Онлайн книга Тропа, которую проложил я. Как найти лучшую работу на свете и почувствовать себя дома за тридевять земель. Карта ламонских троп (Иван Кузнецов, 2015)

Тропа, которую проложил я. Как найти лучшую работу на свете и почувствовать себя дома за тридевять земель (Иван Кузнецов, 2015)

Корректор Юлия Гомулина

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Сочинение на свободную тему – третья книга Кунави Писателя.

Издательство свободного человека.

Автор идеи, текста, оформления и дополнительных материалов – Иван Кузнецов.

Фотография на обложке: «Майское дерево» в Рунье, Ламон. Пролог: парк Сан-Пьетро, вид на Ламон и гору Валлацца. Эпилог: водопад Салтон. Главы-тропы с 1-й по 15-ю: Рунья, Ламон. Автор всех фотографий – Татьяна Кузнецова.

Книги на свободе: www.kunavithewriter.com

Для отзывов и предложений: kunavi@yandex.ru

Dedicato al paese di Lamon e alle sue frazioni in particolare a Rugna, e a tutti gli eroi di questo libro. Voi sapete chi siete, gente delle montagne.

(Посвящается Ламону и всем деревням в его составе, и в особенности Рунье, и, конечно, всем героям этой книги. Вы знаете, кто вы – народ гор).

Знаете, чем отличается книга-путешествие от книги-тропы? Первая – по Уайту (Кеннет Уайт – путешественник и писатель. – Прим. автора) – коллекция верст, своего рода культурный туризм (история, кухня, всего понемножку), вторая – странствие в буквальном смысле этого слова. Ведь когда пишешь, никогда не знаешь, куда забредешь! Книги-тропы не имеют ни начала, ни конца, это следы единой тропы, в которой пролог может обернуться эпилогом, а эпилог – прологом.

Мариуш Вильк

Карта ламонских троп

Пролог. Символы несвободы

Побег из Санкт-Петербурга. – Венеция – город свободных. – Случай на вапоретто. – В венецианском порту. – Работа и труд. – Трудовая книжка и ключи от съемной квартиры.

1. Звенящая тропа

Впервые в Италии и сразу в полицию. – Встреча в Падуе. – Бывшая школа – мой новый дом. – Первый рабочий день. – Прогулка по заснеженным Доломитам. – Местная кухня. – Спор на международном уровне. – Ламон: прошлое и настоящее. – Первые наблюдения и впечатления от Италии.

2. Тропа-призрак

Вид на жительство. – Знакомство с Ламоном. – Дела житейские. – Вид из окна моей комнаты. – Тайный обмен семенами. – Два дня без отопления.

3. Пастушья тропа

О холоде. – Сказочные горы. – Изучение окрестностей. – Заготовка дров. – Попытка покорения Арины. – Велосипедная рухлядь. – Дожди, дожди, дожди… – Овцы без пастуха. – На этот раз не было газа. – Печка для пиццы: начало работ. – Город и деревня. – Турне по местным школам. – Деревни в Коммуне Ламон. – Пешком по берегу Финского залива. – Старый дом полный секретов.

4. Тропа рассерженных собак

Еще раз о работе и труде. – Уроки итальянского в эмигрантской среде. – Одинокий горец. – С юга на север. – Фильм про альпинистов. – Первые мастер-классы с детьми. – О пользе жизни без интернета. – Под тосканской луной. – Пьяный Гагарин. – «Тропа Тоби». – Новая попытка покорения Арины. – Дожди не прекращаются…

5. Место, где сходятся тропы

Несколько правил поведения в горах. – По дороге Виа Клаудиа Аугуста. – Лучшая работа на свете! – День труда в Италии. – Теория противоположностей, или Ода ламонским барам. – Печка для пиццы: новые работы. – Очередное лингвистическое открытие. – Старт Джиро д’Италии.

6. Тропа, на которой легко потеряться

Факты о Доломитах. – Огород: начало работ. – Пилил и рубил дрова. – Алексей Болотов. – Школьная библиотека и старая кофемашина. – Конец уроков итальянского. – Мастер-классы с детьми: прогулка в лес. – Финиш Джиро д’Италии. – Как не потеряться в горах?

7. Высокая тропа

Тренировки. – Покраска стен и прочие художества. – Огород: посадка рассады. – Последний мастер-класс с детьми. – Ламон и Приветнинское. – Гостеприимство горных жителей. – Велосипедная философия. – Детский спектакль.

8. Тропа в одну сторону

Падуя – велосипедный город. – Нужны ли в горах деньги? – Любовь в библиотеке. – Печка для пиццы: продолжение работ. – Животные в Доломитах. – Заброшенная деревня Беллотти. – Ураган в Рунье.

9. Оленья тропа

Мистика. – Горы и их влияние на разум. – Огород: первый урожай. – Школа, как дом и дом, как школа. – Районы, кварталы и пригороды Ламона. – Гроза над Валлаццей. – Феста ди Сан-Пьетро. – Детская велогонка. – Жители Руньи. – Итальянский сленг. – Как растет фасоль, или О простых людях. – Печка для пиццы: окончание работ.

10. Лазурная тропа

Пассерелла. – Волонтерский лагерь. – Экскурсия в церковь Сан-Пьетро. – Будни в лагере. – Громкое происшествие. – Ночь в заброшенной деревне. – Каскат Салтон – самое красивое место в округе. – В ожидании ночного автобуса.

11. Тропа безумных велосипедистов

О велоспорте и хайкинге. – Маунтинбайк или шоссе? – Веломарафон Доломитов. – Велосипедные хитрости в горах. – Изобретение велосипеда.

12. Змеиная тропа

Отпуск во время отпуска. – Встреча с почтальоном, или О жизни без денег. – Фотоконкурс. – Интересные находки. – Любимое средство передвижения.

13. Недюжинная тропа

Печка для пиццы: работы не прекращаются. – Праздник фасоли в Ламоне. – Горная болезнь. – Странственник. – Олимпиада-80. – В школе полно народу. – Старые надписи на старых камнях.

14. Тропа зеленых камней

Вернулись дожди. – Путаница в номерах. – Вдоль протока Сенайга. – Ламонские древности. – Мастер-классы с детьми: кулинарные курсы. – Муравьи Фабио Веттори.

15. Ягодная тропа

Райские пастбища. – Лучшая работа на свете: итоги. – Прощание с Валлаццей. – Прощание с друзьями. – Прощание с Копполо. – Прощание с Ламоном. – Последние мастер-классы с детьми. – Сбор урожая. – Генеральная уборка. – Прощальная велопрогулка, или Квинтэссенция впечатлений. – Ладины и ладинский язык. – Легенды Доломитов.

Эпилог. Свободный человек

Рассказ о том, как 12 человек играли в самую глупую игру на свете. – Что стало с героями этой книги? – Какой будет моя следующая тропа?

Пролог. Символы несвободы

28 февраля 2013 года. Я сижу на бордюре в венецианском порту, прямо у воды, недалеко от станции вапоретто Санта-Марта, и гляжу на то, как на асфальте догорает моя трудовая книжка. Порывистый весенний ветер то и дело гасит пламя, и мне приходится поджигать ее снова и снова. И если со страницами я еще как-то справляюсь, то обложка не хочет гореть ни в какую. Как будто специально сделана из огнеупорного материала – чтобы нельзя было уничтожить. Прохожие обращают на меня внимание. Со стороны я похож на нелегального эмигранта, который только что сошел с корабля, или даже тайком пробрался на берег, проделав, может быть, последние метры длинного и утомительного путешествия вплавь, и уничтожает документы. Это не так. В Италии я на абсолютно законных основаниях: по волонтерской визе. В Венеции второй день.

Уезжать из Санкт-Петербурга было сущим кошмаром! Последние пять дней я провел, бегая по магазинам, почтовым отделениям, банкам… был даже в ателье, где штопал одежду, и в оптике, где покупал сразу две пары новых очков (одни запасные), так как думал, что уезжаю из России надолго, если не навсегда. Утром в день отъезда, а вернее будет сказать, самого настоящего побега (из съемной квартиры), я все еще не решил какие вещи брать. Одежду гладил и складывал в последние два часа перед отъездом. В сумки поместилось далеко не все. За почти три года, что я прожил в этой квартире, вещей накопилось достаточно: книги я оставил на буккроссинге, одежду сдал в комиссионку, а подарки, которые хотел взять с собой, подложил под дверь соседям – подарок. Вечер провел в городе (странные ощущения: родной город, а жить уже негде) и все еще доделывал разные дела. Ночь в аэропорте Пулково.

Оба перелета были захватывающими. Сначала красивый рассвет: треть неба почти черная, треть синяя, между ними оранжево-красная полоска света. Прибрежные города вдоль Балтийского моря медленно гасли, в то время, как солнце разгоралось все сильнее. В Германии была пересадка. Потом самолет приближался к зловещей каменной стене. Альпы! Огромные цепи гор: черные, покрытые снегом. Прямо посреди гор – рукотворные ландшафты: города, сетки дорог… Картина неземная – как будто летишь не на самолете, а на космическом корабле и приземляться собираешься не в Венеции, а на Венеру. Это был мой первый полет над горами. Всю Венецию тоже видел из самолета.

Венецию с континентом соединяет длинный мост (Мост свободы), по которому ездят и машины, и поезда, и даже велосипедисты – как леска удочки, на которую попалась рыба – острова Венеции. Сравнение не мое – Петра Вайля. На Венецию я смотрел и буду смотреть его глазами. По-русски лучше него про Венецию никто не написал. «Венеция – это рыба» – книга Тициано Скарпа тоже пришлась кстати, пока я убивал остатки бесконечного дня в книжном магазине перед поездкой в аэропорт. Там главы так и называются: «Глаза», «Уши», «Руки», «Ноги», «Рот», «Нос» – то есть в соответствии с частями тела и чувствами. Автор предлагает не только разглядывать Венецию, но и, что более важно, слушать, щупать, ходить по ней до появления мозолей, нюхать город, каким бы зловонным он иногда ни был…

Следующие два дня провел в городе. Хотел остановиться в отеле «Алла Салуте», где останавливались Эзра Паунд, Ален Гинзберг и другие знаменитые поэты и писатели, но выбрал в итоге «голову рыбы» (а не «ж…») – отель под названием «Универсо э Норд» («Вселенная и Север»). Не знаю, знаменит ли чем-нибудь (кем-нибудь) этот отель, нашел случайно, привлекло название – последний кусочек родины уже на чужой земле. Север, русский север, Финляндию, Скандинавию я любил всегда, но перед самым отъездом увлекся севером с особым энтузиазмом. «А оттуда и до космоса недалеко», – пишет Мариуш Вильк – польский автор, проживший последние двадцать лет на русском севере. Отель находится на соседней с вокзалом Санта-Лючия улице – довольно оживленной, которая сразу стала моей любимой. Вот так: достаточно первый раз прилететь в город, доехать из аэропорта в центр, дойти от автобусного терминала до железнодорожного вокзала, поселиться в отеле, прогуляться по улице, на которой он располагается, – и сразу влюбиться в нее. И ходить никуда не нужно. Начинается она с сувениров и дешевой пиццы, переходит в овощные ряды, что уже интереснее, а заканчивается первым в мире гетто (да, первое гетто появилось в Венеции). Впрочем, это уже не одна улица, а несколько кварталов. Не суть важно.

После небольшого происшествия в номере – пока разбирался с дверьми тесной душевой кабины, номер оказался полностью затоплен – вышел в город. И уже через десять минут заблудился. Хотел взять карту в туристическом бюро рядом с вокзалом. В других местах они бесплатные. Но это Венеция – здесь 2,5 евро. Это тоже не важно. Карта в Венеции – самая бесполезная вещь. Дольше будешь разбираться, как пройти куда-то – проще спросить или попытаться найти дорогу наугад. А лучше всего иметь целый день без каких-либо дел и важных встреч и просто бродить по городу… или блуждать. Улицы вывели меня на Сан-Марко – главную площадь Венеции. В толпе туристов мне хватило пяти минут, и я поспешил обратно.

Вечером я должен был встретиться с Марселло, знакомым по переписке, хотел разузнать у него про систему железнодорожного транспорта в Италии, а заодно попросить помочь купить билет до Падуи. В Италии много разных видов поездов – не сразу разберешься. Он работает на вокзале Санта-Лючия, на строительных работах, а заодно помогает незадачливым туристам. Живет в Местре – пригороде Венеции. Но на обратном пути я тоже заблудился. Пришлось добираться на вапоретто – теплоходах или водных автобусах – единственном, если не считать гондол и паромов, виде общественного транспорта в Венеции. Думал, что они ходят быстро, а оказалось – медленно, со множеством остановок. Автобус ползет по водной глади не торопясь, покачивается из стороны в сторону, прицеливается, прежде чем причалить к станции… Чтобы пройти по всему Канал Гранде (Большому Каналу), требуется не меньше сорока-пятидесяти минут.

Все, что пишут о вапоретто в книгах, – чистая правда. Кого только не встретишь, пока стоишь на палубе. Можно пройти внутрь под крышу и сесть, но настоящие путешественники стоят в толпе людей, чтобы слегка потолкаться, послушать местный говор, так же как и языки всего остального мира (опять Вайль). Рядом со мной стояли, в частности, четверо англичан: двое мужчин и две женщины. Первый был очень колоритным: упитанным, если не сказать толстым, в темно-синем дорогом пальто и шляпе в тон, с красным шарфом, завязанным по-модному, на переносице очки в позолоченной оправе. Второй по сравнению с ним, как бы специально подчеркивая опрятность первого, выглядел неряшливо. Женщины были в шубах – не отличишь одну от другой. Все четверо обсуждали Мозамбик! Брат этого толстяка работает в министерстве культуры Мозамбика. Так же полушутя они говорили про Гватемалу, Мадагаскар и прочие подобные страны. Такое ощущение, что колониальные времена не прошли, и белые продолжают вершить судьбы «третьего мира». В XXI веке. В Венеции. На вапоретто. Между делом. По пути в роскошный отель в одном из многочисленных венецианских палаццо (дворце), на остановке рядом с которым они и сошли. С Марселло я так и не встретился, потому что опоздал на полчаса – он меня не дождался.

