Триэн. Глава 2 (В. В. Головачев, 2014)

1. Было

– Представьте себе отрицательное давление. Сможете? К положительному мы привыкли с детства, наблюдая, как колёса телеги оставляют в почве характерные борозды. Или гусеницы танка следы на асфальте улицы. Или, что более позитивно, как пресс плющит раскалённую болванку металла в цеху машиностроительного завода. Но что такое отрицательное давление?..

Мысль мелькнула и погасла.

Кругом было одно глобальное пламя, имеющее странное свойство разбегаться во все стороны с колоссальной скоростью. И при этом процесс нельзя было назвать взрывом, потому что пламя не являлось продуктом деятельности человека и не представляло собой конечную фазу управляемой реакции. Оно появилось и начало расширяться с огромным ускорением, порождая само себя и создавая удивительно гладкий, ровный и однородный фон – пространство.

Впрочем, неоднородности в этом странном континууме, заполненном квантовыми полями, всё-таки появлялись и уже не сглаживались стремительным инфляционным расширением. Сложные физические процессы приводили к тому, что неоднородности, представляющие собой солитоны – сгустки первичных элементарных частиц, – вызвали небольшой избыток обычного барионного вещества над антивеществом. Началась аннигиляция рождающихся комков материи, а когда она закончилась, в невероятно раздувшейся Вселенной появились первые островки вещества, которые впоследствии превратились в звёзды, галактики и их скопления, объединившиеся в крупномасштабные сетчато-мозаичные структуры.

Но это стало реальностью позже.

А пока он – невидимый и неощутимый свидетель рождения Вселенной – наблюдал за её расширением изнутри процесса и видел-осязал-ощущал огонь во всех его проявлениях, понимая, что попал в информационный «нерв», недоступный большинству людей.

Между тем температура огня вокруг постепенно падала, он становился менее жгучим и плотным, меняя свою физическую суть, и, наконец, падение температуры позволило появиться первым атомам. Точнее, ядрам атома водорода, состоящим из протона и нейтрона. И случилось чудо: Вселенная стала прозрачной, то есть видимой в широком диапазоне электромагнитных волн, и – практически невидимой, потому что заполнявший её огонь погас! Излучение отделилось от вещества – первых незначительных скоплений атомов. А поскольку до термоядерных реакций было ещё далеко, рождённый мир погрузился в Великую Тьму…

– Красиво говоришь, Сан Саныч! – восхищённо сказал Хаевич, разливая пиво в стеклянные кружки тонкой работы. – Тебе бы писателем быть, стал бы известен.

Уваров улыбнулся. Хаевич уже не раз говорил ему о писательской известности, однако Александр Александрович, в миру Сан Саныч, никогда не проявлял особого литературного дарования и работал математиком в МИФИ, окончив этот же институт двадцать семь лет назад. В настоящее время близился его пятидесятилетний юбилей, и он казался себе маститым учёным, умудрённым опытом человеком средних лет. Но не старым. В молодости он серьёзно занимался лёгкой атлетикой, стал мастером велосипедного спорта и выглядел вполне прилично: метр восемьдесят, плотный, плечистый, спокойный, уверенный. Волосы начали редеть ото лба ещё в тридцать пять, поэтому в сорок он стал стричься наголо, оставляя короткий ёжик, и в сорок девять лобастая голова Уварова отливала серебром седины, что было даже модно.

Олег Хаевич был моложе на пятнадцать лет. Небольшого роста, с животиком, подвижный, говорливый, любитель ночных клубных забав, он нравился женщинам и о семейной жизни пока не помышлял. Его трудно было представить в роли чиновника, да он им и не был, возглавив после тридцати лет частную фельдъегерскую службу. Любил выпить, поговорить (он был в курсе всех новостей), хорошие автомашины (ездил то на «Мерседесе CLS», то на «Порше Кайенн»), знал все клубы в Москве и часто пропадал за рубежом. Но ровно через две недели возникал на горизонте, и компания собиралась вечером пятницы расписать пульку: Уваров, Хаевич, Коренев и Новихин.

Кореневу стукнуло шестьдесят два, он работал заместителем директора Московской газовой биржи и был душой общества. На этого человека, любившего анекдоты, всегда можно было положиться. Он готов был помочь друзьям в любое время, не раздумывая. Кроме того, он был охотником, часто уезжал с компанией приятелей в глубинку России, под Нижний Новгород, и привозил интересные истории, а иногда и дичь.

Четвёртый преферансист, Игорь Новихин, был самым молодым и энергичным членом команды. Он работал главой службы безопасности Московской газовой биржи, под началом Коренева, занимался бадминтоном (становился даже чемпионом области), не считая рукопашного боя в силу профессиональной надобности, и слыл знатоком вин и алкогольных напитков вообще. Хотя при этом почти не пил.

Все эти люди были очень непохожими друг на друга, и свела их воедино только одна страсть – к преферансу. Но если для Новихина эта игра подогревала его спортивный интерес, Хаевич ловил удачу, Коренев искал охотничий азарт, то для Уварова преферанс являлся одним из вариантов теории игр, которой он посвящал всё своё свободное время.

– Я космосом не интересовался, – продолжил Хаевич, потягивая пиво и присматриваясь к вяленой рыбке, которую принесла Оксана, повар Новихина; играли обычно в его коттедже на улице Сучкова. – Не могу утверждать, что я совсем уж закостенелый скептик, но не верю, что космос нам необходим. Пусть его покоряют автоматы и роботы, человеку там делать нечего. Кстати, ты рассказывал об эпохе Великой Тьмы. Тёмная материя, о которой все сейчас говорят, не из этой епархии?

– Это разные категории, – качнул головой Уваров. – Хотя тёмная материя зарождалась примерно в те же времена, миллиарды лет назад.

Хаевич аккуратно разделал рыбку, с любопытством посмотрел на него.

– Ты что же, и в самом деле видишь эти сны – про космос, рождение Вселенной?

– Это не сны. Как бы тебе объяснить… во мне просыпается память происшедших событий, понимаешь? Я вижу то, что было в прошлом, миллионы и миллиарды лет назад.

– Вот этот огонь видишь, о котором говорил?

– И огонь тоже. Первые звёзды, первые галактики, планеты.

– Откуда же ты знаешь, что там происходило?

– Знаю, и всё. Информация сама появляется.

– Давно?

– Если честно, то не очень, год назад всё началось, после ДТП.

– Это когда ты свою «Хонду» разбил?

– Ага.

– Ну, тогда по глоточку.

Они сдвинули кружки с пивом, занялись вяленой кефалью.

Обычно первым к назначенному времени (восемь часов вечера) прибывал Уваров, не любивший опаздывать. Хаевич подъезжал чуть позже, с водителем Сашей, который знал все секреты своего работодателя. За руль после «принятия на грудь» дозы спиртного Хаевич не садился, что было правильно.

Третьим появлялся Коренев с сумкой пивных бутылок. В компании существовал свой распорядок: Уваров покупал торт и конфеты к чаю, Хаевич – сухое красное вино, Коренев – пиво и водку. Новихин принимал гостей, иногда угощая их классным вином из собственного погреба.

– Привет Эйнштейну, – объявил Михал Михалыч, обнимая Уварова, пожал руку Хаевичу. – Жарко сегодня. – Он снял пиджак, подсел к столу. – Ну, что, по пивку?

Налили, выпили.

Коренев блаженно откинулся на спинку стула.

