Вы здесь

Тяготы быстротекущей жизни…. Опознание (А. А. Чугашвили)

Опознание

Чёрт меня дёрнул вылезать из – под одеяла в тот поганый ноябрьский денёк. Впрочем, обо всём по порядку.

Я проснулся от болезненного тычка локтем в правый бок. Супружница стянула одеяло со своего левого глаза, и, вытаращив его на меня, злобно шипела. Её вид напомнил мне один из многочисленных фильмов про войну, отсмотренных мною в детстве. Фашистский снайпер вот также хитро выглядывал из – за бруствера окопа, и готовился застрелить главного героя. Сходство было настолько разительным, что я фыркнул от смеха, в дополнение к глазу, она выставила из – под одеяла ещё и рот, и прогавкала, – чего скалишься, отец семейства? Иди в магазин, в доме и куска хлеба нет, дети стали прозрачные от голода!

Инстинктивно, я бросил взгляд на наших детей, сразу хочу оговориться (чтобы вы не приняли меня за идиота), имена им давал не я, процесс наименования вызвал в нашем семействе бурную, но кратковременную войну, и закончился моим поражением. Всё дело в том, что моя горячо любимая тёщенька была ярой поклонницей сериала «Богатые тоже плачут», поэтому нашего первенца назвали Луис Альберто. Я искренне сопротивлялся этому идиотизму, убеждал жену и тёщу в том, что жить в демократической России с именем Луис Альберто, и отчеством Петрович, очень и очень тяжело, если вообще возможно, но все мои слова о том, что мы уродуем ребёнку жизнь, все эти слова пропали втуне. Луис Альберто нисколько не комплексовал по поводу своего имени, когда ему исполнилось десять лет, я отвёл его в клуб, где здоровенные дяди с наслаждением били друг друга в морду руками и ногами, обозначалось это изящество волшебным импортным словосочетанием «Муай – тай», отличное название, есть в нём что – то французское (муа), и одновременно к поцелуям зовущее, и таящее скрытую угрозу (тай). За десять лет занятий Луис Альберто стал одним из ведущих бойцов клуба, и все, у кого его имя вызывало желание похихикать, быстро подавились своими зубами. Все мальчики хотели с ним дружить, а девочки, ах, девочки… Я даже испытываю нечто вроде зависти к своему стокилограммовому сынульке, если бы я пользовался хотя бы наполовину тем же успехом у девчонок, что и сын, то… этой истории просто бы не было. Я с нежностью гляжу на Луиса Альберто, он развалился на верхнем ярусе, двухъярусной кровати (квартирка у нас маленькая, однушка), выставив наружу рельефный бицепс, перевитый голубыми венами. Временами, он нежно (словно медведь в берлоге) похрапывал, и его рык заставлял нервно трепетать наполовину оторванный кусок обоев, торчащий из стены недалеко от его ног. Его сестрёнка Изаура (ну, вы меня понимаете), томно свернулась калачиком на первом ярусе. Девка выросла полной оторвой, как только ей исполнилось тринадцать, она стала исчезать из дома, и пропадать невесть, где целыми днями. Все мои попытки дознаться у неё, а где собственно она проводит своё свободное время, вызывали у неё искренний смех. Оба они (Изаура и Луис Альберто) меньше всего были похожи на умирающих от голода, но (мужчины меня поймут) бывают ситуации, когда экономнее, и рациональнее будет согласиться с женой, и не трепать себе нервы. Я с сожалением вылез из – под одеяла, и с тоской оглядел мою любимую. Я имею в виду мою кровать. Мой будуар, станок, траходром, полигон,…Когда я впервые увидел её, мне исполнилось восемнадцать, я полюбил её с первого взгляда, и на всю жизнь. О, эта искусно изогнутая спинка, сколько в ней сладострастия! Эти нежные обводы изящных ножек заставляют меня стонать от вожделения, я сгораю от желания при виде её шелковистой, нежно – зелёного цвета обивки… Мне надо остановиться, иначе произойдёт непоправимое, я испытываю отнюдь не платонические чувства к своей кровати. День, когда я стал её хозяином, был одним из счастливейших дней в моей жизни. Я был настолько воодушевлен, что не смог заснуть в нашу первую ночь. Воображение рисовало сладостные картины: я (полный неги) возлежу на кровати в окружении нескольких прелестных нимф, моя правая рука скармливает виноградины той из них, что возлежит (полностью обнажённая, раскинув прекрасные, цвета старой меди волосы на моей мускулистой груди), левой рукой я пресыщенно ласкаю грудь той, что возлежит (раскинув роскошные, цвета воронова крыла волосы по моему упругому животу), стройная блондинка с упругими лядвиями, и розовыми персями, исступлённо покрывает поцелуями мои изящные ноги, и протирает их своими роскошными волосами, я диктую заключение к своей диссертации, и прекрасная, обнажённая азиатка весело порхает пальчиками с кроваво – красными ногтями по компьютерной клавиатуре, хохоча над моими остроумными силлогизмами, а из кухни уже спешит чёрная, как африканская ночь, негритянка с подносом, уставленным бокалами с розовым шампанским, и канапе с чёрной икоркой…

Конец ознакомительного фрагмента.