Утром я пошел гулять по противоположной части города – районам Дорсодуро и Санта-Кроче и на обратном пути зашел в порт. Люблю портовые города, не люблю города на реках. Речные города тоже бывают портами, но реки большим открытым водным пространствам явно проигрывают: Санкт-Петербургу и Финскому заливу или Хельсинки и Балтийскому морю – моим родным городам (и морям), Сан-Франциско или Нью-Йорку – где был. По сравнению с Санкт-Петербургом в Москве нет воды, так же как нет ее в Нижнем Новгороде. В портовых городах дуют ветра, воздух всегда свеж – дышится легче. А какой ветер с реки? Пусть даже такой широкой и полноводной, как Волга. Другими словами, в портовых городах я чувствую себя свободнее. Реки – сковывают. Потому что сами скованы берегами. И если подумать, то порты всегда олицетворяли собой путешествия, эмиграцию, новые земли и свободу.

Я думал об этом, пока горела моя трудовая книжка. Я покинул один портовый город, который, впрочем, стал для меня слишком душным, шумным, большим… И гуляю теперь по другому. Страницы сгорели. Все, кроме последней, на которой напечатаны правила пользования сиим документом. Обложка так и осталась целой. Что было внутри? Ничего интересного… Шесть лет я проработал обычным клерком, меняя места работы примерно раз в год. Отовсюду меня уволили. Исключение составляют только первая и последняя работы, с которых я уволился сам по причине переезда: сначала из Нижнего в Санкт-Петербург, потом из Петербурга в Италию. Но клерк из трудовой книжки перестал существовать. Помимо этого у меня были и прочие работы и подработки, которых было не так уж и много, поэтому приведу их полный список:

– продавец в магазинах,

– мойщик посуды в ресторане,

– кухонный работник в сети быстрого питания,

– уборщик помещений и номеров в мотеле,

– разменщик монет в зале игровых автоматов и наладчик (непутевый) этих же автоматов,

– работник типографии,

– уборщик снега и кольщик льда на тротуарах (моя любимая),

– разнорабочий на ремонте квартиры,

– оператор на компьютере,

– курьер по городу,

– а также стендист на шести выставках.

Точных мест не называю. Разве только кто-то из моих бывших работодателей читает сейчас эти строки. Тогда передаю большой привет! Из всех этих мест меня тоже уволили. Где-то я проработал всего один день, где-то и целого дня не вышло. В таких случаев мне ничего не заплатили – просто я сам не пришел на следующий день на работу – получается, работал бесплатно. Впрочем, достаточно. Я не собираюсь описывать свою рабочую биографию. Ничего скучнее придумать невозможно.

Все!

Хватит!

Наработался!

Но это не значит, что я лентяй. Жизнь как таковая не предполагает безделья. Я люблю трудиться. «Трудиться», как можно понять из самого слова, – делать что-то трудное, прилагать усилия. Это и есть та деятельность, к которой должен стремиться человек. Что такое работа, все мы прекрасно знаем. Что я понимаю под трудом? Так называемое «возделывание собственного сада», то есть труд на своей земле, обустройство собственного дома, помощь соседям по улице… Творчество, любой вид творчества – труд в чистом виде. Но не все так просто. Труд имеет свойство превращаться в работу. Пример: писатели (художники, музыканты), связанные жесткими условия контракта, которые штампуют свои работы, как на конвейере. Они не трудятся, а работают. Точно так же обычные профессии могут быть трудом, если работа нравится и ты видишь в ней смысл или даже призвание.

Признаюсь, сам я пока не до конца разобрался в этом вопросе. Но хочу разобраться. Для этого я бросил свою последнюю работу, для этого бросил съемную квартиру, не сказав об этом ее владельцам – просто взял и исчез (заплатив причитающееся). Просто уж очень хотелось откуда-нибудь сбежать. Я и на работе хотел взять отпуск и не вернуться. Но это была лучшая работа в моей жизни. Сам удивляюсь, что это говорю. Для этого я отправился в Италию, чтобы провести следующие восемь месяцев – с марта по ноябрь – в небольшой деревне под названием Ламон в Доломитовых Альпах, работая волонтером в местной экологической организации, назовем ее «Гринписом», которая держит в Ламоне образовательный центр. В горах я никогда не был. И это тоже вопрос для меня. Но об этом дальше… На это у меня есть целая книга.

Я хочу досказать о символах… Если вы поняли, к чему я клоню… Все последние дни в Питере я бегал как сумасшедший, доделывая разные дела и готовясь к побегу. Идея сжечь трудовую книжку, чтобы никогда больше не возвращаться к работе, по крайней мере, таким образом, каким это было раньше, пришла мне в голову задолго до того, как я сжег ее в порту. Сначала я хотел сжечь ее сразу после того, как получу обратно: возле здания завода или на набережной Черной речки, где я обычно гулял в обеденный перерыв. Но на радостях поспешил уйти с работы. Потом я хотел сжечь ее возле своего дома, и когда уже вышел по делам, прихватив с собой книжку, то понял, что не взял зажигалку. Та же история с ключами от квартиры. Так как убегал я тайком, то ключи были со мной до последнего. Я хотел отдать их соседям, хотел бросить в почтовый ящик, но так получилось, что, сам того не желая, взял с собой в Италию и ключи, и трудовую книжку. И только сидя в порту понял, что эти два предмета и были символами моей несвободы! То, что мертвым грузом сковывало меня в Санкт-Петербурге все пять лет, что я там прожил.

Я работал, чтобы оплачивать квартиру – арендная плата съедала почти половину зарплаты. И не мог бросить квартиру и работу дольше, чем на отпускные две недели, ведь потом пришлось бы заново искать и то и другое – нет занятия хуже! Замкнутый круг. Будь у меня свой дом, я бы хоть что-то зарабатывал. А так, считай, работал почти задаром, перекладывал деньги из одного чужого кармана в другой. В этом ли смысл жизни? Сколько раз я пытался изменить ситуацию, но иногда бывает проще собраться в путешествие в другую страну, в другой мир, чем переехать с одного адреса на другой в пределах одного города или найти новую работу. Конечно, никто меня не отпускал. Для этого пришлось сбежать.

Ключи от квартиры я утопил в бирюзовых водах венецианской лагуны несколькими часами ранее, когда плутал по городу и вышел на Сан-Марко. Бросил в воду между двух черных гондол, которые – по Вайлю – точно как гробы. Один символ похоронил. Со временем (это произойдет довольно быстро) соленая морская вода разъест металл и от ключей не останется и следа – только мои воспоминания о них. Второй символ пусть и не сгорел целиком – главное было уничтожено: записи моей «трудовой» истории: кем, где, когда, как долго, почему, печати-подписи.

Остатки трудовой книжки я не стал бросать в воду, чтобы не увеличивать мусор, которого в лагуне и без того хватает, а свернул в трубочку и воткнул в отверстие в одном из металлических столбиков с открытым верхом, установленных вдоль причала. Так что со временем, после двух-трех дождей, книжка обязательно истлеет. Похоронил второй.

Уже после, насладившись действом и надышавшись ветром, уходя из порта дальше по направлению к Пьяццале Рома и железнодорожному вокзалу (по пути там, кстати, отделение полиции – эмигрант!), смотря на растущие вдоль набережной деревья, я поймал себя на мысли, что было бы во много раз более символично (раз уж речь идет о символах) закопать ключи и остатки трудовой книжки под одним из этих деревьев, положив предварительно для сохранности в полиэтиленовый пакет, запомнить, под каким именно, сосчитать шаги, может быть, даже нарисовать карту, чтобы знать, куда бы меня ни занесло мое путешествие в поисках свободного труда, что есть город на земле, в котором хранятся символы моей несвободы. И город этот – Венеция. Город, вольнодумству жителей которого на протяжении всей его истории завидовали другие города и даже целые страны, а теперь освободивший и меня. Это давало бы мне возможность всегда вернуться в этот город, отыскать этот пакет под отмеченным на карте деревом и взглянуть на цепи и на бухгалтерскую книгу, которые когда-то сковали меня и от которых я наконец освободился. В голову пришла еще более странная мысль: а может быть, и вовсе не стоило сжигать трудовую книжку, ведь куда более символично было бы посмотреть на даты-названия-места-печати-подписи, чем на пустой документ лишь с одним уцелевшим листом.

Но мгновение спустя – один или два шага, один или два порыва ветра – я понял, что сделал все именно так, как должен был. Не должно быть никаких символов! По этой же причине мне всегда казалось странным существование всевозможных музеев подневольного труда, коими полон американский юг.

Музеи – определенно дело рук власть имущих как напоминание о том, что одни всегда будут считать себя выше других. Пусть знание об этом сохраняется в книгах. Например, в такой книге, как эта, где писатель, путешественник, волонтер – другими словами, трудяга (в моем понимании от слов «трудиться» и «бродить» / «бродяга»), а самое главное – свободный человек, пытается проверить на собственном опыте, возможен ли свободный труд как таковой или мы обречены на вечную работу, строя музеи самих себя – рабочих, придумывая все новые и новые символы своей несвободы.

Обо всем этом и повествует эта книга – первая в цикле «Рассказов трудяги», назовем его так.

1. Звенящая тропа

Отправление: церковь Сан-Даниеле.

Объекты на пути: холм Сан-Пьетро, Ригой.

Прибытие: площадь 3 Ноября.

Уровень сложности: простой.

Время в пути: 1 час.

Протяженность: 1 километр.

Перепад высот: 40 метров.

Характер местности: легкая прогулка, панорамные виды.

1 марта

Приключения начались сразу. Вечером того же дня я поехал в Падую на встречу с другими волонтерами из нашей группы, откуда мы должны были отправиться на машине в Ламон. На вокзале Санта-Лючия ремонт, ужасный шум. Только с третьей попытки купил билет: автомат по продаже билетов то и дело отказывался работать. Поезд опоздал. Затем ехал медленнее, чем должен был. Я почувствовал неладное, но не волновался, потому что был предупрежден заранее – в Италии это случается часто. В итоге проехал остановку Кастельфранко-Венето – пересадочный пункт между Венецией и Падуей. Выскочил на безымянной остановке, посмотрел вслед уходящему поезду и только через минуту-другую понял, что забыл в поезде сумку с компьютером: две схватил, а третью оставил. Она лежала на верхней полке. Стою один на пустом перроне. Италия…

В Падуе меня ждало десять человек. Денег на телефоне нет – позвонить не могу, даже отправить смс-сообщение. Вернуться обратно – не проблема, нужно только дождаться поезда в противоположном направлении, пересесть в Кастельфранко, но остальные волонтеры максимум через час уедут. Как я буду добираться до Ламона? А черт его знает… Я даже не знаю точно, где он находится. Где-то в горах… Нужно было обязательно позвонить.

Рядом со станцией я обнаружил парковку и стал просить у прохожих телефон. Сначала у женщины, которая возвращалась из магазина. Телефона у нее не оказалось. Потом у мужчины, который выгуливал собаку. Он тоже не взял с собой телефон. По-английски никто не говорит. Вообще ни слова! Спустя какое-то время вернулась женщина. Нашла телефон! Я попросил ее набрать нужный мне номер. Поговорил с Мартой, координатором нашей группы, объяснил, что пропустил остановку и попросил дождаться меня в Падуе. Вернул телефон моей спасительнице. Без единого слова по-итальянски или по-английски (объяснялись языком взглядов и жестов) мы нашли общий язык и уже спустя мгновение обнимались и целовались. С собой из России я взял несколько сувениров, как раз для таких случаев, в том числе несколько матрешек. Знаю, глупо. Никогда раньше этого не делал. Но в этот раз почему-то захотелось. Подарок ей понравился и она сказала, что никогда меня не забудет. В ответ я сказал тоже самое и еще раз поблагодарил за помощь. Таким было мое первое общение с итальянцами.

Одна проблема была решена. Оставалась вторая – сумка. Насчет потери компьютера я не сильно переживал. Он был старым и тяжелым. Где-то в глубине души я даже был рад от него избавиться. Все ценное я сохранил на отдельном носителе. Я всегда так делаю во время путешествий – на случай потери компьютера. И вот это произошло. Но в одном из карманов сумки лежала распечатка моего личного дневника за последние пять лет, так сказать, «Петербургский период», и открытки от друзей по переписке со всего мира. И то и другое было для меня очень ценно. «Вряд ли какой-нибудь итальянец, найдя мой дневник на русском языке, станет его переводить, скорее просто выбросит», – подумал я. Но и представлять обратное не хотелось. Решил, что по прибытии в Падую обращусь в бюро находок. Нужно было придумать, как объяснить ситуацию.

Первый раз в жизни мне пришлось воспользоваться карманным разговорником, который я купил в день отъезда в Доме книги на Невском. Тоже никогда раньше этого не делал. Думал, что это бесполезная вещь: скажешь два слова, а то, что услышишь в ответ, все равно не поймешь. Но разговорник мне пригодился. В нем я нашел фразу «Я потерял сумку», переписал на станции номер поезда, на котором ехал, а дальше просто нарисовал на листе бумаги картинку: сумка – компьютер – конверт А4 (с дневником) – конверт А5 (с открытками) – провод от компьютера и компьютерная мышка – футляр от очков. Номер контактного телефона Марты и адрес волонтерской организации. Через тридцать-сорок минут приехал обратный поезд, и я вернулся на одну станцию назад.

Как только оказался в Кастельфранко, в голову пришла гениальная мысль: чем терять время и обращаться в бюро находок в Падуе, я пошел прямиком в отделение полиции на станции. У меня было немного времени в запасе. Показал бумажку. К счастью, один из полицейских, а всего их было двое, дежуривших в тот день, говорил по-английски (и говорил довольно хорошо). Кроме того, был в Санкт-Петербурге в начале 90-х. Мы сразу нашли общий язык: «Руссиа», «Эрмитаж», «коммунисто»… Он позвонил куда-то и уже через две минуты мою сумку искали непосредственно в поезде. Шанс найти пропажу был: один процент из ста. Полицейский так и сказал. В «мафиозной» Италии бесхозные вещи долго не залеживаются, особенно техника. Но у меня было хорошее предчувствие. С того момента, как я выскочил из поезда, прошло чуть больше часа. «Сумка, должно быть, еще лежит на своем месте», – думал я. Пора было снова ехать. Мы попрощались, и я отправился в Падую, на этот раз в нужном направлении.