– Хорошо поторговали сегодня, растёт наш газ в цене как на дрожжах. Командир обещал быть через полчаса, если не застрянет в пробке. Стоит Москва, я еле проехал по закоулкам.

Командиром он называл Новихина, хотя по служебному положению стоял выше.

Заговорили о пробках, о неумении служб решить транспортную проблему.

– Вот ты математик, – посмотрел на Уварова Коренев, подцепляя вилкой малосольный огурчик, – взял бы и рассчитал какой-нибудь алгоритм, который избавил бы город от пробок.

– Этой проблемой уже занимались математики, – сказал всезнающий Хаевич. – Но ни в одной столице мира она не решена полностью. Города не резиновые, и когда количество машин превышает пространственно-динамический предел, они встают.

Коренев возразил, что в Варшаве, где он был, пробок нет.

– Нашёл столицу, – отмахнулся Хаевич. – У них всё ещё впереди.

Коренев снова возразил, что существуют приёмы ограничения въезда в города и другие ухищрения, позволяющие избегать пробок.

Они заспорили.

Уваров слушал, потягивал ледяной сидр и думал о другом. О поездке на родину в Брянскую губернию. О конвенте математиков, где ему должны были вручить престижную премию «Золотой интеграл». О варианте игры нового типа, который он почти рассчитал и к концу года собирался представить на суд математиков института. Работа была интересной, и он надеялся удивить коллег подходом к проблеме, который они назвали бы когнитивно-метафизическим, а он сам – чувственно-магическим. Хотя речь шла скорее о переходе между реальностью и миром чувственных идей, в который ему позволено было время от времени погружаться.

– О чём задумался, Сан Саныч? – хлопнул его по плечу Хаевич.

Уваров виновато прищурился.

– Да так, ни о чём.

– Расскажи о своих видениях, вот биржа интересуется.

– Я ему уже рассказывал.

– Да? А он не признался. Ещё раз советую написать об этом книгу. У меня друг – издатель, поможет издать. Вдруг откроешь в себе талант писателя? Роулинг же, создатель Гарри Поттера, тоже в своё время была никому не известна.

– Заладил одно и то же, – проворчал Коренев. – Сан Санычу слава не нужна.

– А что ему нужно?

– Слава бывает разная. Вон один математик отказался от Нобелевки и стал известен всему миру.

– Он просто больной, думал только о себе, а не о своих родственниках. Ему невероятно повезло, а он это везение в задницу засунул!

– Не груби. Везение тоже разное бывает.

Хаевич хихикнул.

– Эт точно. Иногда не получить желаемое и есть везение. Ну, что, мужчины, ещё по кружечке?

– Привет, алкоголики, – вошёл в гостиную улыбающийся Новихин, бросил к шкафу в прихожей слева спортивную сумку. – Как вам наши футболисты?

– Я просто обалдел! – оживился Коренев. – Четыре – один, уму непостижимо! Неужели научились играть?

– Тренер хороший, вот и научил, – авторитетно сказал Хаевич.

– У них стимул появился, – сказал Олег, скрываясь на втором этаже.

– Какой стимул? – не понял Хаевич.

– Раньше играли как игралось, – поддержал тему Коренев. – Всё равно платили. А теперь не даёшь отдачи – садись.

– Значит, тренер-таки в этом деле главный? Кто ещё заставит их играть?

– Почему обязательно тренер? Игорь прав, стимул появился – играть хорошо, иначе сядешь на скамейку запасных, а то и совсем вылетишь из команды. К тому же известно, что лучший тренер – отечественный, доморощенный, знающий российский менталитет, а не пришлый, с трудом произносящий два слова по-русски.

К столу спустился Новихин, переодевшийся в домашний спортивный костюм.

Заговорили о футболе, потом о теннисе, знатоком которого считался Хаевич, о бадминтоне. Открыли вино.

Уваров сидел молча, слушал, от вина отказался. До сорока пяти он вообще не употреблял спиртных напитков, да и сейчас позволял себе разве что бокал шампанского на праздники да сидр. От пива не отказывался, но и не приветствовал, доверял организму, который чётко знал свою норму.

В начале десятого пересели за игровой столик.

Сдавать выпало Новихину.

Коренев взял карты, принялся изучать расклад. Делал он это медленно и обстоятельно, в силу характера, поэтому поначалу компаньонов это сердило, но после пятнадцати лет знакомства все привыкли к манере игры «главного биржевика» компании и не обращали на его медлительность внимания.

– Раз, – объявил наконец Михал Михалыч.

– Пас, – отозвался Уваров.

– Бери, – согласился Хаевич.

Игра началась.

Расходились за полночь, в половине первого.

Хаевич и Новихин собрались навестить клуб «Сохо».

Уваров повёз Коренева на своей машине: тот жил в Крылатском, после чего ему предстояло возвращаться назад, к Серебряному бору.

– Ты что, и вправду видишь прошлое? – поинтересовался слегка осоловевший Михал Михалыч, когда они попрощались с молодёжью и отъехали. У него был свой «БМВ», плюс охрана, однако он редко ими пользовался.

Уваров невольно вспомнил один из своих «эзотерических снов»…

Великая Тьма длилась по вселенским меркам недолго, всего около миллиона лет.

Массы сгущений относительно холодного вещества – ядер водорода и гелия, а потом и нейтральных атомов после эпохи рекомбинации, достигали таких величин, что начались первичные реакции ядерного синтеза, водород «загорелся», и по всему гигантскому объёму сформированного пространства зажглись первые звёзды.

Поначалу они были небольшими, карликовыми, но по мере дальнейшего уплотнения облаков газа и пыли рождались всё более массивные звёзды. Некоторые из них сливались вместе, образуя квазары и первичные чёрные дыры, и по молодой Вселенной, продолжавшей расширяться в ином темпе, не столь быстро, как в первые мгновения, поплыли хороводы фонтанирующих струями огня юных звёзд, окружённых вихреподобными дисками пыли и газа.

А уже через сто миллионов лет, когда звёзды начали объединяться в протогалактики, в их атмосферах – не на планетах и не в космическом пространстве – зародилась первая форма жизни. А за ней – разум…

– Может, тебе и в самом деле стоит написать роман? – послышался голос Коренева.

Уваров очнулся, повернул направо, на улицу Крылатские Холмы.

– Мне Олег об этом все уши прожужжал, и ты туда же. Не писатель я. У меня другие интересы.

– Теория игр? – хохотнул Михал Михалыч. – Судя по тому, что проигрываешь ты редко, теория у тебя правильная.

– К преферансу она не имеет отношения.

– Да? А я думал, ты карточными играми занимаешься.

Уваров хотел было оправдаться, объяснить Кореневу на пальцах, чем он занимается на самом деле, но передумал. В состоянии эйфории – Коренев выпил, да ещё и выиграл при этом, – он вряд ли понял бы собеседника.

Между тем именно увлечение Уварова психроникой, как он назвал свою игровую матрицу, и позволило ему приобрести дар воспоминаний прошлого, а вовсе не авария, в какую он попал однажды на Амурской улице: тогда в бок ему влетел лихач на старой «Ладе». Началось всё с расчётов компьютерной ролевой игры, отличающейся от других тем, что играющий не просто выбирал фантом из заданного набора игровых персонажей, а переносил на него качества своей личности и характер своих взаимоотношений с реальностью. После этого Уварову удалось просчитать психосемантическую матрицу играющего, содержащую информацию о способах взаимодействия структур сознания, и, что важнее, бессознательного в личности играющего с тканью бытия, выбрать желаемый интервал глубины игры, по сути – горизонт событий (он выбрал древнее прошлое), и достичь необходимой степени его детализации.

