Туманы янтарного берега. *** (Арон Гирш, 2017)

Глава 2

Феликс вёл свой автомобиль, крепко вцепившись в рулевое колесо. От напряжения в руках мужчины, пластиковая конструкция грозила деформироваться, а так как это быль так называемый «мульти-руль» на панель которого выводились многие важные функции управления органами автомобиля, поломка руля выводила из строя и всё транспортное средство целиком.

Чтобы нивелировать подобное травмирующее воздействие на свой недавно купленный автомобиль, Феликс закусывал нижнюю губу. В такие моменты, когда его раздражении переступало за допустимые переделы, верхняя пара резцов впивалась в нижнюю губу, боль была не сильной, но достаточной чтобы отрезвить мужчину и напомнить ему о необходимости самоконтроля.

Причиной такого настроения мужчины была его молодая невеста. Девушку звали Лиза, и она сидела на соседним с водительским месте, демонстративно отвернувшись к окну, подперев небольшой, аккуратный подбородок с маленькой ямочкой и делая вид, будто её раздражение было не многим меньше. Лизе было только двадцать пять лет, и всю свою жизнь ей довелось прожить в родном регионе, в Калининградской области. Так складывалась её судьба, что по окончанию школы, она покинула родительский дом, который стоял особняком вблизи посёлка Янтарное. Всё остальное время Лиза жила в региональной столице, получала образование, работала и как это часто бывает – строила свою собственную жизнь в соответствии с распространёнными представлениями о том, каковой должна быть женская доля в обществе.

Почти полтора года назад Лиза встретила Феликса, мужчина был на шесть лет старше девушки, он родился и вырос в Калининграде, но его работа позволяла ему активно разъезжать по стране.

Немногие знакомые Лизы не могли однозначно охарактеризовать её решение, когда она представила им Феликса. В глазах подруг Лизы Феликс выглядел как достойный кандидат на роль мужа, будучи прагматичным по своей природе человеком, добившемся внушительных результатов на своей работе и имевшим солидные карьерные перспективы. К тому же, не было никаких оснований полагать, что Феликсу была чужда необходимая для полноценных отношений романтичность. Мужчина не скупился на дорогие подарки для своей избранницы, преподнося ей то, что по его мнению являлось вещественным олицетворением «духа времени» в глазах молодой женщины. Сама Лиза принимала преподносимые дары без особого смущения, ведь она, в свою очередь, тоже не скупилась на собственные старания в том, чтобы сделать жизнь Феликса счастливой.

Со стороны эта пара выглядела как средне-статистическая современная пара влюблённых. Лиза была очень красива, благодаря комбинации своего роста и умения должным образом себя преподнести. Девушка ещё с подросткового возраста взяла за правило заботиться о себе, а природа, как казалось, дополняло всё остальное. У Лизы были не особо длинные светлые волосы, спадающие прямыми локонами ей на плечи. Большие выразительные глаза голубого цвета всегда заставляли окружающих присматриваться к Лизе, столь странным могло показаться на первый взгляд сочетание данных особенностей внешности. От природы стройная и высокая, Лиза умела правильно одеваться и всегда соответствовала условиям, в которых ей предстояло оказаться. Таким образом, где бы девушка не появлялась, внимание ей было обеспечено. Однако, помимо внешних особенностей, гораздо более примечательным оказывался её характер. В отличие от многих своих подруг, Лиза не расценивала внимание к себе как безусловное благо, справедливо полагая, что физическая привлекательность оставалось лишь приятным дополнением к другим особенностям личности. И вот эти особенности могли раскрываться только в присутствии очень ограниченного круга лиц, все остальные же, наталкивались на скупое равнодушие девушки к любым россыпям комплементов.

Феликс, в ментальном плане, был человеком совсем иного склада. Убеждённый материалист, он привык ставить во главу стола материальную выгоду и вещественные перспективы. Он никогда не скрывал, что в своей избраннице он видел прежде всего её внешнюю красоту, которую оценивал по совершенно специфической, разработанной лично им самим, градации.

Мужчина был на шесть лет старше своей двадцати-пяти летней избранницы, однако внешний вид самого Феликса не соответствовал тому, чего можно было бы ожидать от молодого мужчины его возраста. Природа изначально подарила Феликсу здоровье и внешнюю привлекательность, он был достаточно высокого роста, не плохо сложен. Но преподнесённый природой дар мужчина не ценил, или относился к нему совсем не так, как следовало бы. Феликс никогда не занимался никаким видом спорта, относясь к спорту, как к явлению, пренебрежительно. Более того, когда будучи ещё юношей, Феликс сумел получить достаточную автономию от родительского попечения, он тут же пристрастился к табакокруению и дорогому алкоголю. Разумеется не могло идти и речи о алкоголизме, но по праздникам и тем событиям, которые Феликс считал за праздник, он с удовольствием прикладывался к дорогому виски или коньяку.

С годами, пока карьера Феликса постепенно «шла в гору», у мужчины появлялось всё больше поводов считать те или иные события – праздничными датами в его личной истории. К тридцати-одному году Феликс подошёл с хорошими предпосылками для набора лишнего веса, так как всяческое пренебрежение к тому, что называлось «здоровый образ жизни» и его сидячая работа, заложили необходимый фундамент для будущего ожирения по абдоминальному типу. Кроме того, за покатыми плечами Феликса оставался стаж курения длительностью в одиннадцать лет. Несколькими годами ранее мужчина стал замечать, что у него участились приступы кашля, а в межсезонье он стал часто заболевать бронхитом. Это побудило его наконец воспользоваться медицинской страховкой своего работодателя и пройти полное диагностическое обследование. В результате Феликс два вечера к ряду просидел дома за своим столом, бесконечно пробегая глазами по данным обследования. Разумеется, ни о каких серьёзных заболеваниях речи ещё идти не могло, однако у него был выявлен хронический трахеит, дегенерация бокаловидных клеток эпителия бронхов и серьёзные предпосылки к хроническому бронхиту. Помимо проблем со стороны дыхательной системы, врачи нашли у Феликса повышенный уровень холестерина. Уровень артериального давления находился в тех пределах, которые угрожали разговором с терапевтом о артериальной гипертензии первой степени. Все эти проблемы являлись предпосылками к будущим, гораздо более серьёзным проблемам и требовали от Феликса скорейшего принятия мер к действию.

Отец Феликса посоветовал сыну создать для самого себя такую ситуацию, в которой он будет вынужден придерживаться определённых норм и будет замотивирован работать над своим здоровьем. Феликс не мог представить себе ничего, что могло бы разжечь в нём пламя интереса ко всем тем вещам, которые он привык расценивать как второстепенные или же вообще не существенные. Но очень скоро в его жизни появилась Лиза.

Именно Феликс выступил инициатором знакомства и отношений с Лизой. Однако девушка, с самого начала, не ответила мужчине такой же пылкостью. Напротив, она относилась к жестам Феликса холодно, в её глазах он мало чем отличался от множества других мужчины, осыпавших её комплементами и пытавшихся добиться её расположения яркими подарками. Однако, в отличие от многих других мужчин, которые быстро «остывали» после нескольких холодных отказов Лизы, Феликс напротив, лишь укреплялся в своей решимости добиться желаемого. Таков был его характер, который позволил ему добиваться внушительных результатов в профессиональной жизни. Феликс решил, что в вопросах отношений он сможет применить те же принципы, и они приведут его к тем-же результатам. Теперь он видел в неприступной красавице настоящий вызов.

Месяцами Феликс пытался преодолеть отстранённость девушки, но лучшее, чего ему удавалось достичь, оказывалось снисходительной улыбкой Лизы.

Сама же девушка, безусловно, отметила настойчивость Феликса. Его настойчивость и целеустремлённость, безусловно, выделяли его среди других мужчин, но ни то ни другое качество не представлялось Лизе чем-то, что могло бы заслужить её ответных чувств.

Так могло бы продолжаться до полного изнеможения эмоциональных и финансовых ресурсов Феликса, если бы не произошёл из ряда вон выходящий случай.

В один из летних выходных дней, зная, что Лиза с двумя своими подругами планировала встречу в городском парке, Феликс решился на отчаянные меры. Одна из Лизиных подруг была его коллегой, и эта девушка сочувствовала мужчине, наблюдая, как отчаянно он пытался добиться взаимности своего неприступного объекта вожделения. Девушка испытывала некоторые угрызения совести, когда поддаваясь на беспрестанные уговоры Феликса, всё же снабжала изнывающего ухажёра некоторыми сведениями, которые Феликс использовал чтобы спланировать очередной эффектный рейд в безнадёжных попытках впечатлить Лизу.

В город летом часто приезжали различные творческие коллективы, дававшие живые представления под открытым небом и служившие дополнительной приманкой для туристов.

Феликс возник перед прогуливающимися девушками как из неоткуда. Разумеется, для одной из девушек его появление не стало такой уж неожиданностью. Феликс вежливо просил подруг Лизы позволить ему на непродолжительное время оставить его с девушкой наедине. Сама Лиза, к неприятному удивлению Феликса, была совершенно не в восторге от этого его «манёвра», но так как мужчина не намеривался отступать «без боя», она решила, что будет лучше, если она всё же позволит своему безнадёжному воздыхателю высказаться.

Феликс и Лиза некоторое время шли среди рядов шатров и прилавков. Вокруг было очень шумно, гул человеческих голосов, визг радостной детворы, и третьесортная музыка, изливающаяся из некачественных динамиков. Всё это, ни коем образом не способствовало деликатной беседе, которая должна была вот-вот состояться. Лиза намеривалась поставить все точки над «и», даже если бы ей пришлось позволить себе некоторую грубость. Девушка предложила Феликсу отойти чуть в сторону от основного скопления народа, а так как основная масса сконцентрировалась напротив самого большого и цветастого шатра, Феликс предложил просто обойти строение так, чтобы оказаться с его противоположной стороны. Разумеется, с противоположной стороны шатра шума было не многим меньше, но здесь точно не было лишних глаз и ушей, что предавало мужчине и девушке некоторую уверенность в том, что они собирались сказать друг другу. Проблема заключалась лишь в том, что смысл их заготовленных речей был диаметрально противоположным. Лиза могла видеть, как нервничал Феликс, очевидно понимая, что его очередная попытка лишь подвела черту под чередой предшествующих неудач.

Лиза перешла в наступление, как только ей представилась такая возможность. Она попросту не хотела, чтобы Феликс вновь начал умолять её дать ему шанс. Мужчина упрашивал девушку согласиться на одно единственное свидание с ним, на котором, как он утверждал, она изменила бы своё отношение к нему. Лиза же была настроена более чем решительно. Она конечно старалась высказать своё отношение таким образом, чтобы минимизировать возможный эмоциональный ущерб. Для Феликса эта форма «травмирования», судя по всему, была даже более опасной, чем физический вред.

Во время её речей, Феликс сперва пытался улучить момент и вставить своё слово. Однако его аргументы блекли пред доводами Лизы, которые по своей твёрдости едва ли уступали булыжникам из старого бруствера «5-ого форта»

Тем не менее, разговору между молодыми людьми не суждено было состояться по неожиданной для каждого из них причине. В какой-то момент, когда Феликс в очередной раз попытался воспользоваться секундной запинкой Лизы в словах, девушка сделала характерный жест руками, призывавший мужчину замолчать. Однако Феликс не собирался молчать, он уверовал, что ему наконец-то удастся самому высказаться, но Лиза фактически закрыла ему рот ладонью. Мужчина отстранился на один шаг назад, высвобождаясь из-под руки Лизы. Он опешил от происходящего. Во всём его виде читался один единственный вопрос :

«– Что ты, чёрт возьми, делаешь?»

