С новым годом
Утро Нового года я встретил сидя на помосте, болтая ножками и жуя пирожок. Последние костры догорали, шатры оттаскивали в сторону. Было тихо, лишь изредка слышалась перекличка егерей и охраны в парке и за границей поместья. Роше уже третий час помогал раненым, отец занимался организацией поисков виноватых, уборкой руководила мама. Один я, с пирожком да усталостью, сидел без дела.
Нет, конечно в начале я тоже был при деле – растаскивал вместе с охраной шатры, проверяя, не задавило ли кого. Потом складывал картины пропавшего художника – крокодил до сих пор вызывал инстинктивное желание вжать голову в плечи. Немного пострадал пейзаж. Он утратил чистоту и яркость. Картину с Тенью я запаковал особенно тщательно, в надежде проанализировать её подробней позже, когда станет светло.
Затем я вытащил застрявший меч из пасти крокодила и вернул его оружейнику. Тот сидел с поникшей головой – было ощущение, что он впал в прострацию. До него явно только сейчас дошло то, что произошло, и как близко была Дама с серебристым лезвием. Бастард продолжал лежать на помосте и я уселся рядом с ним, как у поверженного верстового столба, отмечающего поворотный отрезок.
Утром стало совсем холодно, и мне принесли шерстяной плед, вместе с кружкой травяного настоя. Комбинация этих элементов дала тепло и спокойствие. Легкий пар над кружкой, как туман, навевал мысли о вечном, о прошлом, о забытом. Плюс эти листы дневника с похожим событием, которое произошло много лет назад. Сейчас я понимаю, что те события стали поворотными в моей судьбе. А теперь?
А теперь много вопросов, несколько неприятностей, боевой опыт и неизведанный путь. Что делать? Искать художника, Тень? Вылавливать всех крокодилов? Их и так, по-моему, всех зарубили. Благо, что уже растащили по углам и по помойкам. А то видок тут был адовый – поле боя, зубы монстров и лужи крови. И всё это – в переменчивом свете огня. Повезло ещё, что не дошли до дома – а то и там бы порядок нарушили.
А теперь просто нужно убрать полдвора, прочесать всю территорию для проверки (а вдруг какая тварь ещё где затаилась), уговорить служащих вернуться и продлить Договор, ведь сама церемония не была закончена. На данный момент, у нас официально не было ни одного служащего. Некоторые, конечно, – те, кто был в доме не первый год, – сами вернулись и начали помогать. Но те, кто только начинал свой путь в наших стенах – вот тех и пришлось поискать.
Согласно правилам, мы не имели право на них давить – если они решили передумать, то до заключения Договора они вольны делать что хотят.
Вот эта мысль заставила меня встать – получается, что в тот момент спровоцировать крокодилов мог кто угодно и даже наш служащий, поскольку не был связан узами Договора. Надо осмотреть тела Лугатов и проверить на наличие каких-то подозрительных вещей. А затем опросить всех, кто занимался их кормлением и уходом.
Я передал своё пожелание пробегавшему мимо егерю, и тот помчался искать всех, связанных с прудом и крокодилами. Сам я прошелся до помойных куч, у которых пока что лежали тела убитых существ.
Туши были покрыты корками крови, виднелись резанные и колотые раны, которые наносил я, и странные, тонкие и глубокие, которые наносили стражники своими копьями-алебардами. Непривычно было наблюдать такие раны, но я видел последние удары наших молодцов и не списывал эти дырки на происки неизвестного злоумышленника.
К тому же, некоторые тела ещё были теплыми, даже несмотря на отрубленные головы – что-то безумно их разозлило и заставило адский механизм биться часто и горячо. Что могло спровоцировать такой долгий обратный процесс – от домашнего, слегка кусающегося зверька, до смертоносной твари, которая готова рвать и метать, лишь бы насытить своё брюхо человеческой кровью? Пока вопрос был открыт.
Пришли стражники, привели двух служащих, которые занимались крокодилами и прудом. Один пожилой дядька – он кормил не только крокодилов Лугата, но и уток, цапель и рыбок в остальных прудах. Второй – молодой парень, взятый за реакцию и бесстрашие, именно для работы с крокодилами. Оба были напуганы и наперебой рассказывали, как их питомцы резко озверели и поползли на народ. И очень переживали, что третьего подручного рядом не было.
– А где он был и, главное, где он сейчас? – задал я закономерный вопрос.
– Понятия не имеем, господин. Он как вчерашнего дня пропал, так и не появился. Думали, что напился вчера и не вернулся. А теперь даже и не знаем, что предположить.
