Глава 3
Управление «Л»
Хуже нет – ждать и догонять.
Эту поговорку наверняка придумали люди, весьма далекие от оперативно-разыскной специфики. Когда ты кого-то преследуешь, ты по горло занят, забываешь о времени и целиком сосредоточиваешься на цели, спина которой зазывно маячит где-то на пределе видимости.
Догнать любой ценой. Достичь. Добиться. Обыграть. Пересилить…
Если у тебя и жизнь устроена подобным же образом – есть ярко обозначенная цель и четко сформулированная мотивация ее достижения – ты весь срок своего пребывания в этом измерении будешь лететь как по рельсам, испуская моторный рев и искрясь от переполняющей тебя энергии.
А если у тебя нет такой цели? Нет мотивации для ее достижения? Нет никакой мотивации вообще?!
Что ты делаешь в таком случае? Целыми днями тупо сидишь на ж…, периодически задаваясь вопросом: на фига, вообще, я живу? Ради чего? Зачем я здесь?! И ждешь, когда с тобой произойдет что-нибудь из ряда вон. Пусть даже не очень хорошее, но непременно что-то экстраординарное, радикально меняющее надоевший образ жизни и вот это томительное никчемное ожидание.
Короче. Поговорка верна наполовину. В жизни нет ничего хуже ожидания. А особенно – страшного в своей неотвратимости ожидания смерти, о времени прихода которой тебя уже поставили в известность.
Вор задерживался. Я исписал кучу бумаги своими идиотскими сказками про истребительный отдел, выпил еще водки, с грехом пополам поел, глотая непережеванные куски, вздремнул и вновь протрезвел – а мой назначенный случаем судья все не ехал.
Рукосуя поменял любитель поболтать (на этот раз, правда, он работал глухонемым послушником: сидел на диване и молча лицезрел кучу барахла), его, в свою очередь, сменил третий супертяж, про которого и сказать-то нечего.
Вот так просто сидеть в ожидании конца было мучительно и муторно. Временами возникало острое желание плюнуть на все и броситься на сатрапов с кроватной спинкой наперевес. Единственно, что согревало в эти минуты, – крохотный лучик надежды. Я бросил на волю три воззвания. Если хотя бы одно из них дойдет до адресата, у меня есть шанс на спасение…
Прохор явился уже в первых лучах заходящего солнца (типа – Гесперида из централа!).
Живьем я его не видел ни разу, но фото на ориентировке было вполне актуальным – узнал, как только вошел.
Прохор не вписывается в стандартные рамки воровского облика, впечатанного в массовое сознание стараниями режиссеров и писателей. Никаких тебе благообразия и монументальности – это мелкий тип, шустрый, юркий, востроглазый и вообще какой-то по-пацански несолидный.
Тем не менее не следует забывать, что Прохор – один из крупнейших столичных авторитетов и вообще во всех отношениях большой человек. Вот вам пример, когда внешний облик никоим образом не соответствует статусу персоны.
– Били? – уточнил Прохор, ощупав меня цепким взглядом.
– Сопротивлялся, – очкарь слегка порозовел от смущения. – Эээ… Короче, хотел свалить – вон, Санька укусил.
– Ну-ну… – Прохор достал из кармана мятый листок и сунул очкарю: – На, читай.
– Это что?
– Читай. Вслух.
– Вслух?
– У тя че – уши заложило?
– Да не, я понял…. Гхм… Эмм… «Ящик непаленой водки…»
Я чуть с табурета не рухнул. Е-мое… Это ж мое воззвание!!!
– «…получишь ты, если позвонишь вот по этому телефону и скажешь: „Андрюху приняли. Четвертый по списку. Спросить близнецов, они в курсе“. Не забудь назваться и указать место, куда подвезти водяру. Гарантирую получение в течение часа после звонка…»
– Не понял… – в голосе очкаря сквозило безразмерное недоумение. – Это че такое?!