Но вместо того, чтобы ответить Феликсу, Лиза подошла к краю шатра и прислушалась. Чуть помедлив, мужчина последовал её примеру. Теперь ему стало ясно, что вдруг привлекло внимание девушки. Из-за шатра, сквозь шум людских голосов, доносились крики. Это был пронзительный женский голос, скорее всего принадлежавший ребёнку, и к нему примешивался высокий визг собаки. Над этими двумя фальцетами то и дело раздавался свирепый рёв, принадлежавший самому страшному зверю – человеку. Грубый мужской голос, принадлежавший либо освирепевшему, либо утратившему рассудок человеку, звучал короткими обрывками, после которых слышались глухие удары какого-то предмета о что-то, что лишь усиливало визг животного и плачь ребёнка.

Лиза, словно позабыв про Феликса и их разговор, стремительными шагами двинулась вдоль стенки шатра в поисках входа. Мужчина попытался остановить девушку, выкрикнув несколько раз её имя, но поняв, что эта мера не возымеет никакого эффекта, он последовал за ней.

Лиза очень быстро отыскала скрытый от посетителей представления вход в шатёр, через который, очевидно, входили и выходили артисты. Юрко нырнув внутрь, девушка словно утонула в багровом свете, который образовывался из-за лучей яркого летнего солнца, проникающего внутрь шара через его красную материю. Внутри было душно и пахло всем, чем только могла пахнуть кочевая жизнь большого количества людей. Феликс оказался позади неё, он понимал, что Лиза была готова совершить ошибку, из-за которой ей могли грозить серьёзные проблемы, он успел ухватить её за руку, за правое предплечье. Таким образом, мужчина пытался остановить Лизу, но как только его ладонь легла на казавшуюся нежной, загорелую кожу, всю руку мужчины, от запястья и до плечевого сустава пронзила боль, на подобие той, что человек испытывает, когда по неосторожности соприкасается с неизолированным источником электричества. Феликс отдёрнул руку, но боль не сразу же покинула его, он ощущал, как отдельные мышечные волокна под его кожей сократились и не могли расслабиться.

Лиза обернулась и на мгновение остановилась, вперившись взглядом в Феликса. Она ничего не сказала, только покачала головой, как если бы совершенно не понимала, что делал мужчина. Затем девушка продолжила двигаться в направлении, откуда исходили детский плачь и животные визги. Феликс, переведя дыхание, ринулся за ней. Сделав всего один поворот и пройдя через импровизированный коридор из двух, развешанных одна напротив другой занавесок, Лиза оказалась в небольшом пространстве, которое отводилось для каких-то хозяйственных нужд работникам представления. Но в настоящий момент именно здесь разыгрывалась настоящая драма, традиционная в своей банальности и всеми игнорируемая.

Самые громкие источники криков сидели на полу, как Феликс и предполагал, ими были маленькая девочка, лет пяти или шести и собака пароды хаски. Над этими двумя, источающими вопли комочками возвышалась фигура мужчины, не особо высокого роста, но внушительного размера, в основном из-за его огромного живота, выпиравшего вперёд, огибаемого спереди двумя параллельными линиями потёртых подтяжек. В руке у мужчины был какой-то замысловатый предмет, который, по всей очевидности, он изготовил когда-то с весьма определёнными целями. Это был кусок текстолитовой палки среднего диаметра, обтянутый отрезком резинового шланга, что придавало гибкой конструкции внушительный вес. Этим своим орудием мужчина с размаху лупил по собаке, которая под его ударами уже была превращена в полу-живое месиво из переломанных костей, разорванных органов и массивных кровотечений, удерживаемых в шкуре, которая стала походить на теряющий форму мешок. Передние лапы животного сломались под ударами, и из правой лапы торчал обломок кости. Животное уже не закрывало пасть, его визг стихал, было ясно, что смерть была уже близко, но для несчастного создания это было скорее спасительным облегчением, чего нельзя было сказать о маленькой девочке, которая ошалела от страха. Она была испачкана в собачей крови, поскольку пыталась защитить животное от ударов. В наблюдаемой ситуации не было понятно, не пострадал ли ребёнок.

Ещё одним участником этой сцены была женщина, по её внешнему виду невозможно было определить её возраст. Она, несомненно, тоже было одной из артисток труппы. В данный момент она была одета в яркого цвета халат, перетянутый на талии кожаным поясом. Судя по оформлению её одежды и сопутствующим атрибутам, бижутерии, макияжу, ногтям на руках, эта женщина играла в труппе популярную роль местного экстрасенса, предсказывающего будущее, читающего карму и выполняя прочие «экстрасенсорные» трюки за деньги посетителей.

По всей очевидности, эта женщина имела определённое родство с визжащим ребёнком и садистом-мужчиной, так, по крайней мере, показалось Феликсу, когда мужчина оценил обстановку. Женщина трёхэтажным матом крыла мужчину, её голос звучал грубо, хрипло, как если бы она всю свою жизнь курила и теперь находилась близка к трахеотомии. Эта женщина по переменке отпускала свои экспрессивные, нецензурные реплики то девочке на полу, то мужчине с палкой. От мужчины она требовала, чтобы тот прекратил «балаган», а от ребёнка, чтобы та «завалила хайло»

Когда мужчина в очередной раз занёс руку со своим орудием над животным, Феликс смог увидеть, что то, что казалось ему прежде длинным, обтягивающим рукавом, на самом деле было сплошной татуировкой на руках мужчины. Единый, слитый в одну композицию узор состоял из различных черепов, пауков, демонов, свастик различной модификации.

С каждой секундой Феликс лишь утверждался в своём предположении, что с этим человекам диалог невозможен. Однако, руке с дубиной уже не суждено было опуститься в очередном ударе. Лиза произнесла какое-то слово, либо из-за страха, либо в силу растерянности, сказано оно было едва слышно. Но обезумевший от злости мужчина замер и сделав пол оборота, посмотрел на Лизу. В этот момент, пользуясь возможностью, девочка на полу прильнула к телу практически испустившего дух животного. У ребёнка сорвался голос, и теперь она беззвучно рыдала.

Женщина-экстрасенс тоже замолкла, уставившись на Лизу. Наконец, мужчина с занесённой дубиной сплюнул на пол перед собой и спросил:

– Ты ещё что за стерлядь?

– Опусти палку. – проговорила в ответ Лиза, теперь её голос звучал заметно громче, но в нём не было никакой повелительной интонации.

– Тебя кто сюда впустил, соплячка? – хриплым голосом проговорила женщина-экстрасенс – Здесь только артисты могут находиться. Хочешь, чтобы тебя вышвырнули?

Однако Лиза не обращала никакого внимания на женщину, она смотрела на мужчину, который продолжал удерживать своё орудие. Феликс понимал, что этот психопат, если бы принял соответствующее решение, смог бы прямо сейчас опустить дубину на голову девушке, и скорее всего одного единственного удара хватило бы, чтобы убить Лизу.

– Опусти. – повторила Лиза, тем же голосом, той же интонацией.

Феликс не поверил своим глазам, когда в следующий же миг рука мужчины опала и повисла плетью вдоль его туловища. Его ладонь раскрылась и палка выпала сама собой. Мужчина недоумевающе поглядел на свою ладонь, словно та перестала быть частью его собственного тела.

Мужчина перевёл взгляд на Лизу, одновременно он словно восстановил контроль над ладонью и несколько раз сильно сжал и расслабил пальцы. Ему определённо хотелось что-то сказать Лизе, но в своём скудном словарном запасе он не находил нужных слов. В таких ситуациях, насколько об этом можно было судить со стороны, этот человек прибегал к более доступным и менее «интеллектуально-затратным» действиям.

У Феликса не было никаких сомнений, мужчина был готов вот-вот ударить Лизу, действуя голыми руками. Когда мужчина уже успел схватить левой рукой Лизу за плечо, ширина его ладони позволила ему легко охватить плечо девушки целиком, Феликс ринулся на безумца призрев инстинкты самосохранения. Используя силу разбега и свои собственные силы, мужчина уподобляясь тарану, влетел ногой в большущий живот садиста. Это заставило того выпустить Лизу из своей хватки и отойти на два шага назад, не более того. Феликс попытался загородить девушку, встав между ней и здоровяком, приняв защитную стойку, ну или то, как он себе это представлял. Однако, садист не на шутку взъярился. Он издал крик, который имел мало общего с человеческим. Затем он схватил Феликса за его выставленные перед собой, сжатые в кулаки руки. Интуиция подсказала Феликсу, что должно было произойти в следующий момент. Здоровяк намеривался воспользоваться своей головой, чтобы расколотить лицо Феликсу. Мужчина успел наклонить голову вперёд, чтобы спасти от перелома нос. Но первый же удар дубовой, лысой головой оказался настолько сильным, что буквально оглушил его. Когда прилетел второй удар, Феликс почувствовал, как земля стала выходить у него из-под ног. Третий удар, такая мысль проносилась в уме у Феликса, должен был «выключить свет», однако вопросом оставалось то, выключился бы свет навсегда или на определённое время. Однако третьего удара так и не последовало. Феликс ощутил, как ослабла хватка рук здоровяка, и в следующий момент оба мужчины повалились на землю. Феликс осел, ища руками опору, а здоровяк упал навзничь.

Сквозь пелену забвения, Феликс мог слышать лишь отголоски нарастающего шума. Это был возобновившийся хриплый крик женщины-экстрасенса и усилившийся плач девочки, лежащей поверх трупа своего животного. Феликс отметил, что собаке наконец таки удалось сбежать из царящего безумия и прекратить собственные страдания, эта нелепая на первый взгляд мысль подарила ему какое-то облегчение. Он перебирал руками и ногами, не в силах подняться. Наконец ему удалось нащупать спиной стенку шатра и навалиться на неё. Теперь, сквозь помрачение и головокружение, он видел, как в помещение вбежали люди, судя по их униформе, это были сотрудники службы безопасности парка.

Двое из них склонились над лежащим здоровяком. Тот, тем временем, перебирал руками, как будто пытаясь что-то нащупать на своей груди, его огромная грудная клетка понималась и опускалась с большой частотой.

Один сотрудник оказался рядом с Лизой, ещё один пытался успокоить орущую женщину-экстрасенса, которая изо всех сил вопила, будто бы Лиза убила её мужа.

Последним, что увидел Феликс до того, как потерял сознание, было то, как двое сотрудников начали оказывать помощь здоровяку. Один их мужчин в форме крикнул:

«– У этого похоже сердечный приступ, зовите медиков! Быстрее!»

Затем, наиболее умелые сотрудники отвели в стороны линии подтяжек здоровяка и не церемонясь, разорвали на нём его засаленную футболку. Оказалось, что татуировки не ограничивались одними только руками. Всё туловище здоровяка было покрыто месивом из татуировок и наколок. Огромный, татуированный живот теперь напоминал воздымающуюся и опускающеюся гору, с вулканическим кратером в виде пупка. На самой груди мужчины, помимо прочих татуировок, была такая, которая изображала три, расположенные один за другим, профиля. Это были выполненные абсолютно неумелым, в художественном отношении, мастером профили трёх знаковых фигур в истории России, сформировавших современную страну и её общество – Ленин, Сталин и Путин, причём первый и последний имели до боли похожие друг на друга черты, в то время как профиль Сталина, из-за странно-изображённых усов, подозрительно походил на своего главного исторического антипода.

Сотрудники преступали к непрямому массажу сердца, к процедуре, в отношении которой они располагали только некоторой теоретической информацией. Поэтому самый бойкий сотрудник возложил сложенные вместе ладони как раз на один из профилей «вождей» и в следующий миг была сделана первая компрессия, сопровождаемая характерным звуком переламываемых рёбер.

В этот самый момент Феликс потерял сознание.

Приходя в себя, мужчина обнаружил ,что он очень хорошо помнил о событиях, предшествовавших его потери сознания. Он находился в неудобной постели, которая ужасно скрипела при малейшем движении. Осмотревшись, он понял, что находился в бюджетном лечебном учреждении, скорее всего в приёмном покое. У него болела голова и сохранялось лёгкое головокружение, подоспевший дежурный врач объяснил Феликсу, что с ним всё в порядке, просто сотрясение, но не было никаких серьёзных травм. Затем, к мужчине подоспел сотрудник полиции. С его появлением Феликс тут же понял, что его опасения подтверждались, случившееся в шатре в парке грозило вылиться на него и Лизу проблемами правового характера. Однако, после непродолжительной беседы с сотрудником полиции, который намеривался взять у Феликса объяснительную относительно произошедшего, стало ясно, что опасения были преждевременными.

