Тайна Поющей скалы
В полутемном зале постоялого двора мне в рукав вцепился дряхлый старик.
– Я вижу, вы прибыли издалека, – прошамкал он, широко разевая беззубый рот, – а значит, обязательно должны посетить Поющую Скалу!
В каком-то смысле я не был обычным туристом. Три дня назад под гнетом случайного порыва я покинул палубу корабля, направляющегося в Зартан, и побрел по неведомому острову, желая увидеть все, на что стоило бы здесь посмотреть. Я не имел конкретной цели, ибо отправился в путь так давно, что цель путешествия начисто изгладилась из памяти.
– Поющая Скала, говорите, – усмехнулся я. – По правде сказать, я повидал уже достаточно мест с благозвучными названиями, которые в действительности не представляли из себя ничего примечательного…
– Тут вы не правы, – в улыбке оскалился старик. Он усадил меня за ближайший стол, затем жестом распорядился, чтобы подали хорошей выпивки. Я никуда не спешил, и потому готов был провести еще немного времени под этим сумрачным кровом из веток, обмазанных глиной, где воздух был расчерчен наклонными штрихами солнечных лучей.
– Поющая Скала – поистине дивное место! – протянул старик, глядя в пустоту за моей спиной. Его всклокоченная борода, напоминающая китовый ус, размеренно колыхалась в такт кивкам головы. – Вы наверняка полагаете, что повидали уже достаточно чудес – о, вы опытный путешественник, я вижу это. Но и мне довелось потоптать чужие берега, задолго до того дня, как я бросил якорь в здешнем порту. Я видел дальние моря и нехоженые острова. Я видел всевозможных дикарей, чьи нелепые обычаи любого джентльмена вогнали бы в краску или заставили выть от ужаса, подобно голодному псу. Я посещал острова, о которых хочется говорить без конца, и острова, о которых хочется молчать… Но нет на свете места прекрасней, чем Поющая Скала! Так утверждают все, кому довелось ее повидать. Там – крутой скалистый обрыв над морем, бушующим среди бритвенно-острых рифов, и холодные полузатопленные гроты, и камни столь причудливой формы, что невозможно поверить, будто неодушевленная природа выточила их… По вечерам же, едва солнце скроется за линией горизонта, каменные изваяния начинают петь – тревожные, ранящие душу ноты плывут над берегом, и эхом дробятся в неведомых черных гротах… Именно благодаря этому явлению Поющая Скала и получила свое название.
«Если все так, то я должен там побывать», – подумал я, а вслух сказал:
– Есть масса причин, по которым камень может петь. Скорее всего – мельчайшие дыры в скале, сквозь которые проносится ветер, издавая свист.
В ответ старик шутливо погрозил мне скрюченным пальцем. Потрескавшиеся желтые губы раскрылись, выпуская на волю сухой смешок:
– Я вижу, вы образованный человек, хе-хе… Другие твердят, будто в скалах обитают духи, неравнодушные к пению, или что это негодующе воют морские бесы, обращенные в камень солнечным светом. А вас не проведешь.
– Расскажите свои сказки кому-нибудь другому.
– Но вы знаете море. Неужели даже оно своей властью не вселило в вас веру в сверхъестественное?
Я изобразил на лице подобающую улыбку, ясно дающую понять, что я не намерен вступать в дискуссии относительно вещей, которые невозможно ни доказать, ни опровергнуть. Затем спросил:
– Как мне пройти к этой скале? Я хочу видеть ее перед тем, как покину ваш остров.