Когда объясняли детали встречи, предполагалось, что на станции будет растянут большой флаг с эмблемой волонтерской организации, чтобы найти друг друга. В результате меня встречали прямо на перроне (кстати, слово «перрон», как-то не вяжется у меня с заграницей, скорее платформа, так же как, впрочем, и вокзал – скорее станция), так как ждали уже два часа. Хесус – один из волонтеров, написал мое имя еле заметной ручкой на пустом подарочном пакете местного сотового оператора «Уинд» – купил телефон. Внутри был чек и пустая бутылка из-под воды. Очень трогательно. Нет, серьезно. Никто никогда меня раньше так не встречал – чтобы с именем. Часа два – было уже темно – мы ехали в Ламон. По дороге знакомились. Я рассказал историю про сумку. Всем понравилось. Где-то на полпути до Ламона позвонили с радостной новостью – нашли мою сумку! Я хоть и старался не думать о ней, но все равно переживал. Читал о том, как писатели теряли рукописи и никогда их больше не видели. И вот это случилось со мной, в XXI веке – веке компьютеров: потерял и рукопись, и сам компьютер. Марта договорилась, что я заберу ее через неделю.

И чтобы уж завершить эту историю, расскажу, что благополучно забрал ее ровно через семь дней. Вот она, родная, лежит на столе. Дежурили те же полицейские. Я заранее написал на итальянском благодарственную открытку с видом Санкт-Петербурга и зачитал в присутствии начальника станции. Начальник попался строгий. Провел процедуру как надо: заставил подписать заявление, сделал ксерокопию моего паспорта и визы… но это у них такая процедура в случае нахождения потерянных вещей. А когда увидел, что «не все гладко», что я здесь надолго, еще пытался расспрашивать, на каких точно основаниях я здесь нахожусь, где живу или собираюсь жить, кем работать… Так я попал в полицейскую базу данных Италии. Видимо, уже навечно.

2 марта

Начались первые две недели, в течение которых у нас будет так называемая «официальная часть». Живем мы все вместе, в одном доме. Всего нас двенадцать человек, «апостолов», как пошутил Джейк, один из волонтеров, англичанин из Барселоны. Точнее, пока только десять. Еще двое приедут позже. А также Марта, которая уже появлялась в этом рассказе, и Инес – руководитель моей группы. Всего групп – три, по четыре человека, в разных городах: Ламоне, Фонтиго и Падуе.

Компания подобралась что надо: от вечных тусовщиков до тихонь вроде меня. Хотя не такой уж я и тихоня, скорее философ по жизни. Живем в здании бывшей школы. Она не такая большая, как городские школы, но довольно просторная. Две большие комнаты на первом этаже: гостиная и столовая, а также кухня. В столовой небольшая металлическая печка, которую мы топим каждый день, потому что еще холодно. Отопление есть: чугунные батареи в каждой комнате, но Инес включает их только вечером, потому что днем мы бегаем туда-сюда. На ночь выключает. С утра в здании холодно, не хочется вылезать из постели. Спим каждый под двумя одеялами, благо этого добра здесь хватает. Спим вместе, в одной комнате, на двухъярусных кроватях. Напоминает мне это тихий час в детском саду или пионерский лагерь. Всего на втором этаже шесть комнат: две маленькие – для мальчиков и девочек, одна крошечная и три большие, в каждой из которых по 15—20 спальных мест. Три туалета-душа.

Примерный распорядок дня такой: подъем в восемь утра, два человека готовят завтрак на всех (завтрак в Италии очень простой: кофе или чай, хлеб с джемом или маслом, апельсины или яблоки). Так как организация экологическая, едим мы только местные сезонные продукты. Бананы и прочие экзотические фрукты и овощи под негласным запретом. Почему нельзя есть бананы? Потому что везут их издалека и продают втридорога, а выращивают в Южной Америке или Африке на плантациях с помощью дешевой рабочей силы. Те условия, в которых вынуждены работать местные и «условиями» то не назовешь, а ту крошечную зарплату, которую они получают, и зарплатой-то назвать сложно. Сначала было трудно привыкнуть. Но потом как отрезало, даже не вспоминаю. С девяти до часа – официальная часть. Затем ланч (готовим по очереди, кто что придумает). Перерыв на час или два. И снова пара часов занятий. Ужин около восьми-девяти вечера. После двенадцати спать. Но все намного веселее, чем я описал. Наверное, половину всего времени мы проводим без особой пользы для дела. Польза, конечно, есть: знакомство, общение… Это и есть план на первые две недели.

Отход ко сну, например, – целый спектакль. В двенадцать он только начинается и обычно растягивается минимум до двух-трех ночи, а нередко и четырех-пяти утра. Наш главный весельчак Хесус, с Майорки (оно и понятно – остров вечных вечеринок) – ходячее представление. Он и с девушками заигрывает, и с парнями зависает в барах, уже спланировал все наши будущие вечеринки и совместные поездки… Если так пойдет и дальше, он скоро станет известен на весь Ламон и всю округу. Да, собственно, это уже произошло. Угадайте, с кем из двенадцати человек мне посчастливилось оказаться в одной группе, более того, предстоит жить в одной комнате следующие восемь месяцев?! Я просто притягиваю противоположности. У меня даже есть теория на этот счет. Как-нибудь расскажу… Наша общая шутка с самого начала: через восемь месяцев либо Хесус станет как я, либо я стану как Хесус.

Джейк составил и регулярно пополняет словарь его смешных слов и выражений. Например, «потенция». По-испански это произносится с особой мягкостью: буква S в испанском, например в слове Barselona, произносится на самом деле как английское th, то есть язык нужно положить между зубами. Я этого не знал. Впрочем, насчет мягкости – это уже моя шутка. Не знаю точно, что они имеют ввиду. Вот что с нами делает Хесус! Другое слово – пенья. Пенья по-испански – братва. Или что-то в этом роде. Так вот, на Майорке у Хесуса осталась пенья, которую он любит, скучает по ней и грозится привезти в Ламон. Мы все от этого в ужасе, потому что и одного Хесуса нам хватает с лихвой. Пример крылатого выражения: If you felt down – stop drinking! (Если ты упал – самое время прекратить пить!) Это, конечно же, касается баров.

Главное слово первых дней – бар. Вечером часто срываемся в какой-нибудь бар в Ламоне или окрестностях. Один есть даже в Рунье, называется «Каваллино», – так что и ходить далеко не нужно. Да, следует сказать, что живем мы не в центре Ламона, а в деревне под названием Рунья в полутора километрах от Ламона. В Ламон ходим пешком или ездим на велосипедах. Поначалу я тоже ходил по барам, но теперь не хожу. Да, и денег на это уходит много. За несколько дней потратил больше 100 евро, которые взял на всякий случай. Этим случаем оказался Хесус.

Отход ко сну… Вардани, девушка из Армении, которая тоже не лишена чувства юмора, спит прямо над Хесусом. Не подумайте ничего плохого. Напомню, кровати двухъярусные. Но в полной темноте непрекращающиеся шутки звучат особенно пикантно. Иногда Джейк что-то добавит, иногда Иллка – не уступает им обоим, она из Албании. Не будь ее, Хесус и Вардани были бы сладкой парочкой, а так получается троица. Я засыпаю, не в состоянии дослушать их шутки. Утром чей-то резкий и противный голос, как из громкоговорителя, откуда-то снизу разносящийся по всему дому, заставил всех проснуться: Eigth thirty – time to wake up! (Восемь тридцать – пора вставать!) И так раз десять подряд. Я подумал, что это Инес или Марта, решили таким образом разбудить всех сразу. Ну точно, как в лагере «Зеленый город», в который я ездил, когда занимался кик-боксингом. Тренер заходил в семь утра в комнату, как в казарму, и громко произносил: «Рота! Подъем!» Приехал… В Италию… Оказалось, источник звука находится гораздо ближе, через одну кровать. Это Хесус завел на утро будильник в телефоне! Шуткам не было конца. Думаете, он отключил будильник? Нет! Просто поменял язык в настройках телефона сначала на испанский, а потом на итальянский. И все началось по новой.

Не устаю повторять себе, что все это напоминает мне какое-то реалити-шоу. Нас запустили в дом, все время мы проводим вместе в гостиной или столовой – по комнатам никто не сидит, бесконечно шутим над именами (Хесус придумал некоторым прозвища), языковыми особенностями той или иной страны, поведением друг друга, присматриваемся, обнимаемся и целуемся с момента знакомства, а от сюда влюбляемся друг в друга (Джейк и Хелена) … нет разве что ссор и скрытых камер. Тема «Большого брата» постоянно всплывает во время разговоров. По-моему, кто-то даже читает «1984». Я пытался года два назад, но не осилил и полутора страниц. Знаю, книга полезная, о свободе, но уж слишком много в ней политики.

* * *

Первый рабочий день! Убирали снег во дворе, чтобы освободить место между деревьями: во дворе три тополя. Хесус никогда не видел снега! Радовался, как младенец, кидался снежками, вырывал лопату у меня из рук, не давал никому работать… Так ему это понравилось. Я же вспомнил, как бабушке в Приветнинском, моей деревне, зимой каждый день по несколько часов приходится расчищать тропинку от дома до калитки, только чтобы сходить в магазин. Хесуса бы туда на всю зиму!

Марта решила занять нас физическими упражнениями и растянула веревку для ходьбы. По-английски она называется «слэклайн» и представляет собой длинную плоскую стропу, которая крепится, например, к деревьям и натягивается (не сильно) на уровне 50—100 сантиметров от земли. Задача состоит в том, чтобы пройти по ней, в нашем случае – от одного дерева до другого, и не упасть (мировой рекорд 214,5 метра!) Часто используется альпинистами во время тренировок. Развивает координацию и навыки балансирования. Никогда раньше не пробовал. Получилось неважно, а вот Марта молодец. Она невысокая и легкая. Ей такие виды спорта подходят.

Переложили дрова, чтобы освободить место для строительства крыши над поленницей. Сейчас они мокнут под дождем. Дрова не такие, какими бы обычно себе их представляем: крупные поленья, порубленные на части, а тонкие стволы деревьев. Развести огонь такими дровами довольно трудно. Нужна сноровка.

Пока работали, играли в интересную игру, называется «У меня в голове кто-то есть» (I Have a Person in my Mind). Один человек загадывает кого-то известного или, например, общего знакомого, остальные задают наводящие вопросы: мужчина или женщина? молодой или старый? живой или мертвый? из Европы, Африки, Америки? и тому подобное, один за другим, пока кто-то не отгадает, а загадавший не подтвердит правильный ответ. Кого загадывали? Папу Римского (исторический момент: вот-вот изберут нового), Цезаря, Иисуса… Когда очередь дошла до меня, мне сразу вспомнился Мандела. Почему? Потому что в этот момент я думал о свободе. Убрать снег, переложить дрова… На обычную работу это не похоже, а похоже скорее на труд. То, за чем я и ехал в Ламон!

3 марта

Первая большая прогулка и одновременно экскурсия в горы: к нам присоединилось несколько местных жителей. Экскурсии в горы для всех желающих – одно из направлений нашей работы. На машине, минуя Савромонте – соседнюю деревню, доехали до Пассо Кроче д’Ауне, перевала на уровне чуть выше 1000 метров над уровня моря, а оттуда поднялись на гору Авена. Минут сорок шли по широкой лесной дороге – все время вверх. Оказались на большом открытом пространстве. Там горнолыжная база, люди катаются на лыжах, сноубордах или просто ходят по горам; многие в специальных снегоступах – широких накладках на ботинки, чтобы не проваливаться в снег. Вокруг горы и лес. Пройдя еще немного, остановились на самом кончике плоскогорья, с которого открывается потрясающий вид на долину. Кроче Авена – большой металлический крест, установленный там же. Такие кресты часто ставят на вершинах гор. Я спросил Инес, почему именно кресты, а не что-то другое, ведь не всякая же гора несет религиозный смысл. Она ответила: «Так эффектнее». На кресте табличка: «1439 метров над уровнем моря». Самая высокая точка, на которой я когда-либо был! Я поспешил сказать об этом Инес. Она, конечно, улыбнулась, но понятно, что это семечки для тех, кто живет в горах.

Горы поражают воображение. Те самые черные горы и долины с рукотворными ландшафтами, которые я видел из самолета. Сверху я любовался горами. Теперь же, находясь в горах, поднял голову к небу. И увидел, что над Доломитами настоящий трафик из самолетов. Воздушные лайнеры разрезают кристально-чистое голубое мартовское небо-море, оставляя за собой удивительно четкие белые клубящиеся полоски – одну, а при детальном рассмотрением на фотоаппарате – две, которые в течение минуты-другой гаснут. Иногда по пять-шесть самолетов в разных уголках неба (странно звучит, правда? есть ли у неба уголки?) Бывает, что полоски от самолетов пересекаются. Слава богу, что это только видимый эффект. При этом звука двигателей не слышно, лишь иногда совсем чуть-чуть.

Возвращались уже другой дорогой, которая где-то оказалась полностью под снегом, и мы пробирались еле-еле. Вернулись в полном составе, целыми и невредимыми, пусть и с промокшей насквозь обувью. Зашли в ресторан у подножия Авены – отогреваться, а заодно попробовать местной кухни. Полента – популярная в регионе Венето кукурузная каша желтого цвета. До появления кукурузы в Европе полента была серой, неприглядной на вид, так как готовилась из других сортов муки. У нас она называется «мамалыга». Чем больше я узнаю кухню других стран, тем больше убеждаюсь в том, что готовят везде одно и то же, только называют по-разному.

Полента готовится в специальных медных чанах на открытом огне при постоянном помешивании – иначе моментально пригорает. Подается чуть остывшей или даже холодной (поэтому ее можно резать кусками) с запеченным сыром (еще одно местное блюдо, очень вкусное), квашеной капустой… Не обед, а пир. Платили каждый за себя. Причем не кто на сколько заказал, а разделили общую сумму на количество человек. Получилось по 10 евро с каждого. Не знаю, везде ли так принято в Италии или только среди волонтеров.

4 марта

Погода испортилась, но первые три дня были солнечными, а ночи чистыми. На небе были звезды. Я уже сотню лет не видел звезд! Яркие кристаллы россыпью. Вчера по пути в бар спорили о звездах: где какое созвездие находится? Причем спор был на международном уровне, я бы даже сказал, в планетарном масштабе, если учесть, что все мы из разных стран. Каждый по-своему называет одни и те же звезды, при этом никто до конца не уверен, как они называются по-английски. Дорога между Ламоном и Руньей не освещается, тьма кромешная – без фонарика не обойтись. Хесус надевает на голову фонарик на резинке и ведет нас за собой, приговаривая: «Следуй за лидером!» (Follow the leader!) – еще одно его выражение.