– А сам не догоняешь? – Прохор язвительно хмыкнул. – Это вот так вы его тут стерегли?! Глаз, говоришь, не спускали?
– Ну еп… Да как же… Ну, мля… Все время под присмотром…
– Дай-ка сюда, – Прохор забрал воззвание и сунул его в карман. – Так… На дальняк водили?
– Да, но…
– А ну, Афанас, пошли пацанов, пусть на улице за парашей поищут… – Прохор подошел ко мне и уточнил: – Сколько кинул?
Я сидел ни жив ни мертв – в буквальном смысле дар речи потерял. Нет, это вовсе не из-за близкого присутствия вора – человека, по слухам, жестокого, своенравного и непредсказуемого.
Мне сейчас было глубоко поровну, кто рядом: Джек Потрошитель, Чикатило или белокуро-оргастическая мечта шаловливой юности – Мэрилин Монро. Просто я был в шоке от того, что моя авантюра завершилась столь плачевно. Столько времени прошло, я уже начал верить, что у меня что-то получилось, и вдруг – нате вам!
– Раз, два, три, – Прохор сосчитал отсутствующие шары, прикасаясь пальцем к резьбе, и подмигнул мне: – Три малявы. Одна у меня. Осталось две.
После этого он сел на диван, закинул ногу за ногу и, дергая остроносой, до блеска начищенной туфлей, принялся сосредоточенно изучать дисплей своего мобильного.
Остальные молча стояли рядом. Очкарь был багров и глубоко несчастен, а мои конвоиры не смели поднять глаз.
Мои соболезнования, хлопцы. Ей-ей – не хотел. Ни причинять вам неудобства, ни, вообще, хоть как-то пересекаться с вами…
Вернулись пацаны Афанаса, доложили: пусто, на улице за сортиром ничего нет.
– Двое – на шоссе, – не отрывая взгляда от мобильника, распорядился Прохор. – Ждать, кто выйдет просить телефон. Остальные в деревню – работать ментами.
– В смысле – «ментами»?!
– Опрос местного населения, че непонятно?! У вас полчаса – добыть две оставшиеся малявы. Все – пошли.
Очкарь и мои конвоиры безропотно удалились. Остались двое крепышей, приехавших с Прохором, – наверное, телохранители.
– А ты шустрый, – одобрительно буркнул Прохор, продолжая пялиться в дисплей мобильного. – Неплохо придумал. Но ты, шустрый, маленько промахнулся. Знаешь, в чем?
Я подавленно молчал. В таком деле «маленько» не бывает. Если уж промахнулся, так на всю катушку, без скидок и права на апелляцию. Так что особой разницы – в чем именно промахнулся – нет.
– Тут телефонов ни у кого нету, – не дождавшись реакции, доброжелательно пояснил Прохор. – Давным-давно все с хат снесли и пропили до нитки. Какие, на хер, телефоны… Осталось два варианта: идти к ментам, просить трубу или с той же целью голосить на трассе: авось, кто из проезжающих сжалится и притормозит. Врубаешься? К ментам, понятное дело, никто не пойдет: тут сплошь наш народ, «хозяйский». А на трассе голосить можно до глубокой темноты. Потому что при свете дня хрен кто остановится – больно уж рожи у них страшные. И вообще, видуха такая, что в оторопь бросает. Хе-хе…
– А чего ж тогда вы остановились? – неожиданно для себя спросил я. (Ей-богу, минуту назад я даже и не планировал с ним разговаривать! Вот же харизматичная сволочь: несколькими фразами может расположить к себе кого угодно!)
– Да просто узнал бродягу, – Прохор мотнул туфлей в сторону Афанаса, который все это время подпирал спиной холодильник у двери. – Женя Крендель.
– А, да, – кивнул Афанас. – Хороший пацан был. Спился.
– Не с твоей ли помощью? – буркнул Прохор. – Я его едва узнал – страшный, совсем на себя не похож.
