Глава 4
Шарумова кровь
327–332 П. В.
Сядь прямо, – отрывисто приказала Кадживах. – Ты принцесса Каджи, а не какая-то жалкая ха’тинг! Я отчаиваюсь найти мужа, достойного твоей крови и готового тебя взять.
– Да, тикка. – Ашия дрожала, хотя дворцовые купальни были теплы и в пару.
Ей исполнилось всего тринадцать, и она не спешила замуж, но Кадживах увидела окровавленную вату и всполошилась. Тем не менее Ашия выпрямилась, а ее мать Аймисандра терла ей спину.
– Вздор, матушка, – возразила Аймисандра. – Тринадцати лет и красивая, старшая дочь дамаджи величайшего в Красии племени, да еще и племянница самого Избавителя? Ашия – самая желанная невеста на свете.
Ашию снова пробрала дрожь. Мать хотела утешить ее, но добилась обратного.
Кадживах возмущалась, когда дочери перечили ей, но сейчас лишь терпеливо улыбнулась, подав своей невестке Таладже знак подбросить в воду горячих камней. Она всегда старательно содержала двор, от детской до кухни и купален.
Ей подчинялись пять дочерей даль’тинг – Аймисандра, Хошвах, Ханья, Таладжа и Эвералия, а также внучки – Ашия, Шанвах, Сиквах, Мича и Джарвах.
– Похоже, что дама Баден согласен, – сказала Кадживах.
Все головы резко повернулись к ней.
– Его внук Раджи? – спросила Аймисандра.
Широкая улыбка осветила лицо Кадживах теперь, когда тайна вышла наружу.
– Говорят, что никому еще не предлагали такого богатства за отдельную невесту.
У Ашии пресеклось дыхание. Секунду назад она желала оттянуть это мгновение на годы, но… принц Раджи? Юноша был красив и силен, наследовал белое и состояние, многократно превышавшее даже андрахово. Чего еще желать?
– Он не достоин тебя, сестра.
Все взгляды обратились к брату Ашии – Асукаджи, стоявшему в дверях спиной к женщинам. В этом никто не углядел ничего необычного. Обычно мужчин не пускали в женские купальни, но Асукаджи было всего двенадцать, и он еще носил бидо. Более того, он был пуш’тинг, и все знали, что его больше интересовала чепуха в голове женщины, чем то, что скрывалось под ее одеждой.
В семье все женщины обожали Асукаджи. Даже Кадживах не огорчало его предпочтение мужчин, коль скоро он исполнит свой долг и наберет жен, чтобы обеспечить ей внуков.
– Возлюбленный племянник, что привело тебя сюда? – спросила Кадживах.
– Боюсь, я в последний раз прихожу в женскую купальню, – ответил мальчик, вызвав хор ахов и охов. – Сегодня утром меня призвали на Ханну Паш. Я облачусь в белое.
Кадживах возликовала пуще других:
– Замечательно! Конечно, мы знали, что это скоро произойдет. Ты племянник Избавителя.
Асукаджи повел плечом:
– Разве ты не мать Избавителя? Разве здесь не его жены и сестры, не его племянницы? Почему никто из вас не носит белого, но должен я?
– Ты мужчина, – ответила Кадживах, как будто это все объясняло.
– Какая разница? – спросил Асукаджи. – Ты спрашиваешь, кого достойна Ашия, но правильный вопрос – кто достоин ее?
– Кто в племени Каджи выше наследника дама Бадена? – подала голос Ашия. – Отец не отдаст меня в другое племя… ведь не отдаст?
– Не будь дурой, – отрезала Кадживах. – Об этом даже думать нелепо.
Но на лицо ее легла тень сомнения, когда она взглянула на внука.
– Кто же тогда достоин?
– Асом, разумеется, – ответил Асукаджи.
Мальчики были почти неразлучны.
– Он же родня нам! – потрясенно напомнила Ашия.
– И что с того? – пожал плечами Асукаджи. – В Эведжахе говорится о многих таких союзах во времена Каджи. Асом – сын Шар’Дама Ка; он красив, богат и могуществен. Более того, он может укрепить связи между моим отцом и домом Джардира.
– Я из дома Джардира, – повысила голос Кадживах. – Твой отец – его шурин, а я – его мать. Какая еще нужна связь?
– Прямая, – ответил Асукаджи. – Между Избавителем и отцом и единственным сыном. – На краткое время он дерзнул оглянуться и встретиться взглядом с Ашией. – Твоим сыном.
– У тебя есть прямая связь, – возразила Кадживах. – Я – святая мать. Во всех вас течет кровь Избавителя.
Асукаджи вновь отвернулся и поклонился:
– Я не хотел проявить неуважение, тикка. Святая мать – славный титул, но он не сделал твои черные одежды белыми. Как и одежды моей благословенной сестры.
Кадживах промолчала, а Ашия начала размышлять. Замужество за двоюродным братом не было чем-то неслыханным во влиятельных семьях, и Асом действительно красив, как сказал Асукаджи. Он похож на мать, а по красоте Дамаджах не имела равных. Асом унаследовал ее внешность и стройный стан и умело их «носил».
– Почему не Джайан? – спросила она.
– Что? – вскинулся Асукаджи.
– Если я, как ты говоришь, должна выйти замуж за кузена, то почему не за первенца Избавителя? Если только он не женится на своей сестре, старшей племяннице Шар’Дама Ка, которая достойнее меня.
В отличие от стройного Асома, Джайан пошел в Избавителя – был шире в плечах, с могучими мускулами. Его нельзя назвать добрым, но от него исходило достаточно силы, чтобы зарделась даже Ашия.
Асукаджи сплюнул.
– Собака из шарумов. Сестра, это животные, которых выращивают для Лабиринта. Я скорее выдам тебя за шакала.
– Довольно! – гаркнула Кадживах. – Ты забываешься, мальчик. Сам Избавитель – шарум.
– Был шарумом, – ответил Асукаджи. – Теперь он носит белое.
В тот же день Кадживах подговорила Ашана и приволокла Ашию, Шанвах и Сиквах к Шар’Дама Ка, где потребовала произвести их в дама’тинг.
Но Избавитель и Дамаджах не поступили ожидаемым образом. Кадживах и ее дочери получили белые покрывала. Ашию и ее сестер отправили во дворец дама’тинг.
– Это хорошо, сестра, – сказал Асукаджи, когда девушек подтолкнули к ожидавшей Дамаджах. – Теперь у нашего отца и Избавителя нет оснований считать тебя неровней Асому.
Кадживах не выглядела довольной, и Ашия не понимала почему. Избавитель назвал их своей кровью и осыпал почестями. Ашия не хотела становиться дама’тинг, но кто знает, каким секретам она обучится в их дворце?
Кай’тинг. Ей понравилось звучание слова. В нем чувствовалась мощь. Величие. Шанвах и Сиквах перепугались, но Ашия пошла с радостью.
Дамаджах вывела девушек из большого зала через личный вход. Это само по себе было честью. Там ждали Кева, Дамаджах’тинг из племени Каджи, и ее дочь и преемница Мелан, а также немой евнух из охраны Дамаджах.
– Девушек нужно по четыре часа в день учить письму, пению и постельным танцам, – приказала Дамаджах Кеве. – На остальные двадцать они поступят в распоряжение Энкидо.
Она кивнула на евнуха, и Ашия задохнулась. Шанвах вцепилась в нее. Сиквах расплакалась.
Дамаджах оставила это без внимания и обратилась к евнуху:
– Сделай из них что-нибудь стоящее.
Най’дамаджи’тинг Мелан провела их через подземный дворец дама’тинг. Говорили, что при помощи магии хора дама’тинг могли залечить любую рану, но кисть и предплечье женщины были изуродованы чудовищными рубцами, согнутые в жуткую клешню, которая не сильно отличалась от тех, что Ашия видела на известных изображениях алагай.
Сиквах продолжала всхлипывать. Шанвах обнимала ее, но у нее самой глаза были полны слез.