11 марта

Немного про сам Ламон. Город (или деревня) оказался не таким простым, как я ожидал. Главная местная достопримечательность, церковь Сан-Пьетро – не просто церковь, а настоящий некрополь, – окружена кладбищем. Находится она на одноименном холме, так что видно ее отовсюду. Рядом с церковью небольшой парк с тем же названием. Церковь – холм – парк – святая троица (моя догадка). Перед подъемом установлен специальный знак, читаю: Gradinata caduti e dispersi di Russia, 1942—1943 («Лестница павших и пропавших без вести в России в 1942—1943 годах»). А в конце лестницы еще один знак, на камне, с припиской: «Вечная память» (A perenne memoria). И эмблема Национальной Альпийской Ассоциации – горного подразделения итальянской армии. Одним словом, на кладбище покоятся в том числе жители Ламона, воевавшие против русских во время так называемой «Русской кампании» (Compagnie di Russia) во второй мировой войне.

Что я думаю на этот счет? Во-первых, это известный факт – Италия воевала на стороне Германии. Во-вторых, глупо проводить какие-либо параллели между давно минувшими событиями и сегодняшним днем. Параллели проводят политики и историки, простые же люди от этого далеки, по крайней мере я. И в-третьих, вокруг безумно красивые горы. Погода меняется каждый день, а вместе с ней и горы. Не могу налюбоваться. В ясную погоду горы хорошо видны, а бывает, что облака ползут между гор, словно драконы, обвивая их своими телами. Иногда драконы словно растворяются в воздухе и покрывают белизной большую часть гор, видны только верхушки, гордо торчащие из облаков. А бывают туманы, когда все вокруг заволакивает молочно-белым, гор почти не видно, и в воздухе стоит запах, как будто что-то горит – драконы испускают огненный пар. Сейчас горы черные, покрыты снегом и выглядят зловеще, но летом будут зелеными, снег полностью растает. Пока в это трудно поверить.

Почти на каждой горе или под горой – деревня. И все это разные деревни, а не одна. Как уже сказал, мы живем в Рунье, и это уже не Ламон, а отдельная деревня. Спуститься с горы или подняться на гору – другая. Улиц как таковых нет. Вместо них – деревни. Улицы есть только в Ламоне. Важная особенность: в Италии названия улиц пишутся не на домах, а только один раз на указателе в начале улицы. Все это называется «коммуна», Коммуна Ламон. То есть все деревни входят в общее образование Ламон. Исключение составляет только Арина, гордо раскинувшаяся на противоположной от Ламона горе. Арина не хочет объединяться с Ламоном. Местные вообще отличаются независимостью и нехотя становятся частью чего-либо. Собственно, как таковой страны Италии до 1861 года и не существовало. Был Рим, были Венеция, Неаполь, Генуя… И многие до сих пор называются себя именно венецианцами, неаполитанцами, а не итальянцами, хотя, понятное дело, рождены были уже в объединенной Италии.

О Ламоне сегодняшнем нам рассказывает Инес, а вот историю города мы узнали от Флавио – наставника школы в Рунье, который специально пришел к нам познакомиться, а заодно и провести небольшую лекцию. Именно он несколько лет назад устроил в бывшей школе образовательный центр местной экологический организации, в которой работал и продолжает работать. Он и Инес, собственно и представляют ее отделение в Доломитах. Флавио мне сразу понравился. Манерой общения он напоминает моего отца. Они даже родились в одном году. То есть по возрасту я ему как сын. И внешне они похожи. Жалко, Флавио не знает моего отца. Они бы удивились, увидев друг друга. Инес – типичная итальянка. Я влюбился в нее сразу, как только увидел. Еще во время скайп-интервью. Большие глаза, черные кудрявые волосы. Разговорчивая и жизнерадостная. Кажется, что она может говорить бесконечно. Флавио говорит не спеша и рассудительно.

Ламон находится в провинции Беллуно с одноименной столицей, регионе Венето со столицей в Венеции. Падуя, Виченца, Верона, Тревизо – это все тоже Венето. На высоте 594 метра, но везде округляют до шестисот. При въезде почти в каждую деревню стоит указатель с обозначением высоты над уровнем моря. Это горы. Здесь этим гордятся. Место, которое выше другого на условный метр, не постесняется об этом заявить. Это самое начало Доломитовых Альп. Прямо под нами равнина и самый крупный ближайший город Фельтре – старый, с интересной историей. Ламон расположен на плато между рекой Чизмон и протоком Сенайга, который впадает в одноименное озеро недалеко от Руньи, а потом и в саму реку. В Ламоне живет около трех тысяч человек. В начале XX века население составляло больше семи тысяч, но с шестидесятых годов начало падать. Люди потихоньку уезжают из Ламона. Жить в горах непросто: работы нет, зимы холодные, развлечений мало… Деревни пустеют. Сан-Донато – одна из главных деревень в составе Ламона, что в восьми километрах отсюда, – считается нежилой. Там нет ничего: ни одного магазина, ни одного бара… Живут там только те, у кого там дома. За продуктами ездят в Ламон. Понятно, что у всех есть машины. Без машины здесь никак.

Покровитель Ламона – Святой Петр. Еще одна параллель с родиной – Санкт-Петербургом. Отсюда и название главной городской церкви. Звон колоколов разносится на всю округу. Слышно в каждом уголке. Я заметил, что самая яркая заливная мелодия играет каждый день ровно в 19.45. А бывает, что и днем или утром. Помимо каких-то музыкальных композиций, церковь работает как часы, то есть отсчитывает каждые тридцать минут. Час дня – один удар. Два часа – два. Два тридцать – последний удар по тону отличается от первых двух. Поэтому в Ламоне совсем не обязательно иметь часы. Время можно узнавать буквально из воздуха. Здесь ты слышишь время, а не смотришь на стрелки часов. Это еще более символично, если учесть, что часы на церковной башне не ходят – застыли на отметке 9.31. Или 21.31. Кому как: «Стакан на половину пуст или полон». Мне так кажется, что они никогда не ходили. Часы (чуть не сказал куранты) бьют круглые сутки: и в шесть утра, и в половине первого ночи. Но как раз о времени думаешь здесь в последнюю очередь. Его словно не существует. И только удары церковных колоколов напоминают о том, что время продолжает идти, даже если кажется, что оно остановилось.

Как рассказал Флавио, первая церковь была построена на холме Сан-Пьетро в VIII веке. Постройка периодически обновлялась, но основа ее была сооружена, может быть, даже более тысячи лет назад, а сам холм, на котором она стоит, заприметили и того раньше, задолго до того, как на нем что-либо появилось. Место священное с языческих времен. Считается, что на нем поклонялись богу Юпитеру – Аммону. Отсюда, по одной из версий, и происходит название деревни. По другой – от латинского слова lima, которое означает «пруд» или «мягкая земля», что более вероятно. Плато издревле посещали люди, о чем свидетельствуют многочисленные археологические находки. И не только люди. Одна из таких находок – скелет доисторического медведя, похожего скорее на динозавра, который установлен в холле здания мэрии.

Горы – это земля пастухов, поэтому разведение овец и производство шерсти всегда было основой здешних хозяйств, а впоследствии и местной экономики, и основным занятием местного населения. Флавио рассказал, что еще не так давно, в пределах столетия, люди держали тысячи и тысячи овец. Сегодня же Ламон считается сельскохозяйственным регионом, и овец здесь разводят скорее в декоративных целях. По крайней мере, в значительно меньших количествах.

Сегодняшний Ламон известен на всю Италию благодаря фасоли (фаджоло). Место (600 метров, почва, влажность) является идеальным для выращивания разных видов бобовых. Виноград здесь тоже растет, но только для красоты. Фасоль в здешних краях, как оливки или виноград для южных регионов Италии. Я ее так и называю – «оливками севера». Главный городской праздник – Феста дель Фаджоло (Праздник фасоли), как нетрудно догадаться, отмечается в день сбора урожая, в конце сентября. Помимо этого в Ламоне выращивают кукурузу, из которой делают кукурузную муку для поленты. Одна из особенностей местной архитектуры – это длинные балконы в домах. Сначала, когда я их увидел, мне это показалось странным – каждый частный дом похож на отель. «Не может быть, чтобы в таком маленьком городе, как Ламон, было столько отелей!» – подумал я. Флавио объяснил: «Такие балконы удобны для того, чтобы сушить на них кукурузу. С початка снимаются листья, но не отрываются, вешаются на перила и завязываются узлом».

Кроме того, Ламон расположен на пути знаменитой Виа Клаудиа Аугуста – древней военной римской дороги, соединявшей когда-то территорию нынешней южной Германии с Венецией и другими городами на побережье Адриатического моря. Причем дорога проходит непосредственно через Рунью. Эта новость привела меня в настоящий восторг. Обожаю всякие интересные и знаменитые дороги и тропы и мечтаю по ним пройти. Дорога названа в честь римского императора Клавдия Августа и являлась лишь частью разветвленной системы пеших дорог, использовавшихся в Римской империи, в том числе в горах. Отсюда и важная оборонительная точка на холме Сан-Пьетро.

А всего в пяти минутах от Руньи находится не менее знаменитый Понте Романо (Римский мост) – старый каменный мост, вернее, мостик, перекинутый через ручей. Это короткий путь между Руньей и Ламоном. По нему же и вьется Виа Клаудиа Аугуста. Она хоть и называется дорогой, на самом деле в горах это всего лишь тропинки. Тропинка в Ламон пока завалена снегом – не пройти, но как только снег растает и мы будем ходить по ней в Ламон, подобно древним римлянам. Пока же приходится делать крюк в полтора километра по асфальтовой дороге: сначала спускаешься с горки, потом… тяжело… поднимаешься. Дыхалка работает на полную. В горах нет прямых дорог: все время либо вверх, либо вниз.

14 марта

Напоследок – прогулка по первой тропе подходит к концу – соберу в одном месте несколько первых наблюдений и впечатлений как от Ламона, так и от Италии в целом.

Во-первых, здесь никто никуда не спешит. Все постоянно переговариваются друг с другом. Сцены встречи и прощания представляют собой настоящее театральное действо. В простые «привет» («чао») и «пока» (тоже «чао»), вкладывается масса эмоций. И то и другое произносится по сто, если не по тысяче раз на дню. Два человека, расставшись на полчаса, снова здороваются, как ни в чем не бывало. И видно, что получают от этого удовольствие.

Во-вторых, в Италии нет деревянных домов, как на севере, в России и Финляндии. Только каменные. Это первое, что бросилось в глаза, когда я еще ехал на поезде из Венеции в Падую. Понятно почему: дерево лучше сохраняет тепло зимой, а камень, наоборот, прохладу летом. На севере в каменном доме не выживешь – замерзнешь. На юге в деревянном – сопреешь.

В-третьих, ужасное движение. Водители так и норовят задавить. Даже здесь, в Ламоне, где одна главная улица – Виа Рома, и не более десятка второстепенных, не считая переулков в центре города. Сначала было непривычно, приходилось смотреть в оба и уворачиваться от каждой машины. Но теперь, кажется, привык. Уже не обращаю внимания.

В-четвертых, погода. На солнце жарко, как летом, а только солнце заходит за тучи или наступает вечер, становится холодно. Плюс сильная влажность. Вещи не сохнут. Первые три дня мы провели на улице. На мартовском солнце я сгорел, как если бы пролежал пару часов на пляже где-нибудь на Ладожском озере в середине июля. Все надо мной смеялись.

И в-пятых, стоит сказать про итальянский язык. Он мне пока не дается. Не могу запомнить ничего, кроме простейших «привет» и «пока» – получается, за две недели я выучил одно слово. Испанцы из нашей группы понимают итальянский. Это как если бы я приехал в Белоруссию или на Украину. Было всего два простейших урока, которые мы сами и организовали. Но со следующей недели у нас начнутся курсы итальянского языка.

2. Тропа-призрак

Отправление: площадь 3 Ноября.

Объекты на пути: Ламон.

Прибытие: площадь 3 Ноября.

Уровень сложности: простой.

Время в пути: 1 час.

Протяженность: 2 километра.

Перепад высот: 0 метров.

Характер местности: легкая прогулка, панорамные виды.

26 марта

Во вторник подавал документы на вид на жительство. Для этого ездили с Инес в Беллуно, столицу провинции, – красивый горный город. Встали рано утром, выходим на улицу, а вокруг – зима! Все белое. Рунью не узнать. Снег уже успел растаять, но снова выпал. Я не мог поверить своим глазам и оторвать взгляд от этой красоты. Она была повсюду! Облака-драконы обвивали горы. На небе образовывались ярко-голубые просветы, словно окна в другой мир. Когда мы вернулись, от белоснежной сказки не осталось и следа.

А процедура получения вида на жительство, как и следовало ожидать, – верх бюрократии. Спасибо Инес – она все сделала. Пока прошли все этапы – почту, полицию, снова почту и снова полицию, эмиграционный отдел – вымотались. Люди в полиции неприветливые. Такие же, как в российских ЖЭКах и паспортных столах. Документы приняли, но спросили на всякий случай, есть ли у меня, куда возвращаться в Россию. А то!.. На самом деле уже нет. Сняли отпечатки пальцев и ладоней, разузнали все про папу и маму… Забирать документы через неделю. Сами позвонят!

Мое итальянское полицейское досье все пополняется и пополняется: сначала потерянная сумка, теперь вид на жительство. Глядишь, такими темпами они напишут книгу обо мне быстрее, чем я о трудах и днях волонтера в горной деревне на севере Италии.

* * *

Первая «рабочая» неделя в Ламоне – в кавычках. Делать пока особо нечего. Готовимся: планируем будущие мероприятия, рисуем рекламные флаерсы… Было время познакомиться с городом. А куда идешь в новом городе в первую очередь? Правильно, в магазин. Потому что знакомство начинается с покупок. В Ламоне три супермаркета местной сети «Край». По-моему, очень удачное название для магазина: «смотри и плачь». Имею в виду и ассортимент – небольшой, и цены – выше, чем в городе. В этом плане Ламон, как и всякая деревня, не является исключением, а скорее подтверждает правило.

Главное местное кушанье – фаджоли. Каких здесь только нет: белые, красные, сиреневые, черные, зеленоватые, белые в красную крапинку, красные в белую… Хочешь – покупай какой-то один вид, а хочешь – специальные смеси для супов из разных видов. Фасолевый суп простой и вкусный. В России такого не готовят. Для нас фасоль – только белая или красная, консервированная, второстепенное блюдо. Здесь же – целая культура. Оно и понятно: тяжелые (исторически) условия жизни в горах требуют питательной и простой в приготовлении пищи. Инес готовит очень вкусные супы и уже успела нас угостить.

