Тысячелетие вокруг Черного моря. Глава II. Отношения Ромейской империи с народами Восточной Европы и их соседями в период расцвета и кризиса позднеантичной эпохи VI–VII вв. (Д. М. Абрамов, 2007)

VI столетие стало переломным в отношениях империи со славянством. Вследствие славянской экспансии к VII в. неузнаваемо изменился этнический облик и социально-экономические условия жизни Балканского полуострова. Благодаря значительному количеству исторических сочинений, эти события нашли яркое освещение в научной литературе. Но, несмотря на это, и в исторических источниках, и среди большого круга исследователей сохраняется ряд спорных вопросов, касающихся этнонимов отдельных племен, этнического состава варварских отрядов, вторгавшихся на территорию империи и заселявших ее. Требует уточнения хронология многих событий, связанная с ведением военных действий, переговоров, осуществлением посольских миссий, заключением мирных договоров и союзов.

Император Юстиниан Великий, установивший власть империи над Боспором, восстановил и укрепил оборонительные сооружения Пантикапея. В стране были размещены гарнизоны, в состав которых входили отряды готов-федератов. Ромейская администрация взяла под свой контроль территории Таманского полуострова и Восточного Приазовья. Пантикапей превратился в крупный морской порт, а Керченский пролив стал оживленной морской артерией. Подъем ремесла и рыболовство оживили экономику древней столицы Боспора. Здесь процветало производство строительных материалов, гончарное дело. В окрестностях столицы оживилось сельское хозяйство. Значительно выросла торговля Крыма с империей. В обмен на ромейские товары отсюда вывозились меха, кожи, скот и много рабов. Из Херсона, кроме того, везли соль – предмет исконного промысла херсонесцев. Торговля Херсона с империей шла хорошо известным морским путем – в Малую Азию и Константинополь. В VI в. наблюдалось значительное развитие судоходства на Черном море. Для Херсона, Боспора и Лазики ромейским правительством была даже установлена морская повинность, состоявшая в поставке государству судов и их снаряжении. В Херсоне было развито рыболовство, виноделие, производство строительной керамики, кирпича, черепицы, обработка камня. Через Боспор налаживались экономические связи с оседлым населением и кочевниками Приазовья и Северного Кавказа. Херсон и Боспор стали центрами мирных сношений с гуннами, аланами, готами, славянами. Именно в среде этих варварских племен империя черпала наемное войско, столь необходимое ей для завоеваний на Западе и нескончаемых войн с Ираном на Востоке. Ромейское купечество привозило сюда драгоценные товары Востока – пряности, ароматы, жемчуг, роскошные ткани, ювелирные изделия. Археологические раскопки Херсона и других городов Крыма свидетельствуют о ввозе в Таврику в то время металлических изделий, сельскохозяйственного инвентаря, стеклянной и керамической посуды, различных тканей[35]. Возможно, что из Малой Азии в Херсон ввозился и хлеб, в котором нуждалось многочисленное население этого города.

Религиозным центром Боспора стала базилика, располагавшаяся на месте современного храма Иоанна Предтечи. Рядом с ней был сооружен баптистерий. Храмы появились и в других поселениях Боспора VI в. Город управлялся викарием – начальником ромейского гарнизона. Викария назначали в Константинополе. Власть империи утверждалась и на южном берегу Крыма. Из сочинений Прокопия Кесарийского известно, что здесь были сооружены две крепости: Алуста и Горзубитах (вероятно на территории современной Алушты и Гурзуфа)[36]. Появление этих оборонительных укреплений на южном берегу полуострова означало, что империей полностью контролировался морской путь из Херсона на Боспор. Так была воссоздана римская система контроля за крымским побережьем и каботажным судоходством. В подвластных империи городах и областях Таврики вводилась ромейская налоговая и административная система. Чаще всего в руках командиров ромейских войск, расквартированных в Херсоне или Боспоре, сосредотачивалось как военное, так и гражданское управление.

Из трудов Прокопия известно также о сооружении в правление Юстиниана I так называемых «длинных стен» для защиты страны Дори. Большинство ученых склоняется к мысли, что страна Дори – это территория, которая впоследствии стала называться Готией или Климатами, то есть горный, юго-западный Крым. Длинные стены – также реально существовавшие оборонительные сооружения, перекрывавшие легкодоступные ущелья горной Таврии и препятствовавшие продвижениям кочевников в глубь Дори и к Херсонесу[37].

При базилевсе Юстине II (565–578) в древней столице Боспора разместился дука – начальник всех ромейских войск в Таврии. Внешнеполитическая обстановка для империи в последней трети VI в. стала ухудшаться. Поэтому имперские наместники стали совершенствовать систему оборонительных укреплений полуострова. Это время характеризуется ослаблением позднеантичной империи, начинавшей испытывать большие финансовые затруднения, военные неудачи и новые вторжения варваров. Не обошел стороной этот процесс и Крым. Сюда вплотную подошли орды кочевников-тюрок. В начале 570-х гг. они завоевали земли между Азовским морем и Кавказским хребтом. В 576 г. тюрки вторглись на земли Боспора и разграбили его столицу.

Тюркская угроза стимулировала развитие оборонительной системы позднеантичного Херсона. Видимо тогда, по распоряжению Юстина II, и были проведены очередные работы по укреплению западного участка оборонительных сооружений города. Новая линия стен и башен была построена западнее древнего христианского комплекса церковных зданий и окончательно взяла их под свою защиту. Возможно тогда же, на стыке западного и южного участков городских укреплений, был достроен большой фортификационный комплекс, названный «Святыми» (или «Красивыми») воротами. В 581 г., по свидетельству ромейского автора Менандра Протектора, тюрки подошли к Херсону, пытались приступом взять его[38]. Но они были отброшены от стен города войсками ромеев и готов. Поражение, понесенное под стенами Херсона, не прошло бесследно для тюрок. С ними был заключен мирный договор на условиях, выгодных для Херсона. В том же году после смерти кагана Арсилы тюркское государство распалось. Остатки тюрок были вынуждены уйти из Крыма.

