Полина схватила мой ноутбук и застучала по клавишам. Мы придвинулись к ней вплотную, чтобы всем было видно экран. Через пару минут в поле зрения появился Ефрем, судя по картинке, он сидел в своем автомобиле.
– Это касается Ярослава, – вместо приветствия тихо сказал капитан.
– Что такое еще? – ахнула Лизавета.
– Не буду зачитывать «китайский язык» Янины Яковлевны, – показал нам какую—то бумажку Ефрем, – скажу своими словами. Хорошо?
– Да не томи уже! – рявкнула Полина.
– Короче, в крови обнаружен алкоголь, по концентрации примерно пятьсот миллилитров водки.
– Ого! – не удержалась я. – Он же вообще не пил!
– Это еще не все, – огорошил нас Ефрем. – Янина обнаружила и следы барбамила. Это такой препарат, который в малых дозах – снотворное, а в больших – вплоть до комы и смерти…
– Так его отравили! В водку подсыпали и напоили! – Лиза прижала ладони к щекам.
– Скорее всего, барбамил попал в организм через укол под лопаткой, а водку влили, чтобы представить смерть, как отравление чрезмерным алкоголем. Но умер он не от этого.
Мы все переглянулись, и Полина тихо спросила:
– А от чего?
– Янина нашла на слизистой губ небольшие свежие ссадины и во рту волокно пуха из подушки.
Капитан замолчал и уставился на нас, а мы не смогли выдавить из себя ни слова. Ефрем послушал тишину и решил продолжить.
– Она написала в заключении, что смерть наступила в результате обтурационной асфиксии, то есть, Ярослав Солнцев был задушен подушкой.
– Жесть! – все, что смогла произнести Полина.
– Но как же, – из глаз Лизаветы потекли слезы. – Он же был такой накачанный, сильный… Как его могли какой—то подушкой?!
– Картина представляется такой, – Ефрем откашлялся, посмотрел по сторонам и продолжил. – Некто, думается, их было не менее двух человек, сначала каким—то образом сделали актеру укол барбамила, причем, в дозе, превышающей простое снотворное. А, когда через несколько минут Ярослав потерял физическую возможность сопротивляться, влили ему в рот бутылку водки, чтобы, как я уже говорил, представить смерть, как отравление алкоголем. Об этом свидетельствует синяк на подбородке, – рот держали открытым насильно. Однако Солнцев в рассчитанное преступниками время не умер, его сильный организм сопротивлялся отравам. Янина сказала, сердце у парня было в полном порядке. Но преступники, видимо, торопились, дожидаться «естественной» смерти не стали, и завершили свое грязное дело подушкой, а потом подложили ее под голову покойному и повернули его лицом к стене, мол, спит пьянчуга. Вот такие дела.
– Да—а, – только и смогла произнести я.
– Ну, так что теперь? – ожила Полина. – Возбуждать дело будут?
Ефрем опять осмотрелся вокруг, поерзал на сидении и приблизил лицо к экрану.
– Будут, – тихо сказал он. – Но не сегодня и не завтра. Сначала надо разобраться с дверным замком, как он оказался запертым изнутри. Если б только барбамил и водка, еще туда—сюда как—то можно объяснить, что Ярослав на последнем издыхании запер дверь. Но задушенный человек, сами понимаете, этого не мог сделать. Короче, Янина всех подставила. Начальство в ярости.
– Ни хрена себе, подставила! – вскипела Полева. – Человека убили, а им лишь бы «висяка» не было!
– Не ори, – все так же тихо попросил Ефрем. – Ты всей нашей кухни не знаешь. Тут сейчас и инфаркты, и инсульты начнутся, как всех достанут. Хоть Ярослав и не звезда первой величины, а все равно известный человек, и журналюги не успокоятся. Да и кто—нибудь из наших информацию сольет и… – Ефрем поперхнулся и уставился на нас.
– Уже слил, – подмигнула крестнику Полина.
– Поля! – отпрянул от веб—камеры Ефрем. – Я тебя… Ты же своя! Ты же не будешь…
– Расслабься, – серьезно и спокойно велела Полина. – Ты, Павел, Ярослав и Сонька мне дороже всех СМИ вместе взятых. Я за деньги дружбу и родство не продаю. Всё! Расслабился! И если заведешь еще хоть раз разговор на эту тему, останемся врагами до конца жизни! Понял?
– Понял, – вяло улыбнулся капитан. Видно было, что, несмотря на Полькину пламенную речь, он еще не отошел от испуга.
– А по поводу связи с Сонькины делом что—нибудь обсуждали? – перевела тему разговора Полева.
– А что обсуждать? – пожал плечами Ефрем. – Все говорит о «глухаре». Даже твои Чехов с Книппер ни при чем оказались. Ни следочка нет!
– С Авиловой, – вяло поправила Полина. – Но нам все равно в совпадение нападений не верится.
– Да никому не верится. Поэтому меня пока и приглашают на совещания. Объединять дела или нет, еще не решили. И вообще, совершенно не понятно, с какого боку подойти к нападению на Софью.
– Будем думать, – пообещала Поля.
– Думайте! – Ефремов помахал нам ручкой и вышел из «скайпа».
Мы расселись по своим местам и Полина, как вечный заводила в нашей компании начала «местечковое» совещание:
– Итак, что мы имеем? Ярослава убили. В его квартире что—то искали и, явно, не нашли, т.к. ночные визитеры опять рылись в вещах.
– Кстати, – вспомнила я, – мы же из квартиры какие—то бумажки приволокли. Надо их изучить.
