Глава 6
Утром, когда я спустилась в столовую, там уже сидели Элла, Олег, Виктор, Алла и Нина Анатольевна.
– Виолочка, – засуетилась хозяйка, – хотите какао? На соевом молоке. Налить кружечку?
– Чашку, – неожиданно сказал Витя Арефьев.
– Прости, дорогой, ты о чем? – не поняла теща.
– Кружка – высокий полый сосуд из разнообразных материалов емкостью более двухсот пятидесяти миллилитров. Чашка – низкий полый сосуд небольшого объема, менее двухсот миллилитров, – пробасил зять. – Слова «кружка» и «чашка» не синонимы. Сейчас на столе представлены чашки. Поэтому, Нина Анатольевна, Виоле Ленинидовне надо предложить чашечку какао.
– Ага, – пробормотала хозяйка, – ты, наверное, прав.
– Сам путал посуду, – признался Виктор, – но перед Новым годом готовился к конкурсу «Знаток фарфора», тогда и прочитал материал.
– Ага, – повторила Нина Анатольевна, – ну… конечно…
– Мама, что за ерунда? – воскликнула Алла. – У меня вилка лежит справа!
Нина прикусила губу.
– Да? Разве это плохо?
Аллочка покраснела от злости.
– Плохо? Да это безобразие! Полное незнание сервировки! Справа должен быть нож, а вилка слева. Повторяю: вилка – слева! Сто раз объясняла, как правильно класть приборы, и все впустую, у тебя в голове ничего не задерживается. Купи книгу по этикету, законспектируй, потом все наизусть выучи. А то стыдоба! Еще ты бумажные салфетки всем на тарелки бросаешь.
– Разве нельзя? – прошептала Николаева.
– Нет! – завопила дочурка. – Нет, нет и нет! И хлеб кладут в корзинку, а не на овальное блюдо. Мы жрем, как в рабочей столовке завода резиновых клизм! Кстати, откуда такая мерзотная скатерть?
– Мне она показалась красивой, – сказала Нина Анатольевна, – с колокольчиками.
Алла скорчила рожу.
– На ней олени, Дед Мороз и елка. То есть она предназначена для Рождества и встречи Нового года, а у нас на дворе август. Ку-ку, мамуля, лето за окном!
Глаза Нины Анатольевны налились слезами.
– После завтрака поменяю. Можно постелить желтую с цветочным орнаментом. Подойдет?
Аллочка выдохнула, ее щеки побледнели, злоба испарилась.
– Да. Прекрасный выбор. Мамуля, сегодня вкусный салат из моркови, удался на славу.
– Правда? – мигом повеселела хозяйка. – Вкусно?
– Восхитительно! – воскликнула дочь. – Заправка на высшем уровне. Ты гениально готовишь!
Нина Анатольевна расцвела.
И тут Виктор откашлялся.
– К вопросу о сервировке. Блюда следует…
Лицо тещи вновь стало несчастным. Я решила вмешаться:
– Какие роскошные орхидеи! Украшение для царского стола!
– Это Элла их выращивает, – объяснила Нина Анатольевна. – Видите, сколько цветов повсюду? Невестка гениально пестует растения.
– Я заметила в глубине сада оранжерею, – кивнула я, – но она оказалась заперта.
– Жена Олежека никого туда не пускает, – сказала Нина Анатольевна, – говорит, цветы посторонних боятся.
– У них есть душа, – подхватила Элла. – А дверь я всегда закрываю, потому что разница температур может убить орхидею. В помещении поддерживается специальный климат, а если постоянно впускать внутрь воздух с улицы, может беда случиться. Виолочка, хотите устрою вам экскурсию в дом моих растений?
– Не советую соглашаться, – вмешалась Нина Анатольевна. – Я один раз сунулась в оранжерею и еле жива осталась. Там нечеловеческие условия – жара, влажность, пахнет непотребно. Больше я туда ни ногой. И вам, Виола, не советую, задохнетесь.
