Два года и три месяца спустя
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
«-…согласны ли вы, Константин, взять в жёны Татьяну [фамилия]?»
«У добрых супругов – две души, но единая воля.»
(с) М. Сервантес.
СССР. Тверь.
Февраль. 1987г. 13:00.
Мы стояли на улице и, не стесняясь, целовались на виду у прохожих.
«-Да, я согласен.»
Она подняла на меня глаза. В глазах её были слёзы. Горячие слёзы, окутанные дымкой белёсого пара на морозце.
«-…согласны ли вы, Татьяна, взять в мужья Константина [фамилия]?»
Я прижал её раскрасневшееся лицо к своей широкой груди. Она обняла меня, сомкнула за спиной обе руки и разрыдалась.
«-Да. Я согласна.»
Мы не слышали никого и ничего вокруг себя. Мы упивались эмоциями друг друга: страданием и расставанием. Мы любили друг друга так, как никто никогда никого не любил…
«-…я прошу вас обменяться кольцами.
– Ты стала моей женой, – прошептал я ей на ухо. – А можешь стать моей частью.
Она улыбнулась:
– Ты стал моим мужем. А можешь стать моим целым.
Мы поцеловались.
– Навсегда?
– Навсегда.»
– Ты дождёшься?
Я зачем-то спросил. Я знал, что она дождётся, иначе бы я на ней не женился. Татьяна дождётся. Она не предаст меня и не обманет. Она умрёт за меня и убьёт за меня, если надо.
– Конечно, любимый, – она утирала наши слёзы чистым носовым платком. – Ты мой… мой… любимый…
– Я должен. Я же мужчина.
Мужчина уходил отдавать своей родине долг. Нас собирали в автобусы и вывозили за город. Мне повезло, как везло лишь немногим. Я оставался служить у себя…
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
– Не плачь, птенчик, как плачу я.
«Все влюблённые клянутся исполнить больше,
чем могут, и не исполняют даже возможного.»
(с) У. Шекспир.
СССР. Цхинвал.
Февраль. 1987г. 15:15.
Гела роняла на снег слезу за слезой. Её молодой человек, её возлюбленный, её будущий муж сегодня уходил на два года в армию.
– Ты как?
– Отвратительно, – Або дрожал с головы до пят. Тёмные волосы на его руках стояли дыбом.
Гела знала Або, как облупленного. Любила и принимала его со всеми его недостатками, слабостями и фобиями. А их было больше, чем у неё… у хрупкой маленькой девочки…
– Не бойся, – утешала она.
– Я не боюсь. Скажешь тоже. А… Армия… Армия – это ведь не т… т… тюрьма, правда?
– Не говори ерунды.
Гела страстно поцеловала Або в его тонкие синие губы:
– Так лучше?
– Нет, – он отвернулся. – Н… Н… Никак не лучше. Блин, блин, блин!
– Не капризничай, птенчик, – она повисла на нём, как гимнастка на брусьях. – Что дома? Как мама?
– П… П… По-разному.
Або был не в духе. Расшевелить и ободрить его в такие минуты было практически невозможно, но у Гелы всегда получалось.
А дома действительно было по-разному…
Месяц назад.
– Танцуй! – Арчил, подобно торнадо, ворвался в сонную детскую комнату. – Ты идёшь в армию!
– Что?! – Або уронил детективную книгу на грудь. – Ч… Ч… Что ты сказал?!
– Что надо! Ты идёшь в армию, важишвили (сын)! – эмоционально повторил отец.
Он светился от счастья. В его правой руке было что-то зажато.
– Там из тебя сделают человека, сделают! Мужика! Там тебя воспитают! У них получится то, что не вышло у меня.
– Т… Т… Ты серьёзно?! – ладони Або вспотели.
– Конечно серьёзно. Такими вещами не шутят. Смотри.
Арчил протянул Або серый клочок бумаги – повестку в местный военкомат:
– Я договорился с Беридзе.
– Ч… Ч… Чего?! Ты?! Д… Д… Договорился?! – Або потерял дар речи. – Мама!
Тамина уже спешила на помощь сыну. Её широкие шаги были отчётливо слышны в тихом коридоре их огромной квартиры.
– Зачем, Арчи?! Зачем ему в армию?! – накинулась она на отца. – Он не ты. Ему это не обязательно…
– Тха! – гаркнул разгневанный глава семейства. – Хватит кудахтать! Он идёт в армию и точка.
– Н… Н… Никуда я не пойду! – захныкал Або. Он зарылся в пододеяльник и заскулил. – Мне и здесь х… х… хорошо!
