Связь
Часть первая. Россия
Владиюг жил во Владивостоке. Этот русский город на берегу Тихого океана именем своим возвещает миру о том, что этой частью самой дальней восточной окраины континента Евразии уже давно владеют россияне. А точнее: в тысяча восемьсот шестидесятом году, утверждаясь на этой территории, русские основали здесь военное поселение «Владивосток», которое за какие-то двадцать лет превратилось в город Владивосток. Как ни удивительно, первый ребенок в поселении «Владивосток» родился лишь спустя три года после его основания, в тысяча восемьсот шестьдесят третьем году, в семье Подорожкиных, и выбрали для него самое жизнеутверждающее имя: девочку назвали Надеждой. И вот, ровно через сто семнадцать лет после этого достопримечательного для города события…
Владиюг Владиславович Подорожкин родился именно в этом городе, в тысяча девятьсот восьмидесятом году. Здесь он встал на ноги, здесь же заговорил, разумеется, сначала на родном русском языке. Обратите внимание, я говорю – «сначала», – так как впоследствии он овладел, как своим родным, многими иностранными языками, и изучение языков так захватило его, что из увлечения превратилось в страсть, в азарт. Никто не знает, был ли Владиюг Подорожкин прямым потомком тех первых владивостокцев или просто однофамильцем, но одно точно известно: Подорожкины очень гордились тем, что их фамилия ассоциируется с основанием города, и поэтому иногда они так чванились, что и Романовы позавидовали бы!
Здесь же, во Владивостоке, и вырос Владиюг, здесь же закончил он среднюю школу имени какого-то известного коммуниста. Находилась она в юго-восточной части города, и именно в том месте, что было ближе всего к шестнадцатиэтажному корпусу, в котором на одиннадцатом этаже в трехкомнатной квартире проживал Владиюг и, соответственно, вся семья Подорожкиных. Исходя из этого факта, проницательный ум поймет, что Подорожкины выбрали для своего старшего сына среднее учебное заведение не из-за престижности данной школы, как это принято обычно у амбициозных родителей города Владивостока, да и не только этого города. Нет, при выборе школы, – однозначно и целенаправленно, – решающую роль сыграло расстояние, то-есть близость школы к дому.
– Мне будет лучше, если мой мальчик будет здесь же, рядом, перед глазами, чем получит знания в какой-нибудь отдаленной «престижной» школе. Там труднее будет присматривать за ним. Ничто не сравнится с внимательным родительским глазом, даже если это и будет надзор самых сверхученых педагогов-учителей, – так сказал отец Владиюга, Владислав Владыч Подорожкин, на родительском совещании, посвященном Первому сентября, именно тогда, когда его супруга, Светлана Игоревна Подорожкина-Дубровская, высказала свое предложение на этот счет (так сказать, забросила удочку), – наполовину из материнской заботы, наполовину из легкой зависти к соседям, так свойственной большинству представительниц женского пола. Она сообщила, что их соседи Коноваловы, чей сынок был ровесником Владиюга, уже почти решили определить его в Первую школу имени Пушкина, что в центре города, и тут же добавила, что эту новость эту она узнала от самой Натальи Юрьевны Коноваловой, хозяйки, которая с того самого дня очень возгордилась. Но эти слова Светланы Игоревны и вправду больше походили на забрасывание удочки в водопад, чем на какое-то результативное предложение… А Владислав Владыч был хозяином своего слова, и его решение было окончательным и бесповоротным. Хотя все же что-то царапнуло душу, как подумал о том, что в этом школьном вопросе сын соседа окажется вроде бы в более привилегированном положении, чем его ребенок. Потом он взглянул на семилетнего Владиюга, пристроившегося тут же на краешке стула, и с задумчивым видом произнес:
– Сынок! А этот твой товарищ, коноваловский сын, что он за мальчик?
– Хороший! – ответил Владиюг.
– А он не хвастун, не задавака? – подмигнул ему Владислав.
– Нет, – пожал плечами мальчик, несколько удивленный отцовским интересом
– Ладно. Значит, ты останешься в нашей школе, а он пусть ходит туда, в пушкинскую, – указал пальцем куда-то в пространство глава семьи, и тем самым поставил точку в совещании, посвященном Первому сентября.
Вот так и провел Владиюг одиннадцать лет в обычной районной школе, где учились в большинстве своем незнакомые ему дети, проживавшие в разных районах города. Ибо в тот период родители обычно отводили детей в школы подальше от дома, чтобы потом можно было небрежно похвастать перед соседями, – мол, вот в такой особенной школе учится наш ребенок, – в надежде на то, что из-за удаленности школы никто не попытается перепроверить сказанное. Дабы таким образом имидж их деток оставался нерасшифрованным ближайшими друзьями-соседями – и всегда интересным, интригующим.
