1880 год
3 января.
Утром Е. В. получил интересное письмо от Баранова, в котором он, между прочим, пишет: «Выезжаю только по требованию начальства, стараясь нигде не показываться. Выехать в форме я уже не могу, а в штатском я еще не могу». Ужасное теперь его положение, но и Лесовского не лучше.
6 января.
Из новых личностей Черевин не произвел на меня того впечатления, какого я от него ожидала: тихий на вид, умно смотрит. Хотя и говорят, что при дамах молчит, но у нас разговорился.
19 января.
Напали наконец на типографию, где печаталась масса прокламаций. Напали совершенно случайно, бессознательно: искали одного подозрительного человека, а вместо того нашли целую шайку.
21 января.
Был генерал Савельев. Рассказывал, как раскрыли социалистов в Саперном переулке. Полиция производила обыкновенный вседневный обыск, обыск, какие делаются каждую ночь в 40 или 30 квартирах не служащих или учащейся молодежи, которая живет не в доме родных. Делая такой обыск, набрели на них, но они до сих пор не знают.
Разговоры о взятой типографии не прекращаются, у всякого есть своя подробность, ни с чем иногда несообразная. Всякий хочет знать больше другого. Одно только меня страшно поражает, что можно 3 года жить в центре города, печатать целый журнал, приносить шрифты, выносить массу прокламаций, собирать сомнительную молодежь, жить в большой квартире двум женщинам и трем мужчинам без прислуги, – все это на глазах дворников, полиции, почти с ее ведома. И за это получила эта полиция громадные награды, за то, что совсем случайно накрыла это социалистическое гнездо. Ночью разбудили государя оповестить об этом событии, разбудили в 51/2 часов – какая дерзость! Это дело полиции – знать и следить за жильцами, а она хвалится открытием этой шайки после 31/2 – летнего, как оказывается, существования на том же месте, в той же квартире, за которую платили 1500 руб.
22 января.
Суворин много рассказывал интересного. Графиню Гендрикову выслали из Петербурга по высочайшему повелению в 24 часа. Ее уже давно недолюбливает государь; прежде за ней ухаживал, потом бросил, – она ему стала надоедать. В Ливадию в этом году ее не пустили. Она всюду старалась пролезть. Написала письмо, говорят, дерзкое, государю, ездила просить генерал-губернатора отправить в казенном пакете ее частное письмо, так как от нее на почту не принимали, – не успела никого склонить. Наконец в Петербурге на ее просьбу согласился Дрентельн, который ничего не знал, что письмо это будет неприятно. Потом эта барыня громко везде ругала государя, что он – un vieux ramolli (Старый маразматик (франц.).) и проч. Когда после смотра кирасиров послана была депеша шефу, что полк в блистательном порядке, – эта депеша тоже подверглась критике. Вот почему и попросили уехать подобру-поздорову.
28 января.
Гейнс читал сегодня свою записку. Очень дельно и хорошо написано. Он рисует картину современного состояния России в очень мрачных красках. Меры, которые он предлагает, чтобы избавился от людей беспорядка, – очень дельные, но вряд ли их применят. У нас всегда хорошее остается без внимание.
29 января.
Граф Игнатьев с первого разу не может произвести хорошего впечатления. Он некрасивее всего того, что можно себе вообразить. Большое широкое лицо, довольно длинно обстриженные волосы, небольшой рост, неприятное выражение глаз, все черты несимпатичные – вот портрет человека, о котором так долго говорила вся Европа во время войны 1877–1878 годов. Когда он говорит, любит, чтобы его больше слушали. Говорит хорошо. Его записка о Нижегородской ярмарке очень дельно написана, видно, что он с большой наблюдательностью отнесся к этому делу. Обе записки, и Игнатьева, и Гейнса, рисуют в черном положение России.
Первый предлагает меры для ярмарки, второй, чтобы уничтожить нигилистов, предлагает:
1) дать рабочему люду занятия, сделать то, что сделал Наполеон в Париже: начать разные сооружения и, главное, устроить ирригацию в южных губерниях, которым угрожает голод;
2) снять налог на соль, а, чтобы возместить казне эти 12 млн., наложить на керосин и на минеральные масла, а также на ввозные товары;
3) устроить больше реальных школ;
4) переменить губернские учреждения, уничтожить губернских советников, вице-губернаторов, а создать обер-полицмейстеров и отдать усиленную полицию в руки губернаторов, власть которых необходимо усилить. Временных же генерал-губернаторов совершенно уничтожить, как вредное и никуда не годное, дорого стоящее правительству учреждение. Эту записку, верно, не одобрит Игнатьев, так как сам был генерал-губернатором и им до сих пор состоит.