На следующий день, точнее, ночь ему начали сниться странные сны. Ещё через месяц он научился погружаться в прошлое на любой отрезок времени и буквально видеть всё, что там происходило.

– Спасибо, – сунул ему ладонь Коренев, когда машина свернула к его дому. – Заходи как-нибудь в контору, побеседуем о жизни. Расскажешь о своих видениях.

– Лучше вы к нам, – улыбнулся Уваров.

Коренев с трудом выбрался из машины, поплёлся к подъезду.

Уваров посмотрел на подъехавшую за ним машину – чёрный джип «Рэндж Ровер», не придал этому значения, проводил приятеля глазами, подумав, что, несмотря на свою сугубо коммерческую должность, Михал Михалыч сумел остаться человеком совести, за что его уважали коллеги и любили близкие.

Джип всю дорогу ехал за ним, но он этого не заметил.

Домой приехал в половине второго.

Жена уже спала, внучка тоже.

Уваров, стараясь не шуметь, залез в ванную, встал под душ. Лёг чистый, умиротворённый, довольный жизнью, автоматически перебрал в уме то, что должен был сделать в субботу, и легко уснул.

Сон-видение пришёл сам собой, без особых усилий с его стороны. Организм уже научился владеть особым состоянием, которое в разные времена у разных народов называлось по-разному: инсайтом, сатори, просветлением и озарением. Сам Уваров называл это состояние мысленно-волевым странствием.

Сознание вылетело за пределы тела, перед глазами развернулась величественная панорама космоса. Россыпи звёзд окружили его со всех сторон. Он мог свободно «дотронуться» до любой из них, но душа просила иного, и Уваров глянул на Мироздание через «телескоп» внечувственного восприятия, ища в нём следы разумной деятельности.

И нашёл!

Среди сияющих звёздных сфер проявились тонкие паутинки геометрически правильного узора, не похожего на обычные скопления и галактики. Одна из паутинок была совсем близко, память автоматически назвала направление – Волосы Вероники.

Отлично! Посмотрим, что там такое…

Мысленное «тело» Уварова превратилось в неощутимый луч и стремительно рванулось в пространство.

2. Извне-1

К чёрному джипу «Рэндж Ровер», стоящему на Серебряной набережной с погашенными фарами напротив многоступенчатого нового дома, подкатил второй точно такой же, погасил фары. Из него вылез мужчина в чёрной куртке, открыл дверцу первого джипа, сел на заднее сиденье.

В кабине машины находились трое мужчин в похожих куртках, один сзади, двое спереди, считая и водителя. Пассажир на переднем сиденье смотрел на экранчик навигационного компьютера, второй, сзади, с наушниками на бритой голове, внимательно разглядывал экран какого-то прибора с длинным дулом, направленным на окна дома.

– Ничего? – спросил гость.

– Лёг спать, – буркнул мужчина с наушниками.

– С кем-нибудь разговаривал?

– Как обычно.

– Может быть, он просто псих? – проговорил пассажир на первом сиденье.

– Вряд ли, о нём отзываются в исключительно положительном смысле. Нормальный мужик, жена, дети, внучка.

– Только речи ведёт странные.

– Парни, наше дело маленькое: приказано следить – будем следить. Давайте меняться.

– Ещё полчаса.

– Ладно, следующий раз вы нас смените на полчаса раньше. – Гость поднёс ко рту мобильник: – Паша, вылезай.

Из второго джипа выбрались ещё двое мужчин, в том числе водитель. Пассажиры первого уступили им места, сели во второй джип и уехали.

Мужчина, сидевший на заднем сиденье «Рэндж Ровера», пересел на переднее, снова достал мобильник:

– Первый, семнадцатый на связи. Приступили к дежурству. Всё тихо, клиент под контролем.

– Зря проторчим всю ночь, – проворчал его напарник, занявший заднее сиденье. – За три месяца он ни разу ночью ни с кем не общался. Только с партнёрами по преферансу.

– Заткнись, – коротко ответил мужчина с мобильником.

В мобильнике ожил голос:

– Режим «три уха».

Это означало, что прослушивать надо было все телефоны клиента, в том числе и мобильный.

– Принято, – ответил мужчина в джипе.

Тот, кто говорил ему о режиме «три уха», повернул голову к собеседнику. Кабинет, где они сидели напротив светящегося объёмного экрана компьютера, напоминал лабораторию, заставленную сложным оборудованием.

– Пока что у нас почти ноль информации. Ничего конкретного. Может, возьмём его и заставим говорить?

– Мы должны быть уверены, что это именно он, хроник, – заговорил собеседник, крупнотелый, крупноголовый, седой, с узкими губами и холодными бесцветными глазами. – Поспешим – канал закроется.

Первый, худой, костистый, с залысинами, кивнул.

– Придётся ждать. Хотя на него могут выйти и конкуренты. Леонтьева предложила неплохой план – завербовать кого-нибудь из его друзей, из тех, с кем он играет в преф.

Седой помолчал.

– Идея неплохая, доложу наверх. Разрешат – разработаешь план. – Он поднялся, похлопал худого по плечу, вышел.

Оставшийся в кабинете надел наушники.

3. Полёты

С тех пор как Уваров разработал программу автоматической коррекции действий игрового фантома, по сути – самого себя-игрока, мысленные полёты в прошлое давно перестали быть игрой. Его психосемантическая матрица легко преодолевала барьеры физических законов, подстраивалась под изменяющиеся параметры реальности и погружалась в бездну прошлых времён, как ныряльщик в воду. Насытившись астрономическими данными, он безошибочно определял координаты галактик и их скоплений, свободно ориентировался в созвездиях и мог мысленно-волевым усилием «посетить» окрестности любых звёзд Млечного Пути и за его пределами.

Мало того, Уваров научился находить звёзды и галактики, где когда-то цвела разумная жизнь, и опускаться к её истокам, когда эта жизнь только зарождалась.

Увлечение «виртуальными контактами» достигло такой стадии, что он и на работе грезил иногда с открытыми глазами, часами просиживая в одном положении. И хотя это не сказывалось на работе, так как он исправно решал предлагаемые задачи, коллеги потихоньку стали его сторониться. Что заставило Уварова быть сдержаннее. Он не хотел, чтобы его считали шизиком.

В пятницу, тридцатого мая, команда преферансистов снова собралась в коттедже Новихина в восемь вечера. Первым приехал Уваров, вторым Хаевич, третьим Коренев. Опаздывал, как обычно, Новихин, хотя это обстоятельство никого не доставало. Игорь после работы тренировался в спортзале «Динамо», поэтому и появлялся дома не раньше девяти часов вечера.

– Ну, что ты интересненького за это время увидел? – спросил Хаевич, разливая пиво по кружкам.

– Как строились первые искусственные сооружения, – сказал Уваров спокойно.

– Шутишь? – недоверчиво посмотрел на него Олег.

Коренев засмеялся.

– Я гляжу, математики не отличаются от охотников. А по фантазии и вовсе могут дать им фору.

– Может, это не фантазии, – не поддержал его Хаевич. – Может, у Сан Саныча действительно прямая связь с космосом. Может, он новый русский видящий.

Уваров невольно улыбнулся в ответ.

– Новый русский видящий – это круто.