Мужчина, котный причинил Феликсу сотрясение, уже был неоднократно судим за причинение тяжких телесных повреждений. Для следователей не стало неожиданностью, что он вновь попал в подобную историю.

«– Ну, это был его, так сказать, финальный аккорд» – заявил полицейский прапорщик.

Поймав недоумевающий взгляд Феликса, полицейский поспешил пояснить, что мужчина-садист скончался ещё до прибытия скорой помощи. Вскрытие только предстояло, но врачи единогласно сошлись на остром инфаркте миокарда. Что, конечно же, было странным, ведь все медицинские освидетельствования, что его заставляли проходить пока он работал с труппой артистов, не выявляли у него никаких проблем с сердцем.

«– Но это впоследствии всё прояснится. У нас теперь работа с его дурной бабой» – говорил не в меру болтливый, очевидно испытывающий дефицит в общении, прапорщик – «Она алкоголичка, тоже работает в труппе. Она теперь утверждает, что ваша девушка убила этого её сожителя»

Феликс обомлел не от беспочвенного обвинения, а от того, что незнакомый человек вдруг назвал Лизу его девушкой. Такая, незаметная, на первый взгляд, вещь, возымела на мужчину самый позитивный эффект.

Полицейский посоветовал не о чём не волноваться, сказав, что со всех участников происшествия объяснения были уже получены, и теперь для Феликса и «его девушки» эта история вроде как заканчивалась.

Феликс беспокоился о своей работе, поскольку впереди оставался только один выходной день, а чувствовал он себя из рук вон плохо. Обзванивая своих коллег, он уведомлял их о том, что ещё как минимум два дня он не сможет выйти на работу. Не то, чтобы работа без Феликса останавливалась, просто это было полнейшей неожиданностью, что всем известный карьерист вдруг брал выходные за свой счёт.

Сам Феликс переживал это обстоятельство, должно быть, болезненней, чем своё физическое состояние. Но уже вечером все его личные переживания ушли на второй план, когда на пороге палаты появилась Лиза.

Девушка была как ни в чём ни бывало, светилась лёгкой, даже воздушной улыбкой. Безо всяких лишних церемоний она вошла в палату и к огромному удивлению Феликса, обняла его. Затем последовал долгий разговор, первая часть которого касалась происшествия. Лиза словно и думать забыла о ужасной сцене с убиваемой собакой, о смерти самого изверга и о обвинениях его умалишённой жены, вместо всего этого девушка рассказывала про несчастную девочку.

«– Да ясно понятно, что девчонка уже столько всего пережила, что ей и не отделаться от всего этого» – рассуждала Лиза, и одновременно делясь с Феликсом своими мыслями – «Я в полиции была, они заставили дать объяснения, с нашей стороны…»

Феликс слушал девушку как заворожённый, как если бы он сам и не являлся участником описываемых ею событий. И он ощущал, как всё внутри него наполнялось теплом всякий раз, когда Лиза употребляла слова типа «нас»

– Я всё объяснила, как есть. Что и как случилось, как мы там оказались и что пытались сделать. Я постаралась как можно красочней им описать то, что мы увидели, ну я имею в виду то, как этот ублюдок убивал собаку. Я очень надеялась, что девчонку отнимут у этой так называемой матери.

Феликс соглашался, и не столько потому, что всецело поддерживал каждый довод Лизы, сколько потому, что понимал, его попытка заслужить расположение девушки обернулась таким успехом, на который он ещё утром не мог и рассчитывать.

– Сейчас они ребёнка отдали в группу при попечительском совете, затем будут искать ближайших родственников и если таковых не найдётся, разместят её в местном дед-доме. Там тоже, конечно, не сахар, но это всяко лучше чем её свихнувшаяся мамаша.

Энергичность Лизы заставляла Феликса позабыть про сотрясение и вообще, про все последствия его противоборства с уже покойным садистом.

– Ты же в курсе, что она обвиняет тебя в том, что это якобы ты убила этого психа? – спросил Феликс, и это явно должен был быть риторический вопрос. Однако Лиза посмотрела на Феликса очень серьёзно. Внезапно, под взглядом её больших, голубых глаз, мужчина почувствовал, как его кровь стынет в жилах, но никакого явного объяснения этому феномену не было.

– Каждый имеет право на своё мнение. – в конце концов проговорила Лиза – И ты и она.

– Ну я надеюсь, – возразил Феликс – ты не собираешься ставить меня в один ряд с этой психопаткой?

Сказав это, мужчина застыл на мгновение, понимая, что он не знал, какого ответа стоило ожидать от девушки. На этот раз Лиза не заставила себя долго ждать с ответной репликой.

– Ты извини меня. – ответила Лиза, положив свою руку мужчине на предплечье – Я честно, не ожидала, что ты способен на то, что ты там сделал.

Феликс не нашёл что ответить, он вовсе не расценивал свой поступок как что-то достойное похвалы, но от «такой» похвалы, он попросту не посмел отказаться.

– Да я просто понял, что он был готов тебя ударить. Да любой на моём месте…

Закончить свою реплику Феликс не успел, Лиза осторожно поцеловала его в щёку, под левым глазом, и вместе с приятным ощущением нежности, мужчина ощутил болезненность прикосновения, вспомнив про образовавшиеся под глазами синяки.

– Если бы не ты, – отвечал Феликс – я бы вообще там не оказался, и с ребёнком с этим могло случиться всё, что угодно. Так что здесь целиком твоя…

– Перестань уже. – по-доброму и без излишней строгости произнесла Лиза, лишив мужчину способности противиться её просьбе.

– По поводу той психопатки с её обвинениями я не переживаю, и ты не волнуйся. – Лиза вскинула руками, как если бы говорила о чём-то совершенно обыденном, не заслуживающим внимания.

– Мне так кажется, – добавила девушка после непродолжительной паузы – эта несчастная скоро захлебнётся своими обвинениями.

Это было сказано всё тем же непринуждённым тоном, тем же мелодичным голосом и с той же интонаций, однако Феликс почувствовал во всём этом нечто такое, что на тонком ассоциативном уровне напоминало холодный морской бриз ранним зимним утром, который несмотря на кажущуюся деликатность, оказывается способным пронизывать до костей тех, кто с ним сталкивается на берегу.

С того самого дня, Феликс и Лиза стали встречаться, и между ними возникло то, что мужчина называл пресловутым термином «отношения» К собственному удивлению, Феликс проснулся на следующее утро не обнаружив никаких признаков полученной травмы. Он чувствовал себя выспавшимся, как если бы у него и не было никакого сотрясение. Несколькими часами позже, убедившись, что парадоксальное исцеление не носило фантомный характер, мужчина позвонил на работу и сообщил, что его выходные отменяются. А ещё пару часов спустя, Феликсу стало известно, что женщина-экстрасенс, которую отпустили обратно к своей труппе, поскольку у полиции не было никаких оснований задерживать её, была найдена мёртвой в своей уборной. По словам прибывших экспертов, смерть не носила насильственного характера, по необъяснимым причинам, женщина умерла от асфиксии.

Феликс вскоре привык к некоторым особенностям Лизы, в частности, он уже не реагировал, как кролик на удава, всякий раз, когда девушка говорила что-то такое, что могло показаться иносказательным или двусмысленным. Не без удивления мужчина обнаружил, что у его возлюбленной практически не было друзей. Несколькими подругами, знавшими Лизу с детства, ограничивался круг знакомств девушки. Эта особенность была воспринята Феликсом как безусловное преимущество, как и то обстоятельство, что Лиза практически не поддерживала связи со своими родителям. Разумеется, мужчина вскоре узнал, что отец и мать Лизы жили в своём собственном доме, недалеко от посёлка Янтарное, где и выросла девушка, однако сама Лиза никогда не звонила родителям и встречала «в штыки» любые попытки Феликса завести разговор на эту тему. Мужчина не был принципиальным в этих вопросах, но с какого-то момента ему сделалось очень любопытно, чем объяснялись такие необычные отношения его возлюбленной с остальным миром.

Иногда, всё же, девушке приходилось обмолвиться парой слов о своих родителях и своём детства, и Феликс не находил в этих фрагментах истории ничего, что могло бы указывать на «тяжёлое детство» И хотя Лиза недвусмысленно дала понять, что тема её детства и родителей являлась табуированной для обсуждения, Феликс не мог так просто отказаться от своего природного любопытства и стремления во всех вопросах располагать полным объёмом информации. Для того, чтобы преодолеть образовавшийся «вакуум», мужчина решил попытать удачу среди Лизиных подруг. Таковых было всего три, и лишь с одной из девушке Лиза была по настоящему близка. Девушка представлялась Селеной и Феликс не был до конца уверен, было ли это её настоящее имя. Селена родилась и выросла в Янтарном, но в отличие от Лизы, она и её родители жили не на отшибе у моря, а в самом посёлке, не выбиваясь за пределы общественного конгломерата. С Лизой она познакомилась уже в школе. Насколько понял Феликс из рассказа Селены, с ранних лет Лиза не находила вокруг себя широкого внимания. Другие дети держались от неё на расстоянии, поскольку их родители периодически поучали их, что с Лизой нельзя было водиться.

– В детской среде все подобные отношения на много проще и примитивнее, – рассказывала всего единожды Селена – дети перенимали тот поведенческий паттерн, что им демонстрировали их родители. А родители многих детей в той школе, где мы учились, не объясняли своим отпрыскам первопричин. Они просто давали детям назидания, от кого нужно было держаться подальше. И как ни странно, в нашей школе, среди тех, кого родители советовали остерегаться, были «незнакомые дяденьки», сотрудники милиции, добродушные люди, предлагающие у них что-то взять и Лиза. Причём трудно было сказать, кого из названных персонажей родители опасались больше всего.

– Ну должны же были быть какие-то веские причины для такого отношения? – настаивал Феликс, стараясь не казаться чрез щур навязчивым, понимая, что кроме Селены ему уже никто не смог бы рассказать таких подробностей.

– Говорили иногда, – затянула девушка, отводя взгляд в сторону – всякую ерунду, непотребство. И может от того, что времена тогда были другие, не было ни интернета, ни более-менее функционирующих надзорных органов, люди гораздо легче верили, чем теперь.

– Верили? – недоумевал Феликс – Во что? В бога?

Селена посмотрела на мужчину, улыбнулась ему. Феликс знал, что ещё с тех пор как он подобно рыбе, бился о лёд Лизиной неприступности, Селена относилась к нему с некоторой добротой, возможно полагая, что он был человеком, который мог бы сблизиться с Лизой и хотя-бы отчасти расширить столь замкнутый круг её связей с внешним миром.

– Однажды, – начала рассказывать Селена, очевидно полагая, что пример сможет возыметь лучшее разъясняющее воздействие – когда мы были в классе так в восьмом, два наших класса повезли на экскурсию. Это была программа ознакомления подростков с основами хозяйственной жизни региона, что-то вроде эконом-просветительской работы с подрастающим поколением. У нас там как раз появилось частное фермерское хозяйство, после того как несколько предпринимателей объединили свои дворы и диверсифицировали производство. Получилась такая полу-европейская ферма с животными, парниками, полями, выглядело совсем не плохо, но разве подросткам это интересно? Все сперва слушали тематическую часть, затем нас водили по наиболее интересным объектам фермы, затем предполагалось предоставить нам некоторое время просто прогуляться вокруг, осмотреться и мы уже должны были отправляться назад в город. Конечно, для нас тогда мало что представляло интерес, и разве что обилие животных, могло позабавить наше внимание. Мы ходили рядом с изгородями и гладили телят, коров, овец. Работниками скотного двора были в основном недалёкие люди из крестьян, которые когда-то держали животных, но алкоголь и безнадёга сделали своё дело. Теперь же, некоторые из таких нашли рабочие места на организованной ферме. Здесь они делали то, что умели, и им за это платили деньги. Но психология остаётся психологией, эти люди испытывали практически врождённую ненависть к владельцам фермы, к животным, к приезжим и друг к другу. Можно было видеть, как некоторые такие работники постоянно матюгались, пинали и били животных, вели себя именно так, как диктовала им их природа. Лиза всегда отличалась каким-то патологическим чувством справедливости. Она не могла пройти мимо даже самого незначительного скотства, чтобы не позволить себе хотя-бы просто отпустить в адрес такого человека злую, едкую шутку. Она никогда ни с кем не ругалась, не вступала в громкую полемику. Но для неё не существовало авторитетов даже в полу-закрытом, жёстком сообществе детей-подростков, иногда столь близком по своей психологии к обезьяньей стае.