Свежий хлеб нам привозят каждый день и оставляют на подоконнике снаружи дома, полкилограмма. Но не всегда. Булочница забывчивая. Как ни пытается Инес с ней воевать, толку никакого. Если мы уезжаем куда-то на день или два, доставку хлеба приходится отменять – булочница путается, когда доставлять хлеб, а когда нет. Остальным немногочисленным жителям Руньи хлеб оставляют в авоськах на решетке магазина на перекрестке.

В Рунье когда-то был магазин, но давным-давно закрылся. Внутри старая мебель, а снаружи поблекшие постеры с изображениями тех продуктов, которые в нем продавались. Осталась также вывеска – «Сале и Табакки» («Соль и табак»): белыми буквами на черном фоне. Все мелкорозничные магазины, по-другому лавки, в Италии называются «табакки». А соль примешалась сюда потому, что раньше в Италии была монополия на торговлю солью, так же как на торговлю табаком и алкоголем.

По четвергам на центральной площади Ламона – площади 3 Ноября – работает рынок. Но только с девяти до двенадцати дня. Потом всё быстро сворачивают и увозят. У нас бы стояли до победного. Но это Европа, здесь всё по расписанию. Не успел купить – твои проблемы. По этой же причине все магазины закрыты по воскресеньям, а также по средам во второй половине дня. И всегда с двенадцати до трех и после семи часов вечера. Я считаю, что это правильно. Люди должны отдыхать от работы.

Обычные «руссо туристо» часто жалуются, что за границей невозможно ничего купить поздно вечером или ночью. То есть понятия «сбегать в ларек» здесь нет. Да, это неудобно. Приходится брать в расчет среду и воскресенье. Но почему мы никогда не думаем о тех людях, которые работают в магазинах с утра до ночи? Я сам так работал. До сих пор с ужасом вспоминаю этот график «два через два по двенадцать часов», и даже тот не соблюдается. Бывает, что работаешь три через один – день отдыха – и снова три через один. А кто-то работает почти круглосуточно! Поэтому терпите, милые туристы, терпите…

Рынок в Ламоне маленький. Только две овощные лавки и две лавки со свежими сырами. Овощи самые разнообразные, только больше салатов и трав. Радиккио – мерзкая фиолетовая гадость – как назло самая популярная. Овощи можно купить не только в четверг – работают две постоянные овощные лавки. Есть и мясная. Остальное – всякое барахло: промтовары и одежда. В этом плане рынок в Ламоне не отличается от промтоварного рынка в Приветнинском.

Рынок по четвергам – явление скорее социокультурное. На эти три часа город заметно оживляется, особенно если стоит хорошее солнечное утро. Люди стекаются на площадь пообщаться, обсудить последние новости, посплетничать – как же без этого? в деревне все друг друга знают, – и просто поздороваться, чего порой бывает достаточно. Сколько все-таки заложено в этом простом «чао»! Не знаю, как в других языках, но «чао» не идет ни в какое сравнение с дежурным английским «хай». Впрочем, как и с русским «привет». Дело не в интонации, потому что «чао» может быть как сдержанным, так и протяжным и громким (так любит объявить на всю школу о своем появлении Хесус). А в чем-то другом. В чем, я пока не разгадал. Но в обоих случаях это всегда что-то положительное, оптимистичное, обоюдное… Придя на рынок, можно встретить всех кого знаешь: библиотекаря из местной школы, детишек, для которых мы проводим мастер-классы, парикмахершу, которая меня подстригает (кажется, в Ламоне я у нее чуть ли не единственный клиент) … то и дело кто-то знакомый мелькает. Рынок ламонийцы любят. Готовят вкусно.

Помимо супермаркетов, трех булочных и рынка в Ламоне есть два канцелярских магазина (в одном из них также книги, в другом сувениры), магазин с газетами и журналами, цветочный, магазин фототоваров, радиотехнический, спортивный, магазин постельного белья и магазин «всякой всячины», как я его называю. Ни разу в него не заходил, но внутри он похож скорее на барахолку, чем на магазин. С магазинами, кажется, все.

* * *

Утолю ваше любопытство – расскажу про дела житейские, которые дома решаются незаметно, но здесь из-за незнания языка превращаются в маленькое приключение – про свой первый поход в парикмахерскую. В Ламоне их две. Я хожу в ту, что «У Селестины» – по имени владелицы. Женщине за пятьдесят, по-английски ни слова. Передо мной стояла крайне непростая задача: объяснить на итальянском, как меня подстричь. Я с трепетом к этому отношусь. Не люблю менять парикмахерские, потому что в каждом месте стригут по-разному. Цены тоже скачут от места к месту.

Я заранее составил текст и также, как в случае с полицейскими, зачитал Селестине свое обращение прямо с листа. Не знаю как она стрижет ножницами, но оказалось, что машинкой стричь она совершенно не умеет. Волосы торчали в разные стороны. Но уже в следующий раз получилось лучше, ровнее. Учится. А я стараюсь каждый раз сказать что-нибудь новое по-итальянски. Хорошо, что в следующий раз уже не пришлось объяснять как меня стричь.

В школе над моей прической смеются. «Подстригся?! А мы и не заметили разницы», – Элоиза, испанка из Мадрида. «Иван, у тебя и так короткие волосы. Куда уж короче?» – Диона из Греции, но выросла в Люксенбурге. Хесус: «Давай я тебя подстригу машинкой! Бесплатно!» «Нет уж, спасибо». Про себя: «Тебе только дай, точно на лысо подстрижешь». Уж пусть лучше на мне Селестина тренируется.

28 марта

Перебрались в собственные комнаты. Ребята из Фонтиго и Падуи давно уже уехали, а мы так и спали в большой комнате. У девчонок вид из окна на Арину, а из нашей с Хесусом комнаты – на церковь Сан-Пьетро и гору Валлацца. На минутку представьте себе вид с туристической открытки из Доломитов. Теперь это вид из моего окна. Так бы и просидел все восемь месяцев у окошка, наблюдая за тем, как меняется этот пейзаж. А меняется он десятки раз за день – неестественным, невероятным, непостижимым, неправдоподобным, неземным образом… Красота неописуемая. Забыл сказать, что церковь ночью подсвечивается не хуже, чем Зимний дворец. Таким же мягким желтым светом. Так что ее не только слышно круглые сутки, но и видно.

* * *

Из моего окна видно огород. Владельцы поля сдают небольшой участок школе в аренду. Вчера посадили первые семена – фасоли, на пробу. Потому что весна в этом году холодная и дождливая. Не только в Италии, но и по всей Европе. Местные не перестают жаловаться – не помнят такой плохой весны. Кроме того, в горах погода всегда немного хуже, чем на побережье. Смотрю прогнозы погоды, а они в горах на удивление точные: если в понедельник написано, что в пятницу с четырех до шести будет дождь, то так оно, скорее всего, и будет. В Ламоне всегда на пять, а то и на десять градусов ниже, чем в Венеции. Никто ничего не сажает. Разве что фасоль. Для фасоли условия почти идеальные. Сделали дырочки в земле с промежутком в пятнадцать сантиметров. Бросили в каждую по зернышку – с прошлогоднего урожая. Но рано или поздно погода наладится. Будут кабачки, помидоры и огурцы, перец…

* * *

Накануне вечером менялись семенами. Каждый год в марте местные фермеры и просто все, кто выращивает что-либо у себя на огороде, собираются вместе и обмениваются семенами, какими-то редкими сортами местных растений, чтобы поддерживать их воспроизводство. Однажды я был с бабушкой в подобном месте в Питере, на Лесной, возле ее дома, но там это обычная выставка-ярмарка: пришел – увидел – купил. Здесь же это походило скорее на подпольную встречу по обмену чем-то нелегальным. С большой долей вероятности могу сказать, что среди семян обычных растений могли быть и запрещенные. Марихуана в Италии запрещена, но в сельской местности ее выращивают все, кто хочет, и без проблем. Полиции в горах нет. Никто не придет и не арестует.

Мероприятие проходило в одной из школ Фельтре, после девяти вечера, когда в здании никого нет. В Питере – павильоны и выставочные стенды, а семена продаются в запечатанных пакетиках, как в обычном садоводческом магазине. Здесь посреди небольшой комнаты стоял стол, на который без видимого на первый взгляд порядка выложили кто что принес: пакетики с чем-то непонятным, баночки-скляночки, засохшие початки кукурузы, само собой фаджоли, горох и бобы всех возможных видов – всё без производственной упаковки. Тут же газеты и журналы по садоводству, чьи-то блокноты с записями… Играла еле слышная приятная музыка. Комната была полна народу. Люди именно обменивались семенами – без денег, общались, а не пришли купить что-то или продать. Бабушке бы понравилось!

29 марта

Два дня не было отопления. На неделю уехали в Неаполь, где у нас была очередная глава «официальной части», – Инес забыла заплатить. В здании и так не жарко, даже с работающими батареями. Особенно на втором этаже. Дотрагиваешься до носа по утрам – а он холодный. Смотришься в зеркало – розовый. Но до зеркала в ванной еще нужно добраться. Чтобы вылезти из-под одеяла утром и сделать десять шагов, раздеться (спим в одежде) и залезть под душ (а потом из-под душа выйти!), требуется недюжинная сила воли. Поэтому, когда обнаружилось, что батареи не работают, никто не захотел спать на втором этаже. Затопили печку и легли спать впятером прямо в столовой. Маленькой металлической печки хватает, чтобы обогреть первый этаж.

Положили на пол по два матраса, далее: накидку на матрас, одно одеяло, простыню, еще одну простыню и сверху еще три одеяла (под двумя холодно, под тремя уже нет). Так и спали… Элоиза, или просто Эла, как мы ее зовем, любит фотографировать подобные моменты в жизни нашей… «коммуны». Когда через пару дней она показала эту фотографию Джино – лучшему другу Инес и нашему общему знакомому, который живет в центре Ламона и часто бывает у нас гостях, он пошутил: «Арривато ин Италиа» («Только что прибыли в Италию») – с намеком на то, что на фотографии мы как беженцы или нелегальные эмигранты.

На Инес мы не обиделись. Это не городская квартира с центральным отоплением, а отдельный дом, целая школа, которую отапливать 24 часа в сутки – разоришься. Кроме того, было в этом что-то романтическое: засыпал я под треск дров в печке. Давно так хорошо не спал. Вторую ночь спали так же – понравилось.

Последние три года я прожил в квартире на проспекте Ангелов (переименованные мной Энгельса), окна которой выходили на проезжую часть. С точки зрения расположения место было идеальным, я бы даже сказал райским: до работы можно было дойти пешком (удивительная роскошь для большого города); практически за углом – железнодорожная платформа Ланская, где делает остановку поезд с Финляндского вокзала до Зеленогорска, а оттуда – к бабушке на дачу; со Светлановской площади рукой подать до самого большого в городе парка Сосновка – настоящего леса, где растет даже черника и растут грибы, и где я гулял и катался на велосипеде. Но было шумно, как в аду! Если где-то и есть ад, то для меня, любителя тишины, ад – это шум. Нескончаемый поток машин с пяти утра и до двух-трех ночи, то есть практически без перерыва.

И ладно бы только машин! Гул двигателей в конце концов сливается в один сплошной шум – привыкаешь и почти не замечаешь. Но трамваи! Грохот и скрежет трамваев такой, что уши хотелось чем-нибудь заткнуть. Какое-то время я так и делал – использовал беруши, потому что просто не мог спать. У Ланской трамвайное кольцо, и все трамваи, курсирующие по северу города собирались ночью под моими окнами. И жарко. Идеальное получается сравнение! Топили так, что к батареям невозможно было прикоснуться – тут же обожжешься. И летом, и зимой я ходил по дому, как по пляжу. Отключить батареи было нельзя – не было вентиля. Поэтому, оказавшись в Ламоне, в Рунье, где тихо и пусть пока холодно, я как заново родился.

Первые дне недели в Ламоне спал как убитый. Только положишь голову на подушку, как тут же отрубаешься. И совсем не видел снов. Хороший сон для меня – это когда не видишь снов. Сейчас сны появились, но я по-прежнему засыпаю легко и быстро. Если Хесус не храпит, тишина звенящая (Сан-Пьетро). Комната наша пусть и маленькая, но с высоким потолком. Сама школа просторная. А вокруг еще больше пространства – горы! Засыпаешь маленьким человечком и полностью растворяешься во Вселенной. Пробуждение – такое же легкое, как и отход ко сну. Открываешь утром глаза – и нет проблем с тем, чтобы встать с постели. Если, конечно, тепло.

Самое главное, не нужно идти на работу! Только сейчас я понял, что не нравится мне в работе больше всего. Не столько сама работа, сколько то, что утром просыпаешься по будильнику, каждый день в одно и то же время; второпях собираешься, постоянно глядя на часы; выходишь из подъезда и, не успев до конца проснуться, уворачиваешься от машин, выезжающих утром из дворов; целый час, а то и дольше едешь через весь город на метро, где на тебя обрушивается (по-другому не скажешь) лавина голосовой и печатной рекламы, которую ты невольно слушаешь и читаешь; толпы людей спешат на работу… А вечером, после работы, все повторяется, только в обратном порядке. Чувствуешь себя заложником не столько работы, сколько этого графика, распорядка дня, который ты не волен изменить.

Здесь мы тоже встаем в определенное время. Но, во-первых, не так рано, часов в восемь, восемь тридцать… Даже если проспишь и опоздаешь на пять-десять минут к завтраку, никто тебя не уволит. А во-вторых и в главных – никуда не нужно идти. Работа в том же доме, где и живешь. Спустился вниз на первый этаж, позавтракал и начинаешь трудиться: строить печку, работать в огороде, убираться в доме… Об этом я и хотел сказать…

3. Пастушья тропа

Отправление: спортивный лагерь.

Объекты на пути: Сирао, Горна.

Прибытие: перекресток Ванилла.

Уровень сложности: простой.

Время в пути: 2 часа.

Протяженность: 3 километра.

Перепад высот: 0 метров.

Характер местности: легкая прогулка, лесная тропа.

31 марта

Готов новый рассказ. Но сначала дорасскажу предыдущий. О холоде. Последние пять дней в Венето были теплыми, даже жаркими: +25 градусов! Пришла наконец весна, а может быть, сразу лето. Трава начала зеленеть. Если спуститься с гор на равнину – там как в июне. Но деревья пока еще голые. В школе тоже вроде бы стало теплее. Не хочется возвращаться обратно в холод. Дочитываю книгу в тему – «Дом над Онего» Мариуша Вилька, про которого уже упоминал. Последние десять лет он живет в заброшенной деревне в Карелии на берегу Онежского озера. До этого он столько же прожил на Соловках. Путешествовал по Кольскому полуострову и написал книгу о русских саамах.