«Ты образец для всех молодых женщин племени, – сказал ей однажды отец. – И потому я буду строже с тобой, чем с остальными, дабы ты никогда не опозорила нашу семью».
Так Ашия научилась скрывать страх и сдерживать слезы. Она пребывала в ужасе не меньше кузин, но была старшей, и они всегда смотрели на нее. Она держала спину гордо выгнутой, когда их подвели к маленькой двери. Энкидо прислонился спиной к стене у входа, а Мелан ввела их в большую келью, выложенную плиткой. По стенам тянулись ряды колышков с белыми балахонами и длинными лентами белого шелка.
– Раздевайтесь, – велела Мелан, как только закрылась дверь.
Кузины судорожно сглатывали и мялись, но Ашия знала, что спорить с невестой Эверама глупо – и бесполезно. Не теряя достоинства, она откинула капюшон и стянула через голову одеяние из тонкого черного шелка. Под ним оказалась широкая шелковая лента, которая охватывала грудь и сглаживала наметившиеся женские формы. Ее бидо тоже было из тонкого черного шелка, намотанное для удобства свободно и просто.
– Полностью, – сказала Мелан. Ее взгляд метнулся ко все еще колебавшимся Шанвах и Сиквах, и голос уподобился хлысту. – Живо!
Вскоре все три девушки стояли обнаженными; их отвели через дальний выход в купальню – огромную естественную пещеру, освещенную меточным светом высоко расположенных камней. Пол – выложен мрамором, вода – глубока. Узорные фонтаны поддерживали воду в движении, и воздух был горяч и густ от пара. По сравнению с этим можно устыдиться даже купален Кадживах.
В воде были десятки девушек в возрасте от детского до застенчивого, созревшего женского. Все они либо стоя мылись в каменной купальне, либо расслабленно сидели на скользких каменных ступенях по ее краям, бреясь и подрезая ногти. Все как одна подняли взгляды, чтобы оценить новеньких.
Ашии и ее спутницам приходилось купаться с другими девушками, но между этой купальней и теми, что располагались в женском крыле отцовского дворца, имелось пугающее различие: все головы были обриты налысо.
Ашия дотронулась до своих роскошных умащенных волос, за которыми ухаживала всю жизнь, в надежде понравиться будущему супругу.
Мелан перехватила ее взгляд:
– Потрогай, девочка, насладись. Это будет в последний раз на какое-то время.
Кузины задохнулись, и Шанвах схватилась за голову, защищая шевелюру.
Ашия заставила себя опустить руки и успокоиться вздохом.
– Это всего лишь волосы. Отрастут заново.
Краем глаза она отметила, что и кузины успокаиваются.
– Аманвах! – позвала Мелан, и вперед вышла девушка возраста Сиквах. Она была слишком юна для женских форм, но лицом и глазами сильно походила на Дамаджах.
Ашия испытала прилив облегчения. Святая Аманвах была их кузиной, первеницей Избавителя и Дамаджах. Когда-то они были так же близки, как Асом и Асукаджи.
– Кузина! – сердечно приветствовала ее Ашия, простирая руки.
С тех пор как они с Аманвах играли, прошли годы, но это не имело значения. Она – их крови и поможет в этом странном и незнакомом месте.
Аманвах проигнорировала ее, не взглянула даже. Она была на несколько лет младше и на дюймы ниже Ашии, но ее поведение наглядно показало, что теперь она считала себя выше кузин. Двигаясь с плавной грацией, она обошла девушек, остановилась перед Мелан и отважно для обрученной выдержала взор най’дамаджи’тинг.
– Пришли учиться постельным танцам? – ухмыльнулась она.
Молодых женщин – в основном из бедных семей – нередко забирали во дворец и обучали постельным танцам, после чего продавали в великий гарем. Некоторых возвращали отцам невестами, выкуп за которых мог принести целое состояние.
– По часу ежедневно, – кивнула Мелан. – И по часу – пению. Третий – письму, а четвертый – на купание.
– А остальные двадцать? – спросила Аманвах. – Ты же не хочешь сказать, что их допустят в Палату Теней? – Кожа Ашии покрылась мурашками при этих словах, и она сделала над собой усилие, чтобы не задрожать, хотя воздух был горяч.
Но Мелан помотала головой.
– Остальные двадцать они будут изучать шарусак. Они принадлежат Энкидо.
Кое-кто из девушек ахнул, и даже с лица Аманвах слетело самодовольство.
Ашия подавила рык. Она – кровь Избавителя. Энкидо – всего лишь полумужчина. Ей, может быть, придется подчиняться его инструкциям, но забери ее Най, если она сочтет себя его собственностью.
– Обрей их и научи свивать бидо, – распорядилась Мелан.
– Да, най’дамаджи’тинг, – поклонилась Аманвах.
– Благодарю тебя, ку… – начала Ашия, но стоило Мелан уйти, как Аманвах отвернулась. Она щелкнула пальцами, указав на трех старших девушек, которые немедленно подошли к Ашии с сестрами и направили их в воду.
Аманвах вернулась в свою компанию и возобновила праздную болтовню, полностью игнорируя Ашию, Шанвах и Сиквах, пока най’дама’тинг среза́ла их прекрасные волосы и обривала головы. Ашия смотрела перед собой, не желая чувствовать утрату по мере падения тяжелых локонов.
Затем най’дама’тинг подступила к ней с бруском мыла и бритвой. Ашия застыла, когда девушка намылила ей скальп и принялась опытными движениями орудовать лезвием.
Аманвах вернулась, едва со всеми закончили. Смотрела поверх голов, не позволяя заглянуть себе в глаза.
– Вытирайтесь. – Она указала на стопку снежно-белых, только что сложенных полотенец. – Потом идите за мной.
Она опять отвернулась; Ашия и ее спутницы вытерлись и последовали за надменной кузиной в раздевалку. За ними пошли три девушки, которые их стригли.
Аманвах миновала многочисленные скатки шелковых белых бидо и приблизилась к лакированному сундуку в дальнем конце комнаты.
– Вы не дама’тинг.
Она швырнула каждой по скатке черного шелка из сундука:
– Вы недостойны носить белое.
– Недостойны, – эхом откликнулись сзади старшие девушки.
Ашия сглотнула. Обрученные или нет, они – кровь Избавителя, а не какие-то заурядные даль’тинг.
Они вышли из купален в шелковых черных косынках и балахонах поверх бидо к ожидавшему их Энкидо. Шанвах и Сиквах перестали всхлипывать, но продолжали липнуть друг к дружке и смотреть в пол.
Ашия храбро взглянула евнуху в глаза. Она – кровь Избавителя. Если этот человек посмеет ее тронуть, отец отрежет ему не только член. Она не убоится.
Не убоится.
Евнух оставил ее без внимания, взирая на Сиквах, которая тряслась, как заяц перед волком. Он сделал резкий пренебрежительный жест. Сиквах знай смотрела в пол, не понимая, чего от нее хотят, и вновь начиная плакать.
Энкидо стремительно поднес к лицу Сиквах палец, заставив девушку глотнуть воздуха и встать прямо. Ее глаза, огромные от страха, сошлись, следя за пальцем.
Энкидо повторил пренебрежительный жест. Сиквах, как будто на одном его пальце и держалась, снова согнулась и разрыдалась пуще. От этого и Шанвах дошла до ручки, и обе, дрожа, прижались друг к дружке.
– Она понятия не имеет, чего ты хочешь! – выкрикнула Ашия.
Она не поняла, глух ли евнух в придачу к своей немоте, так как он не взглянул на нее.
Вместо этого Энкидо с такой силой хлестнул Сиквах ладонью по щеке, что ее голова ударилась о голову Шанвах, и обе резко впечатались в стену.
Ашия пришла в движение прежде, чем осознала это, и встала между евнухом и девушками.
– Как ты смеешь? – возопила она. – Мы принцессы Каджи, кровь Избавителя, а не базарные верблюды! Шар’Дама Ка позаботится, чтобы ты лишился этой руки!
