. Что они перекликаются с предчувствиями её души. Но разум её твердил о замке Глэдстон и богатствах де Го.

– Это вы скоро сойдёте с ума, как Беатриса де Люинь, или повеситесь на собственных волосах, как Клементина Пежо. А ещё у вас есть другой путь: стать игрушкой на каждую ночь для моего кузена и дяди, как Маргарита де Бре и Франсуаза-пастушка.

– О чём вы говорите? – Эти имена Джейн хорошо знала: так звали четырёх умерших жён её нынешнего мужа.

– О его жёнах, милая. О его настоящих жёнах. Вы думали, они мертвы? Нет, дорогая. Они все живы. Кроме его третьей жены, Клементины Пежо. Её дядюшка так хотел поправить своё торговое ремесло браком племянницы, что даже не поинтересовался, от чего это, утонувши в озере, она обрела синюшные полосы на горле? Эта дурочка была ещё невыносимее, чем её предшественницы, истеричные знатные дамы. Правда, Беатриса де Люинь, увидев её висящей на собственных волосах, повредилась рассудком. Ну, это не её вина. Годами не видеть солнечного света, а из людей общаться и весьма тесно с моим кузеном и дядей – любая сойдёт с ума. Правда, Франсуазе-пастушке не привыкать раздвигать ноги, а Маргарите де Бре это, похоже, начинает нравиться.

Джейн слушала этот прерывистый и яростный монолог и не могла понять толком ничего. О жёнах Бертрана де Го она знала то, что знали все. Первый барон Бертран просватал своего двадцатилетнего сына за дочь своих соседей, Беатрису де Люинь, которая после нескольких выкидышей умерла при родах. Второй женой стала Маргарита де Бре, чья свадьба положила конец спорам о границе владений де Го и де Бре. Года через два после свадьбы, катаясь на лошади, она как-то упала и сломала себе шею. Слухи о проклятии, резкие откровения слуг о хозяевах замка сказались и на выборе зятя для дочерей ближайших и не очень соседей де Го. Высший свет кланялся де Го и ле Муи, но больше никто не рисковал связывать с ним родство, несмотря на богатство рода де Го. Тогда, видя, что с высшим светом дел не сладишь, барон де Го-отец нашёл не слишком умного, но оборотистого и богатого купца Пежо, у которого имелась племянница на выданье. На скандал, связанный с подобным мезальянсом, никто в замке не обратил внимания, как и на многие закрытые двери местных родов. Состоялась новая свадьба. Молодая и на этот раз прожила недолго: утонула в озере. Тут уж все сословия объявили бойкот де Го. А барону хотелось при жизни увидеть наследника. Пришлось его сыну выбирать жену чуть ли не из крестьян. Франсуаза-пастушка, девочка лет пятнадцати, как раз ему подошла: особой родни нет, а которая осмеливалась что-то возразить – получила щедрый откуп и быстро уехала из родных мест. Но и здесь молодой не повезло: на вторую зиму её задрали волки вместе с лошадью. И вот теперь Джейн… Её брак устраивал тоже барон-отец, но увидеть венчание не успел. Все жёны, таким образом были мертвы. А кузина её жениха утверждает, что живы, кроме Клементины Пежо. Как это может быть?

Оказалось, Джейн произнесла последнюю фразу вслух.

– А вот так, милая. Нашему проклятому роду нужен наследник. Нам нужно, чтобы род не прерывался, поскольку только тринадцатый потомок принесёт нам Божье прощение. Но об этом задумываюсь я. А мои кузен и дядя думают совсем о другом. При их аппетитах и любви к не совсем светским развлечениям им и четырехсот женщин было бы мало.

– Так вы хотите сказать… – Джейн и сама догадывалась, что могла сказать ей эта бледная и худая женщина, дрожащая то ли от холода, то ли от ненависти.

– После свадьбы Бертран де Го из галантного жениха превращается в чудовище. А чтобы об этом никто не знал, под замком есть очень удобные комнаты. Однако, если есть надежда дождаться наследника, молодая жена меняет апартаменты не скоро. Первой, как вы могли догадаться, переменила их Беатриса де Люинь. Она, подобно матери вашего жениха и моего кузена, никак не могла удержать в своём чреве плод. Мой кузен не его отец, он не стал ждать до шестидесяти лет и, когда случился очередной, восьмой, выкидыш, объявил, что Беатриса умерла при родах вместе с ребёнком. А сам дал волю своей фантазии уже в подземелье. Его отец и мой дядя ему помогли.

– Как? – Джейн даже задохнулась.

– А вы не знали? – Бьянка усмехнулась. – Здесь не принято делить женщин. Вы в этом убедитесь, если не последуете моему совету. Бегите! Бегите сейчас! После свадьбы будет поздно!

Джейн слушала и не могла решить. Всё было слишком ужасно. Даже после того, что уже знала Джейн, рассказ Бьянки походил на бред сумасшедшей.

– Вы мне не верите? – яростно спросила Бьянка, наблюдая за её лицом.

– А как же сестра Бертрана, ваша кузина? Разве она не может продолжить род?

Бьянка на минуту замерла. Потом разразилась громким злым смехом.

– Кузина Катерина! – она резко замолчала. – А что вам о ней известно?

– Я о ней ничего не знаю

– И я тоже, – загадочно произнесла Бьянка. – Пойдёмте, – Она схватила Джейн за руку.

– Куда?

– Вы мне не верите. Но, может, поверите своим глазам? Пойдёмте.

Джейн повиновалась. Ей было страшно. Но хотелось, всё же, раскрыть тайны этого замка прежде, чем бежать из него.

Бьянка, больше не говоря ни слова, потянула Джейн к задрапированной двери. Джейн пошла за ней.

Минуя бесчисленные узкие коридоры и лестницы, они вошли в небольшую комнату. В слабом свете свечей и неверном отблеске камина Джейн разглядела в кресле какое-то существо. Услышав их шаги, оно шевельнулось в кресле и вытянуло голову из недр мрака.

– А, матушка всё ещё хочет спасти чужую душу? – прохрипело существо старческим голосом. Закутавшись в плед, оно закашлялось.

– Кто это? – испуганно спросила Джейн.

Это тоже один из ваших будущих родственников, если вы меня не послушаетесь. Подойдите ближе и познакомьтесь. Жак, это Джейн Глэдстон, невеста Бертрана де Го. Джейн, это Жак ле Муи, мой сын.

– Ваш сын? – Джейн решила, что Бьянка точно не в своём уме: подойдя к креслу, она заметила старчески сморщенную фигуру с седым, наполовину лысым черепом и почти беззубым ртом. Этому старику было никак не меньше пятидесяти лет, тогда как Бьянка, хоть и походила на привидение, как и представленная Джейн горничная, но ей никак больше тридцати нельзя было дать.

– И всё же это мой сын. Он родился вполне нормальным ребёнком. Однако лет с четырёх стал слишком быстро расти, в шесть он выглядел на двенадцать лет, а в десять стал вполне сформировавшимся юношей. В пятнадцать наступила его зрелость. А сейчас ему восемнадцать, и до следующего дня рождения он может не дожить.

– А кто его отец? – содрогаясь от откровенно сладострастного взгляда, спросила Джейн.

– Не знаю. Может, мой дядя, может, кузен. А может, и его отец.

– Что? – Джейн задохнулась.

– Разве я не сказала, что в нашей семье не принято делить женщин? – горько усмехнулась Бьянка. – И этот мой грех я тоже должна искупить.

– Прекрати нести чушь, матушка, – прохрипел из своего кресла Жак ле Муи. – Лучше скажи, когда моя очередь? Я изголодался без твоего тепла!

Джейн не верила своим глазам: старческий взгляд переместился с неё на Бьянку, и похабная улыбка появилась на узких морщинистых губах.

– Забудь об этом сегодня, Жак, – брезгливо сказала Бьянка. – Если нужна жертва, то в подвале ещё три. Выбирай.

– Ты самая лучшая, – прохрипел Жак и снова закашлялся.

– Пойдемте, Джейн. Здесь вы всё видели.

Джейн, перекрестившись, последовала за Бьянкой, шепча молитвы.

Едва спустившись на несколько пролётов, Бьянка резко остановилась и прислушалась.

– Сюда кто-то идёт. Боюсь, сегодня вы не увидите своих предшественниц. Не знаю, кто это, но или дядюшка, или кузен уже туда спустились. А, может, они оба.

– Тогда я тем более хочу это увидеть. Чтобы убедиться.

– Ничего не выйдет. Когда они уходят, весь этаж караулят их немые слуги. Без души и сердца. Вы и шага не сделаете, как очнётесь на том свете. И даже не поймёте этого. От чего, как вы думаете, об этих забавах ничего не известно? От чего жёны вашего жениха считаются всё ещё умершими? Иезуитам с их тайными шпионскими играми надо ещё учиться у этих…

– Тогда что же делать?

– Тогда пойдёмте ко мне. Я покажу вам еще кое-что.

Они поднялись наверх. Через несколько потайных лестниц и переходов они дошли до одинокой железной двери в донжоне.

– Это моя комната, – просто сказала Бьянка. – Входите.

Джейн вошла в небольшую комнату с невысоким потолком и узкими оконцами. Свет свечей и факелов трепетал на сквозняке.

Бьянка прошла к массивному столу из потемневшего дуба, на котором были разбросаны книги и бумаги.

– Проходите. Я не собираюсь вас убивать, – грустно произнесла Бьянка, глядя на замершую на пороге комнаты Джейн.

