Глава 6
Мирра. Яркий запах смолы и земли символизирует связь двух миров: духовного и материального. Насыщенный, стойкий и уверенный, запах мирры символизирует постоянство и проясняет чувства.
Аллея платанов тянулась по правой стороне от края дороги, покуда хватало глаз, и, когда уже казалось, что этому не будет конца, резко обрывалась, чтобы воскреснуть на другой стороне. Деревья на площади Луи Лепена послушно повторяли контуры зданий. Немного поодаль, словно в знак протеста, виднелись взъерошенные кусты лаванды, мирта и розмарина, стоявшие на прилавках цветочного рынка.
Засунув руки в карманы, Каллен Маклин быстро пробирался по рядам к прилавку с розами. Его густые волосы намокли от дождя, челка прилипла ко лбу, тяжелые пряди спадали на лицо. Голубые глаза внимательно и холодно смотрели по сторонам. От глаз разбегались мелкие мимические морщинки, по щеке протянулся глубокий неровный шрам. Обычно Каллен производил на незнакомцев пугающее впечатление.
Он повернул направо, промчался мимо прилавков с лилиями, от которых шел тягучий карамельный запах, мимо едва приоткрывшихся тюльпанов и фрезий. Он приостановился, чтобы взглянуть на ведра, полные кремовых роз с желто-красными краями, и его лицо скривилось от отвращения. В одном из ведер виднелась охапка роз ядовито-синего цвета.
– Bonjour[7], Кайл, как жизнь? Помощь нужна?
Мужчина лет сорока вытер о фартук руки, испачканные землей. От продавца веяло показным спокойствием и благодушием, однако по взгляду бледно-голубых глаз было видно, что он не так прост.
Кайл не отреагировал на любезное приветствие и кивнул в сторону синего букета.
– Неужели кто-то покупает этот кошмар?
Мужчина почесал в затылке.
– Есть еще зеленые и золотые, хочешь взглянуть?
– Ты что, шутишь?
Продавец пожал плечами.
– Не так уж они и ужасны.
Кайл не ответил, ограничившись выразительным взглядом. Он отвел взгляд, не в силах выносить вид изуродованных цветов.
– Лилиана на месте? – в глубоком голосе Кайла слышалось нетерпение. Он говорил с легким шотландским акцентом.
Ламбер кивнул.
– Да, она на той стороне рынка, рядом с Луи. Где гибискус.
Кивнув в знак благодарности, Кайл в последний раз бросил на синий букет уничижающий взгляд и бодро пошел вперед. Ламбер проводил взглядом высокую фигуру, направляющуюся в самый центр рынка, и покачал головой.
«Мода диктует не только людям, но и цветам. Клиент хочет синие – продаю синие. Захочет зеленые – продам и зеленые», – бормотал он, возвращаясь на место. Ламбер посмотрел на сморщенные лепестки, отдающие металлическим блеском. «Хотя в чем-то Кайл, пожалуй, и прав», – подумал он. Через минуту продавец роз уже расплывался в приветливой улыбке: в его сторону направлялась дама с горшком ярко-фиолетовых петуний.
Кайл уже добрался до конца павильона, когда наконец увидел прилавки с черенками роз. Он принялся разглядывать цветы, тяжко повисшие на колючих стеблях. Издалека их было очень трудно отличить от плотных бутонов пионов. В горшках и пакетах красовались розы всевозможных оттенков: трепетно-алые и нежно-кремовые, розовые, красные… Только очень внимательный покупатель узнал бы розы в этих нежно склонившихся бутонах со слегка приоткрытыми лепестками. Они напоминали бокалы: розы «Клэр Остин». В воздухе парил тонкий запах мирры, и казалось, что прилавок окутан легким облаком чудесного аромата, что придавало нежному облику цветов еще больше выразительности.
Кайл долго разглядывал раскрывающийся бутон. Он протянул руку и наклонился, уткнувшись лицом во влажный цветок. Это было совсем не обязательно – его светлый и яркий аромат чувствовался повсюду. Но в прикосновении этих нежных жемчужных лепестков была какая-то удивительная чувственность. Прохожие с удивлением поглядывали на Кайла, но он не обращал внимания. Он привык замечать лишь то, что вызывало у него неподдельный интерес, ему не было дела до мнения окружающих.