31 января.
Про митрополита киевского Арсения рассказывают, что он очень любил скоромные анекдоты. Раз, когда он такой рассказал при императрице, Дондуков ему заметил, обращаясь к царице: «Son eminence aime les diners lourds et les conversations legeres» (Его преосвященство любит тяжелую пищу и легкие разговоры (франц.).).
В 7-м часу в подвальном этаже дворца, под тем помещением, где находится караул, произведен взрыв, лопнула газовая труба, но вряд ли лопнула без посторонней помощи. Удар был так силен, что свод взорван, перебиты стекла, и, как оказывается, еще убито в карауле, где находился Финляндский полк, 5 человек солдат, 12 тяжело ранено и около 25 человек получили ожоги. В ту минуту, когда происходил взрыв, государь вышел из своего кабинета в тронную залу встречать принца Александра Гессенского, приехавшего во дворец обедать. Огонь показался из душников в комнате, где находился государь, запах пороху был весьма силен, и мгновенно освещение в комнате потухло. Взрыв был так силен, что было слышно на площади. В Главном штабе не могли понять, отчего в пушки стали стрелять.
Принц Гессенский приехал вчера же из-за границы в 6 часов вечера, и по этому случаю обед был отложен до 6 1/2 часов. Злоумышленники не рассчитали, не знали, что обед отложен на полчаса. Когда в столовой произошел взрыв, там никого не было. Говорят, последствия взрыва ужасны. Вся столовая, а по рассказам других – часть столовой, пострадала. Они размерили время, чтобы взорвать тогда, когда все будут сидеть за столом, но не рассчитали, что поезд Гессенского может опоздать и что обед могут отложить, что и случилось. Взрыв был сделан под тем помещением, где находится караул. Внизу помещались столяры, и, говорят, к ним-то и был внесен ящик с динамитом. Было их 10 человек; 8 взяты, а двух никак не разыщут. Тотлебену поручено разрывать убитых и раненых. Теперь уже оказывается, что 10 убитых и 48 раненых, всех же солдат бывает иногда в караульной до 200 человек, так как туда приходят отдыхать те, которые сменяются со своих постов внутри дворца.
1 февраля.
Были у Фере. Она нам рассказывала подробности насчет взятой типографии. Эти люди жили всего 4 месяца – и того довольно – под фамилией Лысенко. Теперь они уже вышли из моды; найдется третья, и вторую забудут, которая печатала «Черный передел», так звали, кажется, этот журнал.
5 февраля.
Были у митрополита Исидора. Приехав домой, узнали о новом злодействе нигилистов: произвели взрыв в Зимнем дворце. Сегодня всех редакторов в 3 часа собрал Маков, и они все им остались очень довольны. Какой ужас! Что было бы, если бы они сумели взорвать часть дворца. Они метили на ту часть, где находится кабинет государя.
6 февраля.
Был большой выход во дворце. Государь, очень расстроенный, но на вид спокойный, сказал несколько слов, которые не мог кончить без слез, сказал, что надеется, что народ ему поможет сокрушить крамолу, что господь его спас еще раз, что надеется на всех, что необходимо искоренить зло. Город украшен флагами.
7 февраля.
Утром масса народу. Каждый рассказывает и ужасается, что именно во дворце злоумышленники избрали место для своих злодейств. Правда, верится с трудом. Нет еще никаких правительственных оповещений. Кутайсов кричит, что надо выгнать Макова, ему он всех противнее. Но надо отдать справедливость: лучше ли при Макове, чем было при Тимашеве? Тогда он работал за Тимашева, а Перфильев-то за него не работает, да и работать не умеет.
Был Бобриков. Рассказывал подробности похорон убитых финляндцев. На одном катафалке стояло 10 гробов. Первый гроб вынесли генерал-адъютанты, остальные – офицеры полка и гвардейского корпуса. Государь вчера был на панихиде. Шеф полка, вел. кн. Константин, был во все время отпевания и погребения.
8 февраля.
У Гейнса была страшная сцена с Тотлебеном по поводу записки, которую Гейнс передал цесаревичу. Тотлебен ему сказал, что он смущает и путает неопытного молодого человека. Лорису Тотлебен очень ругал Гейнса, назвав его жидом и т. д., но Лорис, кажется, не разделяет мнения своего коллеги.
9 февраля.
Был Зейфорт. Ему сегодня митрополит сделал выговор, что дворяне себя мало показывают во время торжественных молебнов в Исаакиевском соборе – они присутствуют, но не в мундирах, а в партикулярных платьях.
11 февраля.
Суворин рассказывал про впечатление о взрыве в Зимнем дворце. Клейст, Мейер, Кушелев, Курис – один сменял другого.