Бьянка подошла к камину. Джейн обошла комнату, разглядывая аскетическое убранство. Распятия, библии, молитвенники, чётки, жития святых и просто религиозные книги были разбросаны повсюду. В одном углу Джейн заметила массивную шкатулку, отделанную золотом. Бьянка подошла к ней.

– Вы правы. Это именно то, с чего всё началось, – Бьянка взяла шкатулку в руки, сняла с себя цепочку с небольшим позолоченным ключиком. Открыв шкатулку, она пододвинула её к Джейн. – Возьмите.

В шкатулке Джейн увидела пожелтевший пергамент и странную конструкцию из двух дощечек, перевязанных между собой полуистлевшей верёвкой.

– Что это? – спросила Джейн, беря в руки хрупкую конструкцию.

– Это карандаш Жильбера Орси, настоятеля монастыря Святого Карла.

– Кто это?

– Это настоятель монастыря, которого мои предки распяли в этом месте. За это перед смертью он их проклял. А теперь прочитайте эту рукопись.

Джейн взяла хрупкий пергамент в руки. Аккуратно развернув его, она увидела серые едва видные буквы

– Я расшифровала то, что здесь написано. Мне потребовалось много времени. Однако это не чернила, потому что не выцвели. Только поблекли.

– Что это? И где вы это нашли?

– Когда мои проклятые предки перестраивали из монастыря замок, они разобрали всё здание. Радом с камином была потайная комната. Кроме драгоценностей и книг там было это. Прочтите, что я смогла разобрать.

Джейн взяла их бледных рук Бьянки лист бумаги, испещрённый неровным почерком. «Как ныне рождается солнечный свет…» начала читать она. По мере чтения лицо её бледнело. Дочитав до конца, Джейн устало опустилась в кресло, заботливо пододвинутое Бьянкой.

– И это всё правда? – шёпотом спросила она. – А другим невестам вы это показывали?

– Да, Жанна. Каждой. Не каждая видела моего сына, пока была невестой, но каждая познакомилась с ним позже. Чтобы довершить картину, давайте попробуем спуститься вниз. Возможно, там всё уже закончилось. Вы сами увидите, что всё, мной сказанное, правда. Мы и так теряем много времени. Скоро совсем стемнеет.

– Вы хотите проводить меня к остальным? В подвалы?

– Да, чтобы вы убедились. Только не надолго вернёмся в вашу комнату. Вас должна ждать ваша камеристка, чтобы приготовить и одеть к ужину.

– И правда. Я просила вернуть Мэри. Моё отсутствие…

– -Ваше молчание в комнате Бертран поймёт правильно. Он в курсе потайных ходов в этом замке. Вам надо запереть горничную в комнате, чтобы она собрала вещи. Как только мы вернёмся, я выведу вас из замка.

– Хорошо.

Женщины двинулись в обратный путь. Пройдя через комнату Жана, Джейн не увидела юношу-старика. Стараясь изгнать из памяти его образ, она поспешила за быстро удалявшейся Бьянкой.

Войдя в свою комнату, Джейн подбежала к двери, которую подпирала кочерга. Распахнув её, она увидела белое лицо камеристки.

– Госпожа! Почему вы не отвечали? Я уже полчаса пытаюсь до вас достучаться! – взволнованным шёпотом вопрошала девушка.

Джейн пропустила её в комнату. Бьянки уже не было видно.

– Я прилегла и задремала, Мэри. И не услышала твоего стука.

– О госпожа! Неужели вы могли заснуть здесь? Это какой-то склеп! Когда меня привели на половину слуг и сказали, что я и Роберт будем находиться здесь, а у вас будет другая камеристка, я чуть не умерла! – Она машинально стала собирать вещи Джейн, не дожидаясь приказа.

– Почему?

– Все слуги в этом замке как неживые. Ни поговорить не с кем, ни пошутить. Роберта ещё сразу куда-то увели. Я осталась с ними одна. Пыталась разговаривать, но они только смотрят в пол и что-то бормочут под нос. Когда вернулась Жийона и сказала, что барон согласился с вашим желанием, чтобы я была с вами, я хотела её расцеловать. Но она так странно на меня посмотрела…

– Она сказала что-нибудь?

– Только то, что это не надолго. Потом поднялся переполох.

– Что случилось?

– Как сказал слуга того уродливого господина, сбежала сумасшедшая кузина барона. Она весь день была тихая, поэтому её и представили вам. Барон, добрая душа, не хотел, чтобы кто-нибудь узнал, что дочь его дяди не в своём уме, и поэтому поселил её в башне. Если мне позволено высказать своё мнение, то я бы не сказала, что барон добр. Скорее, внушает дрожь…

– А сестру барона ты видела? – прервала Джейн размышления камеристки.

– Да, госпожа. Она очень странная.

– Чем же?

– Она так смотрит на служанок, что меня дрожь пробирает.

– В самом деле, – Джейн тоже это заметила. – И что же она сказала о своей кузине?

– Что в детстве у кузины была слишком впечатлительная нянька, которая задурила ей голову ужасами и религиозным фанатизмом. А, повзрослев, мисс Бьянка и вовсе решила, что все те выдумки правда. И теперь ударилась в религию. Но пусть уж религия, чем буйное помешательство.

Джейн следила за быстрыми и точными движениями камеристки.

– Мэри, а что ты делаешь? – наконец спросила она.

Мэри опустила глаза и нервно рассмеялась.

– Простите, госпожа. Очевидно, я так хочу уехать из этого места, что и решила, что и вы тоже.

– Мы уедем. Позже. Когда все в замке уснут.

– Ночью? – ужаснулась Мэри.

– У нас будет проводник, – тихо сказала Джейн, наклонив голову к голове Мэри. Она показала ей глазами на дверь и стены. Мэри понятливо кивнула.

– Собственно, мисс, – другим тоном сказала Мэри. – Хозяин прислал меня помочь вам одеться перед ужином.

– Да, Мэри. Подай мне платье.

Через некоторое время переодетая и освежённая Джейн оглядывала себя в зеркале. На настойчивый стук в дверь они с Мэри переглянулись.

– Войдите, – сказала Джейн, беря Мэри за руку.

В дверях показался бледный слуга в ливрее с опущенными к полу глазами.

– Если мадемуазель готова, мне даны распоряжения проводить вас в трапезную. Ваша служанка должна будет вам прислуживать.

Джейн немного удивилась подобным обычаям, но всё же была рада. Оставаться одной среди членов этой зловещей семьи, где отец спит с дочерью, а у хозяина замка гарем в подвале, Джейн было страшно.

Войдя в просторную залу, мрачную, как и все покои в этом замке, Джейн заметила, что ни Жана ле Муи, ни Катерины де Го не было. Барон Бертран, сидя во главе роскошного стола, указал ей место напротив себя.

– Катерина переодевается, – пояснил он с улыбкой, вогнавшей Джейн в дрожь. – Но не тревожьтесь. Она сказала, что вы успели познакомиться.

– Да, сэр. Я видела мисс Катерину. Она была очень добра, навестив меня, – произнесла Джейн.

Она заметила хрупкую фигурку Бьянки по левую руку от её кузена, и поразилась. Сейчас Бьянка была такой же, когда их представили: тихой, замкнутой, с глазами, опущенными в тарелку. Словно с Джейн говорила недавно другая женщина. Со своей стороны барон Бертран не производил впечатления человека, обеспокоенного чем-либо, что было весьма странно. Поскольку, по словам Мэри, самовольные перемещения Бьянки вызвали в замке переполох.

Ужин был обилен, разнообразен и вкусен. Джейн чувствовала себя расслабленной и умиротворённой. Глядя на лица будущих родственников, ей начало казаться, что все её страхи надуманны, а россказни Бьянки – не более чем сон после утомительной дороги. Она позволила увести себя в свою комнату и даже не обратила внимания, что Мэри ещё в середине ужина куда-то делась, а её саму заперли в комнате. В комнате, где не было замков изнутри и полно потайных ходов.

Предоставленная самой себе, она как-то слишком быстро погрузилась в сон.

Глава четвёртая

Утром ей прислуживала отринутая накануне Жийона. На вопрос, куда подевалась Мэри, та ответила, что во время ужина камеристке стало плохо от непривычной еды, и она теперь под присмотром лекаря. Страхи Джейн снова ожили. Она даже удивилась: что такое случилось с ней вечером? Ведь она должна была уехать от сюда ещё вчера. Но тут её размышления прервал слуга в ливрее с приглашением позавтракать.

Джейн, как и вчера, спустилась в трапезную. По дороге она пыталась вспомнить, как же она вчера покинула её? Спиртное не должно было лишить её памяти, поскольку, помня о ночном бегстве, она не злоупотребляла поистине восхитительными дарами барона и больше пила воду, чем вино.

В трапезной её встретили Катерина де Го и Гильом ле Муи. Барона и его кузины за столом не было.

– Кузина Бьянка сегодня завтракает у себя. Ей нездоровится, – сказала Катерина в ответ на невысказанный вопрос Джейн. – А у брата так много дел, что он тоже позавтракает у себя, – При слове «брат» по губам Гильома ле Муи пробежала странная улыбка. – Ведь свадьба будет сегодня?

– Свадьба? – Джейн совсем забыла, зачем она здесь. – О, боже! Я совсем забыла! – Джейн отложила вилку.

Её непосредственность развеселила Катерину.

– Нет, это я забыла. Свадьба завтра. А сегодня мы ждём свадебное платье, – глаза Катерины лучились весельем.

