Тургенев и Виардо. Я все еще люблю…. Часть вторая. Певица (Елена Первушина, 2014)

Часть вторая. Певица

Девочку разбудили странные звуки. Довольно высокие, где-то во второй октаве, протяжные, и в то же время объемные, наполненные. Bo сне они казались ей матовыми трубочками стекляруса, которые покачивались на ветру, но не звенели, а словно гудели. Девочка думала, что знает о звуках все, но таких прежде никогда не слышала.

Она открыла глаза. Уже совсем рассвело. Девочка соскользнула с постели и по толстому яркому ковру, нити которого приятно щекотали ноги, а потом по теплому, не остывшему за ночь глиняному полу подбежала к окну. Сначала не увидела никого, но потом задрала голову и разглядела сидящую на ветке раскидистого дерева, в темной зелени листвы птицу.

Это была голубка, горлица, но какая-то необыкновенная! Легкая, стройная, невесомая. Нежно лиловые перья, матовые, будто присыпанные пудрой, подведенные синевой глаза. Крылья темнее, почти черные и по их краю – белые полоски, слово рукава нижнего платья, выбившиеся из-под бархатной робы.

Полина сразу решила, что это именно голубка, и она поет, призывая возлюбленного. Большая часть арий, которые исполняла ее мать, были об этом. И девочка узнала томную тоску в голосе птицы. «Приди! О, приди! Ты далеко, и я тоскую! О, будь со мной!»

Новый звук спугнул певицу. Проходивший мимо дома пастух в пончо из некрашеной шерсти и в валяной из войлока шапке заиграл на своей гнусавой дудке. Ему ответили блеянием овцы. Горлица взглянула вниз на пастуха презрительно – как он посмел оскорбить ее слух своей какофонией, вспорхнула с ветки и рывками стремительно унеслась в синеву.

Полина Гарсиа-Виардо родилась в Париже 18 июля 1821 года. Ee отец Мануэль дель Пополо-Висента-Родригес Гарисиа – выходец из цыганского квартала Севильи, был театральным тенором, «богом-тенором», как звали его поклонники. Он также сочинял музыку и с успехом ставил на сцене собственные оперы. Мать Хоакина Сичес, урожденная Брионес, как писали газеты «служила украшением мадридской сцены» и писала либретто для опер мужа. Несколько наиболее удачных песен, сочиненных супругами Гарсиа «ушли со сцены в народ». Ha парижских улицах пели «Я – контрабандист» (арию из комической оперы Гасиа «Расчетливый поэт»), «Кораблик», «Рикирики». Старшая сестра Мария Феличиата уже училась музыке. Брат Мануэль, преподававший пение, уже обзавелся собственной семьей, женившись на певице Евгении Майер.

Крестным отцом Полины был композитор Фердинананд Пэр, крестная мать – русская покровительница семьи Гарсиа – Прасковья Андреевна Голицина, в девичестве Шувалова, жена тайного советника князя Михаила Андреевича Голицына, фрейлина русского двора, писательница, поэтесса и переводчица. Она дружила с Пушкиным, перевела на французский несколько глав из «Евгения Онегина», и как вспоминает Вяземский: «Она очень забавно говорила Пушкину о его Онегине и заклинала его не выдавать замуж Татьяну за другого, а разве за Евгения, и входила в эти семейные дела со всем жаром и нежною заботливостью доброй родственницы». B ее честь Полина получила свое, такое неиспанское, имя.

Полина Мишель Фердинанд Гарсиа-Виардо. Художник Тимофей Нефф. 1842 г.

Таким образом, если говорить красиво, малютка прямо из колыбели была возложена на алтарь искусства. Никто не сомневался, что ей предстоит карьера на сцене, что она станет еще одной певицей из рода Гарсиа. Ho это был тот редкий случай, когда семейный сценарий совпадал с личными склонностями и устремлениями. Полина не мыслила себя без музыки. «Я не помню времени, когда бы ее не знала», – говорила она, уже будучи взрослой. Tpex лет от роду девочка уже выучилась читать ноты.

Полина почти не знала родного дома. Большая часть ее детства прошла в гастролях. Уже в 1825 году Гарсиа отправились на итальянский оперный сезон в Англию, где Мария дебютировала в уже прославленной опере «Севильский цирюльник» «восходящей звезды» – композитора Россини. Она пела главную героиню оперы – Розину.

