Вы здесь

Тузы Майкла Паркеса. Не очень много лет спустя (К. Е. Аршин)

Не очень много лет спустя

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

– Алло… Ой, кто там? – грустная Гела Ломидзе подошла к домофону и сняла запылившуюся со вчерашнего вечера трубку.


«Кто может идти к источнику,

не должен идти к кувшину.»

(с) Леонардо да Винчи.

СССР. Цхинвал.

Декабрь. 1991г. 20:20.


– Я клянусь тебе, как пред иконою,

Буду верен всю оставшуюся жизнь.

Глас мой, Гел, подобен стону он,

К Богу обращённый ввысь…


Або старался читать с листа без запинок, но голос срывался на каждой неудобной букве, словно альпинист-самоучка, спотыкающийся на пологом пригорке:


– Знаешь слово ты молитвы каждое,

В них печаль утраты и любовь.

Те года, что прожил я с тобою, Гел,

Проживать готов я вновь и вновь.


Гела улыбалась. Она всем сердцем любила хорошую поэзию. Любила романтику. Любила спонтанного и противоречивого Або.


– Ничего на свете не печалит так,

Как то расставание, поверь…

Ссора наша глупая не стоит, Гел,

Боли той, что следует за ней!


Припаду челом я да к сырой земле,

И п… просить я буду, не жалея сил,

Боженька, верни мне мою душеньку!

Ангел…


Або сбился. Признания в любви давались ему с огромным трудом. Он был сухарём. Был скупым на эмоции человеком. Но ради Гелы он готов был пойти на всё:

– Чёрт, чёрт, чёрт…

– Чёрт? Ангел или чёрт? – удивилась она.

– Нет, любимая. Извини. Можно я снова?

Он зажмурил глаза:


– Припаду челом я да к сырой земле,

И просить я буду, не жалея сил,

Боженька, верни мне мою д… душеньку!

Ангела, которого любил!


Або замолчал. Он тяжело дышал. Изо рта у него вырывался белый пар и навсегда растворялся в чистом морозном воздухе.

– Сам сочинил? – Геле было неловко.

– Да. Для тебя. Я люблю тебя… – прошептал он. – Ты откроешь?

Он провинился. Последнее время он совсем не уделял ей внимания. Он почивал на лаврах прошлых лет. Он обленился. Або не интересовало ничего вокруг, кроме его работы и автомобиля.

– Я не знаю…

Гела кокетничала. Она была женственной и ранимой и обижалась по всяким пустякам.

– Ты кричал на меня… Ты это помнишь?

– Я помню. Прости меня. Я осознал, – Або согревал покрасневшие на морозе ладони, растирая их одну о другую.

– Я не знаю… – более неуверенно повторила она.

– Ангел мой, я люблю тебя больше жизни… больше жизни… Ты веришь?

– Я…

– Господи, да открой ты ему – пакеты руки режут!

Сгорбленная бабулька позади Або в синем до пола пальто и серой вязаной шали на голове и плечах забавно переминалась с ноги на ногу:

– Холодно для романтики, – рассмеялась она. – Не в Бразилии, чай, живём.

– Извините, пожалуйста, – Гела прыснула и нажала на кнопку.

Дверь пискнула и пропустила старушку вовнутрь.

– Так чего? – Або не собирался сдаваться. – Ты открыла дверь мне или только бабуле?

Гела зажмурилась, подавила улыбку и прошептала:

– Заходи уже, мой Ромео. Ты прощён.

– Ура-ура-ура! – Або затанцевал на месте, поцеловал домофон и ворвался в родной подъезд.

Он перепрыгивал за раз через несколько ступеней. Он не чувствовал под собой ног. Он летел к своей музе на крыльях любви.

Он был счастлив, как никогда:

– Жизнь моя! Джульетта моя!

Она распахнула дверь навстречу ему.

– Милая моя!

Он заключил её в свои жаркие мужские объятия:

– Ты скучала? Скажи мне, что ты очень скучала!

– Я скучала… Задушишь!

Она покрывала его лицо и шею своими страстными поцелуями.

– Собирайся.

– Куда? – она отстранилась. – Я думала, ты останешься у меня…

– Я останусь. Я обязательно останусь, – Або подмигнул ей. – Но сначала мы съездим поужинать в ресторан.

Гела и вправду расстроилась:

– Но я… я наготовила… Я ждала… Кому теперь это?

– Я обещаю, – Або встал на оба колена. – Зуб даю, я всё съем.

– До последней крошки?

Она положила свои ладони на его узкие плечи.

– Обещаю.

– Скажи ещё раз, вруша. Скажи… и покажи пальцы!

– Я съем всё до последней крошки, моё солнышко. Вот, посмотри, я не скрещивал их, – Або выставил обе ладони на свет. – Ты готовишь вкуснее всех в мире!

– Не надо… – зарделась она. – Даже мамы?