После скорого заключения мира с тюрками началось массовое строительство крупнейших городских храмов. Именно тогда в городе достраивались или возводились вновь многие храмы и церковные здания. В древней части города была построена капелла-мартирий с подземным мавзолеем. В северной – возвели самый крупный баптистерий-крещальню с большой круглой купелью, вырубленной в скале. У морского побережья – резиденцию городского епископа с одной из крупнейших базилик, идентифицируемой с храмом апостола Петра. Западнее построили два храма, названные уже в XX в. археологами как «северная базилика» и «базилика в базилике». В северо-западной части города, близ городских стен были отстроены такие церковные комплексы, как «базилика на холме» с кладбищем и часовней, а также «западная базилика», отождествляемая с «домом св. Леонтия». Видимо, последний представлял собой комплекс женского монастыря. На углу левого нефа храма находилась крещальня с купелью, по обеим сторонам которой располагались погребения местных церковных иерархов. В галерее, примыкавшей к базилике с юга, могла размещаться богадельня. С севера к комплексу примыкала крестообразная в плане капелла-мартирий со склепом. Рядом с «северной базиликой» была построена городская баня, вымощенная камнем и имевшая горячее отопление.

Город продолжал оставаться главным опорным пунктом империи в Крыму. Здесь и на севере имперских владений он по-прежнему являлся наиболее крупным центром ремесленного производства и обмена, к которому преимущественно тяготело и сельское население полуострова.

Из сочинения Прокопия Кесарийского (559–560 гг.) «О постройках»[39]: «Он (Юстиниан) воздвиг там (в Южном Крыму) и два укрепления, так называемое Алуста и в Горзубитах. 12. Особенно он укрепил стенами Боспор; с давних времен этот город стал варварским и находился под властью гуннов; император вернул его под власть римлян. 13. Здесь же на этом побережье есть страна Дори, где с древних времен живут готы, которые не последовали за Теодорихом, направлявшимся в Италию. Они добровольно остались здесь и в мое еще время были в союзе с римлянами, отправлялись вместе с ними в поход, когда римляне шли на своих врагов, всякий раз, когда императору было это угодно. 14. Они достигают численностью населения до трех тысяч бойцов, в военном деле они превосходны… 17. Так как казалось, что их местность легко доступна для нападения врагов, то император укрепил все места, где можно врагам вступить, длинными стенами и таким образом, отстранил от готов беспокойство о вторжении в их страну врагов.

Уже с начала VI в. славянский мир Восточной Европы вновь и всерьез, но уже самостоятельно заявил греко-ромейской цивилизации о намерениях изменить этнополитическую картину на северо-восточных рубежах и территориях империи в свою пользу. В сочинениях Иордана рассказано лишь о расселении славян и их отношениях с другими народами Восточной Европы в V веке. Однако, оценивая политическую ситуацию своего времени (конца 40-х гг. VI в. при завершении работы над «Гетикой»), этот автор кратко отмечал, что венеты, анты и славяне «теперь свирепствуют повсюду по грехам нашим». Рассказывая о венетах, антах и славянах в V в., Иордан упомянул и о «роде Россомонов», изменившем готскому вождю Херманарику[40]. Немногим позднее, в 555 г. сириец Захария Ритор также свидетельствовал о могучем народе «Рос», видимо, занимавшим территории к западу от реки Дон. Отечественные исследователи Н. В. Пигулевская[41], Б. А. Рыбаков[42], Е. Ч. Скржинская[43] сопоставляют термины «Россомоны» и «Рос» с этнонимом «Русь». Противоположны этой точке зрения утверждения исследователей А. И. Попова[44] и Г. С. Лебедева[45], которые считают эти сопоставления абсолютно беспочвенными и основанными на грубой ошибке в понимании свидетельств Захарии Ритора. Так или иначе, но к началу VI в. славянство заняло значительную территорию Восточной Европы и в нижнем течении Дуная вплотную подступило к границам Империи Ромеев.

На основании свидетельств Прокопия Кесарийского, изложенных в сочинении «Готская война» (551 г.), можно предполагать, что славяне обосновались на севро-востоке Нижней Мизии (в Добрудже) вскоре после 511 г., а ромейская администрация так и не смогла восстановить контроль над этой территорией. Тогда и позднее ромеи воздвигли и перестроили здесь целый ряд крепостей, таких, как Силистрия (Доростол), Квестрис (Голеш), Палматис (Светослав), крепость св. Кирилла, Улмитон (Меджидия), Адина. Однако, по словам Прокопия, «варвары-склавины, постоянно скрываясь в этих местах и всегда устраивая тайно засады на идущих здесь, делали непроходимыми тамошние места…»[46]. Косвенным свидетельством того, что славяне стали оседать в империи на рубеже V–VI вв., может служить топонимика: в трактате «О постройках» Прокопий перечислял сотни названий крепостей, среди которых от двух до девяти могут со значительной степенью вероятности считаться славянскими. Те из них, что поддаются локализации, концентрируются выше по течению Дуная в районе Ниша и Пирота[47]. Уже под 517 г. Аммиан Марцеллин сообщал об опустошении Македонии и Фессалии вплоть до Фермопил и Старого Эпира «гетскими всадниками». Этих «гетов» многие исследователи склонны рассматривать как этнически смешанное объединение, куда входили склавины и анты.

Византия и славяне в первой половине VI – начале VII в.

Византия и славяне во второй половине VII в.

Следующее вторжение славян последовало где-то в промежутке между 518 и 527 г. Тогда «анты… перейдя реку Истр (Дунай), огромным войском («стратос» – греч.) вторглись в землю ромеев». Командующий войсками Фракии племянник императора Юстина Герман, «сойдясь с вражеским войском и пустив в ход все силы, одержал победу и перебил почти всех» (антов). Этим Герман как полководец стяжал себе великую славу и уважение среди варваров, но, как видно, победа стоила ромеям предельного напряжения «всех сил». С этого времени (527 г.), по словам Прокопия, совершались частые походы славян в глубь империи.