– Кайл! – Навстречу ему шла молодая женщина. Каллен медленно распрямился.
– Приехал заказ? – спросил он, сразу принимая деловой вид.
Лилиана внимательно посмотрела на него и утвердительно кивнула.
– Спасибо за то, что поинтересовался, у меня все в полном порядке, да, я отлично выгляжу, впрочем, как всегда, – бросила она, прежде чем шагнуть за прилавок. Лилиана вернулась с большой коричневой коробкой. На девушке было легкое голубое платье с глубоким квадратным вырезом, за которое она получила сегодня немало комплиментов от клиентов и продавцов. Сегодня Маклин должен был прийти за заказом. Лилиана это знала, и, несмотря на прохладную погоду, решила рискнуть. Ради этого мужчины она готова была работать зимой в купальнике, лишь бы он заметил.
Но Кайл, кажется, не обратил внимания ни на вырез, ни на нее. Он просто подхватил коробку и протянул ей деньги. Лилиана печально смотрела на него.
– Сдачу оставь себе. На следующей неделе мне может кое-что понадобиться, – кивнул он.
– Если тебе нужна моя помощь, я готова на все, – сказала она.
Кайл промолчал и кивнул, давая понять, что ему пора.
– Спасибо, не стоит так напрягаться. Увидимся в следующую субботу.
Лилиана недовольно поджала губы.
Уже одно только имя Алена Ле Нотра наводило страх. Моник разгладила юбку. Она сидела в старинном, не слишком удобном кресле и отрешенно разглядывала стол, который в давние времена вполне мог украшать королевские покои, а теперь стоял здесь, в отделе кадров парфюмерного дома Ле Нотра. Стол красного дерева был покрыт инкрустациями и отделан перламутром. Зачем мужчине антикварная мебель? Довольно странный способ продемонстрировать свою значимость!
Моник встала и подошла к огромному окну. За окном раскинулось серое небо Парижа: город дремал под лениво накрапывающим дождем. Парижане сидели по домам, лишь несколько отважных туристов брели по пустым улицам, укутавшись в клеенчатые плащи и прижав к себе дорогие фотоаппараты. Моник разглядывала большие прозрачные капли, блестевшие на стекле. От волнения у нее урчало в животе. Если Ле Нотр передумает, что тогда?
Моник покачала головой. Хватит думать о том, что пока не случилось. Она становится все больше и больше похожа на мать! Моник вспомнила об Элене. Примет ли подруга ее предложение? Хватит уже вариться в собственном соку! Элене нужно больше гулять, больше общаться с людьми. А главное, ей пора уже принять себя! Цени Элена свой талант, она могла бы стать очень высокооплачиваемым парфюмером, работодатели боролись бы за ее услуги! Вот только Элена не любила, когда на нее обращали внимание.
Кому оно было нужно, так это Моник. Легко решать чужие проблемы, но как быть со своими? Моник снова вздохнула и расправила юбку, как вдруг услышала шаги.
– Господин Ле Нотр!
– Мадемуазель, рад нашей встрече!
Серые глаза Ле Нотра, обычно холодные, сверкали веселыми искорками. На вид ему было лет сорок. Он заботился о своем внешнем виде и был в прекрасной физической форме: подтянутый, мускулистый, Ален относился к тем мужчинам, для которых понятия «возраст» не существует. Такие мужчины знают, как справляться с реальностью, они находят выгоду во всем. Одним словом, перед Моник стоял высокий и элегантный мужчина с изысканными манерами.
«Бензоин, бергамот, ветивер, сандал, кедр. Бобы тонка», – Моник не знала, что на нее нашло, но знакомая композиция всплыла в голове сама собой. Да, Ле Нотр воспользовался ее последним творением. В этих мужских духах не было ничего особенного, такие мог бы составить любой. И все же…
Ален улыбнулся, обнажив ряд белых зубов. Моник подумала, что Ле Нотр казался таким красивым мужчиной благодаря загару и атлетическому сложению. «Наверняка у него есть яхта. Сто процентов, он ходит в море», – подумала она.