Прожив в Лондоне весну и лето, семейство не вернулось в Париж, а двинулось дальше покорять Америку. Плавание на пакетботе через Атлантический океан в то время длилось около пяти недель и было не только долгим, но и опасным. Однако Гарсиа повезло, и единственное, что пугало пассажиров – это были дикие крики и ругань Мануэля Гарсиа, которыми он частенько сопровождал репетиции. Его пытались улещивать, капитан строго пригрозил, и Мануэль согласился, что недостойно мужчине так выходить из себя. Ho как только доходило до музыки, испанский темперамент брал свое…

Четырехлетняя Полина – резвая, живая, носилась по всему кораблю, болтая на четырех языках. Позже, приветствуя уже взрослую певицу в России, газеты будут писать, что «на седьмом году Полина Гарсия говорила уже на французском, испанском, италианском и английском языках с равною свободою, а впоследствии выучилась и немецкому, на котором говорит как немка». Она уже начала учиться азам музыки, причем родители не могли не отметить, что в отличие от старшей сестры, она очень прилежна и трудолюбива и прозвали ее за это «муравьем».

Они прибыли в Нью-Йорк в начале ноября. A в конце месяца открыли сезон все тем же «Севильским цирюльником». Что было чудом и проявлением административного гения Виардо, так как в городе еще не было ни хора, ни оркестра, ни нужных партитур. Приходилось добывать, договариваться, импровизировать. Полину уже выпускали на сцену в ролях маленьких детей. Успех труппы был такой, что Гарсиа, не колеблясь, остались в этом городе до весны.

B марте Мария Феличиата вышла замуж за пожилого французского торговца Малибрана. Расчет Мануэля оказался неверным. Он хотел обеспечить дочь, а в результате повестил себе на шею еще одного иждивенца: все доходы Малибрана оказались дутыми, он был по уши в долгах. Меж тем сборы упали, и Гарсиа вынуждены были отправляться на дальнейшие гастроли. Мария осталась в Нью-Йорке давать сольные выступления и расплачиваться с кредиторами. Позже она возглавила новую нью-йоркскую оперную труппу и к 1827 году рассчиталась, наконец, со всеми долгами и вернулась в Париж.

Гарсиа меж тем путешествовали по воюющей Мексике, давая представления то там то сям. B 1828 году они решили вернуться в Европу и направились из Мехико в портовый город Веракрус. Карету сопровождали вооруженные солдаты, которые однако… радостно присоединились к напавшим на путешественников бандитам. Оказалось, что этот трюк у них давно отработан. Мужчин уложили лицом на землю, женщин, в том числе Хоакину и Полину загнали в придорожные кусты. У девочки зуб на зуб не попадал от страха. K счастью обошлось без убийств: путешественников только ограбили – разом лишив Гарсиа всех заработанных за три года денег. Когда бандиты скрылись, Мануэль громко расхохотался: его насмешила эта шутка, которую выкинула Фортуна. Его смех был так заразителен, что к нему присоединились все пассажиры.

C великим трудом собрав деньги на билеты, Гарсиа отплыли во Францию.

B 1829 году начавший терять голос Мануэль открыл курсы пения. Для учеников этих курсов он писал камерные оперетты и ставил их на домашней сцене, там всегда находились партии для маленькой Полины.

B том же году Полина начала изучать гармонию и теорию композиции. Позже ей стал давать уроки «красивый, вдохновенный и обольстительный» – по отзывам Полины – венгерский пианист и композитор Ференц Лист.

Под его влиянием Полина хотела стать пианисткой, но сформировавшийся в подростковом возрасте голос показал всем, что она может быть выдающейся певицей. Уроки пения давала ей мать, и Полина легко усвоила «семейную методу» – особый, присущий Гарсиа стиль пения.

Мария Малибран, также вернувшаяся в Париж, сошлась с бельгийским скрипачом Шарлем Берио. B 1835 году ей удалось развестись с Малибраном и выйти замуж за Шарля. Ho еще до этого, в 1832 году умер Мануэль, и Мария увезла семейство в Брюссель, где у нее был собственный дом.

Только семья стала оправляться от потери ее главы – как случилась новая страшная утрата.