Правление Юстиниана Великого (527–565 гг.), с именем которого связан расцвет позднеантичной империи, и ее предельное расширение никак не повлияло на развитие отношений со славянским миром. В 530–531 гг. командующим войсками Фракии был назначен талантливый и верный императору полководец Хилвудий, ант по происхождению. За три года его пребывания в этой должности ни гунны, ни анты, ни склавины не могли перейти Истр, «но ромеи, часто вступая с Хилвудием на противоположный берег, убивали и порабощали тамошних варваров». В 535 г. Хилвудий вновь предпринял карательную экспедицию с небольшим войском против славян. Но на левобережье Дуная склавины встретили его «всем народом». В жестокой битве ромейское войско было полностью разгромлено. Там же пал и его полководец. По словам Прокопия: «… с тех пор стала река всегда доступна для варваров». Вскоре после этого, видимо, в 537 г. «анты обрушились на область Фракии, многих ограбили и поработили из тамошних ромеев». Это самое раннее упоминание о захвате славянами пленников в империи.

Менее удачным оказалось вторжение склавинов на территорию империи в конце 545 г. Их «огромное полчище» перешло Дунай и разграбило земли Западной Мизии. Но вскоре путь склавинам преградило ромейское войско Иоанна Фагаса и их союзников германцев-герулов. В бою склавины были разбиты. Множество их погибло, а взятых в плен скоро отпустили восвояси. Но в конце 547 г. уже хорошо организованное конное войско склавинов («стратевма», по свидетельству Прокопия) перешло Дунай и прошло «по всему Иллирику вплоть до Эпидамна (Диррахия), убивая и порабощая… людей… и грабя имущество». Тогда же склавинами было взято множество крепостей. Военачальники Иллирика с пятнадцатитысячным войском следовали за варварами, но не осмеливались приблизиться к противнику. «Стратевма» склавинов в том набеге прошла в глубь империи более 200 км и в том же году вернулась обратно за Дунай. Весной 549 г. князь лангобардов Ильдигис с шеститысячным войском из склавинов и германцев выступил на помощь остготам Тотилы в Северной Италии. Его стратевма пришла в Венецию, а затем встретила войска ромеев под командованием Лазаря. В развернувшемся сражении ряды ромеев были опрокинуты, многие из них погибли. Но Ильдигис не соединился с остготами, а перешел Дунай и возвратился в земли склавинов.

События второй половина VI столетия еще ярче доказали, что славянскую экспансию на Балканах империя остановить не в силах. Весной 550 г. новое войско склавинов, численностью не более чем в три тысячи воинов форсировало Дунай без какого-либо сопротивления со стороны имперских войск. Склавинская дружина перешла реку Марицу и разделилась на два отряда. В одном насчитывалось 1800 воинов, в другом – 1200. Больший по численности отряд остался во Фракии, а другой двинулся в Иллирик. Имперские войска, посланные навстречу этим отрядам, были разгромлены славянами и «нашли спасение в беспорядочном бегстве». Тогда Юстиниан Великий послал против склавинов одного из лучших полководцев империи – кандидата Асвада с отборными и многочисленными отрядами конницы из фракийской крепости Цурул. Однако элитные императорские войска были опрокинуты славянской дружиной. Часть ромеев была перебита, часть вновь спаслась бегством. Асвад попал в плен и был сожжен на костре. Затем последовало разорение фракийской и иллирийской провинций и взятие многих крепостей. Крупнейшей из них стал фракийский город Топир (Ксанти), расположенный в 12 днях пути от Константинополя. Склавины выманили ромейский гарнизон из города, где и устроили ему засаду. Разгромив силы гарнизона вне стен, они повели приступ оборонительных сооружений. Население города попыталось отбить нападение. Горожане со стен лили на участников приступа кипящее масло и смолу из котлов, бросали камни и уже, казалось, отбили нападавших. Но славяне засыпали оборонявшихся тучей стрел и заставили их покинуть верхний ярус укреплений. С помощью осадных лестниц они ворвались на стены и взяли город. Затем последовало беспощадное избиение взрослого мужского населения, а женщины и дети были обращены в рабство. Этот поход склавинов сопровождался страшными зверствами и жестокостью по отношению к мирному населению империи. Славянские дружины беспрепятственно возвратились в свои земли за Дунаем, «гоня с собой бессчетные тысячи пленных».