– Всех на свете! – он зарылся лицом в её тёплый животик. – Я заказал нам столик на девять.

– Боже мой! – Гела всплеснула руками. – Я не успею. Мне голову мыть… Мне собираться… – она попыталась высвободиться, но он крепко держал её и не пускал прочь. – Отпусти!

– Не пущу.

– Отпусти…

– Неа.

– Тогда я не успею… Або!

Она топнула ножкой.

– Я люблю тебя, ангел мой.

Он поднял на неё глаза, полные щенячьего обожания.

– Я тоже тебя люблю, птенчик, – она поцеловала свой указательный палец, оставив на нём губную помаду, и приложила его к влажной щеке Або. – Мы не едем в ресторан?

– Едем-едем. Ещё как едем! – Або вскочил на ноги и легонько втолкнул Гелу в квартиру. – У тебя… – он посмотрел на часы, – семнадцать минут.

– Через шестнадцать я буду готова, – она закрыла дверь в ванную комнату и повернула ключ. – Не скучай.

– Не смогу, – прошептал Або и в изнеможении рухнул на мягкий диван в гостиной.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Глеб ждал её на том самом месте, у того самого злосчастного подъезда. Глеб изменился. Он научился зарабатывать деньги. Он приоделся. Он копил на машину и мог позволить себе пригласить девушку в ресторан. В любой ресторан Москвы. Любую девушку. И Глеб пригласил девушку. Беллу…


«Слепец никогда не увидит солнца,

но он может почувствовать его тепло.»

(с) К. Е. Аршин.

СССР. Москва.

Декабрь. 1991г. 17:30.


Жалким взглядом он смотрел на то самое окно, которое несколько лет назад показал ему Артур. Окно Беллы… Те времена помнились Глебу, как времена унижений, но вместе с ними там была и его беззаботная молодость. Молодость, дум о которой Глеб невольно чурался.

Осенью Артура забрали в армию. Артур радовался, как мальчишка. Он сам рвался на фронт. Глебу удалось откосить. Артур попал в горячую точку, и вести о нём оборвались. Скорее всего, Артур был убит. Он был храбрым, занозистым малым, и ранняя смерть его Глеба не удивила. В этом трудно признаться, но в глубине души она его даже согрела. Путь к сердцу Беллы был снова свободен.

Глеб утешил её, подставил мужское плечо, и они стали встречаться. Пока как друзья. Глебу хватало и этого. Глеб привык ждать. Вся его жизнь была похожа на зал ожидания без стульев. Глеб ждал так, как не умел ждать никто. Он ждал лета, ждал Беллу. Он ждал смерти своего любимого деда – ждал когда освободится его двухкомнатная квартира.

Вот и сейчас он стоял и ждал её на морозе, на том самом месте, где переминался с ноги на ногу несколько лет назад. На намоленном месте, видевшем его редкие слёзы.

Дверь отворилась, и вышла она. Белла… Вышла так, словно выплыла. Красивая, стройная, недоступная, но уставшая… такая уставшая…

– Ты быстро сегодня, – обратился к ней Глеб.

Он протянул ей ладонь, и она взяла её, но с опаской. Она не могла привыкнуть к Глебу, как ни старалась. Она сторонилась его.

Они встречались несколько месяцев, но за это время он не стал ей роднее и ближе. Он был тёплым и мягким снаружи, но пустым и колючим внутри…

– Почему не поднялся? – по привычке спросила она.

По привычке…

Глеб не поднимался к ней никогда. Чего он боялся, Белла не знала. Родителей, её саму в интимной и новой для них обстановке или и того, и другого, но факт оставался фактом: Глеб никогда не переступал порога её скромной квартиры.

– Я задумался… Пошли?

Она коротко кивнула.

Гулять Белла очень любила. Раньше она часто гуляла с Артуром. Она обожала зиму, свежий воздух, обожала столицу, запорошённую снегом, словно старую книгу, одетую в пыль.

– Куда мы сегодня?

– Куда хочешь?

– Я хочу в зоопарк. Знаешь, этой ночью мне приснился слонёнок.

– Хорошо.

Глеб соглашался на всё. Он был идеальным другом. Беллу это, конечно же, подкупало.

В зоопарке Белла почувствовала себя ребёнком. Маленькой девочкой, неответственной ни за что. Она дула губки, тыкала пальцем в животных, читала их причудливые наименования на пластиковых дощечках, ела сахарную вату и чипсы из пачки и хохотала, хохотала, хохотала…

После зоопарка они чертовски проголодались. Глеб заказал им столик на вечер. Они выбрали длинный путь и еле-еле успели. Ресторан был романтичнее зоопарка. Играла живая музыка. Полный мужчина красиво пел что-то на итальянском. Им принесли шампанское в блюде со льдом, фрукты и два хрустальных бокала. Глеб встал на одно колено и запинающимся голосом произнёс:

– Белла, ты… ты выйдешь за меня замуж?

