10
Была яркая лунная ночь. Только в лунную ночь можно было безопасно перейти Тодд. У аборигенов была привычка, напившись, укладываться спать прямо в русле реки. В кромешной тьме всегда был риск наткнуться на кого-нибудь из них, а некоторые во хмелю бывали опасны.
Стволы эвкалиптов-призраков сверкали белизной: прошлогоднее наводнение повалило несколько деревьев. На другом берегу реки мы увидели казино и светящиеся фары машин, подъезжавших к нему. Песок был мягкий и сухой, и мы шли, увязая в нем по щиколотки. На дальнем берегу из зарослей выросла какая-то взъерошенная фигура, пробормотала: «Придурки!», после чего с глухим стуком и хрустом веток рухнула обратно в кусты.
– Пьян, но безобиден! – констатировал Аркадий.
Он повел меня мимо казино, по улице, застроенной новыми домами. На крышах были установлены солнечные нагреватели, на подъездных дорожках припаркованы автоприцепы. В дальнем конце улицы, наискось по отношению к остальным, стоял старый, обветшавший «первопоселенческий» дом с широкой верандой и москитными сетками. Из сада долетали запахи франжипанов и шкворчащего мясного жира.
Седобородый мужчина по имени Билл стоял без рубашки и, обливаясь потом, жарил на угольной решетке мясо и сосиски.
– Привет, Арк! – Он помахал вилкой в воздухе.
– Привет, Билл, – поздоровался Аркадий. – Это Брюс.
– Приятно познакомиться, Брюс, – торопливо проговорил Билл. – Угощайтесь.
Жена Билла, светловолосая Дженет, сидела за длинным столом и раскладывала по тарелкам салат. Рука у нее была в гипсе. На столе стояли бутылки с разными винами и пластмассовая ванночка, заполненная кубиками льда и банками с пивом.
Ночные насекомые роились вокруг пары фонарей-«молний».
Гости бродили по саду, держа бумажные тарелки с едой. Кто-то сидел на земле группками и смеялся, кое-кто сидел на складных стульях и вел серьезные беседы. Среди них были медсестры, учителя, юристы, лингвисты, архитекторы. Все эти люди, как я догадался, были так или иначе связаны с аборигенами – работали или с ними, или для них. Они были молоды и обладали выносливыми ногами.
Среди гостей был только один абориген – долговязый мужчина в белых шортах с бородой, развевавшейся по ветру ниже пупа. У него на руке висла девушка-полукровка. Ее волосы были туго стянуты лиловой косынкой. Мужчина молчал, предоставляя слово ей.
Она жалобным тоном рассказывала о том, что городской совет Алис предложил запретить распитие спиртного в общественных местах.
– Где же нашим людям пить, – возмущалась она, – если им запретят пить в общественных местах?
Потом я увидел, как через весь сад ко мне направляется спортсмен-зануда. Он переоделся в футболку с символикой Движения за земельные права и удлиненные сине-зеленые шорты. Надо заметить, лицо у него было довольно приятное, хоть и с кисловатым выражением. Звали его Киддер. Резкий, восходящий тон, которым он завершал каждую свою фразу, придавал каждому его утверждению, даже самому догматичному, неуверенную и вопросительную интонацию. Из него вышел бы отличный полицейский.
– Как я уже говорил тогда в пабе, – сказал он, – эпоха таких исследований уже кончилась.
– Каких это – «таких» исследований?
– Аборигенам уже осточертело, что за ними подглядывают, как за зверюшками в зоопарке. Они призвали положить этому конец.
– Кто призвал положить этому конец?
– Они сами, – сказал он. – И их общинные советники.
– И вы – один из них?
– Да, – скромно подтвердил он.
– Означает ли это, что я не могу поговорить ни с одним аборигеном, не попросив предварительно разрешения у вас?
Он выставил вперед подбородок, опустил веки и посмотрел в сторону.
– Не желаете ли, – спросил он, – пройти обряд инициации?
И добавил, что если я пожелаю, то мне придется подвергнуться обрезанию, если я еще не обрезан, а затем еще и подрезанию: последнее, как мне конечно же известно, состоит в том, что тебе сдирают кожу с уретры, как банановую кожуру, а затем делают там надрез каменным ножом.