– Каждый сам себе хозяин, – Афанас обиженно поджал губы. – Я силком в рот никому не заливаю. Сами лезут, как тараканы, через все щели, и днем и ночью…
– Хорош гундеть! – чуть возвысил голос Прохор. – Иди спаивай народ дальше – мне с ментом переболтать надо.
Афанас скорбно покачал головой и уковылял прочь.
– Вы тоже – гулять, – Прохор ткнул носком туфли в сторону крепышей.
– Жора говорит – он кусучий…
– Потому его и посадили на привязь, – снизошел до объяснения Прохор. – Далеко не ходите, встаньте метрах в десяти, если что – позову.
Крепыши покинули сарай и закрыли за собой дверь.
– Меня интересует, что это за список, – негромко сказал Прохор. – В котором я – четвертый…
Я взял паузу и принялся медитировать на небольшое оконце под потолком, которому вдруг вздумалось прикинуться этаким здоровенным рубином в розовых лучах заката.
Нет – это я не из вредности, просто обдумывал, сказать правду или соврать что-нибудь половчее в свою пользу.
Со списком все просто: это картотечный каталог, в котором ориентировки на известных авторитетов расположены в алфавитном порядке. Фамилия Прохора – Аверченко, так что делайте выводы. Список этот хорошо знаком каждому оперу в любом райотделе, а «близнецы» – отличники боевой и политической подготовки – знают его наизусть. Прохору, безусловно, известно, что его досье лежит на почетном месте во всех ОВД, но почему он об этом спрашивает?
А! Кажется, я понимаю – почему. С кем он сейчас имеет дело? Правильно – с истребителем воров, злобным терминатором Горбенко. Ну так, может быть…
– Вообще думал, ты соображаешь получше, – недовольно буркнул Прохор. – Ты же опер, знаешь, что заставить человека говорить – это как два пальца об асфальт…
– Просто думаю, стоит вам об этом рассказывать или не надо.
– Типа – недостоин?
– Типа – информация для служебного пользования. Знаете такое понятие?
– Ха! «Понятие»… Тебя шлепнут через три часа, юноша. Тебе сейчас не все равно?
– Нет, не все равно.
– Ну… Молодец! Пацан в духе, держишься мужиком. А почему ты ко мне – на «вы»?
А потому что твое досье читал, сволочь. Ты терпеть не можешь фамильярности и ценишь уважительное отношение.
– Вы много старше меня. Воспитали так, к старшим – с уважением и на «вы».
– Ну вот – нормально воспитали! Люди говорят, ты детдомовский?
– Да, и это хорошо.
– Чем хорошо?
– Никто не будет плакать, когда сдохну.
– Ну… Кхм… Ладно, так и быть, я тебе в двух словах объясню, почему тебе стоит быть со мной откровенным.
– Можете не утруждать себя – я в курсе. Личных претензий ко мне у вас нет, и до передачи грузинам вы будете относиться ко мне хорошо.
– Ну… А что, по-твоему, этого мало?
– Учитывая, что через три часа меня шлепнут, – это вообще ничего. Знаете, как говорят в народе – перед смертью не надышишься.
– Понял. Значит, так…
– Но я вам все равно скажу. И знаете почему?
– Почему?
– А вы, возможно, измените свои планы насчет моей передачи.
– Ух ты! Вот это ты залупил, ментеныш… Ну давай, удиви меня. Я весь внимание.
– Я так понял, что времени у нас не очень много, – я взял исписанные листки и внушительно потряс ими. – Поэтому все подряд рассказывать не буду. Вот тут я написал кое-что, в общих чертах. Если внимательно читать…
– Да я почитаю, ты не волнуйся. А сейчас скажи мне насчет списка. Что это за список?
– Список плановых ликвидаций.
– Типа – расстрельный?!
– Ну, в общем…
– И я там четвертый?
– Да.
– Гхм-кхм… Эмм… А кто первый, второй, третий?
– Первый – Зураб.