Однако эти события стали только прологом необратимых грядущих перемен для империи. В середине лета 550 г. ромейская армия готовилась нанести решающий удар остготам в Северной Италии. Прославленный полководец Герман собирал и готовил войска в Сардике (Софие) для большого похода на запад. Неожиданно пришло сообщение, что в окрестностях Наисса (Ниша) огромное полчище склавинов перешло Дунай[48]. Разведка ромеев установила, что варвары намерены «захватить самое Фессалонику». Узнав об этом, император Юстиниан велел Герману отложить поход в Италию и встать на защиту Фессалоники и других городов. Прославленный полководец исполнил веление императора и перекрыл подступы к Северной Греции. Но и склавины, узнав о том, что им предстоит сразиться с многочисленным, хорошо организованным войском под руководством полководца, прославленного многими победами и неоднократным разгромом славян (518–527 гг.), отказались от похода на Фессалонику. Не спускаясь на равнину, они совершили 450-километровый поход по горам через Иллирик и ушли в Далмацию на побережье Адриатики. Внезапная смерть Германа вновь изменила стратегическую ситуацию на Балканах. Новое войско склавинов перешло Дунай осенью 550 г. Славянские отряды, ранее ушедшие в Далмацию, соединились с этим войском. Возможно, что все это произошло не без происков Тотилы – вождя остготов. «Во всяком случае, – писал Прокопий, – эти варвары, разделившись на три части, сотворили ужасное зло по всей Европе, не в набегах грабя тамошние области, но зимуя, будто в собственной стране, и не боясь никакой опасности»[49]. Итак, зима 550–551 г. – первая, когда склавины не ушли после набега обратно за Дунай и тем положили начало открытой колонизации Балкан. К весне 551 г. император собрал против склавинов многочисленную армию, поставив во главе ее многих известных полководцев своего времени: Константина, Аратия, Назара, Юстина (сына Германа), Иоанна Фагаса. Общее руководство было возложено на преданного императору протоспафария (главнокомандующего) Схоластика. Основная часть славянских отрядов была встречена ромеями у Адрианополя (в пяти днях пути от столицы). Склавины, отягощенные обозом, заняли гору, ромеи, видимо взяв их в кольцо, расположились на равнине. Имперская армия первой предприняла атаку славян. Те отбили ее и перешли в контрнаступление. В жестокой схватке ромеи были разгромлены, многие погибли, полководцы с остатками войск отступили в разных направлениях. Даже знамя отряда Константина досталось варварам. Продвигаясь в глубь империи, славяне разграбили область Астику, ранее не разоряемую ими. Так они дошли до «длинных стен»[50], построенных перед столицей на расстоянии более одного дня пути. Но здесь одна из уцелевших частей ромейской армии, преследовавшая склавинов, внезапно настигла их и завязала бой. В ожесточенной схватке склавины были опрокинуты. Значительная часть их погибла в сражении, другие бежали к Дунаю, бросив огромный обоз. Масса ромеев была вызволена из плена. Однако отряды склавинов, разорявшие иные области Балкан, возвратились в свои земли с большим полоном. Эти события произошли ранней весной 551 г. Осень того же года была не менее трагичной для империи. Очередное полчище склавинов напало на Иллирик. Император послал против них полководцев Юстина и Юстиниана – сыновей покойного Германа. Фракийскими частями командовал Юстин, ранее дравшийся против славян и имевший опыт ведения войны с ними. Далматинские части возглавил Юстиниан. Однако и то и другое соединения значительно уступали противнику по численности. Ромейские полководцы не решались встретить славян в открытом сражении и придерживались тактики его преследования. Продвигаясь вслед за славянами, они смогли нанести им несколько поражений в арьергардных боях. Но зато склавины сильно разорили Иллирик и, уходя в свои земли, беспрепятственно переправились через Дунай при помощи германцев-гепидов. Трагические события середины VI в. показали политическому руководству империи, насколько стала сильна славянская угроза. Однако, втянутая в затяжную войну с остготами в Северной Италии, Империя Ромеев не могла сосредоточить все свои усилия на славянской проблеме. Экспансионистские планы императора Юстиниана Великого по воссозданию универсальной средиземноморской державы вели ее к внешнеполитическому кризису и упадку.

Между тем, военная экспансия славянства продолжала нарастать. По свидетельствам ромейских авторов: Иоанна Малалы[51], Иоанна Эфесского[52], Агафия Миренейского[53], Михаила Сирийца[54] новое крупное нашествие славян и их союзников-гуннов (кутригуров) под предводительством хана Забергана было совершено на империю в марте-апреле 559 г. Гунны пришли из Северного Причерноморья, где перед этим нанесли поражение антам, чтобы обезопасить свои тылы. В январе они по льду перешли Дунай. С левобережья Дуная они призвали в союзники склавинов. Одна часть гуннов двинулась на разорение Греции. Другая часть – 7 тысяч конницы и отряды славян – двинулась во Фракию. На этот раз удар был направлен в самое сердце империи – на Константинополь. Стены Анастасия («длинные стены») были значительно повреждены землетрясением 557 г. и не восстановлены. Этим воспользовались варвары. У поселения Мелантиды (30 км от Константинополя) они смогли проломить «внешнюю стену», разграбить и сжечь все предместья столицы «вплоть до храма Святого Стратоника» (14 км от Золотых ворот Константинополя). В плен к ним попали ромейские полководцы Сергий и Эдерм. Затем варвары захватили и разорили Сики – пригород, лежавший на северном берегу Золотого Рога, на месте будущей Галаты. Тем временем другие отряды славян и гуннов пытались прорваться к Херсонесу Фракийскому на Галлиполийском полуострове, но видимо не смогли взять встретившихся на их пути укреплений. Варвары стали готовить средства переправы через пролив, чтобы достичь Малой Азии и захватить богатый город Авидос с его торговым флотом, складами товаров и таможенной казной. Однако ромеи смогли сосредоточить значительные силы в Константинополе, видимо, переправив их из Малой Азии. Одновременно готовился и военный флот, который должен был отправиться на Дунай и перекрыть варварам пути отступления. Во главе ромейских войск был поставлен прославленный полководец – победитель остготов Велисарий. Под давлением имперской армии варвары отступили за «длинные стены» и оставили другие области Фракии, но продолжали угрожать Константинополю с севера. Ромеи повели переговоры и стали восстанавливать внешние укрепления столицы. В то же время Юстиниан I повел переговоры о союзе с гуннским племенем утигуров (восточных гуннов), враждебных кутригурам. Ромейские дипломаты умело сыграли на противоречиях между варварами. Мир с Заберганом был заключен, и тот в августе оставил пределы империи. Но при возвращении из похода в конце лета на него и его союзников-склавинов на Дунае напали утигуры. Жестокие войны между западными и восточными гуннами продолжались до 561–562 гг., пока оба ослабевших племени не были подчинены аварами, пришедшими в степи Восточной Европы во главе с хаганом Баяном.

Нападение гуннов-утигуров и вторжение в Восточную Европу аваров явно ослабило славянский натиск на Балканские области империи. Но во второй половине 70-х гг. VI в., уже в новых исторических условиях, славянская экспансия на Балканы возобновилась. Так, епископ Иоанн Бикларский в своей «Хронике» (589–590 гг.) сообщал, что «в десятый год правления императора Юстина… (576 г.) славяне во Фракии проникают во многие города римлян, каковые, разорив, они оставили пустыми»[55]. По свидетельствам ромейского автора Менандра Протектора[56], служившего в императорской гвардии в годы правления базилевса Маврикия (582–602 гг.), видимо, на исходе 577 г. народ славян численностью до ста тысяч человек[57] вторгся во Фракию и разграбил ее и другие области. В составе отдельных славянских отрядов были гунны, гепиды и авары. Эти разноплеменные воинские объединения совершили набег на Константинополь, но были отбиты от столицы. Перезимовав в империи, к лету 578 г. славяне достигли уже Эллады. Кесарь Тиверий, не имевший войск для отражения славянского вторжения обратился за помощью к аварскому хагану Баяну. Это, в свою очередь, вызвало поход аваров за Дунай в славянские земли. Скорее всего, в 578–579 гг. ромеям все же удалось отбросить грабившие Фракию и предместье столицы славянские отряды в Иллирик и Грецию.