Феликс, который знал Лизу только как уже взрослую девушку, прекрасно понимал, о чём ему говорила Селена, с каждым словом ему становилось всё интересней слушать, и он даже не перебивал собеседницу, только периодически кивал головой, обнаруживая соответствия её утверждений его наблюдениям.

– Среди работников была женщина, беременная, она выполняла роль, которую сегодня бы назвали «супервайзер», контролируя работу других и не позволяя процессу простаивать. В принципе, от её работы зависела кормёжка животных, их выгул, чистка стойл и много чего ещё, связанного с домашним скотом. То ли от нечего делать, то ли в силу собственной общительности, эта женщина, заприметив нас с Лизой, присела нам на уши, став объяснять, какими женщины были в её молодости и во что они превратились теперь. Причинно-следственной связью эта женщина называла простоту современной жизни, отсутствие необходимости выполнять тяжёлую, грязную работу. Мы не очень то охотно откликались на её реплики, предпочитая дать женщине понять, что в нашем лице она не найдёт хороших собеседников, однако у неё был собственный взгляд на это. Она не унималась, расспрашивая нас о том, какими мы видим будущих мужей, какими видим себя. Когда и эта тема прошла краем, женщина заявила, что нам не стоило бы успевать довольствоваться тем, что нам дала природа, пока жизнь не распорядилась иначе. Она имела в виду, что женщину, при любом раскладе ожидало одно из двух, либо она найдёт себе «мужа-стахановца» и будет его обстирывать, периодически рожая детей, либо она никого не найдёт и будет сама до скончания дней работать там где придётся, потому что мир принадлежит мужчинам и женщинам в нём отведена лишь эпизодическая роль. Вот тогда Лиза в очередной раз проявила свой характер и подшутила над женщиной, сказав, что у таких как она всегда остаётся ещё и «третий путь», будучи в силу своей дурноты оставленной даже самым замшелым деревенским дураком. Разумеется такой выпад произвёл впечатление на некоторых из наших одноклассников, находившихся неподалёку, дети не могли проигнорировать подобное и зашлись громким смехом, чем ещё сильнее уязвили женщину. Но вот, что действительно отличало тамошних людей, так это их характер. Уязвлённость женщины выразилась в том, что она, несмотря на свою бочкообразную фигуру, находясь уже не приличном сроке, подскочила к Лизе и с размаху отвесила ей пощёчину. Всё это действо сопровождалось чернейшей бранью. Школьники замерли в изумлении, а вот Лиза, которая даже глазом не моргнула, рассмеялась. Это был короткий, лёгкий смех, казавшийся таким неуместным в данной ситуации, что женщина опешила, отступив от Лизы. Неизвестно, чем бы закончилось дело, но откуда ни возьмись появилась наш преподаватель и экскурсовод. Они, скорее всего не видели, что только что произошло, но почему-то остались на почтительном удалении от Лизы и напомнили всем, что нужно было собраться в новом ангаре, отведённом под коровник с автоматизированной системой доения. Нам хотели показать, как высокие технологии, применённые к традиционным ремёслам, увеличивали производительность труда. Беременная женщина словно и не слышала слов подоспевших учителя и экскурсовода, она не могла перестать смотреть на Лизу, а та, в свою очередь, одаривала грубиянку едва заметной улыбкой.

– Что случилось потом? – не выдержал и спросил Феликс, отчего-то ему казалось, что у всей этой истории должен был быть особый финал, благодаря чему Селена продолжала хранить столь яркие воспоминания о случившемся спустя столько лет.

– Нас собрали в ангаре, там было чисто, практически отсутствовал естественный запах животных, потому как пространство ионизировалось мощными установками. Животных, дойных коров, заводили через специальные загоны так, что они выстраивались в ряды. Коров было много, они издавали немало шума, но всё происходящее ни на миг не утрачивало ощущения систематизированного подхода. Наконец были установлены линии аппаратов автоматического сдаивания молока. Человек в белом халате, инженер, пытался как можно более доступно объяснить нам принцип работы этих устройств. Он надеялся, что на нас произведёт впечатление вся та технологичность процесса, которая теперь использовалась, чтобы сдаивать молоко. Инженер приводил какие-то цифры, объяснял, сколько времени и сил требовалось доярке в минувшие дни, чтобы сдоить молоко с одного животного и насколько эффективно работали механизмы, экономящие время и получаемый продукт. Когда восхищённый своими машинами инженер наконец закончил тираду, он сделал рукой жест, означавши, что пришло время запускать аппараты. Та самая беременная женщина, с которой десятью минутами ранее произошла стычка, вскрыла предохранительный кожух на стене и нажала на рубильник. Пространство наполнилось звуком работающих аппаратов, это был довольно деликатный, по техническим меркам, шум, молоко стало сцеживаться по системам транспортных трубок в общие резервуары, снабжённые датчиками, показания от которых выводились на монитор. За этими показаниями следили инженер и его помощник. В какой-то момент помощник инженера, одетый в такой-же белый халат молодой человек, одёрнул специалиста и подозвал к приборной панели. Мы все могли видеть, как мужчины что-то оживлённо обсуждали в течение считанных секунда, затем инженер буквально оттолкнул своего помощника и принялся жестикулировать беременной женщине на помосте, чтобы та остановила работу механизмов. Но женщина не могла поверить своим глазам, очевидно, такого ещё никогда не случалось, она медлила, опасаясь, что неверно понимала жесты инженера. Молодой специалист устремился на помост, где находился пусковой рубильник. Оказавшись подле женщины, он отстранил её в сторону, и выставил пусковой механизм в обратное положение, тем самым останавливая работу приборов. Наши учителя уже вовсю роптали, а мы заметно оживились и с интересом наблюдали за происходящим. Наконец инженер, прошедший к принимающей молоко цистерне, приоткрыл смотровое окно, обнажающее прозрачную стеклянную панель через которую можно было увидеть содержимое сосуда. Мужчина выругался и обомлел. Подоспевший помощник отреагировал тем же образом. Одна из наших учителей, уже довольно пожилая женщина, будучи по своей натуре богобоязненным, религиозным человеком, прикрыла одной рукой себе рот, чтобы окружающие не слышали как с её уст стала срываться молитва, второй рукой она стала креститься. В цистерне находилась немного вспененная, розовая масса. В молоке была кровь. В молоке сразу от сотни животных была кровь.

Селена пристально посмотрела на Феликса, будто бы оценивая его реакцию, пытаясь понять, стоило ли ей продолжать рассказ, или мужчина больше не хотел ничего об этом слышать. Однако Феликс был явно под впечатлением, он неосознанно сложил руки на груди, пытаясь тем самим казаться более сдержанным, чем он был на самом деле в данный момент.

– Что это такое могло быть? – спросил Феликс, глядя Селене в глаза, выказывая искреннюю заинтересованность.

– Инженер и помощник не знали, что и думать. Их система попросту исключала травмирование вымени коров, и уж тем более речь не могла идти сразу о таком количестве животных, в чьём удое кровь была обнаружена. Инженер не знал куда деть собственные глаза, потому что наш экскурсовод, да и преподаватели, все как один, уставились на него вопрошающе, ожидая объяснений, чего угодно чтобы нивелировать эффект от увиденного. Но первым, кто решился прояснить всем ситуацию, оказалась та самая беременная женщина. При виде содержимого цистерны её глаза расширились, лицо исказилось от страха, она приблизилась к нам и стала кого-то искать. Было понятно, что женщина пыталась отыскать среди прочих учеников Лизу, и ей не потребовалось много времени, чтобы сделать это. Лиза и я стояли чуть в стороне от других, но если я была заворожена видом содержимого цистерны, то Лиза смотрела на свою недавнюю обидчицу, на её лице вновь появилась та самая едва заметная улыбка. Женщина не стала сдерживаться в эмоциях, отыскав Лизу, она во всеуслышание завопила, указывая не неё пальцем. В своих истеричных воплях женщина назвала Лизу каким-то совершенно непонятным словом, которое, тем не мне, надолго врезалось мне в память. Она назвала Лизу «Лаума»

Феликс повторил это слова, сомневаясь, правильно ли он его расслышал, но Селена как будто не заметила этого и продолжала рассказывать.

– Женщина кричала, жестикулировала, утверждала, что никому нельзя находиться рядом с Лизой и что её нужно прогнать. Это всё выглядело как полнейшее помешательство. Инженер и его помощник, очевидно, позабыли про кровавое молоко, и вызвали подмогу, чтобы утихомирить беснующуюся женщину. Это оказалось правильным решением, в своём приступе безумия, та не понимала что творила. Нас всех по-быстрому собрали и рассадили по автобусам. Экскурсовод не переставала извиняться перед преподавателями, которым и дело не было до её извинений, им хотелось как можно скорее уехать с фермы, оставляя позади как пережитый инцидент с женщиной, так и не стирающийся из памяти образ кровавого удоя. Я, как и обычно, села рядом с Лизой, но вокруг нас образовалась совершенно явная пустота. Другие школьники то и дело смотрели на нас, и это были взгляды полные страха и иногда – ненависти.

– Представляю, каково вам пришлось. – отозвался Феликс, испытывая желание ободрить собеседницу, но та нисколько в этом не нуждалась.

Рассказывая эту удивительную историю, девушка испытывала волнение, связанное скорее с самой сутью необъяснимого происшествия, нежели со страхом.

– Для меня самое неприятное началось только спустя несколько дней после этой экскурсии. – продолжала Селена – Мои родители никогда не отличались ни религиозностью ни склонностью к суевериям, однако они попросили меня с ними серьёзно поговорить. Разговор зашёл именно про случившееся на экскурсии и про Лизу. Ничего конкретного сказано не было, но моя мать спросила меня, была ли я до конца уверена, что общение с Лизой шло мне на пользу. Когда я уточнила, что мама имела в виду, уже мой отец спросил, была ли я уверена, что моё общение с Лизой было безопасным для меня. Я категорически отказывалась понимать подобные инсинуации и уже намеривалась прекратить эту беседу, когда моя мать вдруг сорвалась и впервые за несколько лет повысила на меня голос. Причина была в нашем завуче, той самой пожилой религиозной даме. Она провела внеочередное родительское собрание по поводу случившегося, приглашены были все родители, кроме родителей Лизы. Я не знаю, что она там наговорила, но после того собрания, вокруг Лизы и её семьи окончательно установилась социальная отчуждённость. С Лизой практически никто не разговаривал, преподаватели вели себя на уроках так, как если бы её вовсе не существовало.

– Отвратительно! – выругался Феликс, последние обстоятельства, которые он узнал, показались ему чудовищным проявлением средневекового невежества – А что только этим ограничились? Может ещё инквизиционный процесс, ордалия?

Селена смотрела на мужчину, не вполне понимая, о чём он говорит. Очевидно, девушка просто не обладала достаточными познаниями в области средневекового судилища и истории инквизиционных процессов. Однако Селена была достаточно умна, чтобы понять аналогии, которые пытался провести Феликс, она не решалась произносить некоторые мысли вслух, и не хотела слышать их от своего собеседника.