С секунду Энкидо рассматривал ее. Затем его рука мелькнула молнией, и Ашию отбросило, вдобавок странно онемела челюсть. Она скорее услышала, чем почувствовала, отдачу скальной стены, когда ударилась о нее. Звук эхом отозвался в голове, едва она рухнула на пол, и Ашия поняла, что вскоре последует боль.
Но Шанвах и Сиквах нуждались в ней. Она оперлась на руки, пытаясь встать. Она была старшей. Ее долг…
Периферийное зрение размылось, затем сгустилась тьма.
Когда она очнулась, Энкидо, Шанвах и Сиквах стояли как прежде. Казалось, что пролетело мгновение, но запекшаяся кровь, из-за которой щека прилипла к мраморному полу, свидетельствовала об ином. Девушки перестали плакать и держались прямо. Они с ужасом смотрели на нее.
Ашии удалось толчком подняться на колени, затем – на неверные ноги. В лице пульсировала боль, какой она еще не испытывала. Ощущение не столько устрашило, сколько разозлило ее. Возможно, полумужчина мог их бить, но умертвить не посмеет. Он лишь старался поселить в них страх.
Она встала тверже, осмелившись вновь поднять взгляд на Энкидо. Ее так просто не запугать.
Но евнух отнесся к ней как к пустому месту; он развернулся и пошел по коридору, жестом приказав им идти следом.
Девушки безмолвно пошли за ним.
Энкидо стоял перед тремя испуганными девушками в большой круглой палате, освещенной лишь тусклым меточным светом. На каменных, как и во всем подземном дворце, стенах и полу были вырезаны метки, их шлифовали многие поколения. Напольные метки образовывали концентрические круги, напоминая стрелковую мишень.
Мебели в комнате не было, только тьма оружия висела на стенах. Копья и щиты, луки и стрелы, орудия для ловли алагай и короткие боевые ножи, метательные клинки и дубинки, цепи с грузами и другое, чему Ашия даже не знала названия.
Их снова заставили раздеться, повесить одежду на крючки у двери и остаться в одних свитках бидо.
Энкидо тоже был в одном бидо. Хватило полоски шелка, ибо ему, конечно, не приходилось прикрывать мужское достоинство. Мускулистое тело было гладко выбрито и покрыто сотнями вытатуированнных линий и точек. Узор выглядел хаотичным, но Ашия уловила порядок, который пока не могла распознать.
В нем скрывалась загадка. Шарада Энкидо. Ашия неизменно выказывала искушенность в играх-загадках. Девушек сызмальства обучали шарадам, чтобы впоследствии развлекали мужей.
Немой шарум встал в стойку шарусака. Секунду девушки смотрели тупо, но, когда у Энкидо потемнели глаза, Ашия поняла, чего от них хотят, и приняла ту же позу. Шарусак запрещался даль’тинг, однако Ашию и ее кузин научили не только загадкам, но и танцам. Разница была невелика.
– Повторяйте за ним, – сказала она спутницам.
Шанвах и Сиквах повиновались, и Энкидо обошел их, осматривая. Он крепко схватил Ашию за руку, выпрямил ее и грубым пинком расставил ноги дальше. Его хватка ощущалась еще долго после того, как он отпустил Ашию и занялся Шанвах.
Шанвах вскрикнула и подскочила от громкого шлепка по бедру; затем Энкидо снова встал в стойку. Не будучи глупой, Шанвах быстро возобновила имитацию. На этот раз удачнее, но Энкидо сделал подсечку и повалил ее на пол. Сиквах при виде такого «обучения» отшатнулась, и даже Ашия позволила себе чуть расслабиться, поворотившись к ним.
Энкидо указал на нее, и у нее замерло сердце от этого простого жеста. Ашия восстановила позу, тогда как Сиквах все пятилась. В итоге она вжалась в стену и изо всех сил постаралась втянуться в нее, как призрак.
Энкидо в очередной раз принял стойку, и Шанвах поспешила взвиться на ноги и повторить. На сей раз она правильно расставила ноги, но спину не выпрямила. Энкидо сгреб полосы шелка бидо, которые соединяли сплетение на бритом черепе с тем, что прикрывало ее таз. Он с силой дернул, уперев большой палец в позвоночник Шанвах. Она взвыла от боли, но, беспомощная, не оказала сопротивления, когда он выпрямил ей спину.
Энкидо отпустил ее и повернулся к Сиквах. Девушка в ужасе прижималась к стене, прикрывая нос и рот, из ее округлившихся глаз текли слезы. Евнух плавно вернулся в свою позу.
– Делай, как он, дуреха! – резко велела Ашия.
Но Сиквах только помотала головой, хныча в попытках еще сильнее вжаться в неподатливую стену.
Энкидо двинулся быстрее, чем Ашия считала возможным. Сиквах дернулась было бежать, но он мигом подступил к ней и рванул за руку, пуская инерцию ее попытки к бегству на бросок. Она с воплем покатилась по полу на середину комнаты.
Энкидо очутился там в мгновение ока и пнул ее в живот. Сиквах с кувырком грохнулась о пол и растянулась навзничь. На лице была кровь, Сиквах стонала, руки и ноги обмякли, как пальмовые листья.
– Вставай, заклинаю тебя Эверамом! – крикнула Ашия.
Но Сиквах не захотела – или не смогла – подчиниться. Энкидо пнул ее снова. И еще. Она стенала, но с тем же успехом можно было рыдать перед каменным изваянием, хотя евнух все видел. Вероятно, он был действительно глух.
Похоже, он не стремился искалечить ее или убить, но не чувствовалось в нем и намека на жалость или намерения прекратить избиение, если она не встанет и не примет стойку. Он делал паузу после каждого удара, давая ей возможность подняться, но Сиквах была невменяема, изувечена страхом.
Последствия ударов начали накапливаться. Из носа и рта Сиквах струилась кровь, висок рассекли вторично. Один глаз уже заплывал. Ашии пришлось склониться к мысли, что Энкидо и правда может ее убить. Она глянула на Шанвах, но девушка застыла на месте и беспомощно взирала на происходящее.
Евнух так сосредоточился на Сиквах, что не заметил, как Ашия вышла из стойки и тихо скользнула к стене. Священный закон запрещал женщинам прикасаться к копью, и она выбрала короткую увесистую дубинку, охваченную сталью. Та хорошо села в руку. Правильно.
Годы танцев отразились в грации ее быстрой и бесшумной походки, когда она, тщательно хоронясь, подкралась к евнуху сзади. Оказавшись достаточно близко, она без колебаний взмахнула дубинкой с силой, способной раздробить череп евнуха.
Энкидо будто не замечал ее, но в последний миг крутанулся и приложил к ее запястью мизинец. Это было подобно касанию перышка, которое Ашия едва ощутила, но удар прошел далеко мимо головы Энкидо. Его невозмутимый взгляд встретился с ее, и Ашия поняла, что он ждал, искушал ее, желая выяснить, защитит ли она кузину.
Забытая Сиквах лежала дрожащей грудой крови и синяков.
«Он убил бы ее только ради того, чтобы испытать меня», – подумала Ашия. Она оскалила зубы, отступила и ударила снова, теперь под другим углом.
Это была обманка, и она, не дав Энкидо отреагировать, развернулась, чтобы разбить ему коленную чашечку.
Однако немой евнух не удивился и вновь отвел ее удар слабейшим касанием. Ашия снова и снова замахивалась дубинкой, но Энкидо блокировал ее без труда. В ней рос страх: что же будет, когда он сочтет урок завершенным и ударит в ответ?
Секундой позже она это узнала: евнух поймал ее запястье большим и указательным пальцами левой руки, выворачивая его. Захват был слаб, но рука Ашии словно застряла в камне. Другой рукой Энкидо обвил ее плечо и ткнул твердым пальцем в болевую точку.