– А, ну да…
– Второй – Боба Пургенов.
– Так…
Лицо вора утратило безмятежность. Боба Пургенов был убит месяц назад при весьма странных обстоятельствах, в которых, насколько я знаю, до сих пор не смог разобраться не только воровской мир, но даже его семейный клан.
– Так это вы, что ли, Бобу уронили?
– Ну…
– Ни хера себе… А третий?
– Яша.
– Погоди… Яша не вор! Почему он попал в список?
– А кто вам сказал, что в списке только воры?
– А кто тогда?
– Авторитеты, которые активно работают по «белому». На Яшу были плотно завязаны многие большие люди, которые промышляют «белой» темой. И вы их знаете. В общем, решили сразу рубануть по узлу.
– Так…
Прохор сунул мобильный в карман, встал с дивана, подошел поближе и, скрестив руки на груди, принялся смотреть мне прямо в глаза. Взгляд его был как кинжал – пронзительный и острый.
А я не чувствовал ни страха, ни смущения. Чего бояться? Если каким-то чудом не грохнут сейчас – сделают это в самое ближайшее время. Теперь они знают, где меня искать. Смущаться своего вранья – перед кем?! Перед мерзавцем, на котором клейма ставить негде? Не дождетесь…
– Пытаетесь определить, гон – не гон?
– Ага.
– И как?
– Да хер его знает… Ты вообще пацан в духе, с тобой непросто…
– Включите логику. Я вам перечислил три факта исполнения приговора по списку. Я в чем-то соврал? И вообще, какой смысл мне врать?
– Нет, врать-то смысл есть – жить захочешь, еще и не такое наврешь. Но вот факты… Мля… Никогда не думал, что такая херня будет! У нас же, блин, демократия и все такое…
– Честно говоря, я тоже не поверил, когда в этот отдел позвали. Но знаете – времена меняются…
– Погоди, а ты че, намекаешь, что можешь посодействовать, если я тебя отпущу?
– Ну, в общем…
– Но ты же ничего не решаешь. Ты кто? Просто пехота, верно? Боссы сами никогда руки не марают.
– Да, я пехота. Но я со своими людьми разрабатываю каждый «объект», готовлю его и… эмм… довожу до конечного результата. А еще я могу подсказать, как избежать участи остальных.
– Не, а это че, типа, не разовая акция? Это че теперь – везде вот такая хрень будет?
– Через неделю Дума примет закон, который проскочит в первом же чтении. И – да, по этому закону вот такая хрень начнется везде. Причем в массовом порядке.
– Ну и как мне «откосить»?
– Если вы меня отпустите – это, безусловно, вам зачтется. Но только лишь за одно это вас не отпустят с миром.
– Да ты покороче – че делать надо?
– Надо как можно быстрее соскочить с «белого». А еще лучше – встретиться с моим руководством и заявить о намерениях. Типа – выхожу из белой темы, можете про меня забыть. Тогда вы лично мое ведомство интересовать не будете вовсе.
– И где я найду твое руководство?
– Я могу организовать встречу. Если не доверяете – продумайте гарантии своей безопасности, выберите место на удобной вам территории.
– Ну, не знаю… – Прохор вернулся к дивану, сел и задумался. – Блин, как серпом по организму. Легко сказать – «Выйти из белой темы»… А у меня на этой теме, считай, вся база построена. Мало того, что лишусь семидесяти процентов дохода, так еще придется все перестраивать, перекраивать все отношения… А если ты меня сейчас динамишь и ни хрена этого не будет? Ты прикинь, каким дураком я буду выглядеть!
– Я сказал все, что знаю. Вам решать, как поступить. Не буду даже пробовать убеждать вас, но верю, что вы, как мудрый человек, примете правильное решение.
– А жить хочется, да?
– Странный вопрос!
– Это я насчет – «мудрый человек». А вроде мужиком держался.
– Да нет, это не комплимент – это констатация факта. Вор – это общепризнанная величина. Глупец или даже просто человек с ординарными способностями никогда не достигнет таких вершин.