Но в 581 г., вытесненные из Фракии, разорившие Иллирик и Элладу, отряды славян воспользовались тем, что Тиверий отправил свои последние войска под Сирмий и вновь приблизились к столице. На своем пути они сжигали лишенные гарнизонов крепости, выказывали особенную жестокость. Все эти передвижения и нападения совершались одними и теми же славянами, так как здесь не было и речи о новых вторжениях с левобережья Дуная. По свидетельству Иоанна Эфесского в 583–584 гг. славяне уже четыре года жили на территории империи[58]. Многие современные исследователи считают события 580–581 гг. началом славянского заселения Греции[59]. В 584 г. склавины совершили нападение на Фессалонику. И хотя это нападение окончилось неудачей, тот факт, что славянский отряд в 5 тысяч человек, состоявший из «опытных в военном деле» людей и включавший в себя «весь избранный цвет славянских племен», решился на такое предприятие, сам по себе весьма показателен. Славяне «не напали бы на такой город, если бы не чувствовали своего превосходства в силе и отваге над всеми теми, кто когда-либо с ними сражался», – прямо говорится в «Чудесах св. Димитрия Солунского» – замечательном агиографическом произведении той эпохи, посвященном описанию чудес, которые во время осады города славянами творил его небесный покровитель – св. Димитрий[60].

В 585 г. славянский отряд во главе с аварским предводителем захватил Коринф. Под 585–586 гг. Иоанн Эфесский отмечал, что славяне, возможно при поддержке аваров, захватили и удержали за собой два крупных города империи (Сингидун и Анхиал) и много крепостей ромеев. Причем сначала, славяне и авары прорвались сквозь «длинные стены» и пытались захватить Константинополь, что явилось ответом на вторжение антов, союзников империи, в землю склавов. «Конечно же, славяне услыхали, что захвачена область их, и зарычали, как лев на добычу», – писал Иоанн Эфесский. Однако от столицы империи варвары были отброшены. Тогда их войско обрушилось на город Анхиал, разгромило находившийся там гарнизон, проломило стену и ворвалось в город. При этом один из вождей варваров (видимо, аварский хаган), воздев на себя пурпурные одеяния, захваченные в городском храме, всенародно заявлял: «Желает этого царь ромеев или не желает, но вот, царство отдано мне!» После установления своей власти, при обращении к мирному населению империи, славяне оповещали: «Выходите, сейте и жните – только половину налога мы будем забирать у вас!»[61]. Все это свидетельствовало о том, что славяне не собирались возвращаться на свои прежние земли. В 587–588 гг. по свидетельству «Монемвасийской хроники» (IX в.) славяне завладели Фессалией, Эпиром, Аттикой, островом Эвбеей и водворились в Пелопоннесе.

Конечно же, славянская экспансия на Балканах продолжалась еще несколько десятилетий. Несомненно, что на первом ее этапе для славян, как варваров, значительным стимулом в войнах с империей являлись грабеж ее богатых городов и селений, угон скота и увод пленников. Но в то же время славян, как земледельцев и скотоводов, притягивали благодатные земли империи, мягкий и теплый климат Средиземноморья. Эти непреходящие ценности со временем были осознаны славянским миром. Пик славянской экспансии на Балканах пришелся как раз на то время, когда, позднеантичная Ромейская империя явно стала клониться к упадку и оказалась не в состоянии противостоять славянской колонизации. С большой долей уверенности это время можно определить второй половиной 70-х – 80-ми гг. VI в. В период временной стабилизации внешнеполитического положения империи, пришедшейся на конец VI – первое десятилетие VII в., славянская экспансия явно пошла на спад. Однако попытки ромеев заранее предотвратить прорывы славян за Дунай оканчивались неудачно для империи. Так, император Маврикий (582–602 гг.) решил перенести войну со славянами на левый берег Дуная. Весной 594 г. он направил ромейскую армию под руководством полководца Приска за Дунай. В Нижней Мизии Приск напал на поселения славян, возглавляемых архонтом Ардагастом, и разорил их. Затем ромеи вторглись в земли славян, возглавляемых архонтом Мусокием. Они захватили архонта в плен и разграбили его страну. Однако Приск не смог зазимовать со своей армией на левом берегу Дуная, так как его солдаты, видевшие бесперспективность войны со славянами, взбунтовались и заставили полководца отвести армию за Дунай. На следующий год Маврикий назначил командующим экспедиционной армией своего брата Петра. Славянские вторжения продолжались на других участках границы, и император не успел предотвратить переправу армии. За Дунаем Петр столкнулся со славянским войском под руководством архонта Пирагаста. Славяне потерпели поражение. Но солдаты опять подняли мятеж, отказываясь зимовать на Левобережье Дуная. При возвращении ромейской армии в лагерь славяне напали на нее и обратили ее в бегство. Двинувшись к Константинополю, мятежная армия овладела столицей. Маврикия свергли, а императором провозгласили центуриона Фоку, наполовину варвара по происхождению. Все это свидетельствовало о невозможности изменить сложившуюся политическую ситуацию. Попытки империи осуществить активную борьбу против славян окончились бесславно. Ромейская армия, только что победоносно закончившая войну с Персией – сильнейшей державой того времени, оказалась бессильной закрыть дунайскую границу империи для славянских вторжений.

Славяне на военной службе в ромейской армии. Анты – союзники Империи Ромеев.