– Спасибо, – ответил я. – Я лучше воздержусь.
– В таком случае, – заметил Киддер, – у вас нет права совать нос в дела, которые вас не касаются.
– А вы прошли инициацию?
– Я… э… я…
– Я спрашиваю: вы прошли инициацию?
Он провел пальцами по волосам и заговорил более любезным тоном.
– Полагаю, вас следует ознакомить с некоторыми стратегическими решениями, – сказал он.
– Я весь внимание.
И Киддер, развивая тему, стал говорить о том, что священное знание является культурной собственностью туземных народов. Все знания такого рода, которые попали в руки белых людей, были исторгнуты у аборигенов или обманом, или силой. И теперь их следовало депрограммировать.
– Знание есть знание, – возразил я. – От него не так-то просто избавиться.
Он со мной не согласился.
«Депрограммирование» священных знаний, продолжал он, означает следующее: нужно изучить архивы, где собраны неопубликованные материалы, касающиеся аборигенов, а затем вернуть все важные страницы полноправным «владельцам». Это означает, что авторские права нужно отобрать у автора книги и передать описываемому в ней народу; фотографии нужно возвратить изображенным на них людям (или их потомкам); звуковые записи – тем, чьи голоса на них записаны, и так далее.
Я слушал Киддера и ушам своим не верил.
– А кто же будет устанавливать, – спросил я, – кто именно является этими «владельцами»?
– У нас есть способы добывать такого рода сведения.
– Это ваши способы – или их способы?
Он не ответил. Вместо этого, сменив тему, поинтересовался, знаю ли я, что такое чуринга.
– Знаю, – ответил я.
– И что же такое чуринга?
– Священная табличка, – сказал я. – «Святая святых» аборигена. Или, если угодно, его «душа».
Обычно чуринга представляла собой пластинку с овальным концом, вырезанную из камня или древесины мульги, испещренную узорами, в которых представлены странствия героя Времени Сновидений, приходящегося Предком владельцу чуринги. Согласно законам аборигенов, ни один непосвященный никогда не имел права глядеть на такую табличку.
– Вы когда-нибудь видели чурингу? – спросил Киддер.
– Да.
– Где?
– В Британском музее.
– А вы понимали, что, глядя на нее, вы поступаете незаконно?
– Никогда еще не слышал подобных нелепостей.
Киддер сложил руки и смял пустую пивную банку: кла-ац! Грудь у него ходила ходуном, как у зобастого голубя.
– Людей убивали и за меньшие проступки, – заявил он.
Я с облегчением заметил Аркадия, который шел по лужайке в нашу сторону. На тарелке у него была горка капустного салата, а по подбородку стекала майонезная струйка.
– Я так и знал, что вы споетесь, – улыбнулся он. – Парочка говорящих голов!
Киддер растянул губы в тугой усмешке. Он совершенно несомненно притягивал к себе женщин. Возле нас уже давно нетерпеливо переминалась темноволосая девушка, явно сгоравшая от желания поговорить с ним. Теперь она воспользовалась случаем. Я тоже воспользовался случаем, чтобы убраться прочь и добраться до еды.
– Ты должен мне кое-то объяснить, – сказал я Аркадию. – Кто такой этот Киддер?
– Богатенький парнишка из Сиднея.
– Я имел в виду – что он делает для Движения борцов за земельные права?
– А, там он никто и ничто. У него просто есть свой самолет. Летает туда-сюда, доставляет сообщения. Вот и чувствует себя очень важным.
– Летчик-чурбан, – сказал я.
– Он неплохой малый, – возразил Аркадий. – Так я по крайней мере слышал.
Я взял еще немного салата, и мы подошли к Мэриан. Она сидела на коврике и разговаривала с барристером. На ней было другое платье – еще более линялое и обтрепанное, чем в прошлый раз, с узором из японских хризантем. Лохмотья шли ей. Лохмотья были ее стилем. Любая другая одежда, кроме лохмотьев, смотрелась бы на ней безвкусно.