Я приказал дать описание третьего служащего стражникам, а те, в свою очередь, обещали начать поиск пропавшего. Я надеялся, что он действительно просто напился и не вернулся. Как не хотелось признавать, что кто-то из твоих людей мог устроить такое, чтоб его, представление…
Все разбежались по своим делам, а я решил пройтись до пруда. Он уже не кипел – некому было его греть. Согласно подсчётам, мы потеряли девять крокодилов. Всю семью. С точки зрения финансов – немало, а вот с точки зрения истории и воспоминаний – невероятно много. Берега водоёма были взрыты десятками когтей, местами были видны неглубокие траншеи от проползших тел.
Я осматривал следы с обычным для охотника любопытством – они могли сказать многое о существе, которое их оставило. Эти следы говорили о прекрасной форме монстров, их массе и силе. Следы шли все в одну сторону – туда, где стояла толпа. Создавалось впечатление, будто они резко и все сразу захотели человеческого мяса и крови. Если считать, что привычку жрать что попало выбил из них отец Лугат триста лет назад, было непонятно, с какого перепугу они так взъярились.
Я продолжил анализ следов и пришёл к неприятному открытию – по одному из них шла кровь: едва заметный след тянулся от пруда. Направление можно было определить по сужающейся полоске крови – у пруда она была самая широкая, а значит, больше всего её было именно в пруду.
Я окликнул проходящего мимо служителя и попросил принести багры. Тот быстро вернулся, захватив пару помощников. Вместе мы прочесывали дно пруда, пока не наткнулись на посторонний предмет. Приложив усилие, мы получили, что хотели – на свет божий явился скрытый объект. Вот это и называется – спрятать концы в воду…
Над поверхностью показался сильно повреждённый труп человека: у него отгрызли руки, прокусили одну ногу, мяса на корпусе почти не осталось. На нём были остатки ткани, по цвету которой можно было бы предположить, что он служил в нашем доме. Чудесное завершение служения в господском доме, ничего не скажешь. Я позвал служащих пруда…
…Роше стоял во главе стола и докладывал отцу о состоянии здоровья раненых, о проводимых мероприятиях по очистке территории, о затраченных ресурсах на оказание помощи. Отец сидел мрачный и сосредоточенный, таким я давно его не видел. Когда он наклонял голову вперёд, фон Прейс становился похож на орла, высеченного из камня – грозный и неподвластный. Он не был охотником, который выслеживает дичь в лесу, он был соколом, который видит ситуацию с неба и наводит собак и простых охотников на жертву. Это умение, этот нюх на поставленную цель поражали воображение. В последние годы работы загонщика было немного, но теперь отец почуял угрозу в собственном доме и не собирался поддаваться. Он впитывал в себя всю информацию как губка, чтобы затем превратить её в чудовищное оружие против нападающего. У меня были прекрасные учителя, но он – самый первый.
– …к тому же я осмотрел тело погибшего служителя. Сложно сказать, был он убит до падения в воду или умер от зубов, но точно могу сообщить, что он был отравлен специальным зельем. Оно, в общем-то, и послужило первым крючком, который вытащил крокодилов в их первородное состояние.
– Что за зелье? – вопрос, как удар бича, но орк не тушуется, он привычен и ко мне, и к отцу.
– Это настойка из специфических болотных трав, которые в соединении производят запах тлена. Можно сказать, что крокодилы кинулись на падаль, а падалью оказался человек с ещё теплой кровью. А согласно данным Лиги исследователей, зверь, который попробует человеческую кровь, автоматически хочет продолжения банкета. Здесь ещё наложилась природная кровожадность этих существ, шум толпы и пугающее пламя. Страх, голод и дурман вытащили одомашненных питомцев из пруда и потащили на первородную охоту.
– Не защищай этих тварей! Питомцы, чтоб их… Кто мог подумать, что приблуда двадцатилетней давности станет такой губительной? Можешь сказать, когда тело попало в пруд?
– Минут за двадцать до нападения. По моим расчётам, как раз незадолго до выступления художника.
– Вот и этот художник. Мне очень интересно, откуда он взялся и что он из себя представляет. Талант его неоспорим, но насколько я понял, он исчез после нападения. Так что можно считать, что он причастен к нападению на мой дом.
Последняя фраза прозвучала как приговор. Жёсткий смертный приговор. Долгий и мучительный.