Рассказы про то, каким образом государь сказал, что обманулся в друзьях. Трудно верить: говорят, Гейнс сказал эти слова про государя у Пратасовой. Трудно верится, что так мало охраняют царя. Теперь у него собираются ежедневно Комитеты, но к чему все это поведет, когда у государя такие советчики, которые боятся только одного – потерять портфель министра?
Говорят, что Лорису предстоит занять здесь важный административный пост. Сегодня его сделали членом Гос. совета. Побольше бы таких деятельных людей – и дело пойдет лучше.
Вчера сгорела Петровская земледельческая академия близ Москвы.
До чего доходит неблагодарность и несправедливость! В истории взрыва во дворце всего более виноват Адлерберг, малое дитя это поймет. Оказывается же на деле, что не он, а Гурко, хотя Гурко просил осмотреть дворцовые подвалы, но ему в этом было отказано. Теперь же, когда собрался совет у государя под его председательством, Гурко не был допущен в залу заседания, а ожидал в другой комнате.
Теперь, кажется, начинает подниматься звезда Лориса. Дай ему бог все это привести в порядок. Гурко с самого начала говорил, что он ничего не смыслит в администрации, притом у него страшный дурак правитель канцелярии. Не то можно сказать про Скальковского – он очень дельный и работящий.
Многие опасаются страшных бедствий 19-го. Рожественский говорил, что под малою церковью Зимнего дворца найдено несколько пудов динамита. Неужели французское правительство не выдаст нашему знаменитого Гартмана? Странно будет, если такого человека – и не возьмут. Говорят, что нет у нас с ними конвенции на выдачу преступников, но это событие hors ligne (Из ряда вой выходящее (франц.).) – подкоп под полотно железной дороги; теперь уже признано, что он этим занимался.
12 февраля.
По словам Львовского, теперь в соборе ежедневно осматривают подвалы – неровен час, может, и туда подсыплют динамита, благо, что его так легко теперь делают.
Слышала, что по поводу доклада начальника берлинской полиции Мадая император Вильгельм выразил удивление, что не было обращено внимания на предостережения и сведения, доставленные еще в декабре месяце Мадаем в Петербург о проектируемых нигилистами покушениях. Вторично покушению предшествовали предостережения из Берлина, и опять ничего не было сделано, чтобы предотвратить это ужасное событие.
Сегодня Каульбарс нам рассказывал, что пойманный рабочий проговорился, что они дежурили по часам с другим товарищем, который спал. Первый рабочий, оставшийся на часах, не разбудил вовремя товарища, остался часом позднее. На вопрос, почему он так сделал, отвечал, что слышал, что готовится взрыв, и желал узнать, в чем дело. Очень нелепый ответ.
13 февраля.
Трудно записывать все те глупости, которые слышишь. Один рассказывает, что будет испорчена машина водопроводная в Петербурге – останемся без воды, другой, что были получены печатные листки в казармах Преображенских, Конногвардейских и 8-м флотском экипаже, что они будут взорваны; говорят, найдена мина у дома Плаутина, что вторично во дворце было какое-то несчастье, что продолжают находить динамит, что Зуров, проходя во дворце, узнал в одном из разодетых лакеев выгнанного им за пьянство и буйство городового, что какая-то судьба всегда удаляет из Петербурга Константина Николаевича, когда что-либо такое случается, что вторично неосторожная лампа падает и сжигает на столе бумаги.
Город наполнен нелепыми слухами, все чего-то боятся, многие выезжают или собираются уехать, аресты продолжаются, также продолжаются и загадочные убийства.
Два дня тому назад убили дворника, который донес о существовании типографии на Васильевском острове. Пришли мужчина и женщина нанимать квартиру; он показал, и тут-то произошла экзекуция. Мужчина и его спутница скрылись.
Теперь назначен главным после царя, можно сказать, Лорис, ему даны большие полномочия. Справится ли он с этой работой?
14 февраля.
Гартмана привезли. Теперь, надеюсь, он уже не уйдет из рук правительства. Помогли открыть, кто он такой, часы. Дело было так: пришел молодой человек покупать один минный прибор. За него запросили в Париже 800 руб. У него не было достаточно денег, и он за прибор заплатил часами, прибавив немного денег. Когда стали искать, у кого были куплены эти дорогие часы, оказалось, что в Петербурге одна знатная дама подарила эти часы одному известному Гартману, а тот уже передал их своему племяннику. Таким образом узнали о фамилии Гартмана, которого давно искали.