– Нет, ну ты же в самом деле видишь то, о чём говоришь?

– Допустим.

– Что значит – допустим?

– А если я фантазирую, готовлюсь стать писателем по твоей рекомендации?

Хаевич хмыкнул, разглядывая лицо Уварова поверх кружки, погрозил ему пальцем:

– Не калапуцкай мне мозги, Сан Саныч. Лучше поделись открытием. Какие такие искусственные сооружения ты видел? Где? Я читал одну бредовую учёную статью, где утверждалось, что мы единственные разумные твари во Вселенной.

– Жизнь возникла миллиарды лет назад, разум тоже.

– Зелёные человечки? – Коренев подмигнул Хаевичу.

– Никаких зелёных человечков нет, – возразил Уваров серьёзно. – Гипотез о формах жизни действительно много, но я берусь утверждать, что первые разумные существа, появившиеся ещё до формирования галактик, были негуманоидными.

– Какими?

– Не похожими на человеков, – пояснил Хаевич. – Как же эти негуманоиды могли появиться, если тогда и планет-то не было?

– Были звёзды. Первыми разумными стали плазмоиды в их атмосферах.

– Ну, это ты загнул, Сан Саныч. Разумные должны думать. А чем могли думать твои плазмоиды?

– Первичная основа мышления заключается в структуре жизненной формы, а не в материале, его образующем.

– Повтори то же самое, только помедленнее и попроще.

– Мужчины, давайте по бокальчику, – разлил по кружкам пиво Коренев. – Жарко, не до философии.

– Нет, пусть он расскажет, что видел.

– Систему джетов, – буркнул Уваров, теряя запал. Хаевич упорно пытался его разговорить, и это почему-то Александру Александровичу не нравилось.

– А это что ещё за фигня?

– Джеты – длинные лучевидные выбросы пыли и газа из звёзд. Нынешние, наблюдаемые астрономами, достигают миллиардов километров, а давние ещё длиннее.

– Каким образом из них можно делать сооружения?

– Первые разумные плазмоиды строили из них целые фотонные системы, которые потом соединялись в компьютерные иерархии.

– Какие иерархии?!

– Да отстань ты от человека, – осуждающе сказал Коренев. – Он фантазирует, а ты веришь. Как там у классика? Особенно долго мы помним то, чего не было.

Уваров хотел возразить, что он вовсе не фантазирует, но встретил взгляд Михал Михалыча (тот подмигнул ему) и кивнул.

– Ну, есть немного.

Хаевич разочарованно цыкнул зубом.

– Я думал, ты серьёзный человек, Сан Саныч. Хотел поговорить о жизни как о категории развития материи.

– Жизнь всего лишь заразная болезнь планеты, – хохотнул Коренев, снова подмигнув Уварову, – от которой можно легко избавиться с помощью разума.

Уваров улыбнулся. В настоящее время, убедившись в стремительном отдалении вектора технического прогресса от вектора духовного развития человечества, он думал примерно так же.

Хаевич успокоился, хотя и продолжал время от времени задавать каверзные или ехидные вопросы.

Уваров больше отшучивался или отмалчивался, размышляя о странном поведении Коренева.

Пришёл Новихин, расслабленный после тренировки, но весёлый и жизнерадостный.

Поужинали, сели играть.

Первым сдал Уваров.

– Мизер! – заявил Хаевич, хмельной от выпитого и потому нерасчётливо смелый.

– Пас, пас, – отозвались Новихин и Коренев.

В прикупе оказались две дамы.

– Блин! – с изумлением сказал Хаевич, глядя на карты. – Мне же нужна была девятка пик…

– Что, чистый? – осклабился Новихин. – Не надо записывать?

По лицу Олега пробежала сложная гамма чувств. Было видно, что он понадеялся на фарт, но ошибся.

– Записывайте.

Как оказалось, дамы пришли к другим мастям, которые Хаевич понадеялся сбросить, после чего пробои только увеличились. После сброса и его выхода в семёрку треф стало ясно, что он ещё и неправильно пошёл. Поэтому ловля завершилась тем, что у Олега отобрали нужные масти, и он получил пять взяток.

Впрочем, его это не сильно обескуражило и не остановило. Хаевич отличался бесшабашностью и верил в удачу, переоценивая свои силы. Лишь к концу игры он слегка выправил своё положение – пошла карта, как говорят, – и смог чуть-чуть отыграться.

В начале первого ему позвонили из какого-то клуба, и он с Новихиным засобирался на очередную тусовку, забыв о проигрыше. Будучи клубным завсегдатаем, Олег не упускал возможности расслабиться, «оттянуться» по полной программе, послушать приятную музыку и потанцевать.

Прощаясь, он пожал руку Уварову, шепнул на ухо:

– У меня завтра дело в вашем районе, заеду, поговорим.

– Заезжай, – пожал плечами Александр Александрович. – Я буду после одиннадцати.

Новихин и Хаевич уехали на «Порше» Олега.

Подъехал «БМВ» Коренева.

– Сегодня меня везут за город, – сказал он, довольный результатом игры. – Так что ты приедешь домой вовремя.

– Вовремя, – хмыкнул Уваров, глянув на часы: шёл второй час ночи. – Хорошо, что Олег сегодня был в ударе, спонсировал всю игру.

– Да, рисковал он по-крупному, – засмеялся Коренев. – Даже к тебе не приставал с расспросами, в каком космосе ты летал.

Уваров махнул рукой.

– Космос один. Но его доменная структура сложная.

– Тебе не кажется, что у Олега какой-то воспалённый интерес к твоим снам?

– Это его проблемы.

– Я верю, что ты видишь необычные сны.

– Вижу. Только это не сны, Михал Михалыч.

– Ладно, расскажешь потом. Держи лапу и не гони на своей ракете, щас менты везде с радарами стоят.

Уваров хлопнул по подставленной ладони, тронул машину с места.

Фонарь справа, за перекрёстком, погас и вспыхнул снова, напомнив ему последнее странствие: впервые в жизни Уварову удалось наблюдать схлопывание остатка старой красной звезды-гиганта в чёрную дыру. Но гораздо более интересным был процесс строительства колоссальных гигантских звёздных систем наподобие снежинок, чем занимались первые цивилизации Вселенной с помощью чёрных дыр. Как они это делали, было непонятно, потому что Уваров не знал механизма, способного управлять передвижением первичных звёзд. Но результат был виден издалека: по космосу то здесь, то там поплыли удивительные лучистые «конструкции» из звёзд, имеющие чёткую геометрическую форму. Это случилось уже в первый миллиард лет после Большого Взрыва, породившего Мироздание.

Гораздо позже, когда звёзды объединились в галактики, а галактики выстроились в скопления, образовавшие сетчато-волокнистую структуру, начали появляться уже другие формы жизни, в том числе – биологического вида, на основе углеродной или кремниевой органики…

Уваров повернул на Алабяна, снизил скорость, поднимаясь на мост через железнодорожные пути, увидел внизу, на съезде, черный «Фольксваген Туарег» и двух гаишников рядом. Порадовался, что снизил скорость. Однако это не помогло. Один из инспекторов сделал Уварову жест дубинкой – к обочине. Уваров послушно остановился, уверенный, что правил не нарушал.

– Документы, – подошёл инспектор, не козыряя; погоны у него были капитанские.

Второй инспектор, тоже с капитанскими погонами, очень толстый, с широким неприятным лицом, обошёл «Хонду» с другой стороны.