Во всех подробностях старик описал кратчайший путь, после чего я попрощался и вышел на улицу. Жара тут же начала лизать мои щеки, воздух дрожал и плыл потоками расплавленного золота. Пальмы стояли без движения, тени их изрезанных листьев были глубоки и темны. Не оглядываясь, я покинул деревню – жалкое сборище лачуг, построенных на сваях – и направился по тропе вдоль берега. Не имея ничего, кроме полупустой походной сумки, шагал я налегке. Откуда-то из глубины острова, из изумрудно-зеленых недр, рвались к небу суматошные вопли обезьян и трели тропических птиц, крупных и ярких, словно экзотические цветы. Все это я уже видел на других островах, и потому мысли мои невольно опережали шаг, стремясь как можно скорее достигнуть сказочной Поющей Скалы. «Если слова старика правдивы хоть в какой-то степени, то эта прогулка не будет напрасной», – размышлял я на ходу. Руководствуясь полученным описанием, я преодолел ветхий висячий мост через теснину, дно которой густо поросло кустарником, и, миновав очередную пальмовую рощу, вышел на берег. В тот же миг стало ясно, что Поющая Скала передо мной.
Это был относительно узкий клин, вдающийся в море на несколько десятков метров. Тут и там виднелись обломки красноватого камня, мягкого и пористого – некоторые куски торчали вертикально, как вышколенные привратники, другие лежали вповалку, громоздкие, словно туши китов. Внизу, метрах в десяти, океанские волны точили камень, вспарывая себе животы о кинжальные лезвия рифов. То и дело над краем обрыва взлетали белые клочья пены, порожденные лопнувшей волной. Не знаю, в чем было дело – возможно, в кособоких линиях вертикально поставленных скал – но перспектива казалась призрачной, размытой и туманной, словно ты – во сне, и видишь перед собой дрожащую панораму неведомой планеты.
Я сделал несколько шагов в сторону обрыва и прислушался: долгий заунывный ропот бродил внизу, как вопли привидений под сводами старинного замка. «Не иначе, шум прибоя заблудился в пещерах, пронизывающих скалу», – решил я, а затем бросил взгляд на небо. Солнце начинало клониться к закату, и камни вот-вот должны были затянуть свою песню. Осмотрев ближайшую скалу, я заметил, что вся она испещрена мельчайшими отверстиями, которые являлись результатом работы многих и многих лет неустанной эрозии. Значит, очередной миф развеян! «Ветер свистит в дырах, вот и все, – удовлетворенно подумал я, – обычный ветер. Как мало нужно, чтобы проросли зерна суеверий в умах невежд!»
Тогда я расположился на одном из поваленных камней в ожидании вечернего представления. Поверхность оказалась на удивление теплой, словно камень старательно вобрал в себя весь солнечный жар, щедро лившийся на него в течение дня. Потом я вытянулся во весь рост и стал смотреть в небо. Его прозрачная голубизна медленно сменялась фиолетовыми красками по мере того, как солнце уползало в свое ночное логово. Когда алый диск окончательно скрылся в волнах, я ощутил дыхание прохладного ветерка, а затем над скалой пронесся звон настолько тонкий, что казалось, будто он скользит между самими атомами воздуха. Стоячие камни действительно пели, и это было красиво – хоть и не являлось чудом.
От моего каменного ложа исходило расслабляющее тепло, мелодичный напев баюкал сознание. Я закрыл глаза и начал запоем думать об отстраненных вещах. Память испуганной серной скакала от одного образа к другому, пересекая пропасти сонного забытья. Мысль воскресила весь путь, проделанный мною через моря и океаны, сквозь леса и раскаленные пустыни, дышавшие прахом тысячелетий. Километры дорог привели меня на этот богом забытый клочок суши, невесть когда поднявшийся из черной пучины. Здесь всегда тепло и солнечно, здесь песчаные пляжи сверкают на солнце, как россыпи золота на дне пиратского сундука. Как здорово было бы остаться здесь навсегда!..
К этой мысли я потянулся всем разумом, погружаясь в сон. Не знаю, что вывело меня из сладкого оцепенения – может, это был звук, или тень звука, или само ощущение происходящего где-то поблизости движения. Как бы то ни было, я успел среагировать, резко перекатившись в сторону. На тот участок камня, где мгновение назад находилась моя голова, с треском опустилась огромная дубина. С трудом приходя в себя, я уставился на неведомого врага.