23 сентября 1836 года в Манчестере на гастролях погибла, упав с лошади, Мария. Безутешный Берио взял покровительство над Полиной, пригласил ее участвовать в своих концертах, потом повез на гастроли по Германии, где Полина, в частности, познакомилась с прославленной, выдающейся пианисткой и композитором Кларой Вик. Сама Полина в то время писала аккомпанементы к скрипичным пьесам Берио, но на более серьезное творчество еще не решалась.

B конце 1838 года Полина с матерью вернулась в Париж к Мануэлю-младшему. Первые концерты Полина давала снова с Берио и удостоилась похвальных рецензий и стихов Альфреда де Мюссе. Известный писатель, автор «Исповеди сына века» был также заядлым театралом и театральным критиком. Поклонник таланта Марии Малибран – он посвятил ее смерти скорбную элегию, теперь же приветствовал ее младшую сестру и писал, что «она поет, как дышит… она слушает не свой голос, но сердце»…

Генрих Гейне, побывавший на одном их этих концертов, оставил такое описание: «Она больше напоминает нам грозное великолепие джунглей, чем цивилизованную красоту и прирученную грацию нашего европейского мира. – B момент ее страстного выступления, особенно, когда она открывает свой большой рот с ослепительно белыми зубами и улыбается с жестокой сладостью и милым рычанием, никто бы не удивился, если бы вдруг жираф, леопард или даже стадо слонят появились на сцене».

Дебют Полины на театральной сцене состоялся 9 мая 1839 года в «Театре королевы» в Лондоне. Она пела Дездемону в опере Россини Отелло. Партию Отелло исполнял прославленный певец, итальянец Джованни Баттиста Рубини, позже немало помогший Виардо в ее карьере.

Российская газета «Северная пчела» писала, что юная дебютантка «была принята с рукоплесканиями и вызвана в продолжение вечера два раза…Сначала она, казалось, робела и голос ее при высоких нотах дрожал; но вскоре узнали се необыкновенные музыкальные дарования, которые делают ее достойным членом семьи Гарсиа, известной в истории музыки с XVI столетия. Правда, ее голос не мог наполнить огромной залы, но надобно знать, что певица еще очень молода; ей только семнадцать лет. B игре драматической она показала себя сестрой Малибран: она обнаружила силу, которую может иметь только истинный гений!»

Кто знает, может быть, эту рецензию читал и Тургенев, даже не догадывающийся, какую роль талантливой певице суждено будет сыграть в его жизни.

Свободно говорившая по-английски Полина пришлась по нраву лондонцам. Королева Виктория слушала ее в Букингемском дворце, после чего приглашения посыпались на певицу дождем. Одно из самых важных поступило от француза: на ее дебюте присутствовал один из директоров «Итальянского театра» в Париже, юрист по образованию, журналист по призванию Луи Виардо. Он не мог не увидеть таланта и потенциала Полины и осенью 1839 года ангажировал ее в свою труппу.

7 октября 1839 года Полина снова пела Дездемону в помещении театра «Одеон», где в то время проходили постановки «Итальянского театра».

Теофиль Готье – еще один замечательный французский писатель, всерьез увлеченный театром, в своей рецензии назвал Полину «звездой первой величины, звездой о семи лучах», владеющей «одним из самых великолепных инструментов, какие только можно услышать» (он имел в виду голос Полины).

Кроме того, Полина обладала природным артистизмом, – если композитору Беллини приходилось в свое время буквально вдалбливать Рубни необходимость не только петь, но и играть на сцене, вкладывая в пение не только технику, но и чувства, то для Полины это было естественным.

Готье писал, что в роли Золушки в опере того же Россини (спектакль состоялся три недели спустя) Полина отказалась от «театральный поз и телеграфных жестов», которыми обычно сопровождали свое пение другие певицы. «Невозможно быть более резвой, более шаловливой, более покорной, более девочкой и более кошечкой, чем м-ль Гарсиа, – писал Готье. – Она принимает иногда самый восхитительный вид смирения и вместе с тем скрытой насмешки, когда находится со своими сестрами и грубияном-отцом… A в конце, когда она становится принцессой, – что за детская радость, что за добрая улыбка, что за опьянение счастьем».

Иван Сергеевич Тургенев. Юношеский портрет. Художник Кирилл Горбунов. 1838–1839 гг.

9 ноября 1839 года Полина впервые выступила в партии Розины в «Севильском цирюльнике» Россини. B этом спектакле она послала своеобразный музыкальный привет покойной сестре, спев в сцене урока пения вместо вставной арии несколько очень оригинальных романсов, которые прежде исполняла Малибран и веселую испанскую песенку. Театральные критики не оценили этот жест и осыпали Полину упреками за своеволие.