– Проходите, мадемуазель. Присядьте!
Он указал ей на маленький диван и сел сам. Моник и раньше встречалась с Ле Нотром. Он был блестящим собеседником.
– Мне нравится ваш стиль, – Ален улыбнулся и продолжил: – У вас поразительная интуиция! Вы умудряетесь создавать простые, и в то же время оригинальные ароматы по приемлемым ценам. Это то, что мне нужно. Я хочу отказаться от затейливых композиций – в них нет ни малейшего смысла. Мне нужна уверенность, энергия, действие. Здравый смысл, доступность. Вы справитесь?
– Я должна подумать, – тихо сказала Моник. Ее сердце так и рвалось из груди. Этот человек умудрился обратить ее недостатки в достоинства, найти ее сильные стороны. Моник была взволнована. Предложение Алена было так привлекательно, что она едва дышала от счастья. Она впервые видела человека, который похвалил ее за то, что она считала своими недостатками. Моник не верила собственным ушам.
Ле Нотр внимательно смотрел на нее, от него исходила энергия. В воздухе кабинета чувствовался аромат духов; он связывал собеседников невидимой нитью.
– Я думаю, что нам стоит подробнее обсудить ваше предложение, – пролепетала Моник, хотя теперь ее ответ прозвучал уже уверенней. Она расправила плечи и посмотрела Алену в глаза.
– Отлично, мадемуазель Дюваль. Давайте обсудим ваши обязанности.
Моник кивнула, стараясь не выдать себя. Ей хотелось кричать от радости.
– Я слушаю, господин Ле Нотр.
Кайл понимал, что, стоя во дворе под дождем, он выглядит смешно и нелепо. Он совсем промок, футболка и джинсы прилипли к телу, а на ресницах повисли мелкие капельки дождя. И все-таки ничего на свете не могло заставить Каллена покинуть свой пост.
Он огляделся по сторонам: дом обнимал внутренний двор стенами-крыльями, очертания подъездов терялись в темноте. Когда-то здесь было родовое гнездо богатых парижских торговцев.
Кайл держал зонтик над невысоким кустом. На конце колючей ветки виднелся набухший бутон, готовый вот-вот раскрыться.
Каллен закрыл глаза. Дождь капал ему на лицо, струи воды стекали по волосам, капли застревали в щетине. Он отряхнулся, стараясь не задеть розовый куст.
Кайл испугался, что обилие влаги может негативно сказаться на нежном бутоне. Пока что этот куст был единственным образцом нового вида и кто знает, как он мог отреагировать на такую погоду. Обычно Кайл высаживал пробные черенки в теплице, но этот куст стал исключением. Само его существование противоречило всему, о чем Кайлу доводилось читать. Эта роза игнорировала правила садоводства и гибридологии, и Кайл не хотел рисковать многими месяцами работы из-за дождя. Кусту было три года, и он еще ни разу не цвел.
Кайл наклонился, чтобы защитить бутон от порыва ветра, затем сел на мокрую траву. От нетерпения его била дрожь. Скорей бы утро! Дождь вот-вот перестанет, Кайл это чувствовал.
– Проклятье! – пробормотал он. – Хватит уже! Кончишься ты или нет?
Лабрадор по кличке Джон выскочил из укрытия и подбежал к хозяину.
Кайл улыбнулся и потрепал рыжеватую спину свободной рукой.
– Возвращайся домой, – приказал он. – Промокнешь.
Пес лизнул руку хозяина и потрусил домой, к своей подстилке.
Париж понемногу просыпался. Зашумели машины, и вскоре звуки большого города слились в единый непрекращающийся гул, так похожий на шум горного ручья. Огоньки окон слепли в ярких лучах рассвета.
Кайл знал, что очень скоро во двор явятся соседи. Он сжал зубы. Пусть лучше держатся от него подальше.
Он не раз замечал, как люди бросали на него любопытные взгляды, если он разговаривал с розами. Но ему не было дела до обывателей. Никто бы не осмелился смеяться над ним в открытую. Да и за спиной тоже. Когда в тебе под два метра роста и девяносто килограммов, в этом есть определенное преимущество. Да и шрам Кайла редко кого оставлял равнодушным.