– По тем данным, что удалось собрать, – взял слово управляющий Хорст, – художник присоединился к конкурсу за три дня до зимнего солнцестояния. Он представился мастером Драко и заявил, что он – успешный художник, чей талант признан в нескольких городах. К нам пришел по причине известности семейства фон Прейсов, с желанием показать своё мастерство. Последнее ему явно удалось, – чуть тише произнёс управляющий. – Также есть описание его внешности и очень разрозненные данные о его передвижениях с началом суматохи.
– Думаю, что эти данные ты уже передал моим егерям?
– Конечно, господин.
О, егеря моего отца – это тоже отдельная песня. Это настоящие гончие псы, способные выследить и загнать любую дичь. Каждый из команды егерей – отборный, тренированный, страшный в ближнем бою и меткий в перестрелках боец. В каждого из них были вложены огромные усилия и деньги, но за это они отдали свою жизнь на служение отцу. Он был для них царь и Бог, он вёл их железной рукой к победам. Основной целью для этих ребят были беглые преступники, разыскиваемые личности, криминальные авторитеты – короче, все те люди, которые могли или уже наворотили дел и не хотели за это отвечать. Цель всегда была одна – найти и поймать, если оказывает сопротивление – уничтожить максимально быстро. Потеря любого егеря каралась жестоко и без промедления как самими егерями, так и их руководителем. В этот раз появился провинившийся человек, который мог получить все прелести возмездия и без смерти егеря.
– Если мои ребята ещё не потеряли свой нюх, – с легкий сарказмом произнёс фон Прейс, – то в ближайшие часы мы получим первую информацию. А пока продолжим разбор.
Фон Прейс повернулся ко мне:
– Сын, ты не пострадал?
– Нет, отец.
– Это радует. Хоть болезнь тебя и подкосила, но я рад, что ты оказался в такой момент дома. Без тебя охране да и простому люду пришлось бы тяжелее.
Я не стал говорить вслух про своё подозрение, что если бы меня тут не было, этого не произошло бы. След Тени был слишком явен. Интересно, художник – это сама Тень или просто работает на неё?
– Кстати, ты уже оценил работу оружейника? Мне показалось, что его мечи стоят внимания.
Я вспомнил, что дрался не родным оружием, оценил лёгкость и прочность клинков.
– Да, отец, мечи действительно хорошие – легкие, по нашей руке, замечательная заточка. Возможно, нет излишней красоты, но как боевое оружие – очень хорошо. Только вот один застрял в пасти…
– Да, мастер уже извинился и объяснил причину этого недоразумения. Ты так удачно попал между костями, что клинок напросто зажало как в тиски. Нужно было расшатать справа налево, и тогда бы он вышел из раны.
– Тогда было не до таких подробностей.
– Не сомневаюсь. Чтобы компенсировать этот ущерб, я предложил ему осмотреть моё новое приобретение, – и хитро-зловещая улыбка проскочила по лицу фон Прейса. – Такого мы ещё не видели.
– Мастер Гош, мастер оружейник (как, кстати, его звать-то), Вы, Брий и я – не многовато ли специалистов на один… эм… артефакт? – спросил Роше.
– Когда мы достанем его из-под стекла – поймешь, что этих мастеров тоже может оказаться недостаточно. А оружейника зовут Клив.
Что ты притащил в свою коллекцию, отец? Почему это способно отвлечь тебя даже от нападения на твой дом и семью? Мне стало как-то неуютно… Он, конечно, увлечённый человек, но что за вещь могла заставить его изменить своему слову, согнать кучу опытных людей для изучения и на фоне произошедшего не потерять к ней интерес?
– Думаю, мы можем отправиться в Арсенал прямо сейчас. Пока егеря и прочие соберут достаточно информации, мы можем работать. Ну что, все готовы? – мы молча кивнули, не высказывая недовольства. – Тогда попросите мастера Гоша и мастера Клива присоединиться к нам в Арсенале, Хорст.
И добавил уже только нам с Роше:
– Нам предстоит интересная работёнка, господа.
Дальше были родные стены, притихшие коридоры, один раз мы слышали плач служанки. Дом был потрясён произошедшим, люди находились в страхе и за себя, и за своих близких. А мы молча шли на второй этаж, где нас ждала какая-то тайна.
Когда мы пришли, к Арсеналу, на зов своего господина, как раз подоспели мастер Гош и мастер Клив. Вместе с ними нас было пятеро – все опытные в своих сферах люди, которые уже тем или иным образом работали вместе. Забавно – случай свёл разных людей, из разных сословий и разных профессий в одно место, чтобы изучить один артефакт, который не давал покоя одному человеку. Я вздохнул и зашёл в комнату вслед за отцом.
