Эдинбургский замок,
Шотландия, весна 1504
В январе, в самом конце рождественских празднеств, до нас доходят известия о смерти младшего брата Якова, графа Росса. Это известие должно было опечалить Якова, хотя для меня мало какое горе было сравнимо с утратой Артура, но мой муж так искусно прятал свои переживания, что мне кажется, что он остался к кончине вовсе безразличен.
– Он был мне братом, но причинял множество неприятностей, – говорит он, беря мою руку и укладывая ее себе на согнутый локоть, пока мы прогуливаемся по галерее вдоль потемневших портретов предшественников Якова. В это время придворные занимали себя беседой, не сводя с нас внимательных взглядов.
– Братья часто так делают, – соглашаюсь я, думая о Гарри. – Сестры тоже.
– Я боялся, что отец предпочтет его мне, и отчасти причиной нашей с ним ссоры стала его идея поставить брата на мое место, назвав его наследником, и короновать на правление.
– Это грех, – благочестиво замечаю я. – Старшее дитя должно почитаться превыше остальных. Господь не зря создал порядок рождения детей, и, как любой порядок, он должен почитаться как священный.
– Слова истинной старшей сестры, – замечает он с быстрой горькой улыбкой.
– Всего лишь правда, – произношу я с достоинством. – Дома тоже бывало, что Марии позволяли выпячивать себя передо мной, и еще хуже, когда Екатерине Арагонской было позволено взять старшинство надо мною, хотя она была принцессой Тюдор по браку, а я – по праву рождения. Господь не зря расставил всех по своим местам, и этот порядок следует соблюдать.
– Однако смерть моего брата ставит меня в трудное положение. Мне жаль, если это тебе не понравится, но мне придется назвать своего преемника, – говорит он, по обыкновению минуя всяческие предисловия.
– Почему?
– Дорогая, я знаю, что тебе нет еще и пятнадцати, но постарайся думать как королева! Разумеется, брат был моим преемником, а теперь после его смерти, у меня его не стало.
– Значит, вы назовете преемника? – спрашиваю я, и внезапно меня озаряет надежда.
– Я должен это сделать.
– Сделаете меня своей преемницей?
Он разражается таким хохотом, что все придворные бросают свои дела и оборачиваются на нас.
– Ох, благослови тебя Господь! Нет! – говорит он. – Ты не можешь быть моей преемницей, иначе тебе придется бежать к границе в одном платье всего лишь через месяц! Да через один день! Единственная причина, по которой мы все еще носим корону, заключается в том, что я постоянно, постоянно езжу по королевству из конца в конец, принуждая к повиновению лордов, которые привыкли жить по своему усмотрению, убеждая и успокаивая, призывая к дружбе, смиряя гнев вспыльчивых по натуре, утешая обиженных. Я строю корабли, отливаю пушки! Только миролюбивый человек с мощной армией за спиной способен управлять этой страной: только мудрый муж с непобедимой армией. Ни одной женщине не справиться с этим. Я собираюсь превратить эти земли в мирное и процветающее королевство, и это очень непростой труд. Господь сохрани нас от правления королевы! Это все испортит.
Я так оскорблена, что не нахожусь с ответом.
– Как пожелаете, ваше величество, – холодно и с достоинством отвечаю я. – Жаль, что вы так плохо думаете обо мне.
– Не о тебе, дорогая, – поправляет он меня, сжимая мои пальцы у себя на руке. – Женщины вообще не могут править. К тому же тебя этому не учили. Тебе нравится титул, но ты понятия не имеешь о том, какой за ним стоит тяжкий труд.
– Вы говорите как кузнец, а не король.
– Так и есть. Я кую королевство из сборища кланов. Я сковываю их в одну крепкую цепь. Даже сейчас мне приходится бороться за верность островов и следить за границами, к тому же еще требовать права на спорные земли. Твоему отцу пришлось делать то же самое, когда он занял свой трон, и его задача была еще сложнее, потому что все его знали всего лишь изгнанником, простым графом Ричмондским. Я хотя бы родился и вырос королем, а твоему отцу и по сей день приходится бороться со своими лордами. Впрочем, как и мне. Мне приходится учить их верности, преданности и постоянству. – Он с улыбкой смотрит на меня. – Мне приходится учить и тебя тоже.
– Но кого вы назовете своим преемником? – спрашиваю я. У меня внутри все сжимается, стоило мне подумать, что он может почтить своим выбором моего брата, Гарри. Мне не по себе от мысли, что брат может получить титул, превосходящий мой собственный, тем более если этот титул ему отдаст мой собственный муж. – Не Гарри?