– Несколькими месяцами позже, – чуть отвернувшись в сторону, Селена продолжила рассказывать – наша завуч поехала на ту самую ферму. Об этом никто не знал, пока она не вернулась и не собрала ещё одно внеочередное собрание, на котором присутствовали учителя и родители школьников нашего класса. К моему счастью, на этом собрании присутствовал мой отец, а не мать, и впоследствии, я говорила с отцом наедине. Завуч рассказала, что та самая беременная женщина, которая обвиняла Лизу, наконец родила. Ребёнок оказался болезненным, но в целом, жизнеспособным. Прошло уже какое-то время, и женщина с ребёнком вернулась к себе домой. Она была не замужем, но проживала с каким-то мужчиной, сожителем, судя по всему. Однако ребёнок, которого она родила, был от другого мужчины, но в этом не было никакого секрета. Так вот, по прошествии двух месяцев, когда младенец уже пошёл на поправку, произошло странное событие. Женщина работала в ночную смену на ферме, она не пребывала в отпуске по уходу, поскольку её сожитель не имел работы и часто по многу пил, не покидая квартиры. Ребёнок оставался с мужчиной, но женщина договаривалась со своей соседкой, чтобы та присматривала за обоими и в случае чего тут же звонила ей на работу. Вернувшись под утро со смены, женщина не нашла ребёнка. В кроватке вместо двухмесячного младенца женщина обнаружила плотно связанный сноп соломы.

Феликс, успевший мысленно дать себе слово, что впредь он будет стараться сдержанней реагировать на какие бы то ни-было подробности, вновь не смог сдержать своих эмоций. Однако, на этот раз, ему не нашлось что сказать, он лишь раскрыл рот в немом вопросе, его глаза расширились от удивления.

– Да, понимаю тебя. – ответила Селена, прочитав во взгляде Феликса его недоумение – Самым странным было то, что сноп соломы был сплетён таким образом, чтобы по своей форме напоминать тельце младенца.

– Что произошло дальше? – таким был единственный вопрос, который задал Феликс.

– Дальше, – Селена вновь отвела глаза в сторону, словно подбирая слова для объяснения какого-то деликатного момента – если верить нашему завучу, то женщина вновь поддалась приступу безумия. Она рыдала, билась в истерике, её пьяный сожитель был не в силах её успокоить. Соседка, прибывшая на шум, тоже не смогла успокоить женщину. Пришлось вызывать милицию. Ещё до прибытия сотрудников, женщина взяла кухонный нож и угрожая зарезать любого, кто решился бы к ней приблизиться, она подошла к кроватке. Вынув оттуда сноп, она уложила его на подоконник и несколькими неточными ударами отсекла соломенной фигурке то, что изображало голову младенца. Соседка, находившаяся всё это время в комнате и наблюдавшая за происходящим, позже рассказывала уже прибывшим сотрудникам, что не могла быть уверена, после того как женщина отсекла ножом голову соломенной «кукле», чья кровь осталась на подоконнике, но никаких порезов на руке женщины найдено не было.

Феликс молчал, медленно переваривая в мыслях услышанное.

– Последние два школьных года Лиза практически не посещала занятий. Она занималась на дому, брала задания и план освоения материалов у учителей. Школа охотно пошла на данную меру, поскольку это в некотором роде решало их репетиционную проблему, если ты понимаешь, что я имею в виду.

Мужчина посмотрел на собеседницу и медленно произнёс:

– Извини конечно, но я не понимаю…

– Лизу бойкотировали все, с ней не разговаривали, её избегали, это всё она переносила с невероятной стойкостью. Но после того, как завуч рассказала о произошедшем с работницей фермы, чаша терпения в посёлке была переполнена. На самой последней парте, за которой сидела Лиза, появились яркие надписи «ведьма» На стенах школы, рядом с входной группой, кто-то вывел большими белыми буквами «здесь обитает ведьма» Напряжённость была ощутима в самом воздухе, игнорировать такое положение дел было уже невозможно. Я сильно волновалась за Лизу и утверждала, что ей самой может грозить опасность. Но ты же теперь знаешь, как она относится к тому, что ей кажется несправедливостью.

Феликс кивнул.

– Но она всё-таки согласилась на дистанционное обучение, чтобы не провоцировать всех тамошних фанатиков.

Селена несколько раз кивнула, подтверждая правильность утверждения.

– Да, согласилась. Более того, она очень скоро нашла такой метод весьма удобным для самой себя. Какие-то проблемы появились у её матери, она никогда не позволяла мне знать слишком много о своей семье.

– Но ты же всё это время оставалась её подругой…– констатировал Феликс.

– Да, но тема семьи для Лизы была и остаётся чем-то неприкасаемым. Единственное что мне удавалось узнать, это то, что её мать и отец живут всё в том-же самом доме на берегу море. У них часто бывают внутренние перипетии, и мать периодически страдает от симптомов странного заболевания, не поддающегося лечению.

Феликс задумался. Он смотрел перед собой, но выходило так, что его взгляд сверлил грудь Селены. Девушка понимала, что мужчина попросту утонул в поднявшемся шквале мыслей, и это её предположение не было далеким от истины.

Услышанное в равной степени шокировало и интриговало Феликса, он начинал совершенно по-новому смотреть на возлюбленную, анализируя все те моменты, которые периодически проскальзывали между ними, когда ему казалось, что за словами Лизы пряталось куда больше смысла, чем девушка намеривалась сообщить. Кроме того, многие черты её характера теперь объяснялись тем, что девушке пришлось пережить в ранние годы. Это плохо поддавалось рациональному осмыслению, ведь детство девушки проходило не в пятнадцатом веке, но выходило так, что десятилетняя давность и незначительные географические различия играли важную роль в судьбе человека. То, каким село Янтарное было сегодня, Феликс знал не понаслышке. Это было весьма популярное место отдыха, с развитой инфраструктурой. Но здесь обитали не только туристы, но и жители, у которых появлялись свои дети. Сейчас невозможно было даже представить, что вполне разумные люди стали бы вести себя тем образом, коим вели себя учителя школы, в которой учились Лиза и Селена.

Хотя, размышляя над этой мыслью, Феликс вдруг осознал, что его собственные представления могут сильно отличаться от реалий. То, что произошло в городском парке. Тот случай, который подарил ему возможность быть с объектом своего обожания, напрямую доказывал, что в реальности с благоразумием и цивилизованностью всё обстояло ещё очень и очень непросто.

В любом случае, Феликс продолжал жить своими эмоциями, и Лиза какое-то время оставалась главным источником его вдохновения. Мужчина продолжал работать, но теперь, периодическая необходимость задержаться раздражала его. Он словно разделил свою действительность на два диаметрально противоположных уровня. Весь прагматизм материальной жизни оставался с ним в течение рабочего дня, по завершению которого мчался домой, в ожидании встречи с Лизой.

Именно этот его «второй уровень» жизни наполнял его существование красками. В Лизе Феликс находил много удивительного, девушка никогда не жаловалась на отсутствие публичной составляющей в её жизни. От неё нельзя было услышать жалоб на то, что они вместе «уже давно никуда не ходили» или что «они уже давно не собирались с компанией» Все подобные поведенческие клише были полностью исключены из жизни Лизы. Девушка имела свои собственные интересы, вполне «земные», понятные ей и не обязанные интересовать кого-либо ещё. Она понимала, что Феликс тоже имел право на «личное пространство» и никогда не покушалась на это благо. Однако у Лизы оставались свои секреты, в отношении которых она с самого начала взяла с Феликса обещание, никогда её не расспрашивать. Периодически, раз в три месяц, Лиза уезжала к родителям и оставалась с ними на протяжении полной недели. Каждый день она отзванивалась Феликсу, чтобы не заставлять его лишний раз волноваться. Лиза сама выступила инициатором видео-звонков, что позволяло Феликсу видеть её, и где она находилась. Во время нескольких таких видео-сессий, которые девушка находила весьма забавными, Феликс получил возможность немного рассмотреть интерьер комнаты в которой девушка жила с детства. Это была самая обыкновенная «девчачья» комната, и Феликс, видя всё это, вспоминал рассказ Селены, в особенности те моменты, когда девушка описывала ему отношение окружающих к Лизе.

За всё время, родители Лизы ни разу не появились в объективе видеокамеры, поэтому этот вопрос продолжал оставаться «тайной за семью печатями»

Лиза возвращалась из таких поездок, и их совместная жизнь продолжала течь в привычном русле.

Идею о том, чтобы сделать Лизе предложение Феликс вынашивал длительное время. За то время, что они прожили вместе, им довелось переживать и ссоры. И именно эти, казавшиеся неизбежными, элементы совместного сосуществования, становились своеобразными камнями в жерновах воодушевлённости Феликса. С какого-то момента, он понял, что несмотря на всё время, проведённое вместе, Лиза даже и не думала раскрывать своему возлюбленному свою главную тайну. Разговоры на тему её семьи оставались табуированы, а от самого Феликса Лиза ничего никогда не требовала. С какого-то момента мужчине стало казаться, то, что называлось красивым словом «доверие», с большей степенью вероятности могло быть безразличием. Перспектива быть попросту безразличным Лизе по-настоящему удручала Феликса. Он всё чаще размышлял над этой «находкой», понимая, что уйти от этого ощущения будет совершенно невозможно до тех пор, пока не ликвидирована неопределённость между ним и Лизой. В результате своих мысленных «самобичеваний», мужчина пришёл к неутешительному выводу о том, что ему было бы легче перенести измену, чем осознание того, что его возлюбленная относилась к нему безразлично.

Феликс предпринимал попытки вести диалог. Лиза была максимально открыта, ей нечего было скрывать, но и это обстоятельство не служило мужчине утешением. Уже достаточно хорошо зная характер девушки, Феликс понимал, что очень скоро он ей может и вовсе надоесть. Тогда, подталкиваемый «демонами отчаянья» мужчина решился сделать ей предложение. Идя на этот шаг при данных обстоятельствах, он полагал, что возможно перспектива замужества, столь манящая для абсолютного большинства женщин, сможет эмоционально «затянуть узел» на нём и его любимой. Согласие Лизы, в данных обстоятельствах, требовалось не столько для его счастья, сколько для восстановления его утраченного душевного спокойствия.

Предложение, которое Феликс сделал при всех необходимых, сопутствующих условиях, было встречено девушкой спокойно. Хотя мужчина и заметил, что Лизе, наверное, впервые за всё то время, что он её знал, не нашлось что ответить. Девушка не была поражена, на неё это предложение не произвело должного впечатления, однако она быстро опомнилась и одарила Феликса ласковой улыбкой. Лиза, скорее всего, понимала, что для мужчины было очень важным понимать, что все, что он делает, соответствует некоему плану, порядку вещей, прописанному «симпатическими чернилами» в «альманахе социальных традиций» Харктер Феликса был таковым, что мужчина попросту не был приспособлен к «жизненной гибкости». Вся его жизнь базировалась на принципах, которые помогали ему в его карьере, из-за чего он возвёл их в ранг высших законов. Двое молодых людей, живущих вместе некоторое время, непременно должны были пожениться. Это бы означало, что ещё одна ступень социального соответствия проедена. Штамп в паспорте сработал бы в качестве галочки напротив ещё одного выполненного пункта в жизненном плане Феликса.

Лизу сильно раздражала уже одна только мысль о том, что Феликс «выполняет свой план» без её участия в составлении этого «плана» Девушка понимала, что покуда всё в жизни этого человека происходит в соответствии с его собственными установками, он ощущает себя в собственной зоне комфорта.

