Вторник, 25 мая. Офис агентства «Профиль»
На работе с раннего утра было гадко и неуютно. Гуляли сквозняки. По унылым помещениям, где с вечера на скорую руку сотворили видимость порядка, бродили похмельные сотрудники и со стоном приводили офис в божий вид. Олежка Лохматов таскал за собой бутылку минералки, уровень которой стремительно падал. Екатерина искренне недоумевала, почему не может быть хорошо просто так – а только за счет чего-то: в частности, вчера было хорошо за счет сегодняшнего утра. Любаша – с лицом, как перед расстрелом, стояла на коленях и с методичностью робота-манипулятора перекладывала бумажки. Вернер опоздал – на сорок две минуты, пятнадцать секунд. Но виноватой физиономия не выглядела.
– Улица Фабричная вымыта пивом, коллеги, – объявил он с неуместной торжественностью и пафосом. – «Газель» хлобыстнулась в грузовик, груженный «Крюгером». Пострадавших нет, но ситуация, что ни говори, трагичная.
Коллеги с неприязнью покосились на опоздавшего.
– А мы любили его, как отца, сына и святого духа, – вздохнула Екатерина.
– Ну, подумаешь, опоздал, – рассердился Вернер. – Меня вчера, к вашему сведению, менты таки прибрали. У родного подъезда – уже руку протягивал, чтобы дверь открыть – а они и выходят. Опера, пэпээсники, штатские… Соседа по площадке тащат – беда к соседу пришла с понятыми. Доворовался, гад. Я и говорю ему: «Здрасьте, мол, Савелий Сидорович, неплохая ночка? А утро-то какое будет…» – А те, не разбираясь – и меня – в воронок с горизонтальной загрузкой… Потом, правда, отпустили, разобрались, опера еще извинились, но пэпээсники тряхнули качественно. Денег пропало – пятьсот рублей, пачка презервативов, шарики из кремния. Умеют же обыскивать, фокусники – не подкопаешься. А что, говорят, мы не брали, не было у вас никаких пятисот рублей…
– «Справочник необходимых знаний» не пропал? – забеспокоился Максимов.
– Нет, на месте знания, – успокоил Вернер. – Ментам не надо – они и так все знают.
Закончив чаепитие с крохотными сдобными печенюшками (Лохматов презрительно называл их «пищевыми добавками»), сгрузили посуду Любаше, и Максимов строго обозрел подчиненных. Проверку похмельем с горем пополам одолели.
– Итак, трудоголики вы мои недоделанные, не пора ли заняться делом?
– Работы нет, – насторожился Вернер. – Незабуд уже рассчитался.
– А чего нам это стоило, – пробормотал Лохматов.
– Очень хорошо, – злорадно улыбнулся Максимов. – Пока отсутствует толковая работа, займемся мелочовкой. – Он выбросил на стол фотографии незнакомки, произведенные Пантюшиным. – Сколько этот гриб сушеный предлагал нам за работу?
– Десять тысяч, – вспомнил Лохматов.
– Девять, – поправила Екатерина, – рублей. Этот гриб сушеный, как верно выразился Константин Андреевич, вспомнил, что десяти у него уже нет. А ты что, Костик, серьезно?.. – Екатерина замолчала, недоуменно захлопав пушистыми ресницами.
– Не люблю, когда из меня делают тварь бессловесную, – объяснил Максимов. – В деле существует интрига – это возбуждает. Да и вам нельзя позволять лениться, коллеги. Вот они – три составные части моей мотивации.
С этими словами Максимов подъехал на стуле к компьютеру, открыл папку «Фигня» в папке «Отстой» (забурили, конспираторы…), отыскал адресную книгу и отстучал фамилию Пантюшин. Последних в гигантском мегаполисе оказалось сорок восемь человек. Из них шестнадцать благополучно проживали на левом берегу.
– Замечательно! – вскричал Максимов. – В этой хваленой краденой программе у половины обитателей города отсутствуют паспортные данные.
– Китайская программа, – пискнула из приемной Любочка.
– Подумаешь, – фыркнул Олежка Лохматов. – В отделе разрешительной системы Ленинского РОВД компьютерная база – вообще двухтысячного года. И ничего, работают…
– Благодарите бога, что хоть у половины имеются паспортные данные, – загундел Вернер. – Скоро на пластиковые паспорта перейдем – вот тогда и взвоете.
– Ты о чем? – не поняла Екатерина.