В комнату бодрым шагом вошла Елизавета Гавриловна.
– Что сегодня на завтрак? Если белковый омлет, то мне не надо. В кои-то веки моя дочь права – в оранжерее действительно нечем дышать, я там тоже чуть в обморок не упала, больше туда не заглядываю.
– Бабушка! – подпрыгнула Элла.
– И что тебя так удивило? – прищурилась старуха.
– Нет, ничего, – пробормотала та, – просто…
– Просто что? – продолжала допрос старуха.
– Бабулечка, у тебя кофта задом наперед надета, – вступила в разговор Алла, – карман на спине оказался.
Элла шумно выдохнула, взяла со стола бутылку минеральной воды, сделала несколько больших глотков прямо из горлышка и произнесла:
– А я постеснялась про блузку сказать.
– Подумаешь! – фыркнула Елизавета Гавриловна. – Не голая же перед вами появилась, ничего страшного.
– Конечно, нет, бабулечка, – подобострастно согласилась Алла.
– Вот и ладно, – улыбнулась старуха. – Так чем тут угощают?
– У нас сегодня геркулесовая каша с курагой, – ответила Нина Анатольевна.
– А где Катя? – перебила ее пожилая женщина.
Нина посмотрела на пустой стул.
– Наверное, умывается.
– Кто постояльцам завтрак отнес? – добавила металла в голос бабка.
– Я, – пискнула Нина Анатольевна.
– Почему ты, если это обязанность Екатерины? – спросила старейшина семьи.
– У Катюши вчера голова болела, – начала выгораживать дочку мать, – она плохо себя почувствовала, затемпературила…
Бабка стукнула ладонью по столу.
– Хватит! Олег, ступай и растолкай лентяйку, вели ей немедля явиться сюда, прямо как есть!
Внук молча встал и двинулся к лестнице.
– Я с тобой, – кинулась за ним Элла. – Неудобно получится, если Олежек один пойдет, а Катенька вдруг голая.
– Полагаешь, он ее красоты испугается? – хмыкнула бабка. – Нина, неси кашу.
– Затируху, – уточнил эрудит Арефьев.
– Ты о чем? – удивилась Елизавета Гавриловна.
– Блюдо приготовлено Ниной Анатольевной из цельного, заранее замоченного овса, – забубнил победитель конкурсов знатоков, – оно называется затируха и в наше время не популярно. Каша же…
– Можешь дальше не продолжать, – остановила его бабушка, – по мне так, что лошадь, что кобыла, все едино.
– Нет, – не успокоился Витя, – лошадь – это вид животного, кобыла – самка лошади, а самец – жеребец. И…
– А-а-а-а! – раздался со второго этажа крик. – А-а-а-а!
Мы с Ниной Анатольевной одновременно вскочили и хором воскликнули:
– Что случилось?
– Наверное, Элла мышь увидела, – ухмыльнулась Алла. – Она их до жути боится, а Катька ее пугает. Сестра купила в зоомагазине искусственных полевок, на настоящих один в один похожих, их выпускают для кошек, чтобы те играли. Катерина эти муляжи в коридоре у своей двери или в холле раскладывает, Элка видит и орет. Анекдот просто!
– Скорей… скорей… там… помогите, – зашептала Эллочка, вбегая в столовую. – Там… на полу…
– Знаем, мышка, – заржала Алла.
– Нет, Катя… – еле слышно пролепетала Элла, закатила глаза и, цепляясь за буфет, сползла на ковер.
Елизавета Гавриловна вскочила и полетела к лестнице, я ринулась за ней.
Спальня Катерины оказалась большой, с четырьмя окнами. Мебель была в стиле «мечта маленькой принцессы», кровать стояла в самом центре, и над ней колыхался розовый балдахин с золотыми кистями. Занавески радовали глаз вышитыми на них мишками. Не зная, кто тут живет, я бы подумала, что в комнате поселилась первоклассница, которую обожают и балуют взрослые.