Сегодня напечатано воззвание к жителям столицы, где Лорис обращается ко всем обывателям и возлагает на них надежду, что они помогут ему сокрушить зло, что он, со своей стороны, употребит все силы, все свое умение, чтобы вернуть порядок в России, возвратить ей прежнее благосостояние. Теперь Лорису даны права премьер-министра, ему подчинены все генерал-губернаторы, все ведомства, не исключая и военного. У него болезненный вид, дай бог, чтобы он был здоров. По мне, он очень милый; когда его ближе знаешь, подпадаешь решительно под то обаяние, которое невольно он внушает всем тем, которые его окружают. «Голос» в передовой приветствует его назначение и приводит девиз графа Лориса: «Сила не в силе, сила в любви».
16 февраля.
Был Батьянов, которого вытребовал Лорис состоять в его распоряжении. Батьянов очень, кажется, умный. Можно только поздравить Лориса, если он себя такими окружит. Кроме него еще назначены состоять при Лорисе Черевин и кн. Вяземский.
Был также Кутайсов, просился тоже у Лориса к нему, но тот ему отвечал, что государь ему назначает, – понимай, как знаешь. Батьянов говорил, что теперь, кроме мер предохранительных, до 20-го они не будут других предпринимать, чтобы эти числа прошли покойно. 19-го в 10 часов утра будет выход государя к войскам, собранным возле дворца принести поздравления его величеству. Этого не будет объявлено в газетах.
В субботу, когда государь назначил Лориса председателем верховной комиссии, он был дежурным. Когда собрались министры в экстренный совет к государю, он его тоже позвал, посадил рядом с собой и объявил всем свою волю. Лорис был очень удивлен и взволнован этой неожиданностью и тою ответственностью, какая на него возлагалась высочайшей волею, но преклонился перед нею.
17 февраля.
Была у митрополита. Он рассказывал, что получил письмо от одной дамы с фразой, что ему достанется, что ему не избавиться казни.
Нам рассказывали, что Толстой получил письмо, где ему советуют опомниться, просить наставлений архипастырских у трех митрополитов, которых, в свою очередь, просят его увещевать бросить свои классические бредни.
18 февраля.
Редко случаются такие дни, как завтра, редко их переживают народы. Как пройдет завтрашний день? Все меры старались принять, но враг силен на выдумки. 300 студентов остались без крова, убыток – 500 тыс. Говорят. – поджог, подожгли в то время, когда производился обыск у студентов. Угрожают 19-го взорвать весь Петербург.
Про Дельсаля рассказывают, что он во время взрыва находился с Гротом и Голицыным на Салтыковском подъезде, ожидая прибытия принца Гессенского, который в прошлый раз подъехал с этого подъезда. Но 5-го принц подъехал к другому подъезду. Грот и Голицын поспешили туда, но так как Дельсаль болел ногою и не мог скоро подняться на лестницу, то сел в подъемную машину, которую поднимали в минуту катастрофы и не подняли, а оставили между небом и землей на воздухе, где он оставался четверть часа забытый, так как служители, которые его поднимали, – одного контузило, другой с испугу убежал. Вот наказание, которое он вполне заслужил.
Такое движение в городе, точно канун святого светлого праздника. Сегодня у Исаакия была панихида по царе Николае. Масса военных собралась к этому времени в соборе. Е. В. встретил там Лориса.
Он был очень озабочен
19 февраля.
Вчера в час ночи через Зурова Е. В. была прислана от Лориса депеша полтавского губернатора, извещающая, что завтра во время обедни будет взорван Исаакиевский собор. Е. В., взяв сторожей, ходил по всем катакомбам собора, причем сторожа лазали в печи, все осмотрели.
Сегодня на выходе государь не сказал никакого спича, молча приветливо кланялся.
20 февраля.
Сегодня в третьем часу дня Лорис возвращался домой, когда дурно одетый человек, на вид лет 30, поджидавший его на углу Почтамтской и Б. Морской, выскочив из своей засады, выстрелил в него в упор в правый бок. Шинель спасла графа, пуля скользнула по шинели, разорвав ее в трех местах, а также и мундир. Но, слава богу, Лорис остался невредим. Преступника тотчас схватили. Оказался еврей перекрещенный, но находящийся под надзором полиции. Лорис, когда почувствовал дуло пистолета, размахнулся на убийцу, что, верно, и спасло его. Граф сказал: «Меня пуля не берет, а этот паршивец думал убить меня». После покушения у Лориса собрались цесаревич, вся семья царская, министры, послы, много обывателей. Батьянов говорил, что вид преступника мерзкий, гадкий, так и хотелось его поколотить. Его повесят послезавтра. Преступник сказал, что если ему сегодня не удалось, то, может, наверное, удастся другому. Какая ужасная у них лига!