– Гарри? Нет! Ты меня совсем не слушаешь? Шотландские лорды никогда не примут английского короля. У нас должен быть свой король. Следующим за мной по преемственности будет Джон Стюарт, герцог Олбани, мой кузен.
Я молча хлопаю глазами. Но это даже хуже, чем Гарри!
– Я даже не знаю, о ком ты говоришь. Кто он?
– Ты с ним не знакома. Он живет во Франции, хоть и вырос здесь. Отец его недолюбливал, вот ему и пришлось уехать. Так что нравится тебе или нет, он останется моим преемником, пока ты не родишь мне сына. А пока я собираюсь признать Александра и молю Бога о том, чтобы ты научилась любить моих бастардов. Если ты воспитаешь Александра как родного сына, я смогу назвать его своим наследником. Во всяком случае, признать его публично.
Это уже было большим унижением, чем избрание преемником Гарри.
– Да кто о нем еще не знает? Все уже и так о них обо всех знают! Вы не можете навязывать мне бастарда! Вы не станете бесчестить трон!
– Это не бесчестие, – спокойно говорит он. – Все знают, что он мой сын, с самого его рождения, как и все мои дети, которые родились после него. Я не желаю обидеть тебя, женушка, но пока у нас не родится сын, мне нужен наследник, в котором будет течь моя кровь и мои благословения. Я собираюсь признать их обоих, Александра и Якова.
– И кто из них Александр и Яков? – холодно осведомляюсь я. – Потому что их так много в стенах Стерлинга, что я не могу отличить одного от другого.
– Это мои мальчики, – мягко отвечает он. – Мои славные мальчики. Матерью Александра была Мэрион Бойд, благослови ее Господь, а Яков – сын Дженет Кеннеди. И я думаю, что ты их достаточно хорошо рассмотрела, раз потребовала их высылки. Александр и его брат будут учиться в Италии, а их сестра Екатерина будет жить в Эдинбургском замке. Мои дети будут рядом со мной, дорогая, потому что пока ты не подарила мне никого, кто мог бы занять их место.
Я вытягиваю руку из пальцев мужа.
– Я не желаю видеть никого из ваших бастардов за своим столом или где-либо возле трона, – вырывается у меня. – И сегодня я ужинать не буду. Мне нехорошо. Извольте ужинать без меня.
Он даже бровью не повел.
– Прекрасно, – говорит он. – Я приду в твои комнаты после ужина, чтобы провести с тобой ночь.
Я с большим трудом удерживаю «нет, не придете», готовое сорваться с моего языка, поскольку что-то в выражении его лица предостерегало меня от дальнейших препирательств.
– Извольте, – говорю я и кланяюсь. И он уходит прочь, окликая своих лордов.
– Мужлан, – шепчу я в его широкую спину, но не настолько громко, чтобы он мог меня услышать.
Я не смею показывать характер мужу, но в компании фрейлин меня ничто не сдерживает. Тут я даю себе полную волю, и им приходится терпеть это без звука.
Яков отдает сыну Сент-Андрус, некогда принадлежавший его почившему брату, и отправляет его, десятилетнего, учиться в Италию, и не просто с каким-то учителем, а с Эразмом Роттердамским. Тем самым Эразмом, который некогда навестил моего брата и был поражен его образованностью. И такого ученого пригласили ради пары шотландских бастардов! До этого философ гостил при английском дворе и заходил в королевскую детскую в Гринвиче. И мы были достойными учениками для этого великого человека.
Но Яков слеп и глух к доводам рассудка о рангах и заслугах. Он настаивает на том, чтобы его бастарды отправлялись в Падую для обучения, и ничто не может убедить его в том, что это поднимет их слишком высоко, учитывая происхождение. Но я знаю, что он ошибается. Хоть и считает, что я не разбираюсь в тонкостях управления страной, есть вещи, которые я все же знаю. Я видела, как всего лишь мальчики, дети рода Плантагенет, превратились в угрозу для отца, как один из них стал называть себя принцем, и отец потратил целое состояние на шпионов, чтобы его разыскать, а затем на подкуп «свидетелей» во Фландрии, чтобы они показали, что знали его как сына лодочника. Я видела все сомнения отца, когда он понял, что ему придется избавиться от него, как только его схватят, видела самого мальчика, тенью ходившего по нашему двору, наполовину принца, наполовину самозванца. Поэтому я точно знаю, что единственный способ выиграть у соперника – убить его, причем не медля. А Яков решил воспитать и обучить двух мальчиков, первых соперников моему сыну, к тому же назвав одного из них прямым наследником. Я точно знаю, что это глупая идея, потому что каждый принц, каждая принцесса будут стремиться стать единственными.