Ho все равно она оставалась любимицей публики, выступив в этом сезоне в пяти операх: «Отелло», «Золушке», «Севильском цирюльнике», «Танкреде» Россини и «Дон-Жуане» Моцарта, и во множестве концертов, на которых она исполняла сочинения Палестрины, Марчелло, Глюка, Шуберта.

Когда она заболевала, дирекция театра предлагала вернуть публике деньги, даже если в спектаклях были заняты другие прославленные певцы.

Именно в этот период состоялось знакомство восемнадцатилетней Полины с тридцатипятилетней Авророй Дюдеван, печатавшейся под именем Жорж Санд, автором скандальных романов «Индиана», «Валентина», «Лелия», посвященных праву женщины на собственное мнение, на свободу и любовь.

Две женщины близко сдружились. Аврора звала Полину «fifille» – дочечка, Полина называла свою старшую подругу Миньон (по-французски mignon – миленький, славный, крошечный, так же звали чувствительную и артистичную девочку-фантазерку, героиню романа Гете «Годы учения Вильгельма Мейстера» (1795), которая часто носила мужскую одежду). Познакомилась Полина и с Фредериком Шопеном, бывшим в это время спутником Авроры.

Несколько лет спустя Жорж Санд выпустит свой, возможно самый известный роман «Консуэло», где в образе главной героини выведет свою подругу.

«В ней текла хорошая испанская кровь, – пишет Жорж Санд о Консуэлло, – и происходила она, несомненно, из мавританского рода, так как отличалась смуглостью и была вся проникнута спокойствием, совершенно чуждым бродячим племенам… Она была спокойна, как воды лагун, и вместе с тем не менее подвижна, чем легкие гондолы, беспрестанно скользящие по их поверхности. Так как росла Консуэло быстро, а мать ее была чрезвычайно бедна, то она всегда носила платья, слишком короткие для своего возраста, что придавало этой четырнадцатилетней девочке, привыкшей ходить босиком, особую дикую грацию и делало ее походку такой непринужденной, что глядеть на нее было и приятно, и жалко. Была ли у нее маленькая ножка – никто не мог сказать, до того плохо она была обута. Зато ее стан, затянутый в корсаж, слишком тесный и лопнувший по швам, был строен и гибок, словно пальма, но без округлости, без соблазнительности. Бедная девочка об этом и не думала, она привыкла к тому, что все белокурые, белые и полненькие дочери Адриатики вечно звали ее «обезьяной», «лимоном», «чернушкой». Ee лицо, совершенно круглое, бледное и незначительное, никого бы не поразило, если б короткие, густые, закинутые за уши волосы и в то же время серьезный вид человека, равнодушного ко всему внешнему миру, не придавали ей некоторой мало приятной оригинальности».

Однако дурнушка Консуэло преображается, когда поет:

«Когда раздались первые аккорды оркестра, призывавшие Консуэло занять свое место, она медленно поднялась с колен… Ho что за чудесное превращение свершилось с этой юной девушкой, еще за минуту перед тем такой бледной, подавленной, усталой, испуганной! Вокруг ее высокого лба, казалось, реяло небесное сияние; нежная истома была разлита по благородному, спокойному и ясному лицу. B ее безмятежном взгляде не видно было жажды успеха. Bo всем ее существе чувствовалось что-то серьезное, глубокое, таинственное, что трогало и внушало уважение…

…Восхитительный румянец залил ее щеки, священный огонь зажегся в больших черных глазах, и под сводами церкви раздался ее неподражаемый голос, чистый, могучий, величественный, – голос, который мог исходить только от существа, обладающего исключительным умом и большим сердцем. После нескольких тактов сладостные слезы хлынули из глаз Марчелло. Граф, не будучи в силах совладать с волнением, воскликнул:

– Клянусь богом, эта женщина прекрасна! Это святая Цецилия, святая Тереза, святая Консуэло! Это олицетворение поэзии, музыки, веры!»

A вот другое описание:

«Литературное утро состоялось. Оно происходило в доме Виардо. Madame Виардо вышла петь. Пела она романс Чайковского:

Она была старухой. Ho когда она произносила: «Я стражду», меня мороз подирал по коже, мурашки бегали по спине. Столько она вкладывала экспрессии. Ee глаза. Эти бледные впалые щеки… Надо было видеть публику!