Увиденное внутри нас ошарашило. Мы взирали на открывшуюся картину и не могли сказать ни слова: по комнате на четвереньках ползал и тихонько ныл доктор Омнис. Не молодой уже человек выглядел безумно печальным и потерянным, его руки, которые шарили по полу – тряслись, а извечная сумка лежала на полу в нескольких шагах от него. Белая борода была в пыли (удивительно, как ему удалось её найти в мамином доме), глаза на мокром месте, а пальцы в мелких занозах от половых досок.
– Что случилось, доктор? – прервал скулёж врача фон Прейс-старший.
Доктор поднял голову и осмотрел вошедших. Его взгляд остановился на мне, и тут же раздался крик-стон:
– Дурной мальчишка – это всё из-за тебя! Это ты во всём виноват, мальчишка! Я же говорил – лежи в постели, не вставай, ан нет – надо бегать, кричать, людей пугать… – и старик снова перешел на тихое хныканье.
– Я спросил – что случилось? – в тоне отца появились грозовые нотки. – В моём доме принято отвечать на вопрос прямо, а не скулить!
Отец был зол, и это выступление не добавляло ему настроения.
– Из-за этого хулигана я потерял очень ценную вещь и теперь не могу её найти. А она сказала, что в день, когда я её потеряю – гореть в огне, гореть в огне…
– Какую вещь? Кто сказал? Какой огонь? Вы уже прекратите бредить или мне достать меч?! – отец повысил голос.
У меня по спине прошелся холодок – слишком уж много необычных событий произошло вокруг и сразу. Кто-то посчитает мою работу одним большим необычным событием (как моя мама, например), но то, что творилось в родном доме, превосходило всё. Даже доктор Омнис, надёжа и опора, слегка сбрендил. И что за вещь он потерял?
И тут я вспомнил металлический звон, который раздался после моего «боевого выезда» на Соплежуе. Я пошел вперёд, в сторону скелета, молча показав рукой, чтобы все стояли на месте. Встал рядом с другом детства, представил тот момент, когда доктор дремал в кресле. Почти услышал звон, повернул голову и увидел стенд с какими-то зубастыми то ли змеями, то ли червями. Под этим стендом была небольшая щель. Я подошел к нему, наклонился и попробовал засунуть пальцы под шкаф.
Пальцы почувствовали металл, но достать не смогли – длины фаланг хватало только для того, чтобы коснуться предмета. Я вытащил свой кинжал и просунул лезвие под стенд. В этот раз мне удалось подцепить то, что лежало внизу. Я начал осторожно выталкивать предмет из-под шкафного плена. Первыми появились клочья пыли (так вот где хранится вся пыль в доме), затем какой-то песок. А следом на свет появился предмет, похожий на монету.
И тут же мне почти на голову прыгнул Омнис.
Опытный охотник, пусть даже дома на больничном, готов к нападению. Доктора я поймал прямо в воздухе, встретив его ударом руки в грудь. От этого у него перехватило дыхание и, конечно, не хватило инерции, чтобы упасть на меня. Мне стало совсем любопытно. Безумие охватывает массы – не к добру…
Опавшего доктора к полу уже прижимали двое – Роше и отец. Фон Прейс держал в руке клинок, который касался горла врача:
– Какого рожна ты творишь, медик? Какой бес в тебя вселился? Смерти захотел или тебя купили, морда?
Омнис только тихонько скулил и пытался закрыться руками. По его морщинистым щекам текли слёзы.
– Гореть в огне… Гореть в огне… – шептал доктор и сумасшествие тихонько заползало в его глаза.
А я тем временем изучал предмет, который достал из-под стенда.
Металлическая бляха, похожая на монету или памятный знак, сантиметра два с половиной в диаметре, тускло-жёлтого цвета. Легкая, судя по всему – прочная. На одной стороне изображена женщина с огромными глазами без зрачков и радужки, на другой – пламя. Знак казался опасным, хоть и нарисованный достаточно просто. Художник был явно молодцом.
– Брий, что это за хрень? – окрик отца оторвал меня от размышлений. – Из-за чего наш доктор тронулся умом?
Я молча показал ему найденный знак. Тот несколько секунд изучал его, потом протянул руку и жестом попросил отдать его. Я так же молча отдал. Далее отец жестами попросил плотнее прижать доктора к полу – оружейник, Роше, я, мастер Гош взяли его за все конечности. И тут отец просто засунул значок Омнису в рот.
