Туманы Авалона. «Король былого и грядущего»: пятнадцать веков артуровского мифа (М. З. Брэдли, 1983)

Copyright © 1982 by Marion Zimmer Bradley

© С. Лихачева, вступительная статья, 2018

© С. Лихачева, О. Степашкина, перевод на русский язык, 2018

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Э», 2018

«Король былого и грядущего»: пятнадцать веков артуровского мифа

Роман Мэрион Зиммер Брэдли «Туманы Авалона» занимает особое место в бесконечной череде пересказов, обработок, переосмыслений и вариаций артуровского мифа: написанный в 1983 г., он тут же вошел в список бестселлеров и с тех пор переиздается снова и снова. В этом, несомненно, заслуга талантливой писательницы – но свою роль сыграл и выбор материала. Миф о короле Артуре – явление уникальное; в европейской традиции не найдется другого такого персонажа, к которому бы авторы обращались снова и снова на протяжении вот уже пятнадцати веков. Ненний и Гальфрид Монмутский, Джеффри Чосер, Томас Мэлори и Эдмунд Спенсер, Альфред Теннисон, Чарльз А. Суинберн и Уильям Моррис, Марк Твен, Теренс Х. Уайт, Мэри Стюарт, Дж. Р.Р. Толкин, Бернард Корнуэлл… Одних только англоязычных сочинителей можно перечислять до бесконечности. Что до музыки и драмы, достаточно вспомнить три эпохальные оперы Рихарда Вагнера: «Лоэнгрин» (1850), «Тристан и Изольда» (1865) и «Парсифаль» (1882). Английский композитор Ратленд Ботон (1878–1960) за 35 лет написал серию из пяти опер на материале артуровского мифа: «Рождение Артура» (1909), «Круглый стол» (1915), «Лилейная дева» (1933), «Галахад» (1943) и «Авалон» (1944) – и, вдохновленный этой темой, организовал в 1914 г. первую серию Гластонберийских фестивалей (1914–1926) с целью превратить легендарный «Авалон» в «английский Байрёйт»1. Гластонберийский фестиваль современного исполнительского искусства, возрожденный в 1970 г., по сей день считается одним из самых главных музыкальных событий года в Великобритании и собирает бессчетные толпы. В начале 60-х гг. на Бродвее огромным успехом пользовался мюзикл «Камелот» Алана Джея Лернера и Фредерика Лоу; он же был экранизирован в 1967 г.; этим мюзиклом, в частности, так восхищался президент Джон Кеннеди, что его правление иногда называют «камелотской эрой». В XX веке артуровский миф обрел новую жизнь в кинематографе: это и «Рыцари Круглого стола» (1953) режиссера Ричарда Торпа, и диснеевский мультфильм «Меч в камне» (1963), снятый по одноименному роману Т.Х. Уайта, и «Ланселот Озерный» (1974) Робера Брессона, и «Экскалибур» (1981) Роджера Бурмана, и знаменитый «Первый рыцарь» (1995) Джерри Цукера с Шоном Коннери в главной роли, и «Меч короля Артура» (2017) Гая Ричи, и блистательная фэнтезийная кинокомедия «Монти Пайтон и Святой Грааль» (1975), в свой черед превращенная в комедийный мюзикл «Спамалот» в 2004 г., и это далеко не все. Да и «Туманы Авалона» были экранизированы как мини-сериал в 2001 г. режиссером Ули Эделем, с Джулианной Маргулис в роли Моргейны.

От оперы до мюзикла, от мультфильма до телесериала, от исторической хроники до рыцарского романа, от политической пародии до феминистской фэнтези, поэмы, эпопеи и пьесы, бесконечные пересказы, переработки, переосмысления… Чем же объясняется эта бесконечная повторяемость артуровского мифа? Многие легенды прошлого сошли на нет, а артуриана сохраняет свою популярность и по сей день – к ней обращаются все новые авторы, музыканты и режиссеры. Вероятно, самое простое объяснение вот в чем: сюжет об Артуре, многообразный и всеобъемлющий, обращен к аудитории самой разной, в нем есть все, чего только можно пожелать. Артур – могущественный и благородный король, олицетворение централизующей верховной власти, справедливой и гуманной; силой своего меча и обаянием своей личности Артур создает вокруг себя подлинный золотой век – вот превосходная ткань для политического мифа. Рядом с ним – страстная и пылкая красавица-королева Гвиневра, изменяющая королю с лучшим из его рыцарей, – многообещающая основа для любовного романа. Братство Круглого стола, отважные рыцари и прекрасные дамы предоставляют неисчерпаемый материал для увлекательных приключений. А для любителей сверхъестественного и чудесного в артуровском мифе содержится и мистика языческая, воплощенная в образе Мерлина, чародея и советника Артура, и его сестры Феи Морганы, и мистика христианская, воплощенная в Святом Граале.

Однако же не все эти элементы присутствовали в артуриане изначально: миф обрастал привычными нам подробностями постепенно, шаг за шагом. Артур не всегда был Артуром, не всегда был королем и никогда не был англичанином. А был ли он вообще?

Первое косвенное упоминание если не Артура, то событий, напрямую с Артуром связанных, относится к середине VI века и содержится в сочинении валлийского историка, монаха Гильды Премудрого (?490 —?570), «О погибели Британии» (De Exсidio Britanniae). В хронике отпор саксам дает военачальник Амброзий Аврелиан; имени Артура у Гильды еще нет. Жители Британии, притесняемые «жесточайшими хищниками» саксами, «собрали силы, имея своим вождем Амвросия Аврелиана, человека законопослушного, который в такой буре и потрясении остался чуть ли не один из римского племени, причем были убиты его родители, одетые, бесспорно, в пурпур <…>, – бросили вызов на битву победителям, от которых, по воле Божией, победа отступила. С этого времени побеждали то граждане, то враги, так, чтобы в роде сем мог бы Господь испытать обычным образом нынешний Израиль, – любит ли он Его или нет; и до года осады Бадонской горы»2. Предполагается, что битва при Бадоне (Mons Badonicus) явилась последней великой победой бриттов, после которой в борьбе с англосаксами они потерпели полное поражение.

В VIII–IX веках ту же историю, но с бо́льшими подробностями, изложил другой валлийский историк, монах Ненний, в своем сочинении «История бриттов» (Historia Brittonum). В той части, где речь идет об англосаксонском завоевании Британии, Ненний упоминает об Артуре как о военачальнике бриттов (dux bellorum), одержавшем двенадцать побед над германцами, причем последняя, двенадцатая битва – снова при горе Бадон (in monte Badonis). «В те дни сражался с ними военачальник Артур совместно с королями бриттов. Он же был главою войска. Первая битва произошла в устье реки, которая называется Глейн. Вторая, третья и четвертая, равно как и пятая, – у другой реки, носящей название Дубглас и находящейся в области Линнуис. Шестая – у реки, именуемой Бассас. Седьмая битва произошла в Целидонском лесу, иначе Кат Койт Целидон. Восьмая битва состоялась у стен замка Гвиннион, и в ней Артур носил на своих плечах изображение святой непорочной Девы Марии; в этот день язычники были обращены в бегство и по изволению Господа нашего Иисуса и святой Девы Марии, его родительницы, великое множество их здесь было истреблено. Девятая битва разразилась в Городе Легиона. Десятую битву Артур провел на берегу реки, что зовется Трибруит. Одиннадцатая была на горе, которая называется Агнед. Двенадцатая произошла на горе Бадона; в ней от руки Артура пало в один день девятьсот шестьдесят вражеских воинов, и поразил их не кто иной, как единолично Артур. Во всех упомянутых битвах он одержал верх»3.

В середине X века в «Анналах Камбрии», древнейших валлийских анналах, дошедших до нашего времени, появляются две хроникальных записи с упоминанием имени Артура и датировками битвы при Бадоне и битвы при Камлане (516 и 537 гг.):

516 г. Битва при Бадоне, в которой Артур носил крест Господа нашего Иисуса Христа три дня и три ночи на своих плечах и бритты были победителями.

537 г. Битва при Камлане, в которой пали Артур и Медрауд4: и была моровая язва в Британии и Ирландии5.

И здесь Артур пока еще не назван королем; зато точно датированы его звездный час – битва, в которой бритты одержали решительную победу над саксами, и – его гибель. Во второй записи назван также Медрауд/Мордред, который со временем войдет в легенду как незаконный сын короля и его погубитель. Тем не менее любопытно, что при первом его появлении даже не утверждается, что Мордред с Артуром сражались друг против друга. Английская писательница Мэри Стюарт, сделавшая Мордреда одним из главных героев своей артуровской пенталогии, в послесловии сознается: «Было бы возможно – и крайне соблазнительно! – полностью переписать историю и поставить Артура – и Мордреда рядом с ним – против саксов». Впрочем, соблазн пришлось превозмочь: радикально переписывать легенду у Мэри Стюарт не поднялась рука.