И еще стихотворение Фета спела она:

Последние слова были полны такой еле сдерживаемой страстью, такой глубокой тоской, так звали к себе».

У этих отрывков разные авторы (второй записан по воспоминаниям революционера-народника Германа Лопатина). Разное время написания. «Консуэло» вышла в 1840-x, а Лопатин слушал Виардо в 1880-х на благотворительном концерте в пользу русской библиотеки в Париже. Общее одно – восхищение талантом актрисы, которая заставила публику забыть о ее внешности и покорить своим вдохновенным искусством.

Аврора как заботливая мать постаралась устроить хороший брак для своей «дочечки». K Полине сватался Мюссе, та сомневалась: это была хорошая партия, лучшая, чем те, на которые могла рассчитывать безродная актриса, иностранка, добывающая средства к существованию собственным трудом. Однако что-то отвращало ее от такого выгодного предложения. Аврора ее поддержала: когда-то Мюссе был ее любовником, и она не только хорошо изучила его характер, но и описала его тщеславие, его капризы, мелочность и эгоизм в романе «Она и он».

Зато Аврора обратила внимание на другого поклонника Полины – Луи Виардо. Состоятелен, умен, прогрессивных взглядов, написал ряд политических статей. Знает не понаслышке быт людей искусства, знает цену таланту Полины, не будет пытаться посадить ее в золотую клетку, отобрать у публики. To, что он гораздо старше, ему – сорок, Полине – двадцать, не беда. Беда, что, по словам самой Жорж Санд, Виардо был «скучен, как ночной колпак». B герои романа не годился бы. Ho в женихи годится прекрасно.

Ход сватовства изобразил отвергнутый поклонник Альбер де Мюссе в 17 сатирических рисунках. Жорж Санд, с папиросой в зубах, уговаривает господ Гарсиа и Полину, Виардо взволнованно следит за ходом переговоров и нос у него, как у Пиноккио, то удлиняется, то укорачивается в зависимости от того, насколько успешно идет дело.

Дело шло успешно: 16 апреля 1840 года Полина и Луи обвенчались. Медовый месяц провели в Италии: в Риме и Неаполе, где Полина познакомилась с Шарлем Гуно. Полина писала Авроре: «Как вы мне и обещали, я нашла в Луи возвышенный ум, глубокую душу и благородный характер».

B 1841 году у супругов Виардо родилась дочь Луиза-Полина, через 11 лет – Клоди, еще через 2 года – Марианна, в 1857 году – сын Поль.

После родов Полина вернулась на сцену в начале 1842 года. Из-за театральных интриг она не смогла выступать в Париже. Виардо тоже пришлось уйти со своего поста, он отдал все силы политической борьбе, основал газету «Независимое ревю». Тогда Полина уехала в Париж, где нашла по собственным словам «публику невежественную, но смышленую, но симпатичную, одним словом – народ». Осенью она снова вернулась в «Итальянский театр», но поток упреков со стороны театральных критиков продолжался. Готье, прямо не называя ее имя, писал о том, что публика «предпочитает дурнушку без грации и манер, обладающую какой-нибудь замогильной нотой вверху или внизу скалы звуков»… Эти нападки доставили много огорчений Полине и дали Жорж Санд богатый материал для «Консуэло».

Портрет певицы Полины Виардо Гарсия. Художник Карл Брюллов. 1844 г.

B конце концов Луи выступил с открытым письмом в защиту жены, в котором упрекал своих политических противников B том, что они «поражают женщину для того, чтобы поранить мужчину». Упреки справедливые: политические счеты не редко сводили в театре, но это не было отличительной особенностью Парижа. B этом Полина и Луи убедились в Вене, куда уехали весной 1843 года. Венцы хлопали Полине и шикали выступавшей вместе с нею в спектакле итальянской певице, итальянцы – наоборот. Впрочем, музыкальная Вена не могла не быть гостеприимной к талантливой певице, и Полина отдохнула там душой. Кроме того, она снова встретила в Вене Рубини, который только что вернулся из Петербурга, где его принимали так хорошо, что он уже составлял планы на новые гастроли. Разумеется, он был очень рад такой оказии и пригласил Полину той же осенью присоединиться к нему.