Уварову это не понравилось. Он впервые видел, чтобы в патруле участвовали сразу два капитана полиции.

– Представьтесь, пожалуйста, – кротко попросил он.

Капитаны переглянулись.

– Документы, – снова потребовал первый капитан, пожиже телосложением.

– Представьтесь, – упрямо мотнул головой Уваров, уже понимая, что его остановил вовсе не рядовой патруль ДПС.

Капитан взялся за кобуру.

И в этот момент на мосту появились две машины, ехавшие со стороны улицы Народного Ополчения, «БМВ» и джип «Инфинити», притёрлись к тротуару, остановились.

Из первой тяжело вылез Коренев, из второй двое парней в тёмно-серых костюмах. Коренев подошёл к машине Уварова, глядя на замерших капитанов.

– Что тут у вас происходит?

– Михал Михалыч! – приятно удивился Уваров. – Я просто ехал, они остановили…

– А вы кто такой? – осведомился толстый представитель власти.

Парни Коренева подошли ближе, явно готовые вмешаться в происходящее.

– Я заместитель директора Московской биржи, – сказал Коренев. – Этот человек мой друг. Насколько я знаю, он никогда не нарушает правила дорожного движения. – Михал Михалыч посмотрел на Уварова. – Сан Саныч, ты нарушал?

– Да ни боже мой, – честно сказал Уваров.

Капитаны снова переглянулись.

– Мы хотели проверить документы, – начал первый.

– А у вас есть основания? Или мне позвонить куда следует, выяснить, к какому ведомству вы относитесь?

Толстый капитан молча двинулся к «Туарегу», скрылся в кабине.

Его напарник помедлил, оценивающе глядя на охранников Коренева, повернулся и сел в джип.

«Туарег» сорвался с места, повернул на улицу Маршала Рыбалко, скрылся из глаз.

– Похоже, они ждали именно тебя, Сан Саныч, – хмыкнул Коренев, провожая джип глазами.

– Кто?

– И я хотел бы знать, кто.

Уваров почувствовал холодок под ложечкой.

– Я же ничего не сделал.

– Поменьше болтай, как ты там путешествуешь по космосу, – посоветовал Михал Михалыч. – Зайди завтра ко мне в контору, поговорим.

– Я уже Олегу обещал.

– Зайди сначала ко мне. – Коренев поманил одного из парней пальцем. – Серёжа, проводи математика. – Он сунул руку Уварову в боковое окошко. – Спокойной ночи, Сан Саныч.

«БМВ» Коренева развернулся в сторону Мневников, уехал. «Инфинити» остался.

– Мы поедем за вами, – сказал парень, которого Михал Михалыч назвал Серёжей.

Сбитый с толку Уваров завёл двигатель и повёл свою синюю «Хонду» домой.

4. Извне-2

Коренев посмотрел в зеркальце заднего вида, потрогал родинку в уголке губ – это был микрофон рации.

– «Фольксваген Туарег», номер У 111 АА 199.

– Поняли, перехватили, – ответили ему.

Он достал мобильник, набрал номер:

– Завтра он будет у меня.

– Вы уверены, что мы на правильном пути? – спросил его мужской голос.

– Не похоже, что он фантазирует. Да и конкуренты не стали бы заявлять о себе, не имея резона.

– Слишком уж грубо они работают.

– Может быть, торопятся, понимая, что и мы ищем хроника. Кстати, любопытно, что сам он назвал свою игровую матрицу психроникой.

– Действительно, интересно. Он не догадывается, что вы его ведёте?

– Возможно, задумается после сегодняшнего приключения, индивид он умный. Но завтра придёт ко мне, уверен.

– Не выпускайте его из виду.

Коренев спрятал мобильник в карман, кивнул.

«БМВ» поехал быстрее.

5. Расширение

Планета была больше Земли и располагалась к своему не слишком яркому светилу ближе, отчего с поверхности оно выглядело исполинским розовым пузырём, окутанным лиловыми космами протуберанцев.

Картина завораживала, но не природные ландшафты сейчас интересовали Уварова. Он «стоял» на вершине горы и смотрел на долину в горах с высоты трёх километров, жадно разглядывая причудливую вязь золотых куполов, соединённых сверкающими жилами чешуйчатых труб. Это были сооружения местной цивилизации, созданной разумными птицами (по крайней мере у них имелись крылья), и геометрически совершенный пейзаж был не менее красив, чем природный.

Звезда не вращалась вокруг ядра Млечного Пути, принадлежа рассеянному скоплению в двух миллиардах световых лет от Солнца. Но её цивилизация была почти сверстником человеческой, опережая в развитии буквально на пару сотен лет. Уваров специально искал такую, современную и не угасающую, близкую человечеству хотя бы по времени, однако нашёл её слишком далеко от родной Галактики. Преодолеть бездну пространства размером в два миллиарда световых лет человек не мог. Надо было искать «родственников» поближе к Солнцу.

Уваров «выплыл» из странствия в собственную кровать, полежал немного, отдыхая, потом вдруг решил пошарить не в прошлом, а в будущем, готовый с лёгкостью отказаться от затеи, если поиск не удастся.

Мысль-воля оторвалась от тела, вылетела за пределы квартиры, дома, города, преодолела атмосферу, поднялась над Землёй и неощутимым сгустком понеслась к звёздам соседнего галактического витка – Рукава Персея. Пронизала его, затем проскочила Наружный Рукав, вышла за пределы Млечного Пути.

Несколько минут Уваров любовался волшебной панорамой Галактики, состоящей из нескольких спиральных рукавов, потом сосредоточился на прыжке в будущее.

Его снова объяла Великая Тьма.

Куда бы он ни повернулся, куда бы ни кинул взор, нигде не было видно былого звёздного великолепия. Его окружали пустота и темнота, мрак и молчаливое пространство, заполненное редкими скоплениями холодной пыли и тёмными шарами остывших планет и звёзд. Лишь где-то очень далеко, не определить – на каком расстоянии, мелькнул алый огонёк: это догорал один из последних красных карликов, переживший остальные звёзды.

К этому времени видимое глазом излучение рассеялось в пустоте, не в силах оживить небо, согреть планеты или придать погасшим галактикам хотя бы слабое сияние. Звёзды перестали светить, их эпоха закончилась. Началась эпоха распада материи, сохранившейся в редких коричневых карликах, нейтронных звёздах и чёрных дырах.

Возраст Вселенной к этому моменту достиг ста триллионов лет…

Уваров «нырнул» обратно в тело, ощущая головокружение, хватая воздух ртом как рыба, выброшенная на берег.

Он был ошеломлён. Причём не тем, что увидел приближающийся конец Вселенной, её медленное угасание, а тем, что ему вообще удалось заглянуть в будущее. Раньше о таких перспективах он даже не мечтал.

Уваров выбрался из спальни, стараясь не разбудить жену, напился на кухне холодного клюквенного морса, лёг снова и сосредоточился на странствии, имея цель поискать в будущем цивилизации, которые ещё только должны были сформироваться.

Очень захотелось узнать, сколько времени проживёт человечество и кто придёт ему на смену.

6. Посетитель

О своём обещании зайти к Михал Михалычу в его офис Уваров забыл. Но Коренев сам напомнил ему о себе, неожиданно заявившись в институт.

Отдельного кабинета у Александра Александровича не было, поэтому решили посидеть в малом конференц-зале на первом этаже.