Обаяние греко-ромейской цивилизации не могло обойти стороной славянский мир. Одной из наиболее ранних форм приобщения славян к ромейской культуре, и установления контактов между славянским и греко-ромейским мирами, стала служба многочисленных выходцев из славян в ромейской армии. Пожалуй, первым известным событием такого рода, зафиксированным источниками, является пребывание неординарного ромейского полководца Хилвудия, по происхождению анта, на посту командующего войсками диоцеза Фракии («всей Фракии») в период с 530 (531) по 535 г. Прокопий Кесарийский в рассказе о Хилвудии неоднозначно подчеркнул близость полководца «к дому императора Юстиниана», что в принципе свидетельствовало о верности идеалам греко-ромейской цивилизации и было несомненно важно для варвара, перешедшего на службу к ромеям. По словам того же Прокопия: «Хилвудий… стал настолько страшен варварам, что в течение трех лет, пока он там пребывал в этой должности, не только никто не смог перейти Истр (Дунай) против ромеев, но и ромеи, часто вступая с Хилвудием на противоположный берег, убивали и порабощали тамошних варваров»[62]. В научной традиции Хилвудия уверенно считают славянином-антом, хотя в тексте Прокопия прямых указаний на этот счет нет[63].

Для ведения успешных войн с варварами ромеям нужны были не только хорошо обученные имперская армия и федераты. Надежные и смелые наемники из варварской среды, хорошо знакомые с тактикой и приемами вооруженной борьбы, применяемыми варварами, были им также необходимы. В 536 году император Юстиниан Великий начал войну против мощного Остготского королевства в Италии. Войска возглавил прославленный ромейский полководец Велисарий, покровительством которого пользовался известный автор «Готской войны» Прокопий Кесарийский. Он присоединился к Велисарию на Сицилии в том же году. Война шла с переменным успехом. Будущий историк активно в ней участвовал. Вот тогда Прокопий и познакомился со славянами, служившими в ромейской армии. Велисарий, осажденный в Риме готами, просил о подкреплениях с Сицилии. Спустя двадцать дней, в апреле 537 г., к нему на помощь подошли стратеги Мартин и Валериан во главе 1600 конных воинов, среди которых «больше всего было гуннов, склавинов и антов». Велисарий был очень обрадован прибытию значительного в тех условиях подкрепления, так как сам располагал в Риме 5-тысячным войском. Затем последовало сражение и снятие осады Рима готами. Видимо, довольно часто славянам поручалось вести разведывательные действия на территории врага и брать «языка». Одно из таких событий красочно описал Прокопий в рассказе об осаде города Ауксима (Озимо) в Италии. Город, в котором в 539 г. укрепились готы, упорно сопротивлялся. Велисарию необходимы были сведения о настроениях среди осажденных и, видимо, о наиболее слабых местах в системе оборонительных сооружений. Вот тогда один из наиболее ловких и сильных склавинов, умевший хорошо маскироваться и неожиданно нападать на врага, превосходно исполнил поручение командующего и захватил «языка». Термин «захватить «языка» позднее встречался в сочинении «Стратегикон» (595–602 гг.) императора Маврикия и в военном разделе поучений Кекавмена[64]. Во всех переводах на славянские языки это место передавалось одинаково, т. е. как сообщение о захвате пленного, от которого можно получить необходимые сведения. Видимо, это выражение давно стало в империи устойчивой метафорой в воинском жаргоне, проникшей впоследствии (как калька с греческого) в славянские языки вместе с переводной литературой.

Еще одним характерным примером участия славян в боевых действиях в составе ромейской армии являются события начала 547 г., когда ромейский полководец Иоанн вел войну в Южной Италии против готов. Тогда Рим был захвачен готами Тотилы, которые вели наступление и на юге. Ромейский стратиг Туллиан обезопасил область Луканию, поставив для обороны узкого горного прохода 300 воинов-антов, придав им в помощь местных крестьян. Главным мотивом здесь было то, что «эти варвары искуснее всех умеют сражаться в труднодоступных местностях». Мало того, этот воинский контингент был специально выделен Иоанном по просьбе Туллиана. Узнав об этом, Тотила также усилил штурмовой отряд готов силами окрестных крестьян. В произошедшем столкновении «анты с присущей им доблестью (при том, что и неудобство местности им споспешествовало) вместе с крестьянами из отряда Туллиана опрокинули врагов; и произошло великое их избиение»[65].

Прокопий сообщал, что основу военного строя славян составляла пехота, но были у них и конные отряды, о чем известно из других источников: Феофилакта Симокатты, Иоанна Эфесского, Михаила Сирийца. Чаще всего славяне входили в состав ромейских воинских соединений на правах «симмахов» (союзников), т. е. контингенты из варваров подчинялись собственным военачальникам. Вероятно, контингент «симмахов» был и в войсках Хилвудия. Со временем славяне все теснее вовлекались в военную структуру империи и даже становились «стратиотами» (воинами регулярного строя).

Не менее интересные свидетельства о военной службе славян в ромейской армии в VI в. представлены в «Истории» Агафия Миренейского[66]. Этот автор начал свое сочинение в 552–553 г., т. е. непосредственно продолжал Прокопия Кесарийского. Изложение событий здесь прерывается 559 г. – нашествием Забергана. Сведения Агафия о славянах и антах представляют собой интерес в первую очередь для славянской ономастики; кроме того, для VI в. – это второй и последний источник о службе славян и антов в ромейской армии. Автор рассказывал о событиях войны Ромейской империи и Сасанидского Ирана за Лазику (Западнаую Грузию) в 555–556 гг., о военных операциях имперской армии в Италии. Он нигде не говорил о личном участии в этих военных действиях. Но, очевидно, он черпал все эти сведения из документов канцелярий действующих армий, пользовался мемуарами, так как прямо засвидетельствовал использование «Новелл» Юстиниана.

На страницах «Истории» изложен рассказ о наступлении трехтысячного конного войска персов в Закавказье. Против них был послан отряд из шестисот всадников под руководством Дабрагеза и Усигарда. Из дальнейшего изложения ясно, что Дабрагез (Доброгост) по происхождению ант. Некоторые исследователи считают антом или славянином и Усигарда (Всегорда), что нашло свое отражение и в работах известного слависта П. Шафарика[67]. Охранение и разведка в персидском войске в тот момент отсутствовали, видимо, персы не ожидали встретить противника так близко. Этим и воспользовались ромейские военачальники Дабрагез (Доброгост) и Усигард (Всегорд), совершившие ускоренный бросок в сторону противника. Все это свидетельствовало о хорошо налаженной разведке в отряде, которым командовали славяне. У дороги ими была устроена засада. Когда противник приблизился, тогда «разом напали воины Дабрагеза и Усигарда и, поразив их (персов) внезапностью, тотчас обратили в бегство».