– Привет, Каллен. Осмелюсь поинтересоваться, какого черта ты торчишь под дождем, охраняя розовый куст?
– Отвали, Бен!
– Тебе бы не помешало научиться держать себя в руках, – рассмеялся Бен и побежал по своим делам. Каллен ухмыльнулся.
Да пошли вы все к черту! Он и сам прекрасно знал, что выглядит полным идиотом с этим клетчатым зонтом. Его забыла мама, когда приезжала в последний раз. Придумала отговорку, чтобы поскорее вернуться. Но Кайл решил, что при первой же возможности отправит его по почте. Он отряхнулся и снова замер, уставившись на бутон.
Розовая полоса наконец-то протянулась по черному небу, и оно просветлело. Дождь поутих и почти прекратился: лишь изредка падали тяжелые капли. Казалось, что от мокрых кустов во дворе поднимался пар. Кайл вдохнул повисший в прохладном воздухе терпкий запах зелени и мокрого мха и снова уставился на розу. Он посадил несколько черенков, но уцелел только этот. Кайл возлагал на него огромные надежды, ведь большая часть его работы оказалась напрасной. Сначала черенок неплохо развивался, как вдруг стал чахнуть. Кайл решил пересадить его. Было довольно рискованно высаживать такой молодой гибридный куст в грунт, селекционер прекрасно это понимал. Но, несмотря на предупреждения энциклопедий, куст развивался, набирал силу, и скоро, благодаря усилиям садовника, роза окрепла и разрослась. Кайлу не терпелось увидеть результат многолетней работы.
Годы, которые он посвятил этой розе, словно слились в одно мгновение. Цветок распустится с первыми лучами солнца, и тогда все станет ясно. Зря он работал или не зря?
Наконец дождь прекратился. Небо прояснилось, подул холодный ветер. Кайл замерз. «Пока бутон согреется и раскроется, пройдет не меньше часа, – подумал он, закрывая зонт. – Чертово похолодание».
– Джон, я тебя понимаю, но нам придется еще немного подождать.
Каллен посмотрел на пса, виляющего хвостом у его ног, и снова на розу. Он готов был стоять так до тех пор, пока не увидит результата своей работы.
– Спасибо, вы свободны, – сказала Моник водителю, который раскрыл зонт и собирался проводить ее до входа в магазин. Таксист подождал, пока она скроется за дверью, и вернулся в машину.
– Bonjour, Филипп. Месье Монтьер у себя? – обратилась она к управляющему.
В ответ Филипп расплылся в улыбке.
– Мадемуазель! Вы снова в Париже! Чем нас порадуете?
Филипп Рено обожал свою работу и гордился ею. Он был неплохим человеком, хотя и отличался некоторым снобизмом. Обычно Моник не отказывалась от беседы с ним, но сейчас она слишком разволновалась. Она только что подписала договор с Ле Нотром и через несколько дней должна была приступить к работе в его лаборатории. Жак никогда ей этого не простит, Моник прекрасно это понимала. Ее увольнение поставит окончательный крест на их отношениях.
– Привезла вам кое-что из Флоренции. Ты уже в курсе? По-моему, очень оригинальное решение. Тебе понравится. А где Жак?
Филипп указал на дверь за спиной, и его улыбка сразу угасла.
– Господин Монтьер в лаборатории. Мне передать ему, что вы здесь?
«Ну разумеется, он сразу уселся за работу», – подумала Моник. Она посмотрела на Филиппа и покачала головой.
– Спасибо, я сама, – и она направилась в лабораторию.
Не постучав, Моник медленно открыла дверь. Она не стала переодеваться в халат и надевать сменную обувь: задерживаться в «святая святых» сегодня она не собиралась.
– Нам надо поговорить.
Жак холодно посмотрел на нее:
– Заходи, только держись подальше от стола. Я работаю над формулой, не перебей мне запах. Кстати, чем это от тебя пахнет? Не припомню у тебя таких духов.
Он даже не повернулся.