– А вы не слышали? – удивился Вернер. – Готовится новый обмен паспортов – на пластиковые карточки. С полной биологией: отпечатки пальцев, фото радужки глаз. Совмещаются с компьютером. Создается офигенная база данных, куда нас всех и запишут.
– А зачем? – не понял Лохматов.
– Нормальный вопрос, Олежек. У меня их накопилась целая туча. За сколько дней до обмена вся эта база данных поступит в свободную продажу? Через сколько дней после обмена появятся «турбюро», где можно будет купить новую карточку – с вашими пальцами, радужкой и на любое имя? Сколько потребуется МВД, ФСБ, ФСО и прочим лавочкам компьютеров, оснастки, периферии и программистов, чтобы хоть как-то проверять предъявляемые документы? Кто помешает этим самым программистам делать маленький бизнес на «изменениях» и «дополнениях» базы? И сколько, наконец, народа не попадет на поезда, пароходы и самолеты только лишь из-за того, что компьютеры железнодорожных, авиационных и пароходных касс глючат и сбоят?..
– Могли бы татуировками обойтись, – ухмыльнулся Максимов. – Нас уже столько раз пересчитывали…
Фото женщины на фотографиях Пантюшина здорово притягивало. Максимов вновь подвинул к себе снимки и начал внимательно изучать изображение. Фотографом Пантюшин, возможно, был и неплохим, но неподвижные объекты – в данном случае елочка – у него выходили лучше. Женщина расплывалась. Сказать о ней можно было лишь немногое. Она не старая – возможно, тридцать с гаком. Больная – или жизнь не балует. Небогатая – или сознательно доводит себя до истощения, а в качестве усиления страдания рядится в некрасивые балахонистые одежды. Следит за собой из рук вон плохо…
– Соображения, коллеги, – Максимов бросил снимки на край стола. Закурил и выжидающе уставился на сотрудников.
– Обрати внимание на фрагмент резной ограды. Уголок афишной тумбы, край плаката с буквами «Я» и «мягкий знак». Обрывок аварийного здания, которое не побоюсь назвать театром Музыкальной комедии. В нем вчера давали «Летучую мышь», – заявила ни разу не замеченная в театральных пристрастиях Екатерина.
– Там всегда дают «Летучую мышь», – пробурчал Олежка.
– Неправда, – встрепенулся Вернер. – Могут в качестве разнообразия запустить «Сильву». Или «Женитьбу Бальзаминова». Или «Веселую вдову» Легара. Но ассортимент не блещет – тут Лохматик прав.
Екатерина терпеливо переждала.
– Можем сделать вывод, что снимки произведены в Центральном парке. За спиной фотографа – кафе, аттракционы и прочие увеселительные заведения.
– Я скажу вам больше, коллеги, – не без гордости заявил Вернер. – Если речь идет о трех последних днях, что, кстати, косвенно явствует из бормотания Пантюшина, то снимок могли сделать только вчера, в понедельник: обратите внимание на белые облачка. А до этого погода несколько дней отличалась редкой безоблачностью. Тень от дерева – небольшая. Стоит предположить, что дело происходило в районе полудня. Есть вопросы, командир?
– Вот и флаг тебе в руки, – обрадовался Максимов. – Дуй в Центральный парк и принеси мне информацию. Два часа.
– Хорошо, командир, – покладисто согласился Вернер, сообразив, что Центральный парк – не самое позорное место для работы.
– Только не вздумай налегать на мороженое и женщин, – строго предупредил начальник. – Вот кончишь дело – тогда и гуляй смело.
Спровадив Вернера, Максимов позвонил Шевелеву в ГУВД и по старой дружбе попросил выяснить, не объявлялся ли прошедшей ночью в городе труп по фамилии Пантюшин. Нет, сообщили по прошествии времени работники полиции, труп по фамилии Пантюшин в городе не объявлялся, однако может объявиться труп по фамилии Максимов – если не перестанет лезть в чужие дела и отвлекать работников от важных дел.
Последнее стало своего рода ритуалом.
– А ведь этот заморыш, помимо собственной, упоминал еще одну фамилию, – задумчиво поведал Олежка. – Помните эту странную фразу: «Не верите мне, спросите… имярека, он подтвердит»?
– Точно, – воскликнул Максимов. – А какая фамилия у этого… имярека?
– А я откуда знаю, – фыркнула Екатерина. – И не смотри на меня в упор, у меня память птичья.
– А как бы вспомнить?
– А мы не знаем, – развела руками Екатерина.