«– А что будет дальше?» – спрашивала себя Лиза, глядя на растерянное выражение лица Феликса – «Какие дальше пункты в твоём плане? Наверное, я буду обязана взять твою фамилию, продать своё жильё и переехать жить к тебе. Отныне каждый свой шаг я должна буду делать строго в согласовании с тобой и твоим «планом», мы же официально-зарегистрированная семья! А потом ты посчитаешь свои бюджетные перспективы и определишь, сколько детей я должна тебе родить, чтобы каждому досталось хорошее медицинское обеспечение, образование, работа и перспективы удачного марьяжа. Ну а затем, само собой разумеется, нужно будет подыскать наиболее выгодное предложение на специфическом рынке земельных участков два на полтора и найти мастерскую, где изготавливают недурные надгробия. Не помешает ещё хорошая поэтесса, которая заранее сочинит нам эпитафии. Вот и всё, план практически выполнен, можно облегчённо вздохнуть»

Всё это пронеслось у Лизы в мыслях с молниеносной скоростью, девушка увидела перспективы жизни по «плану» Феликса в виде запущенного чьей-то рукой конвейера, на котором она, уподобившись безвольной кукле, двигалась через последовательно расположенные секции, в которых неизвестно кем созданные, невидимые механизмы преобразовывали её в то, что требовал «социальный план» Конвейерная лента, казавшаяся поначалу длинной и извилистой, уже не середине пути становилась прямой, с очевидным концом в виде корзины, куда прошедшие все этапы куклы безвольно валились в утиль.

Феликс старался как мог не выдавать своего волнения, он ожидал, когда он услышит заветный ответ, который в его собственном сознании должен был в один момент уничтожить поселившиеся в нём сомнения. В то же самое время мужчина понимал, что ничего не защищало его от перспективы получить негативный ответ. И даже больше, он заранее прокручивал в голове такое развитие событий, представляя как прозвучит эта короткая фраза, способна потрясти его внутренний мир.

Однако, вопреки всем ожиданиям Феликса, Лиза ответила ему следующим образом. На её лице появилась улыбка, тёплая, нежная улыбка, которую так любил видеть Феликс, и о существовании которой могли знать только самые близкие Лизе люди.

– Я так рада, спасибо. – Лиза сама едва ли понимала всю бессмысленность такого ответа, но как ни странно, именно подобная бессмыслица оказалась «спасительным плотом» для обоих молодых людей. Лизе не пришлось давать конкретный ответ, а Феликс, хоть и не получил заветного «да», избежал всё-потрясающего «нет». Его внутренний мир пережил потрясение относительно небольшой «магнитуды», так что теперь ему предстояло ограничиться проведением не небольших ремонтно-восстановительных работ.

Другая проблема для Лизы заключалась в том, что преподнесённое кольцо нужно было либо принять, либо вернуть Феликсу. Это было красивое, элегантное, лишённое вульгарной вычурности украшение, на которое Лиза не могла даже смотреть. В данный момент это кольцо ассоциировалось у неё с рабским ошейником, не хватало только цепей, тянущихся к её щиколоткам, чтобы ограничить её свободу. Девушка прекрасно понимала всю силу метафор данного контекста, и поэтому ей было ясно, что цепи здесь были невидимыми.

– Какая красота…. – заворожённо выдохнула Лиза, глядя на ненавистную прелесть к бархатной чёрной коробочке – Оно же эксклюзивное!

Феликс кивнул, подтверждая правильность догадки. Он не стал покупать обручальное кольцо массового производства, желая подчеркнуть своё совершенно особое отношение к избраннице.

Лиза поднесла коробочку с украшением поближе к глазам и внимательно рассматривала кольцо, даже не собираясь взять украшение в руку. Дождавшись, когда Феликс наконец отвернулся, Лиза воспользовалась предоставленной возможностью и закрыв крышечку футляра, убрала украшение на прикроватный столик. Феликс не оборачивался, но он понимал, что произошло за его спиной. Лиза молчала, не зная, что сказать, боясь спровоцировать мужчину на эмоции, которых он сам так боялся. Феликс же не хотел заставлять Лизу выдавливать из себя куцые объяснения, всё было ясно без лишних слов, но они оба предпочитали не разрушать искусственно-созданную вокруг себя иллюзию. С этого момента их отношения перешли в самую что ни на есть естественную фазу – имитации взаимности. Вопрос о женитьбе на долго повис в воздухе, никто не решался его затрагивать.

Спустя какое-то время, апатия Феликса сменилась обидой, грозящей перерасти в латентную озлобленность. Всякий раз, когда эмоции брали верх, мужчина забывал историю, услышанную от Селены, или попросту предпочитал не брать её в расчёт. В подобном состоянии он всё менее трепетно относился к чувствам Лизы, и временами начинал позволять себе пробы «свежей почвы». Феликс заводил разговоры с Лизой на самый различные, совершенно не касающиеся их отношений темы. По началу девушке было даже любопытно, она охотно откликалась на эти вызовы, полагая, что быть может таким образом Феликс сможет менее болезненно пережить провал выполнения одного из пунктов своего «плана»

Однако и терпение Лизы было не безграничным. Она была не в восторге от того, когда мужчина начинал откровенно «перешагивать невидимую черту»

Так, одним вечером, Феликс, лёжа на диване рядом с Лизой, занятой выполнением каких-то тестов, связных с её работой, завёл разговор о распятии. Мужчина предложил рассмотреть распятие Христа как символ.

– Вот представь себе, каковой следует обладать выдержкой, чтобы столько лет терпеть такую неопределённость. – говорил Феликс – Я имею в виду конечно Иисуса. Фактически, если верить преданию, он добровольно отрёкся от предложенных ему средств преуменьшения своих страданий, но понимал ли он тогда, сколь долгими они будут.

– Ты что вдруг в религию ударился? – непринуждённо спросила Лиза.

– Да я рассуждаю с точки зрения не религии а символизма. Из всех событий жизни Иисуса, верующие главным символом выбрали его распятие. Христианство ещё остаётся самой распространённой религией по численности своих последователей, представь только, у скольких людей по всему миру весит распятье. А ведь, зная библию, можно же прийти к выводу, что распятие это скорее промежуточный этап в существовании Иисуса. При этом, последующее воскрешение Христа стало неожиданностью, и потому чудом. Стало быть и сегодня для очень многих людей не чужд остаётся символ неопределённости, я бы сказал духовной прокрастинации…

– Ты хочешь намекнуть мне на что-то конкретное? – Лиза крайне редко позволяла себе повышать голос, считая это признаком собственной слабости, но против нахальства Феликса у неё не оставалось иных методов.

– Да нет, что ты! – изображая искренность, отозвался мужчина – Говорю же, просто мысль в голову такая пришла. А ты сама то как к этому относишься?

Лиза не отвечала, полагая, что её молчание заставит Феликса утратить интерес к его провокациям, однако этого не случилось.

– Извини, если я тебя оскорбил, чувства верующих сегодня особенно рьяно охраняются.

Лиза подняла взгляд от дисплея ноутбука на Феликса, её голубые глаза, в оправе из длинных нежных ресниц, наливались яркостью своего оттенка.

– Я просто не думал, – делая вид, будто не замечая эмоций девушки, продолжал мужчина – что тебя это может задеть. Распятья ты же не носишь…

Последняя капля должна была спровоцировать прорыв плотины, выразившийся в урагане эмоций, которых от Лизы никто никогда не видел. Но вместо ожидаемой реакции, девушка закрыла глаза и сделала несколько глубоких вдохов. Феликс не без интереса смотрел за её действиями.

Лиза поднесла обе свои руки к лицу, принявшись ладонями аккуратно массировать лицо, явно пытаясь таким образом восстановить спокойствие. Однако Феликс, сам не веря своей смелости, позволил себе неслыханную дерзость. В один момент он перевернулся со спины на живот, отперевшись на колени он обоими руками схватил Лизу за запястья.

– Да хватит тебе этого само-затворничества! Я что, чужой тебе человек, что ты прячешь от меня свои слёзы? – Феликс не заметил, как перешил с повышенного тона на крик, отрывая руки девушки от её лица.

Лиза сама, очевидно, не ожидала от Феликса такой наглости, и потому она ещё сильнее разволновалась. Оказавшись не в силах совладать с нахлынувшими эмоциями, девушка громко всхлипнула и попыталась вырваться из рук мужчины, чтобы только закрыть руками лицо. Но Феликс держал её руки достаточно крепко.

– Отпусти! – Лиза хотела крикнуть на мужчину, но она и сама услышала, что получилось у неё только жалобное хныканье, отчего ей стало вдруг противно за саму себя. Она понимала, что не далеко оставалось до фатальной ошибки, но ничего уже не могла сделать, эмоции обиды, из-за неосторожных действий самого Феликса превратились в острое чувство обиды, которое подобно детонатору, привело в действие постоянно скрываемые, подавляемые силы.

– Нет, постой! – Феликс вновь отвёл руки Лизы от её лица, но на этот раз он увидал, как из-под плотно закрытых век девушки пробивались две струи чёрных как дёготь, слёз. Ещё одно мгновение, и Лиза раскрыла глаза. На Феликса устремились два нечеловеческих ока, каждое из которых было черней вороного крыла. От голубых глаз девушки не осталось и следа. Потоки чёрных слёз усилились, превратившись в две струйки. Очертив линию через всё лицо девушки, слёзы сорвались с её подбородка и в один миг упали на поверхность кровати, выжигая в велюре отверстия до самого деревянного основания, но Феликс не мог быть уверен, останавливалось ли хищное вещество на этом, или проедало себе путь дальше, до самого пола.

Отпустив руки девушки, мужчина отскочил назад, выкрикивая её имя. Он испугался, что чёрные слёзы, прожигавшие всё на своём пути, могли сделать с самой Лизой. Но самой девушке эта субстанция не причиняла видимого вреда. Однако одними жгущими слезами дело не ограничилось. В следующий момент в квартире стал по переменной гаснуть и включаться светильники и другие электроприборы. Это продолжалось не так уж долго, поскольку источники света не выдержали и лопнули, обдав комнату градом осколков. Феликс услышал, как что-то с огромной силой ударилось в окно. Пластиковый стеклопакет был четырёхслойным, что позволило стеклу выдержать удар. Однако следующий подобный удар пришёлся уже не в окно, а по самому Феликсу. Невообразимая сила, не имевшая осязаемой оболочки, сбила его с ног, отбрасывая к противоположной стене. Мужчина едва не потерял сознание от удара затылком о стену. Осев на полу, он понял, что лучшим в его положении решением будет закрыть голову обеими руками и затаиться в надежде, что царящее безумие скоро закончится. В течение следующих нескольких секунд, показавшихся мужчине долгими минутами, он слышал как невообразимый шум ветра наполнял собой его сознание, грозя раз и на всегда лишить слуха и рассудка. Когда же всё вдруг прекратилось, Феликс ещё такое-то время продолжал лежать на полу, сжавшись в комочек, не решаясь поднять головы и осмотреться.

Так как вокруг царила тьма, мужчина не мог разглядеть ничего кроме собственных рук перед собой. В воцарившейся тишине он слышал только своё дыхание и редкие всхлипывания, принадлежащие, без всякого сомнения, Лизе.

Наконец, он поднял голову, но из-за темноты ничего не увидел. Какая-то часть его самого была рада этой темноте, поскольку при зажжённом свете его пугала перспектива увидеть лицо девушки с нечеловеческими глазами, источающими смертельные чёрные слёзы. Этот образ словно впечатался в его сознание, надёжно установив ассоциацию со страхом.

Всхлипывания прекратились, прошло несколько мгновений, прежде чем Феликс услышал грустный, усталый голос Лизы:

– Ты там живой ещё?

Спустя несколько дней после этого инцидента, Феликс и Лиза восстановили спальню девушки. Феликс признался самому себе, что это были самые отвратительные три дня в его жизни, с Лизой он практически не разговаривал, обмениваясь только короткими фразами. Наверно именно его страх теперь ранил девушку больше всего. Феликс старался не встречаться с девушкой взглядами, поглядывая на её лицо украдкой, в такие моменты, когда ему казалось, что он может делать это незамеченным. Он сам понимал, что Лиза замечала каждый его взгляд, и что такое его поведение в каком-то роде напоминало девушке о том, что ей довелось пережить в школьные годы.