Впервые Артур обретает королевский статус в XI веке, в историческом предисловии к «Житию святого Гоэзновия» (Legenda Sancti Goeznovii), бретонского святого VII века, епископа города Кемпера. Автор «Жития», некто Уильям из Бретани, датирует свой труд 1019 г. Рассказ о святом Гоэзновии предваряется необычным историческим экскурсом в историю Бретани и отчасти Британии: в этой вступительной части рассказывается о Вортигерне, который узурпировал британский трон и сам пригласил в страну саксов для защиты от внутреннего врага. Но «Вортигерн» в контексте V века – это не имя, а бриттский титул, Vortigernos – «главный вождь», «верховный король», стоящий над подвластными ему правителями. Итак, при предыдущем «Вортигерне» саксы чинили бриттам великий вред – но их гордыня была сломлена новым королем, «великим Артуром, королем бриттов» (per magnum Arturum Britonum regem). Итак, здесь Артур не только впервые назван королем – он еще и одерживает немало славных побед в Британии и – впервые – за ее пределами, в Галлии.

Артуровский миф как таковой впервые оформился в XII веке, а если быть совсем точными – в 1139 г., в знаменитом сочинении валлийского автора Гальфрида Монмутского «История королей Британии» (Historia Regum Britanniae) – одном из тех великих произведений в истории литературы, на которые все ссылаются, однако мало кто читает. К тому времени римские легионы вот уже семь веков назад покинули Британию. В своей «Истории» Гальфрид задался целью правдиво изложить историю Британии от падения Трои (по Гальфриду, Брут, правнук троянского царевича Энея, после многих приключений добрался до острова Альбион и основал там королевство Британия, названное так по собственному имени) до смерти Кадвалладра, короля кельтского королевства Гвинед в VII веке. Несомненно, что Гальфрид отчасти пользовался сочинениями своих предшественников – Ненния, Гильды, Беды Достопочтенного, «некоей весьма древней книгой на языке бриттов»6, которую ему якобы вручил «архидиакон Оксенфордский Вальтер» (и в существовании которой большинство ученых сомневаются), однако буйное воображение автора преобладает над исторической правдой и меняет и преображает немногие подлинные факты. Так, местом для любовного свидания Утера с Ингерной, будущей матерью Артура, становится «крепость Тинтаголь»; автор, несомненно, знал то, что подтвердила современная археология: на момент описанных событий Тинтагель действительно был крупнейшей значимой крепостью. Псевдоисторическое сочинение Гальфрида – не то чтобы целиком и полностью вымысел, но прихотливая смесь: в хронике перечисляются бессчетные короли и королевы, некоторые из них действительно существовали, остальные заимствованы из кельтской мифологии или из ранних валлийских генеалогий – и всем им придан исторический статус. Книга Гальфрида – истинное проклятие историков, но благословение для литературоведов: в ней содержатся сюжеты, послужившие материалом для последующих литературных шедевров: например, повесть о короле Леире и его трех дочерях или история о Кимбелине. Но ключевую роль в хронике Гальфрида суждено было сыграть королю по имени Артур: история именно этого правителя явно занимала Гальфрида больше всех прочих. Любопытно, что в ряде документов эпохи сам автор, священник и историк, назван «Гальфрид, сын Артура»: возможно, имя Артура обладало для него некоей личностной значимостью. Именно под пером Гальфрида артуровский миф обретает ту традиционную форму, к которой будут обращаться все последующие авторы вплоть до наших дней. Гальфрид излагает предысторию – рассказывает о прибытии саксов под началом Хенгиста и Хорса, о роковом договоре с ними Вортегирна; о сражениях принца Аврелия Амброзия, а затем его брата Утерпендрагона с саксонскими полчищами; о любви Утера и Ингерны, о волшебном посредничестве Мерлина и о чудесных обстоятельства рождения Артура. Артур восходит на трон в юном возрасте («Отроку Артуру было пятнадцать лет, и он отличался неслыханной доблестью и такой же щедростью»), дает отпор саксам и женится на Геневере, происходившей из знатного римского рода «и превосходившей своей красотой всех женщин острова». Честолюбивый король предпринимает несколько заморских походов, подчиняет себе Норвегию, Данию и часть Галлии и, наконец, одерживает победу над Римом и римским императором Луцием Гиберием, дерзнувшим потребовать с Артура дань. Но пока Артур воевал в чужих землях, его племянник Модред узурпировал королевский венец и вступил в прелюбодейскую связь с королевой Геневерой. Артур возвращается, чтобы покарать предателя, в битве на реке Камблан сражает Мордреда, но и сам получает смертельную рану. Артура переправляют для лечения «на остров Аваллона»; корону Британии он оставляет своему родичу Константину. О дальнейшей судьбе Артура ничего более не говорится.

Для своей версии артуровского мифа уроженец Уэльса Гальфрид многое заимствует из валлийских источников: так в хрониках бриттских королей появляются великаны, чудовища и всевозможные чудеса. К X–XI векам, когда валлийские легенды стали записываться, в них уже фигурировал Артур как могучий полуволшебный герой и вождь, а также и главные сотоварищи Артура – «кравчий Кай и виночерпий Бедуер» у Гальфрида. Эти двое упоминаются в «Триадах острова Британия» (рукописи XIII века), валлийских трехстишиях с перечислением трех исторических или мифологических персонажей и событий: «Три Увенчанных в Битвах Мужа Острова Британии: Дристан, сын Таллуха, и Хуайль, сын Кау, и Кей, сын Кенира с Прекрасной Бородой. Но один был увенчан более, чем все эти трое: это был Бедуир, сын Бедраука»7. Оба играют заметную роль в валлийском цикле повестей «Мабиногион», записанных в XII–XIV веках, но восходящих к гораздо более древней устной традиции. Еще один из первых поименованных соратников Артура – это валлийский Гвальхмеи, Вальваний у Гальфрида, впоследствии – сэр Гавейн, племянник короля Артура и один из лучших рыцарей его двора. Валлийского происхождения и Мерлин, маг и пророк, воспитатель, советник и чудесный помощник Артура. Гальфрид, по-видимому, «сплавил» в единый образ двух или трех персонажей из разных источников. Это и знатный бритт VI века, который якобы сошел с ума, оплакивая погибших в кровопролитной битве, и бежал в Калидонский лес, где обрел пророческий дар: шотландские источники называли его Лайлокеном, а валлийские поэты – Мирддином. Это и римско-бриттский военачальник Амброзий Аурелиан. Это и молодой провидец валлийской легенды, у которого «нет и не было никогда отца», пророчествовавший перед Вортегирном и предсказавший кельтское возрождение. «Пророчества Мерлина» Гальфрид написал еще до «Истории», а затем захотел включить их в хроники бриттских королей; а уже после «Истории» написал «Жизнь Мерлина», слегка подправив события и даты, чтобы объединить нескольких «Мерлинов» в одного персонажа.

Уже в сочинении Гальфрида артуровский миф обретает столь притягательные черты золотого века. Разбив враждебных саксов, Артур правил двенадцать лет, «вернув нерушимый мир своему государству», приглашал «доблестнейших мужей из дальних королевств» и завел при своем дворе «такую утонченность, что внушил далеко отстоящим народам желание соперничать с ним во всем этом». Это – двор, править которым хотелось бы любому королю и принадлежать к которому любой рыцарь счел бы за честь. Под пером Гальфрида военачальник Артур превращается в монарха блистательного и непобедимого, с его образом ассоциируются долгожданный мир, справедливое правление, благоденствие и процветание (как результат и следствие нескончаемых военных походов, о которых главным образом и повествует Гальфрид). «История королей Британии» стала «бестселлером» своего времени: она сохранилась более чем в 200 списках, ею зачитывались, в нее свято верили. Гальфрид убедительно показал, что у его кельтских соотечественников, побежденных англами и саксами, славные и гордые предки – и, если верить Мерлину, блестящее будущее. Более того, именно Гальфрид открыл англичанам и французам неисчерпаемые богатства кельтской мифологии и создал некую квазиисторическую рамку, в которую эта мифология прекрасно вписывалась. В 1927 г. сэр Эдмунд Чемберс писал: «Ни одно порождение воображения, кроме разве «Энеиды», не сделало столько для созидания национального мифа». И наконец, именно Гальфрид привнес в артуриану противоречивую тему борьбы с Римской империей: никакой национальный миф не подходил настолько удачно для претензий на мировое господство. Только в XX веке роль Артура в «римской войне» была радикальным образом пересмотрена: в аллитерационной поэме Дж. Р.Р. Толкина «Гибель Артура» великий заморский поход на восток предпринят с совершенно иной целью. Артур, паладин римской Британии, воюет не с Римом, а за Рим: он «поплыл за море в пределы саксонские/ рубежи римские от разора спасти», защищать Римскую империю от германских язычников, что куда убедительнее вписывается в исторический контекст артуровского мифа.