Дети же, в отличие от их родителей, находили совсем иную прелесть в том, чтобы ходить в школу, находившуюся на большом расстоянии от дома. И даже сейчас, когда Владиюгу исполнилось двадцать восемь лет, он с сожалением и даже с некоторой завистью слушал своих ровесников-соседей, закончивших школы в других районах города, которые и столько лет спустя с гордостью и удовольствием вспоминали свои приключения в школьные годы. Как, например, решили они однажды пешком вернуться из школы домой, и как стемнело в пути, и сколько «бед» приключилось с ними, пока добрались до дома… И к тому же так вдохновенно и привлекательно описывали все это, словно брели они тогда не по залитым электрическим светом улицам цивилизованного города, а по темным и страшным джунглям, где на каждом шагу подстерегали их ужасные опасности. И в то время, как его друзья с шутками и смехом напоминали друг другу разные эпизоды из прошедших лет, самому Владиюгу и сказать-то было нечего. Эти случаи всегда будили в нем сожаление, приводили его в плохое настроение и, придя домой, уже в который раз упрекал он своих родителей: почему не отдали вы и меня в какую-нибудь отдаленную школу города, вы же не представляете, сколько я потерял в жизни из-за этого в те годы, куда уже никогда не вернуться.
Впрочем, не думайте, что и у Владиюга совсем не было добрых воспоминаний. Напротив, Владиюг Владиславович был веселым и непоседливым юношей. У него нашлось бы немало и сладких, и горьких воспоминаний, и если бы бог наградил его хоть каким-то небольшим талантом к писательству, он живо настрочил бы многотомную остросюжетную автобиографию. Но, за исключением писательского таланта, Бог одарил его многими другими. Семь языков знал Владиюг Владиславович, и высшее образование получил, и даже считал уже сформировавшейся собственную Идею, – иначе говоря, свое понятие о смысле жизни. На первый взгляд, Владиюг был обычным светленьким русским пареньком, хотя, всмотревшись повнимательнее в его лицо, ироничное и наивное одновременно, вы бы сказали: этот парень и в самом деле что-то знает – и скрывает.
Владиюг Подорожкин, подобно большинству российских граждан, имел несколько странное чувство патриотизма. И странность эта заключалась в том, что выражалось оно – чувство патриотизма – максимально радикально и с бурными эмоциями. Такой патриотизм русских можно посчитать хорошим примером для многих других народов, а в некоторых случаях он даже превращается в предмет несбыточных мечтаний. Для создания общего представления о странном русском патриотизме и его результатах, я думаю, стороннему наблюдателю достаточно будет взглянуть на площадь, занимаемую на карте мира этим огромным государством. А в заключение – не поленитесь заглянуть в историю этой страны непредвзятым взглядом нейтрального человека.
Да, очень любил Владиюг свою Родину. Вы, наверное, скажете: ну, и что примечательного и необычного в том, что человек любит свою Родину? Да ничего, если не учитывать, что в случае Владиюга любовь эта стала фанатически возвышенной. Возможно, именно поэтому безмерно любящий Родину Владиюг Подорожкин несколько лет тому назад стал членом одной из радикальных в идеологическом плане организаций, название которой было «Союз православных патриотов России». Несмотря на то, что в названии упоминалось православие, эта организация была отнюдь не религиозным объединением, и нигде не зафиксированы её деловые связи с русской православной церковью. Хотя в идеологии этой организации именно православие выдвигалось на первый план и занимало там главное место, особенно при принятии решений по тому или иному вопросу. Девизом организации было: «Не существует России вне православия и православия – без России». Члены этой организации были уверены, что, если бы не Россия и русский народ, давным-давно православие заменили бы католицизм, протестантизм, другие христианские течения, а в худшем случае – и нехристианские. Для этих людей не имело значения, был ли верующий человек христианином, мусульманином, иудеем либо последователем любой – другой – религии. Все те, кто не были православными, были для них неприемлимы: неразумные, сбившиеся с пути истинного. А истинными и совершенными православными, в первую очередь, были русские люди, и становым хребтом этой веры была, конечно же, Россия.
Приведем здесь несколько событий, с которыми связаны некоторые поступки Владиюга, вызванные его безграничной любовью к Родине и вере.