– «Вершин»! – Прохор рассеянно усмехнулся. – Много ты знаешь про нас, юноша… Зураб, царствие небесное, был натуральным идиотом и психопатом. Завалив его, ты многим оказал большую услугу. Так что на будущее – не берись рассуждать, о чем не знаешь. И тогда не будет косяков.
– Спасибо за совет, но… не думаю, что он мне понадобится. Родичам Зураба на мое мнение наплевать, а после них я больше ни с кем беседовать не буду.
– Да, ты парень в духе… Короче, так. Отпустить тебя я не могу. Уже договорился насчет передачи. Если слово нарушу, можно сразу вскрываться. Вскрываться не хочу – ты мне не брат и даже не кореш.
– Ну что ж, извините… Зря потратил ваше время.
– Нет, не зря. – Прохор достал из кармана мое воззвание. – Это чей номер?
– Руководства.
– Ага… Сделаем так. Я сейчас тебя передам – это тут, недалеко, и позвоню вот по этому номеру. Сразу.
– Это будет поздно.
– Ни хера не поздно. Зураб на Котляковском похоронен. Тебя туда повезут. Это три часа езды. Вертолет у вас есть?
– В общем-то есть, но… А зачем – на кладбище?
– Ну как зачем? Шлепнуть тебя на могилке, – Прохор приятельски подмигнул мне. – Чтоб, значит, пролить на Зураба твою кровь и его душа успокоилась, почувствовала себя отомщенной.
– Блин, что за дикость…
– Да не скажи! – Прохор приятно улыбнулся. – Хороший обычай, мне нравится. В общем, у ваших будет три часа, чтобы тебя вызволить. Успеют – будешь мне должен. Поможешь откосить от этого списка. Не успеют – ну, значит, не судьба. Сам как-нибудь разберусь и не в таких запутках бывал…
– Вот не свезло… И вообще, почему его не в Питере похоронили? – вконец раскапризничался я. – Он же питерский!
– Он из московской «семьи», – терпеливо пояснил Прохор. – Короновали его здесь. А в Питере за районом «смотрел».
Да в курсе я, в курсе… Я вообще-то опером работаю, мне такие вещи по профилю положено знать – тем более о господине, которого пришлось исполнить самолично. Просто в такие минуты цепляешься за любую соломинку, ищешь любой повод, который может хотя бы ненадолго отдалить твой последний час. Согласитесь, Питер – это здорово! Сколько можно было бы еще пожить – пусть даже избитому до полусмерти…
– Вот же незадача… Так бы в Питер прокатились – вообще вагон времени.
– Да ладно, три часа тоже нормально.
– А пораньше никак нельзя?
– Никак. Черный Яр рядом, вдруг твои зашустрят не по-детски – еще мероприятие мне сорвут.
– Блин… А кто даст гарантию, что они меня раньше не шлепнут? Или что по дороге не будут резать меня на кусочки?
– Никто не даст, – Прохор согнал улыбку с лица. – И вообще, я сильно сомневаюсь, стоит ли мне звонить по этому номеру.
– Лучше бы вы меня отпустили, – обреченно вздохнув, буркнул я. – И тогда вы и ваши люди остались бы живы.
– Ха! – Прохор одобрительно покрутил головой и посмотрел на часы: – Молодец, люблю таких. Однако все: рамсы побоку, ехать надо…
Вы мне не поверите, но в царстве Прохора – владельца заводов, газет, пароходов – таки не нашлось даже самых завалящих наручников. У любого извращенца они есть, а у такого большого человека не оказалось: отвязав меня от кроватной спинки, крепыши тотчас же сковали мои запястья гибким велосипедным замком в нежно-голубой пластиковой оболочке и препроводили на заднее сиденье внедорожного «Мерседеса».
Велосипедный замок, поверьте на слово, – не самый лучший заменитель наручников, он жесткий, неудобный и негигиеничный. Руки тотчас же начали затекать.