Уже в «Истории» Гальфрида Артур должным образом экипирован: у него есть меч Калибурн, щит Придвен «с изображенным на нем ликом богоматери Девы Марии» и копье Рон. Да, но где же Круглый стол? Где же храбрый рыцарь Ланселот и трагический любовный треугольник? А меч в камне? Торжественные коронационные торжества Артур повторно устраивает в Городе Легионов – в бывшем римском городе Каэрлеоне в Гвенте. А как же Камелот?

От летописной или «псевдоисторической» артуровской традиции, восходящей к «Истории» Гальфрида, отпочковался целый ряд произведений, в которых основное внимание уделено кровопролитным сражениям и войнам. Такова аллитерационная «Смерть Артура» – знаменитая поэма Аллитерационного Возрождения второй половины XIV века, длиной больше 4000 тысяч строк. Поэма почти целиком посвящена описанию битв Артура с римлянами и их союзниками; это в полном смысле слова «героический» эпос, батальная поэма – «о полях сражений и яростных схватках, об ужасах блеснувшего в глаза меча», как удачно охарактеризовал ее К. Толкин.

Но смертью императора поэма не заканчивается; на протяжении еще многих сотен строк в ней рассказывается о новых захватнических военных походах Артура (отсутствующих даже у Гальфрида), пока, наконец, к Артуру не являются послы из Рима – они просят о мире и предлагают, чтобы папа короновал его в Риме как государя и владыку. Артур – на вершине славы, ему принадлежит Рим, он – император всей Европы. В этот момент наивысшего торжества Артуру снится недобрый сон – Колесо Фортуны, что возносит героев и монархов на вершину, но, вращаясь далее, низвергает их вниз. Этот дидактический средневековый образ как изображение судьбы человеческой гармонично вписался и в артуриану. Является гонец с известием об измене в Британии: Мордред узурпировал трон, призвал под свои знамена внешних врагов, саксов, данов и сарацин, женился на Гвиневере и зачал ребенка. Следует новая череда кровопролитных сражений, в том числе битва на море; поэма заканчивается поединком не на жизнь, а на смерть между Артуром и изменником Мордредом и погребением Артура в Гластонбери. Войны, походы и поединки… но где же прекрасные дамы?

Привычный нам вид артуровская легенда обретает с расцветом жанра рыцарского романа в конце XII – начале XIII века. Здесь-то и возникнет и королевская столица Камелот, и рыцарское братство Круглого стола, и трагические любовные истории Ланселота и Гвиневеры и Тристана и Изольды, и, наконец, священная мистерия Святого Грааля. Авторы рыцарских романов пользовались тремя основными источниками: античным материалом (осада Трои), французским материалом (Карл Великий и его рыцари) и бриттским или британским материалом (артуриана), оказавшимся наиболее потенциальным. Но теперь бриттские предания обрели новую жизнь на французском языке. Артуровская легенда о могучем короле, который завоевал значительную часть Европы и даже Рим, стала политическим мифом потомков и преемников Вильгельма Завоевателя и ранних Плантагенетов, утверждающим идею сильной централизованной власти единого верховного короля и оправдывающим территориальные притязания. Как ни парадоксально, кельтский военачальник, сражавшийся с предками англичан, теперь становится королем Англии, и английскую монархию озаряет отблеск его славы. Эдуард I претендовал на власть над Шотландией, поскольку ею некогда владел Артур. Эдуард III мечтал возродить артуровское королевство во всем его блеске. Монархи и знатные вельможи, причем не только в Англии, устраивали свои собственные «Круглые столы», за которыми гости играли роль Артуровых рыцарей. Винчестерский Круглый стол 1300 г., впоследствии расписанный и украшенный тюдоровской розой по приказу Генриха VIII, вероятно, был создан как раз для таких празднеств. Исторические хроники и батальные поэмы с их бесконечными войнами, сражениями и битвами сменяются романной рыцарской утопией: артуровское королевство становится оплотом справедливости и чести, высоких идеалов, отваги и истинной любви.

Одним из первых примеров новой трактовки артуровского мифа становится стихотворный «Роман о Бруте» (более 14 000 строк) Роберта Васа (или просто Васа), англо-нормандского поэта XII века: в 1155 г. он переработал «Историю королей Британии» Гальфрида, но уже в новом ключе. Как явствует из названия, Вас тоже вписывает артуровскую легенду в историю Англии, начинающуюся от царевича Брута и его потомков, бриттских королей. Однако в повествовании Васа находится место не только для битв, но и для рыцарских турниров, и пышных празднеств, и для рыцарственных, куртуазных идеалов. Именно Вас придумал Круглый стол, ставший неотъемлемым элементом артуровского мифа. Гальфрид впервые привнес в повествование идею международного рыцарства (Артур приглашает к своему двору «доблестнейших мужей из дальних королевств»), но стола у него еще не было. Вас «изобретает» Круглый стол из чисто практических соображений: усадив рыцарей на равные места, Артур кладет конец спорам касательно главенства и первенства. Круглый стол становится и символом равенства всех допущенных к рыцарскому братству, где король – первый среди равных; и символом братства как такового. Нет большей чести, чем завоевать право занять место за Круглым столом наряду с лучшими рыцарями двора; и право это доступно каждому в силу личных заслуг, независимо от происхождения и национальной принадлежности. Постепенно практический мотив обогащается дополнительными смыслами. В рыцарских романах Круглый стол обретает преемственность: Мерлин изготавливает его еще для Утера, отца Артура; по смерти Утера Стол достается Леодегрансу, одному из местных правителей, а Гвиневера, его дочь, став женою Артура, привозит стол в приданое. Стол Христовой Тайной Вечери, затем – стол Грааля, и Круглый стол Артура образуют своеобразную триаду, устанавливая связь между рыцарскими орденами и учениками Христа, между куртуазией и религией, между рыцарством и христианством и – подчеркивают ведущую, мессианскую роль Британской короны.

За Круглым столом соберутся персонажи, с которыми неизменно ассоциируется артуровский миф: кельтские Кэй и Бедивер, сэр Гавейн и его братья-оркнейцы, и, наконец, к ним присоединится сэр Ланселот, лучший из рыцарей мира, верный друг короля – и возлюбленный королевы. Кельтские источники Ланселота не знают; этот сюжет появляется в артуровском каноне достаточно поздно. В артуровский миф Ланселота вводит французский поэт Кретьен де Труа (1135–1183), автор изящных куртуазных романов, трувер при дворе графини Марии Шампанской, а после – графа Филиппа Фландрского. Из-под его пера вышло пять стихотворных романов о рыцарях Круглого стола.

Для жанра рыцарского романа в целом характерно, что роль короля Артура и его активное участие в событиях постепенно снижается: на первый план выдвигаются отдельные рыцари. Артур, как верховный арбитр справедливости, царит в Камелоте: оттуда рыцари по его воле выезжают на поиски приключений и ему же отчитываются о своих свершениях. Именно так построены романы Кретьена – «Эрек и Энида» (ок. 1170), «Клижес» (ок.1176), «Ланселот, или Рыцарь Телеги» и «Ивейн, или Рыцарь со Львом» (1177–1181) и оставшийся неоконченным «Персеваль» (между 1181 и 1190 г.). Иное время привнесло в артуровский миф и иные ценности. В XII веке в поэзии окситанских трубадуров возникает культ куртуазной любви: литературная условность, напрямую связанная с рыцарством. Идеальный рыцарь должен был быть всецело предан своей даме, поклоняться ей и чтить ее волю превыше всех иных законов. В своем служении даме рыцарь самоутверждался и совершенствовался, поднимался на новую ступень социального, эмоционального и духовного бытия. Две великие любовные истории артуровского мифа – Ланселота и Гвиневры и Тристана и Изольды, – летописной «псевдоисторической» традиции совершенно чуждые, не только отражают куртуазную традицию, но и выходят за ее пределы. Ланселот всецело покорен королевиной воле, ради Гвиневры он готов увенчать себя славой – или покрыть позором. В борьбе между вассальным долгом и любовью к даме неизбежно побеждает любовь.