Арчил со всей силы дёрнул за край постельного белья:
– Здесь хорошо?! Здесь?! На кровати?! Детина! Ты – здоровый лоб! Тебе восемнадцать лет! Да на тебе страна пахать может, щенок! – он не выбирал выражения. – Кого мы воспитали?! – он грозно посмотрел на Тамину. – Он боится собственной тени! Он не может дать сдачи, не может ответить на оскорбление! Он тюфяк, неженка, тряпка! Решено! – он больно схватил сына за лодыжку. – Ты идёшь в армию! Ты меня понял?
– Н… Н… Не понял!
Або уткнулся лицом в подушку. Нога его заболела.
– Арчи, Арчи, – Тамина тщетно пыталась утихомирить разбушевавшегося супруга, – но он… он ещё маленький…
– Маленький?! – позеленел горячий Арчил.
Злоба в нём подменяла наставления. Он хотел выпестовать в сыне мужское начало, но не знал, как:
– Да он выше меня ростом! И выше тебя! Оболтус! Не работает, сидит на моей шее! Бездельник!
– Я не об этом… – Тамина закрыла уши руками.
Ей хотелось заплакать вместе со своим обездоленным сыном.
– Тха, я сказал! Маленький значит?! – Арчил повернул до упора, до характерного хруста хлипкую дверную ручку, но вовремя передумал. – Маленький он? Значит так: он идёт в армию и служит союзу от звонка до звонка. И выходит оттуда взрослым состоявшимся человеком. Мужиком, а не… не… – Арчил не мог подобрать нужных слов, – а не твоим подъюбником, Тами!
Он развернулся на каблуках, распахнул настежь дверь так, что она ударила стену, и вышел из комнаты.
– Мама, – всхлипывал ему вслед Або.
– Тише, маленький, тише… – утешала Тамина. – Он одумается. Он возьмёт свои слова назад. Я постараюсь.
Но Арчил не одумался. Он не взял свои слова назад. Тамина старалась, как обещала, но всё было тщетно. Ротный поезд ухнул и загудел. Або был не в духе. Расшевелить и ободрить его в такие минуты было практически невозможно, но у Гелы всегда получалось:
– Я буду писать, – её подбородок дрогнул.
Не первый раз за эту неделю.
– Я т… тоже.
На нём не было лица.
– Твой командир? – обернулась она.
– Мой.
– Значит пора?
– П… П… Пора, – Або вздохнул.
Он не говорил, он шептал.
Гела поцеловала его в губы и в щёки, жарко прижала к груди, стиснула так, что едва не захрустели их рёбра, и нехотя отпустила.
– Поезжай с Богом, – благословила и перекрестила его она.
Або разрыдался. Разрыдался бесшумно. Разрыдался спиной ко всем.
– Ну, что же ты, птенчик? Не здесь и не сейчас. Твоих слёз не должны больше видеть. Ты – мужчина. Ты – воин.
Шерстяные варежки Або были в скатанном снегу. Он размазал им слёзы по своему красному лицу:
– Я – воин?
Он был больше похож на усталого гремлина.
– Ты – мой воин! – Гела часто задышала на свои заиндевевшие ладони. – Я замёрзла, Або. До свидания.
– До свидания, моя любовь.
– До свидания, птенчик.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
В Афганистан я не попал. И слава Богу. Мне посчастливилось служить дома, под Тверью. Со мной служили представители почти всех малых народов Союза: грузины, армяне, азербайджанцы. Або Чичуа тоже служил под Тверью.
«Пинта пота
сберегает галлон крови.»
(с) Д. Паттон.
СССР. Тверь.
Февраль. 1987г. 20:00.
Сказать, что его не уважали, значило бы ничего не сказать. Его били? Нет, его толком не били. Его сторонились. «Дедушки» часто подтрунивали над ним, награждали увесистыми оплеухами, но дальше унижений дело не шло. Або тянул лямку до того момента, пока сам не стал «дедушкой». Тут его солдатская жизнь наладилась относительно.
После года службы к нему зачастили родители: мама и папа, – странные люди с совершенно противоположными друг другу характерами.
Отец Або, Арчил Чичуа, седой и статный, но бойкий, бегал вокруг сына, много улыбался, шутил и поминутно выкрикивал:
– Мужиком… мой парень стал мужиком?
Мама Або, Тамина Чичуа, высокая и худая, была мягче, тоньше и деликатнее воинственного супруга. Она искренне любила своего сына. Отец тоже любил Або, но своей мужской скупой любовью.
– Деточка, ты не забываешь покушать? – Тамина промокнула уголки губ Або сухой салфеткой. – Ты запачкался, горе моё.