Джейн снова почувствовала себя спокойной и расслабленной. «Почему я решила, что здесь всё ужасно? – лениво подумала она. – Я просто устала вчера с дороги и уснула. А то, что замок построен так неудачно и навеяло на меня всякие ужасы». Джейн почувствовала, что хочет спать.

– Простите, я, похоже, не отдохнула ещё с дороги, – она поднялась из-за стола и медленно пошла к себе.

Когда дверь за ней закрылась, Гильом ле Муи обратился к Катерине:

– Долго ещё будет длиться этот маскарад? С прошлыми…

– С прошлыми всё было по-другому, – прервала его Катерина. – Одним были нужны деньги, другим имя, а третьим…

– Красота твоего братца, – закончил Гильом ле Муи и захохотал.

– Ну, и это тоже, – улыбнулась Катерина, приглаживая волосы и оправляя складки на платье. – Но ты же слышал, свадьба будет завтра. Наше счастье, что она бедна и в Англии началась религиозная смута. Если бы её братец не оказал нам услугу и не помер на поединке, мы бы до сих пор искали новую невесту.

– Ну да. Старые мне что-то поднадоели.

– Экий вы, дядя. Женщин много на свете, а вот подвал их всех может не выдержать.

– Люди смертны. А если им помочь, то место свободное всегда будет. – Он снова захохотал.

– Уймись, дядя, – резко произнесла Катерина. – Твоя дочь вчера говорила с ней, и даже водила к себе.

– И что? Боишься, что наша травка не сработает? Нет, Бьянку я запер. И запер надёжно. Теперь главное, чтобы наша невеста по-прежнему составляла компанию нам за столом.

– Почему?

– Ну, во-первых, у неё меньше подозрений, что её хотят опоить, – Гильом ле Муи хищно осклабился. – А во-вторых, так я точно вижу, что травка прошла по назначению.

Катерина рассмеялась.

– Выдумщик вы, дядюшка.

– Ну, у меня не все мозги между ног, как у тебя, племянница, – Произнеся последнее слово, Гильом ле Муи снова странно оскалился. Он похлопал своей волосатой лапой нежную ручку Катерины и в глазах его зажёгся плотоядный огонёк.

– Наша невеста у себя, – вдруг охрипшим голосом сказал он. – Её служанка в подвале с Жаном, а её слуга…

– С нашими слугами, – закончила Катерина.

– Да. Может, и нам?..

– Может быть, – Катерина прикрыла глаза и встала из-за стола. – Мне что-то жарко сегодня.

Гильом ле Муи сорвался со своего места и разметал посуду на столе. Мгновение, и Катерина лежала под ним. Не утруждая себя раздеванием, Гильом ле Муи одним рывком разорвал прочный корсет. Вслед за ним на пол полетели тяжёлая юбка и кринолин.

– Фи, дядя, моё платье, – томно проворковала Катерина.

Гильом ле Муи рывком потянул её и поставил на четвереньки.

– За это, милая, – прорычал он, всаживая свой твёрдый чёрный член в зад племянницы. – Ты получишь не один десяток платьев.

Катерина томно изогнулась и сладострастно застонала. Сейчас, с разметавшимися волосами, в разорванной одежде, из которой вывалилась белая полная грудь, и с безумным вожделением во взгляде она менее всего походила на женщину. Скорее, на самку, которую покрывает удачливый самец. В последнем рывке дядюшки она издала крик, походивший на рык животного. Удовлетворённый и ослабевший дядюшка опёрся о её спину и нехотя слез со стола.

– А как же я? – капризно произнесла Катерина, усаживаясь на столе.

– Служанка нашей невесты еще никем не опробована, – произнёс Гильом ле Муи, завязывая штаны. – Она ждёт тебя. Только переоденься. В этом чёртовом замке чёртовы сквозняки.

Катерина легко спрыгнула со стола.

– Она в подвале?

– Да, в отдельной комнате, – усмехнулся Гильом ле Муи. – Прикованная к стене и уже раздета, – со значением добавил он.

Глаза Катерины сверкнули, и она опрометью бросилась из комнаты.

– Де Го, де Го, – пробормотал Гильом ле Муи, подбирая остатки корсажа, кринолина и белья. – Всё так же необузданны и сластолюбивы. Когда-нибудь Святая инквизиция доберётся до вас.

Наконец, он крикнул слуг. Вошли двое бледных молодых мужчин с глазами, опущенными к полу. Одному Гильом ле Муи указал на разбросанную посуду, другому вручил остатки одеяния Катерины. Затем, не говоря ни слова, вышел, громко хлопнув дверью.

Когда дверь закрылась, один из слуг хотел что-то сказать. Однако, второй, поднеся палец к губам, зыркнул на дверь. Первый кивнул, и со вздохом вышел, неся бывшее одеяние Катерины. Оставшийся слуга перекрестился и прошептал молитву.

Глава пятая

C трудом разлепляя веки, Джейн с удивлением заметила на столике у своей кровати стакан с водой и бисквит. Есть она не слишком хотела, но жажда была сильной. «Боже, что я такого съела за завтраком? – вопрошала она себя, ощупывая голову. Голова была как большой чугунный котёл: пустой и тяжёлой. – Что я здесь делаю? Я же ещё вчера должна была сбежать от сюда. Куда подевалась Мэри? Может, её опоили тем же, чем и меня, и она просто не может встать? Боже, как хочется пить!». Несмотря на жажду, Джейн боролась с собой, как могла. Хотя ела и пила она только за общим столом, однако не сомневалась, что её непонятный сон после завтрака как-то связан с подаваемыми на нём блюдами. Джейн отвлекала себя, но взгляд её упорно возвращался к стакану с водой. Наконец, не совладав с собой, она бросилась к нему, как голодный волк на овцу. Утолив жажду, она с удивлением ощутила, что тревоги её куда-то ушли, а свет от свечей и камина в комнате стал ярче. «Возможно, Бьянка и в самом деле не в своём уме, – лениво подумала она. – А брат и сестра несколько странноваты. Однако после свадьбы замок Глэдстон будет приведён в надлежащий вид. Бертран де Го позаботится об этом. А что до его жён, то про Жиля де Ре4, пресловутого Синего Бороду, и не такие слухи ходили. Насколько я помню, из них половина была выдумкой. Просто, людям скучно жить обычной жизнью, вот и выдумывают чушь. А уж если человек чуточку не такой, как все, то сплетники только рады почесать языки и запугать соседей. Да, внешность Гильома ле Муи уродлива, а Бертрану де Го не везло с жёнами. Но это не повод называть их семью проклятой. У Бьянки от религиозного фанатизма и воздержания всё в голове перемешалось. Разве может старый карлик быть её сыном? Это просто сумасшедший старик, которого приютили богатые родственники из жалости. Сын! Надо же! Какой бред!».

Джейн удивлялась сама себе. В редкие проблески сознания вторгалась мысль, что с ней самой что-то не так в этом замке. Но тут на неё накатывала успокаивающая волна, и она переставала тревожиться.

Весь день она провела в библиотеке, читая «Роман о розе». Когда она брала в руки книгу, её пронзила мысль – это не Вергилий, не Данте, которых она любила, как близких родственников. А любовно-сентиментальный рыцарский роман, которые она не читала уже с детства. Но за этой мыслью наплыла другая: ну и что, что не читала с детства? Голова, как и тело, должна отдыхать. А серьёзные вещи её очень утомляют. И вот «Роман о розе» лежал перед ней, а рядом ещё несколько книг на подобную тему. Читая их, Джейн смахивала невольные слёзы. Иногда она ловила себя на мысли, что по подобным пустякам она давно не плакала. «Это всё свадьба да мрачный замок. Вот мои нервы и не выдерживают, – отвлёкшись от книги, подумала она. – И кто сказал, что я должна быть каменным изваянием? Бог дал человеку способность плакать и смеяться не для того, чтобы он эти способности покрыл пылью. Тогда это было бы кощунством и неуважением к дарам Отца небесного».

Перевернув ещё несколько страниц, Джейн захлопнула книгу и взяла другую. Это был сборник баллад о прекрасной даме. Раскрыв его наугад, что ей тоже было не свойственно, поскольку она любила читать книги с начала и до конца, Джейн почти сразу залилась слезами.

– Странно действует наша трава на твою невесту, – сказал Гильом ле Муи, наблюдая за Джейн через прорезь в гобелене, тихо подошедшему Бертрану. – Того и гляди глаза покраснеют.

– И что? Боишься, что её примут за вампира? Ей же хуже. Наша тётушка Клод пила чужую кровь, пока не получила вилы в сердце. И тот кузнец поступил правильно: нечего в полнолуние по деревням шляться и пугать крестьян. Мало ей было тех трёх девственниц, что она получала каждый месяц вместе со свиньями и коровами?

Гильом ле Муи нахмурился.

– Не хмурься, дядюшка, – усмехнулся за его спиной Бертран. – Я знаю, что вы её любили. Ведь и я её любил, – со значением добавил он.

Гильом ле Муи дёрнул уродливым плечом и повернулся к Бертрану.

– Белошвейка уже здесь?

– Представьте себе, дядюшка, – Бертран скрестил руки не груди и опёрся плечом о каменную стену. – Эта нахалка имела наглость заявить, что она боится.

– Чего? Меня или вас? А, может, невесту?

– Нет, боится приезжать в замок.

– Дьявол. Так вези её, – он ткнул в гобелен. – к ней. Эта Жавота мне стала надоедать своими капризами.

– Её зовут Жовета. И она бывает сговорчивой, – Бертран прикрыл глаза и похотливо улыбнулся.

– Чёртов ублюдок! Когда ты остановишься? – вскричал Гильом ле Муи.