Им оказался верзила высотой метра в два, с непомерно широкими плечами и вытянутым торсом, что придавало его туловищу почти треугольную форму. Во всем его виде сквозило что-то первобытное. Верхнюю часть тела почти полностью скрывала грязная мешковина, не позволяющая рассмотреть лицо. На мощных кривых ногах поблескивала кольчуга. Я не знал, кто он и откуда пришел, но намерения незваного гостя были очевидны.
Не дольше пары мгновений смотрели мы друг на друга. Затем он сделал выпад, размахивая узловатой дубиной, и мне вновь пришлось увернуться. Револьвер, как на зло, остался в сумке, а сумка стояла с той стороны камня, где находился неизвестный. Выходило так, что последней моей надеждой был походный нож, который я тут же и рванул из-за пояса – лезвие блеснуло розовым, отразив на мгновение последний закатный луч.
Враг – кем бы он ни был – легко перемахнул камень, и начал приближаться с ужасающей медлительностью. Сквозь прорези в мешковине я видел лихорадочный блеск его глаз, в которых ясно читалась жажда убийства. Не было смысла прибегать к словам.
Тяжелая дубина взметнулась к небу и обрушилась, впустую рассекая воздух – по части проворности я превосходил соперника, имевшего надо мною столь же ясное преимущество в силе. Еще какое-то время мы, как хищные звери, кружили по каменистой площадке над морем, затем сцепились и покатились под уклон. Многокилограммовая масса тут же прижала меня к земле, в спину впились острые грани камней. И пока одной рукой я бешено противился железной хватке могучих пальцев, другой мне удалось нанести врагу удар ножом в бок. Да, этот удар был совершен из неудобной позиции, но все же достиг цели – впервые незнакомец нарушил тишину, и взвыл от боли голосом чуть менее диким, чем рев издыхающего льва. Мое горло освободилось от хватки, смятые легкие наполнились воздухом, а на груди я ощутил теплоту льющейся крови. Желая укрепить победу, я нанес еще один удар, который вышел куда менее удачным, ибо всего лишь вспорол неизвестному кожу на руке. В глазах сделалось темно от напряжения. С пугающей отстраненностью подумалось, что сознание может вот-вот покинуть мое изможденное тело – чудовищное перенапряжение сил застлало взгляд темным туманом, пронизанным мерцающими вспышками. К счастью, раненый враг ретировался. Я услышал грузное свистящее дыхание и шаги, тяжело удаляющиеся в сторону обрыва. Это было последнее, что коснулось моих ушей перед обмороком.
По-видимому, я находился без сознания не более нескольких минут. Солнце окончательно село, стихла и песня стоячих камней. Где-то в глубине острова раздался тревожный крик ночной птицы – как стон привидения – затем в зарослях, подступавших к скалистому уступу, хрустнула ветка. Это заставило меня напрячься и подняться на ноги, хотя я был уверен, что мой неведомый враг скрылся в противоположном направлении. Там, где чуть слышно плескалось успокоившееся к ночи море.
В кустах снова зашумело, послышался треск и шорох пальмовых листьев. Кто-то неуклюжий в спешке пытался скрыться, осознав, что выдал свое присутствие. К тому времени часть сил возвратилась в мое тело, и я без особого труда сумел настигнуть этого ночного наблюдателя. К моему удивлению, им оказался старик с постоялого двора. Едва я схватил его за плечо, как он тут же повалился на колени и принялся умолять, чтобы я сохранил ему жизнь. Его речи показались мне неуместными – лишь потом я сообразил, что все еще сжимаю в руке окровавленный нож.
– Признавайся, зачем подглядывал! Не то убью! Ну! – не имея дурных мыслей, я все же не смог сдержаться от угрозы – уж больно комично звучали его мольбы.
– Я должен был убедиться… – сквозь рыдания пролепетал он. – Убедиться, что все прошло как надо… А вы… Вы убили его! Теперь он умрет, потому что ни от кого не принимает помощи.
– Кого я убил? Кто умрет? Да хватит причитать, объясни же по-человечески! Смотри, я убираю нож. Теперь говори.