Белла ахнула и закрыла глаза руками. Она не знала, что делать. Она предполагала, что всё может кончиться этим, но что делать дальше, она не решила.

– Ты выйдешь за меня замуж? Да или нет? – начинал давить Глеб.

Он боялся отказа. Боялся выставить себя на всеобщее посмеяние.

– Я не… – прошептала она. – Я…

– Да или нет? – Глеб покрылся испариной.

Глаза его налились кровью.

– Я не знаю… Мне можно подумать?

– Ты… Ты принимаешь это кольцо? – губы Глеба дрожали.

В любую секунду замшевая коробочка в виде бордового сердца могла выскользнуть из его потных рук и, не дай Бог, разбиться.

– Да… да? – Белла спрашивала сама себя. – Я его принимаю, конечно. Спасибо, Глеб…

«Спасибо, Глеб» было последним, чего Глеб ожидал сегодня услышать.

Белла бережно взяла бордовое сердце Глеба в руки, закрыла его и спрятала к себе в сумку.

– Ты не наденешь… на палец?

– Не сейчас, Глеб. Честно, прости.

Она осмелилась и подняла на него глаза. Настала его очередь отводить в сторону взгляд.

– Я подумаю. Я обещаю.

– И долго? – он выглядел уничтоженным.

Это льстило ей? Безусловно.

– Нет, – она улыбнулась. – Обещаю, я дам ответ в ближайшее время.

– Хорошо… Как… Как скажешь…

Глеб потуже затянул свой коричневый галстук-удавку, пододвинул стул и сел на место:

– Ты голодная?

– Не то слово! – закивала она. – Слона бы съела.

– Слона? Что, опять в зоопарк?! – пошутил он, и она рассмеялась.

Сердце билось так часто в её нежной груди. Это было первое предложение руки и сердца в жизни Беллы.

Глеб жестом позвал официанта…

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

– Ну… Как я тебе? – Гела крутилась перед Або волчком и выгибалась, как дикая кошечка.


«Боюсь не смерти я. О нет!

Боюсь исчезнуть совершенно.»

(с) М. Ю. Лермонтов.

СССР. Цхинвал.

Декабрь. 1991г. 20:45.


– Потрясающе. Ты обворожительна. Ты прекрасна.

– Я знаю, – она показала ему язычок.

Она дразнила его:

– Мы едем?

– Ага, – он пожирал её глазами.

С ней он ничего не стеснялся. С ней он был совершенно другим человеком – тем, кем так отчаянно хотел видеть Або его отец.

– Или…? – она бросила томный взгляд на дверь в спальню.

– Нет, Гела. Нет… Нет! – Або сжал кулаки.

Это было сложное решение, но он принял его:

– Мы должны. Столик заказан на девять.

– Как хочешь, – картинно надулась она, развернулась и вышла в коридор.

Он обулся и помог сделать тоже самое даме.

– Машина стоит у подъезда. Не обязательно одеваться тепло.

– Хорошо, мой любимый.

Она накинула на плечи лёгкий, осенний, бежевый плащик.

– Так пойдёт?

– В самый раз. После вас.

Как галантный джентльмен Або пропустил Гелу вперёд. Она обернулась, улыбнулась и зацокала каблуками по лестнице вниз.

Она жила на четвёртом этаже девятиэтажного дома. Лифтом она принципиально не пользовалась. Её принцип граничил с фобией. Она очень боялась сорваться вниз в шахту и умереть.

– Прошу, аккуратно.

Або обогнал Гелу и придержал для неё парадную дверь. Он суетился. Сегодняшний день мог стать днём его новой счастливой жизни. Жизни, в которой он разуверился ещё в детстве.

– Пожалуйста.

Он усадил её на переднее пассажирское кресло:

– Не холодно?

Всё это время он не глушил мотор. Печка работала на полную мощность. В салоне было комфортно.

– Даже душно, – наморщила носик она. – Ну, ничего. И не такое терпели.

– Я сейчас, – Або оббежал машину спереди. – А так?

Он убавил кондиционер на несколько градусов.

– Уже лучше. Поехали? – ей не терпелось.

Гела и думать забыла, когда она последний раз была в ресторане. Год или два назад? Она не помнила точно. Жизнь первой красавицы Цхинвала многим завистницам казалась сказкой, но она не была таковой изнутри. Гела знала, Або любит её и никогда не предаст, но Або был ленивым, замкнутым, необщительным человеком. Романтикой в их отношениях даже не пахло. Частые ссоры и неурядицы в быту сводились лишь к одному: Геле не хватало эмоций, а Або был доволен всем и всегда. Но сегодня всё изменилось. Сегодня Або сделал то, о чём Гела не смела даже мечтать. Або встал перед ней на колени, прочитал ей стихи собственного сочинения и повёз в ресторан. Ужин, свечи, живая музыка. Гела трепетала от всего этого в предвкушении.

Конец ознакомительного фрагмента.