– Осторожней, дядюшка, – прищурившись, холодно сказал Бертран. – Как бы вам не проснуться без головы.

Гильом ле Муи хмуро взглянул на его хищный оскал и сказал тише:

– Как ты не понимаешь. Если всё это дойдёт до папы Павла, он нас не отлучит от церкви, как короля Генриха, он просто пришлёт иезуитов к нам, а те с помощью инквизиции отправят нас на костёр.

– До Павла Третьего далеко…

– Не дальше, чем до него было Генриху Восьмому. Несмотря на то, что религия Лютера5 собирает толпы народа, его сожгли на костре. А он был не простой монах – богослов с последователями. Филипп Четвёртый не пожалел не только Жака де Моле, но и всего ордена. А среди тамплиеров были очень знатные фамилии. Жиля де Ре, славного маршала Столетней войны, соратника Жанны д’Арк, правда, предавшего её, но это другая история. Так вот, его, этого прекрасного вояку вынудили сознаться в том, чем мы с тобой занимаемся, почти не скрываясь. И знаешь, чем закончилось дело? Его заживо сожгли на костре.

– Чего ты всё каркаешь, дядюшка, – Бертран лениво потянулся. – Если верить легенде, то только тринадцатому потомку не поздоровится. А мы еще только в начале списка, в первой десятке.

– В пятёрке или в десятке, мне наплевать. В легенды я не верю. Я хочу жить, как живу сейчас. Не опасаясь, что какой-нибудь монах в клобуке или крестьянин с топором разнесут мою жизнь и мой замок в пыль.

– Мой замок, – холодно сказал Бертран. – Не забывайся, дядюшка.

– Хорошо, – досадливо поморщился Гильом ле Муи. – Твой, мой – какая разница? Ведь мы родственники.

– Более чем, – хохотнул Бертран. – Хорошую шутку выдумала наша бабушка, чтобы помешать провидению посчитать поколения.

– Да, наша бабушка, Катерина де Го, была та ещё штучка, – На хмуром лице Гильома ле Муи мелькнуло что-то похожее на лукавую улыбку. – Несмотря на эти уродливые наросты, которые выскакивали на ней как грибы после дождя, она была резвой старушкой. Как она хлестала слуг, прежде чем заняться с ними любовью! Пол был весь красен от крови.

– Представь, дядюшка, одному это нравилось.

– Я помню, как еле дышащий, он ползал у её ног и просил, чтобы она его снова выпорола.

– А она поставила ему на член свою огромную ногу и заявила: сегодня от тебя не будет никакого толку. А потом как следует, надавила на него, так, что у бедняги пошли конвульсии по всему телу. Тогда же он и скончался.

– Откуда ты всё это знаешь?

– Да я сидел в первых рядах. В тот день бабушка и лишила меня невинности.

– Да? А я думал, это я…

– Нет, дядюшка. С вами было позже. Но какой же бабушка была искусницей!

– В деревне говорили, что она летает на шабаш каждую пятницу.

– Зачем? У нас здесь не хуже местечко, – ухмыльнулся Бертран, и они оба захохотали.

– Так что с этой Жоветой? – спросил Гильом ле Муи, снова приникая к дырочке в гобелене.

– А ничего. У нас найдутся девки, которые выгладят и вычистят платье. В конце концов, сойдёт любое. Не откладывать же из-за него свадьбу.

Гильом ле Муи хмуро взглянул на племянника и отошёл от дырочки. Бертран занял его место.

Некоторое время дядя наблюдал за племянником, затем тихо ушёл по каменному коридору. Бертран оглянулся на него, губы его скривились в ухмылке, и он снова приник к дырочке.

Глава шестая

Когда пробил гонг к обеду, Джейн удивилась. Времени прошло всего ничего. Потянувшись, она ощутила в теле какую-то радостную легкость. Казалось, мгновение, и она оторвётся от земли и воспарит над полом. Оглядевшись по сторонам, Джейн закружилась по комнате, раскинув руки. Завтра, уже завтра она будет замужем. С завтрашнего дня она попросит Бертрана слегка переделать его замок. Уж очень он мрачен. А заодно отправить его кузину в монастырь, чтобы своими речами она не дурила ей голову. Если ей хочется кого-то пугать, пусть это будут монашки в каком-нибудь дальнем монастыре.

Джейн резко остановилась. Её вдруг одолел внезапный приступ голода. Оставив разбросанными книги на столе и креслах, что опять-таки было ей не свойственно, она поспешила в трапезную. На этот раз с Гильомом ле Муи сидел его племянник. При виде его Джейн почему-то стало радостно. Она не замечала, что ела и что пила, поскольку не сводила глаз с красивого лица Бертрана. Голод тоже давал о себе знать. Она съела бы и сырую крысу, если бы её подали к столу.

По окончании обеда она была опустошена. На душе почему-то стало тоскливо. Вспомнился замок Глэдстон с его замшелыми стенами, обветшавшей крышей и мокрыми подвалами. Детство всегда кажется, более счастливой порой. И хоть Джейн с братом не особо любили друг друга по причине разных характеров, но он был единственным близким человеком, не считая отца, вечно занятого своими проблемами и мыслями о сохранении фамильной чести.

Возвратившись в свою комнату, Джейн снова нашла на своём столике стакан с водой и бисквит. Оглядев это беглым взглядом, она решила написать письмо своей тётке, Элоизе Каннингэм. Письмо получилось длинным и сумбурным. В нём перемешались радость от выгод замужества и печаль о прошедших годах, слова старого цыгана, сказанные ей ещё в Англии, и похожие на бред воспалённого воображения выдумки Бьянки. Попутно Джейн со всеми подробностями описала внешность Гильома ле Муи, а так же забавное нежелание Бертрана и Катерины де Го встречаться. Уже заканчивая письмо, она вспомнила, что её камеристка Мэри куда-то подевалась, а Роберта она не видела с тех пор, как вошла в замок.

Она не успела как следует додумать свою мысль, как к ней постучали. На приглашение Джейн вошла Жийона. Она уже не смотрела в пол всё время, а искоса, когда думала, что её не видят, бросала любопытные на Джейн.

– Что случилось? – спросила Джейн. Она мучительно думала, что же хотела спросить у этой девушки. Но голова почему-то отказывалась работать.

– Пока ничего, но случится, если вы не предоставите платье для венчания, – смело сказала Жийона.

«Что за дерзость!» – возмутилась про себя Джейн. Однако ленивая истома пригасила её недовольство. Да и слово «венчание» заставило её мысли свернуть в другую сторону.

– Ах, платье. Позовите Мэри. Она всё вам объяснит.

– Она мне всё объяснила, – Жийона снова опустила глаза в пол. – Вы позволите его взять?

– Да, конечно, – равнодушно сказала Джейн. Она поворошила угли в камине, и, пока Жийона копалась в её шкафу, стала рассматривать те немногие драгоценности, что у неё были.

Жийона довольно быстро нашла кремовое платье со шлейфом, а так же всё, что к нему прилагалось, и, сделав книксен, направилась к двери.

– Почему брат и сестра де Го никогда не встречаются? – внезапно спросила Джейн. – Они в ссоре?

Жийона остановилась.

– Брат и сестра де Го? – удивлённо спросила она.

– Да, Бертран и Катерина. Они оба будут на моей свадьбе?

– Ну, уж жених-то точно будет, – хихикнула Жийона. – А до его сестры… не торопитесь с ней знакомиться. Она вам не слишком понравится. Хотя, кто знает… – со значением добавила она и, пока Джейн осмысливала услышанное, быстро вышла. Джейн озадаченно смотрела на закрытую дверь.

Остаток дня не оставил в памяти Джейн ощутимых следов. После того, как платье привели в порядок и облачили в него Джейн, начались хлопоты по устранению мелких недостатков. Это платье, сшитое ещё во времена, когда Глэдстоны могли себе позволить побаловать друг друга, слегка вышло из моды. Поэтому потребовалась вся фантазия горничных, которые, не являясь белошвейками и портнихами, всё же умели держать в руках иголку с ниткой. Парижские и лондонские дамы, несомненно, высмеяли бы Джейн и прекратили всякое общение с этой бедной деревенщиной. Однако на свадьбе не ожидалось даже ближайших соседей. Поэтому Джейн нечего было опасаться позора и унижения. Единственно, что её беспокоило, было отношение Катерины. Однако когда после ужина та зашла в комнату Джейн, то выказала большую радость её видом. Катерина ходила кругами вокруг Джейн, поправляя то одну складку, то другую, восторженно болтая всякий вздор. Глаза её при этом лихорадочно горели, а лицо покрывали красные пятна.

– Как жаль, что я не могу быть на самом венчании! – вскричала она, всплеснув руками. – Но хоть сейчас я на вас налюбуюсь.

– Но почему? – спросила Джейн. Расслабленное настроение после ужина сменилось мрачной тоской.

– Дела, знаете ли, – вздохнула Катерина. – Я должна была уехать ещё несколько дней назад. Королева просила прибыть ко двору. Ведь я её фрейлина. А король и двор собираются куда-то там с визитом. И я должна её сопровождать. Но вы не беспокойтесь. Мы скоро увидимся, – лукаво добавила она. – В день венчания я буду с вами.

«Интересно, как она собирается быть со мной на венчании, когда только что сказала, что уезжает? – мрачно подумала Джейн. – Если только мысленно. И почему у неё так странно сверкают глаза?»

– Кто поведёт меня к алтарю? – вслух спросила она.

– Мой дядя.

Джейн вздрогнула.