Губонин, вспоминая восшествие на престол государя, рассказал, что 25 лет назад, когда ударили в колокол у Василия Великого в Москве к присяге государю Александру II, колокол оборвался и с шумом упал, а был только что починен и повешен к коронации. Странный случай.
21 февраля.
Лорис уже одну разумную меру издал, чтобы полиция не отдавала честь никому, кроме государя, цесаревича и главнокомандующего, иначе они занимались больше – не пропустить генерала, чем порядком на улице. Завтра повесят этого преступника на Семеновском плацу. Зовут его Млодецкий.
22 февраля.
Сегодня повешен Млодецкий. Как и следовало ожидать, все время вел себя бойко, смело. Жаль, что священник его провожал, хотя перед повешением он поцеловал крест. Он говорил: «Если не мне удалось убить Лориса, то другому, третьему, а наверное удастся. Мы это решили, так как система Лориса – самая вредная именно для нас». Это он сказал на вопрос Батьянова: отчего, не дождавшись распоряжений Лориса и зная его мягкую систему, он вздумал стрелять в него.
Сегодня этого злодея, имя его Ипполит Млодецкий, казнили. Вчера привезли из Москвы палача, который и надел на него петлю. Много приходило народу рассказывать впечатления во время казни. Преступник себя держал очень нахально, смеялся на все стороны, особенно недружелюбно глядел на военных, смело шел на смерть; эта смелость у них – un parti pris (Упрямство (франц.).), хотят этим выказать свою правоту. Батьянов, который его допрашивал, рассказывал, что он, хотя и имел вид животного, далеко не глупый человек, фанатик до мозга костей, что он произвел на него вид, что, если будут его и пытать, он ничего не скажет. Батьянов пришел к тому убеждению, что они дают эти поручения лицам, выдержавшим особого рода испытания, готовым на все. Дерзость его во время суда заставила его вывести из залы, и его ввели только тогда, когда пришло время прочесть приговор. Дюфферин (английский посол), поздравляя Лориса со счастливым исходом, прибавил, что это первая пуля, которая прошла сзади графа, все другие он встречал грудью вперед.
Прочла в «Journal des Debats» письмо из Петербурга, где говорят, что был сделан обыск по приказанию III отделения у некоего Пигальского, что найдено письмо, где говорится, что он может действовать, что Шебаша (вымышленное имя) видел царя, что царь покоен и что дело можно начинать. Редакция от себя прибавляет, что из этого видно, что к нигилистам причастны лица высокопоставленные, которые видят царя, а может быть, даже и его родственники. Все это не в бровь, а прямо в глаз бедному Константину. Но я положительно отрицаю, чтобы он был в этой шайке – он слишком умен и слишком дорожит своим положением. С таким братом ему ли не хорошо живется? А ожидать того, что о нем говорят, будто он добивается, он понимает, что это может только сумасшедший человек.
23 февраля.
Говорят, взяли в толпе, которая смотрела на казнь, до 7 человек, громко порицавших действия правительства и высказывавших свое сочувствие к преступнику. Есть же такие люди! Нелегко будет Лорису справиться со всем этим злом – глубокие корни им уже пущены.
24 февраля.
Сегодня завтракали Морголи, Гагарин, Бобриков, Вышнеградский, Бруннер и много других. Бобриков рассказывал подробности насчет преступника. Когда его повели в суд, он шутил и резко отвечал, но, вернувшись обратно в крепость и зная уже, что он приговорен к смерти, он имел вид смущенный. Когда его спросили, хочет ли он есть, он попросил и два раза ел два сытных обеда с большим аппетитом. Обед состоял из щей (1 фунт мяса), телячьей котлеты и блинов без варенья.
Бруннер, командующий войсками Казанского округа, развивал свою мысль, как уничтожить нигилистов: объявить Петербург на военном положении, потом сделать общий обыск офицерам во всем Петербурге, а затем сделать ответственными за жильцов всех домохозяев, «если найдется в доме типография и подозрительная личность – конфисковать дом в казну.
27 февраля.
Пришел Батьянов. Много рассказывал про свою беседу с убийцей. Когда он поехал к нему в крепость, то тот, видя, что Батьянов очень удобно поместился против него и о многом стал спрашивать, полюбопытствовал узнать, не будет ли он мешать ему спать. На это Батьянов отвечал, что он будет спать, сколько пожелает. Он рассказывал, что в народе у них уже ходит до 35 тыс., что он – один из маленьких, что если б им удалось достичь своей мечты, то его положение было бы не выше школьного учителя, что он шел убить, что был бы счастлив, если б ему удалось убежать, но если б убежал, то вторично постарался бы метче стрелять, что у них есть знаки, по которым они друг друга узнают.