Образ Ланселота Озерного и конфликт между рыцарским долгом и всеподчиняющей страстью пришлись по вкусу многим последующим поэтам и романистам, и не только французам. Этот же сюжет станет разрабатывать немецкий поэт-миннезингер Ульрих фон Цацикгофен в своем романе «Ланцелет» около 1194 г.; Ланселот сыграет более или менее важную роль в «Венце» Генриха фон дем Тюрлина (ок. 1220), единственном из существующих романов, где Грааль суждено добыть Гавейну; в незавершенном французском стихотворном романе «Чудеса Ригомера» второй половины XIII века за авторством некоего Жеана и во многих других. Однако все эти обработки восходят к кретьеновскому «Рыцарю Телеги» – именно отсюда Ланселот начинает свое триумфальное шествие по страницам рыцарских романов, причем зачастую выдвигается в главные герои и оказывается в центре повествования. Именно так построена анонимная среднеанглийская строфическая поэма «Смерть Артура» (около 4000 строк) XIV века о преступной любви Ланселота и Гвиневры и трагической ссоре Ланселота с королем.

Кретьен де Труа добавляет в артуровский миф один из ключевых его элементов: под пером французского поэта рождается Камелот, легендарное средоточие золотого века. Камелот – это и замок Артура, где стоит Круглый стол, и одноименный город вокруг замка. Но это – не столица королевства, это скорее резиденция короля Артура, самое сердце его владений. Никто не правит в Камелоте ни до Артура, ни после; вне Артура это мистическое место словно бы не существует, это своего рода проекция самого короля. Королевство Артура не имеет четких границ; Артур царит там, где в чести рыцарственные идеалы, и Камелот – центр этого мифологизированного мира благородства, справедливости и чести, где, по словам А. Теннисона:

У Гальфрида Камелот еще не назван: резиденцией Артура является Каэрлеон, Город Легионов. Само название «Камелот» впервые появляется в романе «Ланселот, или Рыцарь Телеги». Последующие авторы пытались отыскать для Камелота реально существующий аналог, «привязать» его к определенному месту; так, Томас Мэлори помещает его в Винчестере. Английский артуролог Джеффри Эш в качестве вероятного прообраза Камелота называет Кэдбери-Касл – городище железного века в Сомерсете, к юго-востоку от Гластонбери. Это место ассоциировалось с легендарным Артуром на протяжении многих веков: Джон Лиланд, путешественник эпохи Тюдоров, в своих заметках напрямую называет его «Камалат». Археологические раскопки подтвердили, что во второй половине V века холм был заселен и крепость отстроена заново, причем размеры и структура этого укрепления не имеют аналогов в Британии данного периода. Здесь находилась «ставка» могущественного правителя, располагающего значительными людскими ресурсами: возможно, исторического Артура, а возможно, и некоего персонажа, аналогичного Артуру, который и вошел в легенду. Как говорил Джеффри Эш в одной из своих лекций, доказано, что в нужный период здесь правил владыка соответствующего статуса – даже если его и звали иначе. Но, пожалуй, лучше всего объяснил, что такое Камелот, поэт А. Теннисон – устами Мерлина: это город, сотканный из чар, его призрачные чертоги – символ растущей и совершенствующейся духовности человечества:

Французские авторы – Кретьен де Труа и его последователи – обогатили артуровский миф еще одним чрезвычайно важным элементом: именно они связали артуровские легенды с Тайной Вечерей посредством Святого Грааля. Слово graal – старофранцузское, оно означает блюдо или чашу. В романе Кретьена де Труа юный Персеваль волею судьбы оказывается в замке, владелец которого мучается от тяжкой раны, и видит деву, несущую грааль – богато украшенный сосуд, сверхъестественным образом питающий больного. Это, несомненно, чаша причастия, но у Кретьена всё происходящее пока еще воспринимается как некая область волшебного мира, куда естественным образом вписываются волшебные сосуды и котлы, магические источники жизни и благоденствия валлийских преданий. Так, в одной из валлийских поэм рассказывалось о походе Артура и его спутников в загробный мир Аннуин за волшебным котлом, «согретым дыханием девяти дев». Но вскоре после Кретьена еще один французский поэт, Робер де Борон (XII–XIII вв.), развил тему Грааля куда подробнее, посвятив его библейской предыстории отдельный роман. Робер де Борон сам называл себя рыцарем из свиты Готье де Монбельяра, участника Четвертого крестового похода. Он написал трилогию рыцарских романов о поисках Святого Грааля: первый – «Роман о Граале», или «Роман об Иосифе Аримафейском» (об Артуре в нем ни слова); второй роман, «Мерлин», сохранился лишь в отрывках, от третьего, под названием «Персеваль», не сохранилось ничего. Возможно, что был и четвертый роман – «Смерть Артура», но само его существование под вопросом. В романе «Мерлин» Робер де Борон впервые ввел мотив «меча в камне»: Артур восходит на британский трон, вытащив меч из наковальни над камнем, которая появилась в церковном дворе в канун Рождества: ведь на это способен только наследник Утера Пендрагона и законный король волею Божьей. А в первом романе, своего рода прологе к артуровскому циклу, Робер де Борон не только переосмыслил кельтские легенды о короле Артуре; под пером автора (и его последователей) Грааль становится священной чашей Тайной Вечери, в которую святой Иосиф Аримафейский впоследствии собрал кровь распятого Иисуса Христа. Сам Христос является к Иосифу в тюрьму, дабы поведать о сути причастия и о святости чаши:

По словам автора, именно эта чаша «была Граалем названа» и, будучи связана с Господом, обладала чудесными свойствами. Для Грааля был создан особый стол, в память о столе Тайной Вечери. Сам Иосиф или его друзья принесли Грааль в Британию, в Гластонбери, «в Аваллон» – то есть в Центральный Сомерсет, где впоследствии возникнет Гластонберийское аббатство, а чаше было назначено передаваться из рук в руки в череде хранителей. Грааль сокрыт – но благодаря ему Британии отводится особое, привилегированное место в христианском мире. В артуровском мифе Грааль сохраняет все свои свойства, описанные Робером де Бороном: это и святая реликвия, чаша с кровью Христовой; это и откровение, дарованное лишь достойнейшему. Поиски Святого Грааля становятся одним из излюбленных сюжетов рыцарского романа. С появлением Грааля идеал чисто светской куртуазии заменяется мистическими устремлениями, поиском духовного и нравственного совершенства. В романах более поздних Грааль, несмотря на свою святость, оказывается разрушительной силой, подрывающей самые основы артуровского мира: погоня за недостижимым откровением отвлекает лучших рыцарей от их повседневных обязанностей и уводит их в долгий поход, для которого мало кто пригоден и из которого не все возвращаются.

Французские авторы обогатили артуриану новыми подробностями – но отнюдь ее не монополизировали. В XII–XIII веках к артуровским сюжетам охотно обращаются и немецкие авторы. Поэт Вольфрам фон Эшенбах (ок. 1170–1220) пишет стихотворный роман «Парцифаль» (1210), впоследствии послуживший источником вдохновения для одноименной оперы Вагнера. Готфрид Страсбургский (умер ок. 1215) создает стихотворный роман «Тристан» на сюжет о любви Тристана и Изольды, который впоследствии ляжет в основу вагнеровской оперы «Тристан и Изольда». Гартман фон Ауэ (ок. 1160–1170 – ок. 1210–1220) перерабатывает артуровские романы Кретьена де Труа. Да и в Англии артуриана не утрачивает популярности: возникают все новые пересказы артуровских сюжетов, лучшим из которых по праву считается анонимный аллитерационный роман «Сэр Гавейн и Зеленый Рыцарь» (конец XIV в.), на примере тяжкого испытания, выпавшего сэру Гавейну, изображающий конфликт куртуазных и религиозных ценностей. А самым первым англоязычным поэтическим произведением на артуровскую тематику (напомним, что Гальфрид писал по-латыни) стал роман «Брут» за авторством Лайамона (конец XII – нач. XIII в.), священника из Вустершира. В романе более 16 000 строк; он представляет собой комбинацию аллитерационного стиха, наследия древнеанглийской поэзии, и стиха рифмованного, или, скорее, ассонансов, почерпнутых у Васа. Ведь Лайамон, несомненно, не столько писал сам, сколько перерабатывал «Роман о Бруте» своего предшественника, спустя 50 лет после него (ок. 1190). Однако эти два варианта одной и той же истории очень сильно различаются по настрою и стилю: если Васа занимают придворные празднества, Лайамон увлечен сражениями и битвами. Как метко заметил К.С. Льюис, «там, где у Васа даны шелк и блеск стали, у Лайамона – тяжесть стали и дерюга». Но что примечательно, Лайамон (и здесь он вторит строкам из «Жизни Мерлина» Гальфрида) дополняет артуровский миф последним недостающим фрагментом: развернутым рассказом об отплытии Артура на корабле в некую волшебную реальность на Авалон:

Этот эпизод присутствует только у Лайамона: в «Романе о Бруте» Васа ему соответствия нет. Так впервые прозвучала по-английски тема возвращения короля – и тема Авалона.