– О, блин, детективы! – постучала кулаком по своей голове Полина. – Про улики забыли!
– Еще неизвестно, улики ли. Поль, принеси бумажки, я их в верхний ящик своего стола сунула, – попросила я подружку.
Она бегом сгоняла туда—сюда, и разложила на столе три бумажки. Мы рассмотрели их и офигели.
Первая бумажка оказалась выпиской за июнь месяц этого года из банка «БДЛ», где Солнцев, он сам об этом как—то говорил моему Степану, имел счет. В выписке были указаны всего две операции за месяц: 22 июня вклад наличными один миллион рублей и 24 июня, т.е. за день до смерти, с некоего счета поступило двенадцать миллионно рублей.
– Может, за последние съемки получил? – тихо предположила Лиза.
– Н—нет, – я все—таки не была до конца уверена, – вроде он говорил, что в конце мая все получил, на эти деньги он собирался делать ремонт, а на накопления купить дом в деревне.
– Накопления? – криво усмехнулась Полина. – Тут итоговая сумма денег на счете: тридцать два миллиона рублей, – сдавленным голосом произнесла Полина.
– Девочки, на такую сумму не то что ремонт в «трешке» Ярослава сделать можно, но еще одну «трешку» с ремонтом купить и на приличный коттедж останется! – воскликнула Лиза.
– Но ведь он буквально высчитывал тут при нас, что и где купить, чтобы и на ремонт хватило, и на приличный дом! – я ничегошеньки не понимала. – Он, что, дурил нас? Заче—ем?
– Погоди, не пыли, – Полина взяла меня за руку, – он у вас был неделю назад, т.е. где—то числа семнадцатого—восемнадцатого?
– Да, – я не поняла, куда клонит подруга.
– А на эту дату, если вычесть последние поступления, на его счете было девять миллионов! Понятно?
– Ну—у…
– Баранки гну! – рявкнула Полева. – Капитальный ремонт его «сталинской» «трешки» обошелся бы, как минимум, в миллион. А на восемь лимонов приличный коттедж еще надо поискать. Так что, он никого не дурил – все зависит от того, какой ремонт он задумал и какой коттедж хотел. Остальные—то миллионы он уже после разговора с вами получил.
– Так он разве не знал, что получит такие деньжищи? – изумилась я.
Полина с Лизой переглянулись.
– Девочки, получается, не зна—ал! – Лизавета прижала руки в груди.
– Тогда откуда они на него неожиданно свалились? – Поля посмотрела на меня.
– Понятия не имею!
– Ой, мамочки, – Лиза схватилась за пылающие щеки. – Его убили из—за этих денег! Он как—то нечестно их получил!
– Версия номер один, – Полева отложила бумажку в сторону. – Лизок, у тебя в «БДЛ—банке» кто—нибудь есть? – та кивнула. – Узнаешь, откуда приплыли двенадцать миллионов.
Лиза чуть ли не «взяла под козырек».
– Кстати, – предположила я. – Если есть такие большие деньги, то, может, есть и жаждущие их наследники, которые могли ускорить процесс получения наследства.
– Версия номер два! – Полина ткнула в мою сторону указательным пальцем и взяла в руки вторую из найденных в квартире бумажек.
– Здесь просто адрес: Москва, Солянка, дом номер, квартира… И телефон, похоже, мобильный.
Полева схватила свой сотовый, потыкала пальцем в экран, но через несколько секунд разочарованно сказала:
– Абонент не абонент! Надо выяснить, чей это адрес и телефон.
Мы офигели от навалившейся на нас информации и молчали.
– Ну, ладно, приняли к сведению. Что у нас дальше? – Полина развернула листок, который я нашла в книге. – Цифры какие—то.
Мы с Лизой встали за спиной Полины и уставились на рукописный текст: «П. Памятник. 2 и 3: 4/4. 7/3—3, 6/8—2. 8/1—2, 1/5—3, 3/8—4, 5/7—1. 6/3—4. 8/3—2, 5/2—2, 7/5, 4/5—4. 1/8—7, 3/2—6, 6/2—2. 8/1—5, 7/4—1, 2/3—9, 7/2—3, 3/2—3, 2/4, 6/4—1, 2/2—3, 3/8—4, 8/1—1. 4/2—5, 7/4—3, 3/5—3. 2/6—2, 1/5—4».
– Ну—ка, тащи сюда классика! – распорядилась Поля.
– Какого классика? – не поняла я.
– Я столбом! – окрысилась Полева. – Чего не понятно? Детективов не читаешь? Это же шифровка! «П» – скорее всего, Пушкин. А «Памятник»…
– Стихотворение, – блеснула умом Лиза.
– Тащи Пушкина, сейчас проверим, права ли я.
Я метнулась к книжным стеллажам и вытащила «Избранное» А.С.Пушкина – стихотворение из школьной программы здесь должно быть обязательно. И точно, нашлось. Я положила книгу на стол, и мы все трое уставились на знакомые со школы строчки.
– И чего? – в голосе Лизы было столько отчаяния, что мы с Полей оторвались от послания и с удивлением посмотрели на подругу.
– Это шифровка, – пожала плечами Полина, продолжая созерцать письмена.
– А как она расшифровывается? – Лиза пододвинула стул и присела около Полевой.
– Может, «2 и 3» – это четверостишия? – предположила Поля.
– Давайте попробуем так: первая цифра – строка, вторая – слово, – я последовала примеру Лизы и тоже села рядом с Полиной.
– Точно! А третья – буква. Точка – конец слова, – сообразила Полева.
Конец ознакомительного фрагмента.