Моник посмотрела на Монтьера. После собеседования Ле Нотр подарил ей свою новую композицию, эти духи еще не поступили в продажу. От аромата будущей осенней коллекции веяло новыми перспективами, поэтому Моник сразу же решила им воспользоваться.
– Тебе не нравится? – спросила она.
Жак даже не потрудился ответить, он был сосредоточен на белом отрезке бумаги и сидел, прикрыв глаза. Моник прекрасно знала, что Монтьера интересует лишь прибыль, такой уж он человек. И все же ей было обидно. Она набрала воздуха в легкие и решила сразу перейти к делу.
– Не беспокойся, я ненадолго. Я просто хотела кое-что прояснить.
– Если это насчет твоего открытия, то знай, что я уже подписал контракт с производителем. Мы запускаем новую линию. Второй вариант тоже неплох, но первый в самую точку. Разумеется, ты получишь свои проценты.
Как ему удавалось каждый раз унизить ее? После слов Жака Моник часто чувствовала себя полным ничтожеством. Она перевела дыхание и набралась смелости для дальнейшего разговора. Жак наконец-то обернулся. «Подавись ты своими деньгами», – хотелось крикнуть Моник ему в лицо, но делать этого было нельзя. Тем самым она бы навсегда закрыла перед Эленой двери «Нарциссуса».
– Я уже говорила, что попросила флорентийскую подругу помочь мне подобрать новый парфюм. Это открытие – не моя заслуга.
Жак натужно засмеялся:
– И кто же твоя удивительная подруга? Кто этот гений?
Такой откровенный сарказм разозлил Моник не на шутку, и она решила сразу перейти к делу. В конце концов, Монтьер просто очередной подонок, для которого она ничего не значит. И без него ей будет только лучше.
– Я увольняюсь, Жак. Вообще-то я зашла попрощаться.
Реакции не последовало. В комнате надолго воцарилась тишина. Наконец, Жак повернулся к Моник и внимательно посмотрел ей в глаза.
– Тебе не кажется, что ты немного переборщила? Не думал, что ты такая обидчивая.
Он был в рабочей одежде, которую носил в лаборатории. Моник поразил его холодный взгляд, его лицо хранило сосредоточенное выражение. На столе перед Жаком стояли алюминиевые бутылочки с эфирными маслами, колбы и прочие инструменты. На стальной столешнице валялись бумажные воронки и пипетки разных размеров, а в центре стоял мерный цилиндр, в котором виднелась розоватая жидкость. Казалось, что Жак хочет что-то сказать, как вдруг он снова обратил взгляд на цилиндр, словно внезапно вспомнил нечто очень важное.
– Мне нужно закончить работу, а потом мы сможем поговорить.
Он склонился к столу и сделал в рабочем блокноте какие-то пометки.
Моник посмотрела на него и грустно улыбнулась.
– Всегда найдется что-нибудь поважнее, чем я, – прошептала она.
Несколько минут она молча стояла рядом. Жак повернулся к компьютеру, стоящему на соседнем столе, и ввел пароль. Он погрузился в чтение и изредка записывал что-то в блокнот.
– Прощай, Жак.
В тишине лаборатории раздавался только скрип карандаша.
– Я сейчас не могу разговаривать. Ты прекрасно это понимаешь.
Конечно, она понимала. Что она вообще себе вообразила? Неужели месье Монтьер мог поступить иначе? Моник с трудом сдерживала слезы. На нее накатило отчаяние.
– Заявление будет лежать у тебя на столе, – выдавила она и хлопнула дверью.
Возвращаясь по коридору обратно в торговый зал, Моник все же надеялась услышать шаги за спиной. Она мечтала, чтобы Жак побежал за ней, поговорил с ней. Перед последней дверью Моник помедлила. Пусть у него будет еще один шанс. Наконец, она толкнула дверь и оказалась в огромном и блестящем торговом зале, жужжащем голосами продавцов и клиентов.
Моник прошла к своему месту, кивнула коллегам, быстро собрала свои вещи и зашагала к выходу.
Жак смотрел на экран камеры видеонаблюдения, пока Моник не скрылась из виду. Когда она исчезла, Монтьер крепко выругался и упал в кресло, обхватив голову руками.