– Ну, не надо, милочка, – Катерина похлопала Джейн по руке. – Вы же не за него замуж выходите. А сделать несколько шагов – это не страшно.

Странное распутно-мечтательное выражение гуляло по лицу Катерины. Джейн мрачно наблюдала за ней. Она уже устала от странностей этого замка и перестала пытаться анализировать то, что замечала. Она хотела одного – чтобы всё скорее закончилось, и она могла бы уехать в Глэдстон. Там всё своё родное, ясное и понятное.

Наконец, множество раз заверив в своей любви, Катерина вышла. Тут же появилась Жийона и помогла Джейн снять платье. Аккуратно сложив, не говоря ни слова, она его унесла. Джейн осталась одна. Мрачная отрешённость сменилась тревожной дрожью. Суставы Джейн ломило как при простуде, жажда драла горло, а непонятное возбуждение не давало усидеть на месте. Несмотря на поздний час, Джейн спустилась в библиотеку. Отвыкшая от наличия большого количества слуг, она ещё не привыкла, что в этом замке она попадаются на каждом шагу, и книгу ей могла принести та же Жийона, стоило только её позвать.

Спускаясь со свечой по тёмным лестницам и заворачивая в разные коридоры, она, наконец, толкнула какую-то дверь, как ей показалось, в библиотеку. Но, плутая по замку, она заблудилась и оказалась в какой-то тёмной комнате с широким окном. «Наверное, когда Бьянка хотела помочь мне бежать, она имела в виду эту комнату, – подумала Джейн. – Интересно, что там». Она подошла к окну и, придерживая пламя от ветра, выглянула в темноту. От увиденного свеча выпала из её руки, а сама она не закричала только потому, что от ужаса у неё перехватило горло. В темноте за окном белели тела, насаженные на высокие колья. Некоторые уже начали разлагаться, и представляли собой бесформенную массу на костях, другие были недавно умершими. Ближайший кол был увенчан недавним слугой Джейн, приехавшим с ней в этот жуткий замок. Лицо Роберта было повёрнуто к ней, и только поэтому она смогла узнать его. Наполовину сожжённые волосы, почерневшие руки и обрубки вместо ног, распоротый живот с цепочкой внутренностей представляли такое жуткое зрелище, что Джейн не могла поверить своим глазам. Она смотрела и смотрела в лицо своего верного слуги, пока, наконец, не поняла, что это правда. Она отошла от окна, ощупью придерживаясь за каменную стену. Ноги её подкосились, и она рухнула без чувств на холодный каменный пол.

– Я хочу, чтобы завтра она была в своём уме, – капризно сказал Бертран де Го, выходя из стены, скрывавшей потайной ход.

– Это может быть опасным, – возразил Гильом ле Муи.

– А мы ей дадим другую травку, чтобы она не могла капризничать. Это даже интересней. Как она себя поведёт.

– Ты рискуешь.

– Ну и что? Один раз живём. А я хочу. Позови Набиру. Пусть он унесёт её в комнату.

Гильом ле Муи вышел и скоро вернулся с огромным негром. Тот без разговоров закинул Джейн на плечо и вышел.

– А если она очнётся?..

– Ещё один сюрприз. Не думаю, что она до сих пор видела негров. Хотя… Я хочу это видеть. Она снова упадёт в обморок или завизжит?

Бертран де Го, хохоча во всё горло, выбежал из комнаты. Гильом ле Муи подобрал погасшую свечу и посмотрел в окно.

– Пейзаж надо сменить. Уж слишком Бертран рискует.

Оглядев тёмную комнату, он быстро вышел.

Глава седьмая

На следующее утро Джейн проснулась рано. Некоторое время она лежала в кровати, пытаясь осознать, что же с ней происходит. Мысли её были ясны и чётки, и если бы не небольшое чувство голода, которое постоянно отвлекало её, то она бы поняла намного быстрее странности своего положения. Резкая смена настроения, разбросанные книги в библиотеке, вдруг возникшее расположение к Бертрану де Го после того, как при первой встрече он заставил её насторожиться, странное пренебрежение словами Бьянки, исчезновение Мэри и самое главное – видение Роберта на колу вчера ночью – всё это давало пищу для размышлений. В придачу её мучило ощущение, что ночью к ней в комнату кто-то заходил. Более того, она смутно помнила – или это был очередной кошмар? – что холодные руки ощупывали её тело под одеялом в самых непотребных местах. Либо это навязчивые идеи старой девы, либо… Выводы, к которым приходила Джейн, ей не нравились, а будущее замужество представлялось всё более пугающим. Чтобы на самом деле ни происходило в замке, чтобы Джейн ни казалось, лучше бы этого не было. Ей нельзя выходить замуж за Бертрана де Го. Ей надо уехать. И как можно скорее.

Утвердившись в этой мысли, Джейн села на постели. Резкая боль в суставах и резь в мышцах заставили её вскрикнуть. Медленно и осторожно она протянула руку к туалетному столику. Пальцы её дрожали так, что она не сразу ухватила колокольчик. Стакан с водой и бисквит стояли на своём месте. На звонок вошла Жийона.

– Что было вчера на ужин? – спросила Джейн. – Мне настолько плохо, что кажется, я сейчас умру.

Жийона посмотрела на неё со странным выражением лица.

– Ничего особенного, мадемуазель. Однако, если вам настолько плохо, я могу принести вам отвар. Он очень хорошо снимает боль. Иногда я сама его пью, – чуть слышно добавила она, глядя в пол.

Джейн внимательно посмотрела на неё. Лицо девушки, казалось, никогда не знало солнечного света, настолько белой и прозрачной была её кожа. Худощавость казалась болезненной, и было странно, как девушка не падает от недоедания, когда ходит. Волосы были спрятаны под чепец полностью, за исключением нескольких прядок спереди. И только по этому можно было судить, что волосы на голове Жийоны всё же есть. Впервые за всё время, что Джейн общалась с девушкой, она посмотрела на её руки и вздрогнула: на них не было ногтей. Только тонкие пальцы, слегка подпорченные работой.

– Так вам принести отвар? – нарушила молчание Жийона.

– Да. Только ты попробуешь его в моём присутствии.

Не выказывая удивления, Жийона кивнула и вышла. Джейн откинулась на подушки и снова задумалась. После минутного размышления она потихоньку села на кровати. Стараясь унять дрожь в пальцах, она взяла стакан с водой. Внимательно осмотрев его со всех сторон, она сделала глоток. Вода как вода, может, только слегка кисловатая на вкус. Она отставила стакан и взяла бисквит. Очень хотелось есть. Также как и стакан с водой она внимательно его оглядела. Не найдя ничего необычного, она откусила кусочек, прислушиваясь к своим ощущениям. Ничего не происходило. Тогда Джейн, осмелев, впилась в бисквит зубами, и очень быстро от него не осталось ни крошки. В тревожном ожидании Джейн провела ещё несколько минут. Ничего не менялось. Стараясь не смотреть на стакан с водой, она снова откинулась на подушки.

Через некоторое время раздался стук в дверь. Очевидно, Джейн задремала, поскольку солнце не находилось уже на прежнем месте. Стук повторился. Прислушиваясь к себе, Джейн позволила войти. Дверь открыла Жийона с дымящейся чашкой на подносе.

– Это отвар, – произнесла она, приближаясь к кровати Джейн. – Выпейте. Вам будет легче, – Не поднимая глаз, она повернулась, чтобы уйти.

– Погоди, – сказала Джейн. – Ты обещала выпить это со мной.

Жийона кивнула, всё так же не поднимая глаз. Протянув руку к чашке, она сделала несколько глубоких глотков. Джейн смотрела на неё во все глаза: обжигающая жидкость, казалось, не причинила ей особого вреда.

– Ты не обожглась? – спросила Джейн.

Жийона удивлённо подняла на неё глаза.

– Нет, мадемуазель, – Она отставила чашку и встала около кровати с опущенными в пол глазами и скрещенными на животе руками. Джейн смотрела ей в лицо – оно не менялось.

Прошло несколько минут.

– Иди, – произнесла Джейн. – Я справлюсь сама. Но далеко не уходи – ты мне пригодишься, чтобы одеться к свадьбе.

Жийона молча повернулась и вышла.

Джейн осторожно взяла чашку с обжигающей жидкостью. Медленно выпив её до конца, она снова откинулась на подушки. Дрожь постепенно отступала. Подождав ещё некоторое время, она решила встать с кровати. Пройдя по комнате, она позвонила. Жийона вошла.

– На какое время назначена свадьба? – спросила Джейн.

Жийона быстро взглянула на неё.

– Карета будет вас ждать после завтрака.

Джейн кивнула и приказала переодеть себя к завтраку.

За завтраком с ней был только Гильом ле Муи.

– Бертран заканчивает последние приготовления, – произнёс он.

Джейн кивнула. «Какие могут быть приготовления? – думала Джейн. – Было столько времени, чтобы всё закончить. Или никто не соглашался его опять женить? Где же он и его сестра находятся сейчас на самом деле?». Она нахмурилась. Гильом ле Муи поглядывал на неё, словно знал, о чём она думает.

Завтрак прошёл в тишине. Стараясь не привлекать внимания, Джейн осматривала каждый кусочек, который собиралась положить в рот. Гильом ле Муи искоса поглядывал не неё с усмешкой.

Когда завтрак закончился, Джейн почувствовала, как на неё надвигается какое-то непонятное оцепенение. С ужасом она подумала, что её всё же удалось отравить. Однако, странной эйфории, которая была все два дня, не было. Тоски тоже не наблюдалось. Усталость и боль прошли. Только тело было какое-то застывшее. Больших усилий стоило Джейн просто встать из-за стола.