В 1191 г. монахи бенедиктинского монастыря в Гластонбери объявили о чудесной находке: им якобы посчастливилось отыскать могилу короля Артура и королевы Гвиневеры южнее часовни Богородицы. Валлийский историк Гиральд Камбрийский побывал на месте событий и засвидетельствовал, что «в наши дни» был обнаружен захороненный глубоко в земле гроб, сделанный из выдолбленного ствола дуба, в нем – огромный скелет Артура и женский скелет, поменьше, а также прекрасно сохранившаяся прядь золотых волос Гвиневеры, что, увы, рассыпалась в пыль от прикосновения. С нижней стороны каменной плиты, находящейся под гробом, крепился свинцовый крест, а на кресте была надпись: «Здесь захоронены прославленный король Артур и Венневария [т. е. Гвиневра] на острове Аваллония». В своем сочинении Гиральд поясняет: то место, что теперь известно как Гластония, в древности называлось остров Аваллония, поскольку действительно представляло собою остров, со всех сторон окруженный болотами. А бритты именовали его Inis Avallon, остров Яблок (aval по-бриттски «яблоко»), ведь некогда там росли яблоневые сады. Гиральд также добавляет, что благородная дама Моргана, родственница короля Артура и владычица тех мест, доставила короля, раненного в битве при Кемелене (Камлане), на остров Гластония, дабы там исцелить его. В «Истории» Гальфрид упоминает, что Артур был переправлен для лечения «на остров Аваллона», а в «Жизни Мерлина» рассказывает про «Остров Плодов, который еще именуют Счастливым» и про живущих там «девять сестер»-волшебниц, старшая из которых, Моргана, всех превзошла в искусстве врачевания: ее заботам и был вверен Артур. «Арганте-королева» Лайамона, она же волшебная целительница Моргана Гальфрида, и ее община из девяти сестер, равно как и девять дев валлийского загробного мира, надзирающие за волшебным котлом, – вот самые первые прототипы общины жриц-служительниц Великой Богини на священном острове Авалон из романа М.З. Брэдли.

Итак, в ранней валлийской традиции Артур представлен бриттским военным вождем, победившим саксов – возможно, с помощью конницы, созданной по римскому образцу. Гальфрид Монмутский превращает талантливого полководца в могущественного короля, завоевывающего Европу; французские авторы обогатили артуриану куртуазными любовными мотивами и привели в соприкосновение с нею миф о Граале; Артуровы конные воины стали благородными и утонченными рыцарями Круглого стола. А самой полной англоязычной версией артурианы мы обязаны сэру Томасу Мэлори.

Сэр Томас Мэлори (ок. 1405–1471), родом из Уорикшира, вошел в историю как автор монументального произведения «Смерть Артура» – первого фундаментального прозаического труда на английском языке. «Смерть Артура» состоит из восьми романов и 21 книги о короле Артуре и рыцарях Круглого стола и представляет собой настоящую энциклопедию артуровского мифа. Сам автор назвал свое сочинение «Книга о короле Артуре и его благородных рыцарях Круглого стола», но печатник Уильям Кэкстон, опубликовавший труд в 1485 г., счел нужным сократить название. По одной из версий, восемь романов предполагалось напечатать отдельно, но Кэкстон предпочел объединить их все под одной обложкой. И своя логика в этом есть: ведь Мэлори, собрав воедино все разнородные материалы о короле Артуре и его рыцарях – валлийские сказания, исторические хроники и французские рыцарские романы, – объединил их и сгруппировал вокруг единого сюжетного стержня. В своем труде автор 56 раз повторит, что источником для него послужили «французские книги», но французскими источниками он отнюдь не ограничивался и уж тем более не копировал их слепо: Мэлори комбинировал, сокращал, видоизменял, дополнял, приводил в соответствие (не всегда успешно) и переосмысливал существующий материал. Персонажи, прежде никак не связанные друг с другом, наделялись общими предками и потомками (генеалогическая циклизация); сюжеты, прежде стоявшие особняком, оказывались втянуты в единый цикл. Все ключевые элементы, из которых постепенно, шаг за шагом, складывался артуровский миф, в компиляции Мэлори обрели свое законное место. Первые четыре книги под общим названием «Повесть о короле Артуре» включают в себя как предысторию – рассказ о любви Игрейны и Утера, о чудесном рождении Артура, о мече в камне и коронации, – так и хронику его блистательного царствования. Пятая книга, «Повесть о благородном короле Артуре, как он сам стал императором через доблесть своих рук», посвященная походу на Рим и завоеванию римского престола – апофеозу военных побед Артура, – близко основана на аллитерационной «Смерти Артура» и, по версии Е. Винавера, была написана первой. Шестая книга, «Славная повесть о сэре Ланселоте Озерном», возвращает нас к французским источникам. Седьмая книга посвящена приключениям сэра Гарета Оркнейского, «Книга о сэре Тристраме Лионском» (8—12) представляет собою переработку сюжета о Тристане и Изольде. В тринадцатую книгу вошла «Повесть о Святом Граале». «Книга о сэре Ланселоте и королеве Гвиневере» (18–19) и «Плачевнейшая повесть о смерти Артура Бескорыстного» (20–21), пересказывающие трагическую историю любви Гвиневеры и Ланселота, что привела к гибели Артурово королевство, во многом основаны на среднеанглийской строфической поэме «Смерть Артура», уже процитированной выше. Отдельные драматические эпизоды заимствованы из поэмы напрямую, вплоть до дословных формулировок, как, например, прощание Ланселота и Гвиневеры в Эмсбери и перемирие между Артуром и Мордредом, нарушенное по чистой случайности.

Повествование Мэлори отличают простодушие и бесхитростное изящество – и вместе с тем практичность и рассудительность, пришедшие на смену безоговорочной преданности даме в эпоху куртуазной любви. Сэр Эктор, убеждая Ланселота в том, что Гвиневера по-прежнему его любит, приводит неопровержимый довод: «Госпоже моей королеве розыски ваши обошлись в двадцать тысяч фунтов». А сэр Бомейн Прекрасные Руки напрямую заявляет своему противнику: «Любить ту, которая не любит тебя, – великое неразумие»: в рамках кодекса куртуазной любви подобная позиция была бы совершенно невозможна.

Эпохальный труд Мэлори стал настоящим бестселлером: он пользовался огромной популярностью и на момент публикации, и в последующие эпохи. В 1568 г. Роджер Эшем, латинский секретарь королевы Елизаветы I, сетовал, что «книга эта часто изгоняет Библию из покоев государей». Любопытно, что и сам Мэлори со временем стал частью созданного им артуровского мира. Юный Мэлори – тринадцатилетний паж «Том из Ньюболд-Ривел» – фигурирует в качестве эпизодического персонажа в книге Т. Х. Уайта «Король былого и грядущего»: король Артур отсылает мальчика прочь накануне роковой битвы и завещает ему «рассказать всем, кто пожелает слушать», о славной истории камелотского рыцарства, чтобы «свеча на ветру» не погасла. Этот эпизод вошел и в бродвейский мюзикл «Камелот»: восторженный мальчуган, назвавшийся «Томом из Уорика», обещает выжить и сохранить предание о Камелоте – о «кратком сияющем мгновении славы» – и тем самым выигрывает для Артура его последнюю битву: «Наши деяния останутся в памяти». Что ж, именно это исторический Томас Мэлори и совершил, пусть он и родился на девять веков позже исторического Артура и разговаривать с ним вживую никак не мог.