Сегодня Дрентельн оставил пост начальника III отделения. Вместо него Черевин, с подчинением Лорису. Батьянова Лорис, кажется, очень любит. Когда ложится спать, призывает его к себе, долго с ним говорит и не отпускает от себя.
28 февраля.
Сегодня Иславин рассказывал, что опять вышел номер «Народной воли». Вот люди неугомонные! Неужели у них есть еще типографии? Как они умеют действовать! Их девиз: «l'union fait la force» (В единстве сила (франц.).). Никогда своего не выдадут. Ляжет костьми, умрет – ничего не скажет.
5 марта.
Завтракал Коростовец. Много говорил насчет полиции, находит, что еще мало сделано Верховной комиссией! Теперь затишье полное, как будто успокоились все – и общество, и нигилисты. Но надолго ли? Говорят о назначении в Верховную комиссию, кроме Ковалевского, Батьянова, Черевина, еще Имеретинского, Победоносцева, Маркова, Шамшина, Перфильева; Каханов уже давно назначен. Неужели Перфильев может дать добрый совет? Вчера было первое заседание комиссии. Как водится, прошло, ничего не выяснив, так как пришлось каждому приглядеться к своему соседу.
14 марта.
Пришел Косаговский. Сегодня приехал. Объехал три города, где находятся тюрьмы с политическими преступниками. Много рассказывал достойного внимания. Например, в Москве было им конфисковано письмо, уже с печатью прокурора, значит, законом дозволенное, где была прямо написана и проведена антиправительственная агитация. Фамилия прокурора очень неразборчиво написана, начинается на «К» (оказалось, по справкам, что в Москве 4 прокурора и фамилии всех начинаются на «К»).
Был Батьянов. Он ездил по тюрьмам узнавать, где находятся разные подозрительные люди. Е. В. ему говорил про свое свидание с Лорисом. Когда он увидел Лориса в его большом кабинете, с большими очками, через которые смотрели большие глаза, в темной комнате в отделении – Скальковский, потом рядом дежурные, – все это имело вид военного штаба.
15 марта.
Был Имеретинский. Говорил, что при назначении Лориса во главе комиссии общественное мнение разделилось на две партии: высшее общество видело в этом назначении только полицейскую должность, народ и печать увидели в нем неограниченного правителя, пользующегося правом диктатора, и это повредило Лорису, – теперь он не в состоянии будет всего того сделать, что от него ожидают одни и другие. В настоящем же его положении без особенных экстренных полномочий он ничего не может сделать.
Писала под диктовку Е. В. воззвание Верховной комиссии, где она оповещает, что все раскаявшиеся нигилисты, если придут, отдадутся в руки правительства – оно их укроет от прежних товарищей. Мысль добрая, но вряд ли принесет добрый плод.
Был у Е. В. спирит Ридигер, предлагает спиритизмом избавить Россию от нигилистов. Тоже мечта!
25 марта.
Утром пришел Батьянов. Вчера у них была комиссия. Много толковали о поднадзорных. Кажется, изменят эту меру, находят ее неудобоприменимой: теперь во всей России находится 400 тыс. человек под надзором полиции.
Зуров поднес список лиц – 136 человек, находя, что они должны быть высланы из Петербурга. Когда разобрали степень их виновности, он первый согласился с тем, что 60 человек из 136 можно оставить на прежнем месте жительства.
29 марта.
Е. В. предложил Лорису меру: посылать избранных священников беседовать в тюрьмах с преступниками. Эта мера очень Лорису понравилась и, кажется, будет приведена в исполнение.
6 апреля.
Вчера напечатано в газетах очень гуманное распоряжение Лориса: людей, находящихся под надзором полиции в течение нескольких лет и показавших свою благонадежность, избавить от этого надзора. Это подымет нравственный дух этих лиц.
15 апреля.
Вернувшийся из Лондона барон Клейст рассказывает, что на него смотрели, как на чудо, что он приехал из Петербурга, из такого города, откуда никто целым не может приехать.
20 апреля.
Сегодня la question du jour (Главный вопрос (франц.).) – это Толстой. Все рады, что он уже не министр. У всех на языке: слава богу, его уже нет. Вот человек, сумел себя заставить ненавидеть всех без исключения, или с очень небольшими исключениями.
3 мая.
Был Бильбасов. Встретился с Батьяновым, который тотчас же начал с ним свой обычный спор, сколько времени может еще продержаться теперешнее положение дел и как сделать, чтобы министры были ответственны перед государем, и если это будет, то хорошо ли будет. Бильбасов сказал, что думает, что теперешнее положение скоро переменится, если будут приняты меры, что все это долго не продержится.