– Возвращайтесь в свою комнату, милочка, и переодевайтесь, – сказал Гильом ле Муи, глядя на неё не мигая.

Джейн повиновалась, хотя хотела остаться и расспросить про тёмную комнату, которую видела вчера, и про колья, которые ужаснули её.

– Я могу провести вас вокруг замка, чтобы вы увидели своими глазами, что ничего ужасного нет. Вам просто приснился кошмарный сон.

Джейн остановилась. Гильом ле Муи подошёл к ней и взял за руку. Джейн последовала за ним. Медленно прогуливаясь вокруг замка, он рассказывал Джейн, где что находится и когда строилось. Крепкие стены, добротные хозяйские постройки, чистые улицы, которые раньше радовали Джейн, поскольку говорили о хозяйственности владельца, теперь производили угнетающее впечатление. Снаружи окон было совсем незаметно. Кроме одного места. Высоко над головой чёрным пятном на сером камне выделялось широкое окно. Джейн оглядела площадку, на которую окно выходило. Большое пустое пространство, усыпанное огромными камнями, без единого кола простиралось перед ней. Сделав вид, что ничего не заметил, Гильом ле Муи повёл её дальше.

Когда они вернулись, Бертран де Го уже ждал их.

– Где вы ходите? – спросил он Гильома ле Муи. – Карета давно вас ждёт. А вы, – он обратился к Джейн. – Вы даже не начали одеваться. Идите же.

Джейн повиновалась, хотя ей очень хотелось спросить о причине спешки. Однако язык её не слушался, а ноги сами понесли в комнату.

Жийона довольно быстро переодела её и подала коробку с драгоценностями. Но Джейн даже не заметила их. В сопровождении Жийоны она спустилась вниз к карете. Бертран де Го уже сидел на гнедой лошади, от нетерпения перебиравшей ногами землю. Как только Джейн села, карета тронулась. Жийона едва успела запрыгнуть.

Поездка заняла довольно много времени. Как поняла Джейн, они выехали из владений де Го. «Почему бы это? – подумала она. – Неужели во владениях Бертрана и правда нет ни одной церкви? Боже всемогущий! Что я делаю? Я должна бежать!». Она хотела поговорить с Жийоной, но не смогла и открыть рта. Она хотела выпрыгнуть из кареты, но рука не поднималась, чтобы открыть дверь. Тело стало как тюрьма для желаний и мыслей Джейн. Тут она начала паниковать. Никогда в жизни она не была в такой ситуации, когда собственное тело предавало её и играло на руку врагу. От ужаса она упала бы в обморок, но тело её было как закаменевшее, и только путаница в мыслях подсказала ей, что она теряла сознание.

Глава восьмая

Наконец, на закате они подъехали к маленькой церквушке, стоявшей в каком-то пустынном месте. Двери им открывал старый и сгорбленный служка, как позднее оказалось, глухой. Подготовленный священник ждал в тёмной глубине, освящённой отблеском множества свечей. Обряд занял немного времени. Против воли Джейн с изумлением услышала своё «да», сказанное уверенным, хотя и тихим голосом. Остальным она была разочарована. Смирившись со своей неудачливой судьбой, она не ждала моря цветов и гостей, драгоценностей и подарков. Но всё же, разве так должна проходить свадьба? Без подруг, без друзей жениха и невесты, без нового подвенечного платья, без радости и ликования от счастливого события? Словно это было не таинством, а формальностью. Гильому ле Муи, ведшему её к алтарю, казалось, было всё равно, кого он ведёт: невесту своему племяннику или лошадь в конюшню. Джейн не могла скрыть слёз, они сами побежали по щекам.

– Не плачьте, душечка, – сказал Бертран, нежно касаясь её щеки рукой. – Сейчас мы поедем домой. Вот там нас ждёт настоящий праздник.

Он хищно улыбнулся, и на лице его появилось лукаво-похотливое выражение. Он облизнулся и взял её под руку. Странно, но после его слов слёзы Джейн течь перестали.

Обратный путь занял немного больше времени, поскольку уже начало темнеть.

Едва они приехали, как Джейн попросили переодеться к ужину. Джейн молча повиновалась.

Когда она ушла, Гильом ле Муи обратился к Бертрану:

– Ты предупредил всех?

– Да, дядюшка. Я даже порадовал малышку Мэри, – Он усмехнулся.

– Катерина или Жак не испортили её?

– Ну, дядюшка. Не такой уж я дурак, чтобы нарушать наши традиции. Катерина развлекалась греческим способом, а Жак уже просто ни на что не годен. В его-то возрасте! – Он рассмеялся. – К тому же её кровь нам нужна.

– А вдруг она не девственница?

– Я проверил. Здесь всё в порядке. Меня интересует Бьянка. Она не устроит нам сюрпризов?

– А какая разница? Твоя новая жена её всё равно не увидит раньше времени. А потом пусть орёт, что хочет. Будет уже поздно. Я хотел спросить другое. Обязательно этого Роберта было сажать на кол перед свадьбой? Мы из-за этого чуть не опоздали: пришлось показать то место твоей жене, чтобы не упиралась. Трава травой, но ты помнишь, как она действовала на Жийону? Сколько ни давали, её ничего не брало.

– Не бесись, дядюшка. Просто, Жийона нашего рода. А у нас у каждого свой талант. Зато теперь ради любимой травки она по потолку будет бегать. Замечательный отвар она приготовила, чтобы поставить на ноги эту тупую дуру. А что до Роберта… Он посмел не только отказывать мне, Катерине и другим, так ещё принялся проповедовать. Интересно, моя жёнушка знала, что он тайный последователь Лютера?

– Какая разница? У всех религий суть одна: любить бога, а себя считать червём. Я о другом. Зачем было его на кол сажать?

– После того, как он надоел мне с Катериной своими сказками о геенне огненной, я его показал нашим родственникам.

– Всем? – вскричал Гильом ле Муи.

– Нет, только тем, кому он приглянулся, – улыбнулся Бертран. – Знаешь, дядюшка, это очень неприятный человек. Никак не удавалось с ним договориться. Когда он увидел хвост Матильды, он такое ей сказал, что она поджарила ему голову горящим факелом. Но ему этого показалось мало. Тогда Карл отгрыз ему ноги. Часа два старался. Аннетт была в восторге. Наконец она могла увидеть, что происходит: Карл проделал это на полу. Франсуазы не было. Хоть дело было в подвале, но она не захотела просыпаться раньше вечера. Анри хотел прокусить ему горло, но Карл разрешил разорвать его живот. Жаль, Леон ничего не видел. Он слепнет с каждым днём. Когда его веки окончательно срастутся, он станет обузой.

– Отдадим его Карлу. Пусть потешит желудок.

Бертран усмехнулся.

– Однако мне пора переодеться.

– Жёнушка ничего не подозревает? Может, её надо было предупредить?

– Нет, пусть будет сюрпризом.

– Тогда, вели подавать ужин, и созывай всех, виновник торжества, – Гильом ле Муи встал и церемонно поклонился племяннику.

– Что бы я без вас делал, дядюшка. Про ужин я уже забыл.

Когда он вышел, Гильом ле Муи, потирая руки, прошёлся по залу.

– Сегодня занятный день, славный день, лучший день, – повторял он. – Сегодня величайший праздник нашей семьи – шестое июня.

Глава девятая

За ужином Джейн пыталась контролировать себя, однако, руки сами двигались от тарелки ко рту, от стакана к вилке или ножу. Как ни пыталась, Джейн не могла ничего поделать. Она уже не хотела есть, но рука с вилкой упорно подносила ко рту очередной кусок.

Когда ужин закончился, Бертран де Го объявил, что ему надо отдать кое-какие распоряжения, чтобы подготовить сюрприз для Джейн. С ней остался Гильом ле Муи, который повёл показывать ей замок изнутри.

Зайдя в библиотеку, где накануне Джейн разбросала книги, он подвёл её к двум портретам – мужчины и женщины.

– Это основатели нашего рода: Бертран де Го и Катерина ле Муи. С них начинается история этого замка.

Джейн смотрела на лица на портретах. Демоническая усмешка Бертрана де Го терялась в густой чёрной бороде. Над серо-стальными глазами нависали густые чёрные брови. Низкий лоб, крупный нос и мясистый подбородок – всё это венчало чёрные латы, в которые был закован могучий торс. Катерина, в противоположность ему, была изящна, тонка и стройна. Чёрные прямые волосы падали на открытую корсажем грудь шёлковым покрывалом. В тёмных глазах под тонкой ниточкой чёрных бровей горел какой-то демонический огонёк. Высокий лоб, тонкий нос с горбинкой, маленький лисий подбородок делали это лицо не красивым, но обладавшим каким-то притягательным очарованием. Глядя в глаза этой женщины, Джейн почувствовала, что ещё немного, и она повинуется любому приказу, вышедшему из этого алого ротика. Женщина на портрете была давно мертва, однако, власть её личности и изображения была настолько реальна, что Джейн стоило большого труда придти в себя. Она отвела глаза от портрета, но чувство власти его витало ещё некоторое время. Гильом ле Муи открыл рот, чтобы рассказать об очередном портрете, но тут, постучавшись, вошёл слуга и объявил, что у Бертрана де Го всё готово и он ждёт Джейн. Гильом ле Муи протянул ей руку.

– Пойдёмте, дорогая. Я вас провожу.

Джейн, не говоря ни слова, последовала за ним.