Рука мгновенно онемела и упала, едва Энкидо ее выпустил. Что он сделал? Ашия не почувствовала, как разжались и уронили дубинку пальцы, но услышала, как та стукнулась о пол. Она посмотрела вниз, попыталась сжать кулак и поднять руку, но тщетно. Она выругала свое тело за предательство.
Энкидо бросился на нее, и, защищаясь, Ашия вскинула другую руку. Он ткнул пальцем, и та тоже повисла. Ашия попробовала отступить, но он ударил снова. Всего лишь тычок, и ноги перестали держать ее. Она рухнула на пол, и голова забилась о камень, как язык колокола о стенку.
С усилием Ашия перекатилась на спину; перед глазами все плыло, пока она следила за приближением Энкидо. Она задержала дыхание, твердо решив не закричать при последнем ударе.
Но Энкидо присел на корточки сбоку и бережно, по-матерински успокаивающе заключил в ладони ее лицо.
Его пальцы нащупали виски и с силой нажали. Боль превзошла все, что могла представить Ашия, но она закусила губу до крови, не желая доставить ему удовольствие криком.
Пальцы напряглись. Поле зрения сузилось, затем начало темнеть по краям. Мигом позже зрение исчезло полностью. Несколько секунд перед глазами плясал водоворот красок, потом он тоже пропал, оставив ее во тьме.
Энкидо отпустил ее, выпрямился и направился к кузинам.
Она не знала, сколько времени пролежала без сил, внимая их воплям. Но постепенно крики и всхлипы стихли. Ашия не поняла, кто отключился – она или другие. Она напрягла слух, слыша слабые вздохи, ровное дыхание и мягкий шорох.
Золотая пелена пала на ее зрение, как песчаная буря, и она начала различать смутные очертания. Да, евнух ослепил ее, но, похоже, не навсегда.
Ашия попыталась согнуть онемевшие пальцы, встряхнуть ладонью. Рука почти не слушалась, но уже чувствовалась большая разница по сравнению с мнимой, минутами раньше, гибелью конечности.
Она смутно видела евнуха, который уносил одну кузину. Вторая так и лежала рядом. Шанвах, поняла она, когда начала восстанавливаться острота зрения. Евнух вернулся, вынес и ее. Ашия осталась одна посреди комнаты, извиваясь и пытаясь восстановить контроль над медленно оживавшим телом. Каждая попытка становилась мучением, но таковым же было чувство беспомощности. И потому она будет сражаться до смерти.
Евнух возвратился к ней – большое темное пятно на золотом поле. Она ощутила, как он положил руку на ее обнаженную грудь, и задержала дыхание.
Энкидо сильно надавил, сжимая легкие, чтобы вынудить ее к выдоху. Когда Ашия попробовала сделать вдох, у нее ничего не получилось. Он продержал ее так долго. Она извивалась и дергалась, пытаясь заставить руки и ноги повиноваться, чтобы ударить его.
Но он все держал, и у Ашии наконец не осталось сил даже на попытки. Медленно возвращавшееся зрение вновь исчезало.
«Обратно в сон», – подумала она почти с облегчением.
Но евнух чуть ослабил нажим. Ашия попробовала глотнуть воздуха и задохнулась. Ее легкие еще не расширились полностью. Но коротко вдохнуть она могла, что и сделала. Вдох был слаще всех, какие она когда-либо делала, но его было мало, и она повторила. И еще раз.
Она обрела в коротких вдохах устойчивый ритм, и зрение вновь начало возвращаться, а конечности – оживать. Но она не шевелилась, сосредоточившись исключительно на трепещущих, животворных вдохах.
И тогда Энкидо снова ослабил давление. Ей разрешили половинный вдох, и она приняла его жадно, вновь отыскав устойчивый ритм для компенсации недостающей половины.
Он вновь приподнял ладонь, и та осталась нежно лежать на груди. Ашия сделала полный вдох и поняла, что это его подарок. Никакое удовольствие в жизни не могло сравниться с совершенством этого единичного вдоха.
Затем Энкидо медленно надавил опять. Ашия обмякла, давая ему выдавить воздух из легких. Через мгновение он приподнял руку, и Ашия снова вдохнула. Он управлял ее дыханием несколько минут. После отчаянной борьбы за воздух она целиком и полностью отдыхала – Энкидо дышал за нее.
Она подумала, что чувство покоя ее усыпит. Но Энкидо отнял руку и принялся массировать виски, заботясь о тех же точках, через которые вызвал такие муки.
Теперь зрение восстанавливалось стремительно, и стоявший перед глазами туман сгустился в мускулистую фигуру евнуха. Ашия никогда не видела раздетого мужчину и знала, что должна опустить глаза, но татуировки на его теле побуждали взглянуть еще раз. Шарада Энкидо.
Искусные пальцы евнуха перешли с висков на все еще онемелую руку – он как бы растягивал ее, Ашия это чувствовала, хотя прикосновения к коже не ощущала. Однако затем вспыхнула боль, от которой Ашия дернулась. Она резко повернула голову и увидела, что Энкидо массирует крохотный синяк на плече. Почти безупречный кружок лиловой плоти в месте, куда он ткнул концом пальца.
Боль быстро прошла, преобразившись в приятное покалывание, когда рука Ашии полностью ожила.
Энкидо чуть повернулся, и Ашия заметила на плече евнуха татуировку, почти идентичную ее синяку.
Другие были на висках точно там, где он нажимал у Ашии. Ее взгляд пробежал по его телу, следуя линиям, которые соединяли точки. Было много участков схождения, больших и малых. Затем Энкидо взялся за синяк на ее пояснице. Она изогнулась, чтобы лучше видеть, но уже заметила на спине евнуха такой же, вытатуированный.
Еще до того, как евнух принялся за дело, она поняла, что скоро возникнет и покалывание в ногах.
«Он учит, – осознала она. – Священный текст – это линии на его теле».
Она подняла на Энкидо взгляд, и его лицо, пока он массировал пострадавшее место, показалось почти добрым. Она потянулась и неуверенно дотронулась до точки схождения линий на спине Энкидо.
– Теперь мне ясно. Я понимаю и передам остальным… господин.
Энкидо склонился к ней. На миг она подумала, что ей мерещится. Но нет. Он пробыл в этом положении слишком долго.
Энкидо поклонился ей, как учитель ученице, после чего взял на руки, как младенца, и отнес в тепло, где спали кузины. Он уложил ее и нежно провел кончиками пальцев по векам, закрывая их за нее.
Ашия не противилась, заботливо обняла кузин и провалилась в глубокий сон.
Проснулись они резко. Энкидо был нем, но все-таки мог извлекать громовой звук из отшлифованного бараньего рога, приложенного к губам. Казалось, задрожали стены. Девушки с визгом заткнули уши, но рог не умолкал, пока они не вскочили на ноги. Ашия понятия не имела, сколько прошло времени, но проспали они, верно, часы. Она чувствовала себя освеженной, хотя боль еще не ушла.
Евнух вернул рог на стену, вручил всем по полотенцу и безмолвно повел их из тренировочного зала в купальню. Они шли строем, но Ашия украдкой оглядывалась на кузин. Лицо у Шанвах застыло, мыслями она была далеко. Сиквах прихрамывала и усиленно задышала, когда они спускались по лестнице.
Как и раньше, Энкидо остался ждать у раздевалки. Разматывая бидо, они слышали журчание фонтанов, но в остальном было тихо. Действительно, в купальне никого не оказалось.
Шанвах и Сиквах нервно огляделись, умаленные огромным помещением. Ашия хлопнула в ладоши, призвав их к вниманию.
– Най’дамаджи’тинг Мелан сказала, что в день нам положен час купания. Давайте не терять времени зря.
Она вошла в воду и повела кузин к центральному, самому большому фонтану. У его основания стояли гладкие каменные скамьи, где купальщицы могли лежать под горячими струями.
Сиквах застонала, когда улеглась в самый пар.
– Полно, сестра, – сказала Ашия, осматривая синяк на ее бедре и аккуратно массируя его, как делал Энкидо. – Синяк невелик. Пусть горячая вода размочит боль, и все быстро заживет.