Исторического Артура? А существовал ли Артур – король или военный вождь – на самом деле? На протяжении многих веков в существование Артура верили безоговорочно: ему отводилось почетное место в числе «Девяти Достойных» – девяти героев, образцов для подражания в средневековой христианской традиции, причем в последней тройке – наряду с Карлом Великим и Готфридом Бульонским, предводителем Первого крестового похода. Что до возможных датировок его жизни, здесь снова приходится обратиться к Гальфриду Монмутскому, включившему артуровский миф в контекст реальной истории. В его рассказе о том, как Вортегирн заключил союз с вождем саксов Хенгистом, упоминается прибытие в Британию двух галльских епископов, святого Германа и Лупа, «дабы возвестить бриттам слово Господне», а это подлинное событие датируется 446 г. При описании Галльской кампании упоминается император Лев: по-видимому, Лев I, правивший с 457 по 474 г. Сам Гальфрид утверждает, что Артур отбыл на «остров Аваллона» «в 542 г. от воплощения Господа»; но эта дата несовместима со всеми прочими событиями. Ранние валлийские тексты приписывают Артуру карьеру, растянувшуюся на невозможно долгий срок, с середины V до середины VI века. Так, упоминание Артура, а вместе с ним и Мордреда в «Анналах Камбрии» считается одним из доказательств историчности того и другого, ведь большинство персонажей, в анналах упомянутых, существовали на самом деле, но в «Анналах» битвы с участием Артура датируются VI веком. Возможно, этот валлийский Артур – образ собирательный и составлен из нескольких исторических персонажей, успешно сопротивлявшихся саксам в разное время. А может быть, Артур был только один, однако деяния его наследников или преемников барды приписывали ему же – и оттого время его правления воспринимается как неправдоподобно долгое. Такой «пра-Артур» хорошо вписывается во вторую половину V века, возможно, как номинальный преемник Вортигерна. Артур – валлийская форма римского имени Арторий (Artorius), что наводит на мысль о бритте, рожденном в то время, когда страна была еще близка к имперской цивилизации. Любопытно, что в VI веке имя Артур становится очень популярным: вероятно, незадолго до того некто по имени Артур прославился как национальный герой – настолько, что мальчиков стали называть в честь него.

Средневековую практику «осовременивать» Артура – военного вождя V века – сообразно своему времени, уже наглядно проявившуюся у Гальфрида, подхватили последующие авторы. Пересказывая древнюю историю, они не претендовали на аутентичность и историческую достоверность, но включали и саму фигуру Артура, и события, с ним связанные, в контекст современного для них опыта и современных интересов. На страницах рыцарских романов соратники Артура, суровые воины V века, превращаются в рыцарей, закованных в доспехи, раннесредневековые часовни – в великолепные соборы, а кельтское общество становится обществом куртуазным. Артуровская Британия вобрала в себя реальность и вымысел и породила нечто новое: литературную рыцарскую утопию под властью Артура. К этой-то рыцарской утопии сочинители последующих эпох обращаются снова и снова, каждый раз заново интерпретируя и перетолковывая ее в духе своего времени, вкладывая в артуровский канон свои собственные идеи и ценности и ключевые проблемы современности. Поэт Эдмунд Спенсер, современник королевы Елизаветы I, воспользовался артуровской темой для упрочения тюдоровского мифа. В эпоху, когда образ правящей Королевы-Девственницы наделялся особым сакральным статусом и являлся объектом экзальтированного поклонения, в своей аллегорической рыцарской поэме «Королева фей» (1590) Спенсер воспел и увековечил династию Тюдоров (предположительно восходящую к Артуру) и «превосходную и славную особу нашей великой королевы» в образе королевы фей Глорианы. Принц Артур, страстно в нее влюбленный, явился аллегорическим воплощением высшей из добродетелей – великодушия, а также и проекцией Роберта Дадли, графа Лестера, фаворита королевы. Поэт-лауреат Альфред Теннисон, современник королевы Виктории, преданный ее величеству и памяти принца-консорта, вслед за Мэлори задавшись целью свести артуровские легенды в единый цикл, создает 12 поэм, написанных белым стихом, под общим названием «Королевские идиллии» (1856–1885) и пересказывает историю правления Артура в свете викторианских ценностей. Королевство Артура под пером Теннисона становится средоточием золотого века, где духовность и высокие идеалы подчиняют низменную, животную природу человека: залогом гармонии и процветания становятся христианская любовь, семейные добродетели и целомудрие, а злом, подрывающим самые основы королевства, является неуправляемая чувственность. Американский сатирик Марк Твен в романе «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура», остроумно пародируя стереотипы и клише артуровских романов, противопоставляет друг другу две цивилизации: раннефеодальную Европу и современную Твену технократическую Америку конца XIX века, причем противопоставление это оказывается отнюдь не в пользу современности: в финале романа артуровское королевство губят не средневековые предрассудки и не колдовство Мерлина, а привнесенные инженером-янки пушки, порох и электричество. Английский писатель Теренс Х. Уайт в своей артуровской фэнтезийной тетралогии под общим названием «Король былого и грядущего» (1938–1958) предлагает осовремененную версию золотого века, основанную на идеях пацифизма и интернационализма, актуальных для середины XX века. В финале романа речь идет не столько о достижении идеала, сколько о надежде: королевство Артура пало, но «на одно краткое сияющее мгновение» было явлено видение справедливости, благородства и рыцарственности – и видение это навеки останется непреходящей ценностью. После Т. Уайта ряд писательниц-женщин – Мэри Стюарт (в чьем цикле романов главным героем является не столько Артур, сколько волшебник Мерлин), Розмэри Сатклифф, Персия Вули – предложили новые интерпретации артуровской легенды, основанные на серьезных археологических и исторических исследованиях постримской Британии. Отказавшись от традиции рыцарского романа, эти авторы описывают Британию V века и образ подлинного Артура такими, какими они были или могли бы быть. А Мэрион Зиммер Брэдли не только тщательно воссоздает кельтское общество V века, но и предлагает крайне оригинальное видение артурианы – интерпретацию артуровского мифа в феминистском ключе – с точки зрения женских персонажей, Феи Морганы и Гвиневеры.

За свою долгую жизнь американская писательница Мэрион Элинор Зиммер Брэдли (1930–1999) написала свыше 70 романов и множество рассказов, как научно-фантастических, входящих в цикл «Дарковер» (действие которых происходит в одноименном мире), так и разнообразных романов-фэнтези – фэнтези в чистом виде, научно-фантастических фэнтези и исторических фэнтези, в том числе на материале артурологии и кельтики. Писала она зачастую в соавторстве с другими выдающимися мастерами фэнтези: Джулиан Мэй, Андре Нортон, Элизабет Уотерс, Мерседес Лэки и Дианой Пэксон. На заре своей карьеры она сочиняла и под псевдонимами: Морган Айвз, Мириам Гарднер, Джон Декстер и Ли Чэпмен – главным образом, увы, бульварные романы. Исторические фэнтези Брэдли написаны в духе исторического ревизионизма: автор пересматривала и переосмысливала сложившиеся литературно-исторические концепции с феминистических позиций. Именно так представлен в «Туманах Авалона» артуровский миф и гомеровский миф в исторической фэнтези «Пылающая головня» (1987) – пересказ событий гомеровской «Илиады» с точки зрения пророчицы Кассандры, дочери царя Приама. Еще в 1962 г. писатель и критик Деймон Найт отмечал: притом что произведения Брэдли – явственно «женские» по тональности, в них нет ни стереотипов и клише, ни избыточной эмоциональности и «сюсюканья», в силу которых женская проза зачастую оказывается нечитаемой для мужской аудитории. «Дарковер» стало официально зарегистрированным товарным знаком Фонда литературного наследия М.З. Брэдли, но настоящую славу автору принесли именно «Туманы Авалона» – самая известная из ее книг, бестселлер XX века.

Будущая писательница родилась в Олбани, штат Нью-Йорк; окончила Нью-Йоркский государственный педагогический колледж; пятнадцать лет спустя получила степень бакалавра психологии в университете Хардин-Симмонса в Абилине, в Техасе, потом поступила в аспирантуру Калифорнийского университета в Беркли. В 1966 г. вместе с Дианой Пэксон, своим будущим соавтором, поучаствовала в создании Общества творческого анахронизма (считается, что она же придумала и название). Эта международная организация занимается изучением и воссозданием – очень выборочно! – отдельных элементов европейского Средневековья, то есть Средневековья «каким оно должно было быть» – сродни российской исторической реконструкции и ролевым играм, – и процветает по сей день: в ней более 60 000 участников. А началось все, собственно, с костюмированного праздника, устроенного во дворе у Дианы Пэксон в Беркли в день Первого мая: аспиранты-медиевисты затеяли турнир, а потом прошли с парадом по городу, распевая «Зеленые рукава» – что было заявлено как «протест против XX века». Брэдли организовала несколько местных филиалов общества, в том числе и в Нью-Йорке, после того как переехала на СтатенАйленд. Западной эзотерикой Брэдли увлекалась еще со времен педагогического колледжа, даже прослушала однажды заочный курс по розенкрейцерам. В конце 1950-х гг. Брэдли вместе с будущим мужем Уолтером Брином основала орден Реставрации под знаком Водолея на основе трудов британской оккультистки Дион Форчун и охотно поддерживала всевозможные эзотерические и неоязыческие общины и братства (или, скорее, сестринства). Активно участвовала в кружке «Новолуние», основанном в 1978 г. несколькими членами все того же ордена Реставрации; охотно позволяла собираться в своем гараже и «Новолунию», и разным прочим неоязыческим группам. Недаром же еще подростком Брэдли проштудировала десятитомное издание «Золотой ветви» Джеймса Фрэзера и пятнадцатитомную подборку по сравнительному религиеведению, «куда, между прочим, входил и внушительный том, посвященный друидам и кельтским религиям», – ощущение причастности ко всему загадочному, мистическому и потустороннему она пронесла сквозь всю жизнь: увлекалась оккультизмом, верила в ясновидение, экстрасенсорику и реинкарнацию. В Беркли в своем каретном сарае Брэдли основала некоммерческий Центр нетрадиционной религии: там охотно собирались виккане – последователи неокельтского и неодруидического ведовства. В 1980-х гг. Брэдли все еще называла себя «неоязычницей», однако к 90-м гг. вернулась к христианству. В одном из интервью она признавалась: «Я регулярно посещаю англиканскую церковь. А все это язычество… мне кажется, я это переросла. Просто мне хочется, чтобы у людей был выбор». Умерла Брэдли в 1999 г. от сердечного приступа. Ее соавтор подтверждала: да, уже на протяжении многих лет Брэдли была ревностной христианкой. И все-таки… по воле покойной спустя два месяца после ее смерти пепел ее развеяли над Гластонберийским Тором.