Они шли какими-то коридорами и переходами, в стенах которых светились дырочки, поднимались и спускались по лестницам, пока, наконец, Гильом ле Муи не толкнул какую-то очередную дверь. Войдя, Джейн остановилась. Это для неё был действительно сюрприз. При чём кошмарный. В комнате, обитой чёрним бархатом и освещённой множеством чёрных свечей, было полно народу самого разнообразного вида. Здесь была женщина с очень бледным лицом, которая всё время озиралась на задрапированное окно, мужчина, похожий на портрет Бертрана де Го из библиотеки, какая-то личность, покрытая шерстью с головы до ног и стоящая на четвереньках. Сидевшая в кресле женщина вообще не имела ног. Они больше походили на рыбий хвост без чешуи. Рядом с ней стоял пожилой мужчина с закрытыми глазами. Ресницы его росли как-то странно – частью внутрь, частью в стороны. В кресле напротив женщины с рыбьим хвостом сидел знакомый уже Джейн Жак ле Муи. Рядом с ним стояла карлица, чья голова была почти вровень с ручкой кресла. В глубине комнаты виднелось ещё два пятна человеческих лиц. Но из-за сумрака разглядеть их Джейн не удалось.

Гильом ле Муи зашёл вслед за Джейн и закрыл дверь.

– Ну, дорогая племянница, разреши тебя познакомить с новыми родственниками. Прошу прощения, что мы с твоим мужем не сделали этого раньше, но ты могла бы неправильно нас понять.

Джейн стояла в полном остолбенении. Конечно, она была готова к разному в этом замке, но то, что она увидела, превзошло все ужасы, которые она могла придумать. Гильом ле Муи подводил её то к одному, то к другому родственнику, представляя и описывая новоявленную родню.

– Это Франсуаза, – произнёс он, подойдя к бледной беспокойной женщине. – Она не выносит дневного света. Любит ночь, и жить не может без свежей крови. Не жалует ни женщин, ни мужчин. Тебя она не тронет, пока ты будешь нам нужна.

– Это, – он подвёл Джейн к копии Бертрана де Го с портрета. – Это Шарль. Он очень любит свежее мясо. Кстати, ноги Роберта ему не очень понравились. Мясо было слишком жёстким. А вот ты ему приглянешься, если не будешь капризничать. Он очень любит женщин.

Глядя на существо на четвереньках, Гильом ле Муи произнёс:

– Это Анри. Он думает, что он волк. Правда, похож? Он очень не любит огня и его лучше не злить – может вцепиться в горло, не задумываясь. Но если ты погладишь его, то может быть ласков.

Он подошёл к креслу, где сидела девушка с рыбьим хвостом.

– Это Матильда, наша рыбка. Правда, для того, чтобы называться полноценной русалкой, ей надо обзавестись чешуёй и научиться плавать. Твой Роберт очень её оскорбил. Хотя мужчин она ненавидела и до него.

Мужчину с закрытыми глазами Гильом ле Муи назвал Леоном.

– Его веки скоро срастутся совсем. Однако ему мешают ресницы. Наверное, придётся выкалывать ему глаза. У него вкус неприхотлив: ему всё равно, кто с ним мужчина или женщина. Он рад любой компании в постели. Главное, чтобы его хлестали хорошенько.

Подойдя к креслу, где сидел Жак, Гильом ле Муи обратился к Джейн:

– С Жаком ты знакома. Надо было поверить Бьянке. Это действительно её сын. Только он очень быстро растёт и стареет соответственно. Бьянка же, как странно, не стареет вообще. Жак охоч до женщин, но аппарат стал подводить частенько.

– Говори за себя, – прохрипел Жак и закашлялся.

– Это, – Гильом ле Муи указал на карлицу. – Это Аннет. Она очень любит женщин. Но и мужчинам не отказывает. У неё странное пристрастие к тем, кто намного больше неё.

Он провёл Джейн в тёмный угол, где на козетке сидело нечто, похожее на огромного паука. Освятив этот угол, Гильом ле Муи представил это нечто Джейн.

– Это Пьер и Луис. Их мать тоже испугалась, когда их увидела. К сожалению, сама родить она не смогла. Пришлось её резать и вытаскивать их руками.

Испугаться было от чего. Огромный паук оказался двумя мальчиками лет десяти, сросшимися немного боками, немного животами.

– Их никак не разъединить. Один арабский врач сказал, что у них что-то общее, то ли печень, то ли желудок. Я не врач, не запомнил.

Он перешёл к другому тёмному углу. Джейн едва не закричала: на вбитом в пол кресте висела Бьянка.

– Что ж, – произнесла Бьянка. Она как будто не чувствовала боли от впившихся в её руки и ноги гвоздей. Как будто беседовала в будуаре с подругой, а не в этой кошмарной комнате, заполненной уродливыми родственниками. – Я вижу, вы не последовали моему совету и не сбежали. Вернее, вам не дали, – Она посмотрела на Гильома ле Муи.

– Ну да, – сказал он. – Несколько рецептов нашей очередной бабули – и всё идет так, как ты хочешь.

– А сейчас с ней что?

– Другая травка. Её нашла и придумала рецепт племянница нашей легендарной колдуньи-бабули. Разум подчиняется ей, а тело – мне.

Джейн в ужасе слушала этот мирный разговор. Бьянка, висящая на кресте, беседовала со своим отцом, как ни в чём не бывало. Ни боли, ни претензий, ни страха, ни жалоб. Как будто беседа двух друзей за чашкой чая.

– Внимание! – Гильом ле Муи хлопнул в ладоши, приковывая все взоры к себе. Джейн вздрогнула от неожиданности. – Внимание! С официальным представлением окончено. Теперь выход жениха! Бертран! Все готовы и ждут тебя!

В тишине комнаты, нарушаемой только потрескиванием свечей и частым дыханием кого-то из этой страшной семьи, послышался скрип петель, и из стены, заставленной свечами, показался человек. Джейн увидела белое пятно лица и узнала Бертрана де Го. Он вошёл в комнату. Его прямые волосы были распущены и рассыпаны по плечам, что придавало ему сходство с сестрой. Из одежды на нём был только тёмный плащ, скрывавший его фигуру с головы до пят.

– Бертран, невеста ждёт тебя, – торжественно произнёс Гильом ле Муи и подтолкнул Джейн к Бертрану.

«Невеста? – пронеслось в голове Джейн. – Но мы уже обвенчались!». Она сделала по инерции два шага и остановилась. Бертран картинно распахнул руки, и плащ упал, открывая обнажённое тело. В который уже раз за сегодняшний день Джейн чуть не упала в обморок: на неё смотрело странное юношески-женское лицо с нежной шеей. Дальше взору открывались упругие груди и плоский живот, а ниже… Джейн вспомнила обрывки и недомолвки своих замужних знакомых дам. Их рассказы и сравнения. Их восторги и разочарования. Джейн, несмотря на свой возраст, никогда не видевшей мужского члена, эти рассказы казались преувеличением и нелепицей, поскольку одна сравнивала член своего мужа с «кочергой от камина, правда, не такой длинный». Другая, приводя в пример член своего любовника, говорила о «церковной свече, правда, не такой толстый». Третья упоминала «язычок колокольчика, правда, не такой твёрдый». Иногда вырывалась более содержательная информация о размерах. И, когда Джейн начинала мысленно примеривать это к себе, она приходила в смятение, как это всё может «там» поместиться. Смущённый разговор с повитухой не успокоил её, а только добавил вопросов. Но теперь, глядя на огромный как у жеребца багровый член Бертрана, Джейн была в самой настоящей панике. Если бы не снадобье, каким её всё же как-то сумели опоить, она умчалась бы от сюда с диким криком. Но она не могла даже открыть рот. А тут ещё Шарль, любитель человеческого мяса, вдруг стал неестественно дёргаться и закатывать глаза.

– Эй, вы! – крикнул Гильом ле Муи. – Держите ему голову и засуньте что-нибудь в рот, чтоб языком не подавился. Да, дорогая племянница, – обратился он к Джейн. – У Шарля падучая. Его сестричка была сомнамбулой, за что и поплатилась: её пристрелил из арбалета стражник на посту. Он её попросту не узнал, решил, что это привидение. Пальнул со страху, а Сюзанна и не проснулась даже. Правда, Шарль?

Шарль уже лежал на полу, придерживаемый за руки и ноги Анри, Франсуазой и Леоном. Аннетт с ножом в руке держала его подбородок.

Вскоре приступ прекратился, и Гильом ле Муи обратился к Бертрану:

– Невеста заждалась. Сделай из неё жену и отдай нам.

Бертран подошёл к Джейн и потянул её за собой.

– Твоё место сейчас на алтаре. А моё – на тебе.

Он толкнул Джейн к каменной плите у дальней стены. Эту плиту Джейн не заметила просто потому, что свет от большого количества чёрных свечей в комнате туда просто не проникал. Плита была холодной и гладкой с углублением посередине. Гильом ле Муи поднёс факел, и Джейн увидела над плитой перевёрнутый крест в пентаграмме. Пентаграмму по кругу обвивала надпись: «Быть над всем и быть над всеми. Быть выше бога, быть умнее дьявола. Творить то, что хочу, владеть тем, что вижу. Я есть суть и жизнь. Я – Бог». В неверном свете факела Джейн рассмотрела на каменной плите изображение человека с козлиной головой и ногами, и нереально большой член, упирающийся в углубление, из которого выходил жёлоб, заканчивавшийся вместе с плитой. Под тем местом, где жёлоб заканчивался, стояла чаша.