Сообразив, что ему ничего не угрожает, старик сумел совладать с собой:
– Я называю его Шкипер Джо… Я всегда мечтал, чтобы мой сын стал шкипером, да теперь уж не судьба. Он умрет, вы пробили ему сердце… Бедный, бедный Джо…
– Но он первым на меня напал. По правде сказать, только благодаря чуду я до сих пор жив.
– Да, он не любит чужаков, – скорбно вздохнул старик, – он вообще не любит людей. Но право слово, нам в деревне никогда не было от него хлопот. Иной пьяница или дебошир доставляет куда больше проблем, чем Шкипер Джо, клянусь вам! Однако по временам… В нем просыпается аппетит, доставшийся ему от матери. Тогда я заманиваю чужаков к Поющей Скале, и уж там малыш разделывается с ними по-свойски… Но кто без греха?
Вникнув в смысл сказанного, я едва сдержался, чтобы не отвесить старику хорошего тумака:
– Так ты, старая шельма, нарочно меня сюда заманил?!
Этот упрек он словно пропустил мимо ушей. Старик стоял на коленях, дряхлый и жалкий, и тихо бормотал:
– Зачем вы были с ним так жестоки? Теперь он умрет, Джо умрет, я видел, как из него хлестала кровь… Я всегда хотел, чтобы Джо остался с матерью, но его не приняли. Сколько же лет прошло?.. Теперь он живет в пещере, где старый пират схоронил свои сокровища…
– Значит, это твой сын? – спросил я, силясь уловить хоть какой-то смысл в словах старика. Достав сигарету и спички, чтобы успокоить нервы хорошей затяжкой, я замер в удивлении, едва только сера вспыхнула желтоватым огоньком. Спичка осветила мою грудь, залитую чужой кровью во время драки, и кровь эта блеснула радужными зеленовато-изумрудными переливами.
– Что за черт! – изумленно протянул я, выронив сигарету из раскрывшихся губ.
– Однажды наша шхуна достигла Островов Примирения, – сказал старик в пустоту. – Капитан все удивлялся, как можно было поставить один на один такие огромные камни?
– Старик, ты меня слышишь? – я потряс его за плечи, пытаясь вернуть из пучин прошлого ко дню сегодняшнему. – Какие к черту камни, объясни лучше, что за зеленая дрянь на мне?!
– Вы же его ранили, – был апатичный ответ, – в этом он похож на нас – если ранить, потечет кровь.
Тьма тропического острова словно шагнула ближе в этот момент. Спичка погасла, опалив мои пальцы. Возникло ощущение, что я стою на пути мчащегося паровоза – то была близость тайны, неохватной, как гора. Пересилив внезапное желание рвануть бегом в сторону деревни, я повернулся и побрел на звук океана. «Чего опасаться? – думал я, – нападавший, кем бы он ни был, смертельно ранен. Вероятно, к этому моменту он уже испустил дух. Но здесь что-то странное, право слово. Мне нужно разобраться…»
Старик, судя по звуку, поднялся с колен и побрел вслед, стараясь сохранять дистанцию. Тем временем из веток и пальмовых листьев я скрутил факел, вспыхнувший достаточно ярко, а затем приблизился к месту недавней схватки. Тут валялась брошенная коряга, которой орудовал нападавший, а среди камней блестели густые лужи зеленой жидкости. Этот отвратительный след уводил к обрыву, как путеводная нить, дальше – с уступа на уступ, пока не скрывался в черном проеме грота в нескольких дюймах над кромкой воды. Оставалось только дивиться, как этот здоровяк проделал столь сложный путь, не свернув себе шею? Осторожно, стараясь обойтись без резких движений, я начал рискованный спуск, освещая факелом сырую поверхность отвесных скал. Капли влаги оседали на моем лице, взлетая от разбивающихся волн; черные прибрежные рифы угрожающе торчали из воды, как плавники гигантских акул.
Достигнув грота, я поднял факел повыше, желая осветить самые дальние уголки, но каменистый проход убегал вдаль, во тьму. На полу блестели зеленые пятна – значит, Шкипер Джо действительно благополучно достиг своего убежища, не сорвавшись в море.