– Я покушал, – попытался увернуться Або. – Как вы там?
– Лучше всех, – скалил зубы отец. – Что всё мы да мы. Как ты здесь? Скучаешь? Скучаешь, а?
Он легко бил Або кулаком по плечу.
– По кому? – не понял Або.
– По нам, дуралей, – прыснул отец. – По Геле скучаешь?
– Скучаю… – сразу покраснел сын. – С ней всё хорошо?
– Ну, – Арчил подбоченился и взял жену за руку, – и чего ты молчишь? Говори, давай, как она. Вы же с ней все ночи напролёт по телефону трещите.
– Ой, перестань, – отмахнулась Тамина. – Мальчик мой, Гелочка очень ждёт тебя. Она очень переживает. Не волнуйся… Она тебе пишет?
– Каждую неделю, – пуще прежнего зарделся Або.
– Как это мило, – Тамина закрыла влажные от слёз глаза. – Вы такая чудесная пара.
– Боже, Тами, он это и без тебя знает, – заворчал уставший отец.
Разговоров о любви и о чувствах Арчил чурался, как бешеных собак.
– Доставай, давай, что мы насобирали.
– Это тебе, – Тамина аккуратно протянула сыну пузатый пакет. – Не смотри сейчас. В казарме откроешь… Как здоровье у Кости? Как его нога?
– Заживает, спасибо.
Або улыбнулся. Я был его единственным армейским другом.
– Вот и славненько, вот и славненько, – Тамина всплеснула руками. – Он – хороший мальчик. А ты чего стоишь? Помоги ребёнку подняться. Погуляем?
– С удовольствием, – согласился Або. – Только сейчас. Я еду отнесу.
– Эй, служивый, сигареткой не угостишь?
Або ускорил шаг.
– Служивый, эгей! Ты куда такой быстрый? – за ним засвистели. – Погоди крутить педали!
Або попал правой пяткой на лёд, и нога поехала. Он неуклюже повалился на спину.
– Вот умора. Ты из цирка сбежал, клоун?
Або со всех сторон окружили местные хулиганы.
– Живой? – сплюнул сквозь зубы один. – Ничего себе не поломал?
– Н… Н… Нет, – только и протянул Або.
Левая нога его сильно саднила. Он упал на неё.
– Тогда вставай, чо разлёгся?
Або тяжело поднялся.
– Закурить, говорю, не будет? – осклабился второй.
Это он звал Або минутою раньше.
– Я не… не… не курю.
Або заикался. Он не знал, что в таких случаях отвечать, но он точно знал, что в таких случаях бывает. Бывает больно.
– Спортсмен что ли?
– Н… Нет.
– А бежал, как спортсмен, – первый задиристо посмотрел на второго. – Деньги есть, спортсмен? – осадил он Або и схватил его за рукав.
– Н… Н… Нет, что вы. О… Откуда?
– Ты чего зубы скалишь, скотина?! – левый глаз второго сильно задёргался. – Он тебе по-хорошему говорит: деньги гони!
– Не… Не… Нет у меня…
Голос Або срывался на хрип. Он глотал ртом холодный воздух. Он боялся простыть, но ещё больше он боялся быть битым.
– Ты чего весь дрожишь, солдатик? – добродушно расхохотался третий. – Холодно тебе у нас что ли?
– Д… Д… Да…
– Я не слышу!
– Д… Да-да! Холодно. О… Очень холодно.
– Сам-то откуда? Я вижу, нездешний. Чёрный, как обезьяна. В наших лесах такие не водятся.
Второй прыснул от смеха, а первый высморкал обе ноздри в придорожный сугроб.
– Цх… х… хинвал, – Або покраснел.
– Грузинская ССР? – третий присвистнул. – Так ты грузин? Далеко тебя, братишка, занесло. Как зовут?
– А… А… А…
Або не поднимал головы. Как Божьи заповеди, он чтил заветы отца: хищникам ни при каких обстоятельствах не стоит смотреть в глаза – они чувствуют страх и нападают.
– Не важно. Проверь его, живо, – воровато огляделся второй.
Первый запустил свои грязные руки с нестриженными ногтями в карманы демисезонного пальто Або.
– Чисто, – недовольно произнёс он. – Где деньги, клоун?
– Снимай! – второй мерзко икнул.
– Что… Что снимать? – не понял Або.
Его спина вспотела, а голые пальцы задеревенели.
– Пальто, бл… дь, снимай! – гаркнул второй. – До казармы недалеко, так допрыгаешь…
– …как кенгуру, – заржал молчаливый третий.
Всё это время он исправно стоял на шухере и говорил редко, но метко.