Ни о каких разговорах, связанных с женитьбой, теперь не могло быть и речи. Феликс предпочёл забыть про кольцо и своё предложение. На работе он был сам не свой, и это не могло остаться незамеченным его коллегами, однако никто не решался заговорить об причинах растерянности Феликса.

Ещё пять дней спустя, четыре из которых он не видел Лизу, Феликс получил сообщение от девушки, в котором она просила о встречи. Он согласился, полагая, что Лиза вернёт ему кольцо и предпочтёт с ним расстаться. Каковым же было его удивление, когда при встрече с Лизой, девушка обняла Феликса вместо обычного приветствия. В этом объятии не было ничего связанного с интимной стороной их отношений, вместо этого Лиза словно выразила Феликсу свою поддержку. Она явно считала его жертвой случившегося, и подразумевала не только последний инцидент, но и все их отношения целиком. Однако вместо того, что ожидал Феликс, Лиза напомнила ему, о приближающемся сроке, когда ей нужно было уезжать на семь дней к её родителям.

– Ты так долго ломал голову над тем, что я там делаю эти семь дней, и почему ты никогда моих родителей в глаза не видел. – говорила Лиза – После того, что случилось, я хочу тебе сделать своё предложение.

У Феликса расширились глаза от удивления.

– Ты, конечно, можешь послать всё ко всем чертям, и меня туда же. Если честно, любой здравомыслящий человек поступил бы именно так на твоём месте. Но я предлагаю тебе возможность удовлетворить глодающее тебя любопытство и отправиться со мной.

В здравомыслии Феликсу всегда трудно было отказать. Но последние годы рядом с Лизой и его любопытство, оказались способны преодолеть «пороги здравомыслия» Он принял предложение.

Спустя два дня, Феликс вёл автомобиль по дороге, ведущей к старому дому, где жили родители Лизы.

Глава 3

Дни шли своим чередом. Как Лев и ожидал, ему вовсе не потребовалось ни много времени, ни больших усилий, чтобы адаптироваться к новому ритму жизни. Хотя именно образ жизни изменился у молодого человека до неузнаваемости. Теперь у него не было его работы, ради которой он в течение последних двух с половиной лет вставал ни свет, ни заря, чтобы меть возможность подготовиться к планерному совещанию. Помимо официальной работы, не было и «теневой схемы» над которой мужчина трудился не покладая рук в команде таких же «белок в колесе» Работа длительное время выступала в качестве ненасытного пожирателя времени. Ошибочно было думать, будто человек, работающий на какую либо организацию, участвует в отношении равноценного обмена своего времени на денежные знаки. Как никто другой Лев знал, что отношения работодателя и его работника никогда не будут равными, и тому было слишком много причин, чтобы эту ситуацию можно было бы уладить при помощи «социального партнёрства» Даже там, где работал Лев, а он привык считать свою работу – исключительно интеллектуальным трудом, очень часто от него требовалось прежде всего соответствие внутренним стандартам, а уже потом – эффективность. Такой подход длительное время оставался за пределами его понимания и часто вызывал плохо скрываемое презрение. Со временем, у него не осталось и сомнения относительно того, что его работа оценивается не по её результативности, а по тому, соответствует ли она требованиям внутреннего режима организации.

Когда Лев стал частью небольшой команды специалистов, работавших, что называется, «под прикрытием», его трудовые будни существенно преобразились. Связано это было, главным образом, с тем, что Кирилл Генрикович, руководитель исследовательского отдела, сам вёл «двойную игру». Он был готов выделять приличные средства для оплаты хлопот привлечённых специалистов, а Михаил, в свою очередь, распределял задачи так, чтобы во главе стола стояла именно эффективность их выполнения. Данный подход полностью исключал принципы соответствия, и это очень нравилось Льву, который видел в этой работе перспективы для реализации идей, теорий, задумок и конечно же – для уникального опыта.

Кирилл Генрикович, часто оставаясь доволен работой своих «тайных» специалистов, не скупился ни на оплату, ни на похвалу. Иногда он собирал всех тех, кто с ним работали в свободное время, в каком-либо общественном месте, и устраивал что-то вроде «закрытого корпоратива» В такие моменты профессор не скупился на благодарственные речи, не преминув подчёркивать важность своей работы для человечества, и соответственно, важность работы всех тех, кто помогал его работе выполняться несмотря на рамки закона.

Лев учился понимать смысл, выраженный между строк, ему казалось, что при том образе трудовой жизни, что он вёл, этот навык был чрезвычайно важным. Его попытки заговорить с Кириллом Генриковичем более откровенно, не оборачивались успехом, доктор всегда находил необходимое пространство для манёвра и уклонялся от темы, обсуждать которую он не хотел.

И хотя именно Михаил был «первым игроком» в команде «теневых специалистов», Кирилл Генрикович понимал, что всегда есть такие игроки, без которых игра не заладится. Вскоре профессор уже не мог не замечать тот вклад, который Лев вносит в общее дело. Михаил, следовало отдать ему должное, всегда открыто докладывал профессору о отдельных успехах своих людей.

Так, когда Льву удалось оспорить решение таможенного органа о временном аресте части прибывшего груза, Михаил честно объяснил Кириллу Генриковичу, что этот успех принадлежал лично Льву, так как тот применил свой собственный метод, свои связи и свои таланты. Затем, когда в отношении исследовательского центра и Кирилла Генриковича была составлена петиция от общественной организации «за сохранение христианских ценностей», требовавшая профильное министерство наложить запрет на развитие «нейросинтеза», как метода хирургического вмешательства, своей сутью противоречащего основам православия, профессор опасался, что как минимум постановление о временной приостановке деятельности будет выписано. Этого можно было ожидать от прокуратуры, имевшей на тот момент негласное предписание «сверху» о том, что все требования самых маргинализированных слоёв общества не должны оставаться без должного внимания в предвыборный период. Однако именно Лев сумел обжаловать постановление, путём сбора ответной, коллективной петиции от граждан, убеждённых в необходимости развития нейросинтеза. Для этого ему пришлось сперва выискать на самых различных научных и псевдо-научных форумах самых ярых атеистов, затем найти каждого в живую и обрисовать ситуацию под таким углом, чтобы человек непременно поставил свою подпись в петиции. Таким образом, Лев предоставил ответную петицию, которая была подписана хоть и несколько меньшим количеством человек, но зато люди, подписавшиеся под ней, относились к самым различным социальным группам, и многих из них объединяло профессиональная занятость в социально-полезной сфере деятельности. Такая аргументация оказалась убедительной, чтобы постановление о временной приостановке деятельности было отменено.

Кирилл Генрикович не был одним из таких людей, которые могли позволить себе оставлять незамеченными эффективные усилия своих работников. Отметив Льва, как наиболее способного сотрудника, Кирилл Генрикович вызвал его на личную беседу. Мужчина уже полагал, что таинственный профессор был готов ввести его в гораздо более деликатные дела, нежели те, за которые отвечал Михаил, но вопреки своим ожиданиям, он получил от профессора неоднозначное по своей специфики задание. Льву предстояло подготовить необходимый пакет документов для регистрационной палаты и затем перевести право собственности на загородный дом Кирилла Генриковича от самого профессора, его первому помощнику, Максимилиану. Льву предстояло решить, в какой форме можно было бы осуществить эту процедуру наиболее быстро и без лишнего внимания. Сам Кирилл Генрикович ошибочно полагал, что наличие в гражданском законодательстве такой формы как «дарственная», решало его проблему.

– Дарственная заключается между дарителем и одариваемым, – размышлял Кирилл Генрикович, делясь своими мыслями с Львом лично – при этом она не требует от одариваемого никаких встречных действий, ему не нужно даже письменно удостоверять своё согласие принять дар.

Лев деловито покачивал головой, изображая, что он очень внимательно внимал словам профессора и взвешивал каждое из них, как если бы они несли в себе чрезмерную смысловую нагрузку.

– Я правильно понимаю, – продолжал профессор – что если одариваемый не выразил своё несогласие принять дар, то дарение считается состоявшемся?

Лев улыбнулся в ответ, складывая руки перед собой, настраивая тем самым собеседника на содержательную беседу.

– Далеко не всё так просто обстоит с дарением. – спокойно ответил Лев – Прежде всего, когда в качестве предмета дарения выступает объект недвижимости, то и дарственная по этому объекту подлежит государственной регистрации, а вот это уже невозможно без участия одариваемого. Но даже не это обстоятельство самое проблематичное. Всякое дарение, при котором одно лицо передаёт другому в дар особо-ценный объект, и при этом между этими лицами нет родственной связи, воспринимается надзорными органами как нечто весьма подозрительное. Как правило, органы видят здесь либо схемы ухода от налогов, либо попытку отмыть средства, полученные от незаконной деятельности. В любом случае, дарение дорогой загородной недвижимости привлекает большое внимание контролирующих органов.

– Ну а какой ещё вариант у нас может быть? – спросил Кирилл Генрикович, выражая свою заинтересованность и готовность выслушать предложения собеседника.

– Если бы я мог предположить, что у вас имеются средства, в количестве соответствующие хотя бы приблизительной рыночной стоимости аналогичного имущества, то можно было бы провести это как стандартную куплю-продажу. Разумеется, на вашей стороне появится обязательство по уплате налога, но это уже неизбежная транзакционная издержка, зато такая процедура совершенно безопасна и не вызывает подозрений.

– То есть я буду должен ещё и налог уплатить, который будет весьма приличным исходя даже из средней рыночной стоимости. – задумался Кирилл Генрикович.

– Мне видится разумным вот что. – выдержав необходимую в таких делах паузу, проговорил Лев – Так как Максимилиан в данном отношении выступает явным бенефициаром, то мы могли бы предложить ему принять тяжесть налогового бремени на себя.

Кирилл Генрикович улыбнулся и тут же отмахнулся от этой идеи.

– Понимаешь, для меня важно, чтобы всю эту процедуру можно было бы провернуть вообще без его участия.

Лев очень сильно удивился.

– Но извините, – парировал он, слегка изменившимся тоном – даже при дарении, как я вам объяснил, его присутствие будет необходимо.

– И без него что, никак нельзя? – уточнил профессор.

Лев не переставал удивляться. Он впервые наблюдал ситуацию, в которой речь шла о практически безвозмездной передачи дорогостоящего имущества, а получатель не мог себя заставить даже просто поприсутствовать в момент перерегистрации прав собственности.

Профессор, очевидно, заметил это замешательство на лице мужчины и поспешил с объяснениями.

– Максимилиан не подозревает о этом моём жесте щедрости, и я хочу. Чтобы так оно и оставалось. Я понятно выразился.

Лев ничего не ответил, но медленно кивнул, позволив профессору лишний раз убедиться, что он имел дело с профессионалом.

– А если мы сделаем следующим образом. – предложил Кирилл Генрикович не в меру долго молчавшему юристу – Ты подготовишь необходимые для купли-продажи документы, я предоставлю тебе всё, что нужно. Затем, когда всё будет готово, я выпишу тебе доверенность на право представлять мою волю перед регистрационным органом. Спустя несколько дней Максимилиан свяжется с тобой и вы исполните сделку, и пройдёте процедуру регистрации прав собственности без меня. Так возможно?

Лев последовательно оценил все предложенные этапы. Самую малость предстояло подкорректировать, но в целом, это могло сработать.

– Знаете, – отозвался юрист – ваш план вполне может сработать.

– Мне нужна стопроцентная уверенность, – процедил Кирилл Генрикович – поскольку после того как Максимилиан переведёт деньги на указанный счёт, меня вы уже не увидите.

– Как это? – от удивления Лев не смог сформулировать свой вопрос более подобающим образом.

– Дальше нейросинтезом будет заниматься Максимилиан. – спокойно, как ни в чём не бывало, ответил профессор.

Лев поборол в себе желание расспрашивать профессора относительно грядущих кадровых перемен. Но Кирилл Генрикович, судя по всему, не был расположен к подобным беседам.