– Солнышко, что случилось? – закричала Нина Анатольевна, кидаясь к лежащей на полу Кате.
Олег, стоявший неподалеку от тела сестры, схватил мать за плечо.
– Не надо.
– Катенька заболела? – испуганно спросила Нина.
– Нужно вызвать полицию, – мрачно заявила Елизавета Гавриловна, войдя в помещение.
– «Скорую помощь»! – закричала Нина Анатольевна. – Катюша в обмороке!
– Олег, уведи мать, – приказала старуха. – Алла, Виктор, ступайте в столовую и ждите там.
– Да, бабушка, – прошептала внучка.
– Виола Ленинидовна, вы со мной, – скомандовала бабка. – Ты, Элла, встань у двери и никого не пускай внутрь до особого разрешения. Когда приедет Семен, пусть сначала зайдет ко мне.
– Хорошо, – пролепетала жена Олега. – Можно я сяду в коридоре на стул? Ноги трясутся.
Старуха сдвинула брови, потом, вдруг сменив гнев на милость, кивнула:
– Конечно. Только никому не разрешай в спальню Екатерины входить.
Елизавета Гавриловна выплыла в коридор, я последовала за ней. Комната, куда мы пришли, напоминала библиотеку – две стены были заняты полками с книгами, в углу стоял шкаф со стеклами, затянутыми занавесками. Старуха подошла к нему и открыла дверцы. Я увидела собрание своих сочинений, причем не в одном экземпляре.
– Собрала все ваши издания, – объявила пожилая дама, – у меня полная коллекция.
– Надо же, у вас есть даже книги, которые никогда не продавались, а раздавались фанатам, победившим в разных издательских конкурсах! – изумленно сказала я.
Елизавета Гавриловна села в кресло и показала мне на маленький диван.
– Устраивайтесь… Ваня Зарецкий уламывал меня написать воспоминания о тех годах, когда мы с Семеном пытались спасти хоть кого-то из пуштанов, да я отказалась – память уже подводит, к тому же составлять складно текст не умею. Тогда настырный Иван предложил другой вариант: надо все рассказать Арине Виоловой, она прекрасную повесть напишет.
– Впервые об этом слышу, – пробормотала я. – Извините, Елизавета Гавриловна, я с огромным удовольствием поговорю с вами, но чуть позднее.
– Почему не сейчас? – спокойно спросила старуха. – Много времени я не отниму.
– Надо спуститься вниз… – пробормотала я.
– Екатерина умерла, – остановила меня хозяйка, – врач ей не надобен. Остальные, когда узнают, что случилось, в истерику впадут, будут рыдать-вопить.
Я с изумлением смотрела на старуху. У нее железное самообладание или ей плевать на кончину внучки? Обычно пожилые люди плохо справляются с ударами судьбы, нервная система у них барахлит. Но у Елизаветы Гавриловны сейчас нет ни малейшего следа ужаса или паники, впрочем, незаметно и горя.
– Книгу для «Элефанта» я писать не стала, – как ни в чем не бывало продолжала пожилая дама, – но из чистого любопытства взяла в руки детектив Виоловой и – увлеклась. Теперь я ваша верная почитательница, собрала все произведения, а также интервью и диски с телепрограммами, где вы принимали участие. Кстати, можно звать вас Вилкой?
Я кивнула.
– Вы постоянно говорите: «Отчество «Ленинидовна» трудное, его перевирают на разные лады, лучше обращаться ко мне просто: «Вилка». – Елизавета Гавриловна усмехнулась. – Но, полагаю, вам неприятно напоминание об отце, не лучший он человек. Я его откровения в прессе прочла и вот что скажу: врет он много. Хотя бог с ней, с ложью, большинство так называемых «звезд» записные вруны, у многих в биографиях концы с концами не сходятся. Вот, например, актриса Инна Никина. Такую жалостливую историю о себе прессе поведала: воспитывалась в детдоме, ее там били-унижали… А в другом интервью на каком-то телеканале запела: мама у нее графиня из древнего рода, отец князь. И чему верить? Но ты так не делаешь… Кстати, давай я перестану «выкать»? Возраст мой позволяет с молодыми женщинами без церемоний общаться.