Она подставила мне обе щеки для поцелуя и сказала, что рада, что я еду.
– Куда?
– В Миддл-Бор, – ответила она. – Надеюсь, ты правда едешь?
– А ты тоже?
– Я тоже. – Она искоса взглянула на Аркадия и сощурилась. – Я же не разлей вода с Великим Герцогом.
Она рассказала, что у женщин-аборигенок есть свои песенные циклы, а следовательно, и другие священные места, нуждающиеся в защите. Мало кто знал об этом до недавнего времени: дело в том, что женщины куда более скрытны, они неохотнее расставались со своими тайнами, чем мужчины.
– В любом случае, хорошо, что ты едешь, – улыбнулась она. – Будет весело.
Она познакомила меня с барристером:
– Брюс, это Хьюи.
– Как поживаете?
Он ответил на мое приветствие медленным наклоном головы.
У него было бледное продолговатое лицо, он четко и педантично выговаривал слова; а веснушки, очки в стальной оправе и хохолок мышиных волос на макушке придавали ему вид лучшего ученика в школе. Когда на него упал свет лампы, стали заметны морщины и усталость у него на лице.
Он зевнул.
– Не поискать ли нам стул, друг мой? Я больше ни минуты не могу стоять, а сидеть на полу я просто ненавижу. А вы нет?
Я нашел два стула, и мы уселись. Аркадий с Мэриан тем временем ушли куда-то обсуждать предстоящую поездку.
Барристер весь день был в суде – защищал чернокожего паренька, обвиняемого в убийстве. Завтра ему тоже предстояло провести весь день в суде. Он был родом из Новой Зеландии. Учился в частном учебном заведении в Англии, потом работал в адвокатуре в Лондоне.
Мы поговорили о деле Лосона, которое слушалось в суде Алис. Лосон был дальнобойщиком. Когда он, явно пьяный, зашел в бар при мотеле где-то на Равнине, хозяйка отказалась продавать ему спиртное. Тогда он снова вышел на свет палящего полуденного солнца, отцепил трейлер, а через двадцать минут на скорости 50 км в час въехал в тот самый бар, убив пятерых посетителей и ранив еще двадцать человек.
После этого происшествия Лосон скрылся в буше, а когда его разыскали, он утверждал, что ничего не помнит.
– Вы ему верите? – спросил я.
– Верю ли? Конечно верю! Мистер Лосон – человек очень симпатичный и правдивый, а его компания страшно нагружала его работой. А защищать его трудно потому, что он не был пьян: он находился под наркотиками.
– Под какими именно?
– Под амфетаминами, бедняжка! Он пять дней глаз не смыкал. Ведь все дальнобойщики, все до одного, буквально сидят на амфетаминах! Суют их в рот, как конфетки! Раз, два, три, четыре, пять, и – уууу! – только их и видели. Неудивительно, что он был слегка обторчанный.
– А в суде об этом говорилось?
– О пяти днях без сна – да, об амфетаминах – нет.
– Почему же?
– Немыслимо! Затрагивать тему амфетаминов и грузоперевозок? Просто не-допустимо! Представьте себе – начнется расследование. Ведь амфетамины – ответ Австралии на эти необъятные просторы. Без них страна просто заглохнет.
– Непостижимая страна, – сказал я.
– Да.
– Непостижимее, чем Америка.
– Конечно! – согласился барристер. – Америка же молодая! Молодая, невинная и жестокая. А эта страна – старая. Старая глыба! Вот в чем разница. Старая, усталая и мудрая. И всепоглощающая! Что бы на нее ни проливалось – всё всасывается.
Он махнул тонкой белой рукой в сторону здоровых, загорелых людей на лужайке.
– Поглядите на них! – сказал он. – Им кажется, что они молоды. Ничего подобного! Они старики. Они уже родились стариками!
– Только не Аркадий, – возразил я. – Аркадий совсем не кажется мне стариком.
– Арк – исключение, – согласился барристер. – Мне кажется, Арк вообще откуда-то с неба свалился. Но все остальные – старики, – продолжал он. – Вы когда-нибудь обращали внимание на веки молодых людей в этой стране? Это старческие веки. Ты будишь их – и они глядят на тебя испуганной ланью – на мгновенье! А потом снова становятся стариками.