Я открыл для себя этого автора перед самым отъездом, и мне так понравились его книги: и тема – север, и стиль письма, а главное, его жизненная философия, что я купил сразу все его книги, кроме первой, которую уже не достать, и взял с собой в Италию. В «Доме над Онего» он рассказывает о том, как обустраивает собственный дом, как знакомится с местными жителями и отмечает праздники, про сад-огород и просто описывает Онежское озеро, северную природу и свои ощущения от жизни в этих суровых, но таких красивых и родных для меня краях. То есть книга почти о том же самом, чем занимаюсь здесь я! Из его книг я черпаю вдохновение для своей. Удивительно, что я не знал о нем раньше.

Несколько отрывков я даже перевел на английский и зачитал остальным, в том числе тот, в котором автор рассказывает о русской печке, которую сам и построил: «Представьте себе: ночью в избе стоит такой холод, что замерзает вода в ведре на полу <…> – утром, не помахав ломом, чаю не выпьешь – а на лежанке настоящий рай! Хоть голым лежи! Без одеяла!»

Прочитал. И мне стало легче. По сравнению с жизнью в Заонежье, где воду приходится брать из озера, где нет отопления (но есть русская печка), холода в Ламоне – просто ерунда. Все. Пережили.

К Вильку я вернусь еще не раз, хочется цитировать и цитировать…

1 апреля

Вчера была Пасха, католическая. Православная будет отмечаться в этом году на пять недель позже – 5 мая. В Приветнинском на Пасху на перекрестке двух улиц: Центральной и Лесной, ставят несколько длинных столов, жители деревни приносят и оставляют на них еду. Приезжает батюшка из церкви и освящает пищу. Пасху в Ламоне я пропустил. Не знаю, как ее отмечают здесь, но сегодня утром вышел в город: на улицах ни души, тишина, все закрыто – город-призрак, одним словом. Да еще и погода под стать: пасмурно, холодно, серые тучи клубятся над горами, кое-где проглядывает небо.

В пасхальную ночь с горами случилось что-то невероятное! Горы покрылись инеем! Красиво как в сказке. Только сказку эту никто еще не придумал и не рассказал. Будто она творится на твоих глазах. Бери карандаш, блокнот, ходи по городу, любуйся происходящим и записывай… даже метафоры придумывать не нужно: природа сама по себе – метафора.

Деревья торчат, как иголки. При этом видно, что мороз «схватил» деревья, начиная с определенной высоты. Если и Копполо и Валлацца больше двух тысяч метров каждая, то ровно половина и той и другой горы – белая, а половина – черная. Копполо в плохую погоду обычно не видно. Валлацца же более живописная. Облака обволакивают вершину горы, ветер уносит их дальше, и она становится похожа на дымящуюся печь. Или извергающийся вулкан.

2 апреля

Прошлые выходные закончились в понедельник, но вторник тоже оказался свободным, и я совершил первую большую поездку на велосипеде: вниз по дороге до Понте Серра – плотины на реке Чизмон при въезде в Ламон и вверх на ближайшую от Руньи гору до деревни Коста, что на пути в Сан-Донато. Если можно так сказать – «поездку», потому что непонятно, кто кого вез: велосипед меня или я велосипед. Как ни упирался, в гору до конца заехать не смог.

Спускаться, понятное дело, проще простого, не едешь, а летишь – горы вокруг крутые, градиент под двадцать процентов! Но это как сказать. Прочувствовал на себе все, что чувствуют велосипедисты, когда спускаются с гор. Продувает насквозь! Кажется, что ветер проникает в каждую косточку. Глаза слезятся от ветра. Руки и ноги коченеют. Поднимаешься в гору – снимаешь с себя буквально все, спускаешься – хочется надеть все, что снял, и даже больше. Вспоминаю, как велосипедисты подкладывают газеты под веломайки – известный профессиональный прием. Нужно будет попробовать. Иначе превращусь в замерзшую мумию.

4 апреля

Вчера и сегодня (я начал вести дневник и кратко записываю, что мы делали в тот или иной день, а то слишком много всего происходит – трудно потом вспоминать) заготавливали лес. То есть как лес? Леса в обычном понимании слова здесь нет. Раньше в моем представлении горы были горами, лес был лесом. Теперь все перемешалось. Оказывается, в этой полосе, до двух тысяч метров, растут деревья, а только потом начинаются скалы, не поросшие растительностью. Местные леса совсем не похожи на наши северные, в Карелии или Финляндии. Более запутанные и разнообразные. Некоторые растения я увидел впервые. Больше лиственных деревьев – меньше елей. Плющ, обвивающий все вокруг. Мох, очень яркий, покрывающий деревья и камни. Скалы крошатся и отслаиваются сотнями и сотнями кусочков (и кусков), белые, с острыми краями, такими, что и обрабатывать не нужно – бери и режь, делай топор, кинжал, наконечник стрелы и прочие примитивные орудия труда. Горы, одним словом, и лес другой.

Дров у нас хватает, но, как уже говорил, дрова мокнут под дождем, и нужно построить крышу над поленницей. За деревней Сан-Донато для нас срубили несколько больших елей и сбросили к дороге. Как будто лавина сошла. Ее нам и предстояло разгрести. Нужно было обрубить все мелкие ветки и порубить большие стволы на части. Несколько раз мы ездили туда на машине. Один день был пасмурным и даже шел дождь – руки мерзли, удовольствия от работы было мало. Другой – солнце, лес играл тенями, настроение было хорошим. Хесус начал открываться для меня с новой стороны. Бары он любит, заботу проявлять умеет, теперь еще оказалось, что он не лишен художественных талантов. Из какого-то пня, нескольких веток, кусочков льда и своего мачете он быстро соорудил непонятную скульптуру. Название еще не придумали.

Когда работа наконец-то была завершена, дрова приехал забирать на тракторе Артуро – приятель Инес. Лес принадлежит его отцу. Артуро и поможет нам построить крышу. Он инженер, в Ламоне работает строителем, помогает всем, кому требуется что-то починить, построить, перевезти… Вижу его то на одной, то на другой ламонской крыше – стучит молотком. Мастер на все руки. Веселый, приятный в общении человек, при этом сам по себе, любит одиночество. С Инес они отличная пара, без ума друг от друга.

На обратном пути из Сан-Донато мы ехали за Артуро и собирали упавшие с трактора ветки. Инес останавливалась, я и Хесус выскакивали по очереди из машины со вздохами и причитаниями: «Ну вот, еще одно…» В машине уже не было места.

Инес водит как заправский гонщик. Иногда даже что-то нашептывает себе под нос, какие-то механические звуки вроде «бр-бр…». Пейзаж вокруг соответствующий. Хоть ралли проводи. Раз в году ралли здесь и проходит. Дороги в горах узкие. Машины вынуждены пропускать друг друга. При этом повороты крутые. Иногда выныривает машина навстречу, до столкновения не больше секунды, но машины умудряются разойтись.

6 апреля

На час выглянуло солнце, и я решил покорить Арину – деревню на горе напротив. Кажется, что она рядом: стоит протянуть руку – и уколешь палец о верхушку церковной башни. До нее всего семь или восемь километров. По равнине на велосипеде – не такое уж и большое расстояние. Но это горы. Времени и, что важнее, сил потребуется в несколько раз больше. Дорога извивается, как змея: туда-сюда, туда-сюда… Гора выглядит неприступной. Ребята (Джейк, Гаррит, Элоиза) забрались туда еще месяц назад. Меня берет зависть. Раз у них получилось, значит, и у меня получится! Подкачал шины (зря!), спустился с ветерком из Руньи до деревни Кьоэ и только собрался подниматься, как лопнуло заднее колесо. Пришлось идти обратно под руку с велосипедом. Подъем на Рунью с этой стороны очень крутой. Даже пешком тяжело идти – домой приходишь мокрый. Арина осталась непокоренной. Смотрю на нее, как альпинист на Эверест.

Но сначала нужно починить велосипед. Весь вечер провозился с камерой: пытался залатать дырку. Для этого использовал специальную резиновую заплатку и клей, но клей был старым, не липким. Кроме того, обнаружилась вторая дырка. Использовал воду в тазике – известный способ найти отверстие: качаешь насос – поднимаются пузырьки. Камера оказалась совсем худой. Есть другой велосипед, но седло низко опущено – не поднять. У третьего и вовсе пластмассовое! Другими словами, велосипедов много, но все можно обозвать одним словом – «рухлядь»: шины в трещинах, тормоза не тормозят, цепи вот-вот развалятся, рамы сами по себе тяжелые… А в остальном…

В Италии начался велосипедный сезон. Почти каждый день встречаешь на улице велосипедистов. Даже в Ламоне есть парочка: муж и жена, катаются в одинаковой велоформе – приятно смотреть. Остальные тоже не абы как, а на дорогих велосипедах и в полном обмундировании… Некоторые поодиночке, некоторые группами до десяти человек. И примерно каждый третий, так сказать, находится в неподходящей «велосипедной форме» – с пузом. В других странах тоже много велосипедистов, но здесь именно Велосипедисты – с большой буквы. Глядя на них, начинаешь сомневаться, можно ли назвать тем же словом, например, миллионы китайцев на тех же двухколесных транспортных средствах.

* * *

Дожди, дожди, дожди…

Никогда в моей жизни не было столько дождей! Говорят, Санкт-Петербург – дождливый город. Это миф! Питер серый. Над Питером мало солнца. Поэтому и создается впечатление, что в городе все время идут дожди. На самом деле только в июне, вместе с грозами, и в сентябре-октябре. Март – еще зима. Никаких дождей нет и в помине. В апреле – да, что-то капает – с крыш, тает снег. Год на год не приходится, но ноябрь, как правило, холодный и сухой, а если вдруг выпал снег, то это снова пришла зима. Я прожил в Петербурге достаточно, чтобы как следует изучить его погоду. А тут льет… И противно так… Небо сгущается. Все затягивает белым. Насколько горы в хорошую погоду могут быть прекрасны, настолько в дождь они могут быть… Нет, в дождь они тоже красивые. Особенно здесь, из-за тумана, который всегда поднимается во время дождя.

Стихотворение в тему:

La piova de Belùn, no la bagna nessùn,

(Дождь в Белуне, никто не намокнет),

la piova de l’Avéna, la bagna la schéna,

(дождь на Авене, намочит спину),

la piova dele Vette, la bagna la tete,

(дождь в Вете, намочит грудь),

la piova de Serén, la bagna el fén,

(дождь в Серен, намочит сено),

la piova de Lamón, la bagna ogni cantón.

(дождь в Ламоне, намочит везде).

7 апреля

Несмотря на плохую погоду, решили с Дионой пойти на первую самостоятельную прогулку в горы. Сколько можно сидеть дома?! Когда за окном серость, настроение плохое в любой стране, будь то Италия или Россия. У меня с этим проблем нет: после шумного и душного Питера каждый день в этой горной тиши для меня как глоток свежего воздуха! А вот Диона загрустила. Она хотела поехать волонтером куда-нибудь на море, а именно в Турцию, но ничего не нашла и благодаря своему приятелю Гарриту оказалась в Ламоне. То есть от гор и погоды она не в восторге, особенно если вспомнить что родом она из солнечной и теплой Греции.

Тем не менее с Дионой я общаюсь больше всего, потому что у испанцев Хесуса и Элоизы, впрочем, как и Инес, которая жила в Испании и знает испанский, совсем другой склад характера. Им бы только зависнуть в баре. Утрирую, конечно. С Дионой мы любим примерно одну и ту же музыку, говорим о книгах… Она переводчик с французского. Помимо французского и родного греческого знает еще английский и немецкий, потому что живет в Германии, и вот-вот выучит итальянский. Также она учила русский. И в Турцию собиралась потому, что хотела выучить турецкий язык. Как все эти языки помещаются у нее в голове? Ума не приложу.

В гостиной на двери висит большая карта Ламона и окрестностей. Этот волонтерский год в школе всего лишь второй. В прошлом году в Ламоне жили два волонтера из Испании: Хуан и Иоанна. Перед отъездом они оставили для нас письмо с советами и пожеланиями и подарки: вязальные спицы от Иоанны – не по назначению, а скорее как напутствие быть стойкими к холодам, от Хуана же нам досталась эта самая карта, на которой он отметил самые интересные для посещения места в окрестностях Ламона.

Вокруг Ламона пятнадцать пеших маршрутов по горам и долинам. Первый – вокруг церкви Сан-Пьетро. Второго почему-то нет на карте. Мы прошли по третьему – обогнули город справа: частью по улицам, частью лесными дорогами. Начинается маршрут за футбольным полем на стадионе в конце города. Местная футбольная команда, в которую Хесус уже записался и даже сходил на несколько тренировок, находится на последнем месте турнирной таблицы. Какого дивизиона – не стал даже интересоваться. Удивительно, что в Ламоне вообще существует футбольная команда! За стадионом деревня Горна: несколько домов, людей почти нет, лишь одна бабушка, завидев нас издалека, помахала рукой в знак приветствия. Встретили стадо овец. Овцы гуляли сами по себе, без пастуха. Сильно кричат, прут нагло, просят еды… Но когда понимают, что у тебя ничего нет, сразу теряют интерес. В стаде было несколько козлов. Первый раз увидел, как они скачут по горам. В остальном – не самый сложный маршрут, скорее хорошая прогулка.

Вернулись домой голодные. Начали готовить. И как назло, именно в этот момент в школе закончился газ – снова Инес забыла пополнить запасы. Газ в школу подается из двух больших баллонов, установленных на улице в металлической будке. Пытались сварить картошку на печке. Почти получилось. Ели салат с холодной, наполовину сваренной картошкой. Не жизнь, а выживание! Как в Заонежье.

10 апреля

Как только выглядывает солнце, сразу можно надевать футболку и шорты. Начали разбирать печку для пиццы во дворе. Объясню, почему разбирать, а не строить. Построили ее в прошлом году Хуан, Иоанна, Инес и Джо Джо – президент нашей волонтерской организации в регионе Венето, на зиму накрыли полиэтиленом; его сорвало, печь намокла; камни, которыми обложена печь, смешались с глиной, а кое-где она и вовсе обвалилась; печь пришла в негодность. Теперь нам нужно ее разобрать: отделить камни от глины, а затем заново построить. Работы непочатый край! И так как солнечных дней пока мало – больше дождливых, то и продвигается дело медленно.