И это тоже испортилось…
Элена поморщилась и закрыла флакончик, от которого шел резкий и кислый запах. Она проверила около пятидесяти флаконов: все масла испортились. Откуда взять новые? Даже если бы она захотела, открыть лавку теперь было совершенно невозможно. Элена решила спуститься в подвал и проверить, не осталось ли там каких-нибудь материалов. Она сама не знала, зачем перебирает масла: до принятия решения было еще далеко. И все же вариант с лавкой нельзя полностью сбрасывать со счетов, никогда не знаешь, что может пригодиться!
«И все-таки это смешно, – с горечью думала Элена. – Кажется, я готова снова заняться парфюмерией, но теперь это невозможно. Нет материалов – нет и духов. Нет духов – нет денег». И как только ей пришло в голову снова подумать о парфюмерии? Неужели она готова открыть лавку только потому, что Моник попросила ее выбрать духи?
Элена вздохнула. Конечно, она немного погорячилась. Духи здесь ни при чем. Да и не из-за этого она в свое время забросила магазин. Думать об истинных причинах такого решения совсем не хотелось.
В сумке запищал телефон. Элена нажала кнопку и улыбнулась, увидев номер Моник.
– Как все прошло?
– Просто прекрасно. Но знаешь, теперь это уже не важно. Я перехожу к Ле Нотру! Это такой мужчина! Настоящий джентльмен. А у тебя какие новости? Как прошла инвентаризация?
Элена вытерла ладонь о фартук.
– Тут сплошной мусор, масла пропали. Осталось несколько духов, которые я сделала для гостиниц, да кое-что из старых бабушкиных запасов. Одним словом, ничего, что можно было бы продать.
– Духи столетней давности уцелели?
Элена подошла к шкафу черного дерева и толкнула створки.
– Да, бабушка хранила их в полной темноте, да и температура способствовала.
– Хочешь сказать, что спускалась в подвал?
В голове Моник слышался энтузиазм и легкое недоверие. Элена поспешила его развеять.
– Ты не представляешь, сколько тут всего. Некоторым инструментам, кажется, сотни лет. Пожалуй, мне лучше открыть музей, а не магазин.
– А формулы, формулы? Ты не нашла ничего нового?
– Нет. Ты же читала дневник вместе со мной, с тех пор в него никто не заглядывал. Идеальный аромат – это просто легенда, Мони.
– Ну, по дневнику так не скажешь.
– Мы прочли его от корки до корки и не нашли даже намека на то, где искать формулу, зато поняли, что Беатриче была одержима духами, как и все Россини.
Что правда, то правда. Подруги читали дневник Беатриче несколько раз и не нашли в нем ничего, что могло бы указывать на местонахождение уникальной формулы. Конечно, в дневнике иногда попадались непонятные знаки и символы, рисунки и даже стихи. Но в основном Беатриче писала о своей личной жизни, о неразделенном чувстве к богатому вельможе. История ее любви оказалась ошибкой и окончилась трагично. Беатриче любила так сильно, что в конце концов эта любовь превратилась в навязчивую идею, опустошив ее душу. Девочки поняли, что любимый мужчина Беатриче предал ее, но большего узнать не удалось.
Богатый клиент заплатил за духи Беатриче внушительную сумму, но не ответил взаимностью на ее чувства. Он заплатил столько, что Россини могла жить безбедно до конца своих дней, оставив потомкам неплохое наследство. Однако ей пришлось и самой заплатить за богатство немалую цену.
– Часто любовь толкает человека на безрассудства, – тихо сказала Моник.
– Я не эксперт в любовных делах. Каждый раз, когда я вспоминаю Маттео и Алессию, меня тошнит, а внутри абсолютная пустота. – Элена помолчала. – Ты знаешь, мне всегда хотелось иметь нормальную семью, мужа, детей, быть уверенной в завтрашнем дне. Мне скоро тридцать, я не могу ждать вечно. А теперь я снова одна. Даже работы нет.
– Потерпи! Надеюсь, ждать осталось недолго. Возраст – еще не повод цепляться за первого встречного, – возмутилась Моник.
Элена кивнула. Ей хотелось поскорее выйти из холодного и темного подвала.