Тотлебен назначен в Вильну, а Альбединский в Варшаву. Дрентельн – в Одессу. Говорят, Тотлебену хотелось в Варшаву, и государь, давая ему Вильну, утешал его тем, что у него в этом крае имение.
7 мая.
С утра уже Е. В. отправился в суд Веймара. Говорил, что его возмущают женщины – очень себя держат нахально. Косаговский приехал из суда. На него, напротив, так как он уже присутствовал на политическом суде не первый раз, все подсудимые произвели хорошее впечатление: они поражают своею скромностью. По его мнению, это второй скромный суд – Мирского и этот.
До этих подсудимые вели себя очень несдержанно: скакали на столы, бог знает что кричали, ругались и проч… Был Суворин. Очень ему хочется проникнуть в залу суда. Удивляюсь, отчего его не допускают, он, право, благонадежный.
9 мая.
Е. В. все утро пробыл на суде Веймара. Он создает впечатление человека, которого трудно обвинить; все свидетели относятся к нему с большим почтением и похвалой. О суде Е. В. такого мнения: тяжело видеть эту игру в суде. Все сидят люди неумелые. Никого из них нельзя назвать людьми недобромыслящими, но они в первый раз призваны исполнить эту обязанность.
13 мая.
Ни Веймар, ни Коленкина не оправдали ожиданий публики. Первый сказал несколько бесцветных слов, вторая ничего не захотела говорить.
14 мая.
Е. В. вернулся в половине пятого. Все судьи совещались и через 13 часов вынесли такой приговор: Веймара на 15 лет на каторгу, Михайлова и Сабурова повесить. Е. В. рассказывал, что подсудимые спокойнее выслушали свой приговор, чем публика, которая за них страдала от 7 часов до 4 1/2. Ни один не дрогнул, ни один не побледнел. Теперь все пошло на утверждение Верховной комиссии.
15 мая.
Адельсон рассказывал, что вчера, когда был прочитан в 9 час. вечера окончательный приговор подсудимым, Коленкина бросилась обнимать Михайлова, приговоренного к повешению, а Михайлов бросил презрительный взгляд на Сабурова, но все сохранили полное спокойствие и спокойно выслушали приговор суда.
19 мая.
Был Каханов. Много говорили о Лорисе. Каханов говорил, что его наследник очень любит, часто зовет запросто обедать собственноручной запиской. Вот человек! Сумел-таки себя поставить. Очень он хитер и ловок. Не знаю, будет ли он полезен России.
28 июня.
Читала «Illustration». Удивительно, что позволяет и пропускает цензура. В июньском номере «Causerie» напечатано, что после траура государь намерен жениться на княжне Долгорукой, с которой уже давно позабыл les grandeurs de la royaute (Величие царской власти (франц.).). Неужели можно допустить это писать, когда еще так недавно умерла императрица?
4 июля.
Бунге, профессор Киевского университета, назначен товарищем министра финансов. Это, по-моему, хорошее назначение.
27 июля.
Опять, слава богу, напали на след нигилистов – несколько человек схвачены. Я вполне уверена, что эти люди бездействуют только наружно, но что тайно времени не теряют.
9 августа.
Лорис-Меликов назначен министром внутренних дел. Каханов – ему в товарищи.
11 августа.
Все газеты полны похвалой назначению Лориса.
14 августа.
Все газеты полны восторгов о назначении нового министра и называют 6 августа, день этого назначения, счастливым днем.
19 августа.
Все перемены. Наследник будет вместо Николая Николаевича, пойдут переменять весь гвардейский корпус.
21 августа.
Был Батьянов. Много рассказывал. Говорит, что государь повенчался с Долгорукой. Называют свидетелями Лориса и Милютина; Адлерберг, говорят, отказался присутствовать. Обедал Вышнеградский. Разбирая деятельность Лориса, он сказал, что он за две вещи отдаст отчет богу: что позволил разбирать газетам школьный вопрос, который запугал молодежь, так что экзамены были плохи, и ругать III отделение, которое существовало 20 лег и считалось необходимостью. Это отняло веру во все. Кто поручится, что и все остальное никуда не годится?
1 сентября.
Баранов назначен ковенским губернатором – человек, бывший под судом, – что это значит?
20 октября.
Кушелев из комитета принес известие, что по случаю голода сегодня ночью разбили и разграбили запасной склад хлеба около Смольного. К чему еще должны мы готовиться? Голодный человек на все способен.
21 октября.
Вечером был Кушелев. Рассказывал одну подробность о свадьбе государя. Он женился в штатском платье, говоря: «C'est un particulier, mais pas l'empereur, qui repare une faute commise et repare la reputation d'une jeune fille» (Частое лицо, а не император исправляет совершенную ошибку и спасает репутацию девушки (франц.).).