Мне показалось, что запахло гарью. Старик выгнулся и захрипел. Его корчило и крутило, но он не кричал, а просто шипел. Четверо взрослых мужчин держали его, а отец молча стоял над нами и ждал. Спустя минуту старик затих. Он ещё больше осунулся, но его дыхание успокоилось, он перестал бормотать и просто лежал с закрытыми глазами. Мы его отпустили. Прошла ещё одна минута, и тут он поднял руку, достал бляху изо рта и сказал:
– Спасибо, господин фон Прейс.
Видели бы вы наши глаза – человек, который минуту назад был больше похож на животное, вернулся к нормальному состоянию! Мы повернулись к фон Прейсу с молчаливым вопросом (тихая сценка получилась, это да):
– Это знак ордена или секты, кто как называет, огнепоклонников.
– Это те, что верят в живой огонь? И приносят в жертву людей? – спросил оружейник.
– Они используют в ритуалах человеческую кровь. Но только добровольцев, – ответил отец.
– Это сдерживает нападки со стороны других вер, – задумчиво дополнил мастер Гош.
– Доктор Омнис говорил, что был болен когда-то. Но никогда не говорил, чем и как вылечился, – продолжил отец.
– У огнепоклонников есть поговорка: «Безумие – это заросли, в которых плутает человек. Иногда нужен лесной пожар, чтобы показать сбившемуся его истинный путь», – сумничал Роше.
– Если так – то мы только что наблюдали за каким-то огнепоклонническим лечением, – язвительно дополнил отец.
Доктор лежал на полу. Остальные сидели вокруг него и пытались осознать услышанное. Отец стоял посреди комнаты и размышлял о чём-то своём.
Не заладился новый год, совсем не заладился.
Задумчивую тишину нарушил топот сапог по коридору и громкий стук в дверь:
– Господин фон Прейс! Господин фон Прейс! – громко звали с той стороны. – Мы нашли его! Он уже здесь!
– Кто здесь? Кого нашли? Неужели художника? – отец встрепенулся, как птица после дождя.
– Да, мы поймали художника, он даже не сопротивлялся.
– Замечательно. Где он? – фон Прейс направился в сторону двери.
– Он уже в допросной.
– Ну и скорость, молодцы. Порадовали, – отец остановился в дверях и оглянулся на нас. – Предлагаю мастерам остаться с доктором, а вам, молодежь, пройтись со мной. Думаю, будет интересно поговорить с талантливым человеком.
Затем он глянул на накрытые стенды, до которых так и не дошли:
– Сюда мы вернёмся позже. Может, даже не сегодня. Всё зависит от нашего нового друга.
Он повернулся на каблуках и отправился за егерем. Мы последовали за ними, стараясь не отстать. Отец задавал вопросы о том, где нашли художника, сопротивлялся ли он, какие потери. Судя по всему, выходило, что захват мастера Драко оказался элементарным делом – его нашли в таверне неподалёку от поместья, он был вдрабадан пьяным и совершенно не сопротивлялся. На это у него просто не было сил!
Эти новости нас очень удивили. Мы уже записали его в убийцы и профессионалы, а тут какое-то непонятное поведение. Оставалось надеяться, что современные методы допроса помогут выяснить всю правду. Меня аж передёрнуло от этой мысли, но с другой стороны – не надо было подставляться.
Когда мы дошли до основания башни, под которой как раз находились допросные, егеря уже подготовили первичный доклад. По их словам, человек был настолько пьян и невменяем, что даже болевые ощущения воспринимал неадекватно и, следовательно, пытки не дали результата.
Мы постояли в коридоре, помолчали, а потом решили всё-таки заглянуть к нашему гостю.
Тот болтался в кандалах на дальней стене, в драной рубахе и лосинах. Длинные патлы свисали на лицо и скрывали глаза. Из-под этой гривы раздавались музыкально-булькающие звуки – это было похоже на какую-то бульварную песенку в исполнении городской канализации.
– Он так «поёт» уже час, с момента как мы его повязали, – доложил старший из егерей.
– Вы уверены, что это он? – задал риторический вопрос отец.
Он сам видел, что это тот же художник, который почти сутки назад казался решающим звеном между спокойствием и хаосом. А теперь эта пьяная свинья висела прикованная к стене и выдувала музыкальные пузыри.
Мерзость…
– Думаю, что утро вечера мудренее… – задумчиво произнёс Роше. – Я дам им пару трав, чтобы он быстрее пришёл в себя. Пусть сделают настой, а завтра зададим ему все вопросы.
Возражений не последовало.