– Может, дело в свете? – предположил я. – В Австралии солнце светит так ярко, что люди тоскуют по темноте.
– Арк говорил мне, что у вас множество интересных теорий относительно многих вещей. Я бы с удовольствием их послушал, но сегодня я слишком устал.
– Я тоже.
– Хотя это не значит, что у меня самого нет кое-каких собственных домашних теорий. Потому-то, наверное, я здесь.
– Я уже задавал себе этот вопрос.
– Какой вопрос?
– Что вы здесь делаете.
– Я сам себе все время задаю его, друг мой! Всякий раз, как чищу зубы, я спрашиваю себя об этом. Но что бы я делал в Лондоне? Устраивал бы жеманные вечеринки? Жил бы в уютной квартирке? Нет. Нет. Это совсем мне не подходит.
– Но почему вы именно здесь?
– Мне здесь нравится, – проговорил он задумчиво. – Тут отрешенность. Вы понимаете, о чем я?
– Думаю, что да.
– Отличное место для сумчатых, но только не для человека. Я про здешнюю землю. Люди здесь вытворяют самые неожиданные вещи. Вы не слышали историю про девушку-немку и велосипед?
– Нет.
– Очень любопытный случай! Симпатичная, здоровая молодая немка. Берет напрокат велосипед в магазине на Тодд-стрит. Покупает замок в магазине на Корт-стрит. Выезжает из города по Ларапинта-драйв и добирается до ущелья Ормистон. Затаскивает велосипед в ущелье – а это, если вы там бывали, сами понимаете, сверхчеловеческий подвиг. А потом, оказавшись черт знает где, она приковывает ногу к раме, ключ от замка выбрасывает и ложится жариться на солнышке. Любовь к солнечным ваннам, зашкалившая до предела! Испеклась до костей девушка! Испеклась!
– Жуть какая!
– Нет! – Он покачал головой. – Примирение! Растворение без остатка! Это тоже часть моей маленькой теории насчет Австралии. Но сейчас я вас не буду ею утомлять, потому что я в самом деле страшно устал, и мне уже давно пора в кровать.
– Мне тоже, – сказал я и поднялся со стула.
– Да сядьте же вы! – сказал он. – Почему вы, помы, всегда так торопитесь?
Он отпил вина. Мы еще минуту или две посидели в тишине, а потом он мечтательно произнес:
– Да, здесь приятно затеряться. Затеряться в Австралии… Здесь чувствуешь себя в безопасности.
Он вскочил на ноги.
– Вот теперь, – сказал он, – мне и вправду пора! Очень приятно было с вами побеседовать, надеюсь, мы когда-нибудь побеседуем еще. Спокойной ночи!
Он зашагал к садовым воротам, всем кивая по пути и всем желая: «Спокойной ночи!»
Я снова подошел к Аркадию и Мэриан.
– Ну, как тебе Хьюи? – спросил он.
– Большой чудак!
– Чертовски хороший барристер, – ответил Аркадий. – Весь суд на нем держится.
– Ну, я, пожалуй, пойду, – сказал я. – Ты оставайся. Я загляну завтра в контору.
– Нет, не уходи, – сказал он. – Тут есть один человек, с которым я хочу тебя познакомить.
– Что за человек?
– Дэн Флинн. – Он показал на бородатого аборигена.
– Тот самый отец Флинн?
– Он самый, – подтвердил Аркадий. – Ты о нем слышал?
– Да, – сказал я.
– От кого?
– От одного ирландца, отца Теренса.
– Никогда про такого не слышал.
– Неудивительно, – ответил я. – Он отшельник. Он советовал мне поглядеть на Флинна.
Аркадий запрокинул голову и рассмеялся.
– Все хотят поглядеть на отца Дэна, – сказал он. Пока не получают от ворот поворот. Если ты ему понравишься, то узнаешь много интересного. Если нет… ты сам поймешь.
– Да, – сказал я. – Я слышал, у него характер не сахар.