Безо всяких объяснений Бертран сорвал с Джейн одежду. Гильом ле Муи одним движением разорвал крепкий корсет и кринолин. Джейн осталась стоять совершенно обнажённая. Гильом ле Муи подхватил её и бросил на плиту. Джейн закрыла глаза. Очевидно, она всё же потеряла сознание, ибо то, что случилось позже, забыть было просто невозможно.

Уложив Джейн над углублением в плите, Бертран со всего размаху всадил в её нежное лоно свой гигантский член. Кровь брызнула во все стороны, и большая её часть попала в углубление и по жёлобу стекла в чашу. Пока он продолжал содрогаться над неподвижной девушкой, полная чаша обошла всех, даже прибитой к кресту Бьянке вымазали губы. То, что осталось в чаше, залпом выпила Франсуаза и подставила чашу снова под жёлоб, ловя тоненькую струйку. Губы самой Джейн Бертран вымазал своим членом, который, отдохнув, снова требовал своего. Бьянка, Аннетт, Леон, Анри, Шарль, Франсуаза – никого он не обошёл своим вниманием. Пока его дядюшка пристраивался к нему сзади, Аннетт с наслаждением обсасывала его соски и груди. Потом Бертран снова кинулся к Джейн. Жак, член которого уже не мог работать сам, вылизывал женское лоно Бертрана, чем мешал ему заниматься с Джейн. Наконец, Бертран, рассвирепев, пнул его ногой в лицо, и Жак отлетел в другой конец комнаты, где Франсуаза и Аннет в это время занимались Пьером и Луисом, которые в свою очередь были заняты Матильдой: один теребил и вылизывал её клитор, другой мял и покусывал её соски.

Партнёры сменяли друг друга до тех пор, пока все не устали.

– Теперь ужин, – провозгласил Бертран. – Ужин в честь дня Сатаны. Шестое июня ещё не закончилось. Жертва не принесена.

Гильом ле Муи подошёл к Бьянке.

– Ну что, дочка, знаешь ведь, что тебя ждёт. Повторяй за мной: «Отче наш, бывший на небесах…»

– Нет, папочка, – прервала его Бьянка. – Хоть ты и они получите моё тело, вам не взять моей души. Отче наш, сущий на небесах… – начала она громко. Гильом ле Муи поморщился.

– Мы не демоны и не демонические сущности. Нас святой водой и молитвой не убьёшь. Мы просто люди. И такими, какие ты отвергаешь, нас создал твой бог. Ведь ты веришь в это? Говори, что хочешь, молись хоть Магомету, твоя судьба предрешена.

Он подобрал с пола нож, который бросила Аннетт после приступа Шарля, и со всего размаха всадил в живот Бьянке. Распоров её снизу до верху, он повернулся к Франсуазе, но та уже держала чашу у тела Бьянки.

– Зачем ты так! – закричал Бертран, подбегая к дядюшке. – Я хотел, чтобы она была жива, пока мы её едим. А теперь она сдохнет, и придётся её снимать. Шарль нам даже подступиться тогда не даст. А я хотел её зажарить. Не люблю сырого.

– Так отрежь и зажарь, что хочешь. Она ещё жива.

Бертран подбежал к Бьянке и начал пилить ей ногу. Джейн в это время открыла глаза. Но, увидев Франсуазу с чашей крови у ног Бьянки, Бертрана с ножом, пилящего ногу кузине, саму Бьянку с распоротым животом, она снова потеряла сознание.

Бертран наполовину отпилил, наполовину оторвал ногу от Бьянки и поднёс её к факелу. Остальные будто этого и ждали: они бросились к кресту и, повалив его, стали рвать тело Бьянки на части. Вскоре на полу остался наполовину обглоданный скелет с лоскутами кожи, кусками мяса и верёвкой кишок. Шарль убежал в тёмный угол и с наслаждением чавкал и хрустел хрящами. Франсуаза смаковала кровь из чаши, окуная в неё пальцы и облизывая каждый отдельно. Бертран поджаривал на факеле кусочки мяса. Анри сосредоточенно грыз кость. Остальные последовали примеру Бертрана и тоже стали поджаривать кусочки кожи и мяса.

Насыщенный Бертран швырнул свою кость Анри и улегся на плиту к Джейн.

– Свадьба состоялась шестого июня, – усмехаясь, произнёс он. – Теперь я хочу спать. А вы убирайтесь вон. Завтра своё получите.

Родственники, ворча, стали расходиться. Леон нёс Матильду, а Аннетт вела под руку Жака.

Когда все вышли, Гильом ле Муи спросил Бертрана:

– Ты же хотел Мэри подарить хозяину? Почему поменял? —

– А я подарю их обеих, – сказал Бертран и соскочил с плиты. – Унеси её в комнату Бьянки. Я ей ещё завтра займусь. Только запри покрепче. И скажи, чтобы привели Мэри.

Гильом ле Муи вышел, неся обнажённую Джейн. Бертран улёгся на плиту задом на углубление и стал массировать и ласкать свой член, елозя задом по углублению. Когда из него фонтаном выстрелила сперма, в комнату вошёл Гильом ле Муи. Следом за ним привели Мэри. Увидев огромный член двуполого Бертрана, Мэри закричала.

– Заткни её, – поморщился Бертран. Гильом ле Муи подошёл к Мэри и, придерживая её голову, резко дёрнул её за язык. Дикий крик оборвался на пике. Кровь залила лицо и грудь Мэри. Ноги её подкосились. Бертран подхватил её под мышки и поволок к плите. Гильом ле Муи подхватил её за ноги и помог Бертрану закинуть её на углубление. Придерживая вырывающуюся Мэри, Бертран ударил её кулаком в лицо. Девушка затихла. Бертран оседлал её и с размаху всадил в её лоно свой вновь напрягшийся член, как до этого он проделал с Джейн. Мэри дёрнулась. Кровь по жёлобу побежала к чаше, подставленной Гильомом ле Муи.

Закончив своё дело, Бертран спустился на пол. На Мэри залез Гильом ле Муи. Он перевернул её на живот и поставил на четвереньки. Придерживая её за зад, он резко вошёл в неё сзади. Мэри задергалась и попыталась вырваться. Гильом ле Муи с размаху ударил её по спине. Бертран пристроился к нему и стал равномерно двигаться в такт. Оргазм наступил одновременно у него и его дядюшки. Бертран слез с плиты и уселся на пол. Гильом ле Муи оттолкнул Мэри и пристроился к нему.

– Оставим её для остальных? – спросил он Бертрана, передавая чашу с кровью и вытирая губы рукой.

– Сначала я в ней искупаюсь.

Он поднялся и прошёл к задрапированному окну и дёрнул за свисавший шнурок. Каменная плита медленно стала опускаться вниз. Когда она остановилась вровень с полом, на неё сверху упала деревянная плита с гвоздями. Мэри дёрнулась в последний раз и затихла окончательно. В это время за стеной раздался оглушительный грохот: началась гроза. Яркие вспышки молнии не были видны в черной комнате. Только оглушающий грохот сотрясал стены.

– Он принял жертву, – усмехнулся Бертран де Го. – Принеси остальных. Они нам всем уже надоели. А Беатриса и вовсе стала похожей на животное – даже не дает себя вымыть. От неё несет, как от выгребной ямы. Жаль Франсуазу. Но она пыталась подкупить своим телом стражников. Дурочка. Они на это просто не способны. А она так и не поняла, – Он снова усмехнулся. – Давай скорей. Я в нетерпении.

Гильом ле Муи вышел. Спустя какое-то время он вошел, неся на своих плечах три женских тела в обмороке.

– Ты их не убил? – улыбнулся Бертран.

– Нет, племянник. Просто, они начинали вырываться. Пришлось их утихомирить.

Он стал укладывать на каменное ложе, с которого медленно поднялась плита с гвоздями, по одиночке женские тела и дёргал за веревку, как будто стрелял из лука по мишени. Ни жалости, ни дрожи, ни страха он не чувствовал.

Наконец, последняя женщина была раздавлена. Бертран сорвался с места и бросился вон из комнаты. Гильом ле Муи последовал за ним. В комнате этажом ниже он отворил дверь и увидел Бертрана в каменной ванне из крови, которая продолжала наполняться. Бертран с блаженством на лице обтирал тело, зачёрпывая кровь руками. Гильом ле Муи брезгливо поморщился.

– Я пойду спать, – произнёс он.

Бертран даже не услышал его.

Через некоторое время он вылез из ванны и по тёмным коридорам и переходам поднялся наверх и вышел наружу. Занимался рассвет. Прохладный ветер обдувал обнажённое тело. Дождь хлестал по лицу. Раскаты грома стихали. Вспышки молний виднелись где-то вдали.

– Ты снова проиграл, – произнёс он, обращаясь к розовеющему небу. – Всё будет так, как хочу я. Она родит мне сына. Родит мне ещё много детей. И ты ничего не сможешь изменить. Если легенда правдива, то тебе придётся поломать голову, чтобы найти тринадцатого потомка. Может, мы и прокляты, но живём, как хотим сами. Если ты есть, накажи же нас. Испепели меня сейчас! – Он воздел руки к небу и крикнул: – Докажи, что ты есть! Убей меня!

Ничто не нарушало тишину утра. Красное солнце медленно показывалось из-за горизонта. Бертран опустил руки.

– Так я и знал. Я – Бог. А ты – просто пугало для ничтожных людишек, которые всегда боятся неизвестного и непонятного.

Он сошёл в темноту замка. Природа постепенно просыпалась. Птицы начали свои утренние песни. Жизнь продолжалась. Мир продолжал жить своей жизнью.