– Извини, что отвлекаю, – сказал Коренев, оглядев пустой зал. – Нет времени ждать. Похоже, у тебя есть информация, которая нам нужна.

– Бирже? – удивился Уваров.

– Почему бирже? – не понял Коренев. Был он нынче какой-то рассеянный, не похожий на себя.

– Ты же зампрезидента биржи.

Михал Михалыч отмахнулся.

– Нет, речь не обо мне. Садись, поговорим.

7. Извне-3

– Внимание всем группам! Готовность «ноль»!

Три десятка человек, получившие этот сигнал, замерли, готовые действовать в соответствии с задачами, стоящими перед ними.

8. Неожиданное

Они сели на стулья перед подиумом с небольшой трибуной.

– Я представляю одну организацию, «Ксенфорс» называется, которую интересуют твои… – продолжил Коренев и не закончил.

В зал торопливо вошёл… Хаевич! За ним проследовал какой-то крупногабаритный мужчина с большой головой и бесцветными глазами, в тёмно-коричневом костюме и свитере с воротником, закрывающим шею до подбородка.

Заметив Коренева, Олег остановился, впившись глазами в его лицо. Михал Михалыч встал. Некоторое время они смотрели друг на друга оценивающе и ожидающе.

Уваров перевёл взгляд с одного на другого, внезапно прозревая, что его коллег по преферансу в данный момент интересуют совсем другие материи.

– Мы начали первыми, – сказал Хаевич мрачно, совсем не так, как разговаривал всегда.

Коренев пожал плечами.

– А мы шли за вами.

– А если мы ошибаемся и он не хроник? – прищурился Хаевич.

– Проверим.

– Проверять будем мы.

Коренев поднёс к губам запястье руки с часами.

– Контакт!

В зале как чёртики из коробки появились трое парней в чёрных костюмах, с пистолетами в руках.

Одного из них Уваров узнал: этот парень по имени Серёжа приезжал с Кореневым, когда математика остановили полицейские.

Хаевич засмеялся.

– Лихо работаешь, Михал Михалыч! Но ведь, как говорится, и мы не лыком шиты?

Он больше ничего не добавил, но в зале за спинами парней Коренева возникли такие же крутоплечие и мощные молодые люди, вооружённые пистолетами.

Спутники Коренева сунули руки под полы пиджаков.

– Предлагаю разойтись мирно, – сказал Хаевич. – Мы за ним следим уже три месяца.

– Мы тоже.

– И всё-таки приоритет за нами.

– Не уверен.

– В таком случае давайте решим всё как в добрые старые времена: подбросим монету, кому выпадет реверс, тот и забирает его.

– Да кто вы такие, в конце концов?! – обрёл дар речи Уваров. – Я уже догадался, что вы из разных контор, хотя никогда не думал, что играю с сотрудниками спецслужб. ФСБ, разведка, что там ещё у нас есть?

– Долго объяснять, – сказал Коренев.

– Ничего, я не спешу.

Коренев посмотрел на Хаевича.

– Патовая ситуация, коллега. Начнёте стрелять – она выйдет из-под контроля. Может быть, вызовем координаторов?

– Моих людей больше, – не согласился Хаевич. – Мы контролируем обстановку.

– Не уверен.

– Могу доказать.

– Попробуй.

Парни Хаевича наставили на парней Коренева оружие.

И в этот момент с грохотом распахнулись двери запасного выхода. В зал стремительно ворвались люди в пятнистых комбинезонах.

Парней Хаевича сбили с ног ворвавшиеся в зал через главный вход спецназовцы другой группы. В мгновение ока все присутствующие в конференц-зале были окружены и оказались в прицелах пистолетов-пулемётов.

Хаевич и Коренев, шокированные случившимся не менее Уварова, оглядели цепь спецназовцев, посмотрели друг на друга.

– Это твои? – одновременно спросили они.

– Нет. – В зал вошёл мужчина средних лет, одетый в светло-серый гражданский костюм. Уверенный в себе, сероглазый, с твёрдым волевым лицом. – Это мои люди.

С лицом Хаевича что-то произошло: на мгновение оно стало странным, почти нечеловеческим.

– «Триэн»! «Застава»!

– Совершенно верно, господа ксеноты. – Мужчина поманил кого-то пальцем. – Солома, всех задержанных – на базу.

– Слушаюсь, – козырнул спецназовец.

– Уж-ж-рсш! – проскрежетал Хаевич.

Коренев сунул руку в карман.

Два ствола пистолетов-пулемётов «Бизон» повернулись к нему.

– Не стоит, Михал Михалыч, или как вас там, – покачал головой мужчина в костюме. – Жизнь дороже. Или в вас заложена программа самоликвидации?

Коренев подумал, вынул руку из кармана.

Мужчина кивнул.

– Правильно, не стоит погибать ради бессмысленной попытки доказать твёрдость духа. Каковой у вас, скорее всего, нет. Кстати, где настоящий Коренев?

– Жив, – коротко бросил Михал Михалыч.

– А Олег Хаевич? – Мужчина бросил взгляд на Хаевича.

Тот скривил губы.

– Он слишком агрессивно себя вёл.

– Понятно.

– Э-э-э, – выдавил Уваров.

Все посмотрели на него.

– Вы сказали… они – ксеноты… что это значит?

Мужчина усмехнулся, глянул на приятелей Уварова.

– Покажите ему свою суть.

Хаевич ухмыльнулся в ответ, явно наслаждаясь растерянностью Александра Александровича, и вдруг лицо его стало изменяться, сузилось, превратилось в странную маску желтоватого цвета, напоминающую змеиную морду.

Лицо Коренева тоже изменилось, обрело цвет слоновой кости, и Уваров содрогнулся: сквозь щели глаз на него посмотрел самый настоящий динозавр!

9. Риск – благородное дело

Беседовали в машине мужчины в гражданском, которого все звали то полковником, то просто Петровичем. Полное имя его было – Иван Петрович Гордеев.

Потрясённый Уваров слушал собеседника и всё время ловил себя на мысли, что участвует помимо воли в каком-то чудовищном спектакле. При этом всё происходило наяву, он не спал, не грезил с открытыми глазами, и полковник, обыденным тоном излагавший невероятные теории, казался вполне нормальным человеком.

– Землю контролируют две внешние силы, – начал он, когда спецназ «упаковал» в спецтранспорт Хаевича с Корнеевым, оказавшимися эмиссарами чужих, и Уварова проводили к джипу Гордеева. – Одних мы условно называем «змеями», других «ящерами». Одни работают на «Ксенфорс», другие на «Герпафродит». На вас мы вышли случайно, когда в поле зрения наших наблюдателей попал Игорь Новихин.

– Он что, тоже из этих, из «змей»? – вяло удивился Уваров.

– Нет, он теневой биржевой игрок, хотя официально считается начальником службы безопасности Московской газовой биржи. В последнее время он стал часто выигрывать, применяя какую-то странную стратегию. Мы понаблюдали за ним и поняли, что он работает на структуру «ящеров». Взяли в разработку, вышли на вашу компанию и обнаружили, что за вами ведётся наблюдение сразу с двух сторон.

– На кой я им нужен?

– А вот тут много необъяснимого, – согласился Гордеев; джип помчался по Москве в сторону МКАД. – Они назвали вас хроником, то есть человеком, способным скачивать информацию из прошлого. Это действительно так?

– Да, я вижу происшедшие события, – признался Уваров.

Гордеев пристально посмотрел на него.

– И можете указать координаты исчезнувших цивилизаций?