– Для вас непринципиально – привезти меня грузинам с руками или без?
– А че такое?
– Кровоток перекрыли. Есть вариант довезти не просто без рук, а и с инсультом.
– Ослабьте, – бросил Прохор крепышам, устроившимся на заднем сиденье по обе стороны от меня.
– Опасно, – усомнился тот, что по правую сторону. – Слабину дать – может освободиться.
– Ну так а на хера вы там сидите? Боитесь – держите за руки.
Тот, что справа, немного ослабил замок, нервно вздохнул и развернулся ко мне вполоборота. То же самое сделал тот, что слева.
Правильно – бойтесь меня. И не важно, что мне не тягаться с вами в силе и сноровке и каждый из вас задавит меня за пять секунд. Я – истребитель воров, и баста.
Глупость, конечно, но под конец жизни начинаешь испытывать от этой натянутой и незаслуженной харизматичности какое-то нездоровое наслаждение.
– Спасибо.
– Не за что, – буркнул Прохор и кивнул водиле: – Поехали…
По дороге вор позвонил моему конвою, занимавшемуся оперативной «ментовской» работой, и потребовал доложить о результатах.
С момента отправки «опергруппы» не прошло и получаса, так что вопрос насчет результатов можно было рассматривать как откровенный глум. Получив вполне ожидаемый ответ, руководитель «оперативного штаба» незамедлительно выдал:
– Да при чем здесь время? Вам хоть сутки дай, толку все равно не будет. У вас еще пять минут. Если не найдете – сворачивайтесь и езжайте к Дмитровскому мосту. Подстрахуете на всякий случай.
У меня тут же возникло острое желание уточнить, что это может быть за случай, который требует подстраховки. Сами понимаете: недомолвки, недоверие и разногласия в стане врагов – это подарок, от которого не стоит отказываться в любой ситуации. А уж в моей – тем более. Я уже начал было лихорадочно подбирать слова, чтобы покорректнее сформулировать вопрос, но Прохор, не покладая трубы, позвонил еще кому-то и, даже не удосужившись поздороваться, сообщил:
– Буду минут через пятнадцать. Вы где?.. Ну, вы даете! Ну и что – пробка! Летайте на вертолете, вы богатые… Понял… Ага, понял… Не, я понял – ты не переживай. Но все равно, поторопитесь, я там до полуночи ждать не буду. Кому, в натуре, это больше надо – вам или мне?.. Хорошо, я немного подожду. Давай поспешайте…
Я понял, с кем он говорил, и желание что-то уточнять мгновенно пропало. Какой смысл? Будь здесь сейчас хоть целая банда дипломированных психологов с мировым именем, им не удалось бы убедить Прохора не отдавать меня грузинам. Ну так и не стоит метаться: лучше попробовать расслабиться, отдохнуть и собраться с силами. Очень скоро они мне понадобятся…
Минут через пятнадцать впереди показалось Дмитровское шоссе и мост через небольшую речушку. Не доехав до шоссе метров сто пятьдесят, мы с нарушением правил встали на левой обочине проселка, левым же бортом к заросшему густой травой берегу.
Тихо. Мрачно. Безлюдно… Справа – лес, слева, далеко за речкой, просматриваются очертания многоэтажек, окна которых семафорят мне пожарными сполохами заката: «А тебя, уе… ще, отвезут на кладбище! И устроят стрельбище, на грузинском капище…»
Тьфу ты, всякая фигня в голову лезет! Хотя насчет капища – это вовсе не от фонаря. Наши катались к могиле Зураба – по делам (сам я не ездил, как-то все недосуг), подивились: вместо привычного креста или плиты – его статуя в два человечьих роста, и скульптурная группа из троих близких «пацанов», которых ему ненадолго посчастливилось пережить. И вроде бы даже все это безобразие ваял его именитый тезка.
Конец ознакомительного фрагмента.