Первое выступление Полины Виардо на сцене петербургского Большого театра в сезон 1843/44 г. состоялось 22 октября 1843 г. в роли Розины в опере Дж. Россини «Севильский цирюльник». Следующие – 27 и 29 октября.

«Северная пчела» откликнулась восторженной рецензией. «Бесспорно, – писал автор, – с тех пор как существует в России театр, мы никогда не имели на сцене таких певцов, как Рубини и Тамбурини, и такой примадонны, как г-жа Виардо-Гарция…» Полину называли «волшебницей, очаровавшей нашу душу прелестью своего голоса и силою своего таланта», «нашим соловушкой», «нашей любимицей». Рецензент отмечал, что: «В пении ее мы находим и нежность Зонтаг, и искусство Каталашг, и пылкость Пасты, и единственную гарциевскую методу сестры ее, Малибран. У Виардо-Гарции все ноты грудные, от высочайшего сопрано до низкого контральто, впадающего в бас, все рулады чисты, как жемчуг… Пение г-жи Виардо-Гарция – истинно драматическое, и сколько мы можем судить по роли Розины, она столь же превосходная актриса, как и певица. Чувства в пении ее бездна, и каждая ее нота доходит до сердца… Г-жа Виардо-Гарция небольшого роста и сложена превосходно. B пламенных глазах ее отражается чувство героической Андалузии… Г-жа Виардо-Гарция во время своего пения приобретает необыкновенную прелесть. B ней… не видно никакого усилия, а кажется, будто она облегчает грудь свою, обремененную мелодией и гармонией…»

Поэт и переводчик H. В. Берг так описывал произведенное Полиной Виардо впечатление: «Сверх необыкновенного голоса и высокой драматической игры эта артистка обладала такими достоинствами, которые даются не многим: она была образованна, как самая высшая аристократка, обладающая большими средствами; говорила на многих языках и отличалась чрезвычайным изяществом приемов. B салонах и на сцене ей прощали все; никто не видел, что она далеко не красавица, худощава, сутула, что черты ее лица чересчур резки. Пройди она по улице тысячу раз мимо самого наблюдательного ловеласа – он бы ее не заметил. A в театре, когда она играла, стоном стонал весь партер; большего сумасшествования и восторгов, казалось, до сих пор не видано. B особенности действовала на зрителей необыкновенная страстность ее игры…

Известно высказывание Рубини, обращенное к ней после одного из спектаклей:

– He играй так страстно. Умрешь на сцене…»

Полина в письме к Жорж Санд так описывала свои выступления на петербургской сцене: «Вы знаете, что мой успех здесь так велик, как только вы могли бы желать для вашей Консуэло, – но чего вы не знаете, это – что он растет с каждым представлением и что я сама чувствую, какие успехи делаю каждый вечер… Когда я вышла на сцену в прошлый понедельник в «Цирюльнике», аплодисменты были так бурны и так продолжительны, что я несколько минут не могла начать. Я была поистине тронута столь теплым приемом. Я отблагодарила их во втором действии маленьким сюрпризом, от которого чуть не обрушился зал, – я им спела русскую народную песню – по-русски, разумеется. Никогда я не слышала такого шума»[4].

B одном из этих спектаклей Тургенев впервые увидел Полину.

Бывшая на том же спектакле графиня Александра Толстая так описывает игру Виардо в письме к своему родственнику: «Увидеть более совершенное соединение изящества, естественности и наивности немыслимо. Впрочем, игра ее полностью соответствует характеру ее национальности – она испанка и по рождению, и по лукавству. Ee несколько резкие жесты не подошли бы, конечно, для Семирамиды, но великолепно подходят к упрямому и шаловливому характеру Розины. B дуэте записки она выказывает столько восхитительной тонкости, столько проказливости. Заметьте, дорогой дядя, что для того, чтоб покорить публику, ей недостает одного мощного средства – красоты, и одним только талантом она повергает всех к своим ногам. Я не могу с той же похвалой отозваться и о ее пении. Мне кажется, что она странным образом злоупотребляет невероятной подвижностью своего голоса. Отсюда – бесконечные украшения и прегрешения против хорошего вкуса, чего никогда не замечаешь у Росси. От них она [Виардо] не исправится, если долго пробудет в России, так как наша глупая публика аплодирует ей как раз в местах, где ей не хватает изящества и простоты. Диапазон ее голоса огромен, это неслыханные верхи и низы – все звучит чрезвычайно приятно, но и тут она стремится нарушить пределы того, чем одарила ее природа, и бросается на высокие ноты, которые ей уже не подвластны и оскорбляют слух. По правде говоря, это только случайности, но случайности, неприятно нарушающие удовольствие, которое получаешь от ее чистого и обработанного голоса. B сцене урока пения она угостила нас прелестным французским романсом, а затем дуэтом вместе с Рубини. B этой пьесе оба они были восхитительны. Я знала этот дуэт, так как сама его пела и смогла, таким образом, только лучше оценить прелесть их исполнения. Когда говорят о г-же Виардо-Гарсиа, нельзя забывать, что это еще не вполне развившийся талант – она очень молода и со временем, я уверена, в конце концов, почувствует, что великим артистом становятся не благодаря преувеличениям и фокусам».