Правило «ломать – не строить» в данном случае не работает. Процесс трудоемкий. Камни от глины отделяем следующим образом: отламываем от печи кусок; измельчаем его руками до тех пор, пока глина не станет похожа на землю; опускаем в большой чан с водой, мешаем половником. Легкие пористые камни всплывают сами; глину, которая оседает на дне, поднимаем тем же половником и перекладываем в пустую кастрюлю – из этой глины можно будет потом строить новую печь. Камни высыпаем на брезент для просушки. Ими в конце нужно будет обложить печь – теплоизоляционный слой, без которого ничего не будет работать. И так раз за разом…

Вода в чане по цвету точь-в-точь как кофе с молоком, а камни в ней – как шоколадные шарики. Так и хочется зачерпнуть. Руки после глины мягкие, как у ребенка. Никогда не понимал людей, которые мажутся глиной на курортах. Теперь понимаю.

– Как по-итальянски будет «гончар» – тот, кто работает с глиной, делает изделия из керамики? – спрашиваю Хесуса.

– По-итальянски не знаю, по-испански «альфареро», «керамика» так и будет…

– Красивое слово. Девичья фамилия моей бабушки по линии отца – Гончарова, что означает «гончар», – добавляю я. – Первый раз в жизни работал с глиной. Всегда хотел попробовать!

– Иван, тебе какие девушки нравятся: блондинки или брюнетки? – переводит Диона на другую тему.

– Да любые. И те и те, если красивые и умные. Но больше всего я люблю рыженьких. И если буду когда-нибудь жениться, то только на рыжей.

– Рыженькие?..

– Да. Есть в них что-то особенное, чего нет у блондинок и брюнеток. Знаете, в России есть выражение, может быть и у вас в Испании и Греции: «Из двух зол всегда выбирают меньшее». Перефразирую: «Из двух я всегда выбираю что-то третье».

– Ничего… Мы найдем тебе рыжую девушку, может быть, даже итальянку, красивую и, главное, умную. Устроим тебе с ней свидание в библиотеке. Будете говорить о книжках, – смеется Эла.

Это они о моей медлительности в отношениях с женщинами (в сравнении с Хесусом, так ведь за ним никто не угонится!). Кто о чем, а мне на ум пришла глава из Бердяева – «Господин, невольник и свободный». Название говорящее.

Место для печки в прошлом году выбрали удачное – прямо напротив Валлаццы. Сразу, как только начали разбирать печь, я заметил, что она похожа на гору – такая же куполообразная. Установлена печь на четырех толстых бревнах. Потом по три длинных и тонких бревна с каждой стороны. Затем ряд таких же бревен, уложенных перпендикулярно, – некое основание. Дальше кирпичная пористая «прослойка». И непосредственно сама печь. Дно, предназначенное для готовки, выложено красными плитами. «Фундамент» разбирать не будем. Он и так отлично сохранился. Речь идет только о куполе. Печь разогревается до трехсот градусов. Готовится пицца, как правило, вечером. Для этого есть причина. Когда она чуть остынет, в ней можно готовить хлеб. И даже утром она все еще теплая и в ней можно, например, разогреть завтрак. Не могу дождаться, когда мы ее опробуем!

* * *

Вспоминая жизнь в Санкт-Петербурге, поймал себя на мысли, что в обычной жизни мы живем в городах и время от времени нас тянет выехать на природу. Так я и делал: за пять лет в Петербурге побывал почти везде, куда только можно добраться на общественном транспорте. Жителям Северной Столицы в этом плане повезло. Стоит немного отъехать от города – и начинаются такие благодатные места, откуда возвращаться не хочется: Финский залив, Ладога и Онего, Вуокса, тысячи маленьких лесных озер с чистой водой, бухты и песчаные пляжи и бескрайние-бескрайние дремучие леса…

Тут все наоборот: я живу на природе и делаю вылазки в город. Скажу как есть: в цивилизацию тянет. Парадокс! Странная штука путешествия! Когда путешествуешь быстро, без продолжительных остановок, хочется задержаться подольше в каком-нибудь месте, получше его изучить. Когда живешь где-то на одном месте, как я в Ламоне, ощущение путешествия пропадает. Хочется в дорогу. Но после месяца в Ламоне и поездок в Падую и Неаполь я понял, что в дорогу мне хочется не чаще, чем несколько раз в месяц. А потом обратно в Ламон. Многие приходят к пониманию того, что хотят жить в деревне, уже в зрелом возрасте, так сказать, выполнив свою миссию в городе. Мне нет и тридцати, а моя картина мира уже перевернулась.

Также подумал вот о чем… Город по сути – это ведь одни здания: из бетона, кирпича и стекла… Земля под асфальтом и гранитными мостовыми. Воздух пропитан выхлопными газами. За домами не всегда увидишь, как встает и садится солнце. А что-то, что напоминает о природе: парки, сады и скверы, реки и речушки, озера и пруды – лишь оазисы в этом безжизненном пространстве. Город, как черная дыра, съедает пространство и время. За городом нет ничего. Потому что там, где заканчивается один, начинается другой.

Здесь, в горах, все наоборот: все вокруг зеленое, свежий воздух, солнце и луна… А каменные дома – лишь точки на этом огромном живом пространстве. Асфальтовые дороги – лишь змейки, ползущие по горам. Перестань ухаживать за дорогами и деревнями – и природа поглотит их в считанные, по масштабам Вселенной, мгновения. Живя в деревне, хорошо ощущаешь, насколько ты маленький, а вокруг тебя огромный мир: горы, леса, долины, а где-то равнины, пустыни, моря…

Кстати, о море. К своему удивлению, совершенно не чувствую нехватки моря, о которой писал во вступлении к книге. Море заменили горы. Здесь я понял, что горы – это тоже море – воздушное. Вернее, бескрайний океан.

11 апреля

Совершили небольшое турне (или лучше будет сказать по-итальянски – «джиро») по местным школам. Раздавали флаерсы, чтобы привлечь родителей и детей на будущие мероприятия, которые планировали весь март. Всю дизайнерскую работу сделала Эла. По образованию она биолог, кроме того, хорошо рисует. Нарисовала эмблему нашей школы в Доломитах в виде силуэта Тре Чиме ди Лаворедо (Три вершины Лаворедо), или «трех зубцов», как их еще называют, – группы из трех гор, по форме напоминающих три зуба. И надпись: «ЧЕА Доломити». ЧЕА – это «Чентро ди Эдукационе Амбьентале» («Центр экологического образования»). Таково официальное название нашей школы. За день посетили четыре города: Монтебеллуну, Корнуду, Асоло и Кастельфранко-Венето, который вам уже знаком по истории с сумкой.

Школы как школы. Только мне показалось, что в Италии они еще строже организованы, чем наши, контроль за детьми больше. Даже чтобы оставить рекламный флаерс в холле, нужно просить разрешения школьной администрации. Из одного кабинета нас отправляли в другой, из другого в третий… Школа – последнее место на земле, куда бы мне хотелось вернуться. Эта книга пусть и посвящена разоблачению такого понятия, как «работа», но это лишь одно из звеньев цепи между оковами на ваших запястьях. Остальные звенья – детский сад, школа, университет, армия, пенсия…

Но тема школы так или иначе еще будет всплывать в моих рассказах, потому что живем мы в бывшей школе и занимаемся пусть неформальным, но все же образованием.

А города понравились: небольшие, старые, интересные… Люди живут своей тихой жизнью, никуда не торопятся, довольны тем, что имеют, и наслаждаются тем что вокруг. Особенность Венето – в каждом городе церковь или собор с высокой колокольней наподобие знаменитой башни собора Святого Марка в Венеции. Они уже стали для меня своеобразными ориентирами: едешь на машине, видишь впереди башню – значит, город. Только в Ламоне почему-то такой нет. Но есть в Арине и в Сан-Донато.

* * *

За неполных два месяца все деревни в округе я уже выучил и почти во всех побывал.

Внимание! Включаю длинную музыкальную композицию:

Рунья,

Ронке,

Пецце,

Коль Пецце,

Коррентини,

Пьей,

Пьян дель Весково,

Чьес,

Горна,

Сала,

Коль делле Винье,

Маски,

Понте Серра,

Фурьяной,

Завена,

Ольтра,

Ле Эй,

Пуньяй,

Коста.

Это те, что покрупнее и в окрестностях Ламона. В окрестностях Арины следующие:

Кьоэ,

Джеронемони,

Моджи,

Кампиготти,

Ла Валь.

Ну не прелесть ли?!

Сан-Донато и Валнувола.

И совсем крошечные, по два-три-четыре дома… Собирал по карте, как рассыпанные зерна фасоли: Ресентеро, Валина, Ферд, Катезуна, Рен ди Куа, Рен ди Ла, Торто, Панигот, Коль ди Демо, Сирао, Коль де ла Крос, Маули, Фьоренцони, Коль Кампьон, Коль Пьетон, Куарей, Унгари, Коль ди Меццо, Коль да Ларес, Винье, Палит, Коль де Цибиголь, Коль де Фенена, Оули, Мароле, Фонтане, Коль ди Тосс, Казай, Джаль, Колле ди Чее, Молине, Ле Пресе, Марсанги, Росси, Било, Коль де Белла, Крозере, И Мати, Молин де Сора, Молин де Сот, Колле Фурлан, Томии, Галлине, Броди, Сартор, Мази ди Сотто, Коронини, Пьян де Мьезна, Ветторелли, Лилли, Каналони, Согати, И Кьолли, Серени, Гобби, Тоффоли, Караваджо, Арьеза, Барбетта, И Лесси, И Гай, Поли, Коль Сек, Кьяппини, Кавалеа, Брузаэ, Стаоли, Бастьяни, Теллина…

Среди них есть одна заброшенная деревня – Беллотти, где никто не живет.

Какие названия!.. А мы еще говорим, что только русский язык мелодичный.

Теперь карта Ламона и на вашей стене.

13 апреля

Шел по берегу Адриатического моря и представлял себе, что гуляю где-нибудь в Комарово или Репино. Залив как раз оттаивает во второй половине апреля. За последние два года я прошел пешком весь берег Финского залива от Сестрорецка до Дубков (бухты Окуневской), минуя Солнечное, Репино и Комарово, Зеленогорск, Серово (Черную речку) и Песочное (форт Ино), недалеко от которого моя деревня Приветнинское, 21 километр и Пески, Зеленую рощу и Озерки. Если подытожить, то самые красивые места начинаются после 21 километра. Там песчаные дюны, прямо из которых растут ели, полно бухточек и укромных уголков, а залив в некоторых местах глубокий – можно купаться. Семьдесят километров за девять этапов.

Вставал с утра пораньше, складывал в рюкзак провизию, ехал на электричке, пересаживался на автобус, выходил к воде и дальше шел вдоль берега: изгиб за изгибом, мыс за мысом… Прыгал с камня на камень в тех местах, где пляж полностью усыпан валунами. По большей части босиком: по воде, когда ноги начинали «гореть» на песке, и по пляжу, когда замерзали в воде. Блаженство! В некоторых местах залив просто идеалистический. Люди живут в палатках прямо на берегу. Я даже хотел написать о своем «странствии» в одну из питерских газет. Не уверен, делал ли кто-нибудь что-нибудь подобное. Я бы и дальше так шел, до Финляндии, но автобусные остановки, откуда можно вернуться обратно тем же днем, закончились, а палатки у меня не было.

Именно тогда я впервые понял, что увлекся хайкингом (вид спорта, простейший вид альпинизма, ходьба по горам, лесам). Хотя ходить пешком любил всегда, просто раньше ходил только по городам. Как-то прошел с площади Горького в Нижнем Новгороде до Московского вокзала. Весь Манхэттен, причем дважды за один день. Сан-Франциско: от центра города до моста Золотые ворота и по самому мосту в оба направления. Несколько десятков, если не сотен миль по американским прибрежным городкам и хайвеям. Для родного Санкт-Петербурга у меня тоже была своя задумка: пройти весь город с севера на юг по условной синей ветре метро от одной конечной станции – Парнаса, до другой – Купчино, но после Финского залива дышать выхлопными газами расхотелось. То есть до последнего времени опыта хайкинга у меня не было никакого, если не считать двух прогулок в национальном парке Нуксио недалеко от Хельсинки.

И вдруг я оказался сразу в Доломитовых Альпах – рае для любителей хайкинга, где горных троп столько, что за всю жизнь не пройти, даже за несколько жизней. Как сказал один мой знакомый: «Жалко тратить жизнь на нелюбимые занятия». Я ему ответил: «А на любимые и целой жизни не жалко». В Доломитах я лишь утвердился в этой мысли. Вся жизнь, проведенная в походах по горам, не будет лишена для меня смысла. В Доломитах я впервые и на полном серьезе засомневался в том, кто я есть: писатель или, может быть, просто люблю ходить по горам? Оказалось, что хайкинг я люблю не меньше.

15 апреля

Фонтиго, еще меньшая чем Ламон деревня в соседней провинции Тревизо, – наша вторая «волонтерская точка». Хотелось посмотреть, как живут ребята. В тот вечер у них случился потоп – прорвало трубу, поэтому сперва помогал убирать воду, которая, казалось, вот-вот затопил всю деревню. Вечером Хелена специально к моему приезду приготовила пельмени, по-словацки – «пироги». Словацкий и русский похожи. Хелена из Братиславы, работает учителем в школе. На следующий день работал в типографии: помогал ребятам сшивать газету. Дело, надо сказать, не быстрое. Хорошо, что выпускают они ее только раз в год. Но название у газеты забавное – «Ля Цикада»». На обложке – муха. Волонтерский центр в Фонтиго существует уже 20 лет и, в отличие от Ламона вся работа здесь отлажена с точностью часового механизма. Даже газету выпускают!

Ребята живут в настоящем доме – полной противоположности нашей школы в Рунье, где все кафельно-металлическое. У них деревянные полы. Балкон. Настоящая печка, на которой можно готовить. Уютная гостиная. На обеденном столе ваза с цветами. Большие двери в сад в английском стиле. Гараж со всякой рухлядью, инструментами и велосипедами. Велосипедов у них в три раза больше, чем у нас, – настоящая мастерская. Соседская кошка, которая приходит точно к обеду, а потом нежится на солнышке, развалившись на полу. Они дружат со всеми соседями в округе, часто ходят друг к другу в гости, обмениваются продуктами.