– Все было не так уж плохо, когда бы не пара мелочей, – сказала она, прежде чем выключить свет и закрыть дверь.
Элена начала подниматься по лестнице, но внезапно почувствовала головокружение и остановилась.
– Да ладно! Подумать только, что каждое воскресенье ты была обязана обедать с его мамашей! – Моник поморщилась. – Глупая, недалекая, обидчивая, напыщенная тетка. У меня от нее мурашки по коже!
– Не напоминай! А как она на меня смотрела!
– На твоем месте я давно бы сбежала от ее сынка. У тебя с ним не было ничего общего. Не понимаю, как ты могла с ним жить!
Моник всегда говорила то, что думала. Элена присела на скамейку, чтобы немного отдышаться.
– Он так хотел детей! Говорил, что дети для него – главное. Для меня это было важно. А потом… даже не знаю… Не понимаю, как я могла так ошибаться!
– Послушай, хватит о нем, поговорим лучше о тебе. Ты поедешь в Грасс или нет?
Элена закрыла глаза.
– Ты же знаешь, что я не могу. По крайней мере, не сейчас. Я не готова.
– Тогда почему бы тебе не поехать в Париж? Мое место в «Нарциссусе» еще свободно. Если бы Жак знал тебя, как знаю я, он бы нанял тебя пожизненно.
Моник развалилась на кровати, держа в руке визитку Ле Нотра.
Элена нахмурилась.
– Ты серьезно? Потому что если это шутка, то неудачная. «Нарциссус» – это не просто магазин.
Моник задумалась.
– Если бы тебя взяли, ты бы согласилась на такую работу? Моя квартира в Маре свободна, ты бы могла там пожить какое-то время. В том районе довольно много итальянцев, а до меня двадцать минут на метро. Что скажешь?
Моник говорила так, словно уже была уверена в том, что ее план должен непременно воплотиться в жизнь.
– Даже не знаю. Словом… Мне нужно подумать. Я должна решить, что делать с домом, разобраться с делами…
Моник резко села на кровати.
– Элена, прошу тебя! У тебя будет новая жизнь, новая работа в Париже. Само собой, квартира не в лучшем состоянии, придется немного привести ее в порядок, поменять кое-какую мебель. Но смена обстановки пойдет тебе на пользу. Разобраться с твоими проблемами – это не неделя, не две, разберешься на месте.
Элена встала со скамейки. Вокруг была полная тишина, усиливавшая чувство глубокого одиночества. На Элену накатила тоска. Она представила себе узкие улочки Парижа в районе, где находилась квартирка Моник, старые дома, цветущие сады, музеи. В Париже у нее будет работа. Она снова сможет влиться в мир, из которого выпала на несколько лет, возобновить разорванные связи. Если все сложится, со временем она сможет открыть свое дело. Не сразу, через пару лет.
Но в ту же минуту Элена осознала, что лишь обманывает себя. Она не верила, что снова откроет магазин, это были только мечты. Но даже мечты – это уже цель, к которой можно стремиться.
В Элене произошла едва заметная, но решительная перемена. У нее появилось желание что-то делать, чего-то добиваться.
Когда она последний раз принимала какое-то жизненно важное решение? Элена поняла, что с недавнего времени у нее появилось чувство неудовлетворенности от того, что все ее решения носили чисто практический характер, никак не влияя на ее жизнь.
Да, надо ехать в Париж! Сменить обстановку, начать новую жизнь. Решено!
– Знаешь, Мони… Мне кажется, ты подала отличную идею. Вот только не знаю, справлюсь ли я с такой задачей. За последние годы в парфюмерии появилось столько всего, а я совершенно не в курсе дела.
Моник подошла к столу, на котором все еще лежала упаковка духов со стенда индийской компании.
– Достань билет до Парижа, с остальным я тут разберусь. Пришли мне номер рейса. Все будет отлично!
Моник положила трубку и поднесла к лицу белую бумажную полоску, все еще хранящую аромат духов. Она глубоко вдохнула и улыбнулась. Потом набрала номер.
– Я сейчас пришлю тебе резюме, пожалуйста, посмотри, – сказала она Филиппу.