– В общем, могу. Но я хотел бы сначала уточнить…

– Что?

– Вы из какой-то погранслужбы. Это государственная…

– Организация «Триэн» – негосударственная структура. Она получила свое название от аббревиатуры «Никого Над Нами». «Застава» – одно из ее подразделений. Мы уже два года работаем как чистильщики российского социума, поставив целью избавить страну, да и всё человечество в целом, от внешнего контроля.

Уваров недоверчиво прищурился.

– Вы считаете, это возможно?

Гордеев пожал плечами.

– Хорошо, что вы не задали более логичный вопрос: не сбрендили ли мы? Я уверен в одном: пора освободиться от паразитирующих на нас ксенотов. Возможно, именно этот фактор мешает людям развиваться этически. Пока же и «змеи» и «ящеры» с успехом используют в своих целях тех, кто жаждет власти любой ценой, и поддерживают в психически неустойчивых личностях эту жажду.

– Неужели Михал Михалыч…

– Нет, Коренев не согласился работать на «ящеров», вместо него они запустили своего агента под личиной Коренева.

– Я не заметил.

– Тонкая работа, – согласился Гордеев.

– Значит, Михал Михалыч жив?

– Мы его вызволим. А вот Хаевич погиб. Сначала он согласился работать на «змей», потом решил поторговаться и…

– Гады!

– Полностью с вами согласен, – кивнул Гордеев. – Вот, глотните. – Он подал Уварову плоскую фляжку. – Травяной тоник. Не бойтесь, нам травить вас ни к чему.

Уваров сделал несколько глотков, освеживших рот. Голова прояснилась.

– Спасибо.

– Вы не ответили на вопрос. – Гордеев упрятал фляжку в карман.

– Я думал, вы работаете на ФСБ.

– Работаю, начальником службы внутренней безопасности. Хотя при этом служу России и на другом поприще.

– Я могу вам верить?

Гордеев выдержал взгляд Александра Александровича.

– Можете. Если нам удастся использовать ваши знания, мы победим.

– Я вижу не только прошлое, – вдруг признался Уваров.

В глазах Ивана Петровича отразилось сомнение.

– Как вас понимать?

– Я вижу будущее. Правда, весьма отдалённое.

Гордеев на какое-то время замолчал, пребывая в ступоре. Сказал наконец тихо:

– Хроник… видящий будущее…

– Хотите верьте, хотите нет.

– Это же невозможно… Извините. Бог ты мой! Неужели вы откажетесь работать с нами? Да ведь мы по-настоящему выйдем в космос! Вам это не интересно? Вся жизнь впереди!

– Разденься и жди, – бледно улыбнулся Уваров.

– Что?

– Я пошутил. Понимаете, мне уже пятьдесят…

– Это не возраст.

– В пятьдесят мало кого тянет на подвиги.

– Не ставьте себе диагноз.

Уваров мысленным усилием «улетел» в пространство без звёзд, озаряемое лишь всполохами распадавшихся атомов.

Будущее…

А ведь и вправду интересно посмотреть, что ждёт человечество впереди. Справится ли оно с «ящерами» и «змеями»? Да и с самим собой. Ну а если «змеи» устроят за ним охоту?

– Они не оставят вас в покое, – проницательно покачал головой Гордеев. – В одиночку с ними не справиться.

Уваров очнулся.

– Всё равно страшно… я могу умереть.

Гордеев засмеялся.

– Для того чтобы умереть, достаточно родиться.

– С другой стороны, риск – благородное дело. Если вы пообещаете мне…

Гордеев посерьёзнел.

– Мы найдём способ защитить вас и ваших близких. Собственно, мы их уже охраняем. Куда вас доставить? На работу, домой?

– К вам, – сказал Уваров, сомневаясь в своей трезвости. – Я хочу знать всё.

Гордеев посмотрел на водителя.

– Солома, к Дэну.

Водитель оглянулся на Уварова, подмигнул ему.

– Поработаем, Сан Саныч?

Уваров проглотил ком в горле, и перед его мысленным взором снова развернулась необозримая панорама большого Космоса.

1. Локус контроля

Проснулся он выспавшийся, свежий, энергичный, словно голову продул морозный ветерок с запахом нашатыря. Захотелось чего-то необычного, нестандартного, отличающегося от рутинного утреннего распорядка: кофе – бутерброд – работа.

«Выпей шампанского», – подсказал внутренний собеседник Ватшина.

«Шампанское по утрам пьют только аристократы и дегенераты», – напомнил он высказывание героя Папанова из фильма «Бриллиантовая рука».

«Тогда спляши», – съязвил оппонент.

«Люсю разбужу».

«Полетай в космосе, ты же у нас известный звёздный скиталец, как сказал Миша Велюр, двадцать романов на эту тему настрочил».

Ватшин показал сам себе кулак, поднялся, стараясь не разбудить спящую жену, накинул куртку, вышел на балкон, доставая из пачки сигарету.

С высоты пятого этажа была видна покрытая льдом Москва-река с редкими «кочками» рыбаков, заснеженный лесок по ту сторону реки и ажурный живописный мост. Наступило хмурое январское утро, рассвело, шёл уже десятый час, но сегодня была суббота, и Люся отсыпалась, не собираясь вставать рано.

Внизу послышался треск шипованных шин подъехавшей автомашины, слышный гораздо сильнее, чем гул мотора.

Ватшин посмотрел на дорогу, подходившую к дому почти вплотную.

Из остановившегося джипа «Инфинити» золотистого цвета вылез мужчина в чёрной куртке, посмотрел на дом, в котором проживали супруги Ватшины. Глаза его встретились с глазами писателя.

Ватшин застыл как завороженный, держа сигарету двумя пальцами.

Замер и водитель джипа, заметив курильщика на балконе. Потом вдруг засуетился, нырнул обратно в кабину, джип заурчал, тронулся с места и исчез за углом дома.

«Блин! – подумал Ватшин, приходя в себя. – Какого чёрта он испугался?» – Настроение потускнело. Вспомнились наставления Гордеева – сообщать ему обо всём подозрительном, встречавшемся в повседневной жизни. Однако начинать утро с жалобы на странного водителя не хотелось, как не хотелось и верить в то, что он приехал специально для того, чтобы напугать писателя. Это было несерьёзно.

Ватшин смял недокуренную сигарету о дно пепельницы, вернулся в квартиру.

В памяти всплыл текст присланного по электронной почте файла, подписанного неким Кротовым. Иван Петрович сказал, что никакого «учёного-футуролога» по фамилии Кротов на самом деле не существовало. Зато существовал Крот – человек, обладающий уникальной способностью видеть будущее. Таких людей анксы называли хрониками, и ящеролюди, иначе драгоны, а также их оппоненты – змеелюди-герпы, очень хотели иметь в своём стане как плюс-хроников, то есть видящих будущее, так и минус-хроников, видящих прошлое. Вот почему они заволновались, прочитав роман Ватшина «Никому не верьте»: инопланетные «пастухи», наводнившие Землю и сражавшиеся меж собой за право управлять человеческим «стадом», решили, что писатель-фантаст Константин Ватшин – хроник! Либо знает кого-то из этих по сути экстрасенсов, свободно читающих будущее и прошлое. И устроили за ним слежку, а потом и вовсе решили тихонько ликвидировать!

Ватшин невольно глянул на спящую жену.

