Радио, преферанс и фокусы
В 80-ых годах я работал на радиостанции одного из СУР-ов. СУР – это Союзный узел радиовещания и радиосвязи. В Советском Союзе их было несколько. Радиостанция наша находилась за городом, в окружении ёлочек и сосен. По подземным кабелям к нам приходил низкочастотный сигнал – голос диктора, новости, музыка, а мы уже всё это передавали в эфир, преобразовывали в радиоволны, которые, огибая земную поверхность, распространялись на тысячи километров. Если кто-то сейчас представил меня сидящим в наушниках и вращающего ручку настройки радиопередатчика, который стоит на столе, то скажу, что сия картина будет весьма и весьма далёкой от реальной. Потому что передатчики наши занимали два больших двухэтажных здания. На первом этажах зданий находились насосные с мощными насосами. Эти насосы гнали воду на второй этаж для охлаждения радиоламп. Представляете радиолампу высотой почти с метр, с водяным и воздушным охлаждением? Контурные катушки передатчиков были высотой с человека, и по ним тоже циркулировала вода. Один из передатчиков, который находился в нашем здании, назывался «Буран». Работал он в ДВ и СВ диапазонах, а мощность его излучения составляла один мегаватт, или один миллион ватт. Антенна была высотой 200 метров. Напряжение на шинах передатчика – десять киловольт. Сейчас на этих на этих диапазонах уже практически никто не работает. Все ушли на УКВ диапазон, СВЧ, сотовую связь. Мощности передатчиков там небольшие – десятки, сотни ватт.
Работал я тогда в смену, в оперативном персонале. В смене нас было четыре человека. В нашу задачу входила текущая эксплуатация радиопередатчиков и устранение неисправностей. Неисправность, если таковая случалась, нужно было устранить за одну минуту. За превышение этого лимита начислялись большие штрафы, и как следствие у всех летели премии. Стояли, случалось конечно, и по нескольку минут. Поэтому главным в нашей работе было отличное знание устройства радиопередатчиков – вплоть до всяких тонкостей и мелочей. За шкафами передатчиков, где стояли полки с запасными деталями и радиолампами, на стенах были развешены сотни схем, которые мы знали наизусть. Сидишь, бывало, за столом, а то и лежишь на диванчике, и вдруг на крыше передатчика вспыхивает красная лампа и раздается громкий вой сирены. Соскакиваешь и несёшься как угорелый. Время тебе на поиски и устранение неисправности – всего одна минута.
Но неисправности случались не так уж и часто, поэтому времени у нас свободного было достаточно. Так как радиовещание и радиосвязь велись круглосуточно, то и работали мы и ночами, и по выходным дням. В свободное время читали книги, играли в карты, шахматы, заочники делали свои контрольные и курсовые. Кстати, если кто в застойные годы пытался поймать на своём радиоприёмнике вражеские голоса таких, к примеру, радиостанций как «Радио Свобода» и «Голос Америки», но вместо этого слышал «ж-ж-ж-ж», то, признаюсь, это тоже была наша работа. Работал так называемый ГМД – генератор мешающего действия. Сейчас это уже ни для кого не секрет, всю эту информацию можно найти в том же интернете, поэтому я всё и рассказываю.
В свободное время, как я уже сказал, мы играли и в карты. Конкретно, в преферанс. Преферансу научил всех я. До меня все играли в дурака, 66, 1001 и еще что-то там. Я в эти игры играть сразу наотрез отказался, сказав, что тот, кто научился играть в преферанс, уже никогда не сядет играть в эти скучные и неинтересные примитивные игры. А в преферанс я научился играть еще на первом курсе университета. Мне сказали: «Чёрт с тобой, уговорил, обучай и нас преферансу!».
Через неделю обучения единственная дама в нашей смене – работала она инженером, и звали её Тамара – призналась, что она еще никогда с таким нетерпением и желанием не собиралась на работу. «Ну что, распишем пулечку? – приехав на работу, сходу спрашивала она, потирая ладошки.
Почти в каждой смене было по одной-две женщины. По выходным дням, когда наша столовка не работала, они готовили на кухне завтраки, обеды и ужины.