Я опять кивнула.
– Сейчас сюда прискачет начальник полиции Семен Егорович Баков, – скривилась Елизавета Гавриловна. – Нашей семье до славы Арины Виоловой далеко, но в Гидрозаводе и Нижнегорске мы, как сейчас пишут газеты, «селебретис». Я почти до ста лет дожила, с ума не сошла, хожу самостоятельно, слюни не пускаю, уже по этой причине моя личность интерес вызывает. Геннадий, муж Нины, был ректором вуза, доктором наук, а для провинции человек, защитивший диссертацию и получивший вдобавок профессорское звание, элита. Поэтому Баков не просто сотрудников пришлет, сам явится. Но вот тут закавыка…
Елизавета Гавриловна сложила руки на груди.
– Екатерина нашла себе любовника – молодого, богатого, всем хорошего, но… женатого. Зовут героя ее романа Анатолий Фирин. Я разок попыталась с внучкой поговорить, объяснила ей: на чужом несчастье своего счастья не построишь, даже если женится Толя на тебе, ничего хорошего не получится, не сироти малышей. Но она дурой прикинулась: «Бабулечка, не понимаю, о чем ты говоришь. Мы с Антониной Фириной в одном классе учились, мне ее муж не нужен, не слушай сплетни. А правда, что ты сама за женатого замуж вышла? Отбила его у семьи?»
Пожилая дама усмехнулась:
– Думала, уест бабку! Только Анатолий Сергеевич, мой супруг, вдовцом был, и встретились мы с ним на кладбище. Я тогда в городе Черноповск жила, очень по родителям тосковала и однажды на местный погост пошла – решила, погуляю среди крестов, душа и успокоится. Забрела на старую территорию, глядь, могилка заброшенная, ограда покосилась, памятник лежит на боку… Короче, жаль печальная! Я с плиты мох оторвала и увидела: мужчина там похоронен, он родился в один день и год с моим отцом. Ну и стала потом за его захоронением следить, порядок навела, цветочки посадила. Как-то раз на соседнем участке появился приятный брюнет, молодой, с грабельками. Разговорились, он рассказал, что жена у него от тяжелой болезни умерла. Сначала мы просто друг друга морально поддерживали, а после стали семьей жить. Не состояла я никогда в любовницах.
Елизавета Гавриловна округлила глаза.
– Теперь самое главное. Жену Фирина зовут Антонина Семеновна, в девичестве Бакова. Угадай с трех раз, чья она дочь?
– Понятно, – протянула я. – Налицо конфликт интересов. Начальнику полиции придется отказаться от дела, если в нем замешана ближайшая родственница.
Собеседница выпятила нижнюю губу.
– Все гораздо сложнее, Ну, отойдет Семен в сторону, а кто на его место встанет? Павел Глотов, его заместитель. Они с Баковым вместе на охоту-рыбалку катаются. И в Нижнегорске у Сеньки сплошные друганы в полицейском управлении.
В дверь спальни постучали.
– Входи, Иван Николаевич, – чуть повысила голос старуха.
В комнату на самом деле вошел Зарецкий, он с порога спросил:
– Что случилось? Как только я получил вашу эсэмэску, сразу примчался к вам.
Я удивилась – и когда Елизавета Гавриловна успела отправить сообщение? Вроде мы все время находились вместе, я не видела, чтобы она бралась за телефон.
– Екатерина умерла, – ответила старуха. – Садись, Ваня. Виола уже в курсе, хочу вас обоих кое о чем попросить.