Людмила оказалась вовсе не такой пугливой, легкомысленной и простодушной особой, какой он её знал все четыре года совместной супружеской жизни. Выяснив, в чём дело, она не кинулась уговаривать мужа со слезами на глазах «бросить писать правду», не стала предъявлять претензии типа «ты мне всю жизнь испортил!» и угрожать, что уйдет. Она просто приняла к сведению новые обстоятельства и пообещала следовать за ним куда угодно, если придётся резко изменить образ жизни.

– Даже на край света! – храбро заявила она.

Однако такой самоотверженности пока не требовалось.

Служба безопасности «Заставы» задержала двух функционеров, служащих драгонам, которые угрожали Ватшину, приставила к нему охрану, и всё успокоилось на какое-то время.

Ватшин получил от издательства компенсацию за отказ печатать роман о ксенотах и начал новый – о путешествии во времени.

Люся продолжила работать в префектуре, мечтая о путешествии на море.

Жизнь наладилась. А о случившемся в конце декабря напоминал лишь охранник, провожавший Ватшина во время его поездок по городу, и редкие звонки Гордеева.

Константин закрылся на кухне, сварил себе кофе в джезве.

Снова вспомнился присланный Кротовым материал.

Если убитый ящеролюдьми хроник не привирал, на Земле уже сотни лет жили инопланетяне, маскируясь под людей. Они пробрались во все властные институты большинства государств, диктовали свои законы, подчиняли несогласных своим порядкам и завладели самыми важными инструментами управлениями народами, позволяющими им беспрепятственно вести свою политику: институтами образования, науки, культуры, средств массовой информации и телевидения. Средств борьбы с ними Кротов не знал, и Ватшину, привыкшему скрупулёзно, до мелочей, продумывать канву будущего романа, пришлось домысливать эти средства самому. Каково же было его удивление, когда он столкнулся с настоящими «бесогонами», как иронично называли себя реальные борцы с «пастухами», создавшие организацию «Застава». До сих пор Ватшину казалось, что все они придуманы им, а война с «пастухами» ведётся понарошку, виртуально, как новая стратегическая онлайн-игра.

Снова вспомнилось нападение бандитов, а точнее – киллеров ящеролюдей, когда Ватшин с Люсей собрались ехать на дачу под Новый год. На игру это было похоже мало, и он со вздохом признался сам себе, что приходится подчиняться правилам этой игры, финалом которой запросто может быть смерть.

К чёрту! – решительно оборвал он горестные воспоминания. Мы ещё посмотрим, кто кого! Что там писал Кротов? В тексте были какие-то рекомендации – как стать таким же хроником. Ну-ка, память, давай, напрягись, вытаскивай забытое!

Ватшин углубился в кладовые памяти, не востребованные до сих пор, остро пожалев, что не догадался сбросить полученный год назад файл кому-нибудь из друзей. Не пришлось бы в этом случае и память мучить.

Итак, Кротов советовал для начала научиться концентрировать внимание на достижении цели – при умении медитировать и не отвлекаться. Этому Константин научился давно, поскольку работа писателя требовала именно такого сосредоточения. Если уж он попадал в созданный собственным воображением мир, то начинал там жить и возвращался обратно в мир реальный, только когда кончалась энергия. Когда он уставал.

Хорошо, пошли дальше.

Кротов советовал научиться «спускаться вниз», к источнику всего сущего. Что он имел в виду? Физическую картину Мироздания? Вселенная, по мысли космологов, родилась после Большого Взрыва. Значит, надо нарисовать умозрительно этот взрыв? Момент рождения Метагалактики?

Ватшин закрыл глаза, представил, как это может выглядеть.

В пустом и чёрном пространстве загорается звёздочка…

Стоп! По современным теориям существует Большая, Бесконечная, вечно кипящая Вселенная, заполненная не пустотой (пусть простят меня учителя словесности), а перетекающей из одного состояния в другое энергией. Значит, в сверкании вихрей той Супервселенной загорается сверхмалая звёздочка и стремительно начинает расширяться. Этот этап учёные, кажется, назвали инфляцией. Что дальше?

Звёздочка за сверхкороткий отрезок времени расширяется до гигантских размеров и превращается… во что она там превращается? Со стороны не видно, надо попасть внутрь. Итак, мы внутри…

Ватшина обняла невероятная космическая пустота, пронизанная не менее невероятной тишиной! Ничто, из которого родилась будущая Метагалактика, продолжало расширяться, превращаясь в настоящее трёхмерное (а может быть, и многомерное) пространство, ещё не заполненное материей. Ватшину даже показалось, что он может пить эту пустоту как воду.

А затем весь этот невообразимо колоссальный объём, который невозможно было на самом деле назвать ни вакуумом, ни пустотой, ни пространством, взорвался ещё раз, превращаясь в пламя перворождённых элементарных частиц – суперструн, сверхточек, кварков и глюонов. Началась эпоха рекомбинации – превращения первичных кирпичиков Мироздания в элементарные частицы – протоны, нейтроны и электроны, которые через миллион лет образовали первые звёзды, протогалактики и протопланеты…

Ватшин вынырнул из своего мысленного путешествия, как пловец из воды, хватая ртом воздух. Обливаясь, допил остывший в чашке кофе.

«Бог ты мой! – подумал он с испугом. – Я ведь и в самом деле видел это! Значит, Кротов не зря именно мне прислал компромат на ксенотов? Я тоже – из тех, кто видит?»

Захотелось снова вернуться в прошлое, посмотреть, чем закончится эпоха рождения первых звёзд.

Однако на кухню вдруг зашла заспанная, в одной ночной рубашке, Люся, и Ватшин с сожалением отложил идею побродить по древней Вселенной, заполненной «дымом» начавшихся термоядерных реакций. Обнял жену, уткнувшись носом в её грудь.

– Разбудил? – Он поцеловал её.

– Я сама встала, – сонным голосом ответила она, прижав его голову к себе.

– Кофе хочешь?

– Хочу. – Люся улыбнулась, когда губы мужа нашли сосок груди под рубашкой. – Ты работал?

– Точно, – проговорил он с заминкой, не спеша признаваться в своём мысленном путешествии в прошлое. – Иди, умывайся, пока я кофе сделаю.

Люся послушно двинулась к двери, оглянулась.

– Знаешь, вчера меня с работы один молодой человек провожал.

– Вот как? – сдвинул он брови с нарочитой угрозой. – Кто? Я его знаю?

– Я сама его не знаю.

Ватшин засмеялся.

– А говоришь – провожал.

– Он сзади шёл, а когда я оглядывалась – прятался.

Сердце кольнула тревога.

– Этого нам не хватало! Ты его раньше видела?

– Нет.

– Почему же вчера не сказала?

– Забыла. – Люся вышла.

Ватшин повертел в руках пустую чашку и вдруг понял, что надо позвонить Гордееву. Интуиция подсказывала: ксеноты его не забыли.

2. Мера пресечения

Солома – кличку ему придумали ещё в школе из-за очень светлых, почти белых волос и из-за фамилии – по паспорту он был Соломиным Виктором Андреевичем. Цвет его волос и в зрелом возрасте почти не изменился, как и характер, весёлый и простой, легко отзывающийся на шутки товарищей. При этом Виктор был классным оперативником, мастером рукопашного боя, тонким аналитиком ситуаций и не зря командовал спецгруппой «Заставы», по физическим и психологическим кондициям не уступающей таким подразделениям силовых служб, как «Альфа» и «Кобра».

Конец ознакомительного фрагмента.