– Будут новые, – вяло ответила Шанвах. – Он не остановится. – Сиквах содрогнулась, покрывшись гусиной кожей, несмотря на жару.
– Остановимся, когда мы разгадаем шараду, – возразила Ашия.
– Шараду? – переспросила Шанвах.
Ашия указала на синяк на своем плече. У Шанвах был такой же, как и у Сиквах.
– Это точно такая же отметина, как на теле господина. При ударе рука временно отмирает.
Сиквах снова расплакалась.
– Но что это значит? – спросила Шанвах.
– Тайна дама’тинг, – ответила Ашия. – Мелан сказала, что нам предстоит изучить шарусак. Я уверена, что шарада Энкидо – часть этого.
– Тогда зачем выделять нам учителя, который не может говорить? – требовательно осведомилась Сиквах. – Такого… который… – Она в очередной раз всхлипнула.
Ашия утешающе сжала ее бедро:
– Не бойся, кузина. Наверно, это просто способ обучения. Все наши братья приходят из шараджа с синяками после шарусака. Почему же с нами должно быть иначе?
– Потому что мы не мальчишки! – выкрикнула Шанвах.
В этот миг двери открылись, и три девушки замерли. Вошла компания обрученных с Аманвах во главе.
– Может быть, и нет, – сказала Ашия, возвращая к себе внимание девушек. – Но мы кровь Избавителя, и нет ничего, что обычные мальчишки вынести могут, а мы – нет.
– Вы заняли наш фонтан! – заявила Аманвах, приближаясь к ним со спутницами. Она указала на другой, маленький, в дальнем конце бассейна. – Черные бидо моются там.
Ее най’дама’тинг рассмеялись, стрекоча, как натасканные птицы. Аманвах было всего одиннадцать, но старшие девушки, близкие к получению белого покрывала, подчинялись ей и заискивали перед нею.
Нога Сиквах напряглась, и Ашия уловила, что и Шанвах готова бежать опрометью, как заяц.
– Не обращайте внимания на болтовню, сестрички, – сказала Ашия. – Но мы уходим. – Она взяла обеих за руки, заботливо подняла на ноги и подтолкнула вперед, не сводя глаз с Аманвах. – Фонтан поменьше и девичий смех – небольшая цена за наш час покоя.
– Не девичий, – поправила Аманвах, схватив Ашию за руку. – Най’дама’тинг. Стоящих выше вас. Лучше тебе это усвоить.
– Почему ты так поступаешь? – осведомилась Ашия. – Мы кузины. Наша кровь – твоя кровь. Кровь Избавителя.
Аманвах подтянула Ашию за плечо, одновременно сделав подсечку. Ашию швырнуло на кузин, и все трое с плеском упали в воду.
– Вы ничто, – сказала Аманвах, когда они поднялись, отплевываясь. – Избавитель сказал свое слово, послав вас сюда в черном. Вы отродье его бесполезных сестер даль’тинг, годные только на племя для волков, что будут шастать по Лабиринту. Твоя кровь не священна, и ты мне не кузина.
Ашия почувствовала, что умиротворенность покидает ее. Она – на два года старше Аманвах, больше и сильнее ее и не допустит, чтобы младшая кузина ее травила.
Она ударила по воде, и Аманвах прикрылась рукой от брызг. С проворством гадюки Ашия метнулась к ней и сведенными, затвердевшими пальцами ударила в точку на плече, где у Энкидо была татуировка. В то самое место, где у нее с кузинами образовались синяки.
Аманвах доставила ей удовольствие пронзительным воплем, с которым шлепнулась в воду. Ее спутницы застыли, не зная, как реагировать.
Округлившимися глазами Аманвах смотрела на свою онемевшую, безжизненную руку. Затем помрачнела, растирая участок, пока онемение не прошло. На пробу согнула руку, и та пусть и медленно, но подчинилась.
– Значит, Энкидо ухитрился уже научить тебя кое-чему из шарусака, – проговорила Аманвах, вставая и принимая ту же стойку, что демонстрировал накануне Энкидо. Она улыбнулась. – Тогда давай. Покажи, что ты усвоила.
Ашия уже поняла, что будет дальше, и призвала на помощь закалку. «Если выдерживают шарумы, выдержу и я».
Мысль немного успокоила ее, но не защитила от боли, когда Аманвах начала избиение. Она обходила выпады Ашии, словно та стояла не шевелясь, а ее собственные удары были быстры, точны и направлялись в точки, гарантировавшие максимальную боль. Утомившись от этой забавы, она без труда увлекла Ашию на дно бассейна и заломила ей руку так, что Ашия испугалась: сейчас сломает. Она отчаянно старалась держать голову над водой и, к своему стыду, понимала, что, если младшая кузина захочет ее утопить, защититься не удастся.
Но Аманвах довольствовалась болью и заводила руку Ашии за спину, пока та не сорвала от крика голос.
Наконец Аманвах отпустила ее, бросила с плеском. Затем она указала на маленький фонтан. Взор вобрал всех трех кузин.
– Марш в свою конуру, собаки-най’шарум’тинг.
Протрубил рог, и Ашия вскочила на ноги, еще полностью не проснувшись. Она присела в защитной стойке, выказывая максимальную сдержанность и озираясь в поисках опасности.
Нападения не последовало. Энкидо небрежно вернул рог на стену, а девушки застыли наготове. Теперь их было пять: кузины Мича и Джарвах присоединились к ним вскоре после того, как Дамаджах отдала их Энкидо. Новенькие были младше, но потому, похоже, и быстрее приспосабливались к миру Энкидо и примеру, который подавала Ашия.
Центром их мира на протяжении месяцев был тренировочный зал Энкидо. Там они спали и ели, зарабатывая отдых и пищу исключительно болью. В конце занятий кому-нибудь из девушек обязательно приходилось растирать онемевшие конечности или оправляться от худших увечий. Иногда они теряли обоняние. В другой раз глохли на несколько часов. Но ни одно повреждение не держалось долго.
Если Энкидо бывал доволен ими, он делал массаж и устранял боль, восстанавливая неработающие руки и ноги, а также – отказавшие чувства, ускоряя заживление.
Они быстро усвоили, что ему нравился тяжелый труд. И упрямая решимость. Готовность продолжать тренировку, невзирая на боль. Жалобы, мольбы и неподчинение, напротив, не воспринимались совсем.
С той первой ночи им не давали полноценно выспаться. Двадцать минут тут, три часа там. Евнух будил их в необычное время и требовал выполнить сложный шарукин, а то и заняться спаррингом. Похоже, в занятиях не было системы, и они привыкли спать, когда удавалось. Постоянное изнурение превратило первые недели в спутанный сон.
Занятия с дама’тинг уподобились миражам в пустыне. Девушки беспрекословно подчинялись невестам Эверама. Если женщины в белом оставались недовольны, Энкидо всегда узнавал об этом и без слов объяснял, почему ошибки не должны повторяться.
«Я готова убить, чтобы выспаться», – показывала пальцами Шанвах.
Большинство уроков дама’тинг не вызывали интереса у девушек, но их полностью захватил секретный код евнухов, смесь ручных знаков и языка тела. Сложные беседы велись так же запросто, как посредством обычной речи.
При помощи кода Энкидо порой подавал команды или делился крохами мудрости, но в целом евнух по-прежнему предпочитал безмолвное обучение на примере, вынуждая их самостоятельно разгадывать полный смысл. Целые дни иногда проходили без единого кодированного слова.
Но если код мало способствовал общению с господином, то он стал главным способом общения друг с дружкой. Энкидо, как выяснилось, не был глух. Совсем наоборот: слабейший шепот мог повлечь за собой унижение и боль, а потому в присутствии евнуха девушки хранили молчание. Ашия не сомневалась, что он не раз ловил их на кодированной беседе, но до сих пор игнорировал это.
«Я тоже», – ответили пальцы Ашии, и ее потрясло, когда она осознала, что говорит всерьез.