– Связанное с «Милки-вэем», точно, – поскреб макушку Лохматов. – Я подумал еще тогда: фамилия напрямую связана с шоколадным батончиком «Милки-вэй»… Надо же, не помню.
– А что такое «Милки-вэй»? – тупо спросила Екатерина.
– «Молочный пудинг», – блеснул Максимов.
– «Млечный путь», – поправил Лохматов.
– Боже мой, какая дикая необразованность! – патетично воскликнула приемная. – Эх, вы, горе-сыщики! В одно ухо влетает, в другое вылетает! Млечников! Анатолий Павлович Млечников! Уйду я от вас! Безнадежные вы!
– Любочка! – восторженно завыл Лохматов. – Ты гений! Это потрясающе!
– Да-да, – плотоядно заулыбался Максимов. – Давно пора Екатерину переводить в секретари, а секретари…
– В Екатерины! – загоготал Лохматов. – А что, Константин Андреевич, это прекрасная идея. Как в «Граде обреченном» у Стругацких, помните? Сегодня он мусорщик, завтра солдат, послезавтра президент. А вот вас на пару дней можно назначить Вернером, мне кажется, Вернер не станет возражать…
Как выявила дальнейшая проверка, в городе проживали два Анатолия Павловича Млечникова, один из них оказался грудным младенцем, а другой – достаточно взрослым тридцатисемилетним мужчиной – директором частной фирмы «Металлик» по продаже инструмента и каких-то современных технических железок. «Очень странно это, – озадачился Лохматов. – Информация о фигуранте достаточно полная. Не поленились эфэсбэшники. А зачем им это, собственно, надо?» И тут же кинулся в Интернет, выкопал рекламную информацию по фирме «Металлик» и торжественно вручил Максимову распечатку. Фирма занималась продажей всевозможных чудес света: от банальных дюбелей и шурупов – до модифицированных мини-тракторов. Эти смешные машинки производили в Омске специально для страны Ким Чен Ира (ступеньки пониже, второе сиденье в кабине – для проверяющего), да, видимо, хватили лишку и произвели больше, чем в Корее трактористов. А располагалась фирма всего лишь в нескольких кварталах от агентства «Профиль». «Грешно не наведаться», – выразил общее мнение Максимов.
Реальность оказалась много проще. Рекламный проспект, мягко говоря, не соответствовал истине. Иными словами, господин Млечников в этой жизни не благоденствовал. Но и не собирался завтра загнуться. Магазин «Металлик» располагался на втором этаже большого кирпичного здания – над кондитерской лавочкой, мебельным и косметическим салонами («Грильяж, трельяж и макияж», – прокомментировал Лохматов) и ниже заведения «оздоровительного массажа» с чарующим названием «Лунное сияние» («Любой каприз за ваши деньги», – прокомментировала Екатерина). О том, что в этой жизни хозяин магазина не всегда был бедным, сообщала отделка витрин (большинство из которых пустовало) и помпезный памятник «неизвестной» фрезе – диаметром не менее двух метров – застывший посреди торгового зала.
В отделе крепежа и мелкой слесарной оснастки отиралась пара покупателей. В других отделах даже продавцов не было. Екатерина засмотрелась на скучающего охранника, Лохматов втихомолку хихикал, разглядывая витрины (еще бы не хихикать: фирма «OSRAM» производит светильники, немецкий «PERDUR» – всевозможные сверла). Максимов деликатно подтолкнул Екатерину к охраннику.
– Сходи-ка, проясни, где директор и как к нему без шума подобраться.
Ждать пришлось довольно долго. О каких дрелях и отвертках беседовали охранник с Екатериной, осталось в тумане. Спустя убийственную вечность, после обмена телефонами, пылающими улыбками и негромкими, но страстными словами, Екатерина наконец подала знак. Подтянутый охранник, поедая ее глазами, машинально подвинулся. Образовался узкий коридор в служебные помещения.
В директорской каморке за портретами мотоблоков и пил «Сандвик» сидел круглолицый человек в костюме, с бледными завитушками на лысине, потел и всем своим видом выражал цитату из Достоевского: «Живу, как желудь – не знаю, какая свинья съест». А если посмотреть абстрактно, он здорово напоминал хомяка с грыжами обеих щек.
– Анатолий Павлович? – вежливо осведомился Максимов.
Директор напрягся.
– Как вы сюда попали? Почему без разрешения?
– Позывные забыли, – объяснил Лохматов.
Максимов критически обозрел кабинетик. Не всякая бедность – форма высокоорганизованной материи.