«Сколько у вас комнат?» – спросил я. «А мы и сами не знаем!» – ответил Клето, волонтер из Памплоны, Страны Басков в Испании, который присоединился к нашей группе последним. Клето только что закончил учиться, но на работу не спешит устраиваться. Дом похож на лабиринт. На стене в одной из комнат над камином висит большая черно-белая фотография семьи, которая владела когда-то этим домом. На эту тему, конечно, много шуток. «У нас и привидения есть. В доме постоянно что-то скрипит и звенит, – сказал Джейк. – Через день пропадает посуда и предметы. Пульт от телевизора неделю не можем найти». Чем не материал для статьи? В Испании Джейк работает журналистом. Изучал историю. Волонтером решил стать, потому что наскучило и то, и другое.

Из трех волонтерских точек в Фонтиго самая домашняя атмосфера. В Падуе чувствуется влияние городской жизни и потому «важность» в людях. Ламон – вообще отдельная история. Затерянную горную деревню, подобную Ламону, еще поискать. От обилия свежего воздуха и открытого пространства мне иногда кажется, что мы немного одичали и ведем себя, как дети, вырвавшиеся на свободу во время урока физкультуры.

Инес и Диона жалуются на жизнь в школе, говорят, что не чувствуют себя в ней как дома. Я, наоборот, люблю аскетичную обстановку, на которой не остается следов прежних владельцев. Вместо обоев с узорами предпочту просто стены, покрашенные одним цветом. Вместо дорогой и странной мебели – несколько стульев. Вместо нагоняющих тоску шкафов-гробов – открытые полки. Вместо неудобных чужих кроватей меня вполне устроит матрас на полу. И все в таком духе…

Утром Хелена показала мне природный парк «Фонтане Бьянке» («Белые ручьи») – основное место их работы, где они также следят за состоянием тропинок, что-то ремонтируют, регулярно водят по парку экскурсии… Парк – охраняемая природная территория со множеством ручьев, которые впадают или берут свое начало (не уточнял) в реке Пьяве. В ручьях водятся рыбы, лягушки, тритоны и прочие речные обитатели. Есть вышка для наблюдения за птицами. Много другой живности: белок, бурундуков и прочих грызунов. Лучшего места для прогулок и не придумаешь. Парк называется так потому, что на дне ручьев много белых камней и вода кажется белой. Пьяве – главная водная артерия всего региона. Река не глубокая и сама похожа скорее на большой ручей, чем на реку. Летом она почти полностью пересыхает и камней в ней больше, чем воды. Но широкая и красивая, с уникальной флорой и фауной.

16 апреля

Ми кьямо Иван. Соно руссо. О вентотто ани. Соно куида да секондо месе аль Италиа. Абито а Ламон провинчия ди Беллуно. Лаворо коме волонтарио ин ун прожетто амбьентале.

Это у меня начались уроки итальянского.

4. Тропа рассерженных собак

Отравление: Ламон.

Объекты на пути: Пецце, Рунья, Понте Романо.

Прибытие: Ламон.

Уровень сложности: простой.

Время в пути: 2—3 часа.

Протяженность: 4 километра.

Перепад высот: 80 метров.

Характер местности: легкая прогулка, лесная тропа.

17 апреля

Последний рассказ писался долго. Сам не заметил, как пролетели еще две недели. Надеюсь, что вас не утомили мои многостраничные рассказы-тропы. Мне просто нравится переносить мысли на бумагу (в компьютер). Ведь мысль, не перенесенная куда-то, – это только 50 процентов мысли. Мгновение – она есть. Другое – ее уже нет. Желание писать, как обычно, в дневник – пропало (не в этот, а в тот, что я веду последние десять лет). В стихи мысли тоже не складываются. Наверное, потому что тут слишком много всего происходит, все интересно. Раньше в основе моего творчества лежало все негативное: боль, грусть, тоска, депрессия… Мне нужно было испытывать все это, чтобы о чем-то писать. Но теперь, может быть, впервые в жизни я почувствовал, что значит получать удовольствие от самых простых вещей, которые раньше – подчеркиваю – как источник творческого вдохновения, меня совершенно не интересовали: от спокойного ритма жизни, от пейзажей вокруг, от общения с интересными людьми, даже от еды… а самое главное – от ходьбы по горам и поездок на велосипеде.

Кроме того, мне это потом пригодится для книги, которую собираюсь написать и которая уже складывается в голове. Черновое название: «Работа и труд». Но есть и другие варианты. Главная идея простая – показать разницу между работой и трудом. Я считаю, что это разные понятия, хотя часто одно заменяется другим. Работа – то, что приходится делать. Труд – то, что делаешь с удовольствием. Труд, конечно, более широкое понятие: ведь с удовольствием можно делать совершенно разные вещи, не всегда легкие, для которых требуются профессиональные навыки. Но первое, что приходит на ум, когда говоришь «труд», – это «возделывание собственного сада» в широком понимании слова. Хочу рассказать о том, как люди живут в сельской местности, вдали от больших городов, где чтобы согреться нужно растопить печку, чтобы попить чаю – принести воды и тому подобное, и можно ли назвать их работу трудом. Как это будет выглядеть (и читаться), пока не знаю. Но начало есть, будет и середина и, я надеюсь, будет и конец, потому что начало есть у любой истории, но историю можно назвать таковой лишь тогда, когда у нее появляется интересный конец. Истории на самом деле начинаются с конца.

* * *

Начались уроки итальянского. Два раза в неделю ездим на автобусе в Фельтре. Местная автобусная компания называется «Доломити Бус» – рубленным шрифтом, напоминает горы. У автобусов большие, всегда чистые окна. Едешь и любуешься пейзажами. Простая поездка в Фельтре – и та удовольствие.

На первый урок нас подвозил Теодоро, или просто Тео. По четвергам и субботам в Сан-Донато через Рунью и обратно ходит маленький автобус на пятнадцать человек – очень удобно, не нужно идти пешком в Ламон. В Рунье рядом с неработающим магазином соли и табака есть даже автобусная остановка! Ловим мы этот автобус, заходим внутрь, как четыре студента, разве что портфелей не хватает, и видим, что в автобусе одни старички: дедушки и бабушки из Сан-Донато едут на рынок в Ламон. Тео этот контраст жутко понравился. Водитель попался разговорчивый. Отвез нас до самого Фельтре. Всю дорогу так и проболтали. Обсудили все на свете: от погоды этой весной и политики правительства Италии до вечной любви и далеких путешествий. К слову, почти все водители автобусов в Италии любят поговорить. Пригласили его на вечеринку, которую устраиваем в школе по случаю Дня независимости Италии.

Уроки итальянского проходят в местном университете, где работает наша общая знакомая из Ламона, Симона. Один раз в неделю занимаюсь в группе новичков. Второй – в продвинутой группе вместе с Хесусом, Элой и Дионой, но скорее пассивно, чем активно: слушаю, пытаюсь что-то понять. В группе несколько эмигрантов из Украины и Молдавии. В основном так же, как я, приехали в Италию несколько месяцев назад: кто к родителям, которые тут уже давно, кто на учебу, какими-то другими путями… Между собой даже без меня общаются по-русски – приятно. От постоянной болтовни на испано-итальянском голова, честно говоря, немного болит. Жить в чуждой языковой среде непросто, даже когда окружающие говорят по-английски. Ведь по-английски не только говоришь, но и думаешь. И так как язык знаешь не свободно, то и мысли порой складываются тяжело. Особенно сильно это ощущение по утрам.

В группе я снова самый последний. Вообще без знания языка. Есть один пятнадцатилетний парень из Марокко, стеснительный, с трудом разговаривает даже на родном языке. Так даже он по сравнению со мной в более выигрышной ситуации: марокканцы, как мне рассказали, легко усваивают европейские языки, потому что долго жили «под Францией». Испания тоже рядом. Глядишь, через месяц-другой он заговорит, а я?..

Начал учить слова. Сделал открытие. Можно частично учить итальянский с английского. Не нужно заново запоминать значения слов. По-английски я их и так уже знаю. Многие слова похожи. Возьмем хотя бы самые простые, на букву А, с которой я и начал: ability – abilitа, to be able – abile… Но сложность в том, что итальянский – этакая смесь английского и русского плюс, конечно, свои особенности (и в итальянском их миллион!) Буквы латинские. Образ мыслей (что немаловажно в изучении языка: чтобы понять, как говорить, нужно сначала понять, как думать) европейский, а вот окончания, части речи, женский / мужской род – все как в русском. «Прошел, прошла, прошли, пройдут…» То же самое в итальянском. В английском намного проще. В голове у меня каша. Но при каждом случае я разговариваю даже теми немногочисленными фразами, которые знаю. Пытаюсь сломать языковой барьер.

18 апреля

Вечер провели в гостях у Артуро, приятеля Инес, если вдруг забыли. Артуро живет высоко в горах. До этого я думал, что мы в Рунье живем высоко, но когда мы стали забираться на машине туда, откуда весь Ламон как на ладони (было темно – деревня была в огнях) – все выше и выше – пришлось поменять точку зрения. Деревня Ле Эй, где живет Артуро и где он чуть ли не единственный житель, потому что остается на зиму, в то время как большинство живет в Ле Эй только весной и летом, находится на высоте 1200 метров: в два раза выше Ламона! По пути сделали остановку, чтобы набрать питьевой воды из родника. В доме нет привычной системы водоснабжения. Для хозяйственных нужд Артуро собирает дождевую воду.

Дом стоит на холме, но кажется, что на краю обрыва. Впереди – ничего: деревья, горы, небо… Приехали как раз к закату. Горы медленно гасли в лучах света, острые очертания верхушек и склонов размывались, как если бы я снял свои очки, становясь полупрозрачными, превращаясь из черно-зеленых (растительность уже начала появляться) в голубые: каждая последующая гора на тон бледнее предыдущей… Ступеньками. Красота неземная! И звезды, которые сразу же высыпали на небе.

Дом небольшой, но уютный: два этажа, кухня, гостиная, спальня, панорамные фотографии Доломитов на стенах, настоящая печь с грилем во дворе… Помимо мяса на гриле Артуро готовил уже известную вам поленту. В этот раз удалось понаблюдать за процессом и даже поучаствовать в нем: поленту мешал сам. На кухне встроенная печка. Вместо конфорки – отверстие. В нем медный котел для поленты. Под ним открытый огонь.

После ужина желающие раскурили.

21 апреля

Вернулись из очередной поездки на юг, в Тоскану. Юг и север Италии – две разные страны. Я об этом знал, но когда увидел своими глазами – все равно сильно удивился. Север – серый, юг – желтый. Север – размеренный, юг – бешеный (по крайне мере, большие города). Север – богатый, юг – бедный. Когда я уезжал из России в Италию, то думал, что еду в южную страну. После того, как я побывал на юге, север Италии для меня теперь все равно что Карелия и Финляндия. На юге хорошо, тепло, но я сразу понял, что север мне все-таки ближе, роднее. Есть в этом какая-то закономерность: на определенном этапе подготовки к этому путешествию я выбирал между Швецией – северной страной, и южной, как я тогда думал, Италией. Но все равно оказался на севере.

Как и месяц назад, после возвращения из Неаполя, север предстал передо мной темно-зеленым массивом гор усыпанным серыми деревеньками. Вдобавок к этому, пошел дождь. Небо стало почти черным. Поразительный контраст, если учесть, что утром небо было ясным и играло причудливыми облаками невероятных форм и размеров. Удивительная страна Италия! Остальные под конец долгой поездки приуныли, а я смотрел из машины в окно и радовался пейзажу.

Дорога вдоль реки Пьяве (я ездил по ней и на машине, и на поезде) в плохую погоду еще более красивая – узкая дорога, проложенная в долине между гор, нависающих с обеих сторон, – горизонта и неба не видно. Красивая… но не красотой, а тем, что заставляет думать. Юг расслабляет, а север, наоборот, заставляет напрячь мозги. Моментально появляются какие-то мысли: о горах, о жизни, о прошлом, настоящем и будущем, о работе и труде… Будто вся твоя жизнь пролетает перед глазами. И Мариуш Вильк говорит о том же: «Сравните яркие южные цвета – туманящие взор и рассеивающие внимание – с прозрачной палитрой северных красок, которые не привлекают внимание и позволяют взгляду устремиться вдаль». Одна деревня за другой. Следующая гора вырастает за предыдущей. Два пика – а на них два металлических креста. Кто и когда их туда поставил – сложно представить. Названия железнодорожных станций (они же деревни) на синих указателях – пожалуй, единственные яркие мазки в этом серо-зеленом пейзаже.

Дорога заканчивается уже знакомой ротондой, от которой до Ламона всего 10 километров. Это расстояние проезжаешь по равнине, а потом буквально упираешься в стену. Начинаются Доломиты. Инес заныривает в тоннель, проложенный в горе. В конце тоннеля свет, но свет этот уже не тот, что на равнине. Это свет гор. Выныриваем из тоннеля. Все, что дальше, несет на себе непосредственный отпечаток гор: каждое место, каждый дом, каждый человек… Дальше знаком каждый поворот. Все время вверх: сначала на триста метров до Понте Серра (всегда смотрю на плотину и водопад, в хорошую погоду бывает радуга), потом еще на триста по уже совсем крутой дороге до Ламона.

22 апреля

Эла как-то спонтанно включила документальный фильм про альпинистов «Чистая жизнь, или Хребет» (Pura Vida, or The Ridge). В школе есть видео-проектор. Подключаем к компьютеру и смотрим фильмы на большом экране. Самого экрана нет, вместо него белая пустая стена. Закрываем ставни на окнах, рассаживаемся по диванам и креслам – комната превращается в кинотеатр.

На ветру на фоне гор развиваются потрепанные буддийские флажки: красные, синие, желтые, зеленые, белые… «Гора Анапурна. 8091 м. Десятая по высоте гора в мире. Гора очень опасная. Сорок из ста альпинистов, пытающихся покорить ее, погибают. Один из самых опасных маршрутов – южная часть лицевой стороны. Семь километров вдоль горного хребта. Чтобы пройти этот путь, нужно оставаться на экстремальной высоте в течение нескольких дней. Это опасно для „чистых“ альпинистов, которые не пользуются кислородными баллонами».

Конец ознакомительного фрагмента.

Вы здесь

Тропа, которую проложил я. Как найти лучшую работу на свете и почувствовать себя дома за тридевять земель. Карта ламонских троп (Иван Кузнецов, 2015)

Карта ламонских троп

Пролог. Символы несвободы

1. Звенящая тропа

2. Тропа-призрак

3. Пастушья тропа

4. Тропа рассерженных собак