Принято считать, что в артурологию Брэдли пришла из научной фантастики. Однако, строго говоря, все вышло в точности наоборот. С артурологии – точнее, с кельтской Британии – Брэдли начинала. В семнадцать лет Мэрион написала свой первый фэнтезийный роман «Лесная обитель» – о запретной любви Гая Марцелла, молодого офицера римского легиона, и Эйлан, жрицы Великой богини. «Лесная обитель» во многом перекликается с сюжетом оперы «Норма», притом что действие перенесено из Галлии в Британию; Брэдли сама подтверждала, что гимны в главах 5, 22 и 30 заимствованы из либретто оперы. Роман был подготовлен к публикации гораздо позже, совместно с Дианой Пэксон (хотя как соавтор она не значится – М.З. Брэдли благодарит ее за помощь и ценный вклад на страницах своей антологии и объясняет отсутствие ее имени на обложке маркетинговым решением издательства), и явился своеобразным «приквелом» к «Туманам». События книги происходят в I веке н. э.: британские легионы одерживают победы над кельтскими племенами и преследуют и уничтожают друидов. Автор рассказывает свою историю как бы с двух позиций: с бриттской, женской, и с римской, мужской, сопоставляя два взгляда на мир и две точки зрения – языческой жрицы и воина-легионера. В 53 года Брэдли снова вернется к этой теме: в юношеском романе таились семена будущего бестселлера.

Первой заметной журнальной публикацией Брэдли стал научно-фантастический роман о путешествии во времени и в пространстве «Соколы Нарабедлы» («Нарабедла» – анаграмма Альдебарана). Неудивительно – в детстве Мэрион зачитывалась научной фантастикой; в числе любимых авторов Брэдли были Генри Каттнер и Кэтрин Мур, его жена и соавтор, Эдмонд Гамильтон, один из основателей направления «космической оперы», Ли Дуглас Брэкетт, особенно когда они писали об «отблесках нездешних солнц в мирах, которых никогда не было и никогда не будет». Их влияние ощущается и в «Соколах Нарабедлы», и во многих последующих произведениях Брэдли.

В рассказе 1958 г. «Спасатели планеты» впервые появляется планета Дарковер, которая послужит местом действия для популярной серии романов как Брэдли, так и других авторов: эти произведения представляют собою своеобразный сплав фэнтези и научной фантастики. 21 роман для серии о Дарковере Брэдли написала сама, а в зрелые годы охотно писала и в соавторстве, в частности с Мерседес Лэки; соавторы продолжили серию и после смерти Брэдли. Более того, на протяжении двух десятилетий Брэдли активно поддерживала Дарковерский фэндом и, не считая нужным соблюдать «профессиональную дистанцию», охотно общалась с поклонниками своего творчества и покровительствовала группе «Друзья Дарковера». Она поощряла написание «фанфиков» – любительских произведений по мотивам Дарковера, устраивала конкурсы фанфиков, редактировала присланные ей рукописи, публиковала их в фэнзинах, а самые удачные тексты даже включала в коммерческие антологии: в издательстве DAW Books вышло 12 антологий Дарковерского фан-фикшна. Некоторые фанфики удостаивались высшей похвалы от автора: Брэдли объявляла произведения частью Дарковерского канона. «Я не придумала Дарковер, я его открыла», – утверждала писательница; а значит, доступом к вновь открытому миру теперь обладают и другие. Столь либеральное отношение к фэндому со стороны автора вполне объяснимо: ведь и сама Брэдли фанфиков не чуждалась – в 1970-х гг., на волне увлечения творчеством Дж. Р.Р. Толкина, написала два небольших рассказа об Арвен, дочери Эльронда («Драгоценный камень Арвен» и «Уход Арвен»). Она и сама охотно печаталась в фэнзинах на протяжении всей своей жизни, издавала собственные фэнзины, а в некоторых числилась редактором и соредактором (невозможно не назвать в числе таких фэнзинов «Андуриль» (1962), названный в честь меча Арагорна: он просуществовал один выпуск). На доходы от «Туманов Авалона» Брэдли в 1988 г. основала свой собственный «Фэнтезийный журнал Мэрион Зиммер Брэдли»: он выходил четыре раза в год, публиковал короткие, зачастую юмористические рассказы и интервью с известными авторами фэнтези. Было выпущено 50 номеров – этот журнал Брэдли издавала вплоть до своей смерти.

К сожалению, тесное общение с фэндомом обернулось для Брэдли серьезными неприятностями. В 1992 г. некая поклонница Дарковера Джин Лэм написала роман «Маски», в качестве главного героя использовав одного из второстепенных персонажей Брэдли, и опубликовала свой опус в фэнзине «Фазы луны». Брэдли получила копию журнала и откомментировала фанфик: указала, что, с ее точки зрения, автору удалось, а что нет. В целом Брэдли признала, что «Маски» ей понравились, но Лэм тем не менее обиделась. Когда Брэдли объявила о будущей публикации своего следующего романа из Дарковерского цикла, «Контрабанда», Лэм пригрозила ей судебным преследованием: якобы Брэдли украла свой материал из ее романа «по мотивам». В результате произведение Брэдли так и осталось неопубликованным, а сама она добилась роспуска «Друзей Дарковера» и прочих фэн-групп и раз и навсегда запретила писать фанфики по Дарковеру. Эта история послужит любому автору хорошим предостережением: популярность в среде фэндома, пусть и лестная, таит в себе немалые опасности; слишком сближаться с фэндомом не стоит.

Брэдли издавала серию антологий фэнтези под общим названием «Клинок и колдунья» (Sword and Sorceress), изначально – в издательстве DAW Books, охотно публиковала на ее страницах фэнтезийные рассказы с участием традиционных и нетрадиционных героинь и особенно поддерживала молодых авторов-женщин. Последнюю рукопись для восемнадцатого тома серии Брэдли редактировала за неделю до смерти. Как сама она объясняла в предисловии к первому тому (1984), антология создавалась специально для того, чтобы восполнить недостачу сильных и ярких героинь-женщин в поджанре «меча и магии», где ведущая роль традиционно отводилась мужским персонажам, а персонажи-женщины по большей части являлись клишированными «девами в беде», которых полагалось защищать и спасать. Публикация была продолжена и после смерти Брэдли: тех рассказов, что она отобрала загодя, хватило еще на три тома, а в 2007 г. литературный фонд Брэдли договорился о возобновлении серии.

Самым известным романом Брэдли, несомненно, стали «Туманы Авалона» (1983): артуровский роман не об Артуре, а главным образом о его сестре – пересказ событий артуровского мифа с женской точки зрения – от лица Моргейны и через призму восприятия других женских персонажей: Гвенвифар, жены Артура; Игрейны, его матери; Моргаузы и Вивианы, Владычицы Озера. «Мне всегда хотелось побывать в голове у кого-то, кто живет в темном Средневековье, я и подумала: мы слышим столько всего о том, чем занимались мужчины, а вот про женщин – никогда», – объясняла свой выбор Брэдли. В разделе «Благодарности» Брэдли выражает признательность своему покойному деду, который «первым дал мне старый истрепанный томик «Сказаний о короле Артуре» Сидни Ланьера; я столько раз перечитывала эту книгу, что к десяти годам практически заучила ее наизусть», а также видного артуролога Джеффри Эша, чьи книги подсказали ей «несколько возможных направлений исследования».