Тамара была женщиной эмоциональной. Очень расстраивалась, чуть ли не до слёз, если проигрывала, но и очень радовалась, как ребёнок, если выигрывала. Один раз она меня даже треснула по голове свёрнутым в трубку журналом «Радиосвязь и радиовещание». Но причиной тому уже был не преферанс, а фокус. Фокусов, в том числе и карточных, я знал множество и частенько их показывал. Но секреты сразу не раскрывал – только через несколько дней. Любил, так сказать, позаводить, поинтриговать публику. Особенно Тамару. Да и как иначе? Чудо остается чудом, пока не знаешь, как оно устроено, формулы его секрета. А узнал – всё, уже не интересно, уже не чудо.
– Внушение мысли на расстояние! – говорил, к примеру, я Тамаре. – Возьми в руки колоду карт. Взяла? А теперь наугад, не подсматривая и не глядя, дай мне бубновую семёрку.
Я брал в руки карту, поданную мне Тамарой, а та, к примеру, оказывалась не бубновой семёркой, а пиковым валетом.
– А теперь, не глядя, дай мне пикового валета! – приказывал я Тамаре, пристально глядя ей в глаза. Тамара вытаскивала мне, к примеру, десятку червей.
– А теперь десятку червей! – приказывал я.
Ну и так карт пять-семь, которые затем эффектно выбрасывал на стол. Одна из карт, как правило, не совпадала с теми, что я просил, но эту мелочь обычно мало кто замечал. А если и замечал – ну подумаешь, чуть-чуть не совпало.
Две смены, я помню, внушал Тамаре таким образом свои мысли, а потом раскрыл секрет фокуса, развеяв свой ореол Вольфа Мессинга, телепата и экстрасенса.
Между прочим, скажу я, самые эффектные, самые зрелищные фокусы – это как раз самые простые.
В один из летних вечеров, когда все мои запасы фокусов за несколько лет работы на радиостанции уже были практически исчерпаны, я продемонстрировал сидящей за столом немногочисленной публике из трех человек, в числе которых была и Тамара, очень зрелищный фокус с исчезновением спичек.
– Смотрите внимательно, – сказал я и, взяв в руки спичку, стал водить ими по поверхности стола. – А теперь фу! – дунув на руки и подняв их, я показал ладони с расставленными пальцами – спички не было.
– А ну-ка, поверни ладони другой стороной! – приказала мне Тамара.
Я повернул ладони и так и этак. Рубашка, в которой я сидел за столом, была с короткими рукавами, поэтому предположение «спичка в рукаве» отпадало.
– Выбросил, наверно, незаметно в сторону, подальше, щелчком, – предположила Тамара, чуть ли не обнюхав мои ладошки и заглянув под стол. Но спичка не была найдена ею и в радиусе нескольких метров от стола.
– Показываю еще раз для всяких сомневающихся и не верующих в телекинез и трансформацию материи! – сказал я и, вытащив еще одну спичку из коробка, повторил с ней все предыдущие таинственные манипуляции, результатом которых стало очередное исчезновение спички.
После того, как я повторил этот фокус, наверно, в пятый раз, Генка, старший электромеханик в нашей смене, рассмеялся:
– Как это я сразу не догадался!
– Ну-ка, расскажи! – заерзала в нетерпении Тамара.
– Не, не расскажу.
– Я, кажется, тоже догадался! – ухмыльнулся Витька, электромонтер.
– Ну, ребята, ну расскажите! – стала умолять всех Тамара.
Через пару часов я, не выдержав Тамариного натиска, сдался.
– Смотри, – сказал я ей и, взяв уже двумя пальцами спичку, стал водить ею по столу. – А теперь раз, и спичка проваливается в это отверстие.
Отверстие это в деревянной крышке стола когда-то просверлил я электрической дрелью – нечаянно, поленившись подложить под медную шину деревянный брусок. Стол был уже старенький, поверхность его была обшарпана, и поэтому тонкое отверстие сразу заметить было очень трудно.
– Вот они, – сказал я и, выдвинув ящик из-под крышки стола, достал исчезнувшие пять спичек.
И чем больше смеялся Генка с Витькой, а глядя на них и я, тем больше злилась Тамара. Кончилось тем, что я получил от неё журналом по голове.