Монтеверде рассказывал из верного источника, что Германия очень недовольна этой свадьбой.
28 октября.
Опять наступает время возвращения царя в Петербург. Нехорошо повлияет на массу его женитьба, нужно было дождаться хотя году. Опять суд, опять настроены умы слушать эти ужасные истории. Вот люди, у которых организация замечательная. Они всюду действуют и действуют так тайно, что нельзя их заподозрить.
30 октября.
Интересно очень показание Гольденберга (жида, который убил Кропоткина в Харькове). Его схватили, он раскрыл всю тайну, потом повесился. Сегодня будет окончен суд. В этом году, говорят, он мало привлек публики, говорят, зала пустая. Это – отрадное явление. Прежде не было места, все ломились попасть в залу.
1 ноября.
Странное наступает время. Франция близка к коммуне, тяжело читать про все эти буйства и бесчинства. У нас пока, можно сказать, лучше, спокойнее, чем у них. Амнистия коммунаров к добру не поведет. Феликс Пиа говорит возбуждающие речи, его была первая мысль поднести пистолет Березовскому. Теперь он пишет воззвания, вроде следующего: «Долой церковь, долой разврат публичный, который нам является в виде семьи, жены, детей и бога!». Страшно это писать, а еще такую фразу: «Pour democratiser la terre il faut deironiser le ciel» (Чтобы установить демократию на земле, нужно свергнуть с престола того, кто на небесах (франц.).).
2 ноября.
Был Бобриков. Много говорил о последнем суде. Пятерых приговорили к смертной казни, их 4-го будут вешать в 7 часов утра. Это еще большой секрет.
Будут помилованы трое – все те, которые покушались на жизнь государя, а двое, именно – Квятковский, который взорвал финляндцев в Зимнем дворце, и Пресняков, убивший швейцара на Васильевском острове, будут повешены. Государь это мудро придумал.
4 ноября.
Был Адельсон (комендант), приехал с места казни, рассказывал впечатление, произведенное преступниками, которых повесили. Оба причастились, оба обнялись сперва со священником, потом, имея уже завязанными руки, поцеловались друг с другом, поклонились войскам. Когда повешен был Квятковский, Пресняков посмотрел сбоку на эту картину и прослезился. Через минуту его ожидала та же участь. Ужасное впечатление!
5 ноября.
Вся печать высказывается очень сочувственно, что государь помиловал трех, тех, которые покушались на его жизнь. Нельзя без ужаса слышать все подробности вчерашней казни. Я смотрю очень несочувственно, с отвращением на нигилистов, но такое наказание страшно.
Говорят, что палач Фролов все это делает с бессердечием и даже неловко.
9 ноября.
Князь Гагарин много рассказывал про Ливадию. Государь всюду ездит со своей княжной, которую представил Милютину как свою жену. Цесаревна, бывши в гостях у Воронцовой, ей жаловалась на свое неловкое положение и с таким жаром ей все рассказывала, что та ей сказала: «Вы так откровенно и так горячо высказываете ваше неудовольствие, что это дает мне право думать, что вы не делаете из этого секрета». «Да, – отвечала цесаревна, – можете кому хотите об этом рассказывать».
27 ноября.
Вчера был день георгиевского праздника. Вчера во время обеда государь, провозглашая тост самого старейшего георгиевского кавалера, германского императора, вместо обычного тоста, кончавшегося «и моего лучшего друга», только сказал первую половину тоста, а именно – «старейшего кавалера». Не может ли это повлиять на все дела?
2 декабря.
Обедал Маркевич. Много рассказывал про свое путешествие, к каким способам прибегают нигилисты, чтобы доставать деньги у русского посольства. Вот ловкие люди! Они устраивают через своих фальшивый донос на себя же, что вот такой-то узнал, что замышляется такое-то преступление, и за то, что такой-то предупредил, ему выдается награда.
10 декабря.
Большой разговор о романе Маркевича «Перелом». Он там описывает семью Анненковых под именем Саватьевых, и они имели глупость себя узнать.
13 декабря.
Был Кушелев. Рассказывал про интимную жизнь царя. Об этом нельзя писать, никто не знает, что может случиться, могут украсть и этот бесцветный дневник.
30 декабря.
Ивашинцев рассказывал, что Суворов все волнуется, не может привыкнуть к новой хозяйке Зимнего дома; в интимности он ее понимает, но видеть ее во время официальных приемов – он к этому не может привыкнуть.
Был Полетика. Уверяет, что к новому году соберут Земский собор. Е. В. же уверял, что этому не быть.