Вскоре, прыткий юрист уже занимался этим деликатным заданием, которое оказалось далеко не таким сложным. Все документы профессора были в достойном состоянии, их подготовка не заняла много времени, и очень скоро Лев сообщил Кириллу Генриковичу, что сделка могла состояться. Профессор одобрил оперативность в работе и попросил юриста выждать некоторое время. У Льва не выходил из головы разговор с Кириллом Генриковичем, и тот внезапный поворот, который ему открылся. Приход честолюбивого Максимилиана к управлению проектом мог означать серьёзные перемены, и Лев опасался, что его профессиональная жизнь тоже могла вернуться в привычное русло. Хуже всего было то, что своими опасениями мужчина не мог поделиться с коллегами по «теневому цеху», профессор требовал строжайшей секретности, и юрист выполнял это требование. Он ловил на себе взгляды своих коллег, в которых читал некоторую профессиональную зависть, но при этом он сам не испытывал никаких позитивных чувств, тревога действовала на него угнетающе.

Спустя примерно две недели, Кирилл Генрикович исчез. Этому исчезновению предшествовали некоторые яркие события в жизни исследовательского центра, связанные с нейросинтезом. Профессор дал пресс-конференцию на которой представил своего пациента, молодого мужчину, перенёсшего нейросинтез после клинической смерти. Официальная версия была таковой, что Кирилл Генрикович обнаружил пациента в областном токсикологическом центре, где тот пребывал уже какое-то время в состоянии комы. Обстоятельства, предшествующие поступлению данного пациента были засекречены, что давало основания полагать, что он имел какое-то отношение с правительством. Врачи токсикологического центра предприняли различные меры по выводу пациента из комы, но всё обернулось лишь ущербом для отдельных сегментов коры головного мозга. На пациенте были готовы поставить крест, но именно Кирилл Генрикович добился разрешения применить на нём свой революционный метод, и в результате сложной нейрохирургической операции, пациент обрёл вторую жизнь. С этого момента началась активная популяризация нейросинтеза. Однако Лев знал немного подробностей и о оборотной стороне медали. Кирилл Генрикович вовсе не обнаруживал пациента по воле случая, он знал, где и почему находится конкретный пациент. Более того, профессору было хорошо известна вся подноготная того, как этот пациент оказался в токсикологическом центре. Было очевидно, что профессор представлял из себя человека с куда более таинственным прошлым, чем это могло казаться со стороны.

Михаил постоянно поучал Льва не совать свой нос туда, где не находилось то, что не было связано с его непосредственной работой.

Льву, тем не менее, стало известно, что организованный «секретным юр-отделом» трафик экзотических веществ, был необходимостью для осуществления самого нейросинтеза. Это означало, что в рекламе, выступлениях в передачах и интервью, профессор позволял публике увидеть лишь самую верхушку айсберга. Любая оплошность тех людей, что работали на него, могла легко разрушить созданную концепцию и похоронить все начинания Кирилла Генриковича. С этим осознанием, Лев лишь укоренился в ощущении важности своей работы.

Спустя ещё какое-то время после исчезновения Кирилла Генриковича, ко Льву подошёл Максимилиан. Юрист знал этого человека постольку поскольку. Молодой врач-психотерапевт был первым помощником профессора, но Кирилл никогда не посвящал того в свои дела, по крайней мере так казалось со стороны. Максимилиан был молод, высокомерен, заносчив и обладал всеми теми качествами, которые обрекали «теневую деятельность» на крах. Однако, когда Максимилиан предстал лично перед Львом, то юрист обнаружил, как много общего было у этого человека с Кириллом Генриковичем. Лев даже удивился, что до сего момента он не замечал всех этих сходств. Впоследствии Максимилиан взял на себя роль Кирилла, и «теневая работа» продолжалась. Михаил теперь прислуживал новому руководителю, даже не ощущая разницы. Лев и сам несколько раз ловил себя на совершенно сумасбродной мысли о том, что Кирилл и Максимилиан могли быть родственниками, возможно даже родными братьями, таким схожим оказался вдруг их характер, но разница в возрасте и внешности между ними полностью исключала такую возможность.

Максимилиан сообщил Льву, что необходимая сумма была переведена на указанный Кириллом счёт, и пришло время регистрировать сделку.

В назначенный день мужчины встретились в регистрационной палате, Лев имел при себе заверенную доверенность от Кирилла и все необходимые документы. Максимилиан, в свою очередь, имел на руках тот необходимый минимум документов покупателя, так что ничто уже не мешало сделке. Максимилиан оплатил пошлину и напомнил Льву, что он принимает на себя обязательство по уплате налога с продажи дома Кирилла Генриковича. Всё прошло превосходно, сотрудники регистрационной палаты приняли все документы и выдали предписание с датой, когда Максимилиан должен был явиться для получения свидетельства о праве собственности.

Лев так и не смог забыть, как уже после регистрации, Максимилиан похлопал его по плечу, совсем как Кирилл Генрикович имел обыкновение делать это, а затем сказал:

«– Ну, всё прошло отлично. Я же говорил, что всё у нас получится»

С этими словами Максимилиан оставил юриста одного, наедине с его собственными мыслями, которые, уподобившись яростному смерчу, принялись метаться в сознании, переворачивая верх дном аналогии и сравнения и буквально разбивая в щепки рамки того, что мужчина привык считать здравомыслием.

Лев продолжал работать, теперь уже на Максимилиана, но при этом он понимал, что все процессы, в которых он и его коллеги участвуют, были задуманы Кириллом Генриковичем, и создавалось такое впечатление, будто бы профессор никуда и не уходил. Юрист, тем не менее, отчего то стал испытывать отвращение к Максимилиану. Понять причину такой перемены, или выявить предпосылки к этому не удавалось, однако, наблюдая за ним, и с каждым разом выявляя всё больше поведенческих схожестей с Кириллом Генриковичем, Максимилиан начинал казаться всё менее и менее естественным. Его образ теперь неминуемо связывался с профессором, но если молодой психотерапевт сознательно имитировал своего предшественника, то получалось у него чрезвычайно натурально. Схожесть была настолько велика, что в какие-то мгновения Льву казалось, будто это Кирилл Генрикович, преследуя одному ему известные и понятные цели, нацепил на себя кожу и плоть молодого Максимилиана, и теперь он переживал вторую жизнь.

Лев поймал себя на мысли, что свободные часы едва должны приноситься в жертву воспоминаниям о событиях, имевших место не так давно. С этим своим доводом он даже и не спорил, но вопрос заключался в другом, как лучше обустроить своё собственное время в новых условиях?

Мужчине казалось, что окрестность ещё оставила для него несколько неисследованных достопримечательностей, однако с приходом осени, несмотря на тёплый в сравнении с уральским, климат, учащались дожди. Минувшим днём, попав под один такой дождь, Лев понял на своей собственной шкуре, что ледяной ливень может конкурировать с пронизывающим ледяным ветром и доставлять нисколько не меньше неудобств. Ознакомившись с прогнозом на следующие две недели, он пришёл к выводу, что имевшийся у него гардероб не был приспособлен для особенностей местного климата. Это подтолкнуло его к ещё одной вылазке в город, в ходе которой он приобрёл предметы гардероба, необходимые в особо дождливую погоду. Снега, как он понимал, ожидать в ближайшее время не приходилось.

Раз в два дня Лев уделял полтора часа своего времени занятию спортом, львиная доля его тренировки приходилась на бег. Бегом мужчина занимался ещё со школьной скамьи, где бы ему не приходилось проживать, он всегда адаптировал местные условия под свои занятия. Ещё до своего прибытия к Балтийскому берегу, Лев представлял себе как он будет бегать вдоль линии прибоя, обдуваемый морским бризом. Теперь же, когда он уже прожил несколько дней в своём новом жилище, подобные идеи становились похожи на всё ту же недостижимую мечту. Разумеется, Лев бегал вдоль берега, но теперь он понимал, что реальность в очередной раз обманула ожидания. С моря дул сильный, и временами очень холодный ветер, который мог заставить промокшую от пота одежду в один момент покрыться сетью изморози. При этом, постоянная температура воздуха была достаточно высока, и мужчина не мог себе позволить одеться на тренировку в слишком плотную форму. Но вот всё тот же ветер, ударяя в фигуру бегуна, словно срывал с него всё то тепло, которым окутывало себя его тело.

Таким образом, в силу объективных причин, Лев построил себе другой маршрут для бега, который не предусматривал длительного пребывания на открытом пространстве берега. Маршрут завершался возвращением в дом. Немногочисленные люди, жившие в похожих с ним домах, ещё не привыкли к приезжему и частенько посматривали на него если и не с подозрением, то с любопытством.

Лев думал, что владелец дома – Ян, непременно успел растрепать некоторым людям о том, что его дом будет снимать человек, приехавший из далека, оставивший большой мегаполис позади, со всеми его перспективами, ради того, чтобы жить на отшибе.

Это могло показаться странным, но Лев полагал, что если бы он сам был на месте этих зевак, то он, скорее всего, вёл бы себя точно также. Ему тоже это казалось бы странным и нелогичным. Так уж сложился стереотип человеческого мышления в России, что из всех возможных вариантов и предположений мы чаще склоняемся к негативным, представляя себе незнакомца мошенником, беглым бандитом, скрывающимся не то от власти, не то от бывших подельников.

«– Но ведь если рассудить,» – размышлял Лев во время одной из своих пробежек – «то я и вправду скрываюсь от бывших подельников, хотя бы в лице того же Михаила»

Мужчина уже неоднократно думал о том, чем ему грозила встреча с разозлившимся, чувствующим себя обманутым, подельником. Михаил, сам по себе, не представлял какую бы то ни было опасность. Это был типичный представитель того разряда людей, которых в больших городах называли «офисным планктоном», хотя от большинства других обитателей офисов, Михаила отличала его целеустремлённость, поэтому, если он вбил себе что-то в голову, то он лез из шкуры вон, только бы достичь цели. Именно благодаря этому качеству, Михаила неформально назначили старшим группы, в которой работал Лев.

Теперь не было ни группы, ни её членов, и только Михаил, переживший в свои тридцать шесть лет инфаркт, рвал и метал, будучи одержимым идеей найти человека, которого он уже успел сделать «козлом отпущения»

Заканчивая свои пробежки, Лев испытывал удовольствия как физически, так и ментально, поскольку помимо физического эффекта от длительных циклических нагрузок, мужчина также получал своего рода ментальный профилактический эффект, наслаждаясь тем временем, которое он мог уделить только своим собственным мыслям.

«– Одинокий бег это лучшая профилактика для сознания» -так он считал.

Вторую половину дня необходимо было посвятить чему-то созидательному, и Лев некоторое время раздумывал, не стоило ли ему освоить какую -нибудь новую компетенцию, используя интернет. Однако очень скоро он позабыл про эту идею, когда обнаружил в доме помещение, о котором Ян ему ничего не сказал. Это был чердак, совершенно не большой, и использовавшийся в качестве кладовой для ненужных вещей.

«-Раз Ян не сказал мне, что туда заходить нельзя,» – размышлял Лев – «стало быть зайти туда можно»

Поднявшись по хлипкой лестнице, мужчина очутился среди картонных ящиков наполненных продолговатыми, прямоугольными предметами. Не понадобилось много времени, прежде чем Лев понял, что в коробках были аккуратно сложенные книги. Попытавшись найти выключатель с обоих сторон от входного проёма, мужчине так и не удалось обнаружить тумблер, очевидно на маленьком чердаке вещи исключительно хранились, осветительных приборов здесь предусмотрено не было. Смирившись с таким обстоятельством, Лев взял на выбор самую увесистую коробку. Запустив руку внутрь, он нащупал книги в твёрдой обложке, причём те, что лежали сверху, на которые и наткнулась рука мужчины, имели весьма необычный для современных книг переплёт.

Теперь предстояло спуститься обратно по той-же хлипкой лестнице. За счёт внушительного размера коробки, общая масса Льва увеличилась, он ступал как можно более осторожно. Наконец, когда его ноги коснулись пола, он поставил коробку в сторону, и убрал складную лестницу.