– Я… Я… Я… – Або не хватало воздуха.
– Что?
– Я не… не… не буду, – набрался невиданной храбрости он.
– Чо ты сказал, солдатик?
– Я не… не… не буду, – повторил Або.
Вышло не совсем твёрдо.
– Пика, а клоун с яйцами, – усмехнулся второй и замахнулся на Або кулаком.
– Давай без имён, – огрызнулся третий.
От страха Або зажмурил глаза. Хулиганы пропали. Он рассчитывал, что они не появятся снова… но они появились.
– А так? – ржавое лезвие маленького перочинного ножа упёрлось в тонкую шею Або.
Або покачнулся в надежде на то, что теряет сознание.
– Снимай! – гаркнул первый и, воспользовавшись ситуацией, ловко подсёк его ногу своей.
Або не успел сгруппироваться и растянулся на заснеженном холодном асфальте.
– Получил, а? – второй пнул его по больной левой ноге. – Ещё хочешь?
– Эй, молодёжь, отвалите от парня!
Первый неуверенно обернулся. Второй, а затем и третий последовали его примеру.
Я не торопился. Я не бежал. Шаг мой был размеренным и тяжёлым. Всем своим видом я давал хулиганам понять, что я буду стоять на своём до конца, и сломать меня им не удастся.
– Ты кто такой, дядя? – опешил второй.
Первый крепко сжал в ладони рукоять перочинного ножа.
– Твоя совесть, – выкрикнул я и ударил третьего из них, Пику, самого щуплого, по голове.
Ноги хулигана подкосились, и он намертво сел в сугроб. В глазах у него потемнело, а в ушах зазвенело. Пика не потерял сознание – он притворился. Он не собирался калечить себя непонятно за что.
– Вася, бей его! Вася, бей! – забыв о конспирации, заорал первый, и второй смело ринулся на меня с кулаками.
Я уклонился, резко ушёл вниз и ударил его правой внутренней стороной ладони под коленную чашечку. Вася взвыл и потерял равновесие. Нога его вышла из строя – он не мог больше продолжать драться.
– Последний раз говорю, оставьте парня в покое.
Я наступал. Або лежал на асфальте и даже не порывался подняться. Мне не откуда было ждать помощи. Впрочем, как и всегда.
– Ты чего? Ты чего? – первый махал перед моим носом ножом безо всякой боевой подготовки. – Подходи, а? Подходи! Боишься?
– Ты подходи.
Я был вправе рассчитывать на его скорейшую тактическую ошибку, и она не заставила себя долго ждать. Он поскользнулся, рука его ушла далеко влево, путь был свободен. Я сделал два шага навстречу, выставил правый локоть и со всей силы врезал им ему в челюсть.
– Ай! – пискнул безымянный главарь нерадивых хулиганов и пыльным мешком рухнул на снег.
Всё было кончено.
– Поднимайся, – я осмотрел поле боя и протянул Або правую руку. – Ты в порядке?
– Я… Я… Они… А… А… А ты?
– В полном. Не бойся. Тебе повезло, что меня задержала жена, – я улыбнулся.
– Спасибо.
Або расплакался и по-братски обнял меня.
– Не за что. Ты чего? Пошли скорее отсюда, пока эти гаврики не очнулись.
– Пошли, – согласился он, размазал по щекам слёзы и преданно засеменил вслед за мной.
Даже отдалённо Або не напоминал мужчину – он походил на побитую жизнью дворнягу, жалостливо скулящую в неотапливаемом подъезде.
– Ты чего не ударил? – я замедлил шаг и поравнялся с Або.
– Костя, я… – ему не было оправданий, – я испугался…
– Кого?! Этих отбросов?! Они бы раздели тебя, Чичуа. Раздели зимой!
– У с… самого здорового из них б… был нож.
– Эка невидаль, нож, – я хрустнул седьмым позвонком. – Ты же срочник. Солдат непобедимой страны. Ладно, проехали.
Або ещё несколько раз всхлипнул и замолчал.
– Пришли, дзмао (брат), – я указал ему на КПП. – Ты как?
– Уже лучше…
– Согрелся?
Або поник головой:
– Ты никому не расскажешь?
– Я? Никому, – расхохотался я. – Но если бы и рассказал, никто бы не удивился.
Репутацию Або невозможно было испортить ничем.
– Я знаю…
– Выше нос, Чичуа, – я похлопал Або по плечу, – и помни: каждый храбрец в глубине души чего-то боится.
– Спасибо… за всё…
– Тебе спасибо. Ты – моя белая сущность здесь. С тобой я по новому вижу мир.