Затем имя Дабрагеза встречается в рассказе об охране ромейской флотилией реки Фасис (Риони). Здесь Дабрагез назван таксиархом (командиром среднего ранга), под началом которого находились десять кораблей с сотнями ромейских воинов. Под его же началом состоял и гунн, лохаг (лоха – подразделение ромейской армии числом до 200 воинов) по имени Элмингир. Отряд Дабрагеза бдительно охранял реку и смог вернуть в состав флотилии еще один корабль, ранее захваченный персами.

Интересен яркий и живой рассказ Агафия о том, как сто отважных ромейских воинов были посланы ночью с задачей пробраться в скальное укрепление мисимиян – союзников персов. Вел штурмовую группу воин Илл, ранее разведавший подходы к укреплениям противника. За ним следовал дорифор (член личной дружины высшего офицера, состоявшей из отборных солдат) по имени Зипер. За дориформ – сын Дабрагеза Леонтий, «вслед ему – Феодор таксиарх». Заметим, что имя Леонтия упоминается среди элитных командиров штурмовой группы. В завязавшемся сражении Леонтий принимал активное участие, но поскользнулся, упал и покатился вниз со скалы. Он видимо, остался жив, так как упал на щит и разбил его. Во время сражения мисимияне пытались наступать под прикрытием «черепахи». «…И прежде, чем они стали приближаться и прятаться (под прикрытием «черепахи», составленной из щитов), – писал Агафий, – некто именем Сваруна, славянин, бросает копье в более уязвимого «из намеревавшихся спрятаться под «черепаху» и поражает его насмерть». В завязавшемся рукопашном бою противник ромеев был разгромлен, а укрепление захвачено.

Рядом исследователей были сделаны выводы о том, что, поскольку имя Леонтий греческого происхождения, то Доброгост уже давно адаптировался в ромейской среде и был женат на гречанке. Скорее всего, и отец, и сын были христианами. Судя по всему, в описываемое время Леонтию было не менее 18–20 лет. Т. о., Доброгост поступил на службу в то время, когда появились первые свидетельства об антах в имперской армии (Прокопий). В совокупности сведения о Доброгосте подтверждают то, что он был командиром отряда федератов и стратиотов, а не предводителем антских симмахов, т. е. союзников-варваров, нанимаемых на временную службу из числа соседей империи. Имя Сваруна по традиционной этимологии происходит от славянского слова «свар» – битва, или драчун, крикун. Существует и славянский теоним – «Сварог»[68].

Оценивая в целом значение славянских воинских контингентов и военных специалистов в армии Ромейской империи VI в., можно говорить об их высоком профессионализме; боевой выучке, смелости, находчивости и надежности. Необходимо отметить, что большую часть славянских наемных контингентов и военных специалистов на командных постах составляли выходцы из восточнославянской среды – из антов (если термин восточнославянская среда применим к той эпохе). Важно подчеркнуть, что славянские воинские контингенты и военные специалисты находились на острие важнейших боевых операций, проводимых ромейской армией той эпохи. В ходе боевых действий этим подразделениям и специалистам, говоря современным языком, доверялись наиболее опасные и важные диверсионно-разведывательные и десантно-штурмовые операции. Зачастую, наряду со славянами в составе ударных варварских подразделений упоминаются гунны. Однако гунны всегда были сильны своей конницей и стрельбой из лука. Славянские контингенты командование ромейской армии ценило за их универсальность, умение воевать в пешем строю и в соединениях конницы, успешно действовать на открытой равнине и в лесах, в засадах и оборонительных укреплениях, в горах и на флоте[69].

В VI в. источниками зафиксировано пятнадцать наиболее крупных вторжений славян на территорию империи. В массе своей они были совершены западнославянским племенным союзом – склавинами (самостоятельно или в союзе с другими варварами). Лишь только два вторжения (518–527; 537 гг.) были совершены антами, которых большинство исследователей, на основании свидетельств древних авторов, считают восточнославянским племенным союзом. Описывая их расселение, Прокопий указывает, что севернее берегов Понта Эвксинского, Меотиды и низовьев реки Танаиса живут гунны-утигуры, «а за ними еще выше к северу, сидят бессчетные племена антов». «Иордан и Прокопий видели различие между склавинами и антами лишь в том, что они принадлежали к разным военно-политическим объединениям, т. е. это отличие было не собственно этническим, а этносоциальным и обусловливалось подданством двум нередко враждующим племенным союзам» – так сформулирован тезис о взаимоотношениях внутри славянского мира Восточной Европы VI столетия в издании, посвященном развитию этнического самосознания славянских народов[70]. И действительно, под 540 г. (у Прокопия Кесарийского) и 585–587 гг. (у Иоанна Эфесского) зафиксированы сообщения о войнах антов со склавинами. Причем второй раз война эта началась по инициативе ромейских дипломатов, когда анты выступили как союзники империи против склавинов, разоряющих Фракию и Грецию. Кроме того, по сообщениям источников, анты являлись союзниками ромеев в войнах с готами и в 545, 547, 550 гг. Преимущественно анты выступают в источниках как наемники, порой занимают командные посты в ромейской армии даже в войнах со склавинами (Хилвудий). Но в отличие от Прокопия, который говорил об антах как о союзниках империи, император Маврикий рассматривал и склавов и антов в равной мере как врагов империи. Видимо, широко распространенное в научной литературе мнение, что анты с 545 г. вплоть до 602 г. оставались неизменно союзниками империи, нуждается в некоторой корректировке. Возможно, что союз антов с империей не был непрерывным. Но с этого времени в источниках нет никаких свидетельств о нападениях антов на империю. Также в существовании такого союза на рубеже VI–VII вв. трудно сомневаться. По сообщению автора середины VII в. Феофилакта Симокатты[71] авары совершили в 602 г. поход против антов именно потому, что анты были союзниками ромеев.