Роман «Туманы Авалона» представляет собою одну из самых оригинальных интерпретаций артурианы: Брэдли использует артуровский эпос как матрицу для собственного мифотворчества. Один из центральных мотивов книги – это борьба кельтского матриархального язычества, представительницами которого являются Моргейна и прочие жрицы Авалона, поклоняющиеся Великой Богине, с набирающим силу христианством – и мужским взглядом на мир. «Туманы Авалона» могут показаться романом историческим, но на самом деле таковым не являются. Подобный конфликт был возможен несколькими сотнями лет ранее, но во времена Артура Британия была уже в достаточной степени христианизирована. Сама автор признает: «Любые попытки восстановить религию дохристианской Британии основаны лишь на предположениях и догадках; те, кто пришел следом, не пожалели усилий, стараясь уничтожить все следы». Тем самым, отбирая из всех источников наиболее подходящее для своего творческого замысла, домысливая и додумывая, подкрепляя вымысел тщательно проработанными деталями в том, что касается архитектуры, одежды, еды, медицины, повседневного быта описываемого периода, Брэдли создает свое собственное ви́дение Авалона и культа Великой Богини, свой собственный, фэнтезийный, но кажущийся таким убедительным и осязаемым мир. Перед глазами читателя оживают валлийские холмы, и заболоченные пустоши вокруг Гластонбери, и тропинка, пролегающая сквозь туманы между мирами, и завораживающая завеса туманов, расступающаяся по воле могущественных жриц, и волшебный остров Авалон, которому «предстоит уходить в туманы, все дальше и дальше, пока мы не превратимся в легенду, в сон».

Рисуя кельтскую языческую Британию, Брэдли в каком-то смысле обращается к самым истокам артуровского мифа. В кельтском обществе королева обладала равным мужчине статусом; она могла править сама, от своего имени, могла сражаться во главе армии, как легендарная Боадиция, правительница бриттского племени иценов, поднявшая антиримское восстание 61 г., и, будучи замужем, могла свободно избирать себе возлюбленных. Еще у Гальфрида Монмутского фигурируют королевы, которые правят сами, не от имени мужа или отца. Кельтская королева непосредственно связана с Великой Богиней и может представать ее воплощением. Исходная валлийская форма имени Гвиневры – Гвенхвифар (Gwenhwyfar) – означает «Белый призрак», «Белая фея». В одной из валлийских триад названы «три великие королевы Артура» – и все три носят имя Гвенуйфар: «Гвенуйфар, дочь Киурида Гвента, Гвенуйфар, дочь Гвитира, сына Грейдиаула, и Гвенуйфар, дочь Гогврана Великана». В этом тройственном образе просматривается кельтская Триединая Богиня. К тому времени, как артуровский миф был переосмыслен на страницах рыцарских романов патриархального Средневековья, свободная, во всем равная мужчине королева, изменяющая мужу, стала восприниматься в негативном ключе. Нарушающая супружескую верность Гвиневра становится прелюбодейкой (позже, в версии Теннисона, именно ее Артур упрекнет в гибели своего королевства: «Всему виною ты!»), Моргана – колдуньей, злоумышляющей против законного короля, а Нимуэ, Дева Озера, – погибелью одержимого страстью Мерлина. Если в кельтском обществе чародеи и колдуньи могли быть благими помощниками и посредниками между двумя мирами, то в позднем Средневековье магия становится злом, равно как и язычество в целом. За образом Гвиневры стоят традиции кельтских королев, за Феей Морганой – традиции жриц и богинь. В «Туманах Авалона» Брэдли, заново пересматривая женские образы артуровской легенды в феминистическом ключе, ни много ни мало как возвращает своим героиням былой статус, присущий им в валлийской традиции.

В 1984 г. «Туманы Авалона» принесли М. З. Брэдли премию «Локус» за лучший роман-фэнтези. А в 2000 г., уже посмертно, ей была присуждена Всемирная премия фэнтези (WFA) за прижизненные достижения.

Как и Дарковерский цикл, книга «Туманы Авалона» породила целую серию романов, продолжений и приквелов, причем более поздние были написаны в соавторстве и выходили уже после смерти Брэдли. В сотрудничестве с Дианой Пэксон написаны (или дописаны и доработаны) уже упомянутый выше роман «Лесная обитель» (1993) и «Владычица Авалона» (1997) – приквелы к «Туманам». Одна из героинь «Лесной обители», Кейлин, с несколькими юными жрицами переберется на Яблоневый остров, дабы основать там новое святилище, и станет первой Верховной жрицей Авалона. В романе «Владычица Авалона» Кейлин сокроет Авалон в тумане, чтобы доступ туда могли обрести только те, кто обучен раздвигать завесу – или следует за проводницей из числа жриц. Самые вдохновенные эпизоды «Туманов» о границе между двумя мирами и призываемой волшебной ладье восходят именно к этим событиям. Именно в этой книге впервые появится Вивиана, которой суждено сыграть в «Туманах Авалона» столь значимую роль. Последний роман Брэдли, посмертно законченный Дианой Пэксон, «Жрица Авалона» (2000), написанный в жанре исторической фэнтези, посвящен жизни легендарной Елены, матери римского императора Константина I Великого, которая, отправившись в Иерусалим, предприняла раскопки на Голгофе и обрела Крест Господень и другие святыни и впоследствии была канонизирована в лике равноапостольной. Надо ли говорить, что в авторской версии Брэдли и Елена тоже начинала как жрица на острове Авалон. После смерти Брэдли Диана Пэкстон продолжала разрабатывать тему Авалона: ее роман «Предки Авалона» (2004), с участием тех же персонажей, что фигурировали в фэнтези Брэдли «Падение Атлантиды», становится связующим звеном между мистической Атлантидой и жречеством кельтской Британии в фэнтезийном мире Брэдли. С этой книгой перекликается один из самых завораживающих эпизодов в «Туманах» – Утер и Игрейна, родители Артура, внезапно вспоминают свои былые воплощения и «великий остров Атлас-Аламесиос, или Атлантиду, позабытое морское королевство», «где их некогда соединил священный огонь, дабы не разлучались они, пока живы». Из-под пера Пэксон вышло еще два «продолжения» – «Вороны Авалона» (2007) и «Меч Авалона» (2009).

И в завершение снова вернемся в «каноническую артурологию». В книге Томаса Мэлори говорится, будто на могиле Артура начертано: «Hic jacet Arthurus rex quondam rexque futurus» – «Здесь лежит Артур, король в прошлом и король в грядущем». На кресте из гластонберийской могилы надпись значилась другая; эта формулировка, судя по всему, придумана Мэлори. Но именно она стала одним из самых значимых элементов артуровского мифа – отчасти благодаря этой фразе в канон вошла тема возвращения короля. Завершающий эпизод артурианы появился на страницах рыцарского романа: смертельно раненный Артур приказывает последнему из уцелевших рыцарей, Бедиверу, бросить меч Экскалибур в воду. Бедивер дважды не решается исполнить волю короля, когда же на третий раз он наконец находит в себе силы поступить как велено, над водой поднимается рука, ловит меч и утягивает его под воду. Тогда из ниоткуда появляется ладья – и увозит Артура в некую волшебную реальность, на остров Авалон, где король со временем исцелится от ран. Артуровский золотой век – это эманация самого Артура; у короля нет преемника, способного унаследовать и продлить его славу, ведь Артур не мертв; король не просто выжил, он – бессмертен, и однажды, в трудный для страны час, он возвратится и восстановит в Британии справедливость и мир. Мифологема возвращения короля – неотъемлемая составляющая многих национальных мифов, в том числе и относительно современных: по легенде, Карлу Великому, умершему в 814 г. и погребенному в Аахене, суждено воскреснуть и возглавить Крестовый поход; немецкий император Фридрих II, а также и Фридрих I Барбаросса якобы спят в потаенной пещере в скале и однажды пробудятся и воцарятся в славе; мифологема чудесного спасения и возвращения связана с именами Чарльза Стюарта Парнелла, генерала Китченера, президента Кеннеди. Лирическому герою А. Теннисона, выслушавшему поэму об уходе Артура, снится яркий сон о возвращении Артура, в котором образ идеального короля преданий и легенд прошлого сливается с образом безвременно погибшего друга поэта и с образом покойного принца-консорта – безупречного правителя настоящего. Во сне он видит, как:

Патриотический вождь кельтской Британии, ключевой персонаж валлийской героической саги, строитель империи у Гальфрида Монмутского, глава рыцарской утопии, теннисоновский идеалист… Легенда о нем то меркнет, то возрождается, как вечно манящая греза об утраченном золотом веке. Даже если не воспринимать миф о возвращении короля буквально – слова «король былого и грядущего» неизменно находят отклик в душе, и литературные обработки мифа возникают снова и снова. Роман М. З. Брэдли – одно из таких возвращений.

Светлана Лихачева