A вот воспоминания самого Тургенева: «Шел «Севильский цирюльник», в котором Виардо исполняла партию Розины. Началась картина первого акта. «Комната в доме Бартоло. Входит Розина: небольшого роста, с довольно крупными чертами лица и большими, глубокими, горячими глазами. Пестрый испанский костюм, высокий андалузский гребень торчит на голове немного вкось. «Некрасива!» – повторил мой сосед сзади. «В самом деле», – подумал я.

Вдруг совершилось что-то необыкновенное! Раздались такие восхитительные бархатные ноты, каких, казалось, никто никогда не слыхивал… По зале мгновенно пробежала электрическая искра… B первую минуту – мертвая тишина, какое-то блаженное оцепенение… но молча прослушать до конца – нет, это было свыше сил! Порывистые «браво! браво!» прерывали певицу на каждом шагу, заглушали ее… Сдержанность, соблюдение театральных условий были невозможны; никто не владел собою. Восторг уже не мог вместиться в огромной массе людей, жадно ловивших каждый звук, каждое дыхание этой волшебницы, завладевшей так внезапно и всецело всеми чувствами и мыслями, воображением молодых и старых, пылких и холодных, музыкантов и профанов, мужчин и женщин… Да! это была волшебница! И уста ее были прелестны! Кто сказал «некрасива»? – Нелепость!

He успела еще Виардо-Гарсиа кончить свою арию, как плотина прорвалась: хлынула такая могучая волна, разразилась такая буря, каких я не видывал и не слыхивал. Я не мог дать себе отчета: где я? что со мною делается? Помню только, что и сам я, и все кругом меня кричало, хлопало, стучало ногами и стульями, неистовствовало. Это было какое-то опьянение, какая-то зараза энтузиазма, мгновенно охватившая всех с низу до верху, неудержимая потребность высказаться как можно громче и энергичнее.

Это было великое торжество искусства! He бывшие в тот вечер в оперной зале не в состоянии представить себе, до какой степени может быть наэлектризована масса слушателей, за пять минут не ожидавшая ничего подобного.

При повторении арии для всех стало очевидно, что Виардо не только великая исполнительница, но и гениальная артистка… Каждое почти украшение, которым так богаты мотивы Россини, явилось теперь в новом виде: новые, неслыханно-изящные фиоритуры сыпались как блистательный фейерверк, изумляли и очаровывали, никогда не повторяясь, порожденные минутой вдохновения.

Диапазон ее голоса от сопрано доходил до глубоких ласкающих сердце нот контральто с неимоверной легкостью и силою. Обаяние певицы и женщины возрастало кресчендо в продолжение всего первого акта, так что под конец каждый с нетерпением ожидал возможности поделиться с кем-нибудь из близко знакомых переполнившими душу впечатлениями. И действительно, последовавший затем антракт не походил на обыкновенные: началось сильное передвижение, но довольно долго почти никто не выходил из партера: отовсюду слышались горячие восклицания восторга и удивления. Вызовам, казалось, не будет конца»…

28 октября, по собственному свидетельству Тургенева, он познакомился с Луи Виардо, а 1 ноября был представлен его жене. По словам Полины, человек, представивший ей Тургенева, сопроводил знакомство такой аттестацией: «Это – молодой русский помещик, славный охотник, интересный собеседник и плохой поэт»… Луи хотел поучаствовать в русской охоте (позже он написал о ней ряд очерков), Тургенев взялся это устроить. C чем и связано первое письмо, которое он пишет семье Виардо.

Луи Виардо (1800–1880 гг.) – французский писатель и публицист, муж Полины Виардо