«У меня нет сил убивать, – сказала Сиквах. – Без сна я могу умереть». Мича и Джарвах, как всегда, молчали, но пристально наблюдали за разговором.
«Не умрешь, – ответила Ашия. – Как господин научил меня выживать на мелких вдохах, так и приучает нас к нехватке сна».
Шанвах повернулась, чтобы взглянуть ей в глаза.
«Откуда ты знаешь?» – спросили ее пальцы.
«Доверьтесь старшей, сестрички», – ответила Ашия, и расслабилась даже Шанвах. Ашия не могла этого объяснить, но она не сомневалась в намерении господина. К сожалению, понимание не прибавило выносливости – ее предстояло выработать.
Наступила нежданная передышка: после побудки Энкидо сделал их любимейший жест, указав на полотенца. Да и спали они, должно быть, дольше, чем думали. Окрыленные, все пять девушек разобрали полотенца и выстроились у двери. Евнух махнул рукой, отпуская их.
Двадцать часов в день с Энкидо, как приказала Дамаджах. Еще три – на занятия с дама’тинг. А в промежутке – блаженный час в купальне. В единственном месте, куда Энкидо не мог войти. Единственный час, когда они могли говорить свободно и без разрешения закрывать глаза. Демонстрация покорности перед най’дама’тинг была пустячной платой за покой.
Обрученные насмехались над ними в купальне, коридорах, на занятиях – потешались над най’шарум’тинг, как нарекла их Аманвах. Черные бидо навсегда отделили Ашию с кузинами от других девушек во дворце. Казалось, что выше их даже девушки даль’тинг, присланные учиться постельным танцам. Им сохраняли волосы и не били их за промахи.
Ашия и ее сестрички научились сохранять выдержку и сторониться всех остальных, стараясь прошмыгнуть незамеченными, когда удавалось, а если нет – выказывать покорность.
Как обычно, они пришли в купальню первыми. До появления най’дама’тинг осталась четверть часа, но Ашия сразу направила всех к маленькому фонтану на краю бассейна, хотя вода там, вдалеке от нагревающих меток, была не особенно горяча. Они смывали с кожи пот, разминали друг дружке измученные мышцы, отчищали мозоли и залечивали волдыри. Массаж и врачевание, уроки которых давал им Энкидо, были бесценны в купальне.
Когда открылись двери, послышались крики. Най’дама’тинг вкатились клубком, и в середке, судя по всему, происходила ссора.
Ашии хватило ума не глазеть, и она небрежно присела к фонтану, расположившись у струи для лучшего обзора боковым зрением. Ее кузины молча сделали то же самое и стали наблюдать, притворяясь, будто приводят друг дружку в порядок.
Распрю между обрученными они видели не впервые. Те называли себя сестрами, но любви среди них было мало, каждая жаждала влиять на остальных и оказаться в фаворе у Аманвах. Снаружи, разрешая спор, они прибегали к дебатам и логике, но в уединении, в купальне, где их не видели невесты Эверама, с таким же рвением пускали в ход резкие слова и даже шарусак.
Ссора возникла между двумя старшими девушками, Джайей и Селте. Они были готовы к драке, но обе сначала посмотрели на Аманвах, ища поддержки.
Аманвах отвернулась от них, разрешая поединок.
– Я ничего не вижу.
Остальные обрученные последовали ее примеру, повторили сказанное и повернулись спинами, после чего старшие девушки остались наедине.
«Кто победит?» – спросили пальцы Ашии.
«Селте, – не колеблясь ответила Сиквах. – Говорят, она скоро доделает кости и наденет белое».
«Она проиграет, и вчистую», – не согласилась Ашия.
«Она в хорошей форме», – отметила Шанвах. Мича и Джарвах не комментировали, но следили за разговором.
«В ее глазах страх», – сказала Ашия. Действительно, Селте отступила на шаг, когда Джайа приготовилась к атаке. В следующий миг голова Селте очутилась под водой. Джайа держала ее там, пока Селте не перестала сопротивляться и не шлепнула рукой по воде в знак повиновения. Джайа погрузила ее глубже, затем отпустила и отошла. Селте с плеском выпрямилась, хватая ртом воздух.
«И легкие слабые, – продолжила Ашия. – Она пробыла под водой не больше минуты».
– Я вижу, как вы болтаете пальцами, собаки-шарумы! – Окрик Аманвах заставил их вскинуть головы.
Девушка озлобленно направилась к ним, сопровождаемая несколькими обрученными.
– Становитесь за мной, сестрички, – негромко произнесла Ашия, когда Аманвах приблизилась. – Глаза вниз. Это не ваш бой.
Девушки подчинились, а Ашия глаза подняла и встретила взгляд Аманвах. Это удвоило ярость младшей, и она подступила достаточно близко, чтобы дотянуться и прикоснуться.
«Зона убийства» – так назвали бы пространство между ними пальцы Энкидо.
– Ты ничего не видела, – сказала Аманвах. – Повтори это, най’шарум’тинг.
Ашия мотнула головой:
– Большой фонтан не стоит драки, но ты не заставишь меня лгать моему господину, тем более – дама’тинг. Я ничего не скажу сама, но, если спросят, выложу правду.
Ноздри Аманвах раздулись.
– И что же ты выложишь?
– То, что най’дама’тинг недостает дисциплины, – ответила Ашия. – То, что вы называете друг друга сестрами, но не понимаете смысла этого слова, бранясь и затевая драки, как хаффиты. – Она плюнула в воду, и девушки ахнули. – А твой шарусак жалок.
Взгляд Аманвах только на миг метнулся к точке удара, но Ашии этого оказалось более чем достаточно, чтобы выставить блок и спланировать три следующих выпада. Обрученные осваивали шарусак по два часа ежедневно. Ашия с кузинами – по двадцать, и разница не могла не сказаться.
Ашия была способна окунуть Аманвах в воду так же легко, как расправилась с Селте Джайа, но хотела растянуть избиение по примеру самой Аманвах во второй день их пребывания во дворце.
Два удара костяшками пальцев под мышку – и Аманвах взвыла от боли. Ребром ладони по горлу – и звук пресекся; Аманвах выпучила глаза, когда воздух перестал поступать в легкие. Ладонью по лбу – и ошеломленная Аманвах опрокинулась в воду.
Ашия могла продолжить, но придержала руку, пока задыхавшаяся Аманвах вставала на колени и откашливалась.
– Если уйдешь сейчас же, мне не придется докладывать дама’тинг, что вы еще и дуры.
Конечно, она провоцировала Аманвах, побуждала ее добровольно продлить избиение, чтобы не выглядеть слабой перед другими най’дама’тинг.
Девушки дружно задержали дыхание, когда Аманвах медленно выпрямилась. С нее стекала вода. Глаза посулили убийство, но также подсказали Ашии, куда соперница ударит в следующий раз.
«Глаза рассказывают все», – говорили пальцы Энкидо. Ашия стояла спокойно, дыша размеренно и открываясь в приглашении к атаке.
Теперь Аманвах стала осторожнее. Она следила за угрозой и прибегала к обманным выпадам, скрывая истинные намерения.
Но все было впустую. Ашия видела движения еще до того, как Аманвах их совершала, и блокировала серии ударов, не нанося ответных – лишь желая показать, как это легко.
Стоя по бедра в воде, Ашия не сходила с места, блокируя и уворачиваясь верхней частью туловища, но Аманвах не могла обойтись без ног. Это замедлило ее, и вскоре у нее началась одышка.
Ашия покачала головой:
– Вы, обрученные, слабы, кузина. Этот урок запоздал.
Аманвах смотрела на нее с откровенной ненавистью. Заключенная в мягкий кокон своего дыхания, Ашия сохранила спокойствие, но улыбнулась с единственной целью спровоцировать кузину на продолжение. Она уже знала, что замышляет Аманвах, хотя ей хотелось верить, что девушка не настолько глупа, чтобы попытаться сделать это всерьез.