Ромейские авторы середины VI – начала VII в. осоциально-экономическом строе и военной организации славян

С середины VI века ромейские авторы начинают уделять более пристальное внимание описанию внешности, быта, экономическим и социальным условиям жизни славянства. В отличие от Иордана, Прокопий уже в 545 г. подчеркивал, что склавины и анты живут в условиях родоплеменного строя и военной демократии. Он же, подробно описывая их быт, внешний вид, вооружение, говорил об этническом родстве тех и других: «А живут они в жалких хижинах («калибах», «халупах»), располагаясь далеко друг от друга и каждый меняя, насколько можно часто, место поселения. Вступая же в битву, большинство идет на врагов пешими, имея небольшие щиты и копья в руках, панциря же никогда на себя не надевают; некоторые же не имеют ни хитона, ни плаща, но, приспособив только штаны, прикрывающие срамные части, так и вступают в схватку с врагами. Есть и у тех и у других и единый язык, совершенно варварский. Да и внешностью они друг от друга ничем не отличаются, ибо все они и высоки, и очень сильны, телом же и волосами не слишком светлые и не рыжие, отнюдь не склоняются и к черноте, но все они чуть красноватые»[72]. Сообщения Прокопия Кесарийского о жилищах славян подтверждаются археологическими изысканиями в Левобережном Подунавье. Эти жилища представляли собой полуземлянки с двускатными крышами. Существуют предположения о том, что славянские слова «калиба», «халупа» и т. п. восходят к греческому слову «калибн», означающему военную палатку[73].

Сообщения Прокопия о вторжениях славян под 547, 549, 550 гг. также сильно меняет представление об их военной и социальной организации. Если ранее Прокопий говорил о вторжениях «огромного войска», «всего народа», «полчища» («омилос» – плохо организованного военного соединения) славян, то в указанные годы он подчеркивал их превосходную военную организацию. Так, под 547 г. он свидетельствовал о вторжении небольшого, хорошо организованного конного войска, названного им «стратевмой». Этим словом ромеи обозначали только элитные кавалерийские соединения. Следовательно, в данном случае можно говорить не только о хорошей организации, вооружении, но также о профессиональной военной подготовке воинов и военной элите у славян. В 549 г. славяне выступили против империи под руководством лангобардского князя Ильдигиса и составляли большую часть его шеститысячного, в основном конного, войска. Весной 550 г. конное войско славян, опять названное Прокопием «стратевмой», достигало по численности трех тысяч воинов. В ходе вторжения оно разделилось на два отряда, которые громили более крупные, элитные соединения кавалерии ромеев и брали приступом города. С полным основанием можно утверждать, что в это время у славян началось выделение военной знати и формирование военно-дружинного сословия[74].

Во второй половине VI в. у ромейских авторов начинают появляться данные, свидетельствующие о роли и значении вождей у славянства. Так, под 560 и 578 гг. Менандр Протектор сообщал о наличие у славян-антов правителей-архонтов: Идаризия, его сыновей Мезамера и Келагаста; у склавинов: Даврентия-Даврита (Добреты) и «бывших с ним вождей», которые вели переговоры с ромеями или аварами, объявляли войну или заключали мир. По мнению исследователей Ивановой и Литаврина, «конечно, все анты не составляли единого племени во главе с несколькими равноправными архонтами… среди архонтов существовала иерархия»[75]. Скорее всего, существовал союз нескольких антских вождей (архонтов). В ходе переговоров с аварскими послами, когда те стали угрожать склавинам, Даврит и его окружение отвечали: «Родился ли среди людей и согревается ли лучами солнца тот, кто подчинит нашу силу? Ибо мы привыкли властвовать чужой (землей), а не другие нашей. И это для нас незыблемо, пока существуют войны и мечи»[76]. В конце VI в. славянские вожди Ардагаст, Мусокий и Пирагаст возглавляли военные силы своих племен в борьбе за независимость против экспедиционной армии ромеев.

Иоанн Эфесский под 584 г. сообщал, что славяне за время набегов на империю «обогатились и приобрели золото, и серебро, и табуны лошадей, и много оружия. И они выучились воевать лучше, чем ромеи, (они), люди простые, которые не осмеливались показаться из лесов и защищенных деревьями (мест) и не знали, что такое оружие, кроме двух или трех лонхидиев, а именно это – метательные копья»[77]. Конечно, Иоанн совершенно прав, когда речь идет о богатствах, собранных славянами в виде военной добычи – о золоте и серебре. Но ведь развитие коневодства и кузнечного дела, специализирующегося на изготовлении оружия, у славян могли стимулировать частые войны, которые славяне вели с империей и иными соседями в VI в. Причем другие письменные источники и археологические данные подтверждают последнее.

Но наиболее ярким произведением, отразившим все стороны жизни славянского мира той эпохи, является «Стратегикон». Уже более трех столетий назад было доказано и позднее неоднократно подтверждено, что автором этого произведения является сам император Маврикий (582–602 гг.). «Стратегикон» написан, скорее всего, в период между 595 и 602 гг. Маврикий явно использовал более ранние письменные источники для своей работы, что подтверждается наличием анонимного военного трактата «О военном искусстве», написанном в 70-е гг. VI в. Однако военные обычаи склавинов и антов могли стать известны автору в результате обобщения современной для Маврикия боевой практики. Вполне допустимо и личное участие Маврикия в экспедициях в славянские земли. Отношение Маврикия к склавинам и антам как к военному сопернику самое серьезное. Отдав дань книжной традиции в описании их быта, он совершенно меняет тон, когда переходит к военным рекомендациям, выступая как искушенный специалист, обладающий и военно-теоретическими познаниями и боевым опытом. Все это свидетельствует о том, что новые оперативные и тактические рекомендации разрабатывались применительно к противнику, который расценивался всерьез.

Конец ознакомительного фрагмента.