– Позвольте… – совершенно запутался директор. – Вы оптовики? Но я сегодня никого не жду, меня не предупреждали, у меня денег нет… Вы из полиции? – последние слова дались с неимоверным трудом.
– Успокойтесь, Анатолий Павлович. – благодушно улыбнулся Максимов. – Не думаю, что вами заинтересуется полиция или, скажем, налоговое ведомство. Бедненько живете. Как же вышло так, Анатолий Павлович? Люди в вашем возрасте «Челси» покупают… Извините за невольную шутку – мы частные детективы.
Предъявив лицензию, он аккуратно сложил ее (кормилицу) и убрал в портмоне. Директор «Металлика» взорвался:
– Да что вы тут комедию ломаете? Вас никто не звал – извольте убраться!
По переносице господина Млечникова стекала жирная струйка пота. Не дожидаясь, пока она превратится в увесистую каплю на носу, Максимов скромно поинтересовался:
– Вам что-нибудь известно о человеке по фамилии Пантюшин?
Млечников пытался совладать с прогрессирующей трясучкой.
– Ничего не известно. – Он резко махнул головой – капля сорвалась от носа и взорвалась на столе. Лохматов машинально попятился.
– Странно, – удивился Максимов. – А ему о вас известно. А знакома ли вам женщина… – Максимов чуть помедлил и довольно приблизительно описал особу, руководящую налетом на агентство. При первых же словах Млечников втянул голову в плечи и уже не вытягивал. Физиономия покрывалась серыми пятнами.
– Уходите немедленно… – пролепетал он. – Иначе я вызову охрану…
Максимов не стал огорчать бедолагу известием, что с охраной уже налажено тесное взаимовыгодное сотрудничество.
– Очень жаль, Анатолий Павлович, а мы могли бы вам помочь. – С любезной улыбкой он раскланялся. – Ну что ж, до новых встреч. Надеюсь, в следующий раз вы не будете трястись от ужаса. Пойдемте, коллеги, что-то душно становится в этой клетушке…
– Постойте, – решился Млечников. Видно, страх остаться одному задавил прочие страхи. – Вы ведь частные детективы, верно?
– А как вы догадались? – изумился Максимов.
– Кончайте издеваться, – Млечников судорожно поморщился. – Вы не могли бы… выполнить для меня одну работу?
– Могли бы, – гордо сказал Лохматов. – Но мы не помогаем бедным. Для этого существуют благотворительные фонды и районные отделы социального обеспечения. Обратитесь туда.
– Я могу заплатить… – Хомяк с отвислыми щеками внезапно позеленел. – Полторы… нет, две тысячи долларов вас устроят?
Максимов соорудил на лице брезгливость – дескать, видали суммы и покрупнее. Но, в принципе, вера в чудотворный лик Бенджамина Франклина, невзирая на некоторую неустойчивость последнего, непоколебима. Он замялся на пороге.
– Слушаю вас, Анатолий Павлович.
– Я хочу, чтобы вы нашли мне одну женщину… – Млечников суетливо затискал ручонки. Затем он расстегнул помятый пиджак и вытянул из внутреннего кармана рваное фото. Вернее, огрызок фото. – Возьмите, – протянул Максимову. – Вы должны вычислить ее местонахождение, доложить и забыть. Никаких вопросов. Никакого копания в прошлом. Только местонахождение. Доложить и забыть. За две тысячи долларов.
Он видел, как Олежка с Екатериной украдкой ухмыляются. За ту же самую работу Пантюшин предлагал девять тысяч «деревянных». Ощутимый прогресс.
А работа действительно была аналогичная. С огрызка фото на озадаченных детективов смотрела улыбающаяся женщина. От мужчины, к которому она доверчиво льнула, осталось лишь плечо. Остальное безжалостно оторвали. У женщины роскошные вьющиеся волосы, ямочки на щеках, придающие овальному загорелому личику невыносимую притягательность. Серые глаза, смотрящие с лукавинкой, губки – чуть припухшие, разомкнутые – словно собиралась что-то сказать, но до окончания работы фотографа решила повременить.
Безусловно, это была одна женщина. Еще не повзрослевшая, не избитая жизнью, не измученная худобой и безденежьем. Потрясающая фотогеничность. За спиной женщины просматривался фрагмент арки из одной комнаты в другую. Отделка темным деревом позволяла предположить, что обстановка в квартире достаточно солидная.
Конец ознакомительного фрагмента.