Однако Аманвах в отчаянии заглотила наживку и выдала серию ложных выпадов перед попыткой пнуть.
Ноги у нее уже устали, к тому же стояли под водой, пинок получился убого медленным. Аманвах рассчитывала на его неожиданность, но даже этого было бы мало. Ашия поймала ее за лодыжку и дернула вверх.
– Тот, кто настолько глуп, чтобы пинать в воде, не заслуживает ноги. – Она с силой ударила напрягшимися пальцами в точку на бедре Аманвах. Кузина вскрикнула от боли, и нога обмякла в руке Ашии.
Едва Аманвах начала падать, Ашия с легкостью развернула ее спиной к себе и притопила.
Джайа попыталась вмешаться, но Шанвах, ни слова не говоря, обезножила девушку двумя быстрыми ударами. Та рухнула и забилась, стараясь удержать голову над водой. Селте могла бы прийти на помощь, но и она, и другие най’дама’тинг застыли на месте. Сиквах, Мича и Джарвах выстроились в ряд подле Шанвах, перекрывая доступ к противницам.
Аманвах сначала дергалась, потом затихла. Ашия ждала, когда кузина шлепнет по воде в знак покорности, но, к чести девушки, она этого не сделала – понимала, что даже Ашия не посмеет убить у всех на глазах дочь Избавителя.
Ашия вытащила голову Аманвах из-под воды и позволила судорожно вздохнуть.
– Шарумова кровь Избавителя. Повтори.
Девушка в ярости плюнула Ашии в лицо.
Ашия не дала ей вздохнуть еще, вернула под воду и надолго, болезненно заломила руку.
– Шарумова кровь, – сказала Ашия, вытягивая ее на воздух. – Эверамовы сестры по копью.
Аманвах неистово замотала головой, задыхаясь и вырываясь, и Ашия вновь окунула ее в воду.
На сей раз она прождала не одну минуту, настроив руки на тело Аманвах. Мышцы напряглись в последней раз перед потерей сознания. Ощутив это, Ашия в третий раз вытащила Аманвах на воздух и подалась к ней:
– В купальне нет магии хора, кузина. Нет ни дама’тинг, ни Энкидо. Есть только шарусак. Мы можем, если хочешь, заниматься этим каждый день.
Аманвах смотрела на нее с холодным бешенством, но были в глазах и страх, и смирение.
– Шарумова кровь Избавителя, Эверамовы сестры по копью, – согласилась она. – Кузина.
Ашия кивнула:
– Признание, которое не стоило бы тебе ничего, когда я обратилась дружески. – Она отпустила Аманвах, отступила и наставила на нее палец. – Я думаю, что с этих пор малыми фонтанами с холодной водой будут пользоваться обрученные. Большой забирают Эверамовы сестры по копью.
Она повернулась к собравшимся най’дама’тинг и удовлетворенно увидела, как все отшатнулись под ее взглядом.
– Разве что кто-нибудь желает бросить мне вызов?
Шанвах и остальные ученицы Энкидо разомкнули строй, как будто это было отрепетировано, освобождая место для охотниц сразиться, но глупых не нашлось. Все расступились, когда Ашия сопроводила своих сестер к большому фонтану, где они как ни в чем не бывало продолжили купание. Обрученные усадили Аманвах и Джайю на скамью, массажем начали оживлять конечности. Они изумленно смотрели на Ашию с сетрами, забыв про собственное мытье.
«Это было потрясающе», – сказали пальцы Шанвах.
«Тебе не следовало вмешиваться, – ответила Ашия. – Я приказала стоять сзади».
Шанвах обиделась, а остальные искренне удивились.
«Но мы победили», – показала пальцами Мича.
«Победили сегодня, – согласилась Ашия. – Но завтра, когда они явятся скопом, вам всем придется сражаться».
Най’дама’тинг действительно атаковали на следующий день. Они вошли в купальню гуртом, числом втрое больше, и окружили фонтан.
В тот день из купальни вынесли шестерых най’дама’тинг – ноги их не держали. Остальные хромали и растирали черные синяки. Некоторых шатало от нехватки воздуха, а к одной еще не вернулось зрение.
Они не пропустили занятия, боясь карательных мер, но на вопросы дама’тинг об их состоянии отвечали, что ничего не видели.
А ученицы Энкидо вернулись к господину и нашли его коленопреклоненным во главе столика с шестью дымящимися чашами. Девушки всегда ели у стены, стоя на коленях и поглощая простой кускус. В помещении никогда не водилось никаких предметов обстановки, кроме тренировочного оборудования.
Но еще больше поражал запах, исходивший от чаш. Повернувшись, Ашия увидела поверх кускуса темное мясо, приправленное соусом и специями. Рот наполнился слюной, в животе заурчало. Таких кушаний она не ела полгода.
Как во сне, девушки потянулись к столу, ведомые нюхом. Они словно плыли.
«Глава стола – для господина», – показал Энкидо.
«Подножие – для най ка». Он знаком велел Ашии встать на колени с противоположного конца. Приказал Шанвах и Сиквах разместиться с одной стороны, Миче и Джарвах – с другой.
Энкидо обвел жестом дымящиеся чаши.
«Мясо только этим вечером в честь шарумовой крови».
Он ударил кулаком по столу, чаши подпрыгнули.
«Стол – навсегда для Эверамовых сестер по копьям».
С этого дня они всегда ели вместе, как настоящая семья.
Да, Энкидо наказывал их за промахи, но и вознаграждал.
Никогда еще мясо не было таким вкусным.
Прошли годы. В шестнадцать лет Ашии и ее сестрам приказали заново отращивать волосы. Теперь шевелюра казалась тяжелой, неудобной. Ашия тщательно закалывала ее на затылке.
В семнадцать за ней прислал отец. Впервые за четыре года она покинула дворец дама’тинг, и внешний мир теперь выглядел странно. Залы отцовского дворца были светлы и красочны, но имелись там и места, где спрятаться гибкому и проворному. При желании она могла мгновенно исчезнуть, наученная становиться невидимой.
Но нет, она оказалась во дворце, чтобы быть на виду – чуждая идея, наполовину памятная по другой жизни.
– Возлюбленная дочь! – Аймисандра встала и подошла, чтобы обнять ее, когда Ашия вступила в тронный зал.
– Радость видеть тебя, достопочтенная матушка. – Ашия расцеловала мать в щеки.
Брат стоял справа от трона, облаченный в белое одеяние полноправного дама. Он кивнул ей, но не осмелился заговорить вперед отца.
Ашан не встал и хладнокровно рассматривал ее, выискивая предосудительные несовершенства. Но после Энкидо удовлетворить отцовские ожидания не составляло труда. Держа спину прямо, потупив взор, с каждым волоконцем черного одеяния на своем месте, она молча приблизилась. На выверенном удалении от трона остановилась и выжидающе поклонилась.
– Дочь, – произнес наконец Ашан. – Ты хорошо выглядишь. Полезен ли тебе дворец дама’тинг?
Ашия выпрямилась, но не отвела взгляда от отцовских сандалий. У двери стояли два стража-шарума – слишком далеко, чтобы помочь ему вовремя. За колоннами позади трона скрывался дозорный из племени Кревах. Она бы и не заметила его, когда была моложе, но сейчас он мог с тем же успехом носить бубенцы. Жалкая охрана для дамаджи Каджи и его наследника.
Конечно, Ашан и сам мастер шарусака, способный защититься от большинства врагов. Она задалась вопросом, как ему и ее брату теперь сравниться с нею.
– Благодарю тебя, достопочтенный отец, – сказала она. – Я многому научилась во дворце дама’тинг. Ты проявил мудрость, отправив туда меня и моих кузин.
Ашан кивнул:
– Это хорошо, но время твоего пребывания там истекло. Тебе уже семнадцать, и пора замуж.
Ашию словно ударили в живот, но она приняла это чувство и вновь поклонилась.
– Мой достопочтенный отец наконец подобрал мне партию? – Она увидела, что брат улыбается, и поняла, о ком речь, еще до того, как заговорил отец.
– Между отцами достигнута договоренность, – ответил Ашан. – Ты освобождаешься из дворца дама’тинг и выходишь за сына Избавителя Асома. Твои дворцовые покои пребывают в том же виде, в каком ты их покинула. Сейчас возвращайся туда с матерью и начинай готовиться.
– Пожалуйста, прошу… – Когда Ашия заговорила, Ашан уже обратил взгляд на своего советника Шевали.
– Что такое? – спросил он.
Ашия увидела грозовые тучи, собирающиеся на отцовском челе. Если она попытается отказаться…
Она встала на колени, уперлась руками в пол и опустила голову между ними.
– Прости, достопочтенный отец, что докучаю тебе. Я только надеялась в последний раз повидаться с кузинами, до того как пойду с моей достопочтенной матушкой путем, приуготовленным мне Эверамом.
Отцовское лицо смягчилось, и его выражение стало как никогда близким к любовному.
– Конечно-конечно.
Она сдерживала слезы до самой тренировочной палаты. Ее сестры по копью отрабатывали шарукин, но выпрямились и поклонились. Энкидо отсутствовал.
«Ты вернулась, най ка, – показала знаками Шанвах. – Все ли в порядке?»
Ашия покачала головой:
«Я больше не най ка, сестра. Этот титул и забота о сестрах отныне твои. Я выхожу замуж».
«Поздравляю, сестра, – показала Сиквах. – Кто жених?»
«Асом», – начертила Ашия.
«Это честь», – подала жест Мича.
«Что нам делать без тебя?» – спросили руки Джарвах.
«Вы останетесь друг с дружкой и Энкидо», – ответила Ашия. Она поочередно обняла всех, так и не расплакавшись.
Но затем отворилась дверь, и появился Энкидо. По взмаху его руки кузины гуськом вышли из палаты.
Взглянув на господина, Ашия разрыдалась впервые с тех пор, как ее направили во дворец дама’тинг.
Энкидо распахнул объятия, и она упала в них. Он достал из потайного кармана пузырек для слез. Он держал Ашию, непоколебимый как скала, и гладил по волосам одной рукой, другой же собирал слезы.
– Прости, господин, – прошептала она, успокоившись.
Впервые за годы в тренировочной палате прозвучала устная речь. Звук эхом отозвался в ее чутких ушах и показался неуместным, но какое это имело теперь значение?
«Даже пальма стенает под натиском бури, – показал знаками Энкидо, протягивая ей пузырек. – Слезы Эверамовых сестер по копью тем и драгоценны, что редки».
Ашия вскинула руки, оттолкнув пузырек:
– Тогда и храни их вечно.
Она опустила глаза, даже сейчас не в силах выдержать его взгляд.
– Я должна ликовать. О каком лучшем муже мечтать женщине, если она выходит за сына Избавителя? Когда меня направили к тебе, я решила, что у меня отняли судьбу, но теперь она вернулась, а я не желаю ее. Зачем меня послали сюда – чтобы отдать мужчине, который и так бы меня получил? Какой смысл в навыках, которым ты научил, если я никогда их не применю? Ты мой господин, и я не хочу другого.
Энкидо печально посмотрел на нее.
«У меня было много жен, до того как я отдался дама’тиг, – сказали его пальцы. – Много сыновей. Много дочерей. Но никем я не гордился так, как тобой. У меня поет сердце от твоей преданности».
Она приникла к нему:
– Асом может быть моим мужем, но господином всегда будешь ты.
Евнух покачал головой:
«Нет, дитя. Приказ Избавителя непререкаем. Не мне и не тебе возражать против его благословения, и я не посрамлю сына Избавителя посягательством на то, что по праву принадлежит ему. Ты отправишься к Асому свободной женщиной, не связанной со мной».
Ашия отстранилась и пошла к двери. Энкидо за ней не последовал.
– Если ты больше не господин мне, то не можешь повелевать моим сердцем, – сказала она.
Свадьба вобрала в себя все, о чем она мечтала девочкой, и была достойна принца и принцессы Красии. Сестры по копью стояли рядом, ожидая, когда отец сопроводит ее к Асому, – жених вместе с Джайаном ожидал ее в Шарик Хора у подножия Трона черепов.
Энкидо присутствовал тоже, охраняя Дамаджах и наблюдая за происходящим, хотя никто из гостей про то не ведал. Ашия с сестрами читали знаки, видели легкую зыбь, которую он оставлял по себе, чтобы дать им о себе знать.
Клятвы и церемония прошли как в тумане. На пиру для жениха и невесты установили два трона, но Ашия сидела одна и ждала мужа, пока тот с Асукаджи, стоявшим рядом, принимал подарки и беседовал с гостями.
Не пожалели никаких затрат, но пышные медовые пирожные казались Ашии пресными. Она томилась по укромному подземелью и простому кускусу за столом Энкидо.
Но хотя она провела весь день как во сне, ее истинная участь открылась в брачную ночь.
В спальных покоях она ждала, когда Асом придет и возьмет ее как муж, но часы проходили в тишине. Ашия не раз посмотрела на окно, мечтая о бегстве.
Наконец в коридоре послышался звук, который, однако, так и не достиг двери.
Над потолочным сводом была отдушина. Ашия в мгновение ока взвилась по стене, легко цепляясь пальцами за мелкие зазоры между камнями. Она обратилась к отдушине слухом и зрением, увидела затылок Асома и стоявшего к нему лицом Асукаджи. Судя по всему, они спорили.
– Мне этого не сделать, – говорил Асом.
– Ты можешь и сделаешь, – возразил Асукаджи, заключив в ладони лицо ее мужа. – Ашия должна подарить тебе сына, чего я не могу. Мелан бросила кости. Если возьмешь мою сестру сейчас, дело будет сделано. Один раз – и испытанию конец.
Осознание стало пощечиной.
Мужская однополая любовь не считалась грехом. Она была довольно частым явлением в шарадже, где мальчики заводили постельные дружбы на годы, пока не становились достаточно зрелыми и опытными для первых жен. Но Эверам требовал новых поколений, а потому всех, кроме самых упрямых пуш’тингов, в конечном счете обязывали жениться и разделить с супругой ложе хотя бы на срок, достаточный для зачатия сына. Эверам свидетель – Кадживах неоднократно внушала это Асукаджи.
Но Ашия и думать не думала, что сама станет невестой пуш’тинга.
Они вошли секундами позже. У Ашии была прорва времени, чтобы вернуться на подушки, но у нее мутился рассудок. Асом и Асукаджи – любовники-пуш’тинги. Она не значила для них ничего, кроме утробы для вынашивания мерзости, которую они хотели принести в мир.
Они проигнорировали Ашию. Асукаджи раздел ее мужа и далее ублажал ртом, пока тот не обрел способности к действию. Он лег с ними и принялся побуждать к соитию.
От его прикосновения кожа Ашии покрылась мурашками, но она задышала неглубоко и выдержала.
Вопреки его словам, в глазах брата вспыхнула ревность, а лицо потемнело, когда Асом задохнулся и узрел осеменяющего ее Эверама. Как только с делом покончили, Асукаджи развел их, и мужчины обнялись, забыв о ее присутствии.
Тогда Ашии захотелось убить обоих. Это было бы просто. Они настолько увлеклись друг другом, что вряд ли бы что-то заметили, пока не стало бы поздно. Она могла даже выдать их кончину за несчастный случай – деяние, мол, надорвало сердце бедного Асома. Ее брат, обезумев от смерти любовника, предпочел вонзить в себя нож, чем жить без него.
Энкидо научил ее проделывать подобные штуки так чисто, что не узнал бы и сам Избавитель.
Она закрыла глаза, в полной мере переживая фантазию и не смея шевельнуться, чтобы не обратить ее в реальность. Она вздохнула, и ее центр наконец вернулся. Она встала с подушек, снова надела свадебный наряд и вышла.
Муж и брат ничего не заметили.