Весь Владивосток помнит случай с пожаром, вспыхнувшем на грузовом судне, плывшим под флагом Голландии, только что вошедшим в порт Владивостока. Полыхающий оранжевым пламенем корабль превратился в пустой закопченный железный каркас еще до того, как работники порта начали разгрузку судна. Капитан первым сбежал с охваченного пламенем судна, и потом оправдывался: не годится, если капитан помрет, изжарившись в огне, капитана корабля должна упокоить вода. Вслед за капитаном и весь экипаж переместился на сушу и с безопасного расстояния созерцал гибель своего судна, с тайным чувством облегчения, естественным для спасшихся от огня. Слава Богу, это происшествие обошлось без человеческих жертв, хотя пожар полностью уничтожил весь груз самого разного предназначения. По официальным сведениям, владивостокским следователям и до сегодняшнего дня не удалось установить причину возникновения пожара. А когда дело дошло до подсчета ущерба, то из документов, оставшихся в Голландии, выяснилось, что в составе разного груза, – детского питания, различных медикаментов, дорогостоящей мебели, заказанной для украшения интерьеров номеров одной из престижных гостиниц Владивостока, большой партии листов оффисной бумаги, самых разных цветов из Голландии (почти полтонны!), – находилось и большое количество религиозной литературы. В частности, этим рейсом из Голландии во Владивосток отправлялась русским братьям и сестрам от последователей религиозного учения «Свидетели Иеговы» новейшая, свежевыпеченная литература. Весь следующий квартал она должна была распространяться по всему Приморскому краю, но пожар не пощадил и её, уничтожив полностью вместе со всеми остальными материальными ценностями.
И тогда как одна часть обитателей Владивостока, по своему разумению, изобретала самые разные версии произошедшего инциндента, а другая часть просто предавалась воспоминаниям о пожаре в порту, в это же самое время «Союз православных патриотов России» праздновал успешное осуществление акции по сметению с лица земли литературы «Свидетелей Иеговы»! Да, этот пожар устроили именно они, а автором идеи и главным её исполнителем был никто иной, как Владиюг Владиславич Подорожкин.
Это был не первый успех в диверсионной деятельности Владиюга Подорожкина. Уже тогда, когда он посвящал друзей-товарищей в свою идею сожжения судна, он был не единожды прославлен участием в различных нашумевших делах, которые долго волновали и будоражили умы жителей Владивостока, и считался чуть ли не самым активным членом организации. Так что кровь Владиюга кипела, и по этой причине иногда и мозги чересчур перегревались.
В недалеком прошлом, в период советской власти, на протяжении целых тридцати лет, в частности, в 1958—88 годах, Владивосток был закрытым городом. Иностранцы, а также жители других городов Советского Союза, могли попасть туда только по специальному разрешению. Как рассказывали, решение таких вообще-то странных и таинственных мер было принято из-за географического положения города. Все прибывающие-отъезжающие по специальным разрешениям находились под особым и усиленным наблюдением. Выполнять такое ответственное задание исключительно силами владивостокской милиции, разумеется, было невозможно, и поэтому, в отличие от других советских городов, здесь в особом режиме работали службы, ответственные за безопасность государства. Даже сейчас, спустя столько лет после того, как с города официально снят статус «закрытого», говорят, что все-таки ощущается советское наследие в вопросах заботы о безопасности этого города. Правда, Советский Союз распался, но Владивосток попрежнему географически находится на том же месте, где и был, да и соседние страны не изменили своего местоположения и амбиций. И вот поэтому ни для кого не является тайной существование в городе большого количества секретных служб.
Активная деятельность Владиюга не осталась незамеченной для правоохранительных органов. Ведь зачастую акции аборигенов Владивостока, каковыми являлись Владиюг и его единомышленники, были направлены против иностранцев. И поэтому за Владиюгом Подорожниковым уже давно тайно наблюдали, и личностью его интересовались спецслужбы Российской федеральной безопасности. Несмотря на то, что в деятельности организации и, соответственно, самого Владиюга, содержались во множестве действия, явно нарушающие права человека и другие демократические принципы, тем не менее никто и никогда не пытался пресекать весьма радикальные, зачастую даже преступные, мероприятия, осуществляемые «Союзом православных патриотов России». А такая лояльность по отношению к радикализму относится как раз к тем случаям, когда думают, что защита и поощрение поступков, порожденных национально-патриотическим менталитетом, хотя бы за счет нарушений, или, мягко говоря, без учета менталитета и традиций других наций, является законно предпринятым шагом к сохранению самобытности своей собственной нации. И сторонники такой логики приводят множество примеров из мировой истории, опираясь на которые утверждают, что в многонациональном, обладающем богатством национальных традиций мире не может быть демократического интернационализма. Более того, они считают невозможным сформировать полноценную демократию на этом этапе развития цивилизации угнетателей и угнетенных, так как существующий в истинной демократии высокий уровень толерантности исключает саму возможность длительного существования этой демократии. Такая идеология на сто процентов совпадала с психологией и характером большинства русских людей.
Конец ознакомительного фрагмента.