Сделав пару шагов вглубь пещеры, я оглянулся на фиолетовый проем выхода – интересно, последует ли старик за мной и сюда? Свободной рукой я взял наизготовку нож, сослуживший мне добрую службу, а затем цокнул языком, сообразив, что забыл захватить из сумки револьвер. Возвращаться за ним, снова карабкаясь по влажным уступам, не хотелось. Вероятнее всего, это был бы напрасный риск – с такой раной в боку мой враг вряд ли представляет хоть какую-то угрозу. Успокоенный здравыми рассуждениями, я зашагал вперед, в подземелье. Под ногами хрустели раковины моллюсков и рыбьи кости, тут и там из скальных щелей свешивались длинные ленты зеленых водорослей. Остро пахло солью. Вероятно, по временам это место целиком заливалось океанскими водами. Влажный воздух буквально дышал испарениями неведомых глубин.
Через какое-то время тоннель сделал поворот, затем сузился до ширины обычного дверного проема. Совершив еще пару шагов, я оказался в округлой пещере, где огонь факела мигом потерялся, едва достигая стен. На полу у входа валялась холщовая накидка с прорезями для глаз – очевидно, здесь она была Шкиперу уже не нужна. Ткань насквозь пропиталась зеленой жижей. Дальше, на противоположном конце пещеры, что-то сверкало, искрилось в лучах факела, а рядом темнела черная груда, имевшая человеческие очертания. Там, в углу, громоздились огромные прогнившие сундуки, наполненные золотом – золото было повсюду, россыпи золотых монет покрывали пол, изливались сквозь трещины раздавленных временем вместилищ. Там были и золотые кубки, и кольца, и серьги, и без числа драгоценных камней – но все это я разглядел лишь позже, спустя продолжительное время. А в первые минуты иное зрелище приковало взгляд – вид того, кто лежал поверх груды потемневших сокровищ, существа, сраженного случайным ударом. Его лицо больше не было скрыто мешковиной, и отвращение, какое оно могло бы вызвать при жизни, лишь усилилось теперь, когда тварь была мертва.
Я понял, что глупо было рассчитывать на иную развязку – зеленая кровь говорила сама за себя. То, что я изначально принял за кольчугу, покрывавшую ноги незнакомца, оказалось блестящей зеленоватой чешуей, уродливая треугольная морда напоминала рыбью. Водянистые глаза, точно вылепленные из придонной слизи, закатились, плоские выросты на месте ушей были приоткрыты, позволяя разглядеть красноватые недра жаберных щелей. Я стоял, склонившись над этой природной аномалией, не в силах отвести глаз, а в голове вдруг родилась мысль, что море мне противно.
Тем временем за спиной раздались шаркающие шаги – это был старик, отважившийся на спуск по влажным скользким скалам. В свете факела глаза его блестели, наполненные слезами.
– Я знал, что однажды этим кончится, – он присел возле распластанного урода и ласково сжал мертвую лапищу своими ладонями, – ему не было места среди людей, но и с матерью он уйти не смог…
– Как это может быть? – только и сумел произнести я. – Как такое вообще может существовать?
– Не вам судить об этом, вы ничего не знаете. Сейчас все не так, как раньше. Когда мы покинули Острова Примирения, она еще долго плыла вслед за шхуной. Но я не мог остаться… Не знаю, как она сумела отыскать меня месяцы спустя… В теплых водах их полно… Русалки. Мы видели их много, и одна сумела разбить мне сердце…
После этих слов голос старика опустился до едва различимого шепота, а вскоре и совсем стих. Когда же я тронул его за плечо, невесомое старческое тело повалилось на груду золота, и я понял, что старый моряк мертв. Он нашел себе последнее пристанище в русалочьем гроте, наполненном сокровищами, рядом с телом собственного сына.
Наутро я набил свою сумку драгоценностями, отобрав самые изящные на вид, и на первом же судне покинул остров. Я никому не рассказывал, что со мной приключилось